Текст книги "Крах проекта «Человечество». Мир в 2050 году"

Разработка

Но этот кризис был далеко не первым в истории человечества. Каждые полторы тысячи лет привычный для людей мир рушится вокруг них, носители цивилизации вымирают, и последующие поколения почти всё начинают заново. Непереносимость мысли о цикличности развития цивилизации родила различные линейные теории роста типа «хронологии Фоменко» и так далее.

Выражаю благодарность Илье Стогоffу за список примеров, далее использованных в настоящем тексте.

Иерихон – самый известный город древности, хотя таких городов, вероятно, было много. Он был основан примерно в 8400 году до нашей эры. Каждые полторы тысячи лет он умирал вместе со своими истребляемыми жителями и затем возрождался снова.

Первое возрождение Иерихона произошло около 6900 года до нашей эры. Тогда же в Ираке родилась культура Джармо, Средиземное море было освоено торговцами из Рас-Шамры (Угарита), в будущей Турции построен гигантский мегаполис Чатал-Гуюк с коттеджами, канализацией, квартальной планировкой…

Через пятнадцать веков от этого мира остались развалины. На месте, где кипела жизнь, образовались пустыни. Опять начались «темные века». А в 5400 году до нашей эры постепенно начался новый подьем. Причем, похоже, по всей планете. Наконец закончили таять ледники последнего великого оледенения – Валдайского. Климат стал ровным и теплым. Появились первые княжества в Средней Азии, первые мегалиты Европы и первые городки Камбоджи. Развивались культуры древнего Перу и древнего Китая.

Далее – опять конец цикла, опять с окраин Ойкумены пришли орды варваров, опять горели дворцы, а на развалинах столиц пасли овец…

В 3900 году до нашей эры мир вновь возродился. Теперь уже со знанием о прошлой катастрофе. Уже была письменность в Шумере и Египте, то есть появилась коллективная память человечества. Теперь люди были предупреждены об опасности – но это им не помогло…

В 2400 году до нашей эры, опять через полторы тысячи лет, мир пережил очередное рождение. В болотах Инда появилась цивилизация Мохенджо-Даро, в Великобритании перестроили Стоунхендж, в Китае на трон взошла династия Ся, в Ираке основан Вавилон.

Казалось, что уж на этот раз избавятся от цикличности. Все проходят один и тот же путь. Вождь варваров основал княжество, его наследники резали соседей и захватывали их территории. Через тысячу лет княжество превратилось в бескрайнюю империю. В ее столицу съезжались архитекторы, художники и поэты, строили из камня такое, что до сих пор вызывает восхищение, и писали слова, не потерявшие актуальность и поныне. Всем стало казаться, что этот мир – на века. И именно в этот момент вечные империи обратились в ничто. Арийцы пасли коней на руинах мохенджо-дарских городов. На величественные китайские столицы надвигались голодные орды.

Надежнее всех умирала египетская цивилизация. Это произошло примерно в 1100 году до Рождества Христова. Далее в истории человечества были еще две главы – античная и наша собственная.

Пересчитаем 15 веков в последний раз. Древний Рим пал в 409 году, за полтора тысячелетия до революции, уничтожившей Третий Рим. Окончательно Римская империя была упразднена в 476 году – ровно за 1515 лет до упразднения СССР.

И каждый цикл уменьшал общие ресурсы планеты… Это правило не знает исключений. Если отступить еще дальше в прошлое, мы увидим, как впервые удар по видовому разнообразию нанесли первобытные охотники, подготовив истреблением крупных зверей «неолитическую» сельскохозяйственную революцию.

Человечество все время своего существования постоянно задавало себе вопрос, который лучше всего сформулировал Артур Конан-Дойль: «Что же это значит, Ватсон? Каков смысл этого круга несчастий, насилия, ужаса? Должен же быть какой-то смысл, иначе получается, что нашим миром управляет случай, а это немыслимо. Так каков же смысл? Вот он, вечный вопрос, на который человеческий разум до сих пор не может дать ответа».

Теперь, когда мы вплотную приблизились к ответу на этот вопрос, когда мы с вами уже интуитивно понимаем смысл этого «круга несчастий» людей и просто боимся признаться себе в том, что иного смысла быть не может, потому что, если «отбросить все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни оказался» (Артур Конан-Дойль), посмотрим, как ученые пытались определить смысл цикличности катастроф и что из этого вышло.

Первым выдвинул идею о необходимости катастроф для смены «населения» земного шара Жорж Леопольд Кювье, а его последователи развили эту идею. Катастрофы планетарного масштаба, такие как падение крупного метеорита, могут вызывать изменения флоры и фауны, как это было на границе мезозоя и кайнозоя – вымирание динозавров, массовое расселение птиц и млекопитающих, вытеснение голосеменных растений покрытосеменными.

Вероятно, что с катастрофой связано и Пермское вымирание (неформально именуемое как «Великое вымирание», или как «Мать всех массовых вымираний»), которое сформировало рубеж, разделяющий пермский и триасовый геологические периоды, то есть палеозой и мезозой, примерно 251,4 млн лет назад. Тогда погибло 96 % всех морских видов и 70 % видов речных позвоночных. Катастрофа стала единственным известным массовым вымиранием насекомых, в результате которого погибло около 57 % биологических родов и 83 % всего класса насекомых. То, что мы наблюдаем сейчас, очень похоже на Пермскую катастрофу.

За 3,5 млрд лет эволюции биосфера уже много раз погибала и воскресала вновь. Обновление биосферы каждый раз проходило по одному и тому же сценарию: сначала начиналось вымирание, затем опустевшие ниши занимали другие виды, после чего возникала новая биосфера, которая расцветала и жила прекрасно десятки миллионов лет. Затем процесс видообразования замирал и останавливался. Но проходили десятки миллионов лет, и все повторялось.

Сегодня насчитывают пять глобальных вымираний и около 20 более мелких. Ордовикско-силурийское вымирание (гибель 60 % морских беспозвоночных). Девонское вымирание (Земля лишилась 50 % всех существовавших родов и почти 20 % всех семейств; исчезли почти все бесчелюстные). Пермское вымирание – крупнейшее вымирание в истории земной биосферы (исчезло примерно 96 % всех морских и 70 % наземных позвоночных видов). Триасовое вымирание (погибло около 20 % видов всех морских животных и большинство видов земноводных). Мелпалеогеновое вымирание (погибло более 15 % семейств морских и 18 % семейств сухопутных животных).

Есть работы, в которых доказывается их периодичность, в частности с периодом в 62 млн лет. Поэтому очень даже вероятно, что природа, к которой мы так привязались, уходит навсегда. И мы переживаем очередное обновление биосферы, ведь весь этот мир возник как раз 65 млн лет назад, с вымиранием динозавров – период уже завершился и смена биосфер не за горами. И в ближайшее время биосфера обновится либо на 20 %, либо на 90 %. В любом случае, с человеком или без него, но современная биосфера в исторической перспективе обречена.

Более того, за последние 10 тыс. лет человек стал изменять природу под свои нужды настолько активно, что уже сегодня вместе с домашним скотом вышел на лидирующее место в отряде позвоночных – 97 % всей массы. Именно это дает основание утверждать, что наступила эра антропоцена. В этот раз уже не метеорит или ледник, а один из живущих на планете видов – человек – станет причиной глобального вымирания как других видов, так и своего собственного.

Вторым по успешности – после человека – типом живых существ являются паукообразные, освоившие все среды, от атмосферы до дна океанов и все континенты, даже Антарктиду, впившись клещами в пингвинов. Так что следующим фаворитом в биологической эволюции скорее всего станут они…

В попытках объяснить смысл цикличности катастроф возникли теории, отрицающие возможность прогрессивного развития. Одна из таких теорий – концепция культурно-исторических типов развития общества.

Основоположником теории культурно-исторических типов является русский социолог Николай Данилевский. Он подразделял все народы на «исторические» и «неисторические». «Неисторические народы» – это этнографический материал, тупиковые ветви в развитии общества. Они не в состоянии решать свою судьбу, выработать формы своей государственности и т. д. Поэтому они не в состоянии выработать свои культурно-исторические типы.

Право выработки своеобразных культурно-исторических типов принадлежит «историческим» народам. Данилевский выделяет следующие «самобытные цивилизации», или типы: египетский, китайский, ассиро-вавилонский (древнесемитский), индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, новосемитский (аравийский), романо-германский, перуанский. «Культурно-исторические типы» различаются по своеобразным сочетаниям четырех основополагающих элементов: религиозного, культурного, политического и общественно-экономического.

Почти все культурно-исторические типы одноосновны. В них при сочетании элементов преобладает какой-то один: в европейском – религиозный, в греческом – культурный, в романо-германском – общественно-экономический. И лишь славянскому типу с его православием, культурной самобытностью, самодержавием и крестьянской общиной предначертано стать полным четырехосновным культурно-историческим типом.

Для слияния народов в культурно-исторический тип необходимы языковая близость и осознание ими общности своей судьбы. Николай Данилевский считал, что славянские народы находятся на пути создания своего культурно-исторического типа. Лидирующая роль в этом процессе принадлежит России. Таким образом, теория культурно-исторических типов Данилевского служила методологической основой славянофильской идеологии.

В западной социологии сторонниками теории культурно-исторических типов являются немецкий ученый Освальд Шпенглер и английский историк Арнольд Тойнби.

Шпенглер выделял восемь культурно-исторических типов: египетский, индийский, вавилонский, китайский, греко-римский, византийско-аравийский, культура майя, а также пробуждающаяся русско-сибирская культура. Каждый из этих типов развивается на основе собственного уникального «прафеномена», т. е. способа переживания жизни; подчиняется жесткому биологическому ритму и проходит основные фазы развития: рождение и детство, молодость и зрелость, старость и «закат».

С точки зрения Арнольда Тойнби, объектом изучения науки могут быть человечество в целом, или какие-либо конкретные, национально-государственные образования, или определенные культурно-исторические типы, которые он называет цивилизациями. Цивилизации, по Тойнби, представляют собой некоторые единицы истории или целостные системы, в которых элементы соответствуют друг другу и влияют друг на друга. Цивилизации сопоставимы, сравнимы между собой, а также с примитивными обществами, которые еще не достигли стадии цивилизации. Это позволяет исследователю использовать сравнительно-исторический метод. На основе определенных критериев исследователь может определить, как далеко те или иные цивилизации продвинулись вперед, насколько они отстали от более развитых. На основании этого можно будет говорить о значении каждой отдельной цивилизации.

В качестве важнейшего критерия развития цивилизаций А. Тойнби называет реализацию ими конечной целевой установки. Концепция Тойнби представляет собой провиденциализм – учение о предопределении общественного развития. Тойнби выделяет шесть основных культурно-исторических типов:

1. первичные, обособленные цивилизации (египетская, андская);

2. первичные, необособленные цивилизации (шумерская, минойская, индская, шаньская, майя);

3. вторичные, дочерние цивилизации (вавилонская от шумерской, хеттская от шумерской, эллинистическая от минойской, сирийская от минойской, древнеиндийская от индийской, древнекитайская от шаньской, юкатанская от майя, мексиканская от майя;

4. третичные, дочерние цивилизации (православно-христианская, русская, западная, арабо-мусульманская, дальневосточно-японская);

5. застывшие цивилизации (эскимосская, кочевая, османская, спартанская);

6. неразвившиеся цивилизации (дальневосточно-христианская, дальнезападно-христианская).

При объяснении причин становления и развития цивилизаций Тойнби отвергал расовые теории и теории среды обитания.

Решающая роль, по его мнению, принадлежит «ответу» тех или иных народов на «вызов», брошенный им обстоятельствами. Из этого следует, что серия последовательных ответов на последовательные вызовы должна истолковываться как проявление общественного роста. По мере роста возникает все меньше вызовов, идущих из внешней среды, и появляется все больше вызовов, рожденных внутри действующей системы или личности. Основной критерий роста – это прогрессивное движение в направлении самоопределения. (Осталось только понять движущую силу этого стремления к самоопределению, самовыражению, самореализации и так далее.)

Вы, уважаемые читатели, и сами можете заметить некоторую лакуну в рассуждениях названных нами ученых. Все они исходили из того, что их определение направления движения развития, прогресса общества – правильные. Но ведь для этого им вначале надо было бы дать ответ на вопрос «куда мы идем»… Во время их жизни вполне допустимым ответом на это было бы определение прогресса «по Баневу» – движение в ту сторону, где не топчут и не убивают, где на всех хватает ресурсов и все имеют возможность самореализации – ну прямо «четвертый сон Веры Павловны». Но теперь мы понимаем, что этот вариант развития человечества – нежизнеспособный тупик.

Справедливости ради следует сказать, что и сейчас находятся люди, даже среди «зеленых», которые пропагандируют обывательский рай как вершину развития цивилизации. Для примера приведем цитату из манифеста одной «зеленой» организации: «Полноценная и насыщенная жизнь людей в гармонии с природой. Подлинное и настоящее: еда, вода, воздух, отношения между людьми. «Зеленая» экономика как экономика будущего, эко-инновации и эко-технологии. Новые пространства с доступной эко-инфраструктурой (эко-полисы и эко-поселения). В любом месте мира человек чувствует себя как дома».

Ни слова о творчестве, что характерно – только о потреблении (еды, воды, воздуха, отношений) и экономическом обеспечении этого потребления. Мир – мечта для тусовщика, бесцельно перемещающегося по планете (и везде «чувствующего себя как дома»), везде находящего солнце, море, дешевый секс (потому что «подлинные и настоящие отношения» – они ведь не за деньги), и чтобы этому обывательскому раю еще и конца не было! И при этом чтобы еще и в ресторане не отравиться… Интересно, авторы манифеста понимали, что если какой-то человек чувствует себя как дома в любой точке мира, то, значит, другие люди будут чувствовать себя как дома в их доме?

Сейчас мы понимаем, что, осуществись такое будущее – что по вышеупомянутому «манифесту», что по выкладкам ученых начала XX века, – оно недолго просуществует и логично придет к очередному витку катастрофического разрушения очагов цивилизации явившимися с ее периферии очередными варварами. Потому что жители этого самого будущего своим уровнем потребления и, одновременно, беззащитностью и виктимностью будут провоцировать 90 % населения планеты все у них отобрать и всех этих «креативщиков» сделать рабами любого физически сильного человека.

Если же полностью расстаться с креационистскими убеждениями и решить, что человечество есть инструмент эволюции, образовавшийся со сложной, но вполне постигаемой целью, тогда разницы между историческими и неисторическими народами не будет – каждый работает над общей задачей на своем месте, иногда конкурируя друг с другом, как во всех крупных корпорациях, кстати… И каждый народ исчезнет в свой срок, исчерпав эволюционный ресурс и превратившись в тормоз развития…

Решить, как объединить наличие существования разных народов с наличием единой цели у человечества попробовал Фрэнсис Фукуяма. В своей книге «Конец истории и последний человек» он утверждает, что распространение в мире либеральной демократии западного образца свидетельствует о конечной точке социокультурной эволюции человечества и формировании окончательной формы правительства. В представлении Фукуямы конец истории, однако, не означает конца событийной истории, но означает конец века идеологических противостояний, глобальных революций и войн, а вместе с ними – конец искусства и философии.

Фукуяма прямо указывает на то, что не является автором концепции «конца истории», а лишь продолжает развитие идей, основа которых была заложена Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем, а затем получивших развитие в работах Карла Маркса и Александра Кожева.

Фукуяма прослеживает глубокой кризис авторитаризма, характерный для последних десятилетий, и все более уверенное шествие либеральной демократии: «Человечество приближается к концу тысячелетия, и кризисы-близнецы авторитаризма и социалистического централизованного планирования оставили на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий только одного участника: либеральную демократию, учение о личной свободе и суверенитете народа». Ее воспринимает все большее число стран, в то время как ее критики не в состоянии предложить последовательную альтернативу.

Общество, которое стремится к процветанию или просто защищает свою независимость от технически более развитых государств, вынуждено вступить на путь модернизации. Хотя коммунистическое планирование из центра как будто предлагает альтернативный путь западной индустриализации, эта модель оказалась абсолютно неадекватной в условиях постиндустриальной экономики. Таким образом, в противоположность Марксу, логика экономического развития ведет к крушению социализма и триумфу капитализма.

По мнению Фукуямы, помимо стремления к свободе другой движущей силой истории является жажда признания. Стремление к тому, чтобы окружающие признали их человеческое достоинство, изначально помогло людям не только преодолеть в себе простое животное начало, но и позволило рисковать своей жизнью в сражениях.

Привлекательность демократии связана не только с процветанием и личной свободой, но и с желанием быть признанным, равным друг другу. Важность этого фактора увеличивается с ходом прогресса и модернизации: «По мере того как люди становятся богаче, образованнее, космополитичнее, они требуют признания своего статуса». В этом Фукуяма видит объяснение стремления к политической свободе, даже в условиях экономически успешных авторитарных режимов. Жажда к признанию – это «утраченное звено между либеральной экономикой и либеральной политикой».

Правда, как общество, основанное на свободе и равенстве, может обеспечить своим членам простор для стремления к превосходству, Фукуяма не объяснил, просто сказал, что это последнее противоречие – самое серьезное из всех. В связи с этим он использует ницшеанское понятие «последнего человека», или постисторического человека толпы, который ни во что не верит и ничего не признает, кроме своего комфорта, и который утратил способность испытывать благоговение.

Одним из критиков Фукуямы стал Сэмюэл Филлипс Хантингтон. Также как и Фукуямя, не видя смысла в существовании человечества, кроме как в организации комфортабельной глобальной гостиницы на время всего пребывания на планете в ожидании Царствия Небесного, он нашел довольно остроумное объяснение цикличности развития человеческих цивилизаций и фактическому отсутствию прогресса в общественных отношениях – кроме, разумеется, замены форм эксплуатации людей на все более эффективные.

Хантингтон утверждает, что географическое соседство цивилизаций нередко приводит к их противостоянию и даже конфликтам между ними. Эти конфликты обычно происходят на стыке или аморфно очерченных рубежах цивилизаций.

Цивилизации – это большие конгломераты стран, обладающие какими-либо общими определяющими признаками (культура, язык, религия и т. д.). Как правило, основным определяющим признаком наиболее часто является общность религии.

Цивилизации, в отличие от стран, обычно существуют долгое время – как правило, более тысячелетия. Каждая цивилизация видит себя самым важным центром мира и представляет историю человечества соответственно этому пониманию.

Западная цивилизация возникла в VIII–IX веках нашей эры. Она достигла своего зенита в начале XX века. Западная цивилизация оказала решающее влияние на все остальные цивилизации.

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов, будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов,

– пишет Хантингтон.

Мы понимаем, в чем он не прав – культура сама является производной от местности, сформировавшей этнос. Конфликты идут между экологическими комплексами (климатом, микроэлементным составом почвы и так далее), люди лишь реторты, в которых происходят определенные химические реакции. Сила воли может погасить эти реакции, вызвав производство в организме людей иных химических элементов. Культура может помочь в оптимизации химизма организма. Но медицина это сделает надежнее.

Для иллюстрации тезиса обращусь к Курту Воннегуту:

Есть у меня склонность – представлять себе человеческие существа в виде больших пластичных лабораторных баллонов, внутри которых происходят бурные химические реакции. Когда я был мальчиком, я встречал много людей с зобом. У этих несчастных землян так расперло щитовидную железу, как будто у них из глоток росла тыква.

А для того чтобы стать как все люди, им только надо было глотать ежедневно примерно около одной миллионной унции йода.

Моя родная мать погубила свою нервную систему всякими химикалиями, которые будто бы помогали ей от бессонницы.

Когда у меня скверное настроение, я глотаю малюсенькую пилюльку и сразу приободряюсь. И так далее.

Вот почему, когда я описываю в романе какой-то персонаж, у меня появляется страшное искушение: сказать, что он ведет себя так оттого, что съел или не съел в этот день микроскопическое количество того или иного химического вещества.

Почему неизбежно столкновение цивилизаций, по Хантингтону?

1. Различия между цивилизациями не просто реальны, но наиболее существенны.

2. Мир становится все более тесным.

3. «Процессы экономической модернизации» и социальных изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей + ослабевает роль нации-государства как источника идентификации.

4. Господство Запада вызывает «рост цивилизационного самосознания» в незападных странах, «у которых достаточно стремления, воли, ресурсов, чтобы придать миру незападный облик».

5. Культурные особенности менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу». Особое значение придается национально-этническому, а еще более – религиозному факторам:

В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: «На чьей ты стороне?» И человек мог выбирать – на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: «Кто ты такой?» Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям… Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином.

С. Хантинттон делает вывод, прямо противоположный тезису Ф. Фукуямы об «очевидности» триумфа Запада и западной идеи:

…попытки Запада распространить свои ценности: демократию и либерализм – как общечеловеческие, сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталкиваются на сопротивление других цивилизаций.

Сам тезис о возможности «универсальной цивилизации» – это западная идея, считает Хантингтон.

С его точки зрения, в ближайшей перспективе интересы Запада требуют укрепления его единства, прежде всего сотрудничества между Европой и Северной Америкой, интеграции в западную цивилизацию Восточной Европы и Латинской Америки, расширение сотрудничества с Россией и Японией, урегулирование локальных межцивилизационных конфликтов, ограничение военной мощи конфуцианских и исламских стран, включая использование разногласий между ними, помощь странам других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностям, и, наконец, укрепление международных организаций, поскольку в них доминируют западные страны.

Все правильно, если не задавать вопрос «а зачем все это?».

Еще ни одной цивилизации не удалось уберечься от разрушения варварскими ордами. И наша цивилизация не станет исключением (подробнее рассмотрим этот вопрос в следующей главе). Цикл в полторы тысячи лет не прервется, пока мы, наконец, не поймем, какого результата от нас хочет эволюция…