Текст книги "Пряники"

У Лаптева в то время дядька работал электриком на кондитерской фабрике. Как-то шёл он с работы в вечернюю смену. А надо сказать, что человек он был не слабого здоровья, рост под два метра и кулаки, как гири. Тем не менее, носил с собой пассатижи. Так, на всякий случай. И случай не заставил себя ждать. Шёл он себе с работы около одиннадцати вечера, никого не трогал. Ему навстречу мужичок, дядька насторожился, а мужичок, может быть, совсем и без задней мысли, спросил, есть ли у дядьки спички. Ну и получил тут же в лоб кулаком. А в кулаке пассатижи зажаты. Хороший был удар. Мужичок с копыт, а дядька домой.

Так вот, майор Филиппов носил с собой пистолет за ремнем, сзади, под пиджаком. Тогда на вооружении у милиционеров ещё «ТТ» были.

Идёт по улице ночью, с работы шёл, тогда ведь с транспортом в милиции совсем плохо было, а работы, как и сейчас, много. Идёт и тоже никого не трогает, а из-за дерева выходят трое молодцов. Крепенькие такие, улыбаются. Один ножик достаёт, на руке покачивает:

– Дядя, – спрашивает, – нужный в хозяйстве предмет не хотите ли приобрести. Посмотрите, какой симпатичный, им можно и колбаску порезать, а при случае и свинюшку заколоть.

Видно, ребята посмотрели уже польский фильм «Ева хочет спать», там как раз жулик посреди ночи кирпич продавал не бедному прохожему. Короче, с юмором гопники попались. А ножичек-то как раз подходил под хороший свинокол.

Майор Филиппов юмор понял, стал пиджак снимать. Парни наготове стоят, ждут. Майор пиджачок снял, отдал грабителям.

Один из них напомнил:

– Часики бы ещё, да и брючата не помешают, – вежливо так сказал.

Вот тут майор Филиппов пистолет быстро достаёт и на ребят наставляет. Они же сзади-то его не страховали, чего страховать, лох попался на ночной улице, они же, лохи эти, ночью ручные совсем.

Филиппов спокойно, но жёстко говорит:

– Не дёргаться, начальник угрозыска майор Филиппов, стреляю без предупреждения, – ну, он же с юмором был, поэтому со смешком добавил, – ой, извините, с предупреждением, – и выстрелил в воздух.

А и, правда, нельзя было без предупреждения, затаскали бы по прокуратурам.

– Стреляю с предупреждением. Ножичек бросили. Пиджачок тоже.

Привёл он их в горотдел, сдал дежурному, рапорт написал.

Потом ещё пару раз свой подвиг повторил. Затихла грабительская ночная жизнь надолго. Потом, видать, фотографию Филиппова раздобыли, при грабежах сначала личность прохожих изучали. Стали внедрять другие способы. Но пистолет при себе – это, по крайней мере – себе безопаснее.

Короче, участковые ветераны этот опыт запомнили, поэтому и Лаптев, и Нартов носили пистолеты в укромных местах: Нартов – так же как Филиппов, сзади под ремнём, а Лаптев привязывал оружие к голени скотчем, правда, так – легко, чтобы выдернуть можно было быстро. Да и пистолетик он носил полегче – «ПСМ», он хоть и послабже пистолета Макарова, но не дамский же. Далеко не дамский.

Вот и сейчас он, слегка размяв кисти рук, достал из-под скотча пистолет, снял с предохранителя, передёрнул затвор, загнав патрон в патронник, и стал ждать, когда в спальне закончатся хрипы и писки. Стыдно, вроде как, в такой момент врываться с диким криком: «Всем на пол, руки за голову!», и тому подобное…

Он уже стоял, когда хлопнула вдруг входная дверь, раздался женский крик: «Всем стоять, полиция!» То есть, как раз почти то, что и должен был, срывая глотку, заорать Лаптев.

Он даже вздрогнул, на секунду отвлекшись, а Зорич среагировал мгновенно. Он выскочил из спальни со спущенными штанами, но с ножом в руках. Мог бы, кстати, и с пистолетом-зажигалкой выскочить, да, видать, пока участковый в отрубе был, распознал, разбойничья морда, секрет оружия Лаптева.

Участковый рассчитал так, что с учетом роста Зорича, он выстрелит ему в ногу, но Зорич сразу метнул в него финку и попал в левое плечо. Лаптев, конечно, выстрелил, но от удара ножа рука вздрогнула, и пуля попала бандиту несколько выше. Наверное, туда, куда её послала судьба, фатум или как там ещё… Она ударила Зорича ниже живота, в пах.

Удар потряс Зорича, он даже, скривившись, потянул руку к животу, но тут же по-звериному взревел и бросился к участковому, пытаясь схватить его за горло. Второй выстрел произошёл именно из-за этого рывка, автоматически.

Пуля ударила Зорича в солнечное сплетение, отбросила, несмотря на вес, к стене, он медленно сполз, злобно глядя в глаза Лаптеву. Что-то невнятно прохрипел.

Только после этого Лаптев повернулся к входным дверям. Там стояли Ирина Германовна и Галина Николаевна. А кто ещё мог там быть, да ещё с криком: «Всем стоять, полиция!» Они хоть и «бабки», но молодые и ух, какие боевые!

– Молодцы, девки, вовремя пришли, – только и вымолвил он, – вызовите «скорую», а?!

– Может, тебе помочь? – невнятно промолвила Галина Николаевна.

– Я ж и говорю, «скорую» вызывайте, – негромко повторил капитан.

Он, не обращая внимания на стуки в дверь, быстро выдернул нож из плеча.

Вообще-то, по всем наукам, нож или там стрелу, копьё, пулю из раны вытаскивать нельзя, но больно уж он мешал. Не болью, а своим присутствием в теле, инородностью что ли.

Кровь, конечно, полилась, хоть и не фонтаном, но эдаким хорошим ручьем.

Подбежала Ирина Германовна, сдёрнула с него китель, Галина Николаевна в это время кричала по телефону чуть хрипловатым от волнения голосом: «Ты чо, Нартов, не понял что ли, тут твой друг, можно сказать, помирает от своего героизма, а тебя нигде и не видно! Какой спецназ, мы уже всё закончили?! Гони, давай сюда!…»

Из спальни, боязливо проскользнув мимо лежащего Зорича, выбралась девчушка, Нюська. Уже одетая в ситцевый цветастый сарафан, она намеревалась убежать от этих ужасов немедленно.

– Тряпку найди какую-нибудь. Чистую, – пробормотал Лаптев.

Нюська кинулась искать, да где ж в этом гадюшнике чистое найдёшь. Заливаясь слезами и не сводя взгляда с участкового, она скинула с себя свой ситцевый сарафан, попыталась своими слабенькими ручонками разорвать ткань…

– Сгинь отсюда, быстро! – Рявкнул сквозь боль Лаптев, а поскольку девчонка продолжала стоять перед ним, видимо, из чувства долга или там благодарности, он добавил: – Катись отсюда, пока никто не видел. Да, в порядок себя приведи хоть чуток. Дуй в ванную.

И она тут же исчезла.

– Бабушки-девчата, – слабым голосом сказал Лаптев, – вы бы тоже вышли, мне поговорить надо с… задержанным. Никого сюда не пускайте.

– Здрасьте, – возмутилась, было, Галина Николаевна, – мы…

– Я кому сказал! – Рявкнул участковый. – Быстро, – и добавил уже спокойно, – Нартова дождётесь, заходите. И «скорую» тоже.

Из ванной послышались звуки льющейся воды.

– Живой, Толян? – Спросил Лаптев, когда Ирина Германовна и Галина Николаевна, шипя, как змеи, всё-таки вышли.

– Да, живой я пока … – бормотнул Зорич, – но скоро сдохну. Радуйся…

– А что мне радоваться, – негромко вымолвил капитан. – Я и сам-то кровью истекаю.

– Что, хочешь, чтоб пожалели тебя, героя?

– Пошёл ты…

Они замолчали ненадолго. Капитан, кряхтя, стянул с себя китель, оторвал от милицейской рубахи рукав, разорвал его, перетянул руку выше раны, даже не пытаясь перевязать саму рану.

– Может тебя перевязать, Зорич?

– Да пошёл ты! – рыкнул тот. – Ментовской рубахой – ага…

Опять помолчали, Зорич становился белее лицом, хотя внешне заметно сильного кровотечения видно не было.

Мысли у капитана бродили в голове, будто дрожжи в опаре, сосредоточиться было невозможно. Голова кружилась. Подумалось, что надо бы давление измерить. Головокружение у него один раз было, так, оказывается, давление подскочило. Сильно.

Стояла тишина, оба были не в силах ни бросаться друг на друга, ни даже говорить. Лаптев даже как будто задремал, хотя, скорее всего, наступала слабость от потери крови.

Вдруг раздался тихий голос:

– Чо, подыхаешь, Лапоть?

– Тебе-то что за дело, душегуб, – пробормотал капитан, – радоваться должен…

– Я и радуюсь, – уже со злом прохрипел Зорич, – хоть одного с собой прихватил…

Оба опять замолчали на время.

Мысли снова колобродили в голове Лаптева, но он же сказал девкам-бабкам, что поговорить хочет с бандюганом. О чём поговорить-то? Хотел ведь, правда, поговорить. О его делах – смысла нет, следователь будет говорить, о семье – нет никакой семьи у Зорича, мать и то померла год назад.

– Слышь, Зорич, – само вырвалось у Лаптева, – а ты крещёный?

Зорич молчал.

– Что сознание потерял? – Спросил капитан.

– Да какая тебе разница, крещёный – не крещёный, – неожиданно громким и даже бодрым голосом сказал Зорич, – я по любому в рай не попаду. Даже лучше, что не крещёный, меня даже судить не будут, сразу в котёл. Или там на сковородку…

– Во как, – тоже громко сказал Лаптев, – ты, стало быть, суда боишься? Неохота тебе перед кем-нибудь отвечать?

Зорич опять замолчал.

Участковый поднял голову – может, помер противник, нет, сидит, к стенке прислонённый, а глаза открытые и живые.

После паузы Зорич вымолвил:

– Врать не буду, боюсь, – прокашлялся с хрипом, – кому навредил, порезал там или прирезал, тех не боюсь. Кого-то – не знаю, кто сами сволочи были не хуже меня. Их и не жалко. – Он опять помолчал. – Мать боюсь встретить там, на суде, я на черной скамье, а она в зале… И её апостол Пётр, или кто там… спрашивает: как же ты такого выродка родила да и вырастила, воспитала?

– Вот так, значит, – только и вымолвил Лаптев.

– Так вот, ага, – зло выдохнул Зорич. – А ты думал я от какой-нибудь шлюхи родился, в неблагополучной, как у вас говорят, семье рос? – Голос у Зорича охрип, глаза почти выкатились из орбит, изо рта летела слюна…

– Я так не думал, потому как знал, что мама твоя вполне приличная женщина, музыку вела в школе… А отец твой где?

– Во-о, отец, отец-то вообще музыкант был, да рано помер… От передозировки. Видать, его гены у меня. Да ещё собственные добавились…

Из ванной вышла Нюська, личико чистое, только синяк на скуле умыванием удалить не удалось. Всё равно – ребёнок и ребёнок.

Участковый как-то равнодушно посмотрел на неё, будто и забыл о её существовании. Потом спросил:

– Ты здесь ещё?

– Я уйду, уйду, может помочь надо? – Она опять была на слезах.

– Чего помогать-то… Ты скажи, как оказалась здесь?

– Да я за подружкой зашла, в институт хотели вместе идти. Она в этом подъезде живёт, – подбородок у Нюськи задрожал, она примолкла, сдерживая слёзы.

– Ладно, Нюсь, – сжалился Лаптев. – Иди-ка ты домой, ничего не говори… Синяк? Скажешь, упала.

Участковый помолчал, мысли опять заскакали, как зайцы по полю.

– Этого, – он косо взглянул на Зорича, – … Не помрёт, так посадят надолго.

Зорич что-то прорычал, но участковый не обратил внимания. Он хотел сказать что-то нужное, важное, но никак не мог вспомнить.

– Дядя Лаптев, – всё-таки слёзы потекли по щекам девчонки, хорошо хоть туши у неё сейчас не было на глазах, – простите меня, он меня силой затащил…

– Дурочка, – невольно улыбнулся Лаптев, – кто тебя винит-то… Иди уж. Да заодно впусти людей, там скоро двери вынесут.

Вскоре квартира наполнилась людьми, шумом, гамом, запахами медикаментов. Главное, Нартов был здесь. Поэтому участковый капитан Лаптев с лёгким сердцем потерял сознание.

Что ему снилось – он никогда потом и не вспомнил.

А Нюську иногда встречал. К счастью девчонка умом не сдвинулась, правда, в разговорах с участковым в глаза не смотрела – смущалась.

А Зорич? Зорич сгинул в лагерях, а, может, до того помер. Лаптев не интересовался, а просто предполагал. Хотелось так предполагать.

Помнил, что когда жена его, Маня, пришла к нему в госпиталь со своими вопросами, он сказал коротко:

– На Земле стало одним подонком меньше. – А потом добавил: – Мать его жалко.

– Ты про Зорича что ли? – Спросила Маня. – Так она же умерла…

– Жалко её, Маня, – скорбно сказал Лаптев.

Нартов встретил его прямо у крыльца приёмного отделения. Причём на машине. К крыльцу подъезжать было нельзя. Даже полиции, тем более не на служебной машине. Нартов сходил к главврачу, рассказал о подвигах Лаптева, тот позвонил, куда надо – Нартова на его разбитой, но помытой «семёрке» пропустили.

Нартов же, хохмач и выдумщик, притащил ребят из горотдела, те с цветами прорвались в приёмное отделение; всех, кто был в белых халатах, причём и двух старушек, пришедших к больным родственникам, расцеловали, поблагодарили за спасение героя и всучили им букеты цветов.

Когда стали усаживаться в машину, то оказалось, что Лаптеву-то места и нет. Все расхохотались, Лаптев громче и искренней всех. В конце концов, высадили самого молодого лейтенанта Овчинникова, но Лаптев со своей комплекцией втиснулся всё равно с трудом.

Чем закончился вечер, в горотделе никто не узнал, но утром, на разводе, все были, мягко говоря, несколько рассеяны. Лаптев, не знавший об изменениях в руководстве, смотрел на нового начальника, такого же участкового инспектора капитана Петренко, и не мог сообразить, куда девался майор Трегубов.

Петренко смотрел в бумаги и точно так же как Трегубов бубнил: а показатели по административной практике – где?

И вдруг он поднял глаза и увидел Лаптева. Что-то в нём моментально изменилось: лицо вытянулось, глаза округлились. Он встал, вытянулся в струнку.

– Товарищ майор! – обратился он вдруг к Лаптеву. – Я тут временно назначен…

Лаптев оглядел своих товарищей суровым взглядом.

Все молчали.

– Что случилось, господин капитан? – спросил Лаптев. – Меня уволили?

Петренко не успел и слова сказать, как в кабинет вошёл настоящий генерал. Самый настоящий.

Он был одет в генеральский мундир, с лампасами на штанах, его глаза сверкали, в руках он держал красную папку.

Все вскочили, вытянулись по швам.

Лаптев замер, как и все остальные, растерянный и ошалевший. В сознании его происходил сложный процесс. Что-то здесь не то, но что именно – не понятно. Он незаметно огляделся. Так, нет Нартова, а генерал кого-то сильно напоминает. Всё понятно, блин!

Генерал размашисто бросил красную папку на стол начальника отдела, скомандовал: «товарищи офицеры!» и уселся на свободный стул.

Все продолжали находиться в напряжении.

– Капитан Петренко, не вижу рвения, – буркнул генерал, обратившись к Петренко.

– Товарищ генерал, – аж подпрыгнул Петренко, – личный состав к встрече готов. – Он помолчал полсекунды и добавил: – И я тоже…

Генерал встал.

– Что я хотел сказать? – он значительно помолчал. – От имени Президента Российской Федерации…

И тут все расхохотались.

Лаптев оглянулся, а генерал, не выдержав, сбросил фуражку и… тоже расхохотался.

– Старик, – бросился он к Лаптеву, – министр наградил тебя и присвоил внеочередное звание майор полиции.

– И что? – думал Лаптев, шагая домой, – Радоваться ли мне или печалиться? – Вроде бы наградили, а поздравить официально никто не удосужился…

Пройдя ещё пару десятков шагов, он вдруг поднял правую руку повыше, потом уронил её резко вниз и сказал: – Да и хрен с ним!

Похищение

Пролог 1

– Игорь, — подполковник ФСБ, человек с добрыми глазами доктора Айболита, слегка сутулившийся за столом, ткнул в клавиши компьютера, повернул монитор к Игорю, — это он.

На Игоря смотрело полноватое лицо человека, одетого в полковничью форму полицейского. Слегка выпяченная нижняя губа говорила о его высоких амбициях, а горизонтальная морщина на переносице – о не очень хороших отношениях в семье. Однако взгляд выпуклых глаз был твердым, острым и даже жёстким.

– Твоя задача, – продолжил подполковик, – заключается в том, чтобы собрать на полковника как можно больше информации. У нас есть серьёзные основания полагать, что этот полковник не только получает взятки, но и занимается мошенничеством, привлекая к этому делу ловких людей, вроде тебя… Чтобы доказать, что он взяточник, надо доказать, что он мошенник… Ну, сам понимаешь, это несколько легче. Взятки – это ведь такая штука, – с поличным не возьмёшь, – извини, хрен чего докажешь.

– Почему я-то, Георгий Васильевич? — Решился прервать монолог Игорь.

Подполковник усмехнулся.

– Понимаешь, мы тебя к этому давно готовили. В смысле не тебя, а материал на тебя. – Он посмотрел искоса, пытаясь уловить реакцию собеседника. – Мы слили в ИЦ УВД информацию на тебя, дескать ты мошенник ещё тот. Ну и кое-что конкретное, за что тебя можно зацепить и заставить работать на себя, то есть на него.

Некоторое время Игорь оцепенело смотрел на монитор, как бы изучая личность фигуранта. На самом деле в душе у него кипели нешуточные страсти.

Наконец он вымолвил:

– А я, получается, пешка, даже не дамка – просто пешка в чьей-то игре. Меня даже спрашивать не надо?!

– Игорь, – терпеливо сказал Георгий Васильевич, – во-первых, ты не пешка. Это вообще. А в частности, ты на службе находишься, стало быть, готов на всё. Так?

– Так. – После короткого раздумья твёрдо сказал Игорь. – Только как-то не по-человечески получается.

Георгий Васильевич тяжело встал, подошёл к столику в углу, налил в чашки чай.

– Остыл уже, извини.

Взял с блюдца кусочек сахара.

– Ты как, с сахаром?

Игорь махнул рукой, дескать, всё равно.

– Пойми, Игорь, подготовка операции идёт в других службах, я и сам-то узнал, что выбор пал на тебя только три дня назад. – Он бросил сахар в чашку, меланхолично помешал ложечкой. – Такой вот режим секретности. Что тут поделаешь, надо или привыкать или…

– Что «или»? – Выдавил Игорь.

– Вот так как-то… Короче, согласен ты или нет?

– Да согласен, согласен, интересное ведь дело, – вымолвил уже без запала Игорь. – Чего делать-то я должен?

– Пока ничего, он тебя сам найдёт, если клюнет, конечно, — Георгий Васильевич помолчал, — да клюнул уже, я думаю…

Пролог-2

– Ты, Игорь, не петушись, – полковник полиции выглядел именно так, как он выглядел на мониторе, та же оттопыренная слегка нижняя губа, морщинка на переносице. Да ещё взгляд, на мониторе не определяемый, – тяжелый, свинцовый какой-то. – Ты подумай слегка хотя бы, если можешь. Деваться-то тебе некуда. Посмотри, если хочешь, материалы. Тебе ж там десятка корячиться, верная.

Игорь полистал бумаги в толстенькой папке на столе полковника. Да, материалов до фига.

– Вы хотите сказать, что посадите меня…

– Если ты не станешь работать на меня. Поверь, Игорь, – проникновенно сказал полковник, – тебе же лучше будет. Будешь работать потихоньку, со мной, конечно, бабками делиться, но тебя, поверь мне, тебя никто не тронет никогда и ни при каких обстоятельствах. Понимаешь?

– Понимаю я всё, — слегка раздражённо сказал Игорь, – да только вы-то не вечно в этом кресле сидеть будете…

– Ты точно сказал, – ухмыльнулся самодовольно полковник, – не вечно… – он сделал такую театральную паузу. – Я буду расти. Вверх буду расти. Понял? Я на повышение пойду. И очень скоро. – Выглядел он лет на сорок, можно расти. Улыбка не сползала с лица полковника. – Между прочим, с твоей помощью.

– Даже так?! – сказал Игорь.

– Так, так, – полковник умиротворенно прижмурился, – надо полагать, ты согласен.

– Да уж…

– Я в этом не сомневался. Я тебе даже помощника нашел, вернее, помощницу.

– Это ещё зачем? – Поднял брови Игорь.

– Игорь, ты парень, конечно, умный, – полковник пожевал губами, — но дела-то твои трудоёмкие, требуют особого подхода…

– Господин полковник, – Игорь даже встал, – я как-то обходился без помощников до сих пор…

– Так ли уж? – усмехнулся полковник.

– Конечно, со мной работают люди, – Игорь слегка смешался, – но это мои, проверенные в деле люди. Мне не требуется увеличение штатов.

– Да ладно уж, не требуется, девочку я тебе предлагаю умненькую. Она курсы бухгалтерии закончила, а до того – театральное училище, артисткой хотела стать. Ну и работает артисткой. Только вот примерно так, как ты сам.

Полковник ехидно ухмыльнулся. – Только вот не доработала на последнем деле, ко мне в кабинет попала. Не могу же я её без средств к существованию оставить…

– Короче говоря, вы ко мне соглядатая приставляете, – утверждающе буркнул Игорь, – Так и сказали бы.

– Я ж говорю, умный ты парень. Что правда то правда, не хочу я тебя совсем без присмотра оставлять. – Он опять пожевал губами. – Но, поверь, она и в самом деле очень талантливая. Посмотришь сам.

Игорь зло глянул на него.

– И где же она?

– Она сама к тебе подойдёт на днях. Вот, кстати, есть уже некоторые планы. – Полковник испытующе посмотрел на Игоря. – На югах наших региональных имеется одна фирмочка интересная, а у неё директор, он же учредитель, – ещё интереснее. Материалы уже кое-какие имеются, но надо ещё поработать, посчитать дебеты с кредитами. Не мне тебя учить. – После небольшой паузы он промолвил. – Так вот, Света, – её Светой зовут – скоро тебя найдёт, скажет, что от меня – и понеслась душа в рай, вперёд и с песней.

– Да мало ли кто может сказать, что от вас…

– Молодец, — полковник хихикнул, — я уж думал так проглотишь. Она тебе ещё одну штучку покажет. – Он выдвинул ящик стола, достал оттуда открытку с каким-то юморным рисунком и надписью наисксок «Дорогому Игорьку от всего коллектива!» – Вот эту открыточку. Запомни рисунок и почерк. Она же и материалы принесёт по фирмочке.

1

Тяжелый обрюзгший человек сидел в кресле так, будто это было не кресло, а трон. Его взгляд был тягучим и сладким как мед, но эта сладость не вводила в заблуждение собеседников – они знали его настоящую цену.

– Полковник, мне надоело ждать нормального разрешения вопроса, – медленно-обволакивающе сказал человек, – на мой взгляд, вы просто не способны его разрешить…

– Но…

– Ваши «но» я слышал много раз, – человек помолчал, пожевал губами. – Мне нужен мой брат, живой и здоровый… и свободный. Одним словом, я принял решение, а вы должны просто исполнить то, что я сейчас скажу.

Полковник понял, что спорить в данной ситуации бессмысленно, более того, опасно, и поэтому произнес только:

– Я выполню ваши указания точно и в срок.

– Уверен в этом… – помолчав, обрюзгший человек добавил. – И в вас, полковник.

Ни в чем он не был уверен, только учитывал, что хотя полковник не ферзь в этой игре, но и не пешка, а потому пока не стоит его сильно злить.

– Задача простая, – после паузы сказал человек, – вы должны взять заложника…

Полковник облегченно вздохнул: чего же проще – заложника взять. Не впервой.

– … Завтра губернатор выезжает на юг области, вечером возвращается назад. Его и надо в заложники взять. Задача понятна?

В комнате наступила тишина.

– Не слышу возгласов восхищения, – саркастически усмехнулся человек в кресле.

Сидевший до этого молча в соседнем кресле человек – молодой, красивый, безупречно одетый – негромко сказал:

– Шеф, губернатор – не коммерсант, нам на этой земле места не будет, если мы его упрячем… – он помолчал, – а вашего брата можно и другим путем вызволить.

– Моего брата вы вызволяете уже десять дней, – человек в кресле усмехнулся. Помолчав, он добавил негромко, – А место нам найдется. Если не на этой, то на другой земле.

Он оглядел присутствующих. Ни в чьих глазах он не увидел ни согласия, ни покорности, но точно знал, что они все исполнят так, как скажет он. И он сказал, щадя самолюбие своих подручных и как бы предоставляя им свободу действий:

– Вы, полковник, совсем не обязаны лично участвовать в операции. Найдите человека, потерять которого вам будет не очень жаль. Он будет прямым исполнителем и, на случай провала, все возьмет на себя. Пообещайте ему всяческую поддержку, вы же знаете, что помочь ему – в наших силах… Вы, Красавчик, – повернулся он к человеку в соседнем кресле, – обеспечите группу этих… как вы их там зовете – «быков» для захвата заложника, доставления его на нашу базу, и проведете переговоры. Губернатора ни в коем случае не убивать. Вообще никого не убивать и постараться силу не применять. Все нужно сделать тихо и быстро. Интеллигентно, так сказать… Задача одна – освобождение моего брата из-под ареста. На любых условиях… Приемлемых, конечно… Впрочем, ставить условия – это уже мое дело.

Брат обрюзгшего человека уже десять дней находился под стражей за торговлю наркотиками и другую мелочь, вроде разбойного нападения, кражи и хранение боеприпасов.

Оставшись в одиночестве, человек вытащил из нижнего ящика стола початую бутылку виски, плеснул в стакан и тут же выпил, не поморщившись. Посмотрел на часы и, взяв пульт, включил телевизор, нашел местную программу. Чернявенькая симпатичная дикторша объявила очередную передачу: «На вопросы редакции нашей программы отвечает депутат областного Совета народных депутатов Мараличев. Сергей Викторович Мараличев возглавляет комитет по аграрным вопросам, он же лидер „Партии землепользователей“ в нашей области».

На экране появилась физиономия депутата: узкие губы, крупный нос, красивые очки, аккуратно завязанный галстук. На вопросы он отвечал жестко и не задумываясь.

– Если говорить сегодня об аграрном секторе, то этот сектор практически загублен. За годы правления демократов наши сёла превратились из производителя продуктов в места поселения бомжей, каковыми стали наши селяне. Они не имеют ни заработков, ни возможности работать на земле, потому что у них нет ни горючего, ни нормальной работоспособной техники, ни средств для приобретения всего этого. Сейчас, с избранием нашего губернатора, появилась возможность поправить положение. И мы будем стараться помочь ему всеми силами.

– Ему – это кому, губернатору или селянину? – Ехидно спросила дикторша.

– И селянину и губернатору, – незамедлительно ответил собеседник.

– А что может сделать новый губернатор, пусть даже вместе с вами?

– Во-первых, выделить средства колхозам и совхозам, вернее, тем организациям, в которые они преватились в результате всех этих демократических реформ. Затем поднять престиж крестьянской жизни до прежних высот.

– А фермерам вы помогать не будете? И что, значит, поднять престиж? И, наконец, разве мало средств выделялось селу в советские времена, да и не в советские тоже, и куда же эти средства уходили и уходят?

– По порядку: фермерам мы помогать не будем – это не наш способ ведения хозяйства, нельзя слепо перенимать опыт запада, мы и сами знаем, как жить. Поднять престиж села – значит, обустроить жизнь в селе таким образом, чтобы молодым людям не хотелось переезжать в город. И, наконец, о средствах. В советские времена все упиралось в ненормальное руководство. Деньги выделялись, но не доходили до села.

– А теперь, выходит, руководство хорошее? – с иронией спросила ведущая.

– Да, нынешний губернатор вне подозрений…

– Как жена Цезаря? – усмехнулась ведущая.

– Зря вы так, – со злом сказал Мариничев. – Наш губернатор избран народом…

– Как, впрочем, и вы, – мило улыбнулась ведущая.

«Вот, змея» – подумал человек в кресле.

– И последний вопрос, который я вам задала, но вы на него не ответили. В последние годы средства для села выделялись, и очень большие, где же они и в какой сектор они пошли?

– Если честно, то средств выделено не так уж много…

– А вот это не надо, Сергей Викторович, – перебила депутата ведущая, – все суммы обнародованы, известно, что получены, а в селе как был развал и поголовная пьянка от безысходности, так и есть…

– Вы знаете, здесь в двух словах не скажешь…

Не прошло и двух минут после окончания передачи, как раздался звонок.

– Иван Евграфьевич? – раздался в трубке голос Мараличева.

– Да, – ответил обрюзгший человек. – Навыступался? – спросил он.

– Вам не понравилось? – с наигранным удивлением спросил Сергей Викторович.

– Да… нет, ничего… – промолвил Иван Евграфьевич. – Мы вроде договаривались о встрече…

– Иван Евграфьевич, я о встрече не забыл, – Мараличев немного замялся.

– Ну, чего тянешь-то? – раздраженно спросил обрюзгший человек. – Мне твоя встреча как-то… Ждать тебя или как?

– Иван Евграфьевич, – Мараличев помолчал, – давайте где-нибудь на нейтральной территории встретимся.

– Ты чо испугался-то, парень, – усмехнулся толстый человек. – Может, вообще встречаться не хочешь? Так и скажи.

– Да вы что… – испуганно промямлил Сергей Викторович и вдруг довольно твердо произнес. – Давайте в «Цыплятах» посидим, а?

– Что ж это я в забегаловку пойду, Сережа, ты прям, чо-то опустил меня совсем, а?..

– Иван Евграфьевич, – устало сказал Мараличев, – в любом нормальном кабаке вас узнают через три секунды, а в «Цыплятах» готовят хорошо, и никто нас не заметит…

– Черт с тобой, можно было бы и у меня встретиться, – обрюзгший человек помолчал. – Может ты и прав со своей конспирацией дурацкой. Ладно, выезжаю…

– А пешочком не хотите прогуляться? – стараясь не показать ехидство, произнес в трубку депутат. – Надежней как-то…

– Да, пошел ты! – Иван Евграфьевич бросил трубку.

Через десять минут он сидел в вонючей забегаловке с громким названием «Цыплята-табака». В одном углу кафе сидела большая группа молодых парней, наполовину пьяных и ничего не соображающих, в другом трое юношей и девица, довольно крупная, не выпускающая сигареты из зубов, несмотря на аншлаг: «Не курить». Один из юношей по одежде и манерам старался походить на крутого парня: черные джинсы, салатного цвета рубашка, на поясе сотовый телефон, из заднего кармана брюк выглядывает бумажник. На руках модные сейчас тонкой кожи черные перчатки без пальцев. Их раньше велосипедисты носили. А теперь вот – модно и круто. Пили они, правда, только пиво.

Мараличев появился быстро, вошел в зальчик энергично, окинул взглядом обстановку, кивнул барменше, видно, здесь не в первый раз. Присел к столику. Тут же из боковой двери вышел шкафообразный молодой человек, подошел к столику, коротко спросил: «Как всегда?».

Депутат поправил очки, быстро глянул на Ивана Евграфьевича и, не спрашивая и не советуясь, бросил: «Да. Только вместо водки коньячку… Хорошего» – добавил он в спину шкафу.

– А ты, я вижу, здешний завсегдатай, – ухмыльнулся толстый человек.

– Бываю, бываю, здесь же народ простой, есть возможность жизнь посмотреть, – быстро пробормотал Мараличев. И тут же перешел к делу. – Иван Евграфьевич, можно насмехаться, смеяться даже, но меня интересует другое: когда мы покончим с этой мразью?

– О ком это вы, уважаемый? – холодно осведомился Иван Евграфьевич. – Уж не о своем ли шефе, которого только что расхваливал и возносил до небес перед всем честным народом…

– О нем, родимом, – промолвил депутат, – только насмехаться не надо. Это вы у него правая рука, а мы-то… Все ведь под Богом ходим.

– Да ведь и я под тем же Богом хожу, – брезгливо скривился Иван Евграфьевич, – и мне-то побольше грозит, как организатору.

– Вот и говорю, чтоб ничего не грозило – кончить его…

– Сережа, ты зачем же такие грешные мысли в голове держишь, ты зачем же, собака, на меня мокруху повесить хочешь?..

– Иван Евграфьевич, – скороговоркой перебил тучного человека Мараличев, – он же нам жизни не даст, он задавит всех своим авторитетом, все наши каналы перехватит, да еще нас же в кутузку упечет…