Текст книги "Шахидки. Роман"

– Обложили.

– Кто обложил?

– Омоновцы.

Лицо у него было жестким и озабоченным.

– Слушай внимательно. Я уйду первым через это вот окно.

– Я с тобой, Гера.

– Не перебивай. Сними кроссовки и надень Зинкины калоши.

– Они мне велики.

– Зато следов твоих не будет. Вылезешь в окно после того, как услышишь выстрел.

– Какой выстрел?

– Мой. Сразу за яблоней – две доски в заборе на одном гвозде. Раздвинешь их и окажешься в огороде соседа.

– Там дядя Виль Крылов живет. Он отказался продавать армянину избу.

– Иди через его крыльцо в улицу и сразу к тетке. Возьми мою сумку и надежно спрячь, – он запустил в сумку руку, вытянул свой хитрый диктофончик, переложил во внутренний карман.

– А ты?

Но он уже толкнул оконные створки и, пригнувшись, беззвучно исчез.

Она автоматически расшнуровала и сняла кроссовки. Затолкала их в Герину сумку. Сунула ноги в Зинкины расхлябанные галоши.

В этот момент в дверь дома заколотили, и каждый удар отдавался в ее голове стуком. Она стояла растерянная. А удары продолжали сыпаться. Из онемения ее вывел одиночный выстрел. Вслед за ним резанула слух автоматная очередь.

Колотить в дверь перестали. Юлька подхватила сумку, она оказалась неожиданно тяжелой. Окно распахнулось от легкого толчка. Она перевалилась через подоконник, едва не потеряв галошу. Яблоня, усыпанная белым анисом, была всего в двух метрах. Скакнула за нее, шлепнулась на колени возле забора.

Нужные доски нашла сразу. Шмыгнула в щель и поставила доски на место. Ринулась напрямую к соседскому крыльцу. И уже ступила на доски, когда проскрипела дверь, и дорогу ей преградил дядя Виль.

– Ты чего это, Юлька, грядки топчешь?

– Здравствуйте, Виль Львович, – смиренно произнесла она – Простите, пожалуйста.

– Как ты в мой огород попала?

– Ой, Виль Львович! Кто-то стрелял, я как раз мимо вашего дома проходила. Ну, и через плетень, – и виновато развела руками.

С волнением Юлька уже справилась. Любая непредвиденность мгновенно заставляла ее сосредотачиваться.

– А ведь и в самом деле вроде стреляли, – сказал Виль Львович.

И тут снова раздалась автоматная очередь, но уже на удалении. В ответ – два пистолетных выстрела, и звенящая тишина… Юлька внутренне ахнула: пистолетные выстрелы – это, наверняка, его. Только бы живой остался! Только бы ушел!

Виль Львович уставился туда, откуда донеслась стрельба.

– Заходи-ка, Юлька, в избу от греха подальше.

Она оставила на крыльце Зинкины галоши и шагнула за хозяином. Бедненько было в избе и тесно. Юлька не знала, сколько лет Вилю Львовичу, но он даже для ее тетки Любы был старым. Однако на завалинке не сидел. Все лето копошился в огороде. Без конца ремонтировал свою «Копейку», которая была раза в полтора старше Юльки. Но все еще бегала, и он ездил на ней на рынок, где продукты были дешевле, чем в армянском магазине.

Юлька прошла в горницу. На столе стояла миска с вареными картохами.

– На базарчик, что ли, ходила? – спросил ее Виль Львович.

– Ага, – машинально ответила она.

А сама продолжала оставаться рядом с Герой-Георгием, погруженной в мысли о том, удалось ли ему уйти от мирзоевской погони и куда уйти.

– Чаю хочешь? – спросил хозяин. – С конфеткой?

– Нет. Мне к тетке надо.

– Как знаешь. Стрелять вроде перестали.

Она снова вхлябалась в галоши и вышла на улицу. Дошла до мосточка через промоину. Присела на крутом бережку. Достала из Гериной сумки свои кроссовки. Заглянула вовнутрь. В сумке прятался от людских глаз элегантный чемоданчик. Застегнула на сумке молнию. Надела кроссовки. Кинула вниз галоши – прямо в бурливый ручей. И спокойно зашагала к теткиному дому.

Все-таки Юлька чувствовала себя неуверенно. Надо было набраться храбрости, чтобы предстать пред теткины пытливые очи. Еще издали она заметила, что окно в избе открыто. Подходила к дому, стараясь выглядеть беззаботной и даже веселой. Хорошо бы, чтоб тетя Люба не заметила ее сразу. Ей еще надо было спрятать Герину сумку.

Она притормозила у открытого окна и услышала мужской голос:

– Любаня! Мана ригян!

Так мог говорить только дядя Саня Наумов, давняя тети Любина симпатия. Как перевести на русский это «Мана ригян», она понятия не имела. Спросила однажды у папы, который от безделья начал изучать башкирский и татарский языки.

– Правильно будет «Мана дигян», – ответил он.

Если отбросить все тонкости, получалось – «все в порядке», «очень надежно», что-то вроде «О кей!» для американцев. Дядя Саня на тонкости внимания не обращал, при случае свободно болтал по-татарски, и этому никто не удивлялся. Поговаривали, что покуролесил он в молодости вволю. Искал фарт на Колымских золотых приисках. И даже отметился там с дочкой самого главного начальника. Так оно было или не так, знал, наверное, только он сам… Вернувшись в Шакшу, узнал, что тетя Люба вышла замуж. Недолго думая, окрутил приехавшую к кому-то в гости из Карелии девочку-пигалицу по имени Валя. Да так с ней и остался…

Везло Юльке нынче на приключения и нежелательные встречи. То Виль Львович, теперь вот дядя Саня. Ей бы одной побыть.

А дядя Саня, похоже, решил объясниться в любви.

– Ты, Любаня, как девочка с персиками с картинки.

– Все ты врешь, Санька. Я не девочка с персиками, а бабка с курагой. Ну, чего затряс головой, словно у тебя там мысли застряли?

– Обижаешь, Любаня. Я же, как пчёлка, пашу целыми днями.

– Все вы, мужики, как пчёлы: нектар собираете с одних баб, а мёд приносите другим.

Юлька не стала дослушивать их пикировку. Пригнувшись у окошка, прошмыгнула в распахнутую калитку. Забралась по приставной лестнице на сеновал. Утопая в пахучем сене, дотяпала на коленках в дальний угол. Пристроила сумку, закидала ее сеном. Успокоенная, спустилась с сеновала и направилась в дом.

Тетя Люба, увидев ее, всплеснула руками.

– Задержалась ты сегодня, племянница!

– Двигай к столу, уважь стариков, – воскликнул хмельной дядя Саня.

– Не говори ерунды, материк! – осадила его тетя Люба. – Если ты уже не топчан, то мне до старухи еще далеко.

Юлька некоторое время никак не могла перевести на нормальный язык теткин «топчан», пока не сообразила, что оно связано с петухом, который топчет кур.

– Ты как всегда права, Любаня, – пошел на попятный дядя Саня. – Мана ригян!

Он был мастером на все руки: по слесарному, токарному, плотницкому и прочим делам. К нему обращались со всякой нуждой, а расплачивались за работу самогонкой. Другой бы на его месте концы отдал от ежедневного питья, а ему хоть бы хны! Идет по деревне и поет одну и ту же песню:

 
Опять по пятницам
Пойдут свидания
И слезы горькие
Моей родни…
 

Юлька поняла, что у тети Любы появилась хозяйственная проблема, и она зазвала своего давнего ухажера, чтобы разрешить ее на халяву.

Есть Юльке совсем не хотелось, и она лениво ковырялась в тарелке с голубцами. Тетя Люба поднялась, включила телевизор. Голос диктора сообщал, что во Владивостоке военным отключили за неуплату свет.

– Вот падлы! – отреагировал на это дядя Саня. – Наверно, Чубайс в детстве лампочки по подъездам воровал!

– Да уж, лучше лампочка Ильича, чем выключатель Чубайса, – поддержала его тетка.

– Все из-за ошибок политиков, – вежливо встряла Юлька в их разговор.

– Политики! – протянул дядя Саня. – Выползли из параши для голосования и думают, что поумнели. Жалко, что они не саперы!

– Почему? – спросила Юлька

– Потому что сапер ошибается один раз в жизни.

– Не был бы ты, Санька, бухариком, цены бы тебе не было, – сказала тетка.

– Я не бухарик. Я бухо-сапиенс – пьянь разумная! – сказал и горделиво поглядел на Юльку: каково, мол?

Ей выраженьице понравилось, и она подумала, что он, действительно, хоть и пьянь, но разумная.

Тетя Люба вздохнула и, будто спохватившись, спросила:

– Так я могу, Николаич, надеяться, что ты наладишь мне насос?

– Мана ригян!

– Брось бы свою татарскую присказку!

– Бросил.

– С утра начнешь делать?

– С утра.

– А не перехватит тебя кто? Ты каждому нужник, хоть и ветряк.

Тетя Люба и тут выказала свой дар: «нужник» означало «нужный человек», а «ветряк» – «у тебя ветер в голове».

– Любаня! – укоризненно произнес дядя Саня. – Да я для тебя…

– Знаю, знаю, – остановила его тетка. – Ну, гляди: назвался груздем – не будь поганкой.

– Не буду. Я морально – уступчивый.

– То-то и оно, что уступчивый.

– Налить еще?

– Само собой. Налитый стакан – мечта бухо-сапиенса.

– А выпитый? – машинально спросила Юлька.

– Ностальгия, – не задумываясь, ответил теткин кавалер и, наблюдая, как она наполняет стакан, добавил: – Правильно делаешь, Любаня, на не обмытый насос гарантия не распространяется.

Юлька слушала их в пол-уха. Наконец не выдержала, сказала:

– Спасибо. Не хочу больше.

– С чего это ты аппетит потеряла? – воззрилась на нее тетка.

– С папой недавно ела, – соврала она. И подумала, что врать в последнее время ей приходится довольно часто…

День опускался в вечерний провал. Солнце еще вползало в окна, но уже нацелилось на гористый лес, чтобы нырнуть за него и успокоиться до завтра.

– Можно я сегодня на сеновале переночую? – спросила она тетку.

– С чего это вдруг на сеннике? У тебя в избе своя кровать с периной.

– Жарко, тетя Люб. А там такой воздух!

– Ладно, иди, – согласилась тетка. – Только возьми две одеялки.

На сеновале Юлька пробралась к тому месту, где запрятала сумку Георгия. Устроила постель и улеглась, радуясь тишине. В нее легко вписывались сонные вздохи коровы в хлеву и еле слышный голос фронтовой певуньи Клавдии Шульженко – теткина соседка крутила по вечерам старые пластинки. Эти звуки нисколько не мешали Юлькиным серьезным думам.

Конечно же, Георгий принадлежит к обожаемому маман доблестному племени чекистов. Почему-то Юлька в этом не сомневалась, хотя он и не признался.

Не может же Георгий быть мстителем-одиночкой, как она сама. Всего скорее, вернется в Москву, доложит, кому надо, прокрутит свою запись. Пришлют наряд чекистов, и Мирзоева арестуют.

А что ей тогда делать? Отказаться от своего плана?

Ну, уж нет! Арестовать гада мало! Тем более что на воле останется его упитанный начальник. Наймет лучших адвокатов и вытащит подчиненного.

Юлька лежала, вдыхая пряный аромат сена. В какой-то миг ее неудержимо потянуло к оставленной Георгием сумке. Захотелось проинвентаризовать ее. Что в ней за чемоданчик? Почему такой тяжелый? Но нельзя сейчас. Тетя Люба обязательно проверит, как ночлежничает ее непутевая племянница. Пришлось отложить знакомство с сумкой на завтра, когда тетка понесет дачникам молоко.

Мысли ее становились все более расплывчатыми, накатывали клочками и проваливались в никуда. Она не заметила, как погрузилась в сон. Но и во сне продолжала жить сегодняшним днем.

…Они бежали с Георгием по склону оврага. Он намного опередил ее и удалялся все дальше. Юлька пыталась догнать его, но мешали хлябающие Зинкины галоши. Она стряхнула их в ручей, но бежать легче не стало. Решила окликнуть своего любимого, но голос пропал. И все же она выдавила какой-то звук. Георгий обернулся. Прокричал что-то в ответ, и она разобрала слова лишь по движению губ: Не трогай сумку! И тут же ощутила, что кто-то к ней подкрадывается. Понимала, что надо вскочить и удирать. Но смогла лишь охнуть.

– Ты чего стонешь, Юлия? – услышала она въяве теткин голос.

Разлепила глаза. Тетка стояла на приставной лестнице с поднятым над головой фонарем.

– Не заболела часом? Может, в избу пойдешь?

– Нет, теть Люб. Я здорова. Сон привиделся…

Когда Юлька снова открыла глаза, на сеновале было уже светло. Но утро еще раннее, солнце только подкрадывалось к лазу на чердак.

Проскрипела входная дверь, и тетя Люба появилась на крыльце.

– Ты еще дрыхнешь, Юлия?

– Встаю, – отозвалась она.

– Что же ты не сказала вчера, что у нас стреляли?

Юлька не знала, что ответить. Тетка сама помогла:

– Бабы только об этом и болтают. И про тебя тоже. Говорят, чуть не подстрелили тебя, когда ты ко мне шла. Правда что ли, что Виль Львович в свою избу тебя втащил?

– Я сама к нему забежала, когда стрельба началась.

– В кого стреляли-то?

– Не знаю.

– Говорят, ловили бандюков, сбегших из зоны.

– Поймали? – ей с трудом дался равнодушный тон.

– Утекли… А в армянском дому дверь сломали и все вверх дном перевернули. Кого искали в пустом доме?.. Пограбить, верно, решили. А потом к Вилю Львовичу ввалились. Велели заколотить армянову дверь.

По настоянию тетки Юлька выпила кружку парного молока. С неожиданным аппетитом сжевала яичницу с салом. Так, наверное, подействовало на нее известие, что омоновцы никого не поймали. Перемыла посуду, чем приятно удивила тетку. И ждала, когда она понесет дачникам молоко.

Наконец, тетя Люба впряглась в тележку и исчезла за калиткой. Юлька выждала чуток и шмыгнула на сеновал.

Сначала извлекла из сумки Георгия круглый футлярчик. Открутила крышку и обнаружила подзорную трубу. Вытянула ее из тубуса, поднесла к глазам. Настроила окуляр. С сеновального проема ей хорошо была видна поверх забора вся деревенская улица. Даже лучше, чем в бинокль деда Рамиля. В поле зрения оказался колодезный журавль. У колодца дядя Саня Наумов что-то доказывал строительному мастеру дяде Валере Рулёву, превратившему Зинкину избу в хоромы. Рулёв несогласно качал головой. Но, видно, дядя Саня все же убедил приятеля. Тот взмахнул рукой, и оба потопали к магазину, который принадлежал Зинкиному армянину.

Упаковав подзорку, Юлька вытянула из сумки обшитый кожей дипломат. Попыталась открыть замки, но не тут-то было. Между тем никаких кодовых колесиков с цифирками она не обнаруживала. Вертела чемоданчик так и сяк, нажимала на все кажущиеся выпуклости, на углы и по очереди – на четыре блестящие заклепки. Все было бесполезно. Подосадовала, что нет под рукой ни отвертки, ни ножика, чтобы подколупнуть замки. Уселась, обняв руками колени, и бездумно глядела, как копошатся во дворе куры.

Затем взяла чемоданчик, чтобы упрятать его в сумку. Стукнула со злости по одной из заклепок. И вдруг услышала щелчок. Замерла. Внимательно оглядела дипломат, продолжая держать его левой рукой за угол. Большой палец покоился на одной из заклепок. А стукнула она еще по одной. Значит, секрет в том, чтобы одновременно нажать на обе заклепки, что у нее случайно и получилось.

Правый запор открылся беззвучно. Однако левый усилиям пальцев не поддавался. Но ей уже была понятна схема кодового устройства. Юлька перебрала с десяток сочетаний, надавливая на заклепки, и услышала еще один щелчок. Потянула замочную скобочку. И вздрогнула: крышка дипломата сама поползла вверх.

То, что она увидела, повергло ее, словно мистика. В трех бархатных углублениях лежали части снайперской винтовки. Она поняла это сразу, хотя оружие совсем не походило на снайперку Драгунова.

Собрать ее оказалось проще простого. Ствол легко вошел в гнездо откидного приклада. Без особых проблем она установила оптический прицел. Проверила магазин – он был пуст. Выщелкнула титановый затыльник приклада. Уперла его в плечо и приникла к прицелу, поводя стволом в разные стороны. В визир снова попали дядя Саня и Рулёв. Они шли по улице, покачиваясь. Теткин кавалер время от времени приоткрывал рот, пел, наверное, как обычно: «Опять по пятница-ам пойдут свидания-а…»

Отложив винтовку, Юлька продолжила исследование Гериного чемоданчика.

В уголке обнаружила маленькое углубление, прикрытое бархатным клапаном с застежкой – липучкой. В гнездышках лежали пять патронов.

Везучая все же она! Теперь не надо воровать винтовку из тира. И дед Рамиль может быть спокоен, тир у них не отберут.

В детстве Юлька любила читать книги Фенимора Купера про индейцев. И себя воображала индейской скво, ступившей вместе с Чингачгуком на тропу войны с бледнолицыми. Теперь она выйдет на тропу войны не в воображении, а наяву. И не против бледнолицых, а против золотозубого пособника террористов.

Юлька оставила патроны на месте и замаскировала, как было. Не удержалась и еще раз глянула в прицел. В перекрестии обозначились два пьяненьких приятеля. Но теперь к ним добавилась Рулёвская супружница тетка Вера. Выцарапала благоверного из объятий «Манаригяна», уцепила его под руку, но уводить не торопилась. Видно посчитала дядю Саню змеем-искусителем и, судя по всему, в выражениях не стеснялась. Тому, похоже, вообще не везло в этот день, потому что конфликтующие стороны разрезала, словно танк, тетя Люба со своей тележкой и тоже принялась его воспитывать. Но он хорохорился, то и дело прикладывал руку к сердцу, и Юлька, будто въяве слышала его оправдание:

– Мана ригян!..

Она быстро разобрала винтовку, уложила все части в бархатные гнёзда. Захлопнула с некоторым усилием крышку дипломата. Затолкала его в сумку и упрятала все секретное хозяйство глубже в сено, у самой застрехи.

К приходу тетки она с умненьким видом сидела за столом и делала вид, что читает учебник.

– Опять нализался, черт старый! – сказала тетя Люба с порога. – Болта, видишь ли, у него нет и резины на прокладки. Все у него есть! Только болт он на дело забил и теперь резину тянет!

– Все равно сделает, – попыталась Юлька успокоить тетку.

– Посулился завтра прийти. Если зенки с утра не зальет, может, и придет!

Юльку эта проблема никак не трогала.

– Домой поеду, – сказала она.

– Опять жреца нянчить?

– Не надо, теть Люб, а то обижусь. Папа хороший… Да и консультацию в институте не хочу пропустить, – опять соврала она.

– Правильно. Завалинка Романовым не к лицу.

Юлька сообразила, что «завалинка» означала «завалить экзамены». Знала бы тетка, что племянница и сдавать их не собиралась!..

6.

Отец встретил дочь словами:

– Я уже собирался за тобой ехать, дружок. Из милиции приходили, тебя искали. Заглядывали во все шкафы, в туалет, в ванную. В чем дело, ребеночек?

– Понятия не имею, – ответила она. – Наверное, опять из-за Георгия, который отбил нас с Валей у шпаны на пляже.

– Но ты-то здесь причем?

– Конечно, папочка, не причем. Что ты им сказал?

– Что у тетки в Шакше гостишь.

Сердце ее ворохнулось, но виду она не подала. Сказала, повторив теткину версию:

– Там вчера стреляли. Ловили бандюков, сбежавших из заключения.

– Этого еще не хватало, – проговорил он безо всякого пафоса и вдруг взглянул на нее с подозрением, ну прямо, как мама: – А может, вашего спасителя ловили?

– Как он мог оказаться в Шакше? – возразила она.

– Ну ладно, дружок, давай обедать…

Юлька покорно села за стол и стала хлебать папин, как он называл, шулюм. Это и не борщ, и не щи. Он складывал в кастрюлю все овощи и всю зелень, какие только были на базаре, и обязательно – свиной мосол. Получалось очень даже ничего. Они уже приступили к киселю, когда в дверь позвонили.

– Если милиция, веди себя спокойно, – встревожено сказал он.

Слава Богу, то были не менты. Но все равно Юльку охватила паника. В квартиру собственной персоной ввалилась тетя Люба. Выходит, переборола свою неприязнь к отцу и нанесла нежданный и чреватый для племянницы разоблачением визит вежливости. Однако визитом вежливости и не пахло.

– С тобой все в порядке, Юлия? – спросила с порога.

– В порядке. А что? – изобразила она изумление.

– Только ты уехала, менты прикатили. Про тебя спрашивали и еще про какого-то бандита. С какого боку ты здесь?

– Ни с какого.

– Я им так и сказала. Все равно стали бандюка искать. Дом перетряхнули, сарай, дровяник, курятник. На сеновал залезли, материки!

Юлька обмерла. Пытаясь сохранить самообладание, спросила:

– В сене, что ли искали?

– Ну да. Наткнулись на твердое и расшвыряли в этом месте сено. Чурбак вытащили, вниз скинули. Я объясняю им, что по бокам чурбаки уложены, потому как в дровянике места не хватает. Куда там! Три чурбака сбросили и ворох сена. Один бугай даже потолок провалил, жалко, что сам вниз не ботнулся… На том и успокоились. Я и прибирать после них не стала, сюда сразу…

От сердца у Юльки отлегло: сумку Георгия не нашли. И теперь она молила Бога, чтобы тетка не брякнула ничего лишнего.

– Садись к столу, Люба, – пригласил ее отец.

– Опять свою бурду варил?

– Не бурду, тетя Люб, а шулюм, – встала Юлька на защиту отца.

Тетя Люба сбросила соломенный брыль на кресло. Прошла к столу.

– Везде бардак, прости Господи! – сказала, усаживаясь. – То перестройка, то перестрелка, то перекличка. Бандюки распоясались дальше некуда. И менты от них не отстают. Кто больше грабит, не разберешь! Раньше у народа было чувство локтя, а теперь чувство колена под зад…

Юлька тянула свой кисель маленькими глоточками. Тетка с аппетитом глотала шулюм, забыв, что назвала его бурдой. Время от времени задавала папе ничего не значившие вопросы. Он дипломатично отвечал. Юлька сидела, как на горохе, опасаясь, как бы тетка не ляпнула, что она в Шакше не ночевала. Теперь она окончательно уверилась, что Гера ушел от погони, и тихо этому радовалась. И еще радовалась, что его сумку менты не нашли. Иначе бы несдобровать ни ей, ни тетке.

После обеда она стала собираться в тир.

– Проводи меня до остановки! – приказала тетя Люба. И отцу: – Чего на базаре овощ втридорога покупаешь? Мне помидоры девать некуда, на рынок черножопые не пускают, а отдавать им задарма – шиш! Давай так, – продолжила тетя Люба, – вернется твоя, подъезжайте, набирайте овощ-фрукт, сколь хотите!

Это было внове. Тетка никогда не звала к себе отца. А тут – надо же! Видать, здорово на нее менты подействовали…

Из дома они вышли вместе, им было по пути до остановки ее автобуса. Юлька тихо радовалась, что опасный для нее визит обошелся без последствий. Ни папа, ни тетка не коснулись темы ее ночевок. Садясь в автобус, тетя Люба сказала:

– Приезжай, пока лето. Скоро учиться начнешь, некогда будет.

– Завтра приеду, – обрадовала она тетку.

И направилась в тир.