Текст книги "Тайна инженера Грейвса"

Юрий Тупицын
Тайна инженера Грейвса

Глава 1

Вопреки обыкновению Рене Хойл, не очень известный, но подающий надежды журналист, не поехал утром в редакцию, а остался у себя дома, чтобы подработать начатую накануне статью. Не случись этого, жизнь скорее всего пошла бы по совершенно иной колее, но он остался, больше того – засиделся над ничем не выдающейся статьей непростительно долго. Статья никак не клеилась, черт знает почему! Может быть, потому, что вот уже третий день подряд, почти не переставая, шел мелкий-мелкий, холодный и противный осенний дождь. И, вместо того чтобы работать, Рене Хойл, облокотившись о письменный стол, скучающе смотрел в окно. Городской пейзаж, рисовавшийся за толстым стеклом, покрытым натеками дождя, был похож на кадр из сентиментального фильма.

Рене чуть вздрогнул, когда зазвонил телефон. Звонил он самодовольно, неутомимо и противно, как это умеют делать домашние телефоны, когда хозяину не хочется брать трубку. А Рене не хотелось, он даже не изменил ленивой позы, только скептически скосил глаза на явно выходивший из себя аппарат. Разговор с шефом, который, должно быть, интересовался причинами отсутствия Рене Хойла в редакции, ему вовсе не улыбался.

Залившись напоследок особенно продолжительным истеричным звоном, телефон наконец-таки выдохся и обессиленно умолк. Рене сделал телефону презрительную гримасу, только что язык не показал, отодвинул в сторону недописанную статью, спрятал в карман свой «паркер» и встал из-за стола. Но в редакцию ехать ему все-таки до чертиков не хотелось. Оглядев комнату, он переставил кресло поближе к журнальному столику, надел пиджак, висевший на спинке рабочего стула, и прошелся по мягкому ковру, делая энергичные разминочные движения, похожие на те, что делают легкоатлеты перед стартом. В этом не было ничего удивительного, Рене был известен в журналистских кругах как разносторонний и небесталанный спортсмен-любитель.

Короткий, энергичный звонок заставил его вскинуть голову. Это был уже не телефон, звонили у входной двери. Последовала тягучая пауза, во время которой Рене оставался неподвижным. Послышался осторожный и весьма своеобразный металлический шорох. Не нужно было особой прозорливости, чтобы догадаться о причинах его возникновения: кто-то пытался открыть дверной замок, а так как он не торопился поддаваться этим усилиям, можно было заключить, что отпереть замок пытались не добропорядочным путем, а легкомысленной пройдохой-отмычкой. Конечно, чтобы не обострять ситуацию, естественнее всего было попросту окликнуть непрошеного визитера, который, само собой, не замедлил бы ретироваться. Можно было поступить и более мужественно, хотя и рискованно: вызвать полицию и, выполняя свой гражданский долг, попытаться задержать жулика. Рене почти не сомневался, что за дверью орудовал представитель именно этой древней профессии. Но Рене Хойл не сделал ни того, ни другого. Наверное, он посчитал недостойным журналиста, имеющего отношение к уголовной хронике, столь глубоко тривиально прерывать зарождающееся загадочное преступление. Рене лишь беззвучно усмехнулся, бесшумно ступая по ковру, отступил к стене и спрятался за портьерой.

И вовремя. Солидный, но отнюдь не крепкий духом замок, уступая настойчивым домоганиям легкомысленной отмычки, потерянно щелкнул. Чуть слышно скрипнула входная дверь и снова, теперь уже смачно, щелкнул замок, окончательно склоненный на путь предательства. Наступила тишина. Прижавшись всем телом к стене и держа правую руку в боковом кармане пиджака, Рене Хойл напряженно ждал. Прошло несколько томительных секунд, и в комнату бесшумно, но совершенно непринужденно, отнюдь не тем крадущимся шагом, которым имеют обыкновение входить в квартиру воры, вошел крупный мужчина. Мягкая шляпа была надвинута на самые глаза, а руки глубоко засунуты в карманы легкого плаща. Остановившись посреди комнаты, мужчина спокойно огляделся. Рассеянный оконный свет упал на его редкие рыжеватые волосы и красное лицо с грубоватыми, четко вырубленными чертами. Лицо Рене вытянулось, а губы сложились так, словно он собирался присвистнуть от удивления. Но он не присвистнул, а нахмурился, отчего его выпуклый лоб прорезала глубокая вертикальная складка. Между тем мужчина, столь бесцеремонно забравшийся в чужую квартиру, еще раз огляделся, на короткое мгновенье задержав взгляд на портьере, вынул руки из карманов и все с той же солидной неторопливостью, которая отличала все его движения, принялся расстегивать плащ.

Лоб Рене Хойла разгладился. Откинув портьеру, он с беззаботной улыбкой шагнул вперед:

– Салют, Чарли!

Джентльмен в мягкой шляпе резко обернулся. Рука его скользнула было в карман плаща, но на полдороге замерла и медленно опустилась. После довольно натянутой паузы мужчина свободным движением сбил свою мягкую шляпу на затылок и улыбнулся в ответ:

– Салют, Рене. Как поживаете?

– Я-то хорошо. – Рене, засмеялся, весело оглядывая гостя с головы до ног. – А вот как вы?

– Да и я неплохо! – Краснолицый мужчина изо всех сил старался держаться непринужденно, и это ему почти удавалось.

– Пока неплохо, – журналист выразительно подчеркнул слово «пока». – Но, в принципе, те, кто нарушает святой британский принцип «ТУ КИП ПРАЙВЭСИ», должны жить плохо, даже отвратительно.

Чарльз Митчел владелец частной сыскной конторы, секунду испытующе смотрел на Хойла, потом натянуто, хотя и добродушно, улыбнулся:

– Всегда возможны исключения. Особенно, когда речь идет о старых знакомых.

Они и правда были старыми знакомыми. Когда Рене Хойл только начинал свою газетную карьеру, уголовно-судебная хроника обеспечивала ему более или менее сносный заработок. В ту пору он и установил с Митчелом довольно тесные контакты. В настоящую дружбу их взаимоотношения так и не перешли, хотя поначалу казалось, что дело шло именно к этому, а застыли где-то на том уровне, который детектив достаточно точно определил как «старое знакомство».

Разглядывая Митчела, Рене выразительно покачал головой:

– Ну уж нет! Вы допустили не мягкую бестактность, вы нарушили, можно сказать, основополагающий принцип самого британского бытия. Мой дом – моя крепость! О каких исключениях тут можно говорить? О каких компромиссах? Что я? Бог вам не простит этого, Чарльз! – Проговорив все это тоном пастора, читающего воскресную проповедь, Рене усмехнулся и деловито предложил: – Да вы раздевайтесь, раз уж пришли в гости, хотя и без приглашения, раздевайтесь и присаживайтесь.

Когда Митчел пристраивал плащ и шляпу на вешалку, Рене серьезно посоветовал:

– Не забудьте переложить пистолет. Вдруг понадобится?

– В пиджаке у меня есть другой, – ответил Митчел, приглаживая перед зеркалом волосы.

– Вы прямо-таки не человек, а ходячий арсенал!

Митчел повернулся к журналисту и развел большими сильными руками.

– Что поделаешь, такая уж у меня профессия. Ведь и вы, наверное, не расстаетесь со своей ручкой и записной книжкой.

– Это верно.

Рене усадил детектива в кресло, а сам присел рядом, на край стола.

– Плохи ваши дела, Чарли, – сочувственно сказал он, покачивая ногой. Представляете, какой поднимется шум, когда я тисну в своей газете соответствующий материал? Частный детектив в роли квартирного жулика!

Митчел вздохнул, вытер большим цветным платком лицо и осторожно согласился:

– Да, хорошего в этом мало. Такие сейчас времена.

– Вот именно. Даже министры сидят в тюрьме за тайное вторжение в дела конкурентов.

– Вы имеете в виду дело Уотергейта? Там большая политика на президентском уровне, а я человек маленький.

– Это верно. В тюрьму вас, наверное, не посадят, а контору вашу прикроют наверняка, это я гарантирую.

Митчел помолчал, внимательно глядя на Хойла, потом крякнул и полез в карман пиджака.

Рене внимательно проследил за тем, как Митчел достал из кармана сигару.

– Не возражаете? – спросил детектив, пристраивая ее в углу рта.

Рене молча пододвинул ему пепельницу.

– Вы напрасно меня опасаетесь, Рене, – миролюбиво проговорил Митчел, удобнее устраиваясь в кресле. – Я не собираюсь прибегать ни к пистолету, ни к каким-нибудь другим фокусам.

– Догадываюсь. Но на всякий случай страхуюсь.

Митчел одобрительно кивнул и снова затянулся сигарным дымом.

– Я реалист, попался как мальчишка и проиграл – чего же брыкаться? Но мне сдается, – в маленьких проницательных глазках детектива появилось хитроватое выражение, – умные люди всегда могут договориться и прийти к взаимовыгодному соглашению.

Рене скептически поджал губы и медленно проговорил:

– Не совсем понимаю, что вы можете предложить мне в обмен на молчание. Взяток я не беру.

– Это я знаю, я вообще очень многое о вас знаю. – Митчел пыхнул дымом, вынул сигару изо рта и описал ею в воздухе затейливую кривую. – Я имею полномочия сделать вам одно очень интересное и выгодное предложение.

Рене усмехнулся:

– И для этого вы прибегли к отмычке?

– Совершенно верно. – Митчел постепенно обрел привычную уверенность. Ибо прежде чем делать это предложение, мне поручили тщательно осмотреть вашу квартиру.

Хойл сделал большие глаза:

– Но зачем. Бог мой?

Покачивая головой, Митчел наставительно проговорил:

– Как вы еще молоды, Рене. Квартира – это своеобразная визитная карточка человека, очень емкая и глубоко индивидуальная. Можно изменить убеждения, внешность, голос, походку, манеру вести себя. За хорошую цену можно приобрести даже новую кожу на кончиках пальцев и натянуть нос самым опытным дактилоскопам. Но изменить привычки, которые мы впитываем в поры своей души и тела с самых пеленок, невозможно, поверьте. А эти привычки, неведомо для хозяина, отражаются на тех предметах, которые сопутствуют вам за обеденным столом, в постели, в ванной комнате и рабочем кабинете. Я уж не говорю о том, что, хорошенько пошарив, можно иной раз наткнуться на секретные и безотказные ключи к самым скрытым уголкам личности.

– Например? – с любопытством спросил Рене.

– Примеров сотни: оружие, наркотики, средства связи и тайнописи, такие находки разят наповал, как пуля из крупнокалиберного пистолета. А разве маловажно знать по-настоящему любимые сигареты, закуски и качество постельного белья? Аристократ от рождения днем еще может носить чужую личину и терпеть дешевые неопрятные костюмы, но у себя дома он порой не выдерживает и позволяет себе понежиться в привычном шелковом или батистовом белье. Квартира, дорогой Рене, часто говорит о человеке ничуть не меньше, чем тщательно заполненное на него пухлое досье. – Митчел искоса глянул на журналиста плутоватыми глазами. – Как бы то ни было, в данной ситуации можно считать, что детальный осмотр вашей квартиры состоялся и произвел на меня самое благоприятное впечатление.

Внимательно разглядывая его, Рене прищурился.

– Положа руку на сердце, Чарли, – доверительным тоном спросил он, – вы ведь не первый раз посещаете меня нелегально?

Митчел хмыкнул:

– С чего вы взяли?

– Уж очень легко вы отказались от осмотра моей квартиры и пошли на компромисс. Пожалуй, вам не хватало лишь деталей.

Митчел одобрительно хохотнул:

– А котелок у вас варит. Я обнаружил у вас небольшой потайной сейф, а насиловать мне его не хотелось. Вот я и решил посетить вас вторично, уже с ключом.

– А какое впечатление оставил ваш первый нелегальный визит? Понимаете ли, как и полагается репортеру, я ужасно любопытен.

Митчел помолчал, покусывая нижнюю губу.

– Должен заметить, что квартира ваша не совсем обычна, даже подозрительна. Но эта подозрительность, так сказать, не выходит за пределы британских допусков.

– Вот как!

– Именно так. Уж очень много у вас научной, причем специальной литературы. Математика, физика, кибернетика – право, это многовато для одного человека, даже такого неглупого, как вы. Тем более, что вы никогда не козыряете своей ученостью.

– С каких это пор скромность стала пороком?

– С тех пор, как восторжествовал американский образ жизни и старые пуританские идеалы канули в вечность. А потом, репортер и скромность понятия просто несовместимые.

– Что плохо для репортера, неплохо для главного редактора или владельца газеты, – спокойно ответил Хойл.

– Верно. И это единственное правдоподобное объяснение. К счастью, вы поделились своими мечтами кое с кем из друзей.

– У меня нет друзей, – холодно прервал детектива Хойл, – только приятели.

Митчел осклабился:

– Это мне тоже известно, тоже подозрительно и тоже не выходит за рамки дозволенного британскому подданному. Впрочем, большинство ваших оригинальных качеств не только не показалось предосудительным моим заказчикам, но и весьма их заинтересовало.

– Это должно меня радовать?

– Да, – серьезно ответил Митчел, – выполните их поручение, станете если не богатым, то, во всяком случае, не бедным человеком.

– А что придется делать? Революцию в Латинской Америке или взрыв в конторе конкурентов?

– Да я и сам не знаю. Мне лишь известно, что поручение будет связано с многочисленными разъездами чуть ли не по всей планете.

Хойл погрозил ему пальцем:

– Не темните, Чарли.

– Клянусь! – с самым честным выражением лица проговорил Митчел.

– Не клянитесь. Лучше будьте джентльменом: открывать карты, так уж до конца.

– Джентльменом? Зачем мне это надо?

– Ладно, будьте бизнесменом.

Митчел прищурил один глаз:

– И что я получу взамен?

– Похороны истории с отмычкой.

– Похороны и виски. Маловато, невыгодный бизнес.

Рене проникновенно улыбнулся:

– И рекламную статью о вашей конторе.

– Это уже деловой разговор. Несите виски.

Пока Хойл доставал бутылку, бокалы, укладывал на тарелку кубики прозрачного льда, Митчел проговорил:

– Надеюсь, вы понимаете, что я иду на некоторое нарушение профессиональной этики и что мои наниматели ни в коем случае не должны знать об этой части нашего разговора?

– Вы меня обижаете, Чарльз.

Наполнив бокалы золотистой жидкостью, Хойл сказал вполголоса:

– Пейте, Чарльз.

Митчел не заставил просить себя дважды.

– О-о! – сказал он тоном знатока, осторожно опуская бокал и понизив голос. – Вам придется заняться поисками одного ученого, атомщика или что-то в этом роде. Он сотрудничал с фирмой наших нанимателей, а потом пропал. Не то скрылся, не то его похитили.

Осушив свой бокал, Рене спросил:

– Здесь, в Лондоне?

– Нет, в Габоне. Там урановые рудники.

– Мне казалось, они в Конго.

– И в Габоне тоже. Это ведь рядом.

– Имя ученого?

Митчел медлил с ответом. Рене прижал руку к сердцу:

– Чарльз, положитесь на мою скромность. Я буду нем, как катафалк.

– Вильям Грейвс.

Глава 2

Митчел внезапно и резко затормозил, отчего «понтиак» подался на рессорах вперед, а потом мягко закачался, как лодка на волнах от прошедшего вдали теплохода.

– Приехали. Вот дом, а вот ворота. Здесь живет сэр Дэвид Патрик Аттенборо – отпрыск разорившегося древнего рода, ныне процветающий в деловом мире юрисконсульт, адвокат и вообще приближенное лицо моих и ваших нанимателей.

Глядя на дом и на высоченный забор, его окружавший, Рене поежился:

– Скажите, Чарли, а какого черта эти люди выбрали меня? Именно меня, а не кого-нибудь другого?

Митчел выдвинул пепельницу, взял из нее окурок своей вонючей сигары.

– Ну, прежде всего потому, что я дал вам достаточно лестную характеристику. А потом, – Митчел пожевал сигару, – не буду темнить, Рене. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что вы не коренной англичанин. В случае чего плакать о вас будет некому, а самое главное – некому будет поднимать шум.

– Это в каком же случае? – с некоторой нервозностью поинтересовался Хойл.

Митчел выразительно поднял очи к небу:

– Все в руках Божьих! Вы же не на воскресный пикник поедете, Рене. А деловые люди даром денег не платят. – Он покосился на хмурое лицо журналиста и дружески положил свою красную лапу на его плечо. – Но не думаю, что дело чрезмерно рискованное, во всяком случае, вам оно по плечу. А потому торопитесь, Рене. Фортуна капризна, я знаю это. Она редко бывает щедрой дважды.

– Она редко бывает щедрой и однажды, – вздохнул Рене, подумал и вдруг задорно вскинул голову. – А впрочем, не боги горшки обжигают!

– Вот это правильно. – Митчел слегка сжал его плечо и требовательно проговорил: – О деле с отмычкой и наших приватных беседах – ни слова! Взамен вам добрый совет, старина. Если дадите согласие, не вздумайте потом вилять, давать задний ход, а тем более, – в голосе детектива послышались хмурые нотки, – вести двойную игру в пользу вашей газеты или кого-нибудь еще. Это кончится для вас очень плохо.

– Меня лишат премиальных?

Митчел не ответил, лишь дружески подтолкнул журналиста в спину. Рене понимающе кивнул ему в ответ и неторопливо выбрался из машины.

– Удачи, – сказал ему вслед Митчел. – Попутного ветра и три фута под килем.

«Понтиак» приглушенно-благородно рявкнул мотором, резко взял с места, а Хойл остался перед высоким забором. За ним скромно возвышался двухэтажный, очень аккуратный дом с типично британскими черными натеками сажи на фасаде, которые придавали ему древний утомленный вид. Сделав несколько шагов вдоль забора, Хойл оказался перед калиткой, словно циклоп, строго глянувшей на него единственным оком, через которое было удобно рассматривать визитера. На полтора фута ниже глазка располагалась длинная и широкая щель почтового ящика, отделанная сияющей надраенной медью. Это делало щель похожей на полногубый, хищно приоткрытый рот. Подмигнув суровому дверному оку, Хойл деликатно нажал кнопку звонка. Калитку открывать не торопились. Выждав, по его понятиям, довольно долго, Хойл позвонил еще раз, теперь уже без особой деликатности. И снова никакого результата. Рене собрался позвонить в третий раз, но в это время калитка с приличествующей такому дому солидностью отворилась, открывая за собой газон, ласкающий своей зеленью глаз, печальные оголенные кусты роз, ухоженную дорожку, тянущуюся к дому, и литого мужчину с неподвижной и плоской, как фотография, физиономией. Расплющенный нос сразу выдавал его былую принадлежность к славной когорте боксеров-профессионалов.

– Меня зовут Хойл, Жюльен Рене Хойл, журналист, – непринужденно проговорил Рене.

В оловянных глазах, которые, не мигая, равнодушно разглядывали Рене, промелькнуло нечто вроде ленивой усмешки. Но бычья шея почтительно, с натугой склонилась.

– Сэр Аттенборо ждет вас, – прозвучал бесцветный голос.

Пальто, шляпу и зонтик приняла у Хойла пожилая женщина, такая же молчаливая и невыразительная, как привратник-телохранитель. Попросив подождать, она скрылась за массивной резной дверью из красного дерева. Через несколько секунд она вновь появилась.

– Сэр Аттенборо ждет вас.

Не без некоторого волнения Рене вошел в большой кабинет, уставленный тяжеловесной, находящейся в идеальном порядке, старинной мебелью. Аттенборо сидел за массивным столом и любовно укладывал на специальную подставку в форме китайской пагоды курительную трубку, чашечка которой была сделана в виде баварской пивной кружки с крышкой. На подставке красовались и другие трубки, очевидно, Аттенборо коллекционировал их. Бросив взгляд на журналиста, Аттенборо бережно спрятал трубки в шкафчик, встал из-за стола и направился навстречу приостановившемуся Рене. Двигался он непринужденно, но со странной развинченностью во всех суставах, напоминая марионетку, управляемую не очень опытным кукловодом.

– Мистер Хойл? Рад вас видеть, – сказал он, протягивая вялую холеную руку.

– Я тоже рад, сэр, – склонил голову Рене.

Усадив журналиста, Аттенборо пододвинул курительный столик:

– Сигару, сигарету, трубку?

– Не курю.

– О-о! Похвально! Я юрисконсульт, представляю интересы фирмы Невилла. Пригласил я вас сюда по одному весьма важному и конфиденциальному делу.

У Аттенборо был безукоризненный оксфордский выговор. Поколебавшись, он выбрал длинную египетскую сигарету.

– С вашего разрешения я закурю, мистер Хойл.

Аттенборо щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся.

– Чарльз ввел вас в курс событий?

– Он меня заинтриговал.

– Да?

– Он сказал, что я могу бесплатно попутешествовать чуть ли не по всему земному шару. А нелюбовь к курению у меня, по-видимому, компенсируется любовью к путешествиям.

– И это все, что он вам сказал?

– Нет, он добавил, что за это путешествие я вдобавок получу кругленькую сумму.

Аттенборо тихонько засмеялся:

– И вы ему поверили?

Журналист пожал плечами:

– Отчасти. Мало ли какие странные фантазии приходят в голову богатым людям.

– Например?

– Н-ну, некоторые из них коллекционируют трубки, а курят сигареты.

Аттенборо снова негромко рассмеялся, благосклонно и вместе с тем очень внимательно разглядывая собеседника.

– Вы говорите по-английски с легким, но все-таки уловимым акцентом, мистер Хойл.

– Естественно, я вырос в Канаде, и моя мать была француженкой.

– Стало быть, вы говорите по-французски?

– Так же превосходно, как по-английски.

Аттенборо оценил шутку, благосклонно кивнул головой.

– А как обстоит дело с немецким?

– Я владею им свободно, но, – Хойл засмеялся, – немцы сразу догадаются, что имеют дело с британцем.

– Пусть себе догадываются. – Аттенборо неторопливо погасил сигарету, размял ее в пепельнице и поднял на журналиста острые черные глаза. Митчел вас не обманул. У вас есть возможность совершить увлекательное путешествие и заработать кругленькую сумму.

– Чем я заслужил такую честь?

– Н-ну, – в раздумье проговорил Аттенборо, – главным образом, своим журналистским, лучше сказать, репортерским талантом, умением сходиться с людьми, заставить их разговориться и так далее. И достаточной образованностью, которая, в противовес общественному мнению, вовсе не характерна для людей вашего круга.

– Никогда бы не подумал, что меня могут оценить так высоко.

– Разумеется, мы потребуем от вас определенного рода услуг.

Рене сокрушенно покачал головой:

– Как жаль, что невозвратно канули в вечность времена Гарун-аль-Рашидов и графов Монте-Кристо! Как скучен наш рационалистический мир, в котором все продается и за все нужно платить. Какого же рода услуги вам требуются? – уже деловито закончил он.

– Весьма деликатные и квалифицированные, – все с той же тонкой улыбкой ответил Аттенборо.

– Надеюсь, речь идет не о шпионаже? – с некоторым беспокойством спросил Рене. – Уверяю вас, в рыцари плаща и кинжала я не гожусь.

– А что вы называете шпионажем?

Хойл удивленно взглянул на него:

– Достаточно неделю посидеть у телевизора, чтобы получить об этом некоторое представление.

Аттенборо вежливо улыбнулся в ответ:

– Вы хотите сказать, что это слежка, стрельба, погони, мгновенно действующие яды, обольстительные женщины и супермужчины?

– Антураж, во всяком случае, именно таков. Но дело не в этом, дело в том, что за шпионаж сажают на электрический стул, вешают или расстреливают, в зависимости от национальных традиций. В лучшем случае, надолго сажают в тюрьму.

– Да, когда речь идет о государственном шпионаже, и решительное нет, когда одна частная фирма интересуется делами другой. Именно такого рода поручение мы и хотим вам дать.

– Какой же фирмой придется интересоваться мне?

– О подробностях вы узнаете, когда дадите согласие сотрудничать с нами, мистер Хойл.

Хойл задумался. Аттенборо предлагал ему не совсем то, о чем говорил Митчел. Но, возможно, Митчел знал лишь о первом этапе задания – найти Вильяма Грейвса. Может быть, даже он сам пытался решить эту задачу, но безуспешно. А после того, как Грейвс будет найден, встанет и задача сбора сведений.

Рене покачал головой.

– Вы предлагаете мне кота в мешке, – произнес он вслух.

– Я предлагаю вам стать если не счастливым, то достаточно обеспеченным и независимым человеком.

– А если я стану покойником?

– Что ж, покойником можно стать и в Лондоне.

– Ну, знаете ли, – глубокомысленно заметил Рене, – в Лондоне я стану солидным покойником-джентльменом, за моим гробом пойдут друзья, шеф скажет над могилой прочувствованную речь, а газета посвятит моей светлой памяти хвалебный некролог. А кем я стану на чужбине? Бездомным покойником-бродягой?

– Если бы дело было опасным, мы бы обратились к профессионалам, – мягко возразил юрист.

– Почему же вы к ним не обратились? Почему обратились именно ко мне?

– А вот это я объясню, когда заручусь вашим принципиальным согласием. Глаза Аттенборо спрятались в складках тяжелых век. – Мистер Хойл! Если вы пришли лишь за тем, чтобы вытянуть из меня максимум сведений, а потом устроить на этой основе дешевую газетную сенсацию, лучше не трудитесь понапрасну, расстанемся, как полагается деловым людям и джентльменам. И не забывайте, впрочем, как и во все другие времена, тайны, которые не созрели для раскрытия, пребольно кусаются.

Хойл глубоко задумался. Аттенборо, нимало не стесняясь, внимательно разглядывал его.

– Н-да, – сказал наконец Хойл и нервно потер руки, – что и говорить, вы меня заинтриговали. Но играть втемную? Согласитесь, с моей стороны это было бы опрометчиво, а с вашей – не по-христиански.

Аттенборо тонко улыбнулся:

– Считайте меня магометанином. На сегодня.

– Велик аллах и Магомет – пророк его? Боги и боги – Бог с ними. Бога поминали, кажется, и перед бомбежкой Хиросимы. Я имею в виду не религиозную, а деловую христианскую мораль, мораль бизнеса.

Глядя на журналиста с явным одобрением, Аттенборо мягко проговорил:

– Хорошо, мистер Хойл, вы так убедительны, что я пойду вам навстречу и приоткрою карты. Только прошу учесть, что все услышанное от меня должно остаться абсолютной тайной. Это прежде всего в ваших же интересах.

– Не считайте меня идиотом, – вздохнул Хойл, – мне вовсе не хочется стать покойником, даже респектабельным.

Аттенборо чуть склонил голову в знак того, что принимает к сведению слова журналиста.

– На первых порах, дорогой Рене, ваша задача будет предельно проста: вам придется отыскать одного человека и уведомить нас о его местонахождении. Затем вступить с ним в контакт и получить от него некоторые сведения научного и технического характера.

– А если он не захочет их дать?

Аттенборо предупреждающе поднял руку:

– Не будем забегать вперед, мистер Хойл.

Рене погладил подбородок, в его обычно спокойных глазах юрист с удовлетворением заметил азартные огоньки.

– Что же я получу в случае удачи, сэр?

– Мы поможем стать вам совладельцем газеты, в которой вы работаете сейчас.

– А если неудача?

– Мы оплатим все ваши расходы. И еженедельно будем выплачивать сумму, равную вашему тройному репортерскому жалованью.

– А аванс?

– За четыре месяца можете получить сразу.

– Тройное жалованье, – вздохнул Хойл, – не Бог весть какое богатство, но для простого журналиста не так уж и плохо. Предложение заманчиво, но вы понимаете, сэр, что большие дела не делаются наспех.

Аттенборо задумался, потом, не глядя на журналиста, сухо проговорил:

– Хорошо, мистер Хойл. Я даю вам сутки на размышление. Только сутки. Если вы завтра в это же время не придете ко мне, то можете вообще не приходить.