Текст книги "Почему Путин боится Сталина"

Законность при Сталине была

Второй совет – вини «десталинизаторов». Это они организовывают прочную моральную основу существования подонков в правоохранительных органах и судах. Это они уже более полувека уверяют, что подонок в судьях – это хорошо, это то, что и нужно для их «демократии». А Сталин видел ваших предтеч, видел, до чего вы доведете СССР, и единственным спасением от вас считал правосудие.

«Десталинизаторы» стараются перенести реалии сегодняшнего дня во времена Сталина, они как бы говорят, что раз сегодня судьи России могут открыто и безнаказанно выносить заведомо неправосудные постановления и суд в Страсбурге завален жалобами из России на судебный произвол в России, то и во времена Сталина, дескать, судьи тоже безнаказанно выносили неправосудные приговоры. Нет, это не так! Сегодня судьи назначаются в должность начальством и отдаются под суд по воле начальства, соответственно, полностью зависят от начальства и могут по приказу начальства вынести какое угодно заведомо неправосудное постановление. А в сталинском СССР все судьи избирались на срок 5 лет соответствующим законодательным органом Советской власти – голосованием депутатов соответствующего уровня, а народные судьи, которые и рассматривали дела в первой инстанции, тайным голосованием выбирались в данном районе избирателями тоже на срок 5 лет. Мало этого, суды состояли из народного судьи и двух народных заседателей, которые имели все права и обязанности судьи. А народные заседатели избирались на открытых собраниях их трудовых коллективов сроком на 2 года. И ответственность сталинских судей за вынесение заведомо неправосудных приговоров не была пустым звуком. Приведу пример, который одновременно показывает, кем были для судьи народные заседатели.

В книге военных юристов А.И. Муранова и В.Е. Звягинцева «Досье на маршала» (М: «Андреевский флаг», 1996) рассматриваются конкретные дела конца 30-х годов. Авторы ярые антисталинисты, тем не менее они сообщают.

«Только в 1937–1938 годах были арестованы и тайно осуждены (как правило, несудебными органами) председатели военных трибуналов округов – А. И. Мазюк (ЛенВО), Я.К. Жигур (СКВО), А.Ф. Козловский (ХВО), А.Г. Сенкевич (ЗабВО), Ф.Я. Бауманский (Зап. – СибВО), Б.П. Антонов (ВТ ОКДВА), председатели военных трибуналов корпусов М.И. Ситников, И.В. Смирнов, Ф.В. Марков, члены коллегии трибуналов окружного звена К.Я. Петерсон, И.С. Чижевский, К.Г. Сеппе, многие другие руководители военно-судебных органов и рядовые судьи…»

Прервусь и поясню читателям, о каких несудебных органах идет речь. Поскольку в те годы судьи обязаны были руководствоваться собственным убеждением в виновности подсудимых, то доказать, что они вынесли заведомо неправосудный приговор, было трудно, так как преступные судьи твердили, что таково было их убеждение. В результате судей судили Особым совещанием при НКВД. Этот орган был создан для социальной защиты от преступников, преступность деяний которых была понятна, но доказательств этой преступности не хватало для обычного суда. Так, скажем, царская прокуратура ни разу не собрала достаточное количество фактов, чтобы осудить Сталина за его революционную деятельность, и его семь раз отправляли в ссылку по решению Особого совещания при МВД царской России. Особое совещание было и в СССР, поэтому Муранов и Звягинцев сетуют: «Военных юристов пропускали через заседания Особого совещания, и они умирали в лагерях при невыясненных до конца обстоятельствах…»

Но авторы этой книги все же вынуждены и объяснить, за что при Сталине отправляли судей в лагеря.

«Одним из таких судей и был И.С. Чижевский. Его арестовали 17 июня 1938 года…В трибунал ЛенВО пришел в самое мрачное время – в августе 37-го. Включился в работу. Рассматривал контрреволюционные дела, выносил по ним и смертные приговоры. Трудно понять причину, но по большинству из этих дел Военная коллегия приговоры отменила…»

Как видите, юристам нынешней России уже трудно понять, за что отменяла приговоры кассационная инстанция – нынешним юристам уже и в голову не приходит, что кассационная инстанция обязана отменять неправосудные приговоры. Тем более заведомо неправосудные, по которым судья невиновных приговаривает к расстрелу, а некоторым помогает уйти от ответственности. И авторы книги так заканчивают свой горестный рассказ о конце карьеры судьи Чижевского.

«Одним из последних процессов под председательством Чижевского было дело начальника политотдела 16-й стрелковой дивизии бригадного комиссара Идельсона. Согласно обвинительному заключению, он являлся злейшим врагом Советской власти – бундовцем и троцкистом.

В совещательной комнате Чижевский убедил народных заседателей в том, что дело следует возвратить на доследование. Они согласились и подписали определение. Однако сразу после процесса один из них, политрук А. Фокеев, написал на имя начальника особого отдела Смирнова заявление, что Чижевский «не судил, а беседовал с врагом народа Идельсоном», а также предложил ему написать на имя прокурора заявление о том, как его сажали в карцер, сутками мучили на допросах, лишали сна и избивали. Это заявление народного заседателя послужило непосредственным поводом для ареста Чижевского». Как видите, при наличии в составе суда народных заседателей бесчестному судье было не просто вынести заведомо не соответствующий закону приговор, и при Сталине выносившие неправосудные приговоры судьи заканчивали свою карьеру, а часто и жизнь, в лагерях.

Положение для судей обострялось и тем, что искажение законов служителями закона рассматривалось как политическое преступление – как умышленная попытка вызвать недовольство народа Советской властью.

Выдающимися «десталинизаторами в России является общество «Мемориал», поскольку в этом обществе на деньги иностранных государств усиленно фабрикуются и фабрикуются фальшивки, порочащие нашу Родину. Председателем «Мемориала» в настоящее время является А.Б. Рогинский, а в 30-е годы главным военным прокурором СССР был еврей из Бобруйска Г.К. Рогинский, то ли родственник, то ли однофамилец нынешнего главного мемориальца. Так вот, тот Рогинский получил в 1939 году 15 лет лагерей, и в его обвинительном заключении было сказано: «Проводил вредительскую работу, умышленно извращая революционную законность. Давал необоснованные санкции на массовые аресты и сознательно, с целью вызвать недовольство населения против Советской власти, не принимал никаких мер по жалобам осужденных и их родственников».

Или вот пример последствий искажения законов служителями закона. Накануне принятия ВЦИКом и Совнаркомом Постановления от 7 апреля 1935 года, на Украине проходило совещание прокурорских работников по этому вопросу. И Генеральный прокурор Украинской ССР А.С. Киселев начал совещание так:

«Нам нужно знать мнение педагогов, людей, непосредственно касающихся детей, о том, кого мы будем предавать суду: несовершеннолетних, совершивших то или другое преступление (насилие, убийство, грабеж) в возрасте от 12 лет или в возрасте 16–17 лет. Мы не остановимся даже перед расстрелом, даже в том случае, если бы Москва нам этого не утвердила, мы приложим все усилия, но мы добьемся этого в Москве». (Зачеркнуто в протоколе. – Ю.М.)

Ему возразила прокурор Янковская:

«Неверно, если мы будем требовать применения высшей меры наказания к детям. Если мы стреляем взрослых, мы применяем такую меру наказания в отношении тех, которые не подают никаких надежд к исправлению – к классовому врагу и т. д. Правонарушителя-мальчишку, помещенного на длительный период [в] дом заключении, – можно исправить. Применять же тут высшую меру наказания – нецелесообразно…»

Однако Киселев итожит совещание, попрекая Янковскую:

«…Тут некоторые товарищи либерально отнеслись к некоторым вопросам. Мы либеральничать не можем.

Будем стрелять, если 16-летний мальчишка увязывает свой бандитизм с государственным преступлением. Будем стрелять, не постесняемся, не постесняемся и опубликовать…»

Так вот, этого крутого прокурора Киселева, не стеснявшегося расстрела мальчишек, самого расстреляли в 1938 году. При этом выяснилось, что этот прокурор Киселев на самом деле Кеслер Арон Лазаревич, приехавший в Россию из Америки после революции, купивший себе партийные документы и, с помощью, скажем так, лиц неизвестной национальности, пробравшийся в генеральные прокуроры Украины.

Таким образом, для тогдашних судей, при наличии народных заседателей и с убеждением власти, что судьи нарушают законы не просто так, а чтобы вызвать недовольство населения СССР Советской властью, единственным спасением от обвинения в контрреволюционной деятельности было строгое следование закону – тому закону, который был опубликован и известен народу, а не каким-то тайным указаниям Сталина. В таких условиях суд при постановлении приговора технически не мог, без страха быть жестоко наказанным, руководствоваться никакими секретными указаниями, не известными ни адвокатуре, ни народным заседателям, ни народу. Да и не давал Сталин таких указаний в силу своего стремления к справедливости.

Спокойная справедливость

Сегодня по клевете «десталинизаторов» дело представляется так, как будто это Сталин требовал всех убивать. Ничего подобного, он был наиболее терпимым и к тому же убежденным сторонником коллективного руководства, а в этом руководстве многие были гораздо круче Сталина и могли высказывать свое мнение, никого, в том числе и Сталина, не боясь. Вот пример.

Во время февральско-мартовского Пленума Центрального комитете ВКП(б) «страшного» 1937 года для выработки проекта постановления по делу предавших народ членов ЦК Бухарина и Рыкова была создана специальная комиссия, председателем которой стал Микоян, а членами 34 человека, включая и Сталина, как рядового члена этой комиссии. Протокол ее сохранился, и из него следует, что, выслушав доклад о преступлениях Бухарина и Рыкова, начали его обсуждать и вносить предложения. Ежов первым предложил предать Бухарина и Рыкова суду с применением расстрела. Указать расстрел было необходимо, поскольку в те годы были две меры социальной защиты – расстрел и высылка за границу. Выбирало эту меру политическое руководство страны, каким и была данная комиссия. Затем Постышев предложил исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ЦК ВКП(б) и предать суду, но без применения расстрела. Буденный потребовал суда и расстрела, но тут выступил Сталин и «высказал свою волю», как убеждают «десталинизаторы», «непререкаемую». Он предложил исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ЦК ВКП(б), суду не передавать, а выслать. Ну и что, сколько человек бросились голосовать за предложение Сталина? Все, как внушают населению России клеветники-«десталинизаторы»? Нет, только Ульянова, Крупская, Варейкис, Молотов и Ворошилов. Зато Мануильский, Шверник, Косарев и Якир плевать хотели на волю Сталина и настаивали на суде с расстрелом. В свою очередь Постышев, Шкирятов, Антипов, Хрущев, Николаева, Косиор, Петровский и Литвинов тоже плюнули на волю Сталина и проголосовали за предание суду, хотя и без расстрела. В результате предложение Сталина не прошло, а прошло предложение передать дела Бухарина и Рыкова для проведения следствия в НКВД.

Строго исполнивший «волю Сталина» хитрый Варейкис – расстрелян, как и крутые, жаждавшие крови Бухарина и Рыкова, Косарев и Якир. Но наплевавший на волю Сталина Хрущев почти сразу же стал главой одновременно и партийной, и государственной власти на Украине. Наплевавшие на волю Сталина стали: Буденный – маршалом, Шверник – в 1946 году первым лицом СССР, возглавив Президиум Верховного Совета, Шкирятов – главой партийного контроля, Мануильский продолжал возглавлять Коминтерн, Николаева – ВЦСПС.

Где в этом конкретном решении по конкретному делу видно желание Сталина подчинить всех своей воле? Где стремление Сталина убивать всех без суда и следствия? Наоборот, Сталин без следствия и суда предлагал простить преступников, а далее, когда его предложение не прошло, настоял сначала на предварительном следствии.

Вот Ходорковский приводит статистику оправдательных приговоров нынешнего российского «правосудия» – 0,8 %, и уже эта статистика показывает полное отсутствие правосудия в России. Зачем нужны судьи, если обвинители «не ошибаются»? Пусть прокуроры и сажают в тюрьму, раз судьи не оправдывают, а подтверждают их обвинения.

А теперь сравните эту статистику со сталинским правосудием.

После начала Великой Отечественной войны жизненно важно для СССР было ужесточение дисциплины, следовательно, от судов требовалось ужесточить карательную политику, и никто бы особенно суды не упрекнул, если бы они ошиблись и в спешке военного времени признали виновным кого-либо при недостаточности доказательств. Но в июле – августе 1941 года судебная коллегия Мосгорсуда рассмотрела по 1-й инстанции дела 157 обвиняемых, и из них только 1 16 были осуждены (5 – к расстрелу). На 14 человек были прекращены уголовные дела, а 27 человек оправдано из-за отсутствия «достаточных улик».

Сравните, Ходорковский пишет, что сегодня «его» судьи – именно такие, каких он с остальными банкирами хотел в России иметь – осуждают и при полном отсутствии состава преступления. Мне за примерами ходить не надо – я сам так осужден. А сталинским судьям было плевать, что подсудимых считают преступниками НКВД и прокуратура, сталинские судьи подчинялись закону, а не «пахану», и сами решали, виновен человек или нет. И оправдывали уже при недостатке улик, а не только при отсутствии состава преступления. Вот тогда, при Сталине, и было правосудие. И были следователи. Почему?

Следственный и прокурорский аппараты

Потому, что как только Сталин понял, что в стране под шумок ликвидации «пятой колонны» идет осуждение невиновных, наркомом НКВД был назначен Л.П. Берия, очень не похожий на сегодняшних директоров ФСБ и министров МВД. И Берия сначала взялся за следователей – за таких следователей, на которых сегодня и жалуется Ходорковский. Берия начал с пересмотра дел и реабилитации невиновных, одновременно выясняя, благодаря кому на невиновных были заведены уголовные дела. В результате в дополнение к уже расстрелянному бывшему наркому НКВД Ягоде, расстреляли и сменившего его наркома Ежова. (Прошу обратить внимание Ходорковского на этот нюанс – не на пенсию отправили, а расстреляли.) А также расстреляли заместителя Ежова Фриновского, начальника 2-го управления НКВД Федорова, бывшего начальника 1-го отдела 1-го управления И.Я. Дагина, начальника 2-го отдела 1-го управления Попашенко, начальника 3-го отдела 1-го управления Николаева-Журид, начальника 4-го отдела 1-го управления Журбина, начальника 5-го отдела 1-го управления Пассова, начальника 6-го отдела 1-го управления Морозова, начальника 7-го отдела 1-го управления Рейхмана, начальника Секретариата и 1-го спецотдела Шапиро и много других, не менее «выдающихся чекистов».

Всего за 1939 год из НКВД были уволены 7372 человека (22,9 процента от общего количества оперативных кадров НКВД, из них 66,5 процента – за должностные преступления). Из Центрального аппарата НКВД СССР в 1939-м были уволены 695 сотрудников руководящего и оперативного состава, а из 6174 человек руководящих работников НКВД в 1939 году было сменено 3830 человек (62 процента).

Взамен на оперативные должности НКВД в 1939-м были приняты 14 506 человек (45,1 процента от всей численности оперативных сотрудников). Правда, правящей партией тогда была не «Е…я Россия», поэтому честных людей находили без большого труда – 1 1062 человека прибыли из партийных и комсомольских органов. В том числе в Центральный аппарат НКВД СССР в 1939 году на оперативные должности в госбезопасности прибыли 3460 человек, из них 3242 – из партийных и комсомольских организаций.

Как-то бывший министр строительного, дорожного и коммунального машиностроения СССР В.И. Чудин рассказал мне свою историю. Во времена Ежова у него был осужден отец, а в 1945 году сам будущий министр окончил школу и уехал из родного Алтая в Москву поступать в МВТУ им. Баумана. Успешно сдал экзамены, но в списках принятых себя не увидел. В отделе кадров его направили к «куратору» МВД в этом училище. «Куратор» сообщил, что сына сидящего в лагерях врага народа они принять в институт не могут. Парень вернулся домой, но неожиданно из заключения приехал его реабилитированный отец. Спустя несколько месяцев от «куратора» МВТУ пришло письмо с документами парня и сообщением, что по этим документам он может немедленно поступить в любой вуз СССР. И действительно, парня приняли в местный институт, хотя там уже началась зимняя экзаменационная сессия.

Министра и меня, людей с опытом работы в СССР образца 60—80-х гг., поразили в этом случае не факт реабилитации и счастливый конец истории, а то, как действовал аппарат МВД при Берии. Ведь «куратор» запросил справку об отце абитуриента, но там, где ему эту справку дали, это запомнили, и когда пришло решение о реабилитации, то не поленились сообщить эту новость «куратору» в МВТУ, а тот не поленился собрать документы парня, подготовить письмо и отослать! С позиций наших с министром знаний работы госаппарата СССР от Хрущева до Горбачева (о нынешней России молчим), это было уже немыслимо!

Я же рассказал собеседнику такую историю. После войны мой отец пополам с товарищем ежегодно покупали и резали к Новому году свинью, но из экономии покупали они ее живой в глухих селах. В начале 50-х, когда отец вез купленную свинью в кузове грузовика, она развязалась и сбежала из автомобиля где-то на участке дороги в 100 км. Отец обратился в наше 7-е отделение милиции города Днепропетровска, и милиция свинью нашла! То есть на участке в 100 км от Днепропетровска участковые милиционеры прошли по всем дворам сел и населенных пунктов и нашли, у кого во дворе свиных голов прибавилось. Отец с товарищем съездили в это село, там закололи беглянку, поделились мясом с нашедшим ее колхозником, остальное привезли, благо уже были морозы.

Сегодня менты и убийц не ищут, а тогда по такому пустяку не ленились работать!

Бериевской чистки следственного аппарата, конечно, недостаточно для правосудия, поскольку в суде обвиняет прокурор. И Сталин прокурорами СССР не петербургских чаек назначал. Прокурором СССР был А.Я. Вышинский, а Вышинский делал все, чтобы невиновные не пострадали. Между прочим, о том, что Вышинский жестоко карал в прокуратуре СССР всех фабрикантов незаконных дел, рассказывает откровенный антисоветчик, бывший бургомистр оккупированного Смоленска, а до войны адвокат Меньшагин. В Смоленске в годы репрессий устроили показательный суд над «вредителями», в первой инстанции судил облсуд, а обвинителем был облпрокурор. Приговорили невиновных к расстрелу. И Меньшагин описывает практически то же, что и другие свидетели, сталкивающиеся лично с Вышинским, скажем, диссидент П. Григоренко. Меньшагин, как адвокат, поехал с жалобой к Вышинскому, секретарь, узнав, о чем дело, пропустил его к Вышинскому без очереди. Вышинский исполнение приговора остановил, затребовал материалы, лично разобрался, в результате невиновных освободили, председателя областного суда выгнали, облпрокурора посадили. Ходорковский может спросить своего адвоката Ю. Шмидта, был ли тот на приеме у Ю. Чайки, затребовал ли генпрокурор нынешней России дело Ходорковского для личного изучения? А почему?

Думаю, что Ходорковский удивится – как же так, ведь его друзья-«десталинизаторы» поведали истину, что Вышинский требовал всех бить и пытать до тех пор, пока они не признаются в преступлении, которое не совершали. Это же Вышинский сказал, что «признание – царица доказательств»!

Да, Вышинский это сказал, поскольку признание преступника во все времена было и остается до сих пор царицей доказательств, а клевета на Вышинского – это пример того, как можно интеллигентствующему быдлу показывать на белое и говорить «черное». Дело в том, что это сегодня признание на предварительном следствии является доказательством в суде, а в СССР признание на предварительном следствии не имело никакой доказательной силы. В судебном заседании можно было отказаться от признания, тем более, сославшись на пытки, и тогда иных доказательств в деле не оставалось. И именно Вышинский требовал, чтобы следствие и прокуратура на признании подследственных обвинение НЕ строили. Вот его слова на мартовском пленуме 1937 года.

«Вышинский: Соприкасаясь с работой НКВД в течение ряда лет сначала в качестве заместителя прокурора Союза, а затем прокурора Союза ССР и в качестве работника, не только обвинителя, но человека, которому пришлось председательствовать в суде по таким делам, как «Шахтинское дело», «Дело промпартии», Дело электровредителей (Метро – Виккерс), я должен сказать, что в основе всех этих процессов лежал всегда материал вполне объективный, убедительный и добросовестный. Это же нужно сказать и о двух последних процессах. Но, однако, сплошь и рядом чувствуется, что в следственном производстве имеется целый ряд недостатков. В большинстве случаев следствие на практике ограничивается тем, что главной своей задачей ставит получение собственного признания обвиняемого. Это представляло значительную опасность, если все дело строится лишь на собственном признании обвиняемого. Если такое дело рассматривается судом, и если обвиняемый на самом процессе откажется от ранее принесенного признания, то дело может провалиться. Мы здесь оказываемся обезоруженными полностью, так как, ничем не подкрепив признание, не можем ничего противопоставить отказу от ранее данного признания. Такая методика ведения расследования, опирающаяся только на собственное признание, – недооценка вещественных доказательств, недооценка экспертизы и т. д. – и до сих пор имеет большое распространение.

Известно, что у нас около 40 % дел, а, по некоторым категориям дел – около 50 % дел кончаются прекращением, отменой или изменением приговоров. Против этой болезни и была еще в 1933 году направлена инструкция 8 мая. В чем заключается основная мысль этой инструкции? Она заключается в том, чтобы предостеречь против огульного, неосновательного привлечения людей к ответственности. Я должен добавить, что до сих пор инструкция 8 мая выполняется плохо».

И Сталин, и Политбюро, и Вышинский не просто требовали исполнения инструкций от тех, кто мог репрессировать невиновных, они их безжалостно наказывали за репрессии против невиновных.

И было правосудие!