Текст книги "Атлас социальной психопатологии"

Я могу предсказать!

Вчера, мне снился страшный сон. В нем я проходил мимо больницы. Вижу, несут раненого человека в простыне. И мне дают конец этой простыни, чтобы я присоединился и помог нести. А у меня рука была порезана, и я боялся заразиться. Этого человека затащили в кузов машины. Я испачкался его кровью. Спрашиваю у него, болен ли он спидом или гепатитом. Гепатитом – точно нет, отвечает раненый, а вот, спидом, не знаю…

Сон был в ночь на 22.03.16 г. А утром я узнал о крупном теракте в Брюсселе.

Юнг говорил о способности предугадывать. Информация о событии, бывшем или будущем, приходит из бессознательного. Оно творится Богом, а не нашим мышлением, мы только улавливаем его своим эмоциональным состоянием.

Вспомните Гете: наши магнетические силы притягивают нужную информацию.

Тарковский предсказал в своем фильме «Сталкер» аварию на чернобыльской атомной станции. Там есть само понятие «зоны» – образовавшегося после падения метеорита пространства, где нет человека, где опасно шагу ступить, чтобы не погибнуть. Снимали фильм на территории бывшей заброшенной электростанции. В фильме из уст профессора звучит номер бункера; этот номер совпадает с номером блока атомной станции в Чернобыле, где впоследствии случилась авария (ученый упоминает «четвертый бункер»). То есть, совпали место, тип события, номер аварийного блока. И еще одно совпадение: в одном из кадров фильма мы видим оторванный листок календаря – «28 декабря», Тарковский умер 29 – го декабря…

Юнг упоминал, среди бесчисленного множества задокументированных фактов, видение Эммануила Сведенборга. В 1756 году этот мистик-богослов, будучи в Англии, «увидел», в форме, видимо, галлюцинации, большой пожар в Стокгольме. Как вскоре выяснилось, его видение в точности соответствовало реальным событиям. Пожар случился в том же месте и в то же время, как это привиделось Сведенборгу.

Тарковский в одном из своих последних парижских интервью предсказывал: «Ваш народ будет раздавлен на улицах». И вот, теракт в Ницце, когда люди, в буквальном смысле, были раздавлены.

Античный врач Авиценна оставил занятные размышления о роли аффекта в поведении и психике. Когда человек испытывает большую любовь или ненависть, то есть, находится в состоянии аффекта или даже безумия, психоза любви или ненависти, его душа способна «изменять» и подчинять себе другие вещи.

Вот основные механизмы такого «волшебства», согласно Альберту Великому (1485?):

– астрологическая ситуация совпадает с этой нашей сильной эмоцией, и то, что сделано астрологической (или какой – то иной высшей силой), кажется нам произведенной нашим аффектом;

– но наш аффект тоже не возникает сам собой, он, видимо, порожден этими силами, которые называются архетипами или Богом;

– аффект своей силой изменяет внешнюю и внутреннюю субстанцию;

– более низкие вещи склоняются перед достоинством нашей эмоции.

Любой человек способен магически повлиять на любую вещь, если его

охватит сильная страсть… и он должен совершить это с теми вещами, на которые указывает его душа, в тот момент, когда страсть охватывает его. Ибо душа в это время настолько жаждет сделать это дело, что она определяет самый важный и самый лучший астрологический час, который также управляет вещами, годящимися для этого дела…

 
Утро приходит за кукареканьем.
О, не летайте тем самолетом!
Будто сначала пишется реквием,
А уж потом все идет как по нотам.
 

Юнг проложил своего рода мостик к астрологии.

Психический процесс рождает некий образ и некие размышления.

Они рождаются в бессознательном и от нас не зависят.

С точки зрения Арнольда Гелинки, эти размышления порождены Богом, а не нами.

Демоны для психотерапии

Юнг верил в существование демонов. В своем интервью в 1946 г., сразу после второй мировой войны, он сказал, что немцы, с помощью позитивизма, изгнали из себя демона. Они переместили его вовне. Им так казалось. Но сам демон от них никуда не ушел.

Они уверовали в то, что демона в человеке нет. Такая аберрация сознания привела к тому, что все плохое в человеке было перенесено наружу, вовне, в частности, на людей другой расы. Зачарованные собственной правильностью, немцы пошли истреблять другие народы, носители, как они думали, всех пороков. Они свои пороки перенесли на других и с упоением их уничтожали. Собственно, таков в психиатрии механизм бреда. Свой демон переносится на окружение, на мир, на других людей.

Проследим много раз, со времен Блейлера и Крепелина, описанный алгоритм развития параноидного синдрома. Сначала возникает неопределенная тревога, потом она кристаллизуется непосредственно в идеи преследования. В состоянии охваченности бредом больной борется с врагами, и его тревога исчезает. Демон, живущий внутри его личности, с помощью уловки рационального сознания, переносится на «врага». Тревога субъективно переживается тяжелее, чем праведный гнев. С помощью бреда пациент спасается от «депрессивного разрыва».

Я курировал больного, химика, кандидата наук, который стал вдруг утверждать, будто в него вселился демон. Он говорил, что в тело вползает что – то скользкое и остается внутри живота. Ему стало казаться, что мир разделен на два лагеря, а некие «голоса» стали внушать ему, что он «дьявол». И подобное состояние часто повторялось у этого человекана протяжении многих лет. Лекарства не приносили ему искомого облегчения, он продолжал пребывать в тягостной тревоге. Вот этот человек считается психически больным. Да, он страдает, мучается тревогой, видит галлюцинаторного черта. Но самые опасные люди те, у которых демон тихо сидит внутри них и всю жизнь ими управляет, не показывая себя в виде галлюцинаций. Такие, как бы сказать, «немного психи» – можно определить их как «бесноватые», «одержимые». Они совершают преступления во имя добра, якобы. Юнг показал это на примере колченогого Геббельса, которого сама природа пометила дьявольским знаком хромоты.

Erchand Schon. Дьявол, играющий на волынке

В человеке все должно быть опасно

Рассуждая о природе власти, мастер киноизображения, режиссер А. Сокуров приходит к выводу, что она падает в руки обычных обывателей, со всеми своими проблемками. «Большинство острых и тяжелых исторических решений принимались не с учетом мнений компетентных советников и не из гуманитарных соображений, а именно на основании характерных капризов». И эти проблемки, эти метания аффекта отражаются потом на миллионах людей. Добиваются власти люди, с такими же, как у всех, болячками и изгибами характера.

В фильме «Молох» Сокуров показал Геббельса низеньким, худым и хромым подростком, придав ему хрестоматийные черты дьявола. Он также обратил наше внимание на тонкий, подростковый голос этого упыря. Абсолютнейший юношеский астеник, с незрелыми, плоскими шутками, выдавливающий из себя политические сентенции. Ну, все мы эти их «правила» знаем: врите сто раз в день, и вам поверят, чем чудовищнее ложь, тем охотнее ее принимают… Этот глупый подросток жег мало-мальски серьезные книги с неоднозначным содержимым.

В этом фильме сам фюрер мучился своим мазохизмом, и его невроз мучительно переходил в бомбардировку. Агрессией он ломал свой мазохистический сексуальный комплекс. Как тот наркоман из лугандона, воюя «полковником», преодолевал свою наркотическую зависимость. Ева Браун пыталась расшевелить в Гитлере любовь, естественные сексуальные порывы, но он был способен только на извращения типа мазохизма.

Автор идет дальше: не так опасен дьявол, как человек, ибо с дьяволом можно договориться – имеется в виду сделка с Фаустом, – а с человеком нет. Поэтому человек, изгнавший из себя дьявола, иррационален в своей жестокости. Известное, знакомое зло дьявола уходит, открывая простор для неведомого зла человека.

Фильм «Фауст» снят именно по мотивам Гете. В нем рассматривается жестокость человека, которая, по С. Лему, «…неизменно присуща человеческой природе, меняются только ее формы». Фауст показан в фильме

Сокурова как носитель человеческого зла, не в пример более жестокого, чем зло дьявола. Каков диагноз человеческого зла? В частности, зла известных тиранов – Гитлера и проч.? Звучит он так: разрыв с метафизикой. Фауст побивает несчастного черта камнями, он оказывается сильнее его. Это символ гордыни и непомерного тщеславия. Не оставить шансов на выживание даже черту! Но порывая с чертом, Фауст порывает и с метафизикой вообще, а, значит, и с богом.

«Мир управляется чугунными законами и законы эти, увы, не нарушаются – они не умеют нарушаться». В каких соотношениях находится метафизика и истина о мире (или мировая истина)? Вера в чудо, в преображение, с одной стороны, и суровая правда жизненных законов – с другой? Вот, скажем, война. Она воспринимается как очищение, люди празднуют победу в войне как геройство и возрождение духа. Но война – это еще и горькая истина, грязная, тяжелая, однообразная работа по умерщвлению плоти противника. Какова она, эта работа, – видно из воспоминаний участников войн. Во второй германской войне была закономерность: на передовой боец находился в среднем полтора месяца, затем – или смерть в бою или ранение. Солдаты испытывали пренебрежение к своей жизни, играли в рулетку, потому что чувствовали себя обреченными: не сейчас погибнут, так завтра. Войны неизбежны, как неизбежна жестокость человеческой природы. Это – не божеские законы и не законы дьявола.

Получается, это человеческие законы. Недаром князь Болконский, смертельно раненый, спрашивает под небом Аустерлица: «Зачем все это»?! Обращается, по всей видимости, к Богу, но это звучит как вопрос к чугунным законам Бытия, которыми сам Бог, скорее всего, не управляет.

Есть упоение в бою

Трагедия Гамлета вовсе не в том, что он погибает физически. Вступая в борьбу, вмешиваясь в ход истории, Гамлет входит в воронку событий, черную дыру, и там каким – то образом исчезает. Вспомните Гете: трагедия Гамлета в неизбежности действия. Уже вступая в борьбу, Гамлет подписал себе смертный приговор.

 
Быть может, прежде губ уже родился шепот
 

По Шкловскому, Гамлет – сосуд, куда поместили дуб. Дуб разросся и своими корнями разрушил сосуд. Дуб – это месть.

Указанный «случай» проявляется также в известной закономерности: «революция пожирает своих детей». Если вы начинаете борьбу, у вас есть некоторое время для экстаза в начале сражения, иными словами, «есть упоение в бою, у бездны мрачной на краю». После периода эйфории наступает черед бездны. Все революции проходили эти стадии. «О, как прекрасна сила твоя, революция»! – восклицала в начале двадцатого века никому ныне неизвестная поэтесса Эрнестина Шапирович. Потом они погибли в мясорубке термидора. Конечно, революция – есть квинтэссенция жизненного цикла, его кулак, что ли. В любом, менее эпохальном событии, у каждого человека мы увидим такие же переливы, синусоиды. Сначала бурная радость, невыразимое счастье, а после, с гнетущей закономерностью, наступает диссонанс этого самого счастья.

Конечно, «быть»!

Шекспир, как никто другой, видел устройство «этой машины». И он подсказал, как экзистенция превращается в агрессию мести. Ведь все поведение Гамлета, его, так сказать, бихевиористика, обусловлена попыткой преодоления «не могу быть».

А. Лэнгле прямо так и говорит: «… агрессивное поведение представляет собой борьбу с «не могу быть».

У последней черты

В человеке нет примитивной свободы поступков.

Не заходить за черту сакрального. Не предсказывать, в частности, свое самоубийство. (Это про Есенина и Маяковского.)

Почему застрелился Маяковский? Вступил в схватку с целым морем бед. Ну, хорошо, не сам, так через полное душевное приятие революции. Он вошел в сакральную воронку. И в этой опасной зоне каким – то образом погиб.

Прощальный крик ястреба

Бродский, видимо, ближе других подошел к проблеме свободы воли. В начале своего полета космический корабль привязан к земной базе, космодрому, но по мере отдаления от земли, становится свободен от пут притяжения и подчиняется законам иной гравитации. В стихотворении Бродского описан полет птицы в стратосферу, где свобода оборачивается жутким переживанием «иных начал».

Вообще, за прозрение надо заплатить. Гениальность стоит дорого. Свобода воли, поступок имеет право на существование, а человек имеет право его совершить. Но он за это заплатит. Гамлет, посягая на законы двора, вступая на тропу мести, презрев страх, входит в такие глубины жизни, о которых не знал, и в них гибнет. Он познал правду, но дорого заплатил за это. Те законы, которые он познал, его уничтожили. Нет, не так громко, – аннигилировали. Гамлет замолчал. А Шекспир или тот, кто назывался Шекспиром, прямо на это указал, закончив свою драму так: «Дальнейшее – молчание». Как в старой притче, мотылек, познав смысл огня, уже ничего не может об этом смысле рассказать. «Знающий не говорит…».

В фильме Сокурова «Телец» самый успешный политик двадцатого века смотрит на грозовое небо и едва заметно улыбается. Паралитик, он познал нечто, некий главный закон, главную истину и с улыбкой замолчал. В этом молчании весь смысл истории, ее предопределенности, ее законов, от чугунности, от железной простоты которых сводит вербальный и понятийный аппарат человека.

Музыка под снегом

Цикл эйфории и последующего краха постоянно звучит в симфониях Альфреда Шнитке, считавшего, между прочим, что музыка есть «подслушанный ветер времени». У него красивое развитие темы обрывается внезапным, ничем не мотивированным диссонансом. Тонкая, гармоничная мелодия выходит в неожиданную какофонию.

Шнитке чувствовал то, что большинство не в состоянии услышать: архетипы жизни в музыке. Она и с действительностью – то менее всего связана. Так, отдаленно, без ассоциаций. Но что же резонирует в нас в ответ на приведенный к гармонии шум!? Это очень похоже на сон, который также нематериален. И все таки сон существует! Значит, для чего – то это нужно! Но, главное, кому?!

 
А ведь сон – это тоже вещица,
Softembalmer, Синяя птица
Эльсинорских террас парапет…
 

Я видел во сне, как мы с дочерью получаем визу и плывем на пароме по феллиниевскому серебрянному морю. И тут же появляются другие люди – женщины, дети, мне знакомые. Они свободно входят в наше путешествие, изменяя весь сюжет. После, анализируя этот сон, я вспомнил алгоритмы Шнитке. У него всегда происходит трансформация темы: из нее самой рождаются другие, она с самого начала уже содержит в себе нечто другое, похожее, но уже не свое. Музыка, сон – вещи одного порядка. А Фрейд говорил, что сон – это царская дорога к бессознательному. К сердцевине всех вещей, к праматерии и прадуху. О сходстве сна и жизни писала Ахматова: «Теперь, когда все позади, даже старость…, все как – то почти мучительно проясняется: люди, дни, события, собственные поступки… И столько горьких и даже страшных чувств возникает при этом…».

В музыке Шнитке звучат две темы, две кардинальные сущности мира: внечеловеческое и человеческое. В Третьей симфонии они составляют основной конфликтный узел. То, что в человеке борется – его личность, побеждающая агрессию, и агрессия как всеобщее начало, как сущность природы. И еще один момент. В Кончерто гроссо номер один основная (барочная) тема изначально заражена бациллой перевозбуждения и невроза. За красивостью проступает невротичность (ажитато). Возникает образ издерганной, неврастенической красоты, который потом берет верх. Вообще, писал Шнитке, и доказывал это в своих сонатах, движение во времени неизбежно влечет ухудшение, неуклонную регрессию.

Баллада о горении

О теме рока говорили многие великие художники. Достаточно вспомнить наиболее известное – тему судьбы в симфонии Бетховена. Впавший в мистицизм советский писатель Валентин Катаев так говорил о предстоящей разлуке с любимой девушкой: «Какая же страшная сила разлучила нас?… Это было вмешательство в человеческую жизнь роковой силы как бы извне, не подвластной ни человеческой логике, ни простым человеческим чувствам».

Итак, мы знаем, что любая мелодия прервется, станет другой. Проще говоря, любовь исчезнет. Значит ли это, что надо быть циничным, надо прерывать отношения, уезжать, снижать пафос? Или надо ускорять чувство по примеру Ромео и Джульетты? В первом случае есть шанс продлить жизнь чувства, во втором – усилить его сгорание. Смысл, кстати говоря, «Гамлета» именно в том, что вступая в схватку, принц гибнет неизбежно.

И чем яростней действует герой любой драмы, тем быстрее сгорает.

Русский футурист Д. Бурлюк вывел афоризм: «Всякое движение разрушает форму». Ж. Деррида, автор теории деконструкции, говорил ведь ровно об этом!

Что же остается? Своею жизнью познать бытие. Заглянуть в его, – как это у Хайдеггера? – щель.

Идите и живите во времени, и познаете его. Ухватите его за фалды. Порой, с риском для собственной жизни.

Так и жили, хватая время, прыгая в поезд времени. И время поглощало их. Перемалывало, сжигало, засасывало. Такова участь героев, заглянувших по ту сторону фасада, в само время, в его артистическую гримуборную. Но увидевшие его не могли продолжать влачить жалкое существование обывателей. Мотылек, познавший огонь, не живет.

Стрела времени

Динамика неравновесных систем описана И. Пригожиным, который распространял ее на биологические и социальные процессы. Она включает понятие необратимости. Система не может пойти назад; кинопленку, запечатлевшую круги на воде от брошенного камня, нельзя прокрутить обратно, как нельзя «сыграть назад» фрагмент музыки. Что – то в человеческом восприятии будет противиться такому зеркальному, симметричному «ходу в прошлое».

Итак, социальная и биологическая система идет только вперед, пронизая материю как нож масло, как «стрела времени» субстанцию бытия. Мы всегда видим состояние между существующим и возникающим. Мы можем предсказывать лишь вероятностные изменения, которые произойдут в системе в будущем. Поэтому, вступая в какую – нибудь борьбу, ускоряя динамику системы, мы рискуем сами оказаться в опасном водовороте событий.

До 2014 года в городе Донецке был прекрасный аэропорт, улица Стратонавтов, там строили современные дома. И все перевернулось в один миг. Агрессия смела жалкую европеизированную цивилизацию. Оскотинившиеся повстанцы стреляли во все живое, бомбежками искорежили то, где жили люди, учились, любили, воспитывали детей. «Стрела времени» прошла по жизни как лом времени, оставив руины. Непонятно, откуда появилась агрессия, как она жила в людях? Какой бог, какой дьявол?! Это все в людях было. Это вних проснулось само. И время ушло безвозвратно.

Аффект как предчувствие

В переходной зоне, «на кромке бытия» возможно аффективное управление событиями. То, что Юнг описывал как предчувствие на примере Сведенборга. Этот человек увидел пожар в Стокгольме, находясь в Париже. И, действительно, в это самое время именно в Париже случился пожар. В кризисные моменты душа обнажается, и выступает наружу описанная Юнгом способность к предчувствию.

В фильмах Тарковского находим иллюстрацию юнговского феномена синхронии, когда события личной жизни, в воображении героя, повторяют события в мире. Так, Александр, герой «Жертвоприношения» верит, что его судьба может предотвратить ядерный апокалипсис. Он слышит по телевизору весть о ядерной атаке и сжигает свой дом, чтобы катастрофа исчезла.

Герой «Ностальгии», пытается спасти мир, пронося свечу по дну бассейна. Так, своим действием, можно сказать, «действием – аффектом», он влияет на мир. Данный кадр явно перекликается со взглядами Авиценны, Альберта Великого, Гете, полагавшими возможным влияние аффекта на внешние события и поступки других людей.

Герои, которые своим аффектом притягивают, пользуясь термином Гете, события внешней жизни и поступки других людей, сами попадают в воронку жизненных страстей, неизведанную судьбу. Каждый, прочитав это, сразу подумает о Гамлете и будет, несомненно, прав. Так мироздание устроено. Мы видим это на примере гравитации и черных дыр. Люди рискнувшие проникнуть в новые миры, изменить свое пребывание в привычных координатах пространства, неминуемо оказываются за «горизонтом событий».

 
Они уходят, выполнив заданье.
Их отзывают высшие миры.
 

Утрата Тени

Несколько слов о брюссельском теракте в марте 2016 г. Меня поразило, что главной реакцией политиков было: мы не свернем с пути демократии. То есть, не поимка преступников, не срочные меры по предупреждению терактов и изменению политики, а сохранить демократию: «… а мне чаю пить». Они говорят о мире и о любви. Их нельзя за это винить, конечно, но они выпячивают, непомерно раздувают свою рациональную сторону, совсем забывая о Тени.

 
У новой эры – новые химеры
 

Чего не учитывают современные политики?

1. Архетипа Тени, тайны народов, их аффекты из коллективного бессознательного. Сконструированные леваками модели «человека без свойств» преподносят неожиданные сюрпризы. Вот, почему, как вы думаете, женщины пошли на демонстрацию за войну в Украине? Почему плясали арабы после атаки на «башни – близнецы»? Да потому, что сокровенные желания смерти руководят ими. Их не кровожадность одолела, а Танатос – знак Тени. Они свою Тень не знают, а она в них сидит и всю жизнь ими управляет.

2. Точку бифуркации в динамике системы, обязательную возможность расхождения путей дальнейшего социального развития, которую невозможно предсказать, но к которой надо всегда быть готовым.

3. Постоянную необходимость реакции на неожиданности, без снобистской невротической завязки на идеалах добра.