Текст книги "Народ без элиты"

О пьянстве и отечественной интеллигенции

Всю жизнь читая очередные сетования и шутки на тему, какие же мы, русские, беспробудные пьяницы-алкоголики (а вся эта антиалкогольная печаль всегда шла только от интеллигенции), сейчас почему-то возмутился: да сколько можно и какого чёрта?! Сколько можно толочь эту воду в ступе??

Не помню уже, но в начале 90-х раза два или три был в Японии и удивлялся, как много у них откровенно бухих. Нет, не на работе или официальных встречах, а в метро или в местах общественных гуляний. Уже писал, что как-то в середине дня поехали в Токио в музеи (к большому удивлению сопровождавших нас японцев, агитировавших поехать в местный «Диснейленд»). Три огромных музея без посетителей стояли в парке японского стиля – с подстриженными соснами. В Политехническом музее кроме нас была ещё стайка американских школьников, в Историческом вообще кроме нас никого не было, в музей живописи мы и сами не пошли – устали. Так вот, практически на всех скамейках красивого музейного парка лежали бухие японские бомжи. А чего? Пустынная местность в центре муравейника Токио – где им ещё кайфовать?

Посмотрел статистику: японцы пьют на душу населения как бы вдвое меньше нашего. А вы их душу видели? Она же вдвое меньше нашей. Помню: чемоданы в гостинице хватают японские швейцары и таксисты, так на них же смотреть без слёз нельзя, они же ростом чуть выше этих чемоданов! Не в кино, а в реале японцы очень мелкий народ – много ли им саке надо? Да они его ещё и пьют горячим, а от этого оно сразу по мозгам бьёт.

Кроме того, ведь реальные алкоголики много и не пьют – им надо мало, но постоянно. Помню, был у меня прекрасный работник, но алкаш, пытался я его сагитировать полечиться в наркодиспансере от зависимости, а он меня убеждал, что он на самом деле не алкаш, а просто ему нужно для настроения каждый день бутылочку портвейна принять.

Но при всём обилии пьяных рож на улицах Японии японцев никто не упрекает в пьянстве и никто не тоскует о «бедном японском народе». А у нас всё попрекают Владимира Святославовича, который по версии летописи «Повести временных лет», выбирая для Руси веру, отказался от принятия мусульманства, которое запрещало употребление вина, со словами: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». А что, Владимир Святой хотел видеть своих подданных алкоголиками или они уже и были таковыми?

Опять же, по статистике за 2015 год, по потреблению алкоголя Россия не на первом месте – больше, чем в России, расход алкоголя на душу населения, скажем, в Литве, Эстонии и Чехии. Но почему никто не плачет об этих бедных спившихся алкоголиках?

Думаю, потому, что у японцев, чехов и прочих эстонцев нет такой прекрасной интеллигенции, как у русских, – некому там жевать и жевать сопли о повальном (японском, чешском, эстонском и литовском) пьянстве (а может, и есть, да я не знаю?). Но в любом случае у нас в России таких жалельщиков народа полно, причём века проходят, а их меньше не становится.

Их надо понять. Кто такой интеллигент? Это прежде всего тот, кто знает великую истину – что глупые люди работают руками, а умные работают головой. Какой признак того, что данный человек работает головой? Главный признак в том, что такой человек руками не работает. Раз руками не работает, то, значит, интеллигент.

К месту напомню, как поразился американский инженер Литтлпейдж, приехавший в СССР в 30-х годах восстанавливать добычу золота на Урале.

«Люди в Берлине, оказалось, говорили чистую правду, рассказывая про русские традиции, что инженеры и служащие предпочитают хорошо одеваться и сидеть у себя конторах, подальше от грязных рудничных шахт. Однажды, вскоре после приезда в Кочкарь, к нам на рудник прибыла группа из двухсот студентов на практику, в большинстве первокурсники.

…Проходя по руднику, я увидел, как группа юных коммунистов стоит с блокнотами и карандашами, зарисовывая технику. Подозвал нескольких и посоветовал им сразу пойти на рудник рабочими. Я пояснил, что реально выполняя различные операции, они научатся быстрее, чем любым другим способом, и впоследствии смогут легче обучать рабочих.

Они возмутились и резко возразили, что учатся на инженеров, а не рабочих. Я решил довести дело до логического конца и отдал приказ, чтобы их не допускали на рудник, если не подчинятся моему распоряжению. Некоторые попытались поднять шум…»

Итак, раз руками не работаешь, значит, ты умный, значит, ты интеллигент. И вот вырастает такое добро, а куда ему деться? Даже при царе, когда и просто грамотных было мало?

Да, конечно, можно было бы податься в промышленность и, как Генри Форд, организовать производство в России автомобилей или тракторов. Царь бы приветствовал и орденами усыпал. Но ведь русский интеллигент о технике и науке ничего, кроме слов, не знает. Можно было бы пойти в сельское хозяйство России и создать новые растения или породы скота. Царь бы в потомственное дворянство возвёл. Ведь стыдно сказать, но при всей своей территориальной огромности и огромной потребности в лошадях в России было выведено всего три породы лошадей. Граф Орлов для бегового баловства вывел орловского рысака, неизвестные воронежские крестьяне вывели тяжеловоза-битюга, и маршал Будённый вывел самую известную в мире российскую будённовскую породу лошадей. Так ведь, по воспоминаниям дочери, у Будённого был целый шкаф литературы по селекции животных, и эту литературу маршал скрупулёзно изучил.

Ну а вы можете представить себе, чтобы русский интеллигент читал книги по селекции?

Или, скажем, в императорской России интеллигент мог бы сильно помочь крестьянам, если бы организовал сельский банк и выдачей дешёвых кредитов «убил» кулака или, будучи «акулой пера», убедил царя взимать с крестьян подати не зараз осенью, а в четыре приёма поквартально. Но ведь для этого надо было не Гегеля заучивать, а понять, как реально кулаки и помещики грабят народ, а оно интеллигенту надо? Интеллигент это понять способен?

Итак, стал ты интеллигентом, то есть ни на что не способным, кроме болтовни и написания заученных банальностей, – стал «килькой пера». Ну как тебе обозначить свою полезность? Только показом, как ты переживаешь за народ! Но что от тебя толку, если ни черта не умеешь из того, что народу реально нужно? Нельзя же переживать за народ «воще», нужно же о чём-то конкретном!

И интеллигент переживает об этом конкретном – об «идиотизме крестьянской жизни» и о том, что русский народ – это горький пьяница. И начинает интеллигент «бороться с пьянством народа», и начинает талдычить и талдычить про «спившихся крестьян». В силу того, что ни о чём больше интеллигент со знанием дела говорить не способен. А про пьянство интеллигент действительно знает достаточно.

И сколько живёт интеллигент в России, столько у русских и слава горьких пьяниц.

Я тут недавно искал нужную цитату у А.Н. Энгельгардта, профессора-химика, сосланного царём в последней четверти XIX века в смоленское имение за участие в студенческих беспорядках. Энгельгардт создал образцовое сельское хозяйство, заодно подняв уровень жизни и крестьян в округе, а в своих «Письмах из деревни» он коснулся и проблемы пьянства русского народа.

«Костик пьяница, но не такой, как бывают в городах пьяницы из фабричных, чиновников или в деревнях – из помещиков, поповских, дворовых, пьяницы, пропившие ум, совесть и потерявшие образ человеческий. Костик любит выпить, погулять; он настолько же пьяница, насколько и те, которые, налюбовавшись на Шнейдершу, ужинают и пьют у Дюссо. Вообще нужно заметить, что между мужиками-поселянами отпетые пьяницы весьма редки. Я вот уже год живу в деревне и настоящих пьяниц, с отекшими лицами, помраченным умом, трясущимися руками, между мужиками не видал. При случае мужики, бабы, девки, даже дети пьют, шпарко пьют, даже пьяные напиваются (я говорю “даже”, потому что мужику много нужно, чтобы напиться пьяным, – два стакана водки бабе нипочем), но это не пьяница. Ведь и мы тоже пьем – посмотрите на Елисеева, Эрбера, Дюссо и т. п. – но ведь это еще не отпетое пьянство. Начитавшись в газетах о необыкновенном развитии у нас пьянства, я был удивлен тою трезвостью, которую увидал в наших деревнях. Конечно, пьют при случае – Святая, никольщина, покровщина, свадьбы, крестины, похороны, но не больше, чем пьем при случае и мы. Мне случилось бывать и на крестьянских сходках, и на съездах избирателей-землевладельцев – право, не могу сказать, где больше пьют. Числом полуштофов крестьяне, пожалуй, больше выпьют, но необходимо принять в расчет, что мужику выпить полштоф нипочем – галдеть только начнет, и больше ничего. (Штоф – 1,23 литра.) Проспится – и опять за соху. Я совершенно убежден, что разные меры против пьянства – чтобы на мельнице не было кабака, чтобы кабак отстоял от волостного правления на известное число сажен (экая штука мужику пройти несколько сажен – я вот за 15 верст на станцию езжу, чтобы выпить пива, которого нет в деревне) и пр. и пр. – суть меры ненужные, стеснительные и бесполезные. Все, что пишется в газетах о непомерном пьянстве, пишется корреспондентами, преимущественно чиновниками, из городов. Повторяю, мужик, даже и отпетый пьяница – что весьма редко, – пьющий иногда по нескольку дней без просыпу, не имеет того ужасного вида пьяниц, ведущих праздную и сидячую комнатную жизнь, пьяниц, с отекшим лицом, дрожащими руками, блуждающими глазами, помраченным рассудком. Такие пьяницы, которых встречаем между фабричными, дворовыми, отставными солдатами, писарями, чиновниками, помещиками, спившимися и опустившимися до последней степени, между крестьянами – людьми, находящимися в работе и движении на воздухе, – весьма редки, и я еще ни одного здесь такого не видал, хотя, не отрицаю, при случае крестьяне пьют шпарко. Я часто угощаю крестьян водкой, даю водки помногу, но никогда ничего худого не видел. Выпьют, повеселеют, песни запоют, иной, может, и завалится, подерутся иногда, положительно говорю, ничем не хуже, как если и мы закутим у Эрбера. Например, в зажин ржи я даю вечером жнеям по два стакана водки – хозяйственный расчет: жней должно являться по 4 на десятину (плата от десятины), но придет по 2, по 3 (не штрафовать же их); если же есть угощение, то придет по 6 и отхватывают половину поля в один день – и ничего. Выпьют по два стакана подряд (чтобы скорее в голову ударило), закусят, запоют песни и веселые разойдутся по деревням, пошумят, конечно, полюбезнее будут со своими парнями (а у Эрбера разве не так), а на завтра опять, как роса обсохнет, на работу как ни в чем не бывало».

М-да…

У русского народа на глазах теряется интерес к реальной жизни, которая невозможна без реальной работы, мало этого, русский народ вырождается, не видя цели в своей жизни, а мы всё стонем – пьянство, пьянство!

Но вернёмся к царской интеллигенции.

Каратели

Интеллигенция при царе формировалась в основном из класса паразитического дворянства, а у мужчин этого класса была обязанность – защищать Россию. И что касается этой обязанности, то нельзя не сказать о том, как исполнялась эта обязанность дворянством, а по сути теми же людьми, из которых состояла и интеллигенция царской России.

Обопрусь на вспоминание белогвардейского офицера Ю.В. Макарова «Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917. Мирное время и война».

Поскольку речь идёт о воспоминаниях, то сначала несколько слов о самом авторе. Ю. Макаров (1886–1949), уроженец богатой помещичьей семьи, к 1917 году был штабс-капитаном лейб-гвардии Семеновского полка.

А в связи с тем, что я буду эти воспоминания густо цитировать, то напомню термины: немецкое слово Leibgarde произошло от немецкого Leib – «тело» и латинского Guardia – «защита, охрана». Те, кто в настоящее время называются сержанты и старшины, в царской армии назывались «унтер-офицеры», те, кто сегодня лейтенанты и капитаны (у царя – прапорщики, подпоручики, поручики, штабс-капитаны и капитаны), назывались «обер-офицеры». А те, кто сегодня майоры, подполковники и полковники (у царя – подполковники и полковники), назывались «штаб-офицеры».

В Гражданскую войну Макаров воевал на стороне белых и, видимо, отличился в борьбе с «большевистской заразой», посему эмигрировал в 1920 году в Болгарию, а затем, в 1929 году – в Аргентину. Там примерно с 1936 года и по меньшей мере по 1945 год написал эту объёмную, в 500 страниц, книгу воспоминаний.

В годы Гражданской войны Макаров боролся с «быдлом» – с большевиками, но на момент окончания текста своих мемуаров он уже знал, что большевики построили настолько сильную Россию, что в результате они, белогвардейцы, борясь с большевиками, были врагами Великой России, а не её защитниками.

А Макарову явно не хотелось быть в этом качестве, то есть у этого мемуариста, безусловно, присутствовало желание как-то оправдать ту свою жизнь в царской слабой и уродливой России. Как-то приукрасить свою службу в лейб-гвардии Семеновском полку, который создан был Петром I, но который в начале XX века стал известен уже не этим, а бессмысленно жестокой расправой над восставшей Москвой в декабре 1905 года.

Нет, понятно, что восставшие стреляли по семёновцам, и нет ничего удивительного, что и семёновцы убивали восставших – чего уж тут сентиментальничать. Но речь идёт о бессмысленной жестокости, которая уже ничего не давала для скорейшего прекращения бунта. Даже Википедия сообщает:

«Военнослужащие полка производили незаконные обыски и расправы над жителями рабочих посёлков, служащими станций на линии Московско-Казанской железной дороги. Более 150 граждан были убиты без суда и следствия, в том числе на глазах у детей. Много людей было ранено. Некоторых стариков, помощников начальника станции Перово Сергея Орловского и Алексея Ларионова, встречавших военнослужащих с доверием, а также иных граждан, остановленных по пути, солдаты закололи штыками, офицеры раскраивали черепа саблями, трупы возвращались родным обезображенными до неузнаваемости (например, глазные впадины пробивались штыками до мозгов, лица представляли кровавую маску, вспарывались животы).

Командир полка Г. Мин, издал приказ подчинённым: «Арестованных не иметь, пощады не давать». Будучи в Люберцах под Москвой, Мин произнес речь перед согнанными на площадь мужиками: «Если ораторы вернутся, убивайте их. Убивайте чем попало – топором, дубиной. Отвечать за это не будете. Если сами не сладите, известите семёновцев. Тогда мы опять сюда придём».

Вот и вопрос: в чём был смысл этой жестокости семёновцев?

Царь Николай II был очень близок всем гвардейским полкам, достаточно часто с ними встречался, посему я не могу дать иных объяснений, кроме того, что семёновцы не просто подавляли бунт, а как-то хотели лично перед царём отличиться. Википедия сообщает:

«За свои действия в Москве Мин заслужил особую похвалу императора Николая II, в 1906 году был произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту, в апреле получил денежную премию «с присовокуплением царского поцелуя».

А что касается солдат, то тут свидетельствует сам Макаров: «В 1906 году, в июне, весь наш полк был приглашен в Петергоф к царю на “garden party”. Прием должен был произойти на царской даче, в Александрии, в дивном парке с громадными старыми деревьями и удивительной красоты зелеными лужайками. …Придя в положенное место, мы остановились и вытянулись в две шеренги, поротно, офицеры на своих местах. Вышел царь. Он тоже был в белом кителе и без оружия, в нашей форме; форму было видно только по синему околышу белой летней фуражки. Он обошел ряды и поздоровался. Потом скомандовали “Разойтись!” – и мы разделились. Нижние чины пошли дальше, где им были приготовлены столы с угощеньем, чай, сладкие булки, бутерброды и конфеты. Туда же пошел и царь с командиром полка, обходить столы. А мы, офицеры, отправились в другую сторону, где под деревьями стоял огромный круглый чайный стол, покрытый до земли белоснежной скатертью, а на нем серебряный самовар, чашки, печенья и всякая снедь. За столом сидела царица в белом кружевном платье и принимала “гостей”».

А вот по какому поводу царь с царицей приняли 2000 солдат и 45 офицеров Семёновского полка, Макаров в мемуарах глухо молчит, – молчит, что это был такой вид награды за расправу с бунтовщиками в Москве.

Макаров был принят в полк в мае 1905 года, а подавление революционного выступления в Москве было в декабре, то есть Макаров был активным участником подавления восстания, но в его мемуарах об этом ни слова! Вообще нет ни слова! К примеру, он сообщает, что полковник Мин был очень уважаем в полку, много и подробно описывает, как сам Макаров был принят в семье Мина – его женой и дочерью. Но лишь вскользь упоминает, что Мин был убит. А за что и кем Мин был убит – молчит!

Между тем Википедия более разговорчива: «Убит 13 августа 1906 года на глазах у жены и дочери четырьмя выстрелами в спину на перроне станции Новый Петергоф эсеркой Коноплянниковой. Был похоронен в Введенском соборе лейб-гвардии Семёновского полка. Коноплянникова повешена по приговору суда 29 августа 1906 года».

Это молчание Макарова понятно. Ведь, как водится, Ю.В. Макаров посвятил мемуары «памяти русских воинов, отстаивавших родную землю на протяжении ее тысячелетней истории». А подвиги семёновцев в Москве как-то несильно вписываются в это «отстаивание», и поэтому естественно молчание Макарова о подвигах карателя и собственном «подвиге».

Первый подвиг

А надо сказать, что, в отличие от фашистского переворота 1993 года, при царе участникам подавления революции нечего было стесняться – их жестокость призвана была предотвратить распространение революции, и они в то время ничего не скрывали. Это фашистская сволочь в погонах, расстрелявшая в 1993 году Верховный Совет, получив деньги, тут же скрылась, а участвовавшие в подавлении восстания получили статус «обстрелянных» офицеров и гордились этим.

Поэтому книга об их подвигах вышла практически сразу же – в 1906 году. Автор скрылся за, скорее всего, псевдонимом В. Владимиров, а назвал книгу «Карательная экспедиция отряда лейб-гвардии семёновского полка в декабрьские дни на Московско-Казанской жел. дор».

Я дам обширную цитату из неё, для удобства чтения не выделяя курсивом, но сначала «От автора»:

«Расследование на месте преступных действий карательного отряда лейб-гвардии Семёновского полка, призванного·в московские декабрьские дни подавить на Московско-Казанской железной дopoге забастовочное движение, производились мною по поручению редакции газеты “Русь”. Материал, добытый при опросе на месте целого ряда свидетелей, семей пострадавших и убитых, лиц, спасшихся от смерти, был напечатан за январь, февраль и март на страницах газет “Русь” и “Молва”».

То есть текст книги был предварительно помещён в газетах, чтобы критики успели дать свои замечания, посему текст в книге практически документален. Его, безусловно, читали революционеры, и, напомню, героиня-революционерка Коноплянникова пошла на смерть, чтобы пристрелить уже к тому времени генерала Мина. Пристрелить так, как офицеры лейб-гвардии Семёновского полка по приказу полковника Мина добивали раненых восставших.

Итак:

«…Важна для экспедиции была быстрота действий, которая порождала ужас, решительность и неуклонность военачальников, не останавливавшихся хотя бы на одну минуту раздумья перед совершением величайших преступлений.

И эта роль блестяще выполнена составом экспедиции из 18 офицеров под командой полковника Римана и отряда солдат. Было убито ими более 150 человек без суда и следствия, без права сказать свое последнее слово, без возможности знать за минуту до смерти, что будут убиты, без молитвы, без покаяния, без последнего “прости” своим детям, жёнам, родным. Все это было исполнено! И все это вселило ужас, который кровавым призраком гнался вслед за уходящим поездом, где жестокие мстители праздновали свою кровавую победу под стоны умирающих, избитых, израненных людей, заглушаемые грохотом и лязганием несущегося поезда и звоном бокалов “весёлого пира”.

Перед отъездом карательной экспедиции из Москвы·15 декабря был получен начальником экспедиции полковником Риманом приказ от командующего полком флигель-адъютанта Мина, в котором были преподаны те руководящие начала, которые легли в основу карательных действий экспедиции и от которых военачальники мало в чём отступали в действительности.

Этот приказ в копии привожу дословно.

«Копия.

15 декабря 1905 года. № 349.

Дополнение к приказу

по лейб-гвардии Семёновскому полка.

Г. Москва

16 сего декабря назначается экспедиция по Казанской железной дороге на станции: Перово, Люберцы и Коломна.

Начальником отряда назначается полковник Риман I.

Состав отряда

от лейб-гвардии Семёновского полка:

9 рота: капитан Швецов, подпоручики Альбертов 2-й и Макаров.

10 рота: капитан фон Сиверс 1-й, поручик Поливанов и подпоручик фон Фохт.

11 рота: штабс-капитан Назимов 2-й и подпоручики Шарнгорст и Романовский.

12 рота: капитан Зыков и подпоручик Шрамченко.

14 рота: капитан фон Тимрот 1-й, подпоручики фон Крузенштерн и фон Миних.

15 рота: капитан Майер, подпоручики Фалеев и Никаноров.

2 орудия – 2-й батареи л. – гв. 1-й артиллерийской бригады.

2 пулемёта 5-й туркестанской пулемётной роты.

Цель и назначение отряда – захватить станцию Перово, обыскать мастерские и строения по указанию станового пристава князя Вадбольского и жандармского подполковника Смирницкого.

Отыскать главарей Ухтомского, Котляренко, Татаринского, Иванова и других, по указанию князя Вадбольского и жандармского подполковника Смирницкого. Уничтожить боевую дружину. Исполнив задачу, оставить на ст. Перово одну роту, поручив ей охрану станции и окрестного района.

Оказывать содействие правительственным железнодорожным агентам для восстановления движения. Затем следовать в Люберцы, где занять станцию, произвести обыски селения завода, в остальном действовать так же, как в Перово.

Общие указания: арестованных не иметь и действовать беспощадно. Каждый дом, из которого будет произведен выстрел, уничтожать огнём или артиллерией.

По возможности щадить и охранять всякие железнодорожные сооружения, необходимые и полезные для обслуживания железной дороги.

На станции «Сортировочная» оставить одну роту, назначение которой не допускать движение поездов в Москву, заграждая путь шпалами выбрасывая сигнал «остановка» и в случае неповиновения открывать огонь.

Иметь строгое наблюдение за телеграфными аппаратами.

Далее отряду двинуться на ст. Коломна, где произвести обыск и осмотр и остаться впредь до особого распоряжения.

Перевязочные пункты устроить: один пункт на ст. Перово (один врач и один фельдшер) и один пункт на ст. Люберцы (один врач и один фельдшер). О действиях отряда и о результатах начальнику отряда полковнику Риману представить мне подробное донесение.

Подлинное подписал: командующий полком,

флигель-адъютант полковник Мин.

Верно: полковой адъютант подпоручик фон Брюмер.

Приказ роздан в 9 час. вечера».

Согласно этому приказу, руководствуясь общими указаниями «арестованных не иметь и действовать беспощадно», полковник Риман в точности исполнил его и действительно никого не арестовывал; он или убивал людей сейчас же, немедленно. Или отпускал их на свободу, причём даже старался не оставлять раненых, в случаях если оказывались недобитые – пристреливал их из револьвера. Хотя в этом приказе и значится устроить два перевязочных пункта – один на станции Перово и другой на станции Люберцы, – но оба этих пункта не для раненых из обывателей.

Когда оказывались раненные из населения, оставшиеся в живых только по ошибке и недосмотру расстреливавших их, как это было в Перове, то их подбирали санитары, случайно находившиеся в санитарных поездах, пришедших с Дальнего Востока в перовские мастерские. Они уносили их к себе в санитарные вагоны, укладывали их там и лечили».