Текст книги "История античного атлетизма"

А уже в IV веке до н. э. и позже с народной критикой гипертрофированно-ограниченного атлетизма во многом перекликается отношение киников к чрезмерному и неосмысленному увлечению физическими упражнениями. Разумеется, киники не собирались отрицать и порицать агонистику вообще. Но бездумное наращивание мышц, холодная и расчетливая жестокость бойцов-профессионалов (в более поздний период истории греческих игр) и, наконец, преклонение зрителей перед тупой силой звероподобных победителей вызывали справедливые насмешки со стороны многих кинических философов. Они считали, что сила и здоровье нужны, в первую очередь, для свершения добрых дел, а не для удовлетворения собственного самолюбия, не для потехи взвинченных, порой даже истеричных «болельщиков».

В противовес мнению Платона, многие киники отстаивали абсолютный примат духовного начала и в жизни, и в искусстве, и на стадионах. По выражению И. М. Нахова, «киническая этика перетряхивала всю традиционную систему греческой полисной морали, обязательной для полноправного гражданина города-государства».[113]113
  Нахов И. М. Указ. соч.


[Закрыть]

Особенно резко критиковали киники тех, кто, целиком отдаваясь спорту, нисколько не заботился о духовной добродетели. Превращаясь в рабов своего режима и календаря состязаний, атлеты не могут (да и не хотят) заботиться о развитии интеллектуальном.[114]114
  Диоген Синопский. VI, 27; Стобей. Антология, IV, 3; V, 39.


[Закрыть]

«Они тупоумны, они сделаны из мяса свиней или быков» – так издевался над подобными агонистами Диоген Синопский.[115]115
  Диоген Синопский. VI, 49.


[Закрыть]

Материалистическая философия киников, в противоположность идеализму Платона, позволяла им взглянуть на существующее положение вещей более здраво и реально. Тот же Диоген Синопский и Антисфен справедливо полагали, что когда физические упражнения не являются самоцелью, они полезны и даже необходимы.[116]116
  Там же. VI, 70.


[Закрыть]Той же точки зрения придерживались Дион Хрисостом и Кратет.[117]117
  Дион Хрисостом. IX, 14 и сл.


[Закрыть]

Таким образом, нравственный и общественный идеал киников, цель, которую они ставили перед воспитателями молодежи, существенно отличались от классического гражданского идеала.

Будучи отлученной от стадионов и палестр, основная масса трудящихся эллинов создавала свою защитную философию, педагогические основы которой имели твердую опору в повседневной жизни.[118]118
  Диоген Лаэртский. VI, 104; Юлиан. VI, 193.


[Закрыть]

Течение народной критики и положение кинического материализма тесно смыкаются в своем отрицательном отношении к засилию чванливых атлетов, оттеснивших (или пытающихся оттеснить) разум и знание на второй план. «Так вырабатывалась утешительная мораль угнетенных, переосмысливающая действительность для себя и противопоставляющая себя морали угнетателей».[119]119
  Нахов И. М. Указ. соч.


[Закрыть]

Но, независимо от существенных (а порой и довольно незначительных) расхождений во взглядах на принципы воспитания, лучшие представители античной Греции сходились в одном: душа и тело должны быть одинаково совершенны и нельзя развивать одно в ущерб другому.

Цивилизованный грек не мыслил себе жизни без спортивных занятий. Павсаний, например, не считает возможным назвать фокидскую Панопею городом, ибо там не было гимнасия.[120]120
  Павсаний. X, IV, 1.


[Закрыть] Без стадиона античный город также не мог обойтись. Даже если это был город-колония. На территории Ольвии и нынешнего Херсонеса Таврического были и палестры, и гимнасии.

Спортивный профессионализм,
Политика и закат олимпии

Выступая на состязаниях, эллин отстаивал не только свою честь, но и авторитет родной общины, города, целого государства. Вспомним известную эпиграмму Симонида Кеосского, посвященную юному борцу Феогнету:

 
«Вот он, смотри, Феогнет, победитель в Олимпии, мальчик,
Столь же прекрасный на вид, как и искусный в борьбе.
И на ристалищах ловко умеющий править конями.
Славою он увенчал город почтенных отцов».[121]121
  Перевод JI. Блуменау.


[Закрыть]
 

Еще более восторженно отозвался о Феогнете Пиндар.[122]122
  Pythia. VIII, 35.


[Закрыть]

И хотя в те отдаленные времена не существовало командных выступлений и состязались только в личном первенстве, за плечами каждого атлета стояли сотни его сограждан, общинные традиции и храмы богов, славу которых он мог как приумножить, так и запятнать.

Это стало особенно ощутимым и приобрело необычайную остроту после распада Афинского морского союза и установления македонского господства.

338 год до н. э. – одна из самых трагических дат в истории Древней Греции. Именно в тот год македонский царь Филипп в битве при Херонее нанес сокрушительный удар эллинскому войску.

Две трети эллинского ополчения попали в плен. Тысячи отважных воинов пали смертью героев на поле брани. И теперь свободные эллины были не так уж свободны…

Но вполне вероятно, что столь печальные события были бы предотвращены, если б древнегреческие полисы не враждовали между собой и выступали против захватчиков столь же монолитно и слаженно, как это случалось иногда в прежние времена.

После поражения при Херонее священные игры фактически носили характер соревнования между ослабленными распрями и войнами греческими государствами. Вполне понятно, что для каждого государства было почетно иметь победителя на празднике, уходящем корнями в доисторические времена.

Таким образом, атлет силой своих мышц, как воин на поле боя, завоевывал на стадионе для своей полиса место под солнцем и в политическом смысле.

Однако еще через два-три столетия статьи Олимпийского устава постепенно утрачивают свое значение (по крайней мере некоторые из них). Все чаще атлеты-любители уступают место спортсменам-профессионалам, выходцам из среды пролетаризованной массы греческого населения. Таких атлетов город или даже частные лица просто нанимали за деньги, что уже не считалось столь же предосудительным, как в древности. И этот момент нашел свое отражение в творчестве древнегреческих писателей и художников.

Олимпийский расцвет неумолимо переходил в олимпийский упадок. Правда, происходило это не слишком быстро, но достаточно ощутимо. И здесь нетрудно наметить вполне четкие хронологические вехи.

Большинство исследователей склонно считать, что VI–V вв. до н. э. – это еще вполне благополучный период, почти «золотой век агонистики». Столетиями складывавшиеся прочные устои античных стадионов начинают колебаться лишь в начале IV века, а в середине IV века олимпийский упадок уже очевиден: он закономерно совпал с кризисом греческого полиса и полисной системы в целом.

Это же явление коснулось и античного спорта: могучие, но узко ограниченные профессионалы (сменившие на стадионах гармонично развитых любителей-универсалов) выступают преимущественно в каком-либо одном виде состязаний. Эта «агонистическая специализация» порождала порой весьма неприятные явления. И хотя снижение патриотического и воспитательного значения игр (во времена македонского, а затем – и римского господства) не намного уменьшило интерес к ним со стороны зрителей, но такие состязания уже никак не способствовали процветанию спорта в благородном, высоком, истинном значении этого слова.

Весьма характерную деталь подметил Б. И. Ривкин, который пишет: «О том, как сильно изменяется внешний вид атлетов-профессионалов, говорят рисунки на вазах. Достаточно сравнить кулачных бойцов на амфоре Клеофрада (около 500 года до н. э.), тела которых развиты пропорционально и гармонично, с грубыми, грузными фигурами атлетов на панафинейской амфоре IV века до н. э.».[123]123
  ^1,8 Ривкин Б. И. В долине Алфея. М.: Искусство, 1969. С. 53.


[Закрыть]

Кроме экономических и социальных причин, «падению агонистических нравов» способствовал и нарастающий религиозный скептицизм: грек уже не относился к своим богам-олимпийцам с прежним страхом и почтением. А это, в свою очередь, отразилось и на авторитете экехейрии: священное перемирие соблюдалось уже не так свято и неукоснительно, как в прежние времена.

Впрочем, древние традиции не собирались легко и сразу сдавать свои позиции. И когда, например, солдаты Филиппа Македонского как-то ограбили путников, направляющихся на очередные Олимпийские игры, грозному отцу Александра Великого пришлось все же заплатить штраф и даже принести извинения потерпевшим. Ибо даже завоеватели опасались окончательно портить отношения с эллинами (тем более, если имели с ними общих богов).

В 420 году до н. э. спартанцы за нарушение священного перемирия (они осадили город Лепрею) были исключены из списков участников Олимпиад. Тогда это явилось уникальным событием.

Но гордые и заносчивые лакедемоняне на сей раз не подчинились. В ответ на решение Олимпийского совета они осадили, а затем и захватили Священную Олимпийскую округу, принудив элейцев не только покориться, но и заключить с ними договор о дружбе и всестороннем взаимодействии. Лишьв 371 году дон. э., благодаря энергичному и недвусмысленному вмешательству фиванцев, Элида снова обрела независимость.

В самой Олимпии борьба за административное господство сначала разворачивалась между Писой и Элидой, а затем – меж Элидой и Аркадией.

Войско аркадян в 365 году до н. э. захватывает Олимпийскую округу. Они укрепляют холм Крона и начинают подготовку к 104-м Олимпийским играм. Однако элейцы – не собирались смиряться вторично. В самый разгар священного праздника они внезапно напали на аркадян, и на мирном стадионе закипела жестокая битва. И хотя законные хозяева Олимпийской долины были в явном меньшинстве, сражались они с таким отчаянным мужеством, что победили захватчиков-аркадян и вышвырнули их с берегов Алфея.

А затем все игры, проведенные под эгидой спартанцев и аркадян, элейцы объявили «анолимпиадами», не признав их.

Что ж, и юридическое, и моральное право было на стороне граждан Элиды. Ведь аркадяне за время своего краткого владычества не постыдились даже ограбить сокровищницы Олимпии (чтобы выплатить «за счет богов» жалованье солдатам-наемникам). Авторитет небожителей был поколеблен еще больше. По этому поводу польский ученый С. Парницки-Пуделко пишет: «Аркадско-элейская война из-за господства в Олимпии (364 г. до н. э.) показала, что общегреческие святыни потеряли свою неприкосновенность в той мере, какой она была в древности…»[124]124
  Par nick t-Pudelko S. Olympia i Olympiady. Poznan, 1964. S. 20.


[Закрыть]

Правила состязаний (особенно кулачного боя) становятся все более жестокими. По мере увеличения числа заявленных на играх профессиональных атлетов уменьшается число заявок от любителей: немногие решались рисковать здоровьем и жизнью в борьбе с могучими, тренированными и безжалостными соперниками. Профессионалы получали в Олимпии, правда, лишь венок, но они компенсировали это на тех играх, где выступали за плату.

Как уже указывалось, авторитет Олимпиад подорвала и утрата Грецией независимости под властью Македонии. Правда, Филипп и Александр благоволили к Олимпии: а Филипп даже участвовал в играх.

Правда, участвовал заочно: присылал в Олимпию своих возниц с конными упряжками. Однако уже сам факт присутствия хотя бы лошадей македонского царя на ипподроме не мог не омрачать праздника эллинов.

От личного участия в Олимпийских играх Александр Македонский отказывался на том основании, что «…там он не имеет возможности мериться силами с царями». Выступать же вместе с простыми смертными воспитанник Аристотеля считал ниже своего достоинства.

И тем не менее отношение Александра к агонистике вообще было более чем благожелательным: ведь великий македонянин считал и чувствовал себя истинным греком. И его благожелательность проявлялась не только на словах. В 324 году до н. э. Александр провозгласил в Олимпии мир между всеми греческими народностями и государствами и одновременно объявил общую амнистию для всех эллинов, изгнанных за пределы родины по мотивам политического характера. Так переплетались в Альтиде агонистика и политика.

Весьма ощутимо пострадала Олимпия в 86 году до н. э., когда Сулла ограбил храмы, вывез все ценности, а приглашенных спортсменов высокомерно вытребовал в Рим. В этот грустный и позорный для греков период атлеты состязались лишь в самом древнем виде – беге.

Римское же владычество I–II веков н. э. можно считать относительно спокойным временем. Благодаря заинтересованности Олимпиадами императоров Августа, Тиберия, Нерона, Адриана и других Олимпийский огонь еще тлеет. Это находит свое отражение и в литературе того времени (Плиний Старший, Павсаний). Но после допущения в Олимпию римлян игры совсем уже утратили значение великого народного праздника всей Греции.

Впрочем, с нашей современной точки зрения все возрастающий интернационализм Олимпийских игр в определенном смысле можно рассматривать как явление положительное.

Но славные традиции Альтиды и долины Алфея для рационалистов-римлян стали уже всего лишь страницами истории. Да еще и не всегда понятными страницами.

Однако это же можно было сказать не только о римлянах. Еще до их владычества в Олимпию со всех концов эллинистического мира съезжались граждане необъятной империи Александра Македонского – греки по происхождению. Они прибывали из Сирии, Египта, Малой Азии и других мест. Но кровной связи с эллинской культурой, увы, не ощущали: эти многочисленные гости Олимпии были носителями уже совсем иных вкусов, стремлений и социальных взглядов.

А поскольку таких туристов сюда прибывало очень много (по масштабам тех времен, разумеется), то уже в IV веке до н. э. в Олимпии их встречали гиды (возможно, – первые гиды в мире!). Они рассказывали прибывшим о славной истории игр, храмов, наиболее знаменитых олимпиоников и, конечно же, – прекрасных статуй. И молодые греки слушали все это так, как слушают прекрасную и не слишком правдоподобную легенду.

Во второй половине III века Элладе угрожает племя герулов. В Олимпии лихорадочно ведутся фортификационные работы. Для возведения крепостных стен разбираются спортивные сооружения и даже целые комплексы. Но до Олимпии герулы не дошли.

Однако главным могильщиком олимпиад стали не захватчики и не могущественные тираны, и даже не варвары-кочевники, а христианская церковь. Как государственная религия Римской империи христианство не желало терпеть рядом с собой прекрасный и столь соблазнительный эллинский пантеон. Тем более что «языческие игры» с их гармонией человеческого тела и разума входили в опасное противоречие с главными догматами христианского вероучения. В частности, они противоречили и властному призыву клерикалов «умерщвлять грешную плоть».[125]125
  Schobel G. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]

…Силы, к сожалению, были неравные. Последние Олимпийские игры античности состоялись в 393 году н. э. А последним олимпиоником, чье имя зафиксировано было на мраморных скрижалях, оказался, как уже упоминалось, даже не грек, а могучий армянский князь Вараздат – несокрушимый кулачный боец. Между прочим, слава олимпионика в немалой степени поспособствовала тому, что, вернувшись в родную Армению, князь Вараздат стал царем Вараздатом…

А еще через год декретом императора Феодосия I Олимпийские игры были запрещены как «богопротивные и языческие», изображения эллинских богов – сброшены с пьедесталов, храмы – разрушены и разграблены. Много бронзовых статуй олимпиоников римляне вывезли в «вечный город» и… переплавили. А двумя годами позже готы под предводительством Алариха вторглись в Олимпию и полностью разграбили ее, довершив начатое Суллой.

Наконец, в 426 году по приказу Феодосия II римляне сжигают храм Зевса. А статуя бога – творение бессмертного Фидия, одно из семи чудес света – была увезена в Константинополь.

В VI веке разгром Олимпии довершают два сильных землетрясения. А затем неожиданно разливаются Алфей и Кладей, песок заносит Олимпийский стадион и всю долину.

На многие столетия погружается в своеобразный летаргический сон Олимпия, а вместе с ней и эллинская агонистика: неповторимый феномен античности. По выражению Г. Дюперрона, «это вплоть до наших дней – единственный пример огосударствления физической культуры».[126]126
  Дюперрон Г. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть]

Причины расцвета агонистики в Древней Греции

Вполне естественно возникает вопрос: почему именно в Древней Греции так пышно расцвела физическая культура? По нашему мнению, неправильно было бы ограничиваться одной или двумя «основными» причинами. Ответ на этот вопрос надо искать в совокупности фактов и общественно-исторических явлений эллинской повседневности. На наш взгляд, этот комплекс причин – един в своем многообразии.

Первым стимулом, обусловливающим заботы о физическом воспитании граждан, безусловно, следует считать необходимость создания сильного войска при сравнительно немногочисленном населении (В. Латышев, 1889; Бинтц, 1878; Г. Дюперрон, 1924; Ф. Мезо, 1930; В. Блаватский, 1961; Е. Топоров, 1963 и др.). Чувство патриотизма, развитое у греков необычайно сильно (как, впрочем, у любого оседлого народа), приказывало им всегда быть готовыми к обороне отечества.

«Земля заставляет… защищать свою страну с оружием в руках, ибо она производит плоды, ничем не защищенные, которыми всякий может завладеть»,[127]127
  Ксенофонт. Домострой. V.


[Закрыть] Эти слова Ксенофонта хоть и неполно, однако отражают действительное положение вещей.

Если же выдвигать тезис военного могущества на передний план, то сразу же оговоримся: эта цель главенствовала в политике только дорийских племен (Спарта), и неправильно было бы отводить ей ведущее место в жизни всех государств Древней Греции. Что же касается обычной необходимости отражать нападения и воевать самим, то с ней сталкивались не только эллины, но и любой народ с доисторических времен и до наших дней. Поэтому, кажется, нельзя рассматривать военные цели в физическом воспитании как нечто специфически характеризующее древнегреческий modus vivendi.

Более того, многочисленные исторические и литературные данные говорят о том, что физическая культура всегда являлась у греков символом и принадлежностью спокойного процветания, о чем лучше всего свидетельствует мирный характер Олимпийских и других священных игр.

Феоры, отправлявшиеся из Олимпии по всей стране и доходившие до самых отдаленных частей Средиземноморья и Причерноморья (посещавшие даже Египет и греческие колонии в Испании), не только сообщали о дне открытия игр, но и провозглашали священное перемирие (ёкехырш). Уже в исторический период Олимпийские игры были возобновлены и проводились Ликургом и Ифитом в знак мира между Элидой и Спартой.[128]128
  Павсаний. V, IV, 4.


[Закрыть] Жаль, что никто пока не может ответить, какой перерыв в праздновании предшествовал этому знаменательному возрождению.

Вспомним и основную статью Олимпийского устава: прежде всего принимать участие в состязаниях имели право лишь те атлеты, города и государства которых не находились в состоянии войны с какими-либо иными городами и государствами. Вся область, где происходили игры, объявлялась на это время священной, и никто не имел права вторгаться сюда силой оружия. Даже войска дружественных государств, проходя олимпийской территорией, отдавали на границе свое оружие и получали его лишь по выходе из священной области. Всем известно, как сурово наказывались немногочисленные нарушители этого условия (см. у Геродота, Фукидида, Павсания и др.). Такой же мирный характер носили Немейские, Пифийские и все другие игры.

Порою греки в самый критический момент забывали о войне ради мирных состязаний. После Фермопильской битвы к персам пробралась группа перебежчиков. Когда Ксеркс через переводчика стал расспрашивать их, чем занимаются сейчас греки, прибывшие рассказали, что «…эллины справляют олимпийский праздник – смотрят гимнастические и иппические состязания». На вопрос перса, какая же награда назначена состязающимся за победу, те отвечали: «Победитель обычно получает в награду венок из оливковых ветвей». Тогда Тигран, сын Артабана, высказал весьма благородное мнение, которое царь, правда, истолковал как трусость. Услышав, что у эллинов награда за победу в состязании – венок, а не деньги, он не мог удержаться и сказал перед всем собранием вот что: «Увы, Мардоний! Против кого ты ведешь нас в бой? Ведь эти люди состязаются не ради денег, а ради доблести!»[129]129
  Геродот. VIII, 26.


[Закрыть] И вполне закономерно, что опасения молодого перса вскоре же подтвердились.

Однако было бы опрометчиво полагаться лишь на этот рассказ Геродота. Поэтому, предварительно лишь заметив, что о подобных случаях у Геродота рассказывается неоднократно[130]130
  Там же. VII, 206; VII, 208; IX, 75 и др.


[Закрыть], обратимся к более точному и беспристрастному источнику – речам Демосфена.

Упрекая своих сограждан в излишней беспечности, когда дело касается военных приготовлений, оратор восклицает: «…как вы думаете, граждане афиняне, почему это так происходит: праздники Панафиний и Дионисий всегда справляются в надлежащее время независимо от того, каким людям – сведущим или неопытным – выпадает жребий устраивать те и другие, и на эти празднества затрачиваются такие деньги, сколько не идет ни на один из морских походов, и вдобавок это требует столько хлопот и приготовлений, сколько вряд ли идет на что-либо другое; между тем военные походы все у нас запаздывают, не попадая вовремя – в Мефону, в Пагасы, в Потидею! Это потому, что все это установлено законом и каждый из нас наперед еще знает, кто назначен хорегом, кто гимнасиархом от данной филы, когда у кого и что надо получить и что потом надо сделать; ничего в этих делах не забыто, не оставлено невыясненным и непредусмотренным; наоборот, в том, что касается войны и военных приготовлений – не установлено, не налажено, не предусмотрено ничего».[131]131
  Демосфен. Первая речь против Филиппа, 35–36 / Перевод С. И. Радцига. М.: АН СССР, 1954.


[Закрыть]

Кажется, трудно выразиться яснее. И хотя в данном случае Демосфен отнюдь не одобряет существующее положение вещей, из его слов ясно, как относятся афиняне к войне и как – к священным играм – праздникам. Думаю, что мы не ошибемся, если отнесем слова оратора почти ко всей Древней Греции.

Символичны и некоторые указания мифологии эллинов. Так, на легендарных играх, устроенных некогда Идейским Гераклом, Аполлон побеждает в кулачном бою Арея – самого бога войны![132]132
  Павсаний. V, 8, 4.


[Закрыть] Многочисленные гимнасии украшались статуями Гермеса, Асклепия, Деметры, Тесея, Геракла, Артемиды, но статуи Арея там не было никогда!

Красивое, гармонично развитое тело являлось признаком свободного гражданина, чаще всего аристократа, выгодно отличая его от раба. Что же касается бедных слоев свободного населения, то они не могли уйти от повседневных житейских забот для систематических тренировок и состязаний. Вспомним, что, например, участие в Олимпийских играх требовало предварительных усиленных занятий на протяжении года. Естественно, что ремесленник или земледелец не мог забросить на такой срок хозяйство и заказчиков.[133]133
  Bilihski В. Antyczni krytyky antycznego sportu // Meander. 1956. № 9-11.


[Закрыть]

Таким образом, на играх преимущественно выступали представители зажиточного населения и аристократии (что частично обусловливалось еще и древнейшими сословными ограничениями, оставшимися от общинно-родового строя). В списках олимпиоников мы встречаем очень много имен архонтов, полководцев, государственных деятелей и просто богатых людей.

Один из сохранившихся фрагментов утраченной в целом драмы Софокла «Александр» гласит:

 
Не горожанам ли приличны игры![134]134
  fr. I, 89.


[Закрыть]
 

Мнение В. В. Латышева по этому поводу мы уже приводили. С другой стороны, справедливость требует отметить, что выдающиеся атлеты и олимпионики были почти во всех городах Греции, а не только в наиболее крупных. География мраморных плит с именами победителей весьма разнообразна и говорит о чрезвычайной популярности спорта у греков. И хотя преимущественно в рамках лишь одного общественного класса, но эллины сделали физическую культуру в своей стране явлением действительно массовым.

Г. Дюперрон справедливо называет физическую культуру «специфическим, национальным элементом эллинской жизни, сросшимся с ней с незапамятных времен».[135]135
  Дюперрон Г. Указ. соч. С. 16.


[Закрыть] Всякий равноправный гражданин должен был заниматься спортом, если он рассчитывал играть какую-либо роль в своем государстве. Эти занятия делали эллина во многих отношениях выше (по крайней мере в собственных глазах) чужеземцев, т. е. «варваров», которые по своей некультурности не были знакомы с гимнастическими упражнениями.

Нельзя забывать и об эстетических требованиях. Будучи учителями всего мира в искусстве, греки стремились создать красивые формы и в жизни. Греческие скульпторы, изображая прекрасных людей, приучали эллинов ценить красоту человеческого тела не только в мраморе, но и в окружающих их соотечественниках. В свою очередь, как мы уже говорили, они находили многочисленные модели среди занимающихся в гимнасиях и на стадионах.

Эстетическое чутье греков, их постоянное стремление к гармоническому развитию в большой степени обусловливались окружающей их природой. Вспомним Энгельса, который писал об Элладе: «Все ее ландшафты оправлены или, по крайней мере, были оправлены в рамки гармонии».[136]136
  Энгельс Ф. Ландшафты (Письма. 1838–1845 гг.). М., 1940. С. 55.


[Закрыть] Естественно, что это оставило свой след в миропонимании греков, в их психике.

Немалое значение в проведении игр и просто состязаний имели религиозные убеждения (Г. Дюперрон, 1924; Е. Курциус, 1935; Е. Гардинер, 1955 и др.). Недаром все игры содержали в своей программе солидный религиозный церемониал, предшествующий выступлениям атлетов. Эти праздники считались священными и связывались с именами различных богов. Да, собственно, и богов своих греки представляли мощными и сильными, ловкими, быстрыми и красивыми. В какой-то мере божества были воображаемыми и офантастиченными копиями лучших атлетов. Отсюда известный тезис: «Люди как боги, а боги как люди». Грек, желая как можно более походить на своих богов, стремился к физическому совершенству. Религия учила, что нет более прекрасного способа ублаготворить богов и оказать им почет, как при помощи торжественных игр. Платон называл богов «друзьями игр».

В свое время на развитие физической культуры большое влияние, на наш взгляд, оказала система государств-полисов. Соперничество между городами обостряло и спортивные состязания. В то же время очень почетно было выиграть приз «на глазах всей Эллады».

Следует учесть и то, насколько любил древний грек всевозможнейшие агоны. Ф. Ф. Зелинский был несомненно прав, когда писал: «…во всю греческую жизнь был введен элемент соревнования».[137]137
  Зелинский Ф. Софокл и героическая трагедия // Софокл. Драмы. Т. 1. С. XXVII. М., 1914.


[Закрыть]

Объяснение этому очень хорошо дает Карл Маркс; сравнивая народы на ранней ступени их развития с различными типами детей, он писал: «Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает ее собственный характер в его безыскусственной правде? И почему детство человеческого общества там, где оно развилось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень? Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие (подчеркнуто нами. – Ю. ЯГ.) из древних народов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки».[138]138
  Маркс. К критике политической экономии. Введение // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. XII. С. 737).


[Закрыть]

А какой же нормальный ребенок упустит случай побегать, испробовать свои силы в борьбе, посостязаться с товарищами! Как видим, это подтверждает мнение Г. Дюперрона, приведенное нами выше. Действительно, нельзя не учитывать национальные особенности того или другого народа, ибо часто именно они имеют решающее значение.

На наш взгляд, не разрозненные причины, а только весь комплекс перечисленных факторов может объяснить, почему именно в Элладе родились Олимпийские игры и так пышно расцвела агонистика.

Главным же является то, что даже в самые тяжкие годы древнегреческой истории Олимпийские игры неизменно служили благородной идее объединения и дружбы эллинских государств. А это, в свою очередь, гармонирует с идеей калокагатии свободного грека.