Текст книги "Отброшенные в Африку"

21.12.2012 прошел парад планет, которого многие так ждали и боялись. Но ничего не произошло. Совершив какое-то поступательно-вращательное движение с периодом в несколько десятков тысяч лет (кажется, так – я в этом деле не специалист), Земля пролетела мимо выстроившихся в ряд планет Солнечной системы, сверкнув атмосферой, расцвеченной остатками протуберанцев возмущенного столь диким поведением небесных тел солнца.

Думаю, эта бомбардировка солнечными частицами моей головы и инициировала всплеск мыслей и воспоминаний из далеких девяностых, вновь вызвав к жизни события и факты – казавшиеся незначительными и заурядными в то время, но почему-то вызывающие неподдельный интерес моих сегодняшних собеседников.

1.

Начну с того, что, находясь в исходной точке этой истории, я имел все основания предаваться отчаянию. 1995 год. Послеперестройка и вроде как кем-то и у кого-то, отвоеванная свобода. О ней заумно рассказывали неискушенному в политике народу, который, проорав по пьянке пару лозунгов, в конечном итоге понял, что будущее вдруг исчезло, а настоящее начало бить по морде, наотмашь да насмерть.

Флот развалился, многие мужики, оставшиеся на берегу не у дел, не смогли приспособиться к новым условиям и тупо спивались. Я тоже остался без работы, а в квартире с общей кухней и соседями-алкоголиками сидела супруга с двумя малышами Юлей и Алешкой.. И чтобы в семье наступило сытое спокойствие, нужно было как-то уйти в море.

И вот, как-то с утреца я поехал на “морскую биржу” – так называлась территория бывшего рыболовецкого колхоза и одновременно база каботажных судов – посмотреть, что, куда и почем. Нового здесь ничего не происходило, и народ потихоньку растекался по пивным точкам. А я остановился возле старого городского пассажирского катера, переделанного под парусник и разговорился со знакомым капитаном. Помню, говорили о какой-то технической проблеме, возникшей в ходе переделки катера в получившуюся затем новинку эпохи.

Я не верю в случайности и считаю, что случайность – это закономерность, которую ты сам же и создаешь с помощью спрятанных глубоко в паутине памяти правильных мыслей и совершенных тобой правильных действий. Поэтому, когда в моей болтовне промелькнула мысль о том, как можно решить проблему, изводившую капитана всю последнюю неделю, это была, скорее всего, закономерность.

В итоге мы отшлифовали эту мысль до конкретного решения, после чего я попрощался и пошел выпить пивка с килькой, которой меня угостил капитан. А через час к пивному ларьку подъехала старенькая тойота, и мой знакомый капитан предложил подвезти меня в центр города. И я ну ни как не думал, что сажусь в машину, которая отвезет меня в Африку на ближайшие 14 лет.

В центральном порту стоял небольшой, переделанный из старого СЧС (средний черноморский сейнер) морской грузовичок, и эта старая калоша, как мне было сказано, должна была пройти очень серьезный ремонт и даже модернизацию.

Еще удивило само место стоянки. Не по статусу старенькому СЧС стоять рядом с военными транспортами. Впрочем, в то время, когда старое рушилось, а новое принимало какие-то уродливые формы, за происходящим лучше всего было наблюдать молча. Причем издалека и с капиталом в кармане, что у меня не получалось.

В общем, мой знакомый подвез меня именно к этому странному пароходу, и после представления моих профессиональных и моральных качеств мне было предложено подготовить судно к работе, не стесняясь в конструкционных переделках.

После ремонта пароход должен был гарантированно отходить без сучка без задоринки минимум полгода.

Месяц работы позволил мне покончить с финансовой нервотрепкой в семье, а под конец ремонта мне официально предложили место старшего механика.

Настораживало то, что по сути предлагали играть втемную, никакой программы большой босс не озвучивал. Короче, мы готовились, но к чему конкретно, не знали. Как профессионал-моряки мы делали свою работу на совесть – благо финансы позволяли, что тоже было необычно для того времени, когда все соки выжимались даже из ничего, лишь бы только прокормиться, какие уж тут ремонты!

Поэтому, когда моя супруга Эльмира после долгого молчания как-то выдала фразу: “Kак бы ты не исчез насовсем с такой работой”, мне стало не по себе. Примеров такого рода было сколько угодно. Была экспедиция в Гамбию с пятью покойниками после ее окончания. Были два пропавших СЧС, обнаруженные потом где-то в Греции, но уже без экипажей. Были экспедиции, брошенные в Сенегале, а потом, как следствие, команды африканских пиратов во главе с украинцами.

Так что я заверил семью, что пиратом не стану и обязательно вернусь своим ходом. Тем более, что рейс нам объявили на Новороссийск, сказали, что повезем запасные части для грузовиков КрАЗ. Странность, однако, была в том, что в 20-тонный трюм погрузили два моста для КрАЗов и продуктов взяли на месяц безбедной жизни, хотя рейс намечался максимум двухнедельный.

Все разъяснилось вскоре после отхода, когда я помахал рукой трем родным силуэтам, стоявшим на молу Северной бухты в Севастополе. Пустив дымок и дав гудок на прощание, мы растворились в вечернем сумраке, и уже примерно через час капитан переложил штурвал в совершенно другую сторону от курса на Новороссийск и, собрав экипаж, коротко объявил, что идем на Босфор.

2.

На кораблике возник бунт. Несколько человек были в отгулах на основных местах работы, и поэтому двухнедельная, а скорее трехнедельная командировка их не устраивала. Тогда капитаном был выставлен припасенный как раз на такой случай коньяк, и началось обсуждение условий.

Меня такое развитие событий более чем устраивало. Это было именно то, к чему я в глубине души всегда стремился. Тут же нарисовалась перспектива дальнего и опасного – а каким еще оно могло быть на таком судне! – путешествия. И в груди у меня словно образовался пузырь из радостных, ярких детских ощущений, когда я, начитавшись Фенимора Купера или Стивенсона, мечтал о том, что происходило сейчас на этом 25-метровом старом суденышке которое должно было пройти по маршруту, по которому я ходил на больших судах и как джинн не ощущал ничего кроме тоски от закупоренности в железной лампе.

Здесь было совершенно другое: до воды меньше метра, и пузырь в груди был готов вот-вот лопнуть и дать волю распиравшему меня щенячьему восторгу. Но все же мой возраст (35 лет как-никак!) и должность не позволяли вести себя как щенку, а заставляли корчить из себя морского волка.

После 4-х бутылок коньяка договор был достигнут. Товарищам без авантюристических наклонностей было обещано скорейшее возвращение на кухню, к пятнам борща на халате стареющей жены и ежемесячным скандалам из-за полупропитой скудной зарплаты.

На положительных коньячных эмоциях проскочили Турцию, по пути порвав сети рыбаков в Босфоре. Мы шли тем же курсом, что и сухогрузы с танкерами водоизмещением 10 и 20 тысяч тонн, притягивали они нас как щепку, поэтому приходилось все время подворачивать к берегу. Ну и угораздило нас в сумерках попасть в турецкие сети. Нам еще повезло, что у турок сети нейлоновые, а не капроновые, как у нас. Разорвали мы их реверсами ходов и быстренько ушли в Мраморное море.

Через сутки попали в небольшой шторм, который для нас оказался очень даже большим – настолько, что пришлось искать убежища за греческими островами. Здесь мы наткнулись на такого же, как мы, авантюриста, дрейфовавшего со сломанным гребным редуктором. Пароходик не мог двигаться самостоятельно, а поскольку шторм менял направление и нужно было постоянно уходить от него в тень острова, то пароходик теоретически был уже покойником. Но практически мы этого не допустили, а взяли его на буксир и таскали за собой, пока не закончился шторм, а потом отремонтировали ему редуктор.

Судно оказалось оказался греко-турецким контрабандистом сигарет с грузино-русско-украинской командой. Так что мы спасли их от утопления, а если бы они вздумали подать сигнал SOS, то и от турецкой или греческой тюрьмы – в зависимости от флага спасшей их береговой охраны.

Мы, естественно, изрядно пополнили запасы сигарет, чем отсрочили желание некоторых членов нашего экипажа бросить курить. Попрощавшись с контрабандистами-неудачниками, мы продолжили наш путь.

В Сицилийском проливе мы на полном ходу врезались в стадо мигрирующих морских черепах. Зрелище, невиданное для многих из команды, меня не удивило. Я уже видел нечто подобное, когда во время службы на флоте мне доводилось бывать в этом районе. Но одно дело наблюдать процесс с высоты 5 метров и совсем другое, а когда можно потрогать черепах рукой.

Быстро изловив одну из них сетью, мы уложили черепаху на палубу, предварительно перевернув ее на панцирь. Мы уже начали было обсуждать меню для камбуза, но тут рык капитана, проснувшегося после ночной вахты, вернул всех к консервам.

Капитан, конечно же, был прав: слишком беззащитны мы были на своем кораблике, чтобы еще гневить морских богов. Так что мы не стали проверять, какова черепаха на вкус. Насмотревшись, как она плачет, мы просто отпустили ее на волю. А через пару дней мы уперлись ходовой рубкой в стволы крупнокалиберного пулемета катера береговой охраны у города Валетта, что на острове Мальта.

Офицер долго рассматривал в бинокль что-то поверх наших голов. Я уже начал подумывать то ли о светящемся нимбе, то ли о рогах, когда он все-таки выдавил в громкоговоритель:

«А что у вас сверху на рубке?»

Мы повернули головы и не увидели ничего, что могло бы вызвать такой вопрос. Две антенны и радар. Все. На ломаном английском спросили, что он имел ввиду и получили ответ:

«Идем на базу для досмотра»

Так, под прицелом, мы и пришли в Валетту. Кстати, еще на подходе к острову мы ломали голову: как бы без портовой волокиты быстро пополнить запасы и уйти. Желание наше исполнилось отчасти благодаря какому-то злодею, сбежавшему из неприступной крепости-тюрьмы и нашему радару, по форме напоминавшему пусковую установку – непонятно чего. Но именно так мы перевели досматривавших нас офицеров береговой охраны.

Словом, два несвязанных между собой события совпали во времени. Нам необходимо пополнить запасы, и мы подходим к острову. В это же время из городской тюрьмы сбегает злодей, которого должно подобрать некое судно. Береговая охрана, наблюдающая за морем, принимает нас за злодейское судно, задерживает и при виде нашего древнего советского радара в оригинальном кожухе, стоявшего когда-то на яхте то ли какого-то министра, то ли самого генерального секретаря, приходит в такое возбуждение, что не ограничивается досмотром на рейде, а приводит для доскональной проверки в порт.

В порту мальтийцы быстро убедились в нашей полной безобидности. Они сфотографировались вместе с нами под нашим радаром, после чего помогли быстро пополнить припасы и даже разрешили пару часов погулять по Валетте.

Поблагодарив гостеприимных военных моряков, мы убрались восвояси. Дальнейший наш путь напоминал странную гонку наоборот. По мере приближения к Гибралтару, берега Средиземного моря сходились все ближе, и поэтому концентрация судов всех типов на единицу площади становилась все больше, и скорость у них была на много выше, чем наша ,создавая эффект того, что мы несемся быстрее их, только почему то ,курсом назад. Белые стремительные пассажиры, и загруженные по клюза утюги – трудяги контейнеровозы ,торопившиеся пройти Гибралтарский пролив, на много порядков отличались от нашего старенького черноморского сейнера, который нагло ввязался в гонку с ними имея моторчик всего лишь в 150 лошадиных сил, тогда как у окружающих нас гигантов были моторы мощностью в тысячи лошадей.

Нам конечно было обидно , что мы оставались позади всех пароходов , которые целеустремленно перли, спеша проскочить узкость ГИБРАЛТАРА и лишь вскользь обращали внимания на столь мелкую пометку на экране радара как мы. Зато мы остро чувствовали темносинюю глубину моря и полностью сливались с водной стихией , в виде соленого ветра и игривых пенных гребней волн ,возникающих от проносящихся мимо прекрасных лайнеров нового века, о которых нам оставалось только мечтать.

,

Выйдя из пролива, поймали первую океанскую волну. Тут же перехватило дыхание, и здорово его перехватило. Осталась позади жизнь в тесноте и узости, жизнь между двух берегов. Впереди – простор для событий, которые обязательно состоятся. И даже при полном напряге воображения невозможно было представить будущее. Так и шли мы в полном неведении того, что ждет нас за гребнем каждого набегающего ,совсем уже нешуточного, вала.

В такой полу-штормовой (учитывая наши размеры), брызжуще-искрящейся атмосфере мы проскочили расстояние до Канарских островов. И когда очутились на рейде порта Лас-Пальмас, некоторым ребятам стало грустно оттого, что это конец путешествия. Пара дней отдыха с отоваркой и пьянкой ,и самолетом к халату на кухне.

3.

В Лас-Пальмасе наш небольшой экипаж разделился. Когда стало понятно, что путешествие может затянуться и никакой смены экипажа и передачи пароходика в другие руки, тоже не намечается, рассчитывавшие на двухнедельную прогулку по Средиземке товарищи оголили свои нервы и стали помаленьку бузить, наливаясь картон-вином – так мы называли дешевое винное пойло из картонных пакетов.

Зато большому боссу, который затеял эту эпопею, возникшая ситуация помогла определиться на предмет ,с кем из нас стоит вести переговоры о продолжении похода дальше, на юг, к экватору. В результате оставшиеся трезвомыслящие, оказались в ресторане – уже с совершенно другим содержимым бокалов и многочисленными вопросами к организаторам предприятия.

Благодаря хорошему меню и предельно понятным ответам ,за столом воцарилась теплая атмосфера и была намечена дата отплытия нашего кораблика.

На следующий день капитаном была объявлена программа нашей дальнейшей жизни. Одна часть экипажа трезвела и готовилась к отлету, вторая, не расслабляясь, производила необходимые приготовления к весьма нешуточному переходу к экватору. Конечная точка путешествия не объявлялась. Я так понял, что не было необходимости провоцирования информационного " поноса", который обязательно случится , по прилету в родной город, у списанной части экипажа.

Ребята быстренько – если состояние ничем необлегченного похмелья позволяло назвать так скорость процесса отоварки в городе– прикупили дефицитных «Панасоников» с «Шарпами». Так же быстренько они умудрились забыть часть прикупленного в такси, а оставшуюся радиоаппаратуру позволили украсть прямо с палубы судна, где ее свалили.

С такой же скоростью ребята смотались обратно в город и затарились «Панасониками» и «Шарпами» по новой, ибо отоварка в Лас-Пальмасе без аудиоаппаратуры была по тем временам просто немыслимым отступление от правил и стандартов поведения постсоветского моряка.

Тем временем остающийся народ пытался начать техническую подготовку судна. Однако все правильные желания и усилия тонули в море бардака, который образовался в процессе кипучей деятельности отъезжающей части бывшей команды. Наконец, в бурлящем море прощальных эмоций , на причал выполз автобус для отъезжающих похожий на пассажирский морской лайнер. Судьбы каждого из нас он разделил на две части. Одним предстояла понятная и вполне предсказуемая жизнь, других ждало будущее, щекочущее нервы своей полной неизвестностью.

В последующие пару дней я, как отвечающий за все наше железо, которое должно было обеспечить положительный результат предприятия, обошел вместе с большим боссом мастерские и заводики, входящие в гигантскую систему канарского судоремонта.

Все мои просьбы о необходимом ремонте и мелкой модернизации , перед серъезным переходом в тропические широты, вскоре были выполнены. Я с досадой и грустью вспомнил наше советское судоремонтное болото – с омутами дефицита и бюрократическими ямами, заполненными технологическим отставанием.

Насладившись созерцанием всевозможных материалов и приспособлений, которые то, что в Союзе называлось проблемой, здесь в Лас-Пальмасе, позволяли считать устраняемым за минуты недоразумением, я рискнул попросить приобрести кое что из достижений технической мысли и был сразу же переведен из магазина, на специализированный склад, где чуть не упал в обморок от увиденной технической роскоши. В общем, я был рад всему, что увидел, узнал и приобрел.

Я словно посветлел, очистился, стал дышать свободнее – без каких-то вечно напрягающих) опасений. Это состояние позволяло смелее сравнивать и анализировать все, что со мной происходило. С горечью подумалось о том, что мы, не имея всего этого технического разнообразия, призванного облегчить труд механиков, часто выходим из сложных ситуаций исключительно за счет мозгов и рук. Гордиться и хвастаться по этому поводу не хочется. Мы технологически отстали, это обидно.

В общем, с прошлым все было понятно, ценным в нем оставалась для меня лишь семья. Только вот рисовать даже приблизительный образ будущего мешали стоявшие перед глазами недавние похороны товарищей-моряков, которые погибли в Гамбии.

Официальная версия: невозможность лечения тропической лихорадки из-за отсутствия эффективных медикаментов. Наш советский дилагил вроде как не помог, а может, у них его и вовсе не было. Кому в 1990-е годы была охота разбираться в делах множества брошенных по миру морских экспедиций? Когда посольские узнавали, что мы из отделившейся Украины, то отказывали в помощи живым, но зато могли помочь отправить домой мертвых. Хотя их тоже можно было понять, так что спасибо и за это.

То, что уцелевшие моряки рассказывали о работе в африканских тропиках, казалось не то пьяным бредом, не то слишком уж суровой правдой. Поэтому главный наш вопрос в ресторане в Лас-Пальмасе звучал примерно так: «Можно ли как-то не умереть от тропической лихорадки?»

Ответ, что можно, нас вполне устроил. Мало того, нам заранее выдали все необходимые медикаменты и заверили, что в аптеках на месте они свободно продаются.

И вот, наступил день, когда все было готово. Документы оформлены, топливные танки заполнены под завязку, в трюм загружен запас топлива в бочках. Нужно было обеспечить переход без заходов куда-либо. На пути были только пиратские районы, начиная с Сенегала и заканчивая Нигерией. Крайним (так говорят суеверные летчики, не желая произносить слово «последний») и самым опасным отрезком пути была дельта реки Нигер. Здесь исчезало все, что проплывало близко и могло быть спрятано в плавнях и прибрежных мангровых зарослях.

Так что наш пароходик вполне подошел бы местным джентльменам удачи. Поэтому наш бравый капитан, который знал этот район еще со времен учебной практики, проложил курс за 50 миль от береговой черты. С нашими габаритами очень маленького каботажного (прибрежного плавания) судна, поверьте, это далековато.

Все моряцкое естество требовало держаться хотя бы в пределах видимости берега – все-таки это великий океан, и даже без шторма каждая его волна для нас почти цунами. Ну а мощность нашей силовой установки, в просторечии называемой «главным мотором», лучше вообще не упоминать, чтобы знающий человек не покрутил у виска пальцем или чего доброго не обвинил меня во лжи, прочитав всю эту писанину о походе с таким мотором и на таком пароходе.

Тут, конечно, уместно вспомнить о яхтах, ведь их размеры тоже невелики. Но яхты – это морские птицы, они рождены для волн и ветра, это их стихия и дом. В отличие от нашего рыбацкого поплавка, который обязан телепаться на леске недалеко от берега.

Это свойство поплавка – не тонуть, даже оторвавшись от удочки рыбака и уплыв в неизвестность – нам очень пригодилось. Наш пароходик и был поплавком, перед которым поставили задачу: двигаться вперед по курсу к цели и по пути не пропасть в опасных водах Западной Африки и мангровых зарослях дельты Нигера.

Что ждало экипаж в этих случаях в общем-то известно, пираты свидетелей не оставляли. Хотя и бывали случаи, что свидетели сами становились пиратами и даже пиратскими главарями, сумев подмять под себя вчерашних крестьян и объяснить им, как лучше и эффективнее делать то, от чего они сами недавно страдали. А что? Раз до Родины уже не добраться, да она их и не ждала, то профессиональные моряки, подкорректировав старые и освоив новые навыки, вполне удачно принимались руководить африканской морской шпаной. Хотя, конечно, такие случаи были исключениями из правила.

На закате, закончив все основные приготовления к раннему утреннему отходу, мы вшестером собрались на палубе. Подъехал большой босс, передал документы на отход и мы, что называется, присели на дорожку, расположившись за принесенным столом.

4.

Шли мы в Экваториальную Гвинею. Подмышка Африки, слаборазвитая страна, правда, с большими перспективами, к которым, возможно, мы будем причастны. Совсем недавно на шельфе Гвинейского залива обнаружили совсем нешуточные запасы углеводородов. И в одночасье на еще вчера нищую и никому неинтересную страну устремилось множество наблюдающих и анализирующих взоров.

Ну и наш босс, который знал Экваториальную Гвинею не понаслышке, решил долго не всматриваться и не тянуть с анализом, а послать на место кораблик – помогать гвинейцам с перевозкой самых разных товаров из соседних стран. Ну и чтобы быть поближе к пирогу, когда его начнут делить.

Но лезть к пирогу в одной компании с такими акулами как Франция, Америка или Китай очень опасно. Лучше стоять с краю, делать свое дело как можно лучше и ждать. Нам, бывшим советским людям, только и оставалось как придерживаться такой тактики. После сдачи всех своих мировых позиций, после провала модернизации государства и краха идеологии мы не могли рассчитывать на большее.

Это сейчас я все чаще возвращаюсь мыслями в то время. А тогда мы не задумывались о таких сложных раскладах, да они нам были и не нужны.

Нами двигали гораздо более приземленные(меркантильные) интересы, а именно: желание заработать побольше и жить получше. Лично мною помимо этого двигало еще и чувство здорового (надеюсь!) авантюризма, о котором я уже говорил. И отчасти – предсказание-приговор моего преподавателя в военно-морском училище, которое я закончил по специальности «судовой механик»

На нашем курсе была традиция: в конце лекций и занятий по многим предметам оставлять время на морские байки преподавателей. Понятно, что при условии хорошего поведения и успеваемости курсантов. Делалось это для того, чтобы приобщить нас, сопливых карасей, к морской касте, вскружить нам головы рассказами о путешествиях, опасных приключениях и правильных, мужских поступках.

И надо сказать, что это здорово работало и подстегивало в учебе. Когда весь в золоте каперанг закручивает сюжет своей байки, искусно подводя слушателей к грани эмоционального взрыва, когда курсанты, ерзая за партами и вылупив глаза, не знают, верить или нет этой горе авторитета и когда рассказчик, усиливающий эффект от повествования жестами, вдруг – о чудо! – в подтверждение своих слов извлекает из портфеля какую-то реликвию – поверьте, это что-то!

За каких-нибудь 10 минут чисто на одних эмоциях на 100 процентов восстанавливаешь непреодолимое желание учиться, учиться и еще раз учиться согласно завещанию классика.

Однажды мы подзадержались на одной из лекций по эксплуатации судовых котельных установок. Времени оставалось в обрез, и было ясно, что даже на короткую байку его не хватит. Но не дай морской бог нарушить традицию, и тогда преподаватель, капитан второго ранга, которого мы между собой звали Кузьмичом, блестяще вышел из положения.

Кузьмич был легендарной личностью. Он рассказывал, как будучи молодым командиром участвовал в советском исходе из Египта, а еще о том, как в свое время напугал цээрушников какой-то непонятной, жутковатого вида конструкцией на корме своего сторожевика. Конструкция эта оказалась коптильней для рыбы, замаскированной под некую абстрактную пусковую установку.

Коптильню таким хитрым способом спрятали от своего же берегового начальства, которое, как известно само не знает, что там стоит на кораблях. И вот эта груда «секретного» железа, на котором кок исполнял свои кулинарные шедевры (причем только в море, в остальное время коптильня была наглухо зачехлена), заставила здорово понервничать наблюдавших за сторожевиком Кузьмича цээрушников, которые даже предприняли отчаянную попытку проникнуть на корабль и заглянуть под чехол. Понятно, что шпионы жестоко поплатились.

Так вот, за пару минут до окончания лекции Кузьмич достал из своего солидного портфеля совсем даже несолидную фотографию и со словами «все вы там будете, это я вам обещаю» показал ее нам. Он сказал это так, словно приговорил нас к тому, что мы увидели на фото. А увидели мы щуплого русского парня, который, стоя между двух стройных негритянок, обнимал их из-за спины за пышные груди. Парень ухмылялся, словно говоря: «Ребята, это кайф!»

На следующее утро, отчалив от причала и дав гудок, я нарисовал в памяти вместо того парня себя и сделал эту мысленную картинку своей путеводной вехой.

Через несколько вахт стало ясно, что близость к воде, чему мы так умилялись в относительно спокойном внутреннем Средиземном море – это совсем не то же самое, что близость к воде даже в относительно спокойном на тот момент Атлантическом океане.

Волна с веселым белым гребешком, по-морскому называемым дельфином, просто проходила через весь пароходик относа до кормы, оставляя нас по колено, а то и по пояс в соленой воде.

Палуба у нас была одна, выше находилась только рулевая рубка, которая вмещала лишь ходовую вахту в 2-3 человека. Укрыться было негде. Кораблик заливало водой, и она не сходила, а собиралась на борту, что могло привести к потере плавучести и плавному опусканию на дно вместе с экипажем.

Нужно было срочно решать проблему. Вариант был всего один: проделать спускные отверстия в фальшбортах судна и поставить на них захлопки, которые не позволяли бы отошедшей воде захлестываться обратно. Эти отверстия помогут нам выжить и в условиях настоящего шторма. Работа понятная, но трудновыполнимая из-за невозможности применения электрического инструмента – на палубе воды по колено.

Поэтому сверлить и резать борта и палубу нам пришлось вручную и очень долго. Это таило в себе риск смыва за борт, что и произошло со мной несколько раз. Но все равно – намного приятнее быть смытым за борт и с помощью коллег вернуться живым на страховочной веревке (конце по-морскому), испытав при этом целый букет сильнейших ощущений (борьба, страх перед бездной внизу, восторг), чем быть банально убитым током во время резки металла электрорезаком в соленой воде. Вода и электричество, как известно, не жалеют тех, кто пытается их соединить.

Те детали, которые было невозможно изготовить без электричества, делались на сухом капитанском мостике. Мы справились. Через восемь часов работы, подгоняемые проклятиями кэпа, мы освободили палубу от воды. Точнее, вода приходила, но сходила очень быстро. Теперь стало возможным перенести обеды уйти из очень тесной столовой на просторную палубу, предварительно прибив к ней стол.

Это было требование капитана, неукоснительно соблюдавшего морскую традицию: обедать не там, где и кому удобно сидеть при качке, а за столом с сервировкой на белой скатерти – без всяких скидок и допущений.

Воображаю, насколько комично выглядели эти обеды со стороны! Когда я, проверив работу механизмов и как обычно последним, добирался на корму, то видел людей,сидевших за столом, а вода заливала их по те самые части тела, на которых они сидели. И никто не обращал на это никакого внимания, все привычно и быстро ели. При этом стол всегда сверкал белой скатертью, правда, с обвисшими от воды краями.

Человек привыкает ко всему, это общеизвестно и не обсуждается. Привыкает к армии, привыкает к семи-восьми месячным рейсам без захода в порт, привыкает к впаренным оголтелой толпе демократиям с дурными последствиями для одураченного народа.

Вот и мы привыкли к размеренной океанской волне, на которой резвятся еще и волны поменьше. И даже если мама-волна ведет себя по– взрослому спокойно, то волны-дочки со своими пенными дельфинчиками приучили нас все время быть мокрыми – даже за едой, даже во сне.

Мы были похожи на просоленных морских котиков, за которыми охотятся касатки. Ведь чтобы управлять таким маленьким корабликом в океане, нужно постоянно подворачивать на волну, да еще и крутить головой при этом – точь-в-точь как котики, высматривающие убийцу-касатку.

На карте наш курс выглядел как вытянутый на юг зигзаг. И вот, на одной из прокладок капитан, тыча пальцем в карту, довольно прорычал, что точка в которой он по своему обыкновению сломал карандаш, это место рандеву с его старинным другом.

Старинный друг, как выяснилось через пару часов, командовал, в отличие от нашего кэпа, большим рыбопромысловым консервным траулером. Но наш кэп по этому поводу совершенно не комплексовал. Полжизни он отходил на большом морозильном траулере, после чего оказался в ремонте, из которого в перестроечное время кораблю был один путь – в металлолом.

Хлебнув единожды романтики работы на малом судне, кэп не стал в очередь спивающихся возле пивных точек капитанов и штурманов, ожидающих, когда же их пригласят на высокие мостики новых траулеров. Поэтому он и оказался в нашей компании.

Думаю, это было забавное зрелище: бегущая рядом со слоном Моська (это мы), подпрыгивая, пытается что-то тявкнуть слону-траулеру. Ну а когда я узнал название траулера, то у меня просто похолодело все внутри, потому что на этой посудине работала мастером рыбообработчиков моя уважаемая теща. И сейчас она находилась в рейсе, то есть на борту.

Поговорить лицом к лицу при нашей амплитуде провалов в пучину и вознесений к небесам, естественно, не получилась. Близко подойти мы не могли – рыболов шел с тралом, его практически не качало, зато нас телепало будь здоров.

Поэтому общались по трубке УКВ связи. Она была похожа на трубку домашнего телефона, и когда позвали мою родственницу – иди, мол, зять звонит – она подумала, что я звоню с городской квартиры, только почему-то не в обычное ночное время, когда связь получше.

Спросив о здоровье внуков и дочери, она по чьей-то подсказке выглянула из ходовой рубки траулера как раз в тот момент, когда очередная волна подняла наш кораблик вровень с иллюминаторами мостика траулера, и мы сквозь шум моря и работающих механизмов услыхали испуганный крик тещи: “Ты что, дурак, я дочери все расскажу!”

У нас в рубке все так и грохнули от дружного смеха. Да, мы были другими, и люди с большого надежного корабля смотрели на нас с разными выражениями лиц. Короче, долго общаться в «сухих» условиях никому не хотелось, мы погудели, подвернули на свой курс и пошли своей дорогой.