Текст книги "Сулла бы одобрил"

Глава 12

Девушка на ресепшене, едва завидя меня на входе, шепнула что-то в микрофон, из двери за ее спиной вышел и направился ко мне статный и благородного вида джентльмен.

Такими я всегда представлял герцогов и графов уходящего века английского рыцарства, одет дорого и одновременно скромно, рослый, с идеальной прямой спиной, внимательный, слегка поклонился и осведомился самым дружелюбным тоном:

– Чем можем служить?

Я ответил так же скромно:

– Наслышан о работах вашей клиники. Хотелось бы узнать, как это выглядит, сколько длится, какой период реабилитации…

– И цена? – подсказал он.

Я сделал отметающий жест.

– Цена не беспокоит. А вот сроки, побочка, нежелательная огласка…

Он выставил перед собой ладони.

– Позвольте, объясню. Конфиденциальность абсолютнейшая. Никто не знает наших клиентов. Вы приходите в цветочный магазин на той стороне улицы, а оттуда по стандартному подземному переходу, каких тысячи на московских улицах, только у нас поскромнее, попадаете в эту клинику.

Я делал вид, что только слушаю, а сам сосредоточился и просматривал в нужном диапазоне, как проложены оптоволоконные линии и где видеокамеры.

Сразу две на входе, в коридоре и в каждом из кабинетов, все самые дорогие, снимают в UHD по последнему писку технологий, но изображение не уходит в облако, что несколько бы затруднило мой второй визит, все записи хранятся тут же на сервере в подвале, то есть анонимность клиентов на самом высоком уровне.

– Это важно, – сказал я. – А как насчет… длительности? Как операции, так и… вообще?

Он ответил пылко:

– Операция длится всего полчаса!

– Прекрасно, – сказал я. – А потом стационар?

Он с сияющим лицом покачал головой.

– Нет, конечно, у нас высшие достижения науки!.. Медицина теперь работает инвазивно! Полчаса отдыха в палате под наблюдением медиков, а потом встаете и уходите тем же подземным путем. Можете даже купить цветы!

– Впечатляет, – обронил я. – Полчаса – это клево. Меня устроит.

– Правда, – уточнил он, – сперва необходимые анализы, но это простая формальность. Заодно утрясаем последние финансовые вопросы, потом вы проходите в операционную, где небольшой укол под местной анестезией. Полчаса просто лежите в удобной постели, что совсем не похожа на операционный стол, хотя и является им. Наноботы за это время делают свою работу, потом одеваетесь и уходите! Ах да, прежде чем оденетесь и уйдете, у вас заберут наших микрохирургов обратно. Их цена около миллиарда, но вы не волнуйтесь, дальше процесс пойдет уже без них.

Я спросил:

– Значит, могу в обеденный перерыв вроде в ближайшее кафе, а на самом деле к вам, пройду процедуру и успею вернуться до конца рабочего дня?

– Точно, – ответил он сияя. – Процесс разрастании плоти до указанных размеров начнется с момента ее перестройки наноботами в нужных местах, а закончится в течение двух недель! Бодибилдеру, чтобы нарастить бицепс на десять сантиметров, требуется пол год а, представляете?

Я сказал с великим облегчением в голосе и на лице:

– Прекрасно!.. Как встать на очередь?

– Онлайн, – ответил он. – У нас все автоматизировано. В таком интимном деле чем меньше людей причастно, тем лучше. Заходите на наш сайт, а там дальше увидите. Проще, чем заказать доставку пиццы.

– Это важно, – заметил я. – Многие шоуранеры и с заказом пиццы не справляются без помощников. Да и спортсмены не лучше.

Он вежливо улыбнулся, по мне видно, что я из умных, то ли на строительстве ночных клубов ухитрился урвать несколько миллионов долларов, то ли на биржевых спекуляциях, потому поддакнул понимающей улыбочкой, но вслух не рискнул.

– Кстати, – сказал я. – Для женщин что-то делаете?

Он улыбнулся, развел руками.

– Начинали с них, но восстановление девственности оказалось невостребованным. Даже изменение размеров клитора слишком просто, на таком не заработаешь.

– Понятно, – протянул я. – С другой стороны, это хорошо. Пусть преимущество остается за нами, самцами.

Он снова вежливо улыбнулся.

– Прекрасно, – сказал я. – Значит, сейчас вернусь домой, сделаю заказ, а потом ждать вызова?

Он пояснил с приятной улыбкой:

– К сожалению, ждать придется от двух-трех недель до месяца. Клиентов на удивление много. Но зато вся операция идет быстро и под местной анестезией. Хайтек на службе демократии!

Я скорчил слегка недовольную гримасу, дескать, жаль, что не успел в числе первых. Наши миллиардеры, хоть и не признаются, но наверняка прошли эту процедуру.

Он понизил голос почти до шепота:

– Сейчас в институте на наши деньги готовится третья, уже улучшенная версия!.. Те наноботы будут постоянно внутри организма, а размерами пениса можно управлять из приложения в смартфоне!

– Ого, – ахнул я. – но это будет безумно дорого?

Он вздохнул.

– Но и сейчас не все с майбахами и феррари?.. А у кого-то и свои боинги… Зато скажу вам по секрету, один из чемпионов по боям без правил отрастил себе в тридцать сантиметров и оплатил такие же своим троим детям, о чем с гордостью похвастался в интервью.

– Ох, – сказал я, – нет уж, я никому не признаюсь.

– Мы гарантируем полную анонимность, – заверил он. – Полнейшую!

– Я ваш клиент, – заверил я.

Автомобиль подкатил к подъезду, как только я закончил разговор и повернулся к выходу, лишнее доказательство, что у меня все самое современное и дорогое.

Когда по обе стороны дороги заскользили навстречу, а потом стремительно ринулись деревья и ларьки, я подумал, что с таким финансированием разработчики в самом деле постепенно сумеют снизить стоимость наноботов. Через год-два поступят в более широкую продажу, когда и простой инженер сможет за полгода накопить на покупку мелкой партии, способной вылечить у него некоторые болезни.

Блин, но почему мир устроен так, что наука либо в нищете, либо финансируется вот по такому принципу?

Неужели в самом деле только война сумеет встряхнуть это загнивающее общество и напомнить о настоящих ценностях?

В Древней Греции улицы и площади украшали статуями богов и героев, в наше время туристы смотрят, как теперь говорят, в корень и удивляются, что у всех крохотные пенисы, но тогда считалось, что так в человеке умаляется животное начало, а человек хоть и животное, но обязан топать в сторону повышения духовности.

Зато сейчас как грибы начнут расти клиники, где за хорошие деньги лучшие специалисты возьмутся увеличивать мужчинам пенисы, женщинам клиторы.

В самом деле, кому нужна эта ваша духовная жизнь? Трахаться проще и понятнее, умствование оставим фрикам, а у нас свобода и раскрепощение.

Ладно, разберусь и с этим. Где что на складах Москвы знаю не хуже, чем свою прихожую, даже если это ведомственные или военные. И как проникнуть в самые закрытые места знаю, для меня же нет секретных паролей, а камеры на тепловом излучении мою аватарную сущность в упор не видят, что и понятно.

Кстати, нужно с этим поработать, завтра свидание с Маргаритой, как-то неловко будет, если температура моего тела будет равна окружающей среде.

Дождался ночи, так привычнее для всякого рода правонарушений, хотя вообще-то я могу двигаться с такой скоростью, что и днем меня не успеют заметить. Мешает только плотный воздух, при сверхскорости из вязкого становится плотным, как стена из камня, так что ладно, ночью и без спешки.

Мину взял ТМ-57, вроде бы устаревшую, уже есть ТМ-62, но ТМ-57 для моих целей вполне, а весит всего девять кг.

На всякий случай взял две, эффект для СМИ будет заметнее.

Обе сложил в сумку, восемнадцать кило, тяжеловато, хотя что это я, всего лишь подставить чуть повыше значения в формуле, и хоть тонну понесу, лишь бы пол под ногами не трескался и не продавливался.

Мины я пронес в клинику на той скорости, что меня могла бы заметить только скоростная камера, но я отключил все три на том участке улицы, проломился через плотную стену воздуха, одежда едва не вспыхнула от трения, лицо обожгло жаром.

Скорость сбросил уже в помещении, здесь только видеокамеры, которые отрубил, еще не открывая дверь, перевел дыхание, мины все-таки тяжелые, сволочи, спустился в подвал, все двери открываются услужливо и поспешно, я же для них император цифрового мира.

Вызвал перед глазами инструкцию, как устанавливать на дистанционный подрыв, сделал все по пунктам, все-таки впервые, но вторую, если понадобится, установлю уже без подсказки, цифровая память хранит все.

На всякий случай зашел в дата-центр, снял и положил в сумку жесткий диск, он полегче мин, дома посмотрю предыдущих клиентов, может быть их тоже нужно пустить червям на корм как злостных саботажников на пути прогресса.

На обратном пути вдруг стукнуло в несуществующую голову: а что это я так озверел?.. Это что, отсутствие микробов в кишечнике и вообще в теле из костей и мяса, где они живут в каждой клетке, даже в костях и мозге?

Или это все-таки «как же достало это все»?

Глава 13

Саруман откинулся на спинку кресла, команды компу отдает голосом, на экране быстро сменяются графики и колонки цифр. Похоже, наш главнокомандующий сдает, хотя умеет управлять и мысленными командами, но в последнее время прибегает даже к такому древнему девайсу, как привычный двум поколениям беспроводный грызун.

Зато Фальстаф все тот же, слева от клавиатуры распахнутая коробка с пиццей, вот уж Лукулл ученого мира: поесть любит, но не заморачивается изысканной кухней и заморскими яствами, довольствуется этим простейшим блюдом итальянской бедноты.

Мы знаем радости слаже, подумал я с сочувствием. Это нищие духом стремятся заполнить пустоту разнообразием блюд, для них еда и секс, как и для прочих животных, остальное просто непонятно и неинтересно.

– Драсьте, – сказал я и появился на головном экране. – Рад, что быстро освоились на новом месте.

Саруман поднял голову, глаза внимательные, не по возрасту острые и пытливые.

– Ты сам-то как?

Я отмахнулся.

– В порядке, в порядке. Это же так здорово, когда нигде ничего не болит!.. И голова всегда яснее ясного. Пусть ее и нет у меня, но все равно она есть. И ничего в ушах не шумит, представляете? Всю жизнь шумело, гудело и свистело, привык и не обращал внимания, а тут вдруг… тишина!.. Ничто не мешает думать и мыслить.

Фальстаф прожевал, с трудом сглотнул, очень уж торопился, сказал сиплым голосом:

– Жили у бабуси два кунилингуся… Ты что, можешь все время думать о математике? Счастливец. И в животе у тебя не бурчит.

– Не бурчит, – согласился я. – И не пучит. И даже парниковый эффект не увеличиваю. Но чистый разум – это что-то страшное. Если смотреть очень уж снизу.

Саруман посмотрел на меня внимательно.

– Это как?

Я молча вывел вместо своей аватарки на экран новостной канал, от рамки до рамки заполнило дымящимися развалинами трехэтажного строения.

Хорошенькая дикторша быстрым меццо-сопрано радостно тараторит о мощном взрыве в главной клинике эстетической хирургии. Причина взрыва выясняется, спасатели под завалами на всякий случай ищут тела погибших, хотя на ночь все уходят и клиника закрывается на охрану.

На месте задействованы пожарные, службы МЧС, отряд Росгвардии, все хорошо, а вечером обещают ясную погоду.

– Здорово, – заявил Фальстаф, он начал работать челюстями еще быстрее, словно такая картинка подбавила аппетита. – Это в чем они эстетствовали?

Саруман сказал с мягкой ехидцей:

– А то не знаешь! Где тебе пенис увеличивали?

Фальстаф сделал большие глаза.

– И здесь тоже?.. Нет, я в простой университетской, там просто пара взмахов скальпеля, ничего масштабного, всего лишь уздечку ослабили. А здесь что, посерьезнее?

Я снова вывел на экран свою аватару, сказал оттуда книжным голосом:

– Сейчас вот ищу по сети… Ага, там в самом деле по высшему классу. С применением наноботов.

Фальстаф вскинулся, едва не выпрыгнул из кресла.

– Что, уже вышло из лабораторий?

– Это подается как испытания, – сообщил я. – Но коммерческое. Эти ребята обязались проверить наноботы на первых испытуемых, заодно и заработать, благо цена услуги пока по карману миллионерам. Даже мультимиллионерам. Семьдесят четыре человека воспользовались, семь тысяч на очереди.

Фальстаф охнул.

– Семьдесят четыре?

– Это при цене, – напомнил я, – в полтора миллиона долларов за полчаса работы! А когда цены начнут снижаться, желающих воспользоваться услугами будут миллионы!

Саруман сказал невесело:

– Мозги бы им увеличить, но откажутся! Зачем им мозги? Грибоедов предупредил…

Фальстаф сказал саркастически:

– Мозги… Ишь чего восхотел! Пенисы – наше все. И пикозеры. Тоже скоро закончат их разработку.

– А это что?

– Наноботы для увеличения выработки гормонов. Это чтоб трахаться можно было не раз в семь дней, а семь раз в день гарантированно, а вообще можно и по семнадцать! Правда, дороговато, но миллионеры шоубизнеза могут себе позволить. Трахаться, это ж не книжки по квантовой механике читать!

Я покачал головой.

– Никакая реклама науки и хайтека такой конкуренции не выдержит. Что ж, другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка.

Фальстаф сказал бодро:

– Но молодцы, хорошо рванули! Фугас, не иначе. Только, думаю, не забитые жизнью интели, те никогда не распрямят спины, а конкуренты. Всем жаждется урвать кусок лакомого пирога.

Саруман сказал безнадежным тоном:

– Главного соперника убрали, вместо него десяток поганок начнут драться за клиентов. Одно хорошо, цены поползут вниз. Но разве это хорошо? Вместо одной клиники десять?

– А что делать? – спросил я. – Их тоже тем же концом в то же место. Наш паровоз вперед лети, в коммуне остановка.

Саруман взглянул на меня остро.

– Говоришь так, будто одобряешь этот вот взрыв и преступление.

Я спросил с интересом:

– А ты нет? Если не для печати, а вот так, нам с Фальстафом? Мы же свои?

Он поморщился.

– На пещерном уровне одобряю, а так вообще осуждаю!.. Это не метод. А вот ты стал злее, не замечаешь?..

Фальстаф сказал знающе:

– У него нет микробов гуманизма. У нас их полные кишечники, по два кило в каждом. Подумать только, два кило гуманизма и демократии! А в нем ни грамма. Люди, плюйте на него!

– Пуританин, – сказал Саруман строго. – Пуританство хорошо, но плохо. Нужно быть добрее. А ты прямо кальвинист!.. Ты полагаешь, что беднота, у которой нет денег на увеличение пениса, пойдет в науку, да?

Я поколебался, не хочется выглядеть экстремистом, ну да ладно, здесь свои, а такой треп вполне допустим на уровне разработки разных точек зрения.

– Пусть даже так, – сказал я. – В обществе должны увидеть, что миллиарды разрешено наживать только умом и знаниями.

– А если не поймут намек?

– Надо показать четче, – ответил я. – Мне кажется, давно назрело. В мире накопилось слишком много злости. Уже друг на друга кидаются! А если направить на вот таких?

Фальстаф сказал жизнерадостно:

– Ведущие футболисты получают по три-четыре миллиона долларов за матч!.. А те, кто разрабатывает лекарство от рака или средство от старения, и сотой доли таких денег не имеют!

Я кивнул с экрана. Футболисты, хоккеисты, баскетболисты оплачиваются гораздо выше, чем крупные ученые, которые улучшают этот мир. Еще отвратительнее бои без правил, когда озверевшие и в крови животные стараются уничтожить друг друга, а такие же озверевшие зрители орут и беснуются за пределами клетки, сладостно воображая, что эта они наносят удары кулаками и ногами, крушат и рвут противника.

Я пробормотал:

– Футболистов тоже накроет волна. Как там в Интернационале поется, «расплата настигнет всех!».

Фальстаф спросил живо:

– Их тоже взрывать?

Я сказал с неуверенностью в голосе:

– Может быть, начнут отстреливать. Полиция поймет, как и население, началась война бедных против несправедливо нажитых богатств.

Саруман с кряхтением завозился в кресле, сказал недовольно:

– Почему несправедливо? Все по закону!

– Либо законы неверны, – сказал я, – либо составлены криво. Вон князь Кропоткин верно писал, те миллиарды, что нажиты не умом и знаниями, подлежат изъятию. Малюта Скуратов сказал Ивану Грозному, «не подавивши пчел, меду не ядати». А спортсменов не жаль, проповедуют вредные для общества ценности. Качать мышцы – это возврат по эволюционной лестнице!

Фальстаф хохотнул, он только в математике предельно серьезен, а остальной окружающий мир лишь повод для шуточек, достойных бригадира грузчиков.

– Люди, – сказал он с сарказмом и сделал красивый жест, приглашая незримую публику полюбоваться таким чудовищем на экране, – он отрицает демократические ценности!.. Плюйте на него! А еще лучше – бейте чем ни попадя.

Саруман посмотрел на меня оценивающим взглядом, словно прикидывал, за сколько продать на невольничьем рынке.

– Да-а, в цифровом виде ты… другой. Даже очень.

Я буркнул:

– Аватарку можно нарисовать любую.

Он покачал головой.

– Ты в самом деле другой. Иной даже. Неужели, как говорит Фальстаф, микробы определяют даже наше мировоззрение? Эти пакостники живут, кто бы подумал, в нашей нервной ткани.

Хрен там, подумал я молча. Это я обнаглел, чувствуя себя бессмертным и неуязвимым. Ну, как неуязвимым, пока интернет существует, а он будет только расти и мощнеть.

Потому могу не подстраиваться под общественное мнение, под линию партии, под указы правительства, а делать то, что должен говорить и делать человек мыслящий и радеющий о своем виде, а не о какой-то политике.

Да и вообще… Я не завишу от места работы, от зарплаты. Вообще могу жить только в цифровом мире и не показываться в этом. А если и показываться, то жить по своим законам. Каким? А правильным!

– Ладно, – сказал я бодро, – пойду смотреть, что там у конкурентов. Наноботы сейчас разрабатывают в семи тысячах фирм!.. И у некоторых уже есть прототипы.

Саруман буркнул ревниво:

– Громоздкие и дорогие. А уменьшить то и другое не выйдет, тупик, не той дорогой шли. Так что у нас все шансы на победу.

– Прекрасно, – заявил я. – Но все же посмотрю, как у них и что. А также насчет финансирования наших разработок.

Я погасил экран, хотя не выключил, иногда полезно понаблюдать за друганами, когда уверены, что их никто не видит.

Глава 14

Несколько дней своего квантового времени потратил на работу над ошибками. Нужно повысить, как говорят в таких случаях, чувствительность своего нового тела, хотя в моем случае надо сперва вообще оснастить себя этой самой чувствительностью.

Мое тело чисто аватарное, даже кофе пил, не чувствуя его вкуса, хотя для сидящей напротив Маргариты довольно жмурился и похваливал.

Не чувствовал и холодной воды, по которой брел, как и стучащих по голове тяжелых капель воды, пока не воспринимаю запахи, да и цветопередача, подозреваю, сдвинута, нужно откалибровать, только найти сперва точные параметры.

Пока решал одну за другой задачи и поэтапно оснащал виртуальную кожу чувствительностью, параллельно поглощал из инета новости науки и хайтэка.

Больше всего восторга в обществе вызвало сообщение из Международного медицинского Центра перспективных направлений науки о том, что удалось синтезировать пилюли, которые вызывают сильнейшее опьянение и понижают ай-кью почти до нуля, все зависит от дозы.

Даже если проглотить целую пригоршню, все равно не будет никакого похмелья, утром все равно просыпаешься свежим и бодрым.

Я зарычал в бешенстве, такое пойдет нарасхват, спешно создадут производство с филиалами в разных странах, получат миллиардные инвестиции, пилюли будет модно принимать после работы, на вечеринках, в ночных клубах, корпоративах и вообще везде, где хотят отдохнуть и развлечься, а мозг вечно мешает, нудит, напоминает то о нравственности, то о последствиях, вот и будет постоянный отдых и расслабление, а человечество образовалось и достигло высот только благодаря напряжению всех сил, а те цивилизации, что расслаблялись, затаптывали и стирали в пыль…

Огромный перекос, что стал заметен именно в нашем постиндустриальном обществе, это смещение полюса силы с тех, кто создавал и все еще создает современный мир, на тех, кто тупо развлекает, причем все более непотребными шуточками ниже пояса, тем самым тянет мир обратно в пещеры.

Никогда раньше комедианты, шуты и фигляры не были настолько богатыми, именитыми. Их теперь знают по именам, в сетях дураки постоянно смакуют подробности из их жизни, кто какие трусы надел, кто с кем вяжется и с кем перестал вязаться.

А любая известность дает определенную власть. Актер, который в кино ни одного слова не сказал от себя, а только послушно повторяет написанное сценаристом, в быту позволяет себе важно рассуждать перед десятком протянутых к нему микрофонов, что нужно делать в экономике, политике, какая наука нам нужна, а какая не нужна.

Никакие законы не могут остановить их напор, даже ограничить. Что в таких случае сделал Сулла, чтобы спасти Рим?

В кармане толкнул в бедро мобильник, я порадовался чувствительности кожи, одно дело в теории, другое вот так в полевых испытаниях.

– Алло? – сказал я и вытащил из кармашка, говорить могу и так, но тыкать мысленным усилием затратнее, чем привычно пальцем. – А, Маргарита, дивный цветок…

– Привет, – прозвучал ее свежий голосок, на экране появилось милое лицо с ослепительной улыбкой, что должна сразу заверить: у нее все прекрасно, никаких проблем, не волнуйся, ничего на тебя не повешу, все хорошо, сама решаю все свои проблемы. – Как у тебя день сегодня?

– Готовлюсь, – сообщил я. – Чищу сапоги, подкрашиваю усы перед зеркалом и расчесываю бакенбарды. У меня сегодня свидание с очаровательной женщиной! Завидуй.

Она весело засмеялась, глаза вспыхнули радостью.

– Правда? Где?

– Где она возжелает, – ответил я. – Хоть на краю света.

Ее смех прозвучал, как серебряный колокольчик в руке ребенка, которым тот трясет над головой в чистом детском счастье.

– У фонтана в сквере тебя устроит? Это в твоем районе.

– Вполне, – ответил я.

Народ отдыхает в сквере, то есть большинство уселись на лавочки и жрут из пакетов кто попкорн, кто пиццу, кто большие сочные пироги.

Это так называемый простой народ, та самая массовая часть населения, к которой постоянно применяется этот эпитет. Так прессой подчеркивается и вводится в культ его простые демократичные ценности, что не превосходят желания животного, которому бы только есть, спать и развлекаться, зато послушно работает и не мечтает о чем-то высоком, не мешает властям направлять их туда, куда те считают правильным.

Остальная часть, о которой говорить и заботиться не принято, пусть барахтаются и выживают сами. Это малочисленные группы ученых, бизнесменов, политиков, еще помнят, для чего их кистеперый предок выполз на сушу, а один из его потомков выкрал огонь с Олимпа.

Я оставил автомобиль у тротуара, стоянка поблизости, он поспешно отъехал, здесь парковаться нельзя, а я пошел по широкой дорожке в сквер, увертываясь от скейбордистов и велосипедистов, которые игнорируют любые запреты либерального мэра.

По обе стороны дорожки жарят шашлыки, шаурму, казан-кебаб, басму, чашушули, готовят хачапури и чахохбили, простой человек всегда готов жрать, инстинкт велит наедаться впрок, когда еще выпадет такая удача, мамонтов все меньше…

Народ любой отдых воспринимает как возможность сесть на лавочку и начать есть в три горла. Шутка ли, голодал еще с эпохи мезозоя, даже с палеолита, еще и сейчас где-то в Африке голодает, так что инстинкт велит жрать и жрать, а то вдруг это щасте прервется.

Лавочки заполнены жрущими, гуляют лишь те, кто еще не затарился и не отыскал свободное место, где можно опустить афедрон на лавку пошире и поставить рядом набитую едой сумку.

Среди толстых и раскормленных баб попадаются и стройные женщины с классическими формами, это те, кто каторжным трудом, диетами и шейпингом держат себя в нужном образе, это не простые и не для простых. Простые лишь поглядывают завистливо, прекрасно понимают, их судьба – такие же простые толстые бабы, с которыми все просто и без всяких умствований.

Фонтан бьет как из зенитки строго вверх, потому зенитка и называется зениткой, там струя рассыпается в мельчайшую пыль, опускается уже не каплями, а освещающим влажным и прохладным облачком.

К счастью, сейчас не день Всероссийского Дебоша, в бассейне вокруг статуи с фонтаном никто не плещется в полосатых майках, простой народ избегает любых бесчинств, пока трезвый, а бегемотистые мамаши не пускают таких же бегемотиков перелезать через гранитный бортик.

Маргариты у фонтана еще не видно, я издали охватил всех взглядом и не успел удержать сознание от импульса за долю секунды просканировать лица и посмотреть о каждом, что за существо, где работает, в каких сетях зависает и что пишет.

Больше так не делай, сказал я себе жестко и показал кулак, котором могу пробить и лобовую броню танка, если поработаю над тактильностью еще. И так в человеческом дерьме по уши, а еще и сам туда лезешь…

Ага, вон там на дорожке в сторону фонтана показалась среди гуляющих рослая классическая блондинка, порождение холодных широт. Я призумил изображение, с удовольствием всмотрелся в крупные и ясные, как вода горного ручья, глаза, до оторопи ярко-синие, на севере не бывает пыльных бурь, переносящих горы горячего песка.

Отдалил зум, рассматривая уже лицо и фигуру в целом. Шейпинг, уход, а то и пластика, сделали тело совершенным. Раньше не было бы отбоя от поклонников, сейчас же совершенные женщины пугают, дорогая штучка и плату за себя потребует немалую, а мы быстро привыкли к обществу изобилия, где всего много и все бесплатно.

Еще с первой встречи я определил, что характер у нее напористый, как у королевы Алиеноры, что в крестовых походах она сама создала женский отряд и водила в атаку, провокационно обнажив правую грудь, и пока сарацины обалдело таращились на это нежное белоснежное чудо, молниеносно рубила их острым мечом.

Я пошел ей навстречу, она увидела, широко и счастливо улыбнулась.

– Как вы меня заметили в этой толпе?

Я удивился.

– Была еще и толпа?

Она польщенно засмеялась, смех чистый и беззаботный, как у ребенка, но взгляд оценивающий, это уже постоянство характера, заметила:

– Вы не распускаетесь. И спина прямая, и все у вас четкое. Смотреть приятно.

Я пробормотал:

– Это не я. Я бы распустился с великой охотой, свиньей всегда жить легче. Но Господь велел держать спину прямой, а руки чистыми.

Она улыбнулась.

– Воля Господа? Так говорят мужчины, когда стесняются принять похвалу.

– Вы умная женщина, – сообщил я. – Или хитрая?

– Я натуральная блондинка, – напомнила она веселым голосом.

– Ах да, – спохватился я, – еще и красивая!

Она засмеялась, но мне в ее голосе послышалась нотка грусти.

– Шейпинг, фитнес и хирургия всех делает красивыми! И одинаковыми.

– Тогда откуда мода на бодипозитив? – спросил я. – Толстухи победили?..

– И неряхи, – согласилась она. – В краткосрочной перспективе они счастливее нас.

Я посмотрел на нее поощряюще внимательно.

– Приятно общаться с женщиной, которая знает насчет отложенного удовольствия.

Она с удовольствием рассмеялась, показывая идеально ровные зубы и красный зовущий рот.

– А как мне приятно общаться с таким мужчиной!

– Куда пойдем?

– Вы самец, вы и ведите!

Я пробормотал:

– Могу повести разве что в «Максим». Как-то о нем слышал.

Она снова рассмеялась весело и расковано.

– Поверить не могу, как это мужчина не знает злачные места в городе!

– Некоторые знаю, – сообщил я и, видя ее заинтересованное лицо, пояснил: – когда еду мимо на работу. Вывески у них знатные. И всегда там ярко, музыка, полуголые красотки у входа. То ли покурить вышли, то ли еще чего.

– Вернее насчет еще чего, – ответила она, – а курить можно и внутри. И не только вульгарный табак.

Она шла рядом, подстраиваясь под мой шаг. За руки не держимся, прошлый век, тем более она не просовывает ладонь под мое согнутое в колечко, это вообще позапрошлый.

Перед нами расступаются, мы смотримся как лебеди среди стада серых гусей, а то и вовсе уток, но поглядывают враждебно, что и понятно.

Автомобиль примчался и шустро прижался к бровке. Точно рассчитанным движением поднял с обеих сторон крылья, как готовый к взлету большой майский жук.

Маргарита грациозно опустилась на сиденье, по сторонам вроде бы не смотрит, но заметила с одобрением:

– Шикарный авто. Автомат полный?

– Да, – ответил я. – Как только разрешат убрать рулевую колонку, сразу выброшу, давно не пользуюсь.

Автомобиль опустил крылья и тут же отошел от бордюра, чтобы уложиться в отпущенное законом время остановки в таком месте.

Маргарита уточнила:

– Модель предпоследняя?

– Последняя, – ответил я. – Умельцы из нашего НИИ доработали. Некоторым интереснее довести электронику до ума, чем напиться в хлам и заблевать пол. Чудаки, верно?.. Куда едем?

Она подумала, произнесла с некоторым колебанием:

– Можно в «Гуглицу»?.. Там каждую неделю меняют фирменное блюдо. И музыканты сравнительно приличные.

Мягкий голос Алисы ответил из передней панели:

– Двадцать километров, восемнадцать минут при таком плотном потоке. Сегодня там подают чарда-лаппи, а из вин появилось Ксантерелло. Но ближе «Максим», там чардалаппи не только подают, но и сами готовят.

Маргарита охнула:

– Даже так?

Я улыбнулся, кивнул. Автомобиль безукоризненно повернулся и красиво понесся по проезжей части, быстро перебравшись в левый ряд.

Маргарита поглядывала, прикоснусь ли к рулю, но Алиса ведет идеально, даже не притормаживает на поворотах, хотя соблюдает скоростной режим и знаки дорожного движения.

– «Максим», – произнесла она осторожно, – очень дорогой ресторан. А вам, как понимаю, все равно сколько звезд.

– Да, – ответил я беспечно, – но не обращайте внимания. У меня в самом деле высокое жалованье и солидный счет. Просто тратить не на что, живу по-спартански, вот и копится. По всяким турциям-франциям не езжу. Не интересно.

Она улыбнулась.

– Живете в гармонии с миром?

– Да, – согласился я. – Хоть и несовершенен, но мы еще не сгинули?

Летом солнце уходит на покой почти в полночь, но Москва есть Москва, жизнь не затихает. На смену одному виду людей появляется совсем другой: неспешный, иначе одетый и вообще иной, нацеленный на развлекуху во что бы то ни стало и удовлетворение тех животных нужд, которые с легкой руки сострившего Теренция стали называть человеческими.

Улица залита празднично радостным светом, по фасаду зданий в две-три линии протянуты тесно усаженные одна к другой лампочки, здания подсвечены, двери кафе, ресторанов, ночных клубов и даже боулингов распахнуты настежь, оттуда бьет свет еще ярче, мощно вываливается на тротуары музыка.

Я подал руку Маргарите, поднимаясь с сиденья, она грациозно коснулась моего локтя лишь кончиками пальцев, обозначив движение, дальше пошла рядом ухоженная и блистательная, все в ней изысканно и выверено, начиная от блестящей заколки в прическе и заканчивая шпильками туфлей.

– Горжусь, – сказал я тихонько.

Она шепнула:

– Чем?

– Со мной такая изысканная женщина.

Она чуть улыбнулась одними глазами.