Текст книги "История античного атлетизма"

Калокагатия на стадионах

Разумеется, этические и эстетические взгляды древних греков весьма существенно отличались от наших современных. Такие понятия, как доблесть, мужество, честь (по-древнегречески все это можно выразить словом ἀρετή (arete)), в сознании эллинской элиты гомеровского и классического периодов во многом определялись физической силой, выносливостью и, наконец, телесной красотой. Впрочем, определялись не изолированно, не абстрактно, а (весьма желательно!) в социальном комплексе. Или, говоря языком современным, – в сочетании с высокими моральными качествами. Итак, ἀρετή явилась в определенный период истории Древней Греции основой гармонического развития как отдельных эллинов, так и целых семей, городов и даже государств.

Следующая, более высокая социальная ступень олимпийской гармонии была примечательна тем, что в общественной жизни эллинской аристократии (а следовательно, и в институте агонистики) исключительную роль играла καλοκαγαθὶα (kalokagathia). Это понятие служило самой выразительной и всеобъемлющей характеристикой классического идеала эллинов.

Καλὸς καὶ ἀγαθός (или καλὸς κἀγαθός) – совершенный во всех отношениях, идеальный гражданин, являющийся образцом для подражания. Это специфически аристократическое понятие существовало в древнегреческой литературе очень долго, постепенно меняя свое содержание.

По определению И. Нахова, «калокагатия возникла как самое законное дитя греческого рабовладельческого общества, как сублимация господствующих представлений о внешних и внутренних достоинствах идеального гражданина полиса».[63]63
  Нахов И. М. Классическая калокагатия и кинический идеал /Тезисы докладов на III Всесоюзной конференции по вопросам классической филологии. Киев, 1966.


[Закрыть]

Не менялись социально-политические задачи калокагатии: возвеличивание и прославление «достойных», «добрых», «хороших», «благородных» и т. д. граждан – процветающих, здоровых, сильных, богатых и пользующихся если не любовью, то уважением соотечественников. Но само содержание этого понятия со временем претерпевало значительные изменения.

На смену генеалогическому аристократизму в молодых полисах пришла скороспелая роскошь новоявленных богачей. Благородство теперь измерялось не столько духовными талантами, сколько талантами золотыми.

В социально-историческом аспекте интересную классификацию подвидов калокагатии предлагает А. Ф. Лосев.[64]64
  Лосев А. Ф. Классическая калокагатия и ее типы // Вопросы эстетики. № 3. 1960. С. 416 и далее.


[Закрыть]

По этой градации первой является старинно-аристократическая калокагатия, которая возникла еще в недрах разлагающегося общинно-родового строя. Второй тип – общественно-показная, или общественно-демонстративная калокагатия, во многом связанная с демократическим государственным устройством. Такая калокагатия лучше всего проявлялась на стадионах во время состязаний, в театрах и вообще была калокагатией «…всей внешней, демонстративной стороны греческой культуры».[65]65
  Лосев А. Ф. Классическая калокагатия и ее типы // Вопросы эстетики. № 3. 1960. С. 416.


[Закрыть]

Третий тип калокагатии выработало греческое рабовладельческое мещанство. Литературным выразителем мещанской калокагатии был Ксенофонт.

Полнокровность и гармоническое изящество произведений древнегреческого классического искусства родились как синтез того лучшего, что могли дать все три типа эллинской калокагатии. Все это никогда не нашло б своего истинного выражения вне Олимпийских игр и прочих эллинских агонов.[66]66
  См. уже знакомую работу Вернера Йегера (II. С. 113), а также монографию: Милеев С. Искусство родилось в Олимпии. М.; Л., 1934.


[Закрыть]

Естественно, что классическая калокагатия как основа греческой скульптуры должна была выражать и выражала гармонию тела и души. Ее непременным условием было могучее, красивое, пропорциональное, тренированное тело и выступления на стадионах во славу города и предков.

Но уже в эпоху расцвета классической калокагатии созревали зерна ее критики (Ксенофан, Сократ, Еврипид, Исократ).

Целенаправленное же и всесторонне обоснованное наступление на однобокие «добродетели» атлетов повели киники. Идеологи демоса, лишенного возможности постоянно тренироваться в гимнасиях, киники едко высмеивали такую «добродетель», как умение свалить ударом кулака своего партнера-агониста.

Стандартному идеалу «прекрасного и доброго» киники противопоставляли свою концепцию мудреца, воплотившуюся в образах Сократа, а затем – Диогена. Они отождествляют понятия σοφος = καλὸς κἀγαθός = ανηρ αγαθος (доблестный муж). Все эти термины равно выражают один и тот же общественный и нравственный идеал – конечную цель кинического воспитания.

Низы греческого общества устами своих идеологов выражали собственное духовное превосходство, доказывая, что их трудолюбие и ум выше калокагатии высокомерных аристократов.[67]67
  См., например: Диоген Лаэртский. VI. 2.


[Закрыть]

Постулат духовной красоты человека – самое ценное в учении этих философов (Диоген Лаэртский, Дион Хрисостом, Кратет, Антисфен и другие). Однако подробней взгляды киников мы раскроем при рассмотрении педагогических воззрений эллинских мыслителей.

В Древней Греции существовали, если можно так выразиться, многочисленные атлетические династии, где сыновья подхватывали олимпийскую эстафету отцов. Достаточно вспомнить уроженца острова Родос кулачного бойца Диагора, братья, дети и внуки которого тоже стали олимпиониками. Ведь легендарная Каллипатера-Ференика также была дочерью Диагора, что, как рассказывали древние, спасло ее от наказания за появление на Олимпийском стадионе.[68]68
  Павсаний. Ill, XIII, 7; Пиндар. Olympia, VIII. Pythia, VIII; Riedel L. Ferenike i Pejsidoros. Warszawa, 1959.


[Закрыть] В списках победителей фигурируют Демодок и его сын Анаксагор из Арголиды, Пурфей и его сын Пурфей из Афин и многие другие отцы и сыновья.

А вот еще один замечательный штрих. Подобно тому как былинный богатырь выступает в одиночку против целого войска, в так называемой Ламийской войне от ахейцев участвовал только борец Хилон, который официально был приравнен к целому отряду. Этот случай не является чем-то исключительным в практике войн того времени и лишний раз говорит об уважении и популярности, какими пользовались у греков лучшие атлеты.

Обязательной принадлежностью каждого гимнасия были гермы.[69]69
  Гермами назывались декоративные колонны (чаще всего каменные), увенчанные головой Гермеса.


[Закрыть] С детства доказавший свою ловкость, хитрость и силу, Гермес официально считался богом-покровителем молодых атлетов. На его помощь они возлагали надежды перед борьбой или состязанием в беге.

Многочисленные мифы рассказывают не только о силе, но и о быстроте ног Ахилла, который без собак настигал оленей. Прекрасным стрелком из лука считался Аполлон. Как видим, на греческом Олимпе атлетов было немногим меньше, чем в Олимпии.

Культ юноши-атлета, господствовавший в Элладе властно распространялся и за пределы Греции. Даже египтяне, тщательно ограждавшие себя от иноземных влияний, «…по эллинскому образцу устраивают в честь Персея гимнастические состязания всякого рода, назначая в награду (победителям) головы скота, плащи и звериные шкуры».[70]70
  Геродот. II, 91.


[Закрыть]

Если в «послужном списке» эллина числились спортивные победы, то его биограф (или писатель, просто упоминающий о нем) не проходил мимо этого факта. Например, говоря о помощи аргивян эгинянам в войне против афинян, Геродот писал: «…около 1000 добровольцев под предводительством Еврибата, искусного борца в пятиборье, прибыло на остров».[71]71
  ⁶⁰ Геродот. VI, 92.


[Закрыть] Более того, характеризуя влияние и значение античных игр, В. В. Латышев отмечал: «Эти состязания пользовались большим уважением, и победа ценилась так высоко, что первые сановники государства почитали за честь принимать участие в них, с гордостью записывая в официальных документах свои победы»,[72]72
  Латышев В. В. Исследование об истории и государственном строе г. Ольвии. 1898. С. 17.


[Закрыть]

О том, насколько стремился каждый грек увидеть свое имя на мраморной стеле стадиона, красноречиво свидетельствует один из рассказов Геродота. Когда изгнанный из Афин Кимон одержал на Олимпийских играх победу в беге колесниц и разрешил Писистрату провозгласить себя победителем, тот позволил ему за это вернуться на родину.[73]73
  Геродот. VI, 103.


[Закрыть] В данном случае гипноз олимпийской славы оказался сильней личных и политических симпатий и предубеждений…

Нас и сейчас восхищают своим совершенством произведения древнегреческих скульпторов. Почти каждая статуя того времени – безукоризненное изображение не менее безукоризненного человеческого тела. Можно смело утверждать, что в большинстве случаев скульптору не приходилось фантазировать: он всегда имел перед глазами сотни людей, развитых гармонично и красиво. Однако, если посмотреть глубже, дело не ограничивалось идеальными формами, как это может показаться на первый взгляд. По своему замыслу древнегреческая скульптура символична и всеобъемлюща. «Идея красоты человека в понимании греков классической эпохи была неразрывно связана с понятием гражданской доблести. Центральное место в скульптуре V века до н. э. занимает образ юноши-атлета, гражданина, воина и защитника отечества».[74]74
  Бритова Н. Пракситель. М.: Искусство, 1956. С. 11.


[Закрыть]

Олимпийский стадион в дни торжеств охотно посещали лучшие люди Эллады. Здесь встречались друзья, глашатаи во всеуслышание объявляли о государственных решениях, поэты читали свои стихи.

Насколько велика была слава олимпионика, настолько опозоренным считался струсивший или даже просто потерпевший поражение атлет. Побежденные пробирались домой самыми окольными путями, часто ночью, чтобы встретить как можно меньше людей – свидетелей их позора.

Греки едко высмеивали тех, кто не закалял свое тело упражнениями, преждевременно толстел и вообще не соответствовал гражданскому идеалу. Неоднократно отражалась эта тенденция и в литературе. Вспомним слова Диониса в «Лягушках» Аристофана:

 
…до колик на днях
Я смеялся на празднике Панафиней:
Вздумал в беге участвовать кто-то кривой,
Белотелый и пухлый.[75]75
  Аристофан. Лягушки. С. 1089–1092 / Перевод А. Пиотровского.


[Закрыть]
 

Трудно перечислить все те почести, которые воздавались атлету-победителю. Кроме всех наград, в родном городе под портиком выставлялось его изображение в красках, в честь олимпиоников и победителей других панэллинских игр чеканились особые монеты; он был первым кандидатом на почетные общественные должности, для победителя всегда оставлялись первые места в театре, на праздниках и…на поле боя. Но всегда наивысшей и самой желанной наградой оставался венок победителя (как из ветвей священной оливы, так и пальмовый, сосновый, из петрушки, сельдерея, лавра и др.).[76]76
  Schobel Н. Olympia und seine Spiele. S. 103–106.


[Закрыть]

Атлет, увенчанный в Олимпии трижды (олимпионик), или периодоник (победитель на четырех главных играх в течение одного четырехлетнего периода) могли поставить в Олимпии свое изображение. Часто это делали их соотечественники. Некоторые особенно выдающиеся атлеты еще при жизни почти обожествлялись. Так, периодоник Эфиалий имел право приносить своему золотому изображению жертвы, как статуе бога (Павсаний, Фукидид, Геродот, Элиан).

Впрочем, известны случаи, когда в Альтисе устанавливали статуи и простых олимпиоников, что оговаривалось в надписях на пьедестале. Нельзя не вспомнить и о таком общеизвестном факте: когда олимпионик возвращался с наградами домой, соотечественники разбирали крепостную стену и через необычный проход атлет торжественно вступал в родной город. Этим давали понять, что городу, в котором живет такой герой, не нужны каменные стены: атлет сам защитит земляков от любого врага.[77]77
  Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. II. С. 125.


[Закрыть]

Павсаний пишет: «На одной из дорог, ведущих в Орхомен, есть так называемый стадион Лада, на котором Лад упражнялся в беге».[78]78
  Павсаний. VIII, XIII, 3.


[Закрыть]

О легендарном спартанском бегуне Ладе рассказывали, что он проносился по тренировочной дорожке с неимоверной быстротой: даже не оставляя следов на песке (!). Но, кроме того, что у Павсания мы нашли первое упоминание о «персональном стадионе»,

известно: статуя Лада была одной из самых прославленных скульптур Мирона. Так нередко на агонистической почве переплетались легенды и вполне реальные факты.

Эллинские мыслители – о гармонически развитом гражданине

Древние греки впервые в истории человечества не только поставили, но и в значительной степени решили вопрос о воспитании человека, гармонически развитого в интеллектуальном и физическом отношении.

Педагогическая система эллинов, достигнув своего высшего уровня (V–VI века до н. э.), предполагала пропорциональное сочетание физических упражнений с гуманитарным воспитанием. Ведущая роль тут принадлежала не только сугубо педагогическим или политическим, но и эстетическим принципам эллинов. Почетное место в этой системе занимали и агонистика, и искусство. Ибо, согласно учению античных мыслителей, литература, скульптура и музыка для души являются тем же, чем гимнастика для тела.[79]79
  Подробнее об этом см.: Лосев А, Ф. История античной эстетики. М., 1963. С. 86 и далее.


[Закрыть] Этот период древнегреческого искусства был характерен тем, что в музыке преобладала гармония, а в скульптуре все более утверждался эстетический принцип соразмерности частей человеческого тела.

С другой стороны, в Греции физическому воспитанию порой формально противопоставлялась философия (в действительности же они взаимно дополняли друг друга).

Исократ, выступавший против неразумного увлечения гимнастикой за счет умственного развития, одновременно пытался раскрыть в своих речах связующие звенья агонистики и философии: «…некоторые из людей, живших задолго до нас, видя, что искусства, связанные со всеми остальными сторонами жизни, весьма многочисленны, но нет таких, которые занимались бы воспитанием тела и души, – изобрели и завещали нам две науки: та, объектом которой является человеческое тело, называется педотрибика и частью ее является гимнастика, другая же занимается душой человека и называется философией. Обе науки эти соответствуют друг другу, связаны и согласованы между собой, и с их помощью наставники этих наук делают человеческие души более разумными, а тела более совершенными: науки эти недалеко отстоят одна от другой и пользуются сходными методами обучения, упражнениями и другими средствами и установлениями».[80]80
  Исократ. Об обмене имуществом, 181–182 / Перевод В. Г. Боруховича.


[Закрыть]

Доказательства и подтверждения возможного диалектического единства философского воспитания и физической подготовки эллинов предоставляет нам сама античная действительность. Во-первых, многие знаменитые философы, ученые и поэты, как правило, были хорошими атлетами (Пифагор, Гиппократ, Платон, Хрисипп, Софокл, Еврипид и другие).[81]81
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Алкивиад. IV; Дюперрон Г. Краткий курс истории физических упражнений. 1924. С. 6; Милеев С. Искусство и физическая культура. М.; Л., 1931. С. 67.


[Закрыть]

Во-вторых, свои беседы с учениками эллинские философы часто проводили в гимнасиях.

В-третьих, чтение поэтических, исторических и философских произведений на стадионах тоже служит доказательством единства интеллектуального и физического направлений в воспитательной системе эллинов. Ибо мест и поводов для стечения обитателей греческих городов было немало (театральные представления, народные собрания, культовые церемонии и т. д.). Тем не менее трибуной эллинских мудрецов и государственных деятелей чаще всего был Олимпийский стадион.[82]82
  Элиан. Пестрые рассказы. XIII, 43.


[Закрыть]

В-четвертых, наконец, и писатели, и философы, и историки того времени (равно как и в более поздние периоды) в своих произведениях широко использовали агонистическую терминологию в качестве литературных тропов. Лексика атлетов, гимнастов, педотрибов и элланодиков в немалой степени питала литературу, а та, в свою очередь, занимала весьма почетное место на панэллинских состязаниях (особенно благодаря Архилоху, Симониду Кеосскому, Пиндару, Вакхилиду и другим поэтам Древней Греции).

Ключевые проблемы воспитания вообще и агонистики в частности глубоко интересовали многих греческих ученых, независимо от представляемой ими науки.

Платон в своих мечтах об идеальном государстве явно предпочитал педагогическую систему спартиатов. Всячески отстаивая тезис гармонического развития, Платон считал, что в его воображаемой державе мусическим искусством и агонистикой должна заниматься только правящая верхушка – философы и стражи.[83]83
  Платон. Государство. III, 401–405.


[Закрыть] Больных и слабых детей следует – считал он – немедленно после рождения умерщвлять, а здоровых передавать для воспитания в специальные государственные школы. Первоначальное обучение, по Платону, следует начинать с семилетнего возраста и заканчивать к 16–17 годам. При этом «…кто наилучшим образом чередует гимнастические упражнения с мусическим искусством и в надлежащей мере преподносит их душе, того мы вправе были бы считать достигшим совершенства…»[84]84
  Платон. Государство. III, 412 А. Тут и далее цитируем по изданию: Платон. Соч.: В 3-х томах / Под общей редакцией А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса. М.: Мысль, 1968–1972. Т. 3(1). С. 198. Перевод А. Н. Егунова.


[Закрыть]

К этому Платон добавляет еще чтение, письмо, арифметику и некоторые другие науки, в чем определенно отходит от спартанской системы. По мысли философа, первоначальное обучение должно было выявить среди детей наиболее способных к государственной и военной деятельности. Всех прочих предполагалось зачислять в класс ремесленников (демос). А предназначающиеся для научной или военной карьеры должны были с 17 до 20 лет проходить школу эфебов.

Отводя в своем «Государстве» значительное место физической и военной выучке, Платон считал, что это обучение следует в равной степени распространять и на мужчин, и на женщин (что опять возвращает нас к спартанскому идеалу). А руководить молодежью должны «…общественные учителя, состоящие на жаловании у государства. Их учениками будут свободные мальчики и мужчины, девочки и женщины, если только эти последние понимают в этом деле толк, обучившись еще в девичестве всяким пляскам в полном вооружении и бою; по выходе же замуж, ознакомившись с тактическим развертыванием, строем, надеванием и сниманием оружия. Это следует делать если не ради чего-нибудь иного, так ради тех случаев, когда всенародному ополчению приходится, оставив государство, предпринимать походы за его пределы. В этих случаях мальчики и остальные граждане должны быть в состоянии хоть настолько владеть оружием, чтобы защищать детей и государство, да и в противоположных случаях (а ведь никак нельзя поручиться, что их не будет), когда неприятели извне вторгнутся с огромной силой, все равно, варвары они или эллины, – тогда придется сражаться до конца и уже за самое государство. При этом великим бедствием для государственного строя является такое позорное воспитание женщин, что они не желают умереть или претерпеть всяческие опасности ради детей, тогда как это делают птицы, даже сражаясь за своих детенышей с любым из самых сильных зверей. Женщины же тотчас устремляются к святилищам, наполняют все храмы, окружают алтари, распространяя о человеческом роде славу, как о самом трусливом по своей природе из всех существ».[85]85
  Платон. Законы, VII, 814, A-В. Указ. изд. Т. 3(2), С. 295 / Перевод А. Н. Егунова.


[Закрыть]

В этих экстремистских sui generis высказываниях Платона тоже видим влияние суровых спартанских законов.

В своем «Государстве» Платон приводит ряд серьезных доказательств того, что женщина способна абсолютно ко всем видам деятельности, которые до сих пор являлись уделом мужчин, и может даже нести военную службу. По праву займет она место и на стадионах.[86]86
  Государство. V, 456, А-Е. Указ. изд. Т. 3(1). С. 252–253.


[Закрыть]

Очень часто мысли о воспитании вообще и воспитании физическом в частности встречаются в сократических диалогах Платона. Передавая точку зрения Сократа, философ нигде не высказывает своего несогласия с ним, ergo мысли Сократа часто были равны педагогическим убеждениям Платона.

В «Протагоре» с одобрением говорится о непременном аристократическом правиле «…посылать мальчиков к учителю гимнастики, чтобы крепость тела содействовала правильному мышлению и не приходилось бы из-за телесных недостатков робеть на войне и в прочих делах. Так поступают те, у кого больше возможностей, а больше возможностей у тех, кто богаче».[87]87
  Протагор. 326. С. Указ. изд. Т. 1. С. 208–209 / Перевод В. С. Соловьева.


[Закрыть]

Воспитание души и тела молодого человека – дело первостепенной важности и для семьи, и для государства, и, наконец, для самого юноши. Поэтому тут надо всегда полагаться на мнение опытных специалистов, не поддаваясь советам дилетантов, не радуясь похвале толпы верхоглядов.[88]88
  Критон. 47, В. Указ. изд. Т. 1. С. 120.


[Закрыть]

В том же диалоге Сократ, развивая мысль о гармоническом воспитании, упоминает о необходимости для юноши заниматься в равной степени и гимнастикой, и музыкой.[89]89
  Там же. 50, Д-Е.


[Закрыть]

В диалоге «Лахес» Лисимах ставит перед присутствующими вопрос: полезно ли детям сражаться в полном вооружении? На это Никий отвечает ему: «Изучать юношам эту науку, кажется, полезно во всех отношениях. Им хорошо свободное время проводить не в других занятиях, до которых они бывают охотники, а в этом: через такое занятие они непременно укрепят свое тело; потому, что тут нужен труд не слабее и не менее всякого гимнастического упражнения. Притом это движение и верховая езда особенно приличны свободному человеку; потому что мы бываем атлетами только на том поприще, и только то поприще нам указывается, с военными орудиями коего ознакомились посредством прежних гимнастических упражнений».[90]90
  Лахес, 182, А / Перевод В. Карпова.


[Закрыть]

В «Апологии Сократа» осужденный философ увлеченно продолжает развивать тему, глубоко волновавшую еще Ксенофана. Это – чрезмерная и нездоровая популярность в народе ограниченных, заносчивых атлетов, которые уверенно оттесняют на второй план учителей жизни и добродетели. Устами Сократа Платон наставляет афинян: человеку, желающему поучить их правильной жизни, следует тоже, как и олимпионикам, давать стол в Пританее: «Ему это подобает гораздо больше, чем тому из вас, кто одерживает победу на Олимпийских играх в скачках или в состязаниях колесниц, двуконных и четвероконных; ведь он дает вам мнимое счастье, а я подлинное, он не нуждается в пропитании, а я нуждаюсь. Итак, если я должен по справедливости оценить мои заслуги, то вот к чему я присуждаю себя – к обеду в Пританее».[91]91
  Апология Сократа, 36, Д-Е/Перевод М. С. Соловьева. Указ. изд. Т. 1. С. 106.


[Закрыть]

Основным эстетическим требованием платоновской педагогики была соразмерность в развитии тела и души. Признавая главенство интеллекта, философ все же настаивает на определенной пропорциональности. Истинную человеческую красоту он усматривает именно в гармоническом сочетании духовного и физического.[92]92
  Тимей, 87, С-Д / Перевод С. С. Аверинцева. Указ. изд. Т. 3(1). С. 535.


[Закрыть] Аргументированно призывая бороться со всякою узостью и односторонностью, Платон говорит: «…тот, кто занимается математикой или другим делом, требующим сильного напряжения мысли, должен давать и телу необходимое упражнение, прибегая к гимнастике; напротив, тому, кто преимущественно трудится над развитием своего тела, следует в свой черед упражнять душу, занимаясь музыкой и всем тем, что относится к философии, если только он хочет по праву именоваться не только прекрасным, но и добрым».[93]93
  Там же. 88, В-С.


[Закрыть]

Тут уместно вспомнить, что Платон, несомненно, более многих своих современников имел право высказывать подобные взгляды, наставляя эллинов. Ибо его теоретические выкладки всегда имели под собой прочную практическую базу.

Великий философ античности был и прекрасным атлетом – борцом и наездником. В свое время он завоевал наивысшие награды на Истмийских и Пифийских играх. В этом ему помогло не только могучее телосложение и природная сила, но и упорство в тренировках, глубокое осмысление всей системы эллинской агонистики, умение связать ее с умственной деятельностью и сделать надежной опорой последней.

Вот что пишет об авторе «Сократических диалогов» А. Ф. Лосев: «…Платон, весьма талантливый молодой человек, жадно впитал в себя все последние достижения тогдашней цивилизации. Он – премированный гимнаст, борец и наездник. Он – музыкант и живописец. Он – поэт, т. е. эпик, лирик и драматург».[94]94
  Лосев А. Ф. Жизнь и творческий путь Платона. Вступительная статья к собранию сочинений Платона. М.: Мысль, 1968. Т. 1. С. 14.


[Закрыть]

И совершенно очевидно, что платоновские рассуждения о гармоническом воспитании были не просто рассуждениями, а высказываниями глубоко убежденного и весьма компетентного мыслителя.

* * *

Во многом близкими платоновским взглядам были и педагогические воззрения Аристотеля, который очень внимательно относился к проблеме духовного и физического воспитания, к гимнастике и агонистике. Для него, как и для Платона, всестороннее развитие молодого поколения было темой близкой и постоянной.

Неизменно связывая все положительные качества калокагатийного гражданина с понятием ἁρετή, Аристотель считает, что добродетель свойственна, во-первых, лишь мужчинам. Во-вторых, этот муж должен обязательно принадлежать к числу γνωριμοι(gnorimoi), т. е. к «сливкам общества», к его элите. В-третьих, надо быть не просто γνωριμοι, но еще и επιεικεις (epieikeis), т. е. «коренными», чтобы наряду с обычной παιδεα обладать еще и всеми признаками ἁρετή).[95]95
  Аристотель. Политика. III, 7, 7. 1283а, 23; IV, 4, 1. 1291в, 28; IV, 6,4. 1294а, 10.


[Закрыть]

Очевидно, что в своем отношении к женской части касты Аристотель более консервативен, чем Платон, который признавал: во многих случаях женщина не должна уступать мужчине.

В итоге же, говоря о добродетели, Аристотель «…имеет в виду не какую-то абстрактную добродетель, а свойства довольно определенной группы, характеризуемой известным образовательным (а следовательно, и имущественным) цензом».[96]96
  Доватур А. И. Политика и Политик Аристотеля. М.; Л.: Наука, 1965. С. 38.


[Закрыть] И несомненно, одним из отличительных признаков гражданина, по Аристотелю, является не только интеллект, но и постоянные занятия гимнастикой, причастность к агонистике. Ремесленников, крестьян и рабов, наоборот, к состязаниям и атлетике вообще допускать не следует, ибо агонистика – удел лишь благородных.

Критикуя платоновское «Государство», Аристотель предлагает в «Политике» свой проект. В отношении земледельцев, например, он советует поступать так, как поступали критяне: они позволяли рабам все, за исключением посещения гимнасиев и приобретения оружия.[97]97
  Аристотель, Политика. II, 2, 15, 1264в, 7 и сл.


[Закрыть]

Рассматривая вопрос о том, чему следует обучать полноправного гражданина, Аристотель ратует за определенную утилитарность знаний, т. е. предлагает в первую очередь обучать тем наукам, которые пригодятся в жизни. Однако следует строго следить за тем, чтобы изучались предметы, достойные звания свободных граждан. Занятие каким-либо ремеслом, считает Аристотель, лишает души и тела благородных эллинов способности усваивать и проявлять dpexr|.

Изучая науки и искусства для самого себя, с целью достижения добродетели, молодой грек возвышается над прочими. Но стоит ему заняться этим профессионально, ради заработка, – и он превращается в поденщика-ремесленника и немедленно низвергается Аристотелем с вершин ἁρετή. Нельзя благородному заниматься тем же, чем занимаются рабы.[98]98
  Политика. VIII, 2, 3, 1337в, 28 и сл.


[Закрыть] Выступая против профессионализма среди свободных граждан, Аристотель одновременно ратует за такое государственное устройство, где ремесленник никогда не сможет стать гражданином.

Говоря о гимнастическом восйитании, Аристотель признает его серьезное значение не только на стадионах, но и на поле битвы. Полис немыслим без воинской доблести.[99]99
  Там же. III, 7, б, 1283а, 19 и сл.


[Закрыть]

Однако спартанское государственное устройство, при котором вся жизнь граждан, вся их деятельность направлены на максимальное развитие военной мощи, полного одобрения со стороны Аристотеля не получает.[100]100
  Политика. II, 6, 22,1271а, 41 и сл.; VII, 2, 5, 1324 в. Подробно об этом см.: Доватур А. И. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть]

В этом отношении видны определенные различия в педагогических взглядах двух философов и воспитателей. Платон преклонялся перед спартанской системой, Аристотель же в основном предпочитал афинскую.

В «Политике» немало места уделено градации воспитательного периода (начиная с семилетнего возраста) на две части и подробной их характеристике.[101]101
  Политика. VII, 15, 1, 1336 а, 3 и сл.


[Закрыть] Аристотель требует особенной заботы о подрастающем поколении. Воспитание, по его мнению, должно быть обязательно общественным и одинаковым для всех свободных граждан, независимо от их зажиточности.[102]102
  Там же. VIII, 1, 1, 1397 а, 10 и сл.


[Закрыть] И если Платон спокойно, как должное, констатирует преимущества богатых, то Аристотель не всегда считает такое положение нормой.

Наконец, желая видеть молодое поколение красивым, сильным и здоровым, воспитатель Александра Великого резко выступал против обучения детей-уродов, усматривая в этом как политический, так и эстетический смысл.[103]103
  Там же. VII, 14, 10, 1335 в.


[Закрыть] В аспекте же этическом здесь можно ясно увидеть, сколь сложна многогранная проблема гуманности, которая в разные времена разными народами понималась сугубо своеобразно. И то, что казалось недопустимым для одних, для других являлось нормой.

Далеко не столь возвышенную позицию, как Аристотель и Платон, занимал в вопросах воспитания молодежи Ксенофонт. Его точка зрения более прагматическая, так сказать, прикладная. Впрочем, если искать общие моменты, то Ксенофонт все же стоит ближе к Платону.

Как о рядовой (и даже докучливой) повинности пишет Ксенофонт о необходимости устройства гимнастических школ богатыми гражданами (разумеется, за собственный счет).[104]104
  Ксенофонт. Домострой, II, 5–7.


[Закрыть]

Отказывая женщинам в праве упражняться на стадионах, Ксенофонт (устами Исхомаха) иронически проповедует, что лучшей гимнастикой для жен является энергичное и собственноручное ведение домашнего хозяйства.

«От такой гимнастики… она будет кушать с большим аппетитом, и здоровье станет у нее на самом деле лучше».[105]105
  Там же. X, 9-11.


[Закрыть]

А что сближает Ксенофонта с Платоном, так это искреннее лаконофильство и откровенно отрицательное отношение к афинской демократии.[106]106
  ии История греческой литературы. М.: АН СССР, 1955. Т. II. С. 105.


[Закрыть] Он так же, как и Платон, считает, впрочем, что физическая закалка должна всегда гармонировать с интеллектом. Моральное здоровье всегда базируется на здоровье физическом. В «Memorabilia» («Воспоминания») Ксенофонт пишет: «Даже и там, где, по-видимому, тело наименее нужно, в области мышления… многие делают большие ошибки оттого, что не обладают физическим здоровьем. Кроме того, забывчивость, уныние, дурное расположение духа, сумасшествие у многих часто вторгаются в мыслительную способность вследствие телесной слабости до такой степени, что выбивают даже знание. Напротив, у кого телосложение крепкое, тот вполне гарантирован от таких невзгод…»[107]107
  Memorabilia. Ill, 12, 6–7 / Перевод А. А. Тахо-Годи.


[Закрыть]

Одним из проявлений человеческого совершенства Ксенофонт считает высокий рост, который, вероятно, указывал, по мнению греков, на дородство. Он полагал также, что очень способствует укреплению здоровья охота и вообще пребывание на свежем воздухе.[108]108
  Эстетические взгляды Ксенофонта подробно освещены в работе: Тахо-Годи А. А. Классическое и эллинистическое представление о красоте в действительности и искусстве // Эстетика и искусство. М.: Наука, 1966. С. 26–28.


[Закрыть]

Для Ксенофонта, таким образом, характерен в некоторой степени утилитарный подход к проблемам воспитания. Интересы отчизны и сограждан он редко связывает со становлением идеального гражданина. Не слишком часто встретишь у него и мысли о высшем духовном совершенстве.

Мы уже приводили рассуждения Сократа о том, что «учителя жизни» (т. е. ученые-философы) приносят своим согражданам несомненно большую пользу, чем атлеты. Чрезмерное увлечение агонистикой в ущерб наукам чревато не только плохими воспитательными, но и такими же социальными последствиями.[109]109
  Платон. Апология Сократа, 36, Д-Е.


[Закрыть]

В этом отношении у Сократа было немало единомышленников. Оратор Исократ много и страстно говорил о необходимости разумного, умеренного развития физических навыков. Он осуждал тех, кто «…с большим одобрением относится к занимающимся гимнастикой, чем к занимающимся философией, в то время как все знают, что благодаря телесному совершенству граждан государство никогда не совершало никаких славных деяний, благодаря же мудрости одного государственного мужа стало величайшим и богатейшим из государств Эллады».[110]110
  Исократ. Об обмене имуществом, 250 / Перевод В. Г. Боруховича. Та же мысль высказана Исократом и в «Панегирике» (2).


[Закрыть]

Параллельно с системой аристократического воспитания и атлетики для избранных в Греции издавна существовала и народная система гимнастических упражнений, связанная с ежедневными трудовыми процессами. Со стороны ремесленников, бедняков и, разумеется, их идеологов всегда наблюдалось остро критическое, неизменно ироническое отношение к утонченной «чистой» гимнастике древнегреческой элиты.

Еще до идейного становления уже упомянутого нами кинизма течение «народной критики» легко разглядеть в некоторых баснях Эзопа (так называемая «анималистическая критика»). Об этом же свидетельствует легенда о встрече знаменитого Милона Кротонского с пастухом Титормом и победа последнего.[111]111
  Элиан. Пестрые рассказы. XII, 22. Вопросам народной критики атлетизма и агонистики посвящена работа: Bilihski В. Antyczni krytyky antycznego sportu // Meander. 1956. № 11.


[Закрыть] Той же идее служат многие поговорки и сатировские драмы.

Это естественно, ибо, как известно, по всей Греции καλὸι κἀγαθόι представляли обособленную группу граждан, жизненно и принципиально во многом противостоящую народу. Такое положение особенно четко выражено было в Афинах.[112]112
  Walter I. Die Geschichte der Aesthetik in Altertum. Leipzig, 1893. S. 136.


[Закрыть]