Текст книги "Убийцы Сталина и Берии"

Помощники смерти

Существует устойчивое мнение, что членов правительства лечат самыми лучшими лекарствами с применением самого лучшего оборудования самые лучшие врачи. Я тоже одно время так думал, пока меня не заставил взглянуть на это по-другому такой случай.

Как-то меня, начальника цеха, вызвали к директору завода (умнейшему человеку, кстати) по какому-то производственному делу. Я зашел к нему в кабинет в момент, когда он очень огорченно разговаривал по телефону. Из его реплик я понял, что он получил известие о смерти старого товарища – директора Магнитогорского меткомбината. Когда он положил трубку, то еще под впечатлением от известия он горестно обругал покойного: «Дурак! У него в Магнитогорске прекрасные врачи, прекрасные больницы, а он поехал делать операцию в Москву к этим коновалам из 4-го управления! Да что же он – с ума сошел, что ли?!» Меня тогда очень удивило такое презрение к врачам, которые лечат Правительство СССР, но расспросить я не смог – директор переключился на вопрос, по которому меня вызвал.

Потом я возвратился мыслями к этому эпизоду и пришел к выводу, что директор прав. Врачи обычных больниц и поликлиник лечат всех подряд и загружены, как правило, на двух или более ставках до отказа. А кремлевских врачей щадят. Уже поэтому при прочих равных условиях обычный врач имеет гораздо большую практику и, следовательно, гораздо высшую реальную квалификацию, чем кремлевский.

Кроме того, врачебная квалификация кремлевских врачей резко снижена за счет их ученых званий. Ведь на получение этих званий они время забирали у своей практики, да и потом забирали у нее время за счет чтения лекций, просиживания штанов в комиссиях и президиумах. Можно достаточно уверенно сказать, что в среднем чем выше у врача ученое звание, тем хуже он как врач. (Но пациенты любят, чтобы их лечил профессор, им как-то спокойнее при профессоре умирать.)

Вот возьмите случай с Тимашук. Три профессора (из них один академик) уже много дней ошивались у постели больного Жданова и оказались не способны определить, чем он болен, а врач Тимашук, без какого-либо ученого звания, поставила диагноз немедленно после прочтения первой же кардиограммы и беглого взгляда на результаты анализа крови.

Положение с кремлевскими врачами усугубляет то, что эти должности уже давно заполняются блатными – тупыми детками, которых сначала по блату устроили в мединститут, а потом, по блату, в кремлевские врачи. Халява манит. Академик Виноградов, главный терапевт Лечсанупра Кремля, помимо зарплаты на этой должности, получал зарплату еще и как завкафедры в 1-м ММИ, главный редактор журнала «Терапевтический архив», заведующий электрографическим отделением института терапии АМН СССР и еще с ряда других должностей. Все посвящал деньгам. Костырченко пишет: «Когда 4 ноября оперативники пришли за Виноградовым, их поразило богатое убранство его квартиры, которую можно было спутать со средней руки музеем. Профессор происходил из провинциальной семьи мелкого железнодорожного служащего, но еще до революции благодаря успешной врачебной практике успел стать довольно состоятельным человеком, держал собственных призовых лошадей на ипподроме, коллекционировал живопись, антиквариат. Стены жилища лейб-медика украшали картины И.Е. Репина, И.И. Шишкина, К.П. Брюллова и других первоклассных русских мастеров. При обыске были обнаружены, кроме того, золотые монеты, бриллианты, другие драгоценности, даже солидная сумма в американской валюте»³⁷⁰.

При таких заботах откуда время, чтобы лечить членов правительства? Упомянутая врач Карпай в 1940—1942 гг. была лечащим врачом председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина. В 1942 г. она обратилась к Виноградову, чтобы тот назначил тщательное обследование Михаила Ивановича, поскольку ей не понравились его жалобы на боли в животе. Как же, станет медицинское светило слушать какую-то Карпай! Виноградов назначил Калинину клизмы, диету и таблетки. А когда через два года хирург вскрыл Калинину брюшную полость, то оказалось, что раковая опухоль достигла размеров, при которых ее уже нельзя вырезать. Хирург Очкин сделал что смог, но Калинин через два года умер³⁷¹.

Но, возможно, самое тяжелое для пациентов то, что эти врачи боятся лечить. Районный врач боится гораздо меньше и лечит сам, под свою ответственность и легких, и тяжелых больных. А в Кремле пациенты – очень важные персоны, и врачи снимают с себя ответственность консилиумами. А консилиум штука хитрая. Представьте, что у четырех профессоров консилиума мнения разделились, пациент умер, а вскрытие показало правоту двух. А что делать с другими двумя, которые ошиблись в диагнозе? Их ведь надо увольнять. И корпоративная солидарность требует от врачей консилиума согласиться с одним общим мнением. Тогда если пациент умрет, то можно будет выкручиваться – дескать, течение болезни было столь сложным, что 4 самых светлых ума не могли его определить.

Ведь почему Егоров убедил Тимашук забрать из больничной карточки Жданова свою кардиограмму и дать «осторожное» заключение? Именно потому, что она понимала, чем грозят разногласия.

В тяжелых случаях эти кремлевские врачи не лечат пациента, а страхуют себя на случай его смерти каким-нибудь расплывчатым диагнозом и универсальными лекарствами, которые никому не вредят, но и никого не лечат.

Вот, к примеру, строчки из воспоминаний уже упомянутого мною профессора Мясникова о том, как все медицинские светила Москвы лечили Сталина:

«На следующее утро, четвертого, кому-то пришла в голову идея, нет ли вдобавок ко всему инфаркта миокарда. Из больницы пришла молоденькая врачиха, сняла электрокардиограммы и безапелляционно заявила: «Да, инфаркт».

Переполох. Уже в деле врачей фигурировало умышленное недиагностирование инфаркта миокарда у погубленных-де ими руководителей государства.

Теперь, вероятно, мы… Ведь до сих пор мы в своих медицинских заключениях не указывали на возможность инфаркта. А они уже известны всему миру. Жаловаться на боль, столь характерный симптом инфаркта, Сталин, будучи без сознания, естественно, не мог. Лейкоцитоз и повышенная температура могли говорить и в пользу инфаркта»³⁷².

У меня вопрос. Симптомы показывали, что у Сталина мог быть инфаркт, так какого же черта два дня никто не делал ему электрокардиограмму? Какого черта вы, профессора, там околачивались?

Далее такая строчка: «Весь день пятого мы что-то впрыскивали, писали дневники, составляли бюллетени». Что значит «что-то впрыскивали»! Вы его лечили или «что-то впрыскивали»?³⁷³

И вот, наконец, для Мясникова наступила и большая радость: «По ходу вскрытия мы, конечно, беспокоились – что с сердцем? Откуда кровавая рвота? Все подтвердилось. Инфаркта не оказалось (были найдены лишь очаги кровоизлияний)»³⁷⁴.

(Как в «Отцах и детях». «Больной перед смертью потел? – Потел. – Это очень хорошо!»)

Обычный сельский врач Сталина бы лечил, а эти, вместо того чтобы лечить, со страхом ждали результатов вскрытия своего пациента и обозначали свое присутствие тем, что «что-то впрыскивали».

Или возьмем случай с академиком Ландау, который сумел выжить благодаря обычному врачу после тяжелой аварии, но которого все же добил консилиум академиков медицины. История его болезни и смерти, прекрасно описанная женой, в целом напоминает чем-то Божью кару: каким Ландау был академиком физики, такие академики медицины его и лечили. Такой вот вопиющий момент.

Поскольку у Ландау были сильно повреждены легкие, то американцы прислали самолетом посылку с очень сильным антибиотиком. Получил эту посылку в аэропорту «друг» и соавтор Ландау академик Лившиц. Лившиц и академики медицины, составлявшие консилиум «по лечению» Ландау, были уверены, что Ландау умрет, а лекарства такого в СССР еще не было, и оно на черном рынке стоило баснословно дорого. Вот академик Лившиц и устроил небольшую коммерцию: он не передал всю посылку в больницу, а выдавал антибиотик поштучно, ампулами. Остальные ампулы он продавал за хорошие деньги тем, кого к нему направляли академики консилиума по «лечению Ландау».

Американский антибиотик оказался эффективным, раны у Ландау зажили. Но его после этого три года непрерывно поносило – он «ходил» чуть ли не через 20 минут. Академики консилиума безапелляционно заявили, что это на нервной почве. Трагизм положения заключался в том, что, пока Ландау официально лечил консилиум академиков, нормальные врачи боялись к Ландау приблизиться даже тайно. (Если академики узнают, что какой-то врач поставил диагноз, расходящийся с их диагнозом, они замордуют впоследствии такого врача и сживут его со свету – на каждого умершего у этого врача будут составлять акты, что он умер по вине этого врача. Не дадут защищать диссертации ни ему, ни его друзьям.)

А нормальный врач, видя, что его пациента поносит, уже через день-два взял бы кал на анализ и разобрался, в чем дело. Академикам медицины такое и за три года в голову не пришло. И когда жена Ландау, три года спустя, сумела привлечь к лечению мужа нормального врача, тот взял анализы и выяснил, что весь желудочно-кишечный тракт Ландау поражен грибком того антибиотика, который прислали американцы. Такое может случиться при применении любого антибиотика, и против этого во всем мире используется очень недорогое и недефицитное лекарство – нистатин. Американские врачи как чувствовали, что Ландау будут лечить не врачи, а академики, поэтому они в посылку с антибиотиком вложили и имевшийся в СССР нистатин – намекнули академикам. Но так как нистатином из-за его недефицитности нельзя было спекулировать, то Лившиц забыл о нем сообщить академикам консилиума, а у тех самих не хватило ума давать Ландау нистатин вместе с антибиотиком. Чудо то, что железное здоровье Ландау позволяло ему сопротивляться лечению академиков более трех лет³⁷⁵.

Я понимаю, что никого из читателей не убедил, и случись им заболеть, все будут искать профессора. Что поделать – таковы люди. Я, может, и сам буду искать… Но хочу предложить нечто вроде статистики.

Особенно старательно 4-й Главк Минздрава СССР, в девичестве – Лечсанупр Кремля, лечил глав Советского Союза. Некоторых он залечил до смерти на трудовом посту, а некоторые сумели избежать этой участи в основном за счет того, что их «ушли» на пенсию.

На посту главы СССР скончались в многоопытных руках кремлевских медиков: И.В. Сталин – в 74 года, Л.И. Брежнев – в 76 лет, Ю.В. Андропов – в 70 лет, К.У. Черненко – в 74 года. (Причем последние трое еще задолго до смерти выглядели так, что краше в гроб кладут.) Итого, под опекой кремлевских медиков главы Советского государства доживали в среднем до чуть более 73-х лет.

Скончались своей смертью на пенсии: В.М. Молотов – в 96 лет; М.Г. Маленков – в 86 лет; НА. Булганин – в 80 лет, и всех подвел пенсионер Н.С. Хрущев, скончавшийся всего в 77 лет. Итого, вырвавшись из рук кремлевских врачей, главы СССР жили в среднем до 82 лет. Разница в 9 лет. Лечение у профессоров даром для здоровья не проходит. Так что Жданова врачи могли залечить и без желания его убить. Просто в силу своей трусости и некомпетентности.

Телохранитель вождя

Для Сталина угроза смерти непрерывно возрастала и от того, что полностью морально сгнил начальник его охраны – Н.С. Власик.

Нет, Власик в точном смысле слова Сталина не предал. Я в его предательство не могу поверить, прочитав воспоминания Власика. Они были написаны, когда всякая шавка в СССР норовила бросить в Сталина ком грязи, а Власик его в это время защищал! Ни единого плохого слова о Сталине не написал. Мне кажется это немыслимым, чтобы человек готовил убийство, а потом, когда о жертве разрешалось говорить только плохое, ничего плохого не сказал. Думаю, что так не бывает – в помыслах по отношению к Сталину Власик чист.

Тем не менее он к концу своей службы оскотинился и предал Сталина, сам того не подозревая, своим скотством.

Как и любое Животное, он любил барахло, но надо сказать, что все же в меньших размерах, чем, к примеру, Абакумов. У Власика было другое хобби – сексуальные победы. Когда на суде председательствующий спросил у его друга Стенберга о том, скольких женщин Власика тот знает, то ответ вызвал у Стенберга затруднение:

«Я затрудняюсь сказать, со сколькими женщинами он сожительствовал, ибо часто бывало так, что во время наших встреч у него на даче он с той или иной женщиной удалялся в другие комнаты. Но что он там делал, мне неизвестно».

Отдадим должное нравам тех времен – «групповух» Власик, как видите, не устраивал, но и своего не упускал. Стенберг показывал:

«Должен сказать, что Власик морально разложившийся человек. Он сожительствовал с многими женщинами, в частности, с Николаевой, Рязанцевой, Докукиной, Локтионовой, Спириной, Вещицкой, Градусовой, Авериной, Верой В.

Я полагаю, что Власик также сожительствовал с Щербаковой, с сестрами Городничевыми, Людой, Адой, Соней, Кругликовой, Сергеевой и ее сестрой и другими, имена которых я не помню.

Поддерживая со мной товарищеские отношения, Власик спаивал меня и мою жену и сожительствовал с ней, о чем сам Власик впоследствии цинично рассказывал мне»³⁷⁶.

Да, Власик был циником. Когда суд вызвал в качестве свидетеля некую Иванскую (о которой Стенберг забыл упомянуть), бедная женщина, мужнина жена попыталась представить дело так, что она ездила к Власику чуть ли не в шахматы играть, но Власику вдруг вздумалось именно в этом вопросе говорить суду правду и ничего, кроме правды: «После того, как ее бросил Окунев, я жил с ней как с женщиной. И должен сказать, что чаще звонила она мне сама, чем я ей». Хвастунишка! Судья поинтересовался, как долго продолжалась интимная связь Власика со свидетельницей. Власик охотно пояснил: «Довольно длительное время. Но встречи были очень редкими, примерно один-два раза в год» ³⁷⁷. Оно и понятно – список женщин у Власика был немаленький, и везде надо было успеть. Но когда судья засомневался, что при таких нагрузках Власик еще и успевал правительство охранять, то тот обиделся: «В вопросах несения службы я был всегда на месте. Выпивки и встречи с женщинами были за счет моего здоровья и в свободное время. Признаю, что женщин у меня было много»³⁷⁸.

Но то что Власик, вместо того, чтобы ломать голову над планами охраны правительства в тех или иных местах, ломал голову над списком своих женщин на предмет покрытия очередной телки, это еще полбеды. Он болтал и творил вещи просто преступные для человека его должности. Чтобы понять их смысл, приведу пару примеров того, как организовываются покушения на глав государств. Возьмем цитату из книги А. Колпакиди и Е. Прудниковой «Двойной заговор»³⁷⁹.

«Японский генштаб давно уже лелеял мечту ликвидировать Сталина – не было только подходящего случая. Однако летом 1938 г. такой случай представился – перешел границу и сдался японцам начальник Дальневосточного управления НКВД Генрих Люшков, человек, хорошо знавший обстановку в России и лютой ненавистью ненавидевший Сталина. Вскоре начальником японского генштаба была утверждена операция под кодовым названием «Медведь».

Осуществить ее должна была группа из шести членов эмигрантского «Союза русских патриотов». Их фамилии: Безыменский, Лебеденко, Малхак, Смирнов, Сурков и Зеленин. Они должны были перейти границу СССР и пробраться в Сочи. Сталин любил принимать в Мацесте лечебные ванны и в это время находился в ванной комнате один. Люшков в свое время был начальником Азовско– Черноморского управления НКВД, знал весь ритуал «омовения» до тонкостей и разработал план покушения.

По ночам напор воды в ванный корпус уменьшали, уровень ее опускался, и можно было по водостоку добраться до подземного накопителя. Высота его около 3 метров. В углу в потолке имелся люк, который вел в кладовку, где хранились метлы, тряпки и прочее хозяйство уборщиков. Так можно было проникнуть в ванный корпус. В бойлерной работали двое техников, которых и должны были заменить террористы. В лагере в Чанчуне соорудили макет корпуса. Террористы учились обращаться с механизмами, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что техники – вовсе не техники. После приезда Сталина двое, одетые в халаты техников, должны открыть люк и впустить остальных. Затем предполагалось уничтожить охрану и только потом убить Сталина. Все было продумано до мелочей. На репетициях в девяти случаях из десяти охрана не успевала среагировать. Возвращение группы не планировалось, все террористы были смертниками.

В начале января группа отплыла в Неаполь на пароходе «Азиямару». 17 января она уже была в Неаполе, 19 января – в Стамбуле. 25 января террористы подошли к границе у селения Борчка. Однако когда боевики вошли в расселину, по которой предполагалось пробраться на территорию СССР, по ним ударил пулемет. Трое были убиты, остальные бежали. Японцы так и не установили причин провала»[13]13
  О причинах провала высказываются разные версии, но надо сказать, что в те годы на границах шла настоящая война с самыми различными бандами (откуда и взялись войска НКВД). …За 20 лет, с февраля 1921 г. по февраль 1941 г., на всей границе было задержано 932 тыс. нарушителей государственной границы, среди которых оказалось более 30 тыс. шпионов, диверсантов и террористов. Пограничные войска ликвидировали 1319 вооруженных банд, в которых насчитывалось более 40 тыс. бандитов. На границе было задержано контрабанды на сумму более 132 млн. рублей, кроме того, было изъято 2363 кг золота и 3904 кг серебра, много других ценностей. Было уничтожено более 7 тыс. вооруженных нарушителей, пограничники потеряли 2443 человека убитыми .Так что не исключено, что в те годы пограничники сначала стреляли, а потом спрашивали: «Стой! Кто идет?»


[Закрыть].

А вот как было организовано покушение на Гитлера. Он ежегодно выступал перед старыми членами партии в один и тот же день и в одно и то же время в пивной, из которой началось нацистское движение. Террорист во время очередного ремонта этой пивной заложил в одну из внутренних колонн мину с часовым устройством. Но в тот год Гитлер из-за дел провел традиционную встречу раньше и ушел из пивной за 20 минут до взрыва.

Если вы вдумаетесь и в первый, и во второй пример, то обратите внимание, что теракт даже задумать невозможно, если не знать, в каком месте появится глава государства вне службы и дома (где его достать очень трудно).

А Власик всем своим бабам давал билеты и водил их сам в правительственные ложи во всех театрах и на стадионах. Конечно, интеллигентным женщинам было чем похвастаться между собой, но Власик своим разгильдяйством выдавал объекты, о которых посторонним запрещалось знать. Его женщины между тем имели выход на иностранцев, т. е. не исключалось, что Власик являлся источником важной информации для террористов, сам того не подозревая. А это, между прочим, преступная халатность, и Власику грех жаловаться за те 10 лет даже не лагерей, а просто ссылки, что он получил от суда.

Однако мне интересно не это. Из воспоминаний Власика подспудно следует, что его все время хотели либо убрать от Сталина, либо заставить сделать что-то преступное. Причем сам Власик, похоже, этого не понимал. Вот он, к примеру, жалуется:

«В 1948 году был арестован комендант Ближней дачи Федосеев. Следствие вел Серов под руководством Берии. У Федосеева было взято показание на меня, что я будто бы хотел отравить Сталина. Сталин усомнился в этом и лично проверил это, вызвав Федосеева на допрос, где тот заявил, что это ложь, которую его заставили подписать побоями. Он пожаловался Сталину, что его избивали. После этого дело взяли из МВД от Берии и передали в МГБ лично Абакумову»³⁸¹.

Ну, во-первых, здесь Власик, по обыкновению того времени, все валит на Берию, хотя Берия в то время к МВД не имел никакого отношения. Министром внутренних дел был Круглов, его первый заместитель Серов – старый дружок Хрущева. Наверняка то, что Федосеева били, это тоже ложь. Вряд ли кто-то бы осмелился сфабриковать дело против начальника охраны правительства. Просто Серов определенным образом извращал показания Федосеева, сгущая акценты на какой-то болтовне Власика или его неправильно истолкованных поступках. Зачем? Перебдел? Вряд ли, на Серова это не похоже.

Вспомним, что Серов, как вы помните, был одним из верных подручных Хрущева в деле Берии и главным грабителем Германии.

Однако то, что Серов переправлял в Москву и Ленинград ценности для подарков «связям», видимо, и определило, что его за организацию этого грабежа не тронули – «связи» защитили. До Сталина, как и в деле Тимашук, никакая информация о Серове не дошла – ни через МГБ, ни через МВД, ни через ЦК. Серов купил всех, было чем.

Серов, кстати, делал подарки и Власику, но тот подарки брал, а каких-то надежд Серова не оправдал. Вот Серов и надавил на Федосеева. По-другому этот случай понять трудно – Серову зачем-то нужно было иметь во главе охраны правительства не Власика.

В 1950 г. кто-то опять делает накат на Власика по поводу его баб, но Сталин опять не принимает мер, хотя, положа руку на сердце, Власика уже давно надо было заменить любым Человеком. Сталин Власику верит.

И, возможно, с учетом этого доверия у кого-то возникает мысль не убрать Власика, а подчинить его себе шантажом. Думаю, что сам Власик этого не понял, поскольку довольно наивно поведал суду следующее:

«1952 г., после приезда из командировки с Кавказа, меня к себе вызвал зам. министра госбезопасности Рясной и дал агентурное дело на Стенберга. При этом он сказал, что в этом деле есть материал и на меня, в частности, о моих служебных разговорах по телефону. Рясной сказал, чтобы я ознакомился с этим делом и изъял из него то, что считал бы необходимым. Я со всем делом не знакомился. Прочитал я только справку – представление в ЦК на арест Стенберга и его жены. После этого я пошел к министру Игнатьеву и потребовал, чтобы он принял решение в отношении меня. Игнатьев мне сказал, чтобы я вызвал к себе Стенберга и предупредил его о необходимости прекращения всяких встреч с неподобающими людьми. Дело он приказал сдать в архив и в случае возникновения какого-либо разговора об этом ссылаться на его указания. Я вызвал Стенберга и сказал ему, что на него заведено дело. Потом показал ему фотографию одной женщины, имевшуюся в этом деле, и спросил, знает ли он ее. После этого я задал ему несколько вопросов, интересуясь его встречами с разными лицами, в том числе и встречей с одним иностранным корреспондентом. Стенберг ответил, что он с ним случайно встретился на Днепрогэсе и больше никогда не видел. Когда же я заявил ему, что в деле имеются материалы, свидетельствующие о том, что он с этим корреспондентом встречался в Москве, уже будучи со мной знакомым, Стенберг заплакал. Я спросил его то же самое и о Николаевой. Стенберг опять заплакал. После этого я повез Стенберга к себе на дачу. Там, чтобы успокоить его, я предложил ему выпить коньяку. Он согласился. Мы с ним выпили по одной-две рюмки и стали играть в бильярд.

Об этом деле я никогда никому не рассказывал. Когда же меня сняли с должности, я запечатал дело Стенберга в пакет и вернул Рясному, не изъяв из него ни одной бумажки»³⁸².

Итак, вдумаемся в то, что произошло. Оказывается, к началу 1952 г. на друга Власика, а следовательно, и на самого Власика как источника информации было заведено агентурное дело, по которому не представляло труда возбудить уголовное дело на Власика, и он был бы осужден, или тут бы уж и Сталин выкинул его со службы.

Но посмотрите, что делают Игнатьев и Рясной. Они отдают Власику агентурное дело на него! Поясню, на суде Власик был обвинен в преступном злоупотреблении властью – он показал Стенбергу из этого дела фамилии трех женщин – агентов МГБ, т. е. Власик выдал их Стенбергу. Но ведь и Игнатьев их выдал! Он выдал Власику агентов МГБ, которые следили именно за Власиком! Игнатьев совершил преступление. Зачем?

О нежной и верной мужской дружбе в данном деле забудем – не тот случай. Игнатьев совершил это преступление с единственной целью – Власик взамен этой услуги тоже должен был совершить преступление. Игнатьеву потребовалось, чтобы Власик был готов на что-то против Сталина. Но, надо думать, дальнейшее «прощупывание почвы» Игнатьеву ничего не дало – Власик, как обычно, подарки принимал, а в ответ ничего против Сталина делать не собирался.

И тогда с ним поступают просто и круто – на Власика мгновенно раскручивается дело о хищении продуктов с правительственного стола. Терпение Сталина иссякает, 29 апреля 1952 г. Власика снимают с должности и отправляют заместителем начальника исправительно-трудового лагеря на Урал.

Вопрос – зачем эта чепуха с хищением продуктов, если Власика можно было снять, показав его агентурное дело Сталину? А было уже нельзя! Сталин бы сразу же заинтересовался, почему это Игнатьев отдал это дело на руки Власику, почему выдал Власику агентов, которые за Власиком следили? Вспоминать об этом деле стало опасно для самого Игнатьева, и Власика убрали, так сказать, альтернативным способом.

Дальнейшая его судьба тоже показательна. Когда в октябре 1952 г. обнаружили записку Тимашук и арестовали Егорова и Виноградова, то возникло подозрение и на Власика – почему он скрыл от Политбюро записку Тимашук, почему скрыл, что Жданова лечили не от инфаркта? Его, как я уже писал, арестовывают, и он до самой смерти Берии допрашивается как соучастник «дела врачей». Но после убийства Берии об этом деле приказывают забыть, и тогда и возникает вопрос – а за что тогда, собственно, Власик сидит? И ему вспоминают старое агентурное дело, вспоминают баб и болтовню и теперь уже осуждают за халатность и злоупотребление властью.

Что следует из дела Власика? Только то, что разгильдяй и дурак начальник охраны Сталина, остающийся преданным Сталину, кому-то очень сильно мешал. Но тот, кто хотел убрать у Сталина охрану, хотел этого, сами понимаете, не из добрых намерений.