Текст книги "Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора"

По восходящей

А пока включение Яковлева в группу советских авиационных специалистов, отправлявшихся в 1934 году в Италию, тогда многим уже казалось закономерным: успешный конструктор достойно олицетворял собой стиль советского авиастроения – красивый, энергичный молодой руководитель, сносно изъяснявшийся на французском.

Появление в Европе советских авиаторов планировалось сделать очень зрелищным: три четырехмоторных бомбардировщика с промежуточной посадкой в Вене должны были приземлиться на главном римском аэродроме Чампино. Делегацию возглавляли комкоры Р.П. Эйдеман и А.И. Тодорский. С Робертом Петровичем Эйдеманом, председателем ЦС Осоавиахима у Яковлева сложились самые добрые отношения, а вот с Тодорским их предстояло завязать. Александра Ивановича Тодорского, автора книжки «Год с винтовкой и плугом», вышедшей через год после революции, в 1918 году, отметил в своей статье В.И. Ленин, и с того времени карьера журналиста из далекого Весьегонска стала стремительно расти – сейчас он уже был начальником академии. Других участников делегации в своих мемуарах Яковлев не упоминает.

Тодо́рский Алекса́ндр Ива́нович (1894–1965) – советский военный деятель, комкор (1935), генерал-лейтенант (1955). Член КПСС с 1918 года.

Родился в Весьегонске Тверской губернии. Сын священника и сельской учительницы. По окончании Краснохолмского духовного училища поступил в Тверскую духовную семинарию, где учился в 1910–1912 гг. Позже учился на Высших коммерческих курсах (Петербург).

С началом Первой мировой войны добровольцем пошел в армию. Окончил школу прапорщиков. Награжден шестью боевыми орденами, капитан.

После Февральской революции избран председателем полкового комитета, с ноября 1917 года – командиром 5-го Сибирского корпуса. После демобилизации в апреле 1918 года вернулся в Весьегонск и работал редактором уездной газеты и заведующим отделом агитации Весьегонского комитета ВКП(б). С 1919 года – редактор газеты «Известия Тверского губернского исполнительного комитета».

В РККА – добровольно с августа 1919 года. В Гражданскую войну занимал должности: помощник начальника штаба 39-й стрелковой дивизии по оперативной части, командир 2-й бригады 38-й стрелковой дивизии, 1-й бригады 20-й стрелковой дивизии, начальник 32-й стрелковой дивизии.

По рекомендации Орджоникидзе в 1923 году Тодорский был направлен в Туркестан – на борьбу с басмачами. Был назначен командующим и членом РВС войск Ферганской области. В августе 1924 года Тодорский уехал в Москву для поступления в Военную академию РККА, возглавлявшуюся М. Фрунзе.

В 1927 году окончил Академию и был назначен командиром 5-го стрелкового корпуса. Делегат XV съезда ВКП (б) с совещательным голосом.

В 1933–1936 годах – начальник и комиссар Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского. В 1936–1938 годах – начальник Управления высших военно-учебных заведений РККА.

Арестован 19 сентября 1938 года как «участник антисоветского и террористического заговора, который находился в связи с Б.М. Фельдманом, занимался вредительством, направленным к подрыву оборонной мощи ВВС».

4 мая 1939 года был приговорен Военной коллегией к 15 годам лагерей с последующим поражением в правах на 5 лет, лишению звания комкора и конфискации имущества. Во время заседания Коллегии вину свою отрицал. Отбывал срок в Тайшете, Енисейске и других местах. Была арестована и его жена Рузя Иосифовна Черняк (1900–1937), тоже политический деятель, участница Гражданской войны. Она проходила по делу Тухачевского в 1937 году и была расстреляна.

А.И. Тодорский к 1953 г., отбыв в лагере срок, был направлен в ссылку в Красноярский край. В 1955 г. реабилитирован и восстановлен в Советской армии.

Большое впечатление на молодого конструктора (помимо аудиенции у Муссолини) произвело посещение научно-исследовательского и испытательного центра в Монтечелио. Особо он выделил чистоту и порядок в авиационных предприятиях – это всегда было близко Яковлеву и, похоже, укрепило его в мысли сделать свое КБ образцовым в отрасли.

Вообще год 1934-й был для А.С. Яковлева во многом определяющим и как для авиационного специалиста, и как будущего руководителя советского предприятия.

Огромное значение авиации не только как средства передвижения или вида вооружений показала драматическая история обычного грузового парохода «Челюскин», пустившегося в авантюрное плавание по Северному Морскому пути без сопровождения ледоколов. Рейс этот закончился так, как и должен был закончиться – гибелью судна, раздавленного льдами, и за великое счастье надо считать то, что только один человек погиб при крушении. Но 104 человека, включая грудных детей, остались в стужу полярной ночи на льдине! К этой катастрофе было приковано внимание всего мира, но Сталин, великий тактик и стратег Сталин, сумел превратить поражение в победу. По его инициативе к спасению людей, дрейфующих в Ледовитом океане, привлекли авиацию. Уж какими путями – через Владивосток, а далее по морю, через Атлантику и США, а также через неосвоенные просторы Сибири – добирались летчики до Ванкарема, откуда предстояло лететь на льдину, неважно. Но большинство из них добрались и сумели вывезти всех 104 человек на берег. И вот здесь агитационная машина Советского Союза сделала из летчиков чудо-богатырей. Семерым было присвоено только что учрежденное звание Героя Советского Союза. Слова «летчик», «самолет», «герой» стали синонимами. Разведчик Р-5, на котором была вывезена основная масса людей, красовался на марках, открытках, плакатах. И за всем этим маячила величественная фигура отца и учителя – Сталина.

Еще глубже понял Яковлев роль этого человека в истории нашей страны после убийства С.М. Кирова в декабре 1934 года. По действиям, которые предприняла власть, расследуя это преступление, проницательный Яковлев понял, кто в стране становится полновластным хозяином. Встретиться с этим человеком стало заветной мечтой. Впрочем, о такой встрече в те годы мечтали, наверное, все, но Яковлев чувствовал, что шансов у него побольше, чем у всех…

 
Эх, огурчики, помидорчики,
Сталин Кирова убил в коридорчике.
 

Частушка 30-х гг.

На виду. Главная встреча жизни

Яковлев всегда был на виду. Он любил быть на виду – это прибавляло ему задора, это вливало в него новые силы, необычайную энергию. И он всегда стремился быть в гуще авиационных смотров, конкурсов, праздников со своими ярко окрашенными самолетами, дерзкими полетами, рекордами.

Главной смотровой площадкой в то время был травяной аэродром в подмосковном Тушине.

Сотни молодых планеристов, парашютистов, спортсменов-летчиков, конструкторов ежегодно демонстрировали там свое мастерство на традиционных авиационных праздниках 18 августа. То был поистине красный день календаря. Впрочем, в календаре эта цифра могла быть и черного цвета, но в душе каждого авиатора она всегда пламенеет праздником – День авиации!

Тысячи москвичей в белых панамах, с детьми, с корзинками и зонтиками с утра стекались на подмосковную станцию Тушино, где в излучине Москвы-реки раскинулся большой аэродром.

А там уже галдел человеческий улей, цветилось небо куполами парашютов, шипели, разрезая плотный воздух, безмоторные планеры, милиционеры в белых шлемах в меру вежливо распределяли людские потоки по участкам аэродрома. Но самое главное начиналось после того, как стихал сводный духовой оркестр частей Военно-воздушных сил. Это означало, что на плоской крыше Центрального аэроклуба имени товарища Косарева сейчас появятся вожди.

И они появлялись.

Первым шел товарищ Сталин в белом кителе и такой же белой матерчатой фуражке. Следом поблескивал стеклами пенсне непроницаемый Молотов (в неизменной черной паре!), братья Кагановичи шли рядом – Михаил, нарком оборонной промышленности, Лазарь – железнодорожный нарком, иногда к ним присоединялся третий брат, Юлий Моисеевич Каганович, который был первым секретарем обкома партии в городе Горьком. Любимец авиаторов Серго Орджоникидзе приветливо махал знакомым летчикам. Чуть поодаль становились Микоян, Мехлис, Эйдеман, Кольцов, Эйхе, Косиор, Цихон и другие горячо любимые советским народом разноплеменные вожди русской революции. Здесь каждый знал свое место – красные конники и тоже народные кумиры Клим Ворошилов и Семен Буденный становились по левую сторону и тоже высоко поднимали в знак приветствия руки, но в народе ходили слухи, что Семен Михайлович ездит в Тушино по необходимости. Он обижался, что Сталин перестал бывать на кавалерийских смотрах и однажды произнес моментально ставшую крылатой фразу: «Лошадь свое слово еще скажет!»

А через несколько минут откуда-то из-за Москвы-реки выныривали из голубизны небес стремительные самолеты и начиналось завораживающее авиационное действо, в котором принимали участие и его, Яковлева, самолеты. В эти праздничные дни конструкторы по заведенному порядку были около своих машин и только отсюда из глубины летного поля могли рассматривать обитателей гостевой трибуны.

В 1935 году порядок знакомства вождей с пестуемой ими авиацией был изменен. 12 июля был запланирован показ членам правительства достижений авиаторов – без публики.

Несмотря на накрапывающий дождик, все участники смотра выстроились у своих машин, ожидая приезда руководителей партии и государства. Никто не знал состава инспектирующей группы, но все надеялись, что прибудет и сам Сталин – так хотелось побыть хоть немного в обществе любимого вождя!

И когда из черных бронированных «паккардов», остановившихся перед линейкой самолетов, вышел Сталин, раздались бурные аплодисменты. Иосиф Виссарионович легким взмахом руки остановил надвигающуюся овацию и дал команду начинать программу.

Начали ее своими бесшумными полетами длиннокрылые планеры; с голубого неба на зеленый ковер аэродрома спустили и рассыпали по полю свои яркие купола парашютисты; самолетную программу открыл на самолете У-2 известный летчик Алексеев. Он подготовил для этого дня специальный номер, который назывался «первый самостоятельный вылет учлета». Это был своеобразный авиационный шарж на летчика-неумеху, выполнить который было под силу только очень хорошему пилоту. Таковым был, по общему мнению, Алексеев. Он выделывал немыслимые фигуры в воздухе, вызывая всеобщий восторг. Закончить свое выступление он решил эффектно – штопором. Все с замиранием сердца следили, как зеленый биплан, вращаясь, несется к земле. Один виток, другой… пятый… Пора выходить из штопора, а он все крутит круги. И вот У-2 скрылся за деревьями и звучный всплеск воды подсказал, где закончил свой небесный путь пилотажник.

Повисла тревожная тишина, которую разорвали своим воем две санитарные машины. Строй спортсменов смешался, у вождей тоже был растерянный вид. Когда через несколько минут из-за прибрежных кустов появились спасатели, все насторожились. Из кузова лихо затормозившего автомобиля спрыгнул мокрый летчик и, обращаясь к Ворошилову, весело отрапортовал:

– Товарищ народный комиссар! Летчик Алексеев потерпел аварию!

Вздох облегчения был ему ответом. Сталин, тоже, вероятно, бывший в напряжении, улыбнулся, и здесь уже стали смеяться все.

Выглянуло солнце, и смотр пошел своим чередом. Конструкторы, в том числе и Яковлев, объясняли высоким гостям особенности своих самолетов, сыпали цифрами, приглашали посмотреть конструкции на земле.

В это время со стороны Красногорска к аэродрому устремился строй легких самолетов, впереди всех шел яковлевский УТ-2. Сталин заинтересовался, чей это самолет, и ему сказали, что молодого конструктора Яковлева. Когда УТ-2 подрулил к стоянке к нему направился Сталин. Вся журналистская рать, среди которых были давние друзья Александра – Евгений Рябчиков, Юрий Жуков, Елена Кононенко, Борис Горбатов, Юрий Корольков, – устремились вслед за свитой вождя. Наконец Сталин подошел к УТ-2. И Яковлев не упустил своего шанса…

Хотя разговор мог и не получиться. Вождь, видимо, уже кем-то проинформированный, сказал, что знающие люди говорят, что товарищ Яковлев уделяет излишне много внимания внешнему виду своих самолетов, верно? И товарищ Яковлев, вдруг не сдержавшись, сказал:

– Знающих людей много – специалистов мало.

Все затихли, но Сталин, пропустив мимо ушей тон ответа, взял под руку молодого конструктора и, продолжая задавать вопросы, отдалил его от группы. Какое-то время они вдвоем беседовали поодаль от остальных, а потом, так же не спеша, подошли к остальным.

Александр Сергеевич достаточно подробно рассказал в своих воспоминаниях о той судьбоносной встрече, о своей короткой речи перед вождем (в ней он не преминул ввернуть слово и о кроватной мастерской), одним словом, сделал все, чтобы вождь запомнил его.

Вождь и сопровождающие его люди двинулись дальше вдоль линейки самолетов, а Яковлев смотрел им вслед, чувствуя, как пылают его щеки.

Над аэродромом уже гремели марши, и «Авиационный марш» отдавался в душе каждого с особой силой:

 
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца пламенный мотор.
 

Потом зашелестели блокнотами репортеры, защелкали «лейки» фотографов, было ясно, что визит подходит к концу, пришло время финального снимка. Немедленно вокруг Сталина образовалась плотная стена людей, фотографы стали просить всех расступиться, и наконец к съемке все было готово. Но тут Сталин огляделся вокруг и поманил пальцем Яковлева, показывая на место рядом с собой. Александр Сергеевич примостился рядом, а Сталин положил ему на плечо свою руку…

Запомнил, значит.

Эта фотография украшала кабинет Яковлева до конца его жизни…

А все остальные могли увидеть этот снимок на следующий день в газете «Правда». После этого получить разрешение на очередной перелет было делом уже несложным. Москва – Горький – Казань – Сарапул – Пермь – Свердловск – Оренбург – Куйбышев – Сталинград – Луганск – Сталино – Днепропетровск – Киев – Бежица – Москва. Прямо, кругосветка какая-то! Из 34 самолетов, участвовавших в гонке, первое место занял Ю. Пионтковский. Ему досталась первая премия, а конструктору УТ-2 – золотые часы.

А вот в следующем году едва не случилась осечка. В делегацию на международную выставку в Милане Яковлев не был включен. Хотя кандидатура его и была в первоначальном списке.

Этого Яковлев стерпеть не мог, хотя тут предстоял прямой конфликт с руководством Глававиапрома, а именно с самим его начальником Г.Н. Королевым, вычеркнувшим Яковлева из списка, как только что вернувшегося из той же Италии. Яковлев посчитал, что его козыри крепче, и он написал письмо по известному уже адресу: заместителю председателя СНК СССР Я.Э. Рудзутаку:

«…Я ни разу не был ни на одном заграничном авиационном заводе, ни на одной выставке. Между тем множество работников других заводов ежегодно бывают за границей и имеют возможности знакомиться с новинками зарубежной авиатехники… Убедительно прошу Вашего приказания о командировании на Миланскую выставку и на передовые зарубежные заводы «Бреда», «Кодрон», «Де Хавиленд», где я смогу получить богатый материал для дальнейшей конструкторской работы».

Вы уже поняли, что в Италию Яковлев съездил.

В 1936 году он был во Франции и в Британии, а потом была война.

Уроки испанской войны: больше тревоги, чем гордости

Война, о которой так долго говорили на политзанятиях, загрохотала там, где ее не ждали – в Испании. Но – случилась. И тотчас во всех странах континента прошла резкая поляризация политических сил – на Пиренеи хлынули потоком добровольцы: кто-то жаждал воевать за республиканцев, кто-то готов был помогать мятежнику Франко душить «красную заразу». Но две страны подошли к гражданской войне в чужом государстве вполне профессионально – Советский Союз и фашистская Германия. За три года войны в Испании они «обкатали» в реальных боевых условиях все новинки боевого снаряжения, технику и людей, которым предстояло, как полагали и Сталин, и Гитлер, рано или поздно встретиться в открытой схватке.

Итоги участия в войне в Испании, похоже, не очень удовлетворили Сталина. А.С. Яковлеву довелось несколько раз присутствовать на совещаниях, которые вождь проводил с авиастроителями, и он видел недовольство и даже тревогу Сталина, когда речь заходила об Испании. Похоже, принимая решение о помощи республиканскому правительству, он полагал, что появление на театре военных действий замечательных самолетов И-16, И-153, СБ и других (это касается и других видов вооружений) будет триумфальным, но получилось иначе.

Советский Союз, отделенный от воюющей Испании недружественной Европой, просторами двух морей, не мог оказывать республиканской армии даже доли той военной помощи, что оказывали отрядам Франко Германия и Италия. Советские руководители полагали, что присутствие военных советников, посылка новейших видов вооружений всколыхнет население Испании, привлечет его на сторону республиканцев, но этого не произошло. Население многих провинций, где силы Франко как раз и были наиболее сильны, не горели сочувствием к коммунистам, анархистам, синдикалистам, социал-демократам, которые были в составе интербригад. С каждым месяцем положение франкистов, щедро поддерживаемых Германией и Италией, крепло.

И по количеству, а иногда и по качеству вооружение, поставляемое франкистам режимом Гитлера, превосходило советскую помощь. Похоже, что особенно уязвила Сталина авиация. Уж в нее-то он вложил столько сил и энергии, и в сражениях с японцами у Халхин-Гола она вроде хорошо себя зарекомендовала, а тут такая незадача: немцы сильнее в воздухе! Но немцев было больше, много больше, в воздухе сражались профессионалы из легиона «Кондор», им же противостояли немногие советские военные советники, а по большей части республиканские летчики, не имевшие боевого опыта. В воздушных боях немцы оттачивали тактику боя, изучали наши самолеты, с которыми, как они полагали, им вскоре предстоит встречаться в большой войне.

Уроки из войны надо было извлекать, но гнев плохой советчик, а Сталин не мог сдержать гнева. Была какая-то слабая надежда, что с Испании начнется победное шествие революции по Европе, но…

На совещаниях у Сталина виноваты были все. Яковлев помнил, какой разнос вождь устроил старшему Кагановичу (Михаил Моисеевич руководил в то время авиационной промышленностью) за отсутствие эффективной брони у летчика в наших самолетах. Он поднял со стола грубо изогнутый лист металла и показал его присутствующим:

– Эту бронеспинку из куска стали в Испании сделал наш рядовой летчик. Смотрите, сколько раз мог он погибнуть! – вмятины на самодельной бронеспинке оказались следами от пуль. – И что вы думаете? Наладила наша авиапромышленность средство защиты от пуль противника?

Сталин негодовал. Видимо, рекордная шумиха, которую он, собственно, сам и организовал в эти годы, ему и вскружила голову.

А как все было масштабно! В 1937 году четыре бомбардировщика ТБ-3 под командованием М. Водопьянова благополучно высадили в районе Северного полюса научную экспедицию И. Папанина. В том же году блестящие перелеты экипажей В. Чкалова и М. Громова через тот же полюс в Америку на самолете АНТ-25 заставили мир говорить о таком феномене, как создание в развороченной войнами и революцией стране авиационной промышленности, умеющей производить самолеты и моторы, способные на такие дела. Женщины рекорды ставили, молодежь пришла в авиацию, а на чем они летать будут, если командиры говорят о плохих танках, о плохих самолетах и пр. Как-то получилось, что в попытке снять с себя вину за поражения от командиров подразделений все чаще стали звучать слова о том, что у немцев техника была лучше, что мы посылали в Испанию старье, так что же ждать…

Да все складывалось не так! Слово А.С. Яковлеву:

«В начале гражданской войны в Испании И-15 и И-16 впервые встретились с «Мессершмиттами». Это были первые истребители Ме-109В с двигателями ЮМО-210 мощностью 610 л.с., и скорость их не превышала 470 км/час. Наши истребители по скорости не уступали «Мессершмиттам», оружие у тех и других было примерно равноценное – пулеметы калибра 7,6 мм, маневренность у наших была лучше, и «мессерам» от них сильно доставалось. Этому обстоятельству руководители нашей авиации сильно радовались. Создалась атмосфера благодушия, с модернизацией отечественной истребительной авиации не спешили. Тем временем гитлеровцы проявили лихорадочную поспешность и учли опыт первых воздушных боев в небе Испании. Они радикально улучшили свои машины Ме-109, установив двигатель «Даймлер-Бенц-601» мощностью 1100 л.с., благодаря чему скорость полета возросла до 570 км/ч. Они вооружили его пушкой калибра 20 мм, увеличив тем самым огневую мощь…

В таком виде истребитель «Мессершмитт» поступил в серийное производство под маркой Ме-109Е. При посещении в составе советской экономической делегации заводов Мессершмитта в Аугсбурге и Регенбурге осенью 1939 года я видел, как широко развернуто серийное производство Ме-109Е. В 1939 году их было построено около 500 штук. Модернизированные «Мессершмитты» были посланы в Испанию, где под командованием лучшего немецкого летчика-истребителя Мельдерса приняли участие в воздушных боях заключительного акта испанской трагедии. Преимущество этих самолетов перед И-15 и И-16 было очевидным… В воздушных боях наши истребители, несмотря на хорошую маневренность, оказались хуже новых немецких, уступая им в скорости – и в особенности в калибре оружия и дальности стрельбы… И как ни велик был героизм республиканских летчиков, в конечном счете успех решило качество боевой материальной части.

После фейерверка рекордов это было невероятной, на первый взгляд даже необъяснимой неожиданностью».

В свое время меня, помнится, уязвило это заявление Яковлева, поскольку в разных источниках об «испанской трагедии» я читал, что как раз по авиации республиканские войска ни в чем не уступали немецким. Но там были мнения рядовых летчиков, а здесь все-таки заместитель наркома. Еще подумалось, что он таким образом посылает в общество сигнал, что прежнее руководство наркомата не сделало должных усилий, а новое, куда входил А.С. Яковлев, с отставанием справилось. Получалось неуклюже, но напечатанное огромными тиражами суждение выдающегося конструктора и государственного деятеля обретало силу неопровержимой истины, и было многократно повторено и процитировано разными исследователями от рядового журналиста областной газеты до маршала Г.К. Жукова.

Наверное, истина была где-то в архивах, куда журналист областной газеты входа не имел, а маршал, хоть и имел, а вот желания углубляться туда не имел вовсе.

Но нашелся один человек, который отправился в архив. О результатах его изысканий мы поговорим в главе, посвященной мемуарам.