Электронная библиотека » Юрий Трусов » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 5 октября 2015, 23:17


Автор книги: Юрий Трусов


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Кофейня

Кофейня Николы Аспориди стояла на самом краю татарского поселка, так называемого форштадта Хаджибея, расположенного по откосам Карантинной балки.

Это было место, где любили собираться за стаканом вина или чашкой кофе жители Хаджибея. Русские, турки, украинцы, греки, молдаване, татары, евреи, болгары встречались здесь с друзьями, передавали друг другу последние новости, играли в кости. Тут же был и постоялый двор. Хозяин удачно выбрал место. Недалеко от кофейни проходили три дороги: Очаковская, Аджидерская и Бендерская.

Из окон ее были видны широкие колеи Бендерской дороги. Два десятка лет тому назад купец Аспориди построил здесь длинную глинобитную хату с плоской соломенной крышей и открыл кофейню.

Теперь турецкие, греческие, русские купцы заключали здесь всевозможные торговые сделки. В одной из комнат заведения важные чиновники блистательной Порты, турецкие военачальники, бинь-баши, аги, байрактары, наслаждаясь кальяном, возлежали на удобных диванах и проводили часы в медлительной беседе друг с другом. В другой комнате солдаты турецкого гарнизона, янычары, спаги и матросы играли в кости, потягивая из узких глиняных бутылок дешевое вино. А в длинном, похожем на конюшню помещении полудикие татарские наездники, чубатые запорожцы, чумаки, приехавшие за солью, беглые крепостные из России, беженцы молдаване, сербы, болгары, арнауты находили ночлег и кусок хлеба.

Никола Аспориди умел угодить всем. Природа наградила его сметливым, острым умом и добрым сердцем. Он сразу отличал хитрого соглядатая паши от преследуемого турецкими властями беженца-серба. Первого Аспориди, хорошо угостив, направлял по ложному следу, а второму помогал скрыться.

В кофейне почти никогда не случалось ссор, драк, поножовщины, убийств, которые были так часты в других трактирах и на постоялых дворах.

Хозяин кофейни, гостеприимно предоставляя посетителям свой кров, всегда брал с них обещание не применять оружия, вести себя тихо, не сводить счетов с недругами, не осквернять его дома убийством и насилием. В чертах горбоносого лица Николы, в его умных быстрых черных глазах, в приветливом голосе было нечто такое, что заставляло и чванливых агов, и свирепых степных кочевников, и грубоватых моряков – полупиратов-полуработорговцев с уважением прислушиваться к его словам. Все знали, что он их не бросает на ветер.

Хотя сам паша Ахмет дал указание турецким стражникам приходить на помощь хозяину кофейни для водворения порядка, Аспориди никогда не обращался к ним. Он имел столько друзей, что всегда мог справиться своими силами с любыми буянами.

Это знали все. Но не только поэтому сдерживались бесшабашные, опьяненные вином или крепким, как спирт, кофе янычары, турецкие моряки, полудикие кочевники. Их удерживало от ссор и кровопролитий умение Николы, не прибегая к угрозам и силе, вовремя укротить спорщиков. Если бы не это его качество, вряд ли кофейня могла бы просуществовать столько лет. Ее глинобитные стены давно были бы разрушены воинственными ватагами разбушевавшихся гостей.

Но здесь всегда царили мир и тишина. Вот это-то и влекло под ее соломенный кров самых разнообразных посетителей. Степной кочевник, пират, турецкий военачальник, преследуемый стражником беглец чувствовали себя здесь в полной безопасности. Хорошая слава об этом мирном приюте разнеслась далеко за пределы Хаджибея. Добрым словом вспоминали Аспориди и на далеком берегу Египта, и на Балканах, и в Крыму.

Кем же он был, хозяин кофейни? Никто этого определенно не знал. Сам паша Ахмет, благоволивший к Аспориди и получавший от него ежемесячный солидный бакшиш, имел весьма смутное представление о хозяине кофейни. Паша, если бы его спросили, не мог бы даже с уверенностью сказать, какой Аспориди национальности и религии. Правда, пашу это никогда и не интересовало: ведь он получал от Николы хороший бакшиш.

Аспориди носил турецкую одежду и говорил по-турецки, как урожденный стамбулец. Он очень хорошо изучил мудрость Корана и мог лучше любого муллы без ошибки прочесть на память любой стих из этой книги, правильно истолковать любое изречение пророка.

Среди мусульман ходил слух, что Аспориди – сын знатного турка, за какую-то провинность изгнанный султаном из Стамбула и временно лишенный права называться своим настоящим именем. Греки, украинцы, русские и сербы считали Николу христианином. Чумаки говорили, что он – сын грека и выкупленной из турецкого полона невольницы. И действительно, Аспориди отменно владел русским и греческим языками. Всех смущало только одно обстоятельство: Никола также свободно, без толмача, разговаривал с молдаванами, ногайскими татарами, сербами и поляками. На вопрос, кто он по национальности, откуда родом, Аспориди отвечал шуткой и ловко переводил разговор на другую тему.

Вот каков был хозяин кофейни, в дверь которой, закончив подкоп в лабазе, в ту же ночь постучались Лука и Семен Чухрай. Им пришлось подождать, прежде чем в глинобитной стене открылось узкое, напоминающее бойницу окошечко. Из него выглянул юноша. Он внимательно оглядел пришедших.

– Не узнаешь, Озен-башлы? – спросил тихо Лука.

Тот приложил палец к губам и через некоторое время открыл дверь.

– Заходите, – пригласил посетителей высокий горбоносый мужчина. – Только поосторожнее ступайте, у нас полно народу.

Освещая фонарем дорогу, он повел Семена и Луку по длинному, похожему на коридор помещению. На полу, покрытом свежей соломой, положив под головы седла и лисьи шапки, спали, обняв друг друга, степные наездники-ордынцы. Рядом с ними храпели чубатые казаки. Между чернявых молдаван рыжели кудлатые бороды беглых российских хлеборобов.

Хозяин ввел гостей в большую квадратную комнату, посреди которой стоял стол, заставленный медными кофейниками, кувшинчиками, чашками, бокалами и другой посудой. На полу, застланном сильно потертым ковром, лежали широкие, как матрацы, засаленные подушки. Семен и Лука без приглашения, как свои люди, устало опустились на них.

– Рассказывай, Аспориди, что слышно? – спросил Лука хозяина, когда тот плотно закрыл дверь комнаты.

– Вот тебе и на! – улыбнулся Никола. – Вы целый день ходили по Хаджибею, а спрашиваете у меня. А ведь я-то ни разу за целую неделю не переступал порога кофейни.

Ответ хозяина заставил расхохотаться гостей.

– Ты, Никола, знаешь все, что делается в Хаджибее и его окрестностях, лучше самого паши. Его шпионы, прежде чем доложить ему все, что удалось разнюхать, обязательно заходят в твою кофейню промочить глотку, – сказал Лука.

– Может, это и так, – ответил Аспориди. – Но, к сожалению, турецкие шпионы сейчас сами знают немного. От них мало проку и мне, и их хозяину-паше.

– Э-э, не может быть, чтобы ты знал меньше нас о том, что делается в Хаджибее, – не сдавался Лука.

Лицо Аспориди стало серьезным, словно он вспомнил о чем-то важном.

– У меня времени сегодня мало, а ночь коротка. Еще много надо сделать. Как с подкопом?

– Закончен, – ответил Чухрай. – Но Халыму я не верю. Зря Лука с ним сегодня полаялся.

И Семен рассказал о стычке с одноглазым турком.

– У вас все равно одна задача: освободить жинок. А сделать это можно лишь с помощью Халыма, – произнес, выслушав его, Аспориди. – И не бойтесь! Наши недалеко. Если Халым вас предаст – выручим.

В тот миг в дверь постучали. В комнату вошел Озен-башлы.

– Дед Бурило, – сказал он Аспориди.

– Веди его сюда, – приказал Никола.

Через минуту Озен-башлы вернулся с Бурилой. Вид старика был страшен. Его холщовая рубаха промокла от крови, морщинистое лицо пересекала красно-лиловая ссадина. Левый глаз совсем распух. Седая борода слиплась от крови.

– Садись, дед, рассказывай, что с тобой? Кто это тебя так? Надо бы помыться да одежду сменить. Я сейчас распоряжусь, – направился было к двери Аспориди.

Но старик властным жестом остановил его:

– Ничего не надо, Никола. Завтра на зорьке я вот так пойду к паше… Ничего не надо.

– Что ты, Иван, в уме ли! За каким тебе бисом к паше? – воскликнули удивленно, вскочив на ноги, Семен и Лука, а Никола пристально посмотрел на старика.

– Чего всполошились?.. Садитесь да слухайте… Садитесь, – повторил настойчиво Бурило.

И лишь когда все сели, сам со вздохом опустился на подушку.

– Слухайте, – начал старик, – я сейчас от Куяльника шел. Туда уже наши войска пришли. Сила-силушка – конные да пешие, тьма-тьмущая, и пушечки есть. Так что коли все они грянут сюда, от турка один прах останется. Постой, постой! – закричал он на Семена, открывшего было рот, чтобы задать Буриле вопрос. – Погоди! Я как есть все по порядку скажу. Войско ведет генерал главный, по кличке Гудок. Так вот, он через есаула своего, моего крестника Кондрата, повелевает нам турка в обман ввесть. Меня по дороге сюда сучий сын спага конный так нагайкой отделал… Я в канаву дорожную упал да в кусты уполз, затаился, только тем и спасся от него. А то бы насмерть, окаянный! Ныне басурмане совсем озверели. Видно, чуют свою смертушку. Но это делу на пользу выйдет, – нахмурил седые брови старик.

– Как делу? – спросил Аспориди.

– А ты слухай и разумей! Лучше всего для обмана турка идти к паше мне. Скажу я ему, что это казаки меня плетьми избили и еще что на Куяльник их сила малая пришла: всего сотни две сабель. Что хотят казачишки у татарина скот отбить, а главное, слыхал я, мол, их хвастовство, что к весне лишь большое войско русское на Хаджибей пойдет…

– Это главное, что есаул тебе повелел? – спросил Никола.

– Главное, – ответил старик. – Так вот почему мне нынче мыться и одежды менять нельзя. Так паша поверит мне скорее, да и помирать у поганых в рубище слаще. А то им, собакам, хорошую рубаху отдавать – душа болит…

Аспориди ласково взглянул на деда:

– Уразумел я тебя. Слова твои в сердце мне запали навечно. Доколе жить буду – не забыть! Не заботься, слух сей, что русские весной Хаджибей воевать будут, я распущу. Чтобы дошел он до Стамбула…

С этими словами Никола обнял Бурилу.

Дед Бурило

Утром 12 сентября в комендантскую Хаджибейской крепости янычары притащили истерзанного старика. Увидев перед собой пашу, окруженного байрактарами, Бурило пал на колени и, что-то вопя, затряс сивой, измазанной кровью бородой.

Паша и байрактары приготовились к забавному зрелищу. Паша Ахмет свирепо глянул на толмача:

– О чем скулит этот пес?

– Могучий паша, – перевел толмач, – заступись, спаси. Казаки меня на Куяльнике избили, поле мое вытоптали, хату сравняли с землей. Заступись… – Старик замолчал и, кланяясь, затряс бородой.

Ахмет в недоумении вытаращил на Бурилу желтые, как у совы, глаза. Такого еще никогда не бывало, чтобы русские или украинцы, эти неверные собаки, просили у турок защиты. Лица байрактаров тоже выражали удивление. Но кое-кто уже злорадно улыбался: нашел же старый, выживший из ума ишак у кого просить защиты!

Паша с укоризной глянул на улыбающихся байрактаров. И они, уже готовые разразиться хохотом, стали серьезными.

«Надо использовать этого старого дурака, – решил паша. – Великий Аллах недаром отнимает разум у неверных…»

– Ай-ай, какие плохие дела творят эти казаки, эти русские. Да покарает их Аллах! Мы, воины султана, защитим вас от этих разбойников. Только ты, бедный старик, должен сказать мне, паше, твоему заступнику: не заметил ли ты, каковы силы врагов?

– Заметил, заметил, благородный паша!

– Так говори, старик! Только правду, большая награда ждет тебя…

– А какую награду за это даст мне паша? – спросил старик.

Услышав эти слова, паша покраснел от гнева. «Жадная христианская собака, – подумал он, скрипнув зубами. – Только приласкал его, а он уже обнаглел. О, я бы тебя хорошо наградил сейчас нагайкой». Но Ахмет сделал над собой усилие и бросил старику мешочек с мелочью.

– Вот задаток. Говори!

– Великий паша, сила врагов небольшая. Я насчитал до двух сотен казаков. Пушек нет и пеших воинов нет… Из их разговора я узнал, что хотят они отбить у ордынцев скотину. Начальник казаков хвастался, что весной они с великой силой придут сюда и тогда уже не оставят от Хаджибея камня на камне.

Выслушав Бур илу, паша всплеснул руками.

– Великий Аллах! Так вот почему нет вестей от нашего юзбаши, что с десятью джигитами ускакал в разведку под Очаков. Наверно, мой доблестный Майдала-Овалу со своими храбрецами погиб в неравном бою с гяурами и уже пять дней вкушает блаженство в райских садах пророка. Но, клянусь бородой Магомета, мы отомстим неверным за их гибель! – Паша сжал кулаки. – Ты, старик, не солгал. Но ты принес мне черную весть о гибели славных джигитов и за это достоин смерти. Таков обычай. Уберите эту падаль, чтобы она никогда больше не оскверняла землю! – крикнул он байрактарам и провел пухлой ладонью по шее. Это означало смертный приговор.

Два дюжих телохранителя-янычара скрутили руки Ивану Буриле и поволокли его из комендантской.

Ахмет задумался, а потом, понизив голос, сказал своим приближенным:

– Надо заманить гяуров к самой крепости в засаду. Слава аллаху – их немного. Я верю этому глупому старику. Дела русских плохи. Наше огромное войско в Молдавии сковало их немногочисленные силы. Если было бы иначе – они не послали бы такой ничтожный отряд к Хаджибею. У нас нет причин беспокоиться…

В это время два янычара вытащили Ивана Бурилу на широкий двор, окруженный высокой крепостной стеной. С тоской посмотрел старик на ее каменные зубцы, которые, казалось, цепляли свободно проплывающие в небе прозрачные облака. Всю жизнь, всю свою долгую жизнь мечтал Бурило быть таким же свободным, как они, вольно летящие в голубых просторах неба…

Бурило понял, что ему не вырваться из каменного мешка. Ему стал ясен замысел янычар, которые, хохоча, тащили старика к деревянной лестнице, ведущей на крепостную стену. Турки хотят подтащить его к самому обрыву над берегом моря и там, на высоте, отрубить ему голову. Он хорошо знал обычаи и нравы турецких солдат.

Здесь, на стене, им будет удобнее без свидетелей поделить между собой мелкие монеты, что дал Буриле паша, и одежду. Затем ленивым янычарам совсем не надо будет зарывать обезглавленное тело. Они просто сбросят его с крепостной стены так, чтобы он скатился с обрыва в волны берегового прибоя. А голову пленника спрячут в тот самый мешок, который сейчас заткнут за красный кушак одного из янычар. Ведь турецкое командование платит своим солдатам деньги за каждую отрубленную голову неверного.

Отчаяние придало силы старику. Сильным движением руки он выхватил у державшего его янычара ятаган, но второй турок успел оглушить его, ударив по голове рукояткой сабли. Ятаган выпал из обессилевших пальцев. Бурило свалился под ноги стражникам.

Порыв свежего морского ветра, бушевавшего на крепостной стене, вывел Бурилу из забытья. Перед его прояснившимся взором открылась голубоватая рябь залива и – в прозрачной дымке – рыжеватый откос далекой горы.

«Наши, поди, там. Уже подходят к Хаджибею», – подумал Бурило.

В этот же миг янычар, ободрав ногтями щеку, дернул старика за бороду.

– Вытягивай шею, шайтан! – крикнул турок, стараясь поставить его на колени.

Другой янычар обнажил саблю, изготовившись для удара.

Бурило понял, что стражники хотят как можно аккуратней отсечь ему голову.

Руки Бурилы были свободны. Очевидно, его мучители считали, что он уже не способен сопротивляться. Подобие улыбки промелькнуло на морщинистом лице Бурилы. Что ж, он покажет супостатам, как запорожец вытягивает шею! И, собрав последние силы, Бурило прыгнул на взмахнувшего саблей турка. Вцепившись ему в горло, он опрокинул янычара на край зубца и, не выпуская его из своих объятий, бросился с ним с крепостной стены. Раздался короткий вопль.

Оставшийся в живых янычар долго не мог прийти в себя от ужаса.

– В старого казака вселился шайтан, – пробормотал он и, наклонившись над краем крепостной стены, глянул с высоты вниз.

Там, под откосом, на острых камнях, у самой кромки прибоя, лежали два изуродованных тела.

Вести с воли

Всю ночь Маринка не могла уснуть. Известие о приближении русских войск взволновало ее: теперь каждая минута пребывания в неволе была невыносимой. От бессонной ночи нервный румянец опалил щеки. Эту перемену сразу же заметили подруги.

– Ты что, Маринка, словно мак, зацвела? Ныне ведь не весна, а осень, – сказала Ганна.

Марине стоило немало труда, чтобы удержаться и не поделиться новостью с подругами. Но она вспомнила клятву, данную сербиянке, и только улыбнулась в ответ.

– Ты чего смеешься? Отчего тебе так весело? – допытывалась Ганна.

– Да я, Ганнушка, сон радостный видела. Вроде Кондратушка сюда прискакал. Басурманов саблей посек, а нас на волю выпустил, – ответила Маринка.

Ответила и заколебалась.

«Сказать или нет? Ведь Ганна не выдаст», – мелькнуло в ее голове. Но через минуту ей стало стыдно: выходит, Яника была права, когда опасалась за нее. «Нет, пусть лучше Ганна не знает пока. Ей спокойней будет, – решила Маринка. – А как я до казаков доберусь, так всех их приведу сюда наших дивчат освободить».

– Крепись, Ганнушка, чует мое сердце – недолго уже нам мучиться, – сказала и крепко поцеловала подругу.

В полдень в покой к невольницам пришел паша. До сих пор Маринка дичилась его: забивалась в самый дальний угол, избегала его настойчивых взглядов. Сейчас, вспомнив совет Яники, она подавила свое отвращение к паше и приветливо ему улыбнулась. Угрюмое лицо турка просияло. Маринка смело подошла к нему. За полтора года жизни в неволе молодая казачка выучилась говорить по-татарски и по-турецки. И она сказала ему:

– Великий паша, разреши обратиться к тебе!

Тучный турок приосанился, приложил пухлую руку к сердцу и осклабился.

– Говори, говори, красавица!

– Милостивый господин! Разреши этой ночью подышать прохладой твоего сада мне и моим подругам Янике и Одарке, – промолвила Маринка, склонившись в поклоне перед пашой.

– Считай, что просьба твоя уже исполнена, – ответил Ахмет и, сверкнув камнями перстней, хлопнул в ладоши.

Из соседнего покоя выскочил евнух Абдулла.

– С этого же часа и днем и ночью ворота сада должны быть всегда открыты для отрады глаз моих. – Паша указал на Маринку. – С ней пропускай в сад всех, кого она пожелает.

С этими словами паша подошел к Маринке и взял ее за подбородок.

– Сегодня ночью я приду в сад, чтоб тебя развлечь, – сказал он.

Этого-то Маринка больше всего и опасалась. Возможность ночного свидания с пашой показалась ей настолько ужасной, что она чуть не выдала себя.

– О господин! Я хочу встретиться с тобой, только не сегодня и не завтра… Я потом скажу тебе о причине, почему должна отложить наше свидание, – в растерянности произнесла Маринка. Облачко недовольства пробежало по лицу паши. Он на секунду задумался, но потом засмеялся. Смятение девушки он понял по-своему и объяснил его девичьей стыдливостью. «Добыча все равно не уйдет от меня. Лучше будет завладеть ею не силой, а лаской», – подумал он.

– Я сама назову час нашего свидания, – пообещала Маринка.

Паша просиял и, полный надежд, ушел. Как только за ним закрылась дверь, Маринка подбежала к Янике и Одарке, чтобы сказать им о согласии паши.

В это время в гарем вошел Абдулла и строго произнес:

– Закройте лица, женщины. Сейчас Халым с малярами будет красить стены.

Его слова вызвали радостное волнение среди пленниц. Жены паши, турчанки и татарки, с испуганным визгом накинули покрывала на лица. Их примеру нехотя последовали русские женщины. Когда одноглазый Халым с Лукой и Семеном, вооруженные кистями и ведрами с белилами, вошли в гарем, все пленницы были закутаны в черные покрывала. Сквозь узкие щели на них смотрели невеселые глаза.

Поставив ведра с белилами, Лука и Семен под надзором Халыма и Абдуллы начали красить облупленные стены комнаты. Когда у евнуха от неусыпного наблюдения за их работой стали слипаться глаза, Халым незаметно потянул его за рукав красной куртки. Абдулла в недоумении уставился на него. Тогда одноглазый, распахнув шелковый халат, вытянул плоскую флягу с длинным горлышком. Мавру не нужно было пояснять, что в ней содержится. Евнух, несмотря на запрещение Корана пить вино, имел к нему непреодолимую склонность. Халым знал эту его слабость. Увидев, как вспыхнули темные выпуклые глаза Абдуллы, он молча встал и подал мавру знак следовать за ним. Оба вышли из покоя.

И тотчас же Яника и Одарка приоткрыли лица. Маринка увидела, как побледнели их щеки. Семен и Лука подошли к женщинам. Нельзя было терять ни секунды. За каждым их движением наблюдали десятки глаз. Лука притянул к себе Янику и что-то шепнул ей на ухо.

– Пусти, шайтан, не то скажу Абдулле, – невесело вырвалась та из его рук, делая вид, что рассержена.

В следующую минуту Одарка и Яника снова закрыли лица и отошли от маляров. Те снова принялись за работу. Они добелили стену и, взяв ведра и кисти, молча ушли.

– Это были наши мужья, – шепнула Яника Маринке. – Мой Лука пообещал мне, что сегодня ночью мы будем на свободе. Как только стемнеет – выходи в сад. Крик совы будет сигналом. Под стеной прокопан подземный выход на волю.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации