Текст книги "Афганская война Сталина. Битва за Центральную Азию"

Глава 15
Мятеж в Хосте: пуштуны против реформ Амануллы

В 1924 г. в Афганистане восстал против Амануллы-хана ряд приграничных пуштунских племен, которые были недовольны его прозападными реформами, вызвавшими рост налогов и нарушавшими вековые традиции афганцев. Просветительская деятельность эмира вызвала резкий протест видных представителей мусульманского духовенства, которые обвинили правителя-реформатора в нарушении норм шариата{1}. Под влиянием их агитации Амануллу в народе стали называть гяуром, то есть вероотступником.

Антиправительственная агитация части племенной верхушки и мулл, терявших свою власть в государстве, а также разорение в ходе реформ простых крестьян и кочевников привели к мощному антиправительственному восстанию пуштунов южного Афганистана. Таким образом, к 1924 г. горцы по обе стороны «линии Дюранда» с оружием в руках сражались за сохранение своей самостоятельности от любого государственного центра, который посягал на их традиционную племенную систему.

В середине марта 1924 г. в южную провинцию из Кабула пришел приказ о наборе солдат в регулярную афганскую армию. Традиционно племена в ходе войны предоставляли эмиру свои лашкары, а в мирное время – «добровольцев» по решению вождей. Теперь же вопрос стоял о введении воинской повинности для всех (!) пуштунов. Это повеление Амануллы-хана стало последней каплей, переполнившей чашу терпения племен мангалов, джадран и джаджи. Их общие силы составляли около 10 тыс. вооруженных английскими винтовками воинов{2}.

Руководители восстания муллы Абдулла («Хромой мулла») и Абдур Рашид потребовали от Амануллы:

1. Отменить новое законодательство.

2. Уменьшить налоги.

3. Выдворить из Афганистана всех «европейцев, обманывающих эмира и грабящих народ».

4. Закрыть женскую школу в Кабуле.

5. Назначить новое правительство, которое «сочувствовало бы народу» и помогло ему восстановить «старое благополучие».

6. Восстановить свободную торговлю с Индией (без пошлин и правительственного контроля).

7. Вернуться к старой системе набора в армию.

Подобная программа была выдвинута пуштунскими племенами перед властями Кабула впервые после завоевания Афганистаном независимости. В той или иной форме вышеперечисленные требования выдвигались населением Южного Афганистана вплоть до конца 40-х гг. ХХ в. Для многих простых афганцев они были справедливы.

Аманулла-хан попытался ликвидировать конфликт мирным путем и пригласил вождей мятежа для переговоров в Кабул. К Абдулле и Абдур Рашиду была отправлена правительственная делегация, но они отказались вести с ней переговоры. Афганский историк М. Губар считал, что эмир уже в начале мятежа в Хосте допустил ошибку: «Приезд делегации дал восставшим лишь отсрочку, [...] свидетельствуя об официальном признании правительством мятежников и тем самым подняв их авторитет в глазах населения»{3}.

На наш взгляд, действия афганского правительства были единственно правильными, так как силы мангалов, джадранов и джаджи превосходили численность правительственных войск. Надо учитывать также, что лозунги хостинского восстания в любой момент могли привлечь на сторону Абдуллы и Абдур Рашида соседние племена. В этом случае в зоне пуштунских племен началась бы цепная реакция мятежей и Аманулла-хан был бы обречен.

Позиции эмира-реформатора и его окружения были крайне уязвимы даже в Кабуле, где мусульманское духовенство либо сочувствовало мятежникам, либо вело антиправительственную пропаганду.

Армия была не готова к подавлению такого мощного мятежа и ненадежна, так как в ее рядах было много выходцев из Южной провинции. Военный министр М. Надир-хан, к примеру, отказался подчиниться приказу эмира и возглавить карательную операцию против пуштунов Хоста, с которыми успешно воевал против англичан в годы третьей англо-афганской войны. Он предпочел предательству бывших соратников по оружию отставку и почетную ссылку афганским послом в Париж{4}.

Тем временем в Хосте начались военные действия между правительственными войсками и мятежниками, которые атаковали город Матун, где располагался сильный гарнизон. В ходе ряда стычек близ Матуна правительственные войска (1 тыс. пехоты, 300 сабель, 9 горных орудий) были вынуждены отказаться от активных боевых действий и укрылись за крепостными стенами. Осада Матуна была снята лишь в самом конце мятежа.

События в Хосте заставили Амануллу 20 марта 1924 г. заключить с Абдуллой и Абдур Рашидом перемирие на 15 дней. Обеим противоборствующим сторонам необходимо было выиграть время, чтобы подготовиться к новым сражениям.

10 апреля 1924 г. мятежные племена начали наступление на Кабул. Им навстречу выступили 5 тыс. правительственных войск под командованием генерала Мухаммада Гуль-хана, который с большими потерями смог пробиться к г. Гардезу, где и был окружен противником.

22 апреля мятежники обошли Гардез с севера и продолжили наступление на афганскую столицу, гарнизон которой в тот момент, по сведениям советского военного атташе, составлял 1 тыс. солдат, офицеров и курсантов. Главной преградой на пути наступавших являлся перевал Альтимур, но и он вскоре оказался в руках антиправительственных сил. В Кабуле стали готовиться к эвакуации правительственных учреждений.

В минуту крайней опасности Аманулла-хан и его окружение предприняло все меры для стабилизации положения. В стране была объявлена вторая мобилизация; на подкупы племенной знати щедро расходовались деньги, звания и чины; сурово каралось дезертирство. В результате в решающий момент у афганского правительства хватило сил, чтобы отбросить мятежников, ожидавших удара в тыл из района г. Гардеза, от перевала Альтимур. Кабул был спасен от разграбления. После этой важной победы армейские части под командованием нового министра Мухаммада Вали-хана соединились с гардезской группировкой правительственных войск.

Преследование отступавших мятежников велось успешно. У перевала Мирзакай (к юго-востоку от г. Гардеза) в ходе 10-часового ожесточенного сражения правительственные войска одержали крупную победу. Отряд, продвигавшийся к осажденному Матуну, у селения Джаджи– Майдан наголову разбили силы мятежников.

Первые поражения мангалов, джадран и их союзников внесли раскол в их ряды. После заверений Вали-хана, что рядовые члены восстания против Амануллы будут прощены, некоторые муллы и ханы этих племен прибыли в Гардез, чтобы вновь принести клятву верности эмиру. К концу мая 1924 г. интенсивность боевых действий на юге Афганистана стала спадать, но до окончания мятежа в Хосте было еще далеко: основная часть мангалов и джадран продолжала контролировать этот район и наносить внезапные удары по правительственным войскам.

Чтобы добиться прекращения мятежа в Южной провинции и спасти свой трон, Аманулла-хан пошел на созыв в Пагмане Лоя Джирги (съезда афганских племен и старейшин. – Прим. ред.), которая должна была внести изменения в политику эмира. 19 июня 1924 г. этот всеафганский форум (не было только посланцев из Южной провинции) начал работу, которая продолжалась 2 недели. Правительству пришлось пойти на многие уступки вождям племен и духовенству. Фактически Лоя Джирга в 1924 г. свела на нет многие реформы Амануллы, который против своей воли был вынужден утвердить ее решения{5}. Большинство из 700 делегатов, среди которых многие принадлежали к мусульманскому духовенству, постановили:

1. Отменить свободу вероисповедания.

2. Учредить в Кабуле и провинциях Управления общественной нравственности для воспитания населения по нормам ислама суннитского толка.

3. Судьи по шариату (казии) в обязательном порядке должны были входить во все государственные судебные органы.

4. Отменить все запреты, введенные эмиром для регулирования семейно-брачных отношений: вновь разрешались браки между несовершеннолетними; разрешалась полигамия.

5. Закрыть женские школы.

6. Назначать на административные должности «опытных» людей, то есть представителей местной элиты.

7. Сумма откупа за несение военной службы понижалась с 600 до 400 афгани (Аманулла смог все же в главном отстоять положения проводимой им военной реформы).

8. Денежные штрафы в стране отменялись{6}.

Благодаря решениям Лоя Джирги Аманулле удалось достичь временного компромисса с мусульманским духовенством и вождями большинства племен Афганистана. Это временно укрепило влияние афганского правительства в стране. Однако на Лоя Джирге не были решены вопросы о снижении налогов и свободе торговли приграничных племен с Индией. В связи с этим мятеж в Хосте в скором времени вспыхнул с новой силой.

В начале августа 1924 г. после окончания уборки урожая к мангалам и джадранам примкнули новые пуштунские племена: чамкани, сулейман-хель, а затем ахмедзаи и часть гильзайских кланов. План восставших заключался в следующем: вновь захватить перевал Альтимур и блокировать правительственные войска в районе Гардеза, после чего привлечь на свою сторону племена Логарской долины для совместного наступления на Кабул.

Силы мятежников возглавил сын бывшего эмира Афганистана Якуб-хана Абдул Карим, который тайно вернулся на родину из Индии{7}. При поддержке «Хромого муллы» Абдул Карим заявил о своих претензиях на афганский престол. Вскоре претендент с помощью Абдуллы сплотил вокруг себя лашкары мятежных племен численностью до 15 тыс. воинов. Правда, эти силы не имели единого руководства и были разбросаны на большой территории. С появлением Абдул Карима и присоединением к мангалам новых племен хостинский мятеж стал перерастать в гражданскую войну{8}.

В начале августа силы мятежных племен без труда вновь овладели перевалом Альтимур и преодолели его. Далее, наступая на Кабул по Логарской долине, они захватили селение Гиссарек. Дорога на Кабул была открыта.

Чтобы вернуть жизненно важную позицию, в Кабуле сформировали из молодежи отряды «смертников», которые под командованием начальника Генерального штаба Абдул Хамид-хана на грузовиках были срочно отправлены к Гиссареку. До пункта назначения эти 2 батальона пехоты не доехали, так как во время ночного привала были вместе со штабом уничтожены мятежниками{9}.

В столь критический момент Аманулла-хан проявил твердость и бросил под Гиссарек свой последний резерв (4 батальона и кавалерийский полк регулярной армии). С помощью этих сил населенный пункт был отбит. 12 августа мятежные племена перешли в контратаку, и 8 дней на южных подступах к Гиссареку шли ожесточенные бои, закончившиеся победой правительственных войск{10}.

В первой половине августа 1924 г. антиправительственные силы потерпели также крупное поражение под г. Газни. Присоединение к мятежу части гильзайских племен увеличило силы мятежников в этом районе до 5 тыс. воинов. Имея десятикратное преимущество над гарнизоном этого крупного города, мятежники попытались взять его штурмом, но он был отбит. Более того, регулярные части афганской армии перешли в контрнаступление и обратили противника в бегство.

Воспользовавшись удобным моментом, Аманулла-хан направил в племена Южной провинции своих посланцев с предложением заключить перемирие с 3 по 11 сентября 1924 г. Предложение эмира было принято, так как мятежникам нужно было время, чтобы пополнить силы и перегруппироваться. Аманулла смог еще раз выиграть время для набора новых армейских частей и переговоров с оставшимися верными Кабулу приграничными племенами и народностями Афганистана, чтобы те оказали властям военную поддержку против мангалов и их союзников.

Эмир прекрасно понимал, что время работает на него: скоро должна была наступить зима и боевые действия из-за холодов сведутся к минимуму. Кроме этого, афганское правительство ожидало в скором времени прибытия крупных партий советского вооружения.

Необходимо отметить, что внешний фактор сыграл важную роль в ликвидации внутриполитического кризиса в Афганистане, вызванного событиями в Хосте. Руководство СССР (с подачи афганской стороны) расценило антиправительственное выступление пуштунов Южной провинции как очередной заговор Великобритании против Амануллы. В связи с этим в Кремле было принято решение оказать Кабулу необходимую помощь. Уже 5 мая 1924 г. И. Сталин, Л. Троцкий и Г. Чичерин предложили Политбюро ЦК РКП (б) срочно выплатить Аманулле 250 тыс. рублей серебром «в счет годовых выплат»{11}. После первых успехов мятежников в августе 1924 г. и появления Абдул Карима в Афганистане в Кремле было принято решение оказать дипломатический нажим на Великобританию: советский полпред в Лондоне получил указание Г. Чичерина сделать представление английскому правительству по поводу афганских событий. Кроме этого, командование Туркестанского фронта получило указание из Москвы разработать перечень мер в связи с ситуацией в Афганистане{12}.

21 августа 1924 г. по предложению Г. Чичерина Политбюро постановило передать Аманулле 5 тыс. винтовок с необходимым количеством патронов, 50—100 пулеметов, 3 радиостанции, «ускорить передачу (Афганистану. – Ю. Т.) аэропланов, находящихся в Кушке, вместе с летчиками», а также «послать летчиков для имеющихся в Афганистане аэропланов»{13}. В сентябре – октябре 1924 г. Кабул получил от СССР 5 боевых самолетов с летчиками и механиками{14}. Кроме этого вооружения, Афганистан дополнительно получил «артимущества» (прежде всего авиабомб и снарядов) на сумму более 607 тыс. рублей.

Как это ни удивительно, на первый взгляд Великобритания в августе 1924 г. также оказала содействие Аманулле в подавлении хостинского мятежа. Эмиру было продано 2 «Бристоля», которые первыми начали наносить удары с воздуха по отрядам и селениям Южной провинции. Помогая своему противнику, английское правительство достигало сразу нескольких целей, крайне выгодных для Британской империи:

1. Фактически в 1924 г. Англия смогла отомстить тем племенам, которые активно участвовали в войне 1919 г. и обеспечили Аманулле победу.

2. Британское командование в Индии наносило удар по потенциальным союзникам патанов «независимой» полосы в их борьбе против «новой наступательной политики». К примеру, тот факт, что эмир, по мнению мангалов, открыто не поддержал племена Вазиристана, когда те сражались с британскими войсками, стал одной из причин, заставивших мангалов выступить с оружием в руках против кабульских властей{15}.

3. Великобритания, оказав военную помощь, преподнесла Аманулле-хану троянского коня. Самолеты «инглизи» бомбили пуштунов по приказу афганского эмира! Тем самым подрывался его авторитет среди пуштунских племен по обе стороны «линии Дюранда».

4. Англии была нужна стабильность в Афганистане, даже если на кабульском престоле сидел ее враг. Гражданская война в этой стране могла дестабилизировать ситуацию в Северо-Западной Индии.

Таким образом, «афганская» политика Великобритании в 1924 г. была закономерна и защищала в первую очередь британские интересы в зоне пуштунских племен.

В период мятежа в Хосте Германия вновь активно проявила себя в Афганистане. Помня антибританскую активность немцев у границ Индии в годы Первой мировой войны, Англия длительное время сопротивлялась открытию германского посольства в Кабуле. В 1923 г. гарантом «благопристойного» поведения германских дипломатов в Афганистане выступил СССР, и Великобритания была вынуждена уступить.

В ноябре 1923 г. в Афганистан прибыл временный поверенный Германии Фриц Гробба, который до 1926 г. тесно координировал свою деятельность (даже в сфере разведки) с советским полпредом{16}. Видимо, наркому иностранных дел Г. Чичерину частично удалось реализовать свои планы о советско-германском сотрудничестве на Среднем Востоке. Таким образом, используя традиционное соперничество между Лондоном и Москвой, а также стремление Амануллы к расширению международных контактов и модернизации экономики своей страны, Германия установила с Афганистаном дипломатические отношения.

Для Англии укрепление германских позиций в Кабуле было меньшим злом, чем «советское проникновение». В связи с этим Лондон не протестовал против прибытия в Афганистан немецких военных специалистов и даже дал свое согласие на пилотирование немецкими летчиками английских самолетов, проданных Аманулле-хану. В результате бомбовые удары по объектам в Южной провинции наносили самолеты, управляемые советскими и немецкими летчиками.

Из всех дипломатических представительств европейских стран в Кабуле лишь персонал германского посольства изъявил готовность пойти добровольцами на фронт, чтобы с оружием в руках сражаться против мятежных пуштунских племен. Эмир через министра иностранных дел М. Тарзи выразил Ф. Гроббе и его сотрудникам свою признательность{17}.

Иностранная военная помощь, прежде всего советская, ускорила кровавую развязку хостинских событий. 14 сентября 1924 г. афганский парламент объявил джихад против мятежников{18}.

К 15 сентября 1924 г. правительственные войска были готовы к началу общего наступления против мангалов и их союзников. В районе Газни было сосредоточено 9 батальонов регулярной пехоты при 2 батареях и 4-тысячное ополчение хазарейцев. В административном центре Восточной провинции г. Джелалабаде собрались лашкары верных правительству пуштунских племен момандов, хугиани, шинвари, вазиров. Их ополчение достигло численности 7,5 тыс. воинов, из которых 4 тыс. были момандами. На направлениях главного удара – в районах Гиссарека и Гардеза были сосредоточены исключительно регулярные войска (по 15 батальонов пехоты в каждом). 20 сентября благодаря скоординированным действиям этих группировок был занят перевал Альтимур, после чего правительственные войска начали наступление к осажденному Матуну.

Первая победа быстро принесла желанный результат: свою покорность Аманулле выразило племя джаджи, что значительно ослабило силы антиправительственных формирований, которые, несмотря на это, продолжали яростное сопротивление правительственным войскам.

В октябре 1924 г. джелалабадская группировка нанесла поражение мятежному племени сулейман-хель и отрезала мятежным племенам наиболее удобные пути отхода в Британскую Индию. При активной поддержке авиации в начале ноября была снята осада с Матуна, после чего мангалы и их союзники сложили оружие. Начались аресты наиболее активных участников мятежа, но Абдул Кариму все же удалось бежать в Индию{19}.

В феврале 1925 г. армия Амануллы подавила последний очаг сопротивления одного из хелей мангалов. В этом же месяце в Кабуле и других районах Афганистана началаись массовые репрессии против лидеров мятежников. Только в афганской столице было казнено около 100 руководителей племен Южной провинции во главе с Абдур Рашидом и Абдуллой.

Хостинский мятеж был подавлен, и Аманулла-хан смог удержаться у власти. Однако это было достигнуто дорогой ценой: 3,5 тыс. домов в пуштунских селениях было уничтожено, главным образом с воздуха; 1575 человек, выступивших с оружием в руках против реформ Амануллы, были убиты, не считая казненных в начале 1925 г.; 40 тыс. мангалов и джадранцев переселились в Британскую Индию; государственная казна израсходовала на военные цели 5 млн фунтов стерлингов (государственный доход за 2 года!); эмир был вынужден отказаться от ряда своих реформ{20}. Однако главные причины недовольства населения политикой Амануллы-хана сохранились: рост налогов и ломка традиционного уклада жизни.

Афганистан вступил в полосу антиправительственных восстаний и мятежей, которые в 1928 г. переросли в гражданскую войну, в ходе которой Аманулла-хан был вынужден бежать из страны. Даже после событий 1924 г. пуштуны Южной провинции (того же Хоста) и Кандагара в 1925—1927 гг. поднимали вооруженные мятежи против эмира{21}. Аманулла был обречен, но СССР в 1924 г. делал все возможное, чтобы спасти его.

Глава 16
Дерзкое «турне» разведчика Лосева

«Нота Керзона» оказала огромное влияние на дальнейшую деятельность советской разведки в «афганском коридоре» и Северо-Западной Индии. Да, британский демарш заставил Коминтерн свернуть деятельность Туркбюро в Ташкенте и Бухаре. Одновременно международный провал НКИД и КИ в 1923 г. еще раз убедительно показал, что ведением разведки за рубежом должны заниматься профессионалы, а именно прежде всего военная разведка.

В Кремле, кроме того, еще раз убедились, что английские консерваторы хотят разрыва дипломатических отношений с СССР и не остановятся перед любыми враждебными акциями против него. В связи с этим задача нанесения при необходимости удара по «болевой точке» Британской империи оставалась для советского правительства по-прежнему важной.

В 1923 г., когда кризис в англо-советских отношениях не был еще урегулирован, а в «независимой» полосе пуштунских племен одно за другим вспыхивали восстания горцев против «новой наступательной политики» Великобритании, командование Туркестанского фронта решило отправить в Индию группу из 8 человек во главе с опытным разведчиком В. Лосевым, который еще в 1905—1906 гг., выполняя задание российского Генерального штаба, под видом русского студента «побывал» в Северной Индии{1}. В период Гражданской войны он стал военспецом в Красной Армии: налаживал разведку на Туркфронте. Как уже известно читателю, одно время он даже руководил «индусскими курсами», созданными М. Роем в г. Ташкенте.

В 1923 г. В. Лосев получил новое задание: восстановить связь с дореволюционной российской агентурой на индо-афганской границе и создать предпосылки для расширения там уже советской разведсети.

Накануне и в годы Первой мировой войны разведка Туркестанского военного округа держала под контролем район к северу от условной линии Кашмир – г. Банну (Вазиристан){2}. Вся полоса «независимых» пуштунских племен, включая районы укрепленных англичанами горных проходов (от Хайбарского до Боланского), являлась сферой интересов военной разведки Российской империи. Учитывая союзнические отношения с Великобританией, деятельность этой спецслужбы в Афганистане и Индии ограничивалась сбором военно-политической информации о ситуации в регионе, не нанося ущерба интересам Британской империи. При этом сам факт наличия российской разведсети в Северной Индии на официальном уровне всегда опровергался царскими дипломатами.

Главной задачей В. Лосева было восстановление агентурного «освещения» стратегически важного региона. Но для этого ему необходимо было около года провести в тылу англичан, проехать и пройти сотни километров пути. Подобное «путешествие» было связано с огромным риском, так как контрразведывательный контроль в СЗПП был крайне жестким, а после попыток Коминтерна проникнуть в Индию вдоль границы с Афганистаном британскими властями дополнительно был установлен «санитарный кордон».

Бросается в глаза тот факт, что В. Лосев должен был осуществить разведывательную операцию в районе Пешавар – Кветта – Кандагар. Одним словом, советская военная разведка расширяла сферу своей деятельности на южную часть – зону пуштунских племен, так как регион к северу от Пешавара являлся уже «освоенным» благодаря деятельности Памирского отряда.

В случае успеха миссии В. Лосева создавалась агентурная сеть, которая в будущем обеспечила бы сбор информации вдоль всей индо-афганской границы. Ради достижения такой важной цели можно было воспользоваться и «царским наследством» в виде опытных агентов в Северо-Западной Индии.

Подготовка к заброске В. Лосева в Индию велась одновременно разведорганами Туркфронта и коминтерновским «Советом пропаганды и действия народов Востока» в г. Баку. Это была обычная практика того времени. Но официально (!) в 1924 г. этого Совета не существовало, так как в 1922 г. он якобы прекратил свою деятельность.

Бакинский орган КИ смог избежать участи Туркбюро, которое тоже формально закрыли, но оно не смогло нелегально работать в Бухаре и было ликвидировано уже по-настоящему. С бакинским «Советом пропаганды и действия» все получилось с точностью до наоборот: он смог уцелеть и продолжил, строго соблюдая секретность, тайную коммунистическую деятельность в Азии.

В марте 1923 г., после длительной и тщательной подготовки к рискованной операции В. Лосев и его проводник Башли двинулись от поста «Русский» на Памире к Читралу{3}. Этот участок пути был преодолен быстро и скрытно. В отчете Лосева о его «турне» 1923 г. нет никакой информации об этом отрезке пути. Очевидно, что до Пешавара советские агенты использовали уже хорошо отлаженные каналы связи и явки.

Информация о встречах с агентурой и дальнейших действиях в докладной записке Лосева появляется лишь в момент их прибытия в административную столицу СЗПП г. Пешавар. Хорошо зная о жестком полицейском контроле за всеми приезжими, В. Лосев и его проводник «абсолютно нелегально» вошли в этот город, где был установлен контакт с одним из агентов, который, по утверждению советского разведчика, служил офицером в британских войсках и мог выполнять функции местного резидента. В Пешаваре для более эффективной работы В. Лосев и Башли разделились, и далее каждый пошел своим маршрутом.

Несколько слов о личности Башли. Разумеется, этот человек прекрасно знал «независимую» полосу Британской Индии, включая отношения между племенами. Учитывая этот факт, а также то обстоятельство, что Башли вел В. Лосева от самого Памира, можно смело предположить, что этот советский агент был местным странствующим торговцем. Такая «крыша» позволяла ему проникать в самые труднодоступные горные районы, минуя английские кордоны. Она же спасала ему жизнь в районах боевых столкновений между приграничными племенами: на Востоке купцов часто грабят, но редко убивают.

Башли был незаменим для В. Лосева в тех местах, где европейцу нельзя было остаться незамеченным. Так, сразу же после Пешавара Башли исследовал обстановку в Хайбарском проходе, чтобы выяснить возможность установления нелегальной связи между Афганистаном и Индией. Его поездка доказала, что этот кратчайший путь в Индию надежно перекрыт англичанами, поэтому лучше его не использовать для связи с Афганистаном. В другой раз проводник В. Лосева заменил его в г. Кветте, где советский разведчик не мог появиться, помня горький урок своей прошлой поездки. Таким образом, у резидента разведки Туркфронта во время выполнения его задания был незаменимый помощник.

Из Пешавара В. Лосев поехал в Равалпинди, там находился штаб британских войск, а затем выехал в Лахор, где прожил более месяца. Этот город советский резидент считал наиболее удобным центром для создания центральной резидентуры советской военной разведки в Северной Индии. В Пенджабе «шефство» над В. Лосевым, видимо, взяли сикхи либо из партии «Гадар», либо из движения «Акали». Этим объясняется его длительное проживание в Лахоре, где он, судя по всему, имел надежное прикрытие.

В этом городе В. Лосев дождался Башли, который сообщил ему о своей удачной поездке в г. Кветту и г. Кандагар (Афганистан). Одновременно он доложил своему советскому руководителю о создании резидентур в Танке и Банну. Таким образом, задание было выполнено, и двум разведчикам можно было возвращаться домой.

Чтобы предупредить свое руководство о выполнении задания и возвращении, В. Лосев командировал Башли в г. Бомбей. Возможно, в Тегеран или Лондон ушла шифрованная телеграмма, но, скорее всего, по сложившейся практике в одной из центральных английских газет Башли поместил условленное объявление.

Возвращение в СССР оказалось для В. Лосева и его проводника гораздо более трудным, чем путь через отроги Гиндукуша и британские посты в самом начале «путешествия». Причина была проста и весома: у В. Лосева закончились деньги. В г. Лахоре он не смог обменять чеки на наличные фунты, поэтому значительную часть пути домой ему с Башли пришлось, нуждаясь в самом необходимом, пройти пешком. В. Лосеву все же хватило сил и воли успешно завершить самую рискованную операцию в его карьере разведчика.

По итогам своего пребывания в Индии В. Лосев составил докладную записку, в которой предложил территорию от Памира до Белуджистана разделить на 4 разведрайона:

1. Афганский Вахан и прилегающий регион Северного Афганистана. Согласно его рекомендациям, они становились сферой работы представителя Разведупра, штаб– квартирой которого должен был стать пограничный пост «Русский» в Мургабской долине.

2. Читрал и Кашмир. Советская разведка первоначально должна была «освоить» Читрал, а затем постепенно наладить агентурную сеть в Кашмире.

3. Город Пешавар. Ему В. Лосев отводил роль главного центра по сбору военной и политической информации в СЗПП и Пенджабе.

4. Районы Кветты и Кандагара. Они объединялись в последнее, четвертое «агентство». Советские резиденты в этих городах абсолютно независимо друг от друга освещали обстановку в Вазиристане и Белуджистане. Под их наблюдением в первую очередь находились стратегические горные проходы: Кохатский, Гомальский и Боланский. В. Лосев указывал, что для этого можно использовать старые связи 1905—1907 гг.

Для сбора политической информации в Северо-Западной Индии В.Лосев предлагал использовать купцов, торговцев, а «военная линия» должна была добывать разведданные среди британских военнослужащих.

Видимо, советский разведчик был ограничен во времени, работая над своей докладной запиской: командование Туркфронта, скорее всего, срочно требовало отчета о результатах успешно проведенной рискованной операции. В связи с этим В. Лосев в конце меморандума пообещал дополнительно подготовить «доклад о создании обширной системы автономных военных организаций среди племен Северо-Западной Индии и прилегающих к ней районов»{4}.

Правда, возможен и другой вариант развития событий. Разведслужба любой страны всегда стремится максимально сохранить свою деятельность в тайне. Это правило распространяется, в первую очередь, на успешные операции... В связи с этим о подвиге В. Лосева российский читатель мог бы не знать еще десятки лет, но несколько лет назад Индийская политическая разведка (ИПР) рассекретила часть своих архивных фондов, в которых оказалась докладная записка советского разведчика...

Как это могло случиться, остается лишь предполагать. Ясно одно, что британский агент имел доступ к материалам особой важности. Автор считает, что британский шпион действовал в коминтерновских структурах в г. Баку. Не случайно бумаги В. Лосева, документы о деятельности компартии Индии в «независимой» полосе и планах Коминтерна в этом районе и Афганистане оказались в одной архивной папке. Кроме этого, доклад В. Лосева о возможной деятельности советской агентуры среди приграничных пуштунских племен в рассекреченных в Лондоне материалах отсутствует.

За годы работы в центральных российских архивах автор убедился в том, что советские спецслужбы крайне неохотно предоставляли свои документы КИ (и даже НКИД!). Если же Разведупр или НКВД все же делали это, то их материалы редактировались таким образом, чтобы свести к минимуму возможность утечки информации. Подобная практика исключала передачу в Коминтерн данных об источниках и самостоятельных операциях военной разведки.