Текст книги "Забытый князь"

Глава 12

На обрывистом берегу Вислы, в южной части города Кракова, находится высокий холм, на котором возвышается Вавель, королевский замок. Из-за суровых каменных стен выглядывает шпиль одного из древних сооружений – часовни Феликса и Адаукта. От самых стен замка и по главной городской дороге с обеих сторон толпился народ. Около замка – вельможи да прелаты, а далее уже простой люд.

Королева сидела в замке, в тронном зале. Она была в ожидании встречи с будущим мужем. Несмотря на то что ее человек весьма лестными словами отозвался о великом литовском князе, она не могла подавить в себе страх. Ей представлялось, что сейчас к ней войдет волосатый варвар, с когтями вместо ногтей и огромными клыками, которые не вмещаются во рту. И по ее нежной коже пробегал мороз, когда она представляла себе, как он касается ее руки.

– Иезус Мария… – шепчут ее губы, – спаси меня от этого дикаря.

Как ей хотелось вскочить и убежать, куда глаза глядят. Но на страже стояли бдительные вельможи. Среди них и ненавистный ей Потоцкий. Это он заставил ее дать согласие на замужество за литовского князя. Куда ей деваться, если двор полон его воинов. А он смотрит, не спуская с нее своих полувыцветших глаз.

И вот снизу долетел шум. Приближался жених. Какой-то порыв заставил ее приподняться. Потоцкий сделал шаг в ее сторону. Но… все. Уже поздно. По гулу голосов можно понять: он уже здесь. Ее глаза устремились на дверь. Вот она медленно растворилась. Склонились в поклоне слуги. Он спокойно вошел в зал. На какое-то мгновение застыл. Взгляды их встретились. В голове у королевы мелькнуло: «Не обманули!» Действительно, невысок, но строен. Лицо чисто выбрито и не лишено мужского обаяния. Одет со вкусом. На плечах темно-синий аксамитовый плащ, отороченный золотом; под ним темно-вишневый камзол с золотыми пуговицами и бриллиантовой брошью под горлом. На ногах светло-желтые сапоги. Походка легкая и действительно взгляд государя. И никаких цепей, которые так любит шляхта.

На ней серое шелковое платье с большим черным воротом, на котором красуется золотая брошь с бриллиантом. Оно так гармонирует с ее блестящими глазами и темно-каштановыми волосами, перехваченными золотым обручем, напоминающим корону. «О! Она… прекрасна!» – мелькнуло в его голове. Князь подошел к ней, и она протянула руку для поцелуя. Поцеловав руку, он поднял голову и на чистом польском языке произнес:

– Я надеялся увидеть королеву, а увидел… богиню!

Она улыбнулась своей лучезарной улыбкой, а зал взорвался восторженным ревом и аплодисментами. Всем стало ясно, что вельможи могут быть спокойны: свадьба состоится.

Дав им переброситься несколькими общими фразами, к Ягайле подошел епископ. Он был одет в черную мантию с черной камилавкой на голове. На груди большой крест. Осенив их крестом слева направо, он что-то невнятно, быстро пробормотал. С трудом можно было понять: «Да дарует вам Господь свои милости». Потом, перейдя на литовский, проговорил:

– Князь, прежде чем получить руку этой прекрасной… э… – Он какое-то мгновение раздумывал: как лучше сказать – королевы или девы, и все же решил: – Девы, вам надлежит пройти со мной в священное для каждого поляка место: в часовню Феликса и Адаукта. А завтра я хочу вас видеть в Мариацком костеле.

Покои, отведенные Ягайле, были по-королевски прекрасны. Они состояли из двух больших комнат: спальни и столовой с длинным столом, чтобы проживающий всегда мог дать прием для узкого круга людей. Здесь же, почти во всю стену, расположился поставец резной работы с цветными стеклами, которые скрывали от глаз дорогую позолоченную посуду. В спальне, у дальней стены, стояла огромная, инструктированная золотом, кровать под балдахином с многочисленными пуховками и огромным пуховиком с шелковой накидкой. Пол выложен из разных пород дерева, что придавало помещению нарядный вид. На стенах шелковые, цветастые ткани мягких тонов. У стены стоял столик с многочисленными ящичками с золотыми ручками и зеркалом чуть ли не в рост человека.

Ягайло бегло все это осмотрел, но для восхищения увиденным у него было не то настроение. Приглашение епископа прийти завтра в костел испортило ему настроение. Добиваясь короны, он был готов к этому, но представил себе, как воспримут его отречение от православия и принятие католичества близкие люди: взять хотя бы Скиргайла, яростного приверженца православия. Да и Витовт тоже получит дополнительный шанс поднять литовцев на борьбу с ним. И ему стало не по себе. Он не рассчитывал, что это случится так быстро. Но приглашение епископа он понял так, что завтра состоится его посвящение в католики.

И тут он вспомнил о Софье и сказал себе: «Как только эта весть дойдет до брата Скиргайло, он тотчас изменит свое отношение к Софье и направит ее к отцу. Этот жест их примирит. А этого нельзя допустить». И ему даже захотелось тотчас отдать приказ, чтобы послали людей и привезли Софью поближе к нему. Но… приказывать было некому. Всех его людей поселили в неизвестном ему месте. Он ругнул себя, что никого не оставил при себе.

Утром, когда Ягайло появился в костеле, епископ был уже там. Князь застал его молящимся у большой иконы Пресвятой Матери. Однако это не помешало проницательному взгляду епископа уловить, что на лице у князя лежала печать бессонной ночи. И он понял, что Ягайло окончательно сломлен. Это уже победа. Большая победа. Но, чтобы не выдать своей радости, епископ не торопясь закончил молитву и только после этого подошел к литовскому князю.

– Да благословит тебя Бог! – произнес он и спросил: – Князь готов принять новую веру?

– Готов! – сумрачно ответил Ягайло.

Епископ повернулся к своей братии, стоявшей поблизости, и кивнул головой. Они окружили Ягайла.

– Начнем, сын мой, – проговорил епископ, – прошу повторять слова за мной.

– Я… – сказал епископ.

– Я, – повторил князь. – … отказываюсь от православной веры и снимаю с себя крест.

Ягайло повторил эти слова.

– … так как она уступает, – продолжал епископ, – Римской католической церкви, основанной апостолом Петром, которая провозглашает борьбу с неверными. Итак, – епископу подали католический крестик с тонкой золотой цепочкой, и он повернулся к Ягайле, – князь, ты получил право носить этот крест…

Ягайло склонил голову, и епископ надел на него крестик. Князь оттопырил вверху камзол и спрятал крестик на груди.

– Ты, князь, – вновь епископ обратился к Ягайле, – в православии носил имя Яков. Какое имя ты хотел бы принять как католик?

Ягайло задумался. Раньше он ни с кем не хотел об этом говорить. Зачем преждевременно давать повод для ненужных разговоров. Епископ, видя затруднение князя, мягким голосом спросил:

– Любишь ли ты созерцать огненный пламень?

– Люблю, – ответил князь.

– Тогда я посоветую тебе взять имя Владислав. Будешь владеть славой!

Епископ после этих слов улыбнулся, показывая редкие зубы. Ягайло в знак согласия кивнул.

Огромная толпа, собравшаяся у костела, криками приветствовала новоявленного католика.

– Слава Владиславу! – кричали они.

Владислав поклонился на обе стороны, слабо помахал им рукой. Он заметил своих. Они стояли толпой, хмурые, молчаливые. Он подошел к ним и, заметив Ставора, поманил его пальцем. Когда тот подскочил к нему, князь кивнул головой на свою немецкую карету, приобретенную по случаю его поездки в Польшу. Она выглядела солидно и была достойна возить королевских особ. Таких в Польше еще не было, поэтому толпа интересовалась не только будущим королем, но и его тарантасом. Это придавало хозяину некоторое чувство гордости.

В карете Владислав сказал Ставору:

– Потом, как все уляжется, не забудь отправить людей за Софьей.

– Понял, Ваше Величество. – Ответив, он улыбнулся.

– Пшел вон, – рявкнул на него Ягайло.

Тот поспешно выпрыгнул и остался стоять на дороге в размышлении. «Почему Ягайло на меня обиделся? Не хочет быть королем? Но он же рвался к короне. Тьфу!» – плюнул он, поправил одежонку и пошел к месту, где его ждал тарантас.

После костела Владислав вернулся к себе. Ему никого не хотелось видеть. Иногда он нащупывал на груди католический крестик. «Я… католик! Что ж, захотел быть королем…», но додумать ему не дали. Кто-то осторожно постучал в дверь.

– Войди! – грубовато, по-литовски, произнес новоявленный Владислав.

Вошел человек, похожий на слугу. На нем была желтая одежда с зеленой тесьмой на рукавах.

– Я приставлен к вам королевой, чтобы выполнять все ваши… э… требования.

– Королевой? – спросил князь, внутренне довольный услышанным.

– Королевой, – повторил тот.

– А где королева? – поинтересовался литовец.

– Она… она отбыла в Пешт, – ответил слуга, – там ее мать.

– Когда вернется? – на всякий случай спросил Владислав.

– Через месяц, на свадьбу.

«Так, значит, свадьба через месяц», – подумал он.

Расспрашивать о чем-то слугу будущий король посчитал ниже своего достоинства. Нашел только необходимым спросить:

– А как мне тебя звать?

– Вот. – Слуга поднял незаметно стоявший у кувшина колоколец и позвонил.

– Хорошо. Пока ступай.

Не успела за ним закрыться дверь, как опять постучали. На этот раз стук был требовательным, властным.

– Да, – опять не очень вежливо произнес Владислав.

Дверь открылась. На пороге стоял крепкий, выше среднего роста, седоватый поляк.

– Князь Сандомежский, – объявил он.

Ягайло немало слышал об этой фамилии, одной из самых могущественных в Польше, когда он ехал в Краков по его земле.

– Входи, – уже милостиво произнес Владислав.

Поляк подошел к нему.

– Я, князь, пришел к тебе по поручению моей королевы.

Он так и сказал: «Моей королевы», что очень не понравилось Ягайле. Но вида не подал.

– Она просила передать тебе, князь, что свадьба состоится через месяц. А она отправилась в Пешт повидать больную мать.

Это сообщение поляка показало литовцу распущенность слуг, которые имеют наглость подслушивать разговоры. «Попробовали бы они у меня в Вильно так сделать», – подумал он.

– Я понимаю королеву. Ее любовь к родителям мня очень радует. Я благодарен вам за сообщение.

Между ними воцарилось молчание. Первым его нарушил поляк.

– Князь, вы пока у нас человек новый, и я предлагаю часть этого времени провести у меня, в Сандомиже. У меня прекрасная охота. Так что мы весело проведем время.

Литовец некоторое время был в раздумье, а потом ответил:

– Князь, я благодарен вам за приглашение и принимаю его. Но… хочу поставить одно условие.

– Какое? – спросил князь, насторожившись.

– В удобное для вас время посетить мой родовой удел. Я приглашаю вас в Вильно.

Князь Сандомежский приложил руку к сердцу, склонил голову и ответил:

– Я с радостью даю согласие.

Владислав почувствовал, что между ними могут сложиться хорошие отношения. А это так для него важно, особенно в первое время его правления.

Глава 13

Небольшой отряд московских беглецов благополучно миновал Сарай. Оставив город позади, отряд понесся вперед. Василию хотелось избежать неожиданных встреч. Дорога шла по обрывистому заросшему берегу реки Ахтубы, то по ровной поверхности, то ныряя вниз, в лощину, бегущую из степи. Заросли служили ориентиром.

Начало светать, когда они прибыли на место переправы. Обрывистый берег здесь переходил в пологий, и можно было отпустить коней без опасения за них. Густой туман, поднимавшийся с реки, плотной пеленой окутывал землю.

– Ишь, как прячет, – заметил Бякота, кивая головой.

Василий ответил:

– Это неплохо. – Он понял, что имел в виду боярин. – Ну, – произнес Василий и положил руку на плечо Бякоты, – пора, боярин, прощаться.

– Эх, – выдохнул тот, – как не хочу тя отпускать одного!

– Я не один, – ответил Василий, спрыгивая с коня.

То же сделал и Бякота. Они крепко обнялись на прощание.

Заросшие берега спрятали речку от глаз. Через нее предстояло перебираться. Водырь, обживаясь здесь, случайно обнаружил мосток. Спрятанный за густым тальником, он был невидим с берега. В этом месте берега сближались, и кто-то умудрился забить посредине сваи. А на них с берегов легли бревна. Из-за узкости настила – всего три бревна – ехать на лошадях было опасно. Поэтому все спешились.

Первым пошел воин, возглавлявший отряд. Он неторопливо шел посреди моста, ведя за собой лошадь. Прошел успешно. За ним перешел реку второй воин, третий… Настала очередь Василия. Он еще раз прижал к груди боярина и, не оглядываясь, устремился на мосток. Перейдя реку, крикнул Бякоте:

– Боярин, ступай назад!

Переправились почти все. Оставался последний воин. Первого коня он перевел хорошо. Но что случилось со вторым, было непонятно. Он вдруг шарахнулся в сторону. Копыта поскользнулись, и он боком полетел в воду, потянув за собой воина. На его руке была намотана уздечка. От испуга лошадь так махнула головой, что рука воина с уздой оказалась прижатой лошадиными ногами. Воин попытался выдернуть руку, но из этого ничего не вышло. Как потом оказалось, конь напоролся на обломок сука затопленного дерева и сразу погиб.

Не видя воина, Василий, сбросив верхнюю одежду, нырнул в воду. Погибающего он обнаружил сразу и попытался освободить его руку. Но ничего не получилось. Княжич вынырнул и крикнул:

– Нож!

Какой-то воин бросился к Василию и подал нож. Нырнув, он обрезал узду и, подхватив пострадавшего, быстро поднялся на поверхность. Воин был еще жив. Отрыгнув водой, которая полилась изо рта и носа, он стал жадно хватать ртом воздух. Все обошлось. А Василий вновь нырнул, чтобы достать мешок с овсом. За другим мешком нырял уже воин. Он-то и разглядел, отчего погиб конь.

Бякота, который дожидался, как пройдет переправа, все это видел. Вскоре он оказался на правом берегу и сунул узду своей лошади пострадавшему воину, а сам побежал назад. На крик Василия «А ты?» он махнул рукой:

– Я доберусь.

Это была первая потеря отряда. Но она показала воинам, каким доблестным оказался княжич. И у всех в груди родилось уважение и теплое чувство к храбрости этого человека.

Когда воин, который чуть не утонул, окончательно пришел в себя и смог сесть на лошадь, отряд двинулся в сторону Итиля. За это время солнце прогнало туман. И местность предстала во всей красе. Земля была покрыта густыми кустарниками, меж ними часто поблескивали озера и озерца, берега которых заросли камышом. Изредка встречались лесные островки. Твердая земля частенько сменялась топями, когда жижа доходила до лошадиного брюха. Такая дорога быстро обессилила лошадей. Глядя на коней, Василий воскликнул:

– Братцы, требуется отдых.

К счастью, показался небольшой пригорок, о котором говорил Серкизович, где должна была находиться спрятанная ладья. Василий, оказавшись на земле, увидел, как из-под его ноги выползла какая-то диковина с огромными усищами и ногами-клешнями. Княжич нагнулся и поднял ее, взяв пальцами за бока. Она угрожающе зашевелила усами и задвигала клешнями.

– Ишь ты, пугало, – рассмеялся Василий и швырнул в озеро.

Громкий всплеск поднял шумную стаю уток.

– Ух ты! – удивленно воскликнул княжич. – Я по стольку их не видел.

И он проследил за стаей глазами. Долетев до соседнего озерка, первая утка опустилась на воду. За ней вся стая. Это видение надоумило Василия на одно решение.

– Братцы! – обратился он к воинам. – Кого сделаем старшим? – спросил Василий, оглядывая воинов, стоявших в ожидании его повеления.

Они начали переглядываться.

– Да… Федьку усатого, – сказал кто-то, стоя за спинами воинов.

– Федор так Федор. Я не противу. Федор, – княжич посмотрел на него, – давай-ка отряди парочку стрелков, пущай свежатину добудут. Да и конями надоть заняться.

Федор, помимо того, что был отличным воином, был еще и домовитым человеком. Он сразу взялся за дело.

– Ты и ты, – он ткнул пальцем в парней, – берите луки и…

Те понятливо закивали головами.

– А вы – кормите коней, ты же, – указал он еще на одного воина, – займись костром. Доставай котлы. Я пойду, – продолжил Федор, – поищу ладью. Жива аль нет. А вы, – он посмотрел на остальных, – князя берегите да и похлебку варите.

Взяв лук и колчан, он вопросительно посмотрел на княжича.

– Давай шлепай, – ответил Василий и стал посматривать, где бы присесть. Вдруг раздумал и крикнул: – Федор, пойдем вместе.

Тот остановился, дожидаясь княжича.

Лодка, спрятанная в кустах, оказалась на месте. Они отбросили ветви, которыми ее закрыли, и Василий, усевшись на борт, спросил:

– Груз понятно как. Да и мы могем на ней. А вот че делать с конями?

Федор ответил:

– Для етого я купил шкуры.

– Че ты с ими будешь делать?

– Да че? – ответил Федор. – Как татары, набьем соломой да ветошью. Внутря положим на середину булыжину, чеп не вертелась. Завяжем наверху узел и привяжем к конским хвостам. Сами сядем на них.

Княжич подивился:

– Так просто! – и тут же спросил: – А ты откель это знашь?

– Дед сказывал. Он еще с Калитой на Торжок ходил. Чеп обойти Тверь, через Волгу они так переплывали.

– А, – протянул княжич, – ну, посмотрим.

Когда они вернулись, котел клокотал кипящей водой, на поверхности которой то всплывали, то тонули куски мяса. От него исходил дурманящий запах. На воздухе он чувствовался гораздо сильнее. А если ты еще голодный…

– Пока мы ходили, – Василий посмотрел на Федора, – смотри, сколь они настреляли!

– Княжич, ты видел столь здеся дичи – закрой глаза, стрельни и попадешь, – сказал Федор.

– Да, в этом я убедился.

Поев, они двинулись дальше. В одном месте сквозь ветви лозовика путники увидели, что озерцо так густо было покрыто уткой, что казалось серо-коричневым. Они шли, смотрели, не веря своим глазам, и качали головами. Уже на месте, поглядывая на остров, Василий, тронув Федора за плечо, спросил:

– А ты пошто ето место выбрал?

– Ты знаешь, княже, побоялси сразу-то через ее огромную плыти.

Глядя на правый берег острова, Василий увидел необъятную ширину реки.

– Да, – задумчиво произнес он, – ты, Федор, прав. Че, будем пробывать?

Федор кивнул и пошел организовывать переправу.

Вначале перевезли груз. Впереди предстояло самое опасное: перегон лошадей. Начали готовить шкуры. Чтобы показать, как надо делать, первую смастерил Федор. Разложив ее на земле, на глаз определил середину. Положил туда голыш. Нарвал травяного сухостоя, добавил к нему ветошь, вплоть до собственной одежды, затем собрал шкуру в кулак и крепко завязал горловину сыромятным ремешком. Сев на нее сверху, попрессовал. Тот край, что лежал на земле, оттянул и привязал сыромятину, потом на другой стороне сделал то же. Третий ремень шел от горловины. Все эти ременные концы собрал воедино и привязал к конскому хвосту.

Скинув одежонку, он повел коня в воду. Похлопывая его по задку, вывел на глубину. Конь поплыл. Федор, когда мешок поравнялся, ловко взобрался на него и поудобнее уселся, опустив ноги в воду. Мешок не утонул. Федор помогал коню ногами и руками. Все смотрели, затаив дыхание. И вот лошадь, достигнув берега, видимо, от радости, громко заржала. Все рассмеялись. Тяжесть свалилась с плеч. К вечеру весь отряд был на острове.

Наутро предстоял второй этап преодоления реки. Здесь она была пошире, но это не пугало путников. Все повторилось. Вначале груз, потом сами с лошадьми. И эта переправа оказалась удачной. Заночевав в ложбинке, они с зарей двинулись в юго-западном направлении. Вести отряд взялся Федор, которому Василий рассказал все то, что ему поведал Серкизович. Василию пригодились познания, полученные от Алберды, и он частенько подсказывал Федору, как надо идти.

На другой день после выхода они заметили чье-то стойбище.

– Если за ним увидим озеро, значит, это Харчаты, – сказал Василий.

Вскоре показалось озеро.

– Идем правильно, – не без радости объявил Федор.

Отсюда путь лежал на запад.

Через пару дней они увидели очередное стойбище на высоком берегу реки.

– Аксай, – точно определил Федор.

– Нам суды и надо, – сказал Василий.

Они столько дней были в пути и не встретили ни единого человека. Это позволило отметить Василию, что им удалось обхитрить татар.

– О, княже, – не согласился Федор, – нам еще столько идтить, всяко могет быть.

– Ну, ты, Федор, брось… Я думаю, опасность миновала. Если они нас и схватились, то ищут там, на севере.

– Могет быть, – ответил уклончиво Федор.

Василий, говоря, что они обхитрили татар, тогда еще не знал о событии, произошедшем в Сарае…

На краю Сарая, недалеко от реки, стояла избенка-развалюха. И жила в ней семья бывших русских рабов. Они работали у одного мурзы, пока тот не прогнал их из-за старости. Вот они и слепили эту избенку. Держалось все на женщине. Мужик больше валялся на старом провонявшем лежаке, за что старуха часто набрасывалась на него с кулаками. Вот и сегодня.

– Ей, хватить дрыхнуть, – прямо с порога, увидев грязные, потрескавшиеся пятки своего мужика, растянувшегося на лежаке, закричала пожилая, худая женщина в выцветшем ситцевом платье. Она стянула со своих острых плеч шугай, повесила на гвоздь, вбитый у входа. Потянула концы платка и решительно подошла к лежаку. Грубо ткнув его в спину, стала кричать:

– Что ты за мужик! Дома – ни крошки, а ты дрыхнешь. Вон московитяне и те взялись за ум. Щас встретилась цела повозка с рыбой. Думаю, хто ето так рыбачит? Я за ней. А она въехала во двор московитов. Я и вчера ето видела.

Мужик вдруг резко поднялся.

– Че ты вчерась видела? – спросил он, сбрасывая со лба длинные космы и прикрывая ими плешь.

– Да то! Че те рыбу ловят. А ты ба… взял свои уды. Че они стоять в углу без дела?

– Так ты говоришь, че видишь их второй раз?

– А че те от етого? А? Ты ба лу…

– Да пошла ты, ведьма, – вскрикнул муж, вскакивая с лежака.

Надев на ноги растоптанные чувяки и прикрыв свой черепок старой шапчонкой, выскочил из хаты, хлопнув дверью. Но никуда не пошел, а остановился. Оглянулся зачем-то на дверь, потом уставился на покосившиеся ворота. Но они не зажгли в нем хозяйских чувств. В его голове рождалась еще не понятная ему самому, некая туманная мыслишка. Чтобы развеять этот туман, поспешил на рынок. Но опоздал. Время подходило к обеду, и покупатели разошлись. Оставшиеся продавцы складывали свой товар. Однако успел застать в рыбном ряду пару рыбаков. Их рыба, облепленная мухами, на солнце иссохлась и товарного вида не имела. Они, не обращая на это внимания, о чем-то увлеченно беседовали.

– Хороших уловов, – подходя к ним, сказал мужик, присаживаясь рядом с ними на корточки.

– Че, не беруть? – Мужик кивнул на засыхающей улов.

– Да не, кое-что взяли. Ето остатки. Хошь забери, – предложил один из них, зевая.

– Ладноть. Благодарен те вовек. Я-то че пришел. Слышь, мужики, я тово… слышал, московиты возят рыбу возами. Аль вранье.

Те переглянулись.

– Не, – ответил один из них, – мы их на Итили не видели.

– Верно, куды на низ спускаются. Тама да, воз возьмешь, – уверенно подтвердил другой рыбак.

– Говоришь, на низу возьмешь.

– На низу, на низу, – повторил пришедший, поднимаясь. – Ладноть, бывайте. Я пошел. Рыбу-то возьму? – спросил он, поглядывая на нее.

– Бери, бери. Все равно я ее выброшу.

– Добру не пропадать. – Мужик сложил в подол рыбу, завернул его и, махнув рукой, двинул к выходу.

Пока он шел до своей избенки, все думал: «Пошто они туды спускаются? Зачем имя столь рыбы? Два воза за два дня. А завтра поедуть аль нет?» Придя домой, он швырнул рыбу на стол.

– Давай чисти! – тоном полководца, выигравшего сражение, приказал он.

Баба, увидев это богатство, от радости даже… всплакнула.

– Ну тыть, Филофеюшка, ну молодец!

И она даже подошла к нему, чтобы погладить его. Но он ее ласки не понял.

– Чисть, говорю, – рявкнул он. И добавил: – Я пойду… тово…

– Иди, иди, – с радостью отпустила она его, – може, еще че принесеть.

А Филофей думал: «Чей-то не так у етих московитян» – пришел он к выводу и решил подглядеть.

На другой день Филофей поднялся с первыми петухами. На цыпочках, прихватив чувяки и изношенный охабень, выскользнул во двор. Он еще издали увидел темный силуэт московских хором, расположенных на холме и огороженных высоким сплошным частоколом. Осторожно, поглядывая по сторонам, подкрался к воротам. Они были закрыты. Приложив ухо, услышал человеческие голоса. Разобрать их было трудно, но Филофей все же понял, что там готовятся к выезду.

И действительно, ворота дрогнули и стали, поскрипывая, отворяться. Филофей успел отскочить и спрятаться за куст. Вскоре выехала повозка, груженная мешками. «Ето че тако?» – почесывая затылок, задал себе вопрос Филофей. Для рыбалки, он знал это хорошо, такие мешки не нужны. И Филофей решил за ними проследить. Они держали путь на юг. Мужик провожал их, пока не рассвело.

Назавтра все повторилось. Это было подозрительно. «Что жить они готовять? – задал он себе вопрос. – И не пора ли идти к мурзе Амартолу, он не жаден, хорошо платит. Тогда я своей ведьме заткну ее поганый рот». Он уже было хотел свернуть к дворцу мурзы. Но что-то заставило его остановиться: «Може, они сами не ловют, а у рыбаков выменивають их на рыбу. А? Не-е… Идтить к нему рано. Надоть все разведать».

Воины Васильевы, как обычно, выехали еще затемно. Когда рассвело, они догнали мужика, куда-то шагавшего с посошком. Так как повозка была загружена, и мужика некуда было посадить, они проехали мимо. Приехав на место, они о нем забыли. Но тот хорошо видел, как их встречали. Они обнимались…

Кустами он подкрался довольно близко и даже мог слышать их голоса. Мужик узнал, что груз они больше возить не будут, а займутся перегоном лошадей. Это уже было подозрительно. «Похоже… Но об этом пусть судит мурза. А я еще погляжу, как они лошадей погонят».

Через несколько дней, после обеда, в ворота мурзы Амартола раздался стук. Калитка открылась, и на пороге появился вооруженный узбек. Он поднял на Филофея голову. Тот ответил:

– Скажи мурзе, что пришел Филофей. – Подумав, добавил: – С важной вестью.

Узбек кивнул, закрыл калитку. Явился довольно быстро. Кивнув – мол, следуй за мной, пошел к дворцу.

Мурза внимательно его выслушал. Потом на непонятном для Филофея языке что-то громко проговорил. И в комнату вошел человек с тяжелым взглядом черных глаз. Теперь на татарском, который Филофей знал хорошо, он сказал вошедшему:

– Езжай с ним.

На месте они увидели следы конских копыт, ведших к Итилю, и остатки костра. «Да, здесь совсем недавно были люди, и ушли они на правый берег Итиля. Зачем?» – подумал посланец. Филофей получил мешочек с деньгой. Теперь ему можно лежать до скончания своих дней.

А Амартол, выслушав посланца, немедленно отправился к хану. Тохтамыш, выслушав его, только прищурил глаза:

– Ступай, – сказал он своему верному слуге.

Хан решил все обдумать. Было ясно, что кто-то от московитов пытается бежать. Но кто? Василий? И хан решил это выяснить. Но посылать стражу, делать шум, он не хотел. Москва была ему нужна на будущее.

На другой день в московские хоромы явился посланец хана и передал просьбу своего владыки, что тот хочет видеть княжича и поговорить с ним о его возвращении. Посланца слушал Федор Андреевич Кошка. Его лицо не дрогнуло, и он ответил, что княжич соизволил уехать на охоту. Ему надоело сидеть в четырех стенах. Как княжич вернется, немедленно ему все передаст, и тот явится перед светлыми очами великого хана. Услышав такое сообщение, хан, прищурив один глаз, поинтересовался:

– Когда говорил боярин, как выглядело его лицо? Оно было спокойным или тревожным?

– Спокойным, великий из великих, – ответил посланец.

Но эти слова хана не убедили, и он приказал дать сигнал, что в Орде есть беглец.