Текст книги "Лекарь"

– Видишь, Филипп, какой абсцесс. Вовремя обратился больной за нашей помощью. А то тут и до сепсиса недалеко.

Первый раз услышав это слово, подал голос Филипп:

– А может до флегмоны? – желая показать свои знания, спрашивает он.,

– Флегмона, брат, тоже гнойный нарыв, но он у тех, кто прикован к постели, то есть, у кого пролежни. Понял, будущий студент?

– Понял, – понуро ответил тот.

– Теперь смотри, как мы его удаляем.

После операции, снимая перчатки, он сказал Филе, стоявшему рядом:

– Филипп, через часок ко мне сможешь зайти?

Тот, на такой неожиданный вопрос, ответил не сразу. Видать, прикидывал, как ему поступить.

– Что-то я тебе ломаю? – понял Семен Петрович.

– Да … нет! – последнее слово он произнес быстро.

– Вот и хорошо. Я тебя жду!

В указанное время он постучал в дверь главврача. Такая точность понравилась ему.

– Заходи! – произнес главврач.

Когда тот вошел, он указал ему на кресло, стоявшее у столика, рядом с большим столом главврача.

Филипп сел. Семен Петрович заговорил:

– Скоро у тебя финиш школьного обучения, и куда ты думаешь поступать? – сказав, Семен Петрович внимательно смотрит на Филиппа.

– Да думаю в наш мед, – ответил он.

– Конечно, можно и в наш, но … звонил Давид Яковлевич и просил тебе передать, чтобы ты держал курс на Москву.

– На Москву! – воскликнул тот. – Так туда, чтобы поступить, отличником надо быть, а у меня и троечки проскакивают. Взять хотя бы эту математику.

– Да, – поднялся главврач из-за стола, – оценки, конечно, как-то характеризуют человека. Но …, чего греха таить, многие родители, имея возможность, тренируют свое чадо, нанимая хороших учителей. Поступают такие в мединститут. А дальше? Опять с поддержкой родителей закончат. Получат диплом. Кстати, есть случаи, когда диплом просто … покупают. И какие из них врачи? Вот и губят людей своими корочками. А вот для таких, как ты, душа которого зовет к белому халату, который потом станет светилом, к кому будут занимать очередь, останется за бортом жизни. Этого не хочу я, этого не хочет Давид Яковлевич. Он рекомендует, – говоря это слово, Семен Петрович произнес его повышенным тоном, – рекомендует, – повторил он, – тебе подавать документы в Московский медицинский институт. Ты понял это, Филипп?

– Понял, – понуро ответил тот.

– Ты не бойся. Давид Яковлевич знает, что он делает. Доверься ему.

– Хорошо, – подумав, ответил Филипп.

Но это «хорошо» прозвучало довольно уныло.

Семен Петрович уловил это.

– Что-то тебя смущает? – спросил он.

– Да …, – замялся Филипп, – что скажут родители. В Москве учиться – деньги нужны. А у нас в Егоровске, как закрыли завод, где трудились отец и мать, так забыли его вновь открыть. Сейчас я им помогаю. Деньги, которые получаю я, отдаю часть им. Хорошо, что хоть интернат сохранился. А то бы пошел в трактористы. Хотя и им сейчас делать нечего.

– Да …, тут ты прав. Но не отчаивайся. Мы пошлем тебя, будем понемногу помогать. Думаю, что-то придумает и Давид Яковлевич. Как никак, он первый заместитель министра здравоохранения. И тебя рекомендует. А сейчас, накануне экзаменов, мы даем тебе оплачиваемый отпуск. Ты уж, брат, постарайся.

Он постарался. В аттестате мелькали и пятерки, и четверки, и одна тройка. Аттестат посмотрел и Семен Петрович. С улыбкой взглянул на Филиппа:

– Эх, так не плох. Вот математика …, но ты ж не в технический вуз идешь. А тут не это важно. Мы дадим тебе рекомендацию. Вставим в письмо выписки из газет. Так что, смелее, Филипп. Вперед!

И вот школа позади. Филипп перед дальним отъездом приехал в Егоровск, где радостно был встречен родственниками. Это был первый из Воротовых, который окончил десять классов. Но все сникли, когда Филипп объявил, что едет учиться в Московский медицинский институт.

– Не поступишь, – сказал отец, – сейчас все там покупается. А у нас с деньгой, – он развел руки, – но не будем тебя разочаровывать. Пробуй поступить. Немного денег дадим, чтобы назад сумел вернуться, если не поступишь. Я слышал, у нас хотят открыть курсы механизаторов. Как раз вернешься. С такими мыслями проводили его из Егоровска.

И вот – Москва. Документы приняты, место в общежитии получено. Председателем госкомиссии был первый заместитель министра здравоохранения Давид Яковлевич. Очередь, решать судьбу быть или не быть студентом, дошла и до Филиппа. Результаты были такие: две пятерки, две четверки. Последние оценки явно были занижены: куда лапотник прет. Перед этим, надо же так, Давида Яковлевича пригласили к телефону. Звонил его шеф. Повел комиссию его заместитель Григорий Григорьевич, ректор института. Берет дело Филиппа Сергеевича Воротова. Назвав результаты экзаменов, сказал:

– Думаю, зря парень приехал. У нас пятерочников девать некуда.

– Григорий Григорьевич, – послышался чей-то голос, – тут ему дана хорошая рекомендация больницы. Газетные статьи ….

Но закончить тот не сумел. Его перебил Григорий Григорьевич.

– Что, вы не знаете, как это делается, – заявил Григорий Григорьевич, откладывая папку Воротова в стопку отказников.

В это время вернулся Давид Яковлевич. Его нечаянный взгляд остановился на папке Филиппа Сергеевича Воротова.

– Подождите, – раздался его голос, беря папку Филиппа, – вы что, отказали Воротову, Григорий Григорьевич?

– Да …, Давид Яковлевич, у нас пятерочников девать некуда, а тут ….

– Ээ …, пятерочники бывают разные. Скажите мне, вы читали рекомендацию тех, с кем он, учась в школе, успевал еще подрабатывать в больнице. А знаете вы, что он, будучи школьником, спас пациента, прооперировав его с острым приступом аппендицита или в интернате, когда из-за непогоды туда не могла добраться скорая помощь, а он прооперировал, получившего сильное ранение и истекающего кровью, ученика. Скажите, мой дорогой ректор, сколько ваших выпускников в первый день работы готов к самостоятельной операции.

Все повернули головы к ректору.

– Ну … смотря какую операцию ….

– Простую, Григорий Григорович, прооперировать тот же аппендицит.

– Ну …, – он замялся.

– А этот Воротов, не окончив ваш вуз, прооперировал. Так кого будем выбирать?

Все притихли. С таким явлением они встречались впервые.

– И хорошо сделал? – спросил кто-то из членов комиссии.

– Отлично! Мы таких должны не отталкивать, а искать по стране и принимать их в наш институт. Так, какое будет решение, коллеги?

– Принять! – сказали почти все.

Промолчал только Григорий Григорьевич. Это срывало его планы по приему дочери одного богатея. Рушилась мечта получить марседесс.

– Я …, – как бы очнувшись, ответил Григорий Григорьевич, – конечно …за.

Не обошлось и без тяжелого вздоха и вопроса с местом в общежитии. Давид Яковлевич покосился на него.

– Вот мы даем общежитие таким студентам, которые в нем не живут, а имеют возможность снять себе квартиру. А общежитие у них так …, для экзотики. Даем? А вот тому, на ком будет держаться медицина, отшвыриваем. Как вас понять, Григорий Григорьевич?

– Простите, Давид Яковлевич, но не преувеличивайте с этим студентом. Трудно сказать, каким он будет еще врачом.

–А это, Григорий Григорьевич, будет уже зависеть и от вас. Как вы его будите учить. Давайте следующего, – этими словами заместитель министра закончил дебаты и положил дело Воротова в стопку принятых.

На другой день, явившись в институт, Филипп протолкался среди толпящихся вчерашних абитуриентов, которых пришли поддержать многие родители. Одет он был в поношенный спортивный костюм и не очень надеялся, что его примут, невольно услышав разные разговоры про взятки.

– Надо же, – невольно вырвалось у него , – приняли!

А внизу была приколота бумажка: «Студент Филипп Воротов зайдите в деканат». Молоденькая секретарша, полупрезрительно посмотрев на студента, сказала:

– Дуй в Склиф, там ждет тебя какая-то работа.

Проходя мимо стенда, он увидел, как навзрыд ревела какая-то разодетая девица, которую успокаивала родительница.

– Не плач, Грушенька, не плач! На следующий год поступишь обязательно. Я заставлю отца тебе помочь.

Увидев проходящего радостного Филиппа, бросила:

– Принимают разных обормотов. Да какой из него врач! Тьфу!

Филипп только обернулся и презрительно окинул мамашу взглядом. А стопы его направлялись в институт Склифасовского, куда его определил работать заместитель министра.

Врач, принимавший Филиппа, внимательно выслушал его. Был врач немолодой, о чем говорила его седеющая голова.

– Воротов, Воротов, – промолвил он, – я что-то слышал …, нет … забыл. Помню, что было написано или сказано о каком-то Воротове. Что-то он сделал такое? Вспомнил …, сделал, будучи школьником, операцию одному пациенту. Правильно! – ударил он по столу ладонью. Так это был …

– Я! – не без гордости ответил Филипп.

Врач еще раз посмотрел на его паспорт.

– Правильно! Вспомнил! Филипп! Довольно редкое имя. Так ты хочешь …?

– Я хочу работать у вас, – перебил он доктора. – Я поступил в институт.

– В медицинский?

– Да!

– Очень хорошо! Знаешь, Филипп, мест у нас нет. Но я беру тебя пока санитаром, но как быть с институтом?

– Тогда мне пошли навстречу и сделали свободный график.

– А что … это выход. Когда выходишь?

– Могу … сейчас.

– Ну … молодец. Но придется пару дней тебе отдохнуть. Все же надо увязать это с главврачом. Сам понимаешь. Так что выходи через два дня. Смена начинается в восемь утра. Да …, а почему так торопишься работать? Отдохнул бы, посмотрел Москву, а лучше бы поехал к родителям, побыл бы там до начала занятий.

– Да … они живут в Сибири. А до нее добираться … дорого.

– Понимаю. Ничего мы тебя будем поддерживать.

– Не надо. Этого мне обещала наша егоровская больница.

– Молодой человек! Это Москва. Тут деньги нужны. Так ты уж, пожалуйста, не отказывайся. А за честность твою я рад. Рад, что есть у нас еще такие люди!

Вернувшись к себе в общежитие, он не узнал его. Все там стояло вверх дном. Из многих комнат доносились веселые голоса, девичий писк. Это, наверно, обмывали свое поступление новоиспеченные студенты или прощались не поступившие.

– А что это? – спросил он у дежурной.

– Да, что обмывают поступление. А тебя что, не приняли в институт? – спросила она.

– Приняли.

– Так иди, обмывай.

– Я … не пью, – сказал он, повернулся и пошел назад.

Дойдя до Новослободского метро, спустился вниз и поехал по кругу. Выйдя из метро, он сел в автобус и поехал посмотреть Москву. На Киевской остановке вышел и спросил, где тут можно перекусить.

– Да … вон там блинная, – показал рукой мужик, у которого он спросил.

Для того, чтобы попасть в нее, требовалось пересечь площадь. Филипп пошел было прямо, но свисток милиционера заставил его обернуться. Тот своим жезлом показал, как надо идти. Блинная была небольшая, из нее доносился вкусный запах. Блины, как показалось Филиппу, были отменны и по его карману. После блинной по улице Горького он дошел до Красной площади. Подходил вечер, и он решил вернуться в общежитие. Оно оказалось закрытым. Еле достучавшись, заспанный страж объявил, что почти все студенты поразъехались, а кто остался, всех выселяют. Будут к новому учебному году делать ремонт.

– А как я? – вырвалось у него.

– Снимай квартиру, – зевнув, ответил тот.

– Ну, а эту ночь? – спросил Филипп.

– Эту? – страж смилостивился, сказав, – эту – ночуй. Но завтра … ни ногой!

Утром строители-ремонтники уже гремели инструментом, тачками. А по коридорам ходили люди, громко предупреждая, чтобы все освобождали комнаты и не закрывали их. Собрав свою котомку и перекинув ее через плечо, он отправился в неизвестность. Еще, проживая в общежитии, Филипп слышал от ребят, что им приходилось ночевать на Киевском вокзале. Вспомнив это, он доехал до Киевского вокзала, сходил в блинную и посчитал оставшиеся деньги в кошельке. Было не жирно. Но на посещения музеев хватало. Первый день был посвящен Третьяковке, второй – парку имени Горького. А третий день должен был стать уже рабочим. Но эта ночь прошла идиотски. Началось с проверки документов. Вероятно, искали какого-то бандита. Потом свое дело делали уборщики. Вроде все успокоилось. Но …, нет!

– Эй, – кто-то потрепал по голове Филиппа, заставив открыть глаза.

Перед ним стоял незнакомый человек в светлом костюме, так сочетающийся с седой его головой. Глаза пытливые, недоверчивые.

– Документы, – потребовал тот.

– Да … сколько раз можно проверять, – буркнул Филипп.

– Что …, нет? Так подымайся, пойдем в милицию, там разберемся.

– Зачем идти. Вот, – и Филипп достал паспорт из внутреннего кармана.

Тот, открыв паспорт, глянул на Филиппа. Понял – он.

– Держи, – сотрудник вернул документ.

Хотя было рано, но спать не хотелось, и Филипп решил ехать в Склиф.

Несмотря на ранний час двери института не успевали закрываться. Остановившись перед дверью, Филипп задумался: «У кого спросить, где находится кадровик. Ждать пришлось недолго. Вскоре показался мужик в грязном фартуке. «Этот отсюда», – решил Филипп и подошел к мужику. Прежде чем ответить на вопрос Филиппа, он оглядел его снизу вверх, потом спросил:

– Студент?

– Студент, – ответил Филипп.

– Так это тебе нужно к Кирееву Петру Васильевичу, он студентами занимается.

– А как его найти, – Филипп с надеждой глядит на мужика.

Тот объяснил, сказав:

– Ты, студент, рано пришел. Он придет через пару часов, ни раньше.

– Ничего, я подожду, – сказал Филипп и направился в указанное место.

Коридор был пустынен. Ни у одной двери не было ни стульев, ни кресел, даже простых лавок. И все же, где-то под лестницей он нашел полуразбитое кресло. Подремонтировав, принес его к дверям кабинета Киреева и, поудобнее усевшись, облокотился затылком о стену. Кошмарная ночь с ее проверками, уборкой, сделали свое дело. Филипп заснул мертвецким сном. Тем временем в институте стали появляться работники. В дверях столкнулись двое. Это был Киреев Петр Васильевич, тот, кто нужен был Филиппу, и Людмила Александровна Певня. За долгие годы службы в этом институте ее, сестру-хозяйку, стали называть покороче – хозяйка. Несмотря на свой возраст, а он был немал, она старательно молодилась, говоря, что для такого солидного института, как Склифасовский, старухи, с заплетающимися ногами, не нужны. У нее был железный характер. Вела строгий учет и порой могла поспорить с самим Михаилом Абрамовичем, главным врачом Склифа. Поэтому, ее все побаивались, а начальство понимало, что без ее требовательности хоть вызывай спецкоманду с ее ищейками, чтобы что-то нужное отыскать.

– Как спалось? – пропуская ее вперед, спросил Петр Васильевич.

– Да, – вздохнула она, – всяко.

– А вчера перед уходом мне звонил Михаил Абрамович.

– Поняла. Кого-то устроить надо, – она улыбнулась, – опять какого-нибудь сыночка или дочку?

– Не угадала, – таинственным голосом произнес Киреев, – на этот раз просили о простом студенте. Говорят, подает большие надежды.

– Так всегда говорят, – махнула она рукой, – когда надо пристроить чье-нибудь чадо.

– Нет, Людмила Александровна, на этот раз, похоже, что речь о таких не идет. Этот парень только поступил в институт. Но, что удивительно, еще школьником, а уже в своей жизни поработал в больнице, занимался уходом за больными и, представляешь, сделал самостоятельно операцию и спас человека. Вот так. А пожалуй, я тебя с ним сейчас и познакомлю. По-моему, вон он спит.

– Видать, устал, бедный, – сказала Людмила Александровна.

– Эй, молодой человек, – подойдя к Филиппу, Киреев дернул его за плечо.

И юношу точно подбросило на пружинах. Он вскочил и вытянулся перед двумя незнакомцами.

– Ты Филипп? – спросила женщина простуженным голосом.

– Я, – виноватым тоном ответил он и начал оправдываться, – простите, что заснул. Ночью на вокзале ночевал, а там какой сон.

– А что, общежитие не дали? – спросил Киреев.

– Дали, но там ремонт устроили, всех выселили.

– Так что, тебе и ночевать негде? – поинтересовалась женщина.

– Не где, – поникшим голосом ответил он.

– Бедненький. Ничего, я тебе что-нибудь найду. Пошли со мной. Петр Васильевич, – она кивнула на Киреева, – сказал мне о тебе. Так ты правда, еще школьником сделал операцию аппендицита?

– Правда, – не хотя ответил он.

Этот тон понравился Людмиле Александровне, понявшей, что перед ней не хвастун, а скромный парень. И она прониклась к нему уважением. Хозяйка долго вела его какими-то коридорами, пока не становились напротив обшарпанной двери. Зазвенели ключи. Замок со скрежетом и писком, что говорило о его редком пользовании, открылся. И они вошли в узкую, с высоким потолком, полутемную комнату. Вся она была забита полуразбитыми стульями, креслами, кроватями.

– Ну … вот что могу тебе предоставить, увы, лучшего нет. Ты тут устраивайся, как можешь, а я пойду. Дела ждут, да и тебя покормить надо. Поди голодный, как волк.

– Нет, – сказал он, – хуже, как бездомная собака.

Людмила Александровна улыбнулась, что редко можно видеть такое на ее лице.

– Немного потерпи, я скоро вернусь.

Когда она ушла, Филипп, стоя на пороге, что-то обдумывал. Потом, положив свою сумку, засучив рукава, принялся за дело. Он быстро вынес все в пустой коридор. Разыскал погнутое ведро без ручки, тряпку. В брошенном туалете нацедил воды и принялся за окно. Через полчаса комната имела уже совсем другой вид. Вымыв стены и пол, он аккуратно сложил мебель, которую выносил в коридор, оставив проход к окну, где поставил кровать более – менее подходящую, еще с целой пружиной. Нашел тут же матрас. Из двух худых подушек сделал одну. Комнату стало не узнать. Вскоре после окончания уборки, сидя на кровати, вытирая пот с лица, к нему, ногой открыв дверь, вошла Людмила Александровна, держа на подносе, обещанную еду. И … обомлела. Поставив еду, она оглядела комнату. Потом, как бы вырвались из ее груди слова:

– Сколько лет просила завхоза сделать это и …. А ты …, молодец. А знаешь, Филипп, переходи ко мне завхозом. Платят тут хорошо. Бросай свой институт. А я вижу, ты был бы хорошим хозяином и получал бы не меньше, чем тут врачи.

– Ээ …, нет, институт я не брошу.

– И правильно сделаешь. Это я сдуру сказала. Ладно, ешь, а я пойду и поищу тебе одеяло, простынь, кое – что из посуды. Так что жить будешь неплохо. А я определю тебя к лучшему врачу, это Костя

Решетов. У него тебе будет чему поучиться. Он – золотой человек. Сам трудолюбив и таких же уважает.

Подкрепившись, и, не придавая словам Людмилы Александровны, что она о нем побеспокоиться, привыкнув решать все свои проблемы самому, он решил идти к Кирееву, узнать, куда ему выходить на работу. Подходя к его кабинету, он вдруг увидел, что соседние двери хлопают, а врачи в белых халатах куда-то несутся. Выскочил и Петр Васильевич. Увидев Филиппа, крикнул ему:

– Надевай халат и за мной!

«Не иначе что-то случилось!» – мелькнуло в голове Филиппа. Уже в халате, догоняя Киреева, на бегу Филипп узнал от него, что в метро произошел взрыв и сейчас к ним везут раненных. Вскоре он услышал рев сирени скорых помощей, привозивших девятками раненных. И, что называется, с корабля на бал попал Филипп, включаясь в работу. Тут судьба ему улыбнулась: он попал в команду врача Константина Решетова. Но об этом он узнал позже. А пока …. Стоны, крики перемешивались. У Филиппа принимать пострадавших получалось довольно хорошо, сказывалась работа в больнице. Да и голос его обладал какой-то волшебной, успокаивающей силой. Раненные у него кричали, казалось, меньше. А делал он свое дело быстро и неплохо. Кто везет, на того и …. И ему подсовывали раненных, да столько, что он не мог даже разогнуть спину. Вот очередь дошла до какой-то девушки. Врач скорой помощи оповестил Филиппа:

– Эта, скорее всего, готова. Сердце.

Но Филипп знал, что приговор сделают врачи, к которым он повезет эту пострадавшую. Переложив ее на каталку, он бегом, с криком: «Посторонитесь», в коридоре невесть откуда толпился какой-то народ, доставил ее в операционную. Быстрый осмотр.

– Скорее всего – готова, – сказал один из врачей.

– Надо попробовать! – возразил другой, коротко бросив, – массаж!

Он был как бы старшим. Коллеги обращались к нему запросто: Костя. И сам начал его делать. Он вспотел, его сменил другой врач. Но массаж ничего не дал. Тогда Константин потребовал последнее средство: дефибрилатор. Несколько проб, а результат нулевой. А тем временем в операционную вкатили нового пострадавшего, истекающего кровью. Вытирая машинально рукой вспотевший лоб, врач взглядом окинул ту, над которой так старался и сказал со вздохом:

– Жаль! Такая красавица.

Стон раненного подстегнул. Он оглянулся на Филиппа:

– Забирай! И к Богдановичу.

Кто такой Богданович Филипп успел узнать. Он раздвинул, стоящих около девушки, врачей, подсунул под нее руки. Кто-то хотел помочь, но он так огрызнулся: «Я -сам», что тот махнул рукой, мол, тащи …. Перенося ее со стола на каталку, Филипп не ощутил знакомую ему холодность мертвого тела. Это его удивило, и он даже хотел сказать об этом Константину, но что-то сдержало его и вместо этого он спросил:

– А где этот Богданович?

– А ты не знаешь? – послышался глуповатый вопрос.

– Нет.

– Доктор Ильин, Ильин.

Тот отвлекся разговором с коллегой.

– Я, я, – после повтора ответил он.

– Покажи молодому дарованию путь к Богдановичу.

– Ладно, – недовольно буркнул тот и двинулся следом за Филипом.

Когда они оказались в коридоре, на них чуть не налетел заместитель главного врача по лечебной части.

– Что, Ильин, груз двести? – спросил он как бы мимоходом.

– Да, – ответил тот.

А в ответ:

– Даа!

Этим он как бы выразил, что таких «грузов» довольно много и добавил:

– А я к Бурову. У него какой-то непонятный затор, – и заторопился оставить их.

Ильин проводил его взглядом, потом, повернувшись к Филиппу, сказал:

– Вези до лифта. На нем спустись на нулевой.

– Какую нулевую? – не понял Филипп.

– Ну … нулевой этаж. А там, прямо по коридору, и воткнешься в морг, – сказав это, он вернулся в операционную.

Оставшись один, Филипп никак не мог избавиться от своего ощущения. И ничего лучшего не нашел, как сбросить покров, снял медицинскую перчатку, чтобы голой рукой пощупать ее тело. То чувство его не обмануло. Оно было теплым. Тогда он стал делать закрытый массаж сердца. И, когда ему показалось, что все бесполезно, он с жалостью поглядел на ее лицо, и вдруг заметил, что дернулась одна из ее бровей. В него влились какие-то силы, и он вновь принялся за ее спасение. Но на этот раз не качать грудь, а, открыв ее рот, принялся, как утопленнику, дуть в него. Вскоре Филипп увидел, что брови ее задрожали, и он услышал легкий, едва заметный вздох. За ним последовал второй, третий …. И на его глазах девушка начала оживать. Боясь, что это может быть временным явлением и надо что-то делать, чтобы закрепить этот успех. Он повернул назад и помчался, чуть не сбив какого-то доктора, ворвался в операционную.

– Ты что? – заорал тот.

– Она жива, жива! – закричал Филипп, показывая на девушку.

– Не может быть! – воскликнул главный, но попросил посторониться одному из докторов, загородившего каталку, чтобы взглянуть на девушку.

Не поверив глазам, он прислонил ухо к ее груди и услышал биение сердца.

– Ты? – подняв голову, спросил он, глядя на Филиппа.

– Я, – еле слышно ответил тот.

– Друзья, – выпрямившись, произнес Константин, – перед нами, поверьте мне, будущее светило! Спасибо! – и он потряс Филиппу руку. – А нам надо сбавить торопливый темп и лучше осматривать поступающих.

Но тут вмешался Филипп:

– А мне ее куда? – обратился он к старшему врачу.

– Кати ее в реанимацию. Это будет не лишним, – ответил тот.

– А где она? – вновь спрашивает Филипп.

– Доктор Ильин, помогите. – принимая привезенного пациента, проговорил Константин.

– Опять доктор Ильин, – пробурчал он.

Выйдя в коридор, Ильин сказал:

– Кати направо, четвертая дверь.

И опять на них наткнулся возвращающийся заместитель главного врача.

– Что толчетесь? – спросил он.

– Да оживилась, – ответил Ильин.

– Да! – только произнес тот и пошел дальше.

В это время в коридоре раздался шум. Целой толпой, прорвав стражу, в больницу ввалились какие-то люди. Как оказалось, это был Борис Натанович Сухаревич, с женой, в сопровождении охранников. Сухоревича Москва знала. Это был известный миллиардер, владелец земель, заводов, пароходов.

– Где, где моя дочь – взревел он, увидев стоявшего врача.

Ильин узнал непрошенного посетителя. Отказать ему было невозможно. Ни один миллион жертвовал Борис Натанович этой больнице, поддерживал ее в тяжелые дни испытаний.

– Борис Натанович, мы тут не проверяем документы. Да и не наше это дело. Вы считаете, что она у нас? – спросил не успевший вернуться Ильин.

– А где ей быть? Ведь к вам везут всех пострадавших.

– Но откуда вы узнали?

– Из милиции мне позвонили. Там, на месте происшествия, нашли ее сумочку с документами. И надо же! Первый раз в жизни с подругами спустилась в метро, чтобы попасть в такой переплет. О, Господи! Спаси и помилуй мою единственную дочь!

– Да, мы только что спасли жизнь какой-то девушки. Вон, – он показал рукой, – догоните того парня, он везет ее в реанимацию, посмотрите.

Отец ринулся догонять парня.

– Стой! – услышал Филипп повелительный голос.

Филипп оглянулся.

– Вы меня? Но мне надо срочно в реанимацию.

– Подожди!

Подскочив к изголовью и узнав дочь, он упал на колени, прижав руки к груди:

– Иланочка, милая! Ты жива! Жива! Слава те, Господи! Жива!

Он поднялся и хотел было обнять ее. Но преградил эту попытку Филипп.

– Простите. Но ей срочно надо в реанимацию. Сейчас врачи вашей дочери сделают необходимые уколы, поставят капельницу.

– Хорошо! Бога ради! Везите!

Подбежавшую жену и охрану Борис Натанович встретил радостными словами:

– Она жива!

Они крадучись последовали за Филиппом, который вскоре исчез за дверью реанимации.

У вернувшегося в операционную Ильина, Константин, не отрываясь от дела, спросил:

– Что за шум был в коридоре?

– Да ты знаешь, Костя, оказывается, мы спасли дочь самого Бориса Натановича Сухаревича.

– Не мы, а Филипп. Мы же чуть ее не угробили, – проговорил Костя.

Скрипнула дверь, и в операционную ввезли очередного пострадавшего.

– Осмотри, – послышался голос Кости.

Ильин понял, что тот обратился к нему.

Но любое начало имеет конец. Был конец и по взрывному происшествию. Даже не верится, что только что в этой операционной стоял «дым коромыслом» и … тишина, но не радостная, какая-то гнетущая, словно кого-то потеряли.

– Ну что, коллеги, – Константин Решетов оглядел своих помощников, – на сегодня все?!

– Все! – с радостным неверием ответили они.

– А где наш главный герой? – спросил Решетов.

«Главный герой» расположился в углу, подставив под сидение палаточную урну.

– Да … вон … в углу, – подсказал кто-то из присутствующих.

Константин посмотрел на Филиппа.

– Я тебя что-то никогда не видел. Новенький?

Филипп кивнул головой.

– И кем?

Тот только пожал плечами.

– Так, – произнес Решетов, – по морде, извини, молодой, по делам – знаток. Так, кто ты?

– Я – студент первого курса. До этого лет пять подрабатывал в больнице.

– Интересно! Ничего не кончал?

– Нет. Так смотрю, как другие делают.

– А хорошо высмотрел. Хочешь, я тебя возьму к себе. сюда подработку. Понимаю студент. Есть время бежишь сюда. Согласен?

– Согласен!

– Я переговорю с Певной, чтобы она тебе угол определила.

Что Певня – это Людмила Александровна, Филипп не знал.

На другой день Людмила Александровна, выбрав время, зашла к Решетову просить

его за Филиппа. Тот рассмеялся и все про него рассказал Людмиле Александровне.

– Он спас дочь Сухаревича? – переспросила она Константина, но без удивления, услышав про этот случай.

– Мы не определили, а он определил, что она жива. А так бы ходили ее родители каждый день на могилу. И ты понимаешь, девица никогда не была в метро. Первый раз с девчонками, они сманили ее, и попасть под взрыв. Вот как бывает.

– Ладно, – вздохнула Певня, – вы уж его не обижайте.

– Ээ, Александровна, думаю, такого обидеть трудновато.

– Ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Дается, он будет наш «сын полка», – и засмеялась.

А через пару дней после того, когда Склиф перестал принимать пострадавших и вздохнул с облегчением, в приемной главврача раздался звонок. Секретарша подняла трубку:

– Да!

– Звонят вам из офиса господина Бориса Натановича.

– Слушаю! – секретарша вся подтянулась.

– Борис Натанович хотел бы отблагодарить врача, спавшего жизнь его дочери. Он хотел бы знать, когда это можно сделать.

– Сейчас Михаила Абрамовича на месте нет, когда он вернется, я узнаю у него и сообщу вам.

– Хорошо. Мы будем ждать.

Секретарша не успела положить трубку, как вошел Михаил Абрамович.

– Ах, – вздохнула секретарша, – звонили от Бориса Абрамовича.

– И что хотели? – спросил он, держась за ручку двери своего кабинета.

– Да, Борис Натанович хочет

Отблагодарить врача, спасшего жизнь его дочери.

– Так и сказал: ни врачей, а врача, спасшего ей жизнь, – уточнил он.

Лицо его нахмурилось.

– Да, так и сказали: врача.

– Хорошо. Пригласите ко мне Киреева.

– Разрешите? – в приоткрытой двери показалась фигура зама.

– Заходи, заходи! – откликнулся главврач.

Войдя, он подошел к столу и сел в кресло, сложив руки на примыкающий столик.

– Слушаю тебя, Михаил Абрамович.

– Тут, Петр Васильевич, такое дело, – он поднялся и, выйдя из-за стола, стал похаживать по пухлому ковру.

– Ты знаешь, что после взрыва в метро к нам попала дочь самого Сухаревича.

– Я знаю, – коротко ответил Петр Васильевич.

– А ты знаешь, как мне рассказал Константин Решетов, спас ее никто ни будь из врачей, а простой начинающий студент, наш санитар, правда протеже самого Давида Яковлевича.

– Что скажу. Наш заместитель министра в людях разбирается. Сразу видно, что из парня будет толк, – проговорил зам.

– Толк-то будет. Но когда? А сейчас, как нас поймет Сухаревич, если мы представим этого санитара. Как? Целая группа врачей чуть не отправила девицу на тот свет, а какой-то парень, не имея пока никакого медицинского образования …, и на тебе. Спас девицу. Вот в чем сыр-бор.

– Мдаа, – поглаживая небольшую бороденку, задумался зам, но вскоре ответил, – а знаешь, Абрамович, думаю, выход есть. Тогда их, Ильина и этого парня, дважды пришлось встретить. Думаю, что Ильин что-то ему подсказывал, так сказать, принимал участие.

– Но Костя сказал об одном Филиппе.

– А зачем Костю посвящать во все дела. Думаю, Сухаревич, кроме Филиппа, если мы ему скажем правду, обругает весь коллектив. А не назвать ли нам доктора Ильина? А? Как думаешь?

Михаил Абрамович остановился. Затем прошел в свое кресло и, глядя в окно на кучевые облака, задумался.

– А что, – подумав, сказал он, – вариант подходит. Но я все-таки побеседую и с Костей.

Зам сморщился:

– Не надо, не надо. Если что …, найдем средство его успокоить. Мы же можем его обвинить в попытке не преднамеренного убийства. Что там по статье …, не помню.