Текст книги "Красная Армия в начале Второй мировой. Как готовились к войне солдаты и маршалы"

Высокая степень моторизации Вермахта

Высокая степень моторизации вермахта очень удобный тезис для объяснения причин неудач Красной Армии летом-осенью 1941 года. Действительно, в Германии производство автомобилей значительно превышало производство в СССР. По всему миру славились немецкие «мерседесы», БМВ, «даймлеры», «бенцы», «бюссинги», «хорхи», «опели». Вдобавок немцам в 1940 году достались богатые трофеи в виде английских и французских грузовиков после поражения Франции.

В СССР производство автомашин только-только налаживалось. Всего то и было автозаводов, что ЗИС в Москве, ГАЗ в Горьком, да ЯАЗ в Ярославле. В царской России автозаводов и вовсе не было. Так что спасибо партии родной, что хоть это-то, благодаря прозорливости ЦК ВКП(б), было сделано. А что вермахт превосходил нас в автомобилях, это уж не наша вина.

Тем более что этот тезис совпадает и с утверждениями немецкой стороны о том, что осенняя распутица, российское бездорожье, а затем мороз и снег свели на нет преимущества вермахта в подвижности.

Выше уже было отмечено, что из 134 дивизий вермахта, действовавших в СССР, только 17 были танковые и 12 моторизованных и мотопехотных. Остальное – пехота. А в пехотной дивизии вермахта ее подвижность только на 24 процента обеспечивалась автотранспортом и на 76 процентов лошадьми, в то время как советская стрелковая дивизия обеспечивалась подвижностью на 18 процентов автомобилями и на 82 процента лошадьми. Не столь уж и большая разница.

В то же время в немецкой дивизии все штатные машины имелись в наличии, были на ходу и обеспечены военными водителями, необходимыми запасами запчастей, войсковыми ремонтными средствами и четко отлаженной системой обеспечения горючим. Немецкие командиры уже имели опыт использования автотранспорта в военных целях.

А вот основная доля автотранспорта Красной Армии до дня начала войны использовалась в народном хозяйстве. Когда потребовалась перевозка военного имущества и живой сила, тогда эти автомобили только-только начили прибывать по мобилизационному плану на сборные пункты военкоматов. Красные командиры не имели опыта в организации автоперевозок, отсутствовали специалисты-ремонтники, войсковая ремонтная база. Запаса запчастей не было, организованной системы снабжения горючим тоже. Ну, кто и зачем в армии будет все это организовывать в мирное время, если в ней нет автомобилей. Предполагалось, что все это поступит вместе с машинами по мобилизации. Но не учли, что гражданские ремонтные средства всегда стационарны (т. е. их невозможно использовать в полевых условиях), и к тому же они разбросаны по различным ведомственным гаражам.

А мобилизацию автотранспорта в западных районах страны приходилось проводить под немецкими бомбами, и она оказалась сорванной.

Таким образом, нерешенный вопрос с автотранспортом – это был крупный просчет высшего советского военного руководства, хотя сложно сказать, решаем ли он был вообще в то время. Так как нереально было в мирное время сосредоточить весь автотранспорт в армии, когда в автомашинах остро нуждалось все народное хозяйство. Так что этот просчет трудно отнести к проявлению бездарности советских генералов.

Вот запись из приказа наркома обороны № 113 от 11 декабря 1938 года, где ставятся задачи боевой подготовки на 1939 год:

«5. Включить в программу боевой подготовки командного состава и войск изучение автоперевозок. Изучение начать с практической отработки техники погрузки и разгрузки, для чего во всех частях иметь автомакеты с соответствующим оборудованием».

Видно, что по состоянию на начало 1939 года автотранспорта в войсках практически нет, и никто не умеет организовывать и научить автоперевозкам. Остается только тренироваться на макетах автомобилей.

Маршал Рокоссовский в своих мемуарах пишет, что в его корпусе с началом войны мотострелковые полки оказались в гораздо худшем положении, нежели стрелковые. Лошадей для перевозки тяжелого оружия (станковых пулеметов) и запасов боеприпасов в мотострелковых ротах по штату не имелось, а автомобили из народного хозяйства не прибыли. То, что пехота могла везти на своих штатных лошадях, мотострелки были вынуждены нести на руках.

О танках другой разговор. Сегодня из многочисленных источников известно, что количество советских танков превышало численность немецких в 3–4 раза. Если поставить танки на чашу весов сравнения уровня моторизации, то окажется, что в целом моторизация Красной Армии превышала уровень моторизации вермахта, даже если по общей численности и по количеству лошадиных сил на одного солдата.

Но немцы более умно и умело распорядились своей техникой. Они не стали распределять танки по пехотным дивизиям, как это сделали мы по примеру других европейских армий (вплоть до того, что в каждой стрелковой дивизии должно было быть по 12 танков Т-26), и не стали распределять танковые батальоны и бригады равномерно по корпусам и армиям. Они создали танковые группы, иначе говоря – танковые армии. Вдобавок они посадили пехоту танковых дивизий на машины, а артиллерию танковых дивизий сделали либо самоходной, либо на механической тяге. Даже саперные батальоны и тыловые подразделения этих дивизий были моторизованными. В результате все части немецкой танковой дивизии имели подвижность, примерно на уровне танков.

Вот такой бронированный кулак проламывал всякую оборону РККА, поскольку на любом участке немцы всегда получали численное превосходство в танках. Мотопехота, двигаясь столь же быстро, как и танки, закрепляла за ними захваченные территории и дожидалась подхода пехоты, которая завершала начатое танкистами.

Советское военное руководство не сумело до начала войны правильно оценить роль танковых соединений и развить тактику их применения. Хотя механизированные корпуса в РККА начали формироваться задолго до того, как немцы начали создавать свои танковые дивизии, но затем возобладала иная точка зрения их применения, и механизированные корпуса были расформированы. Лишь опыт войны в Польше и затем во Франции, где танковые дивизии сыграли решающую роль, заставил наших маршалов вернуться к идее танковых дивизий и мехкорпусов. Но время было трагически упущено. Если начать перечислять советские танковые дивизии 1941 года, то выяснится, что все они были сформированы в короткий отрезок времени между июлем 1940 и мартом 1941 года.

В июле 1940 года только начинается формирование первых танковых дивизий РККА. Несложно объявить двум-трем командирам отдельных танковых бригад, что отныне они вместе N-я танковая дивизия. И представить им командира дивизии, или даже одного из них объявить командиром дивизии. Но это будет просто сумма танковых бригад, но не единое целое соединение. Нужно еще создать тактику танковых дивизий, научить вновь испеченных комдивов управлять такими соединениями, включить такие дивизии в общую систему оперативного искусства армий и фронтов, научить взаимодействовать с пехотой и артиллерией. А кто будет всему этому учить? В РККА нет на это время высоких генералов, умеющих это делать. Следовательно, нужно проводить десятки войсковых учений, сотни командно-штабных игр и учений с тем, чтобы наработать эту самую танковую тактику. На это нужно время. А его-то у Красной Армии уже не было.

И подавляющее превосходство в количестве танков не стало танковым превосходством на поле боя.

А что же немцы? Немцы начали разрабатывать и отрабатывать танковую тактику еще в 20-х годах. Весь мир смеялся, когда немецкие солдаты толкают по полю фанерные танки на велосипедных колесах. Досмеялся….

Первые танковые дивизии гитлеровские генералы сформировали еще в 1935–1936 годах. У них было достаточно времени, чтобы обговорить, отработать и обкатать идею использования танковых соединений. Они опробовали своих танкистов в боях в Польше и Франции, обстреляли их, обкатали. Говорят, что за одного битого двух небитых дают. Здесь можно сказать, что одна танковая дивизия с боевым опытом стоит пяти вновь созданных.

Стоит ли это считать трагическим просчетом и проявлением бездарности именно и только сталинских маршалов? Трудно сказать. Едва ли. Точно так же, как и в СССР, думали генералы всех стран Европы. Точно также считали в стране, родоначальнице танков, имевшей опыт их массированного использования в боевых условиях – Англии. Британские генералы делили танки на два основных класса – танки непосредственной поддержки пехоты (НПП) и крейсерские танки. Первые должны были быть фактически броневым щитом пехоты и пушками поддержки, вторые – исполнять роль кавалерии по преследованию бегущего противника. Их танки были рассредоточены по пехотным дивизиям в большем количестве, чем в РККА. Так что недопонимание в то время сути танковых частей и соединений было присуще военным всех стран Европы.

Всем, кроме немецких военных. Вот этот момент, в частности, дает мне основание полагать, что, несмотря на все допущенные ими ошибки и просчеты, о которых я уже писал, немецкие генералы не были тупицами, а были весьма талантливыми полководцами.

Но стоит ли считать тупицами и бездарностями как советских, так и других европейских генералов, в отличие немецких? Надо заметить, что в 30-х годах танки были неисследованной новинкой. Первая мировая война дала лишь первый опыт использования нового оружия и повод для размышлений по наиболее рациональному применения танков. Локальные войны 30-х годов ничего для опыта танкового применения не добавили.

В те годы еще никому не было ясно – что такое танки. То ли это просто один из новых эффективных типов оружия, которое усиливает боевые возможности пехоты, то ли совершенно новый род войск, который перевернет всю тактику наземных сражений.

Не одному Гудериану приходила в голову мысль о том, что это новый род войск, что нужно создавать механизированные объединения – танковые армии, в которых все рода войск имеют ту же подвижность, что и танки. Достаточно напомнить, что эту же идею тогда четко описал английский генерал Д. Фуллер, французский полковник де Голль, советские специалисты Калиновский, Крыжановский, Аммосов, Фавицкий.

Не случайно именно в РККА начали формироваться первые танковые (механизированные) корпуса. Напомню, что 45-й механизированный корпус РККА был сформирован еще в 1932 году.

Но только большая война могла четко и однозначно прояснить – нужны ли танковые корпуса и армии, какие задачи они могут решать. Одно дело теоретизировать и доказывать необходимость такого использования танков, не неся за это прямой ответственности, и совсем иное – принимать ответственные решения, которые во время войны могут решить судьбу всей страны. Отсюда и колебания в советском высшем военном руководстве, отсюда и противоречивые решения. Все у нас понимали, что танки нужны и надо их много, но вот в какие организационные формы это все облечь, оставалось неясным. Узнать это было неоткуда. В европейских армиях генералы склонялись к тому, что танки нужны в основном как хорошее средство усиления пехоты.

Немцы же, готовясь к войне наступательной, агрессивной, решили, что для них танковые корпуса и армии станут таранящей силой. Сделали на это ставку и… выиграли. А могли и проиграть. Если бы Европа и СССР нанесли Германии упреждающий удар, то немецкие танковые силы могли не сыграть решающей роли. Танковые корпуса хороши в наступлении. Как оборонительные средства они довольно посредственный инструмент, что Вторая мировая война и доказала. Во всяком случае, особых преимуществ танковый корпус в обороне перед пехотным не имеет.

Но вот назревшую необходимость, которую четко заметили советские военачальники, немецкие военные просмотрели. Имеется в виду переход к танкам с противоснарядной броней от противотанковых орудий, способных бороться с тяжелыми танками. Время не дало возможности нам заменить все Т-26 и БТ-7 на Т-34 и КВ. Не успели. Иначе бы со всей немецкой танковой армадой было бы то, что произошло 19 августа 1941 года возле Гатчины. Один танк КВ (экипаж старшего лейтенанта З. Г. Колыбанова) подловил колонну немецких танков на труднопроходимой местности и уничтожил 22 из них, плюс две немецкие противотанковые пушки. Нельзя сказать, что немцы просто расстреливались Колыбановым. Когда танк вышел из боя, то на его броне насчитали 156 прямых попаданий бронебойных снарядов. Но 76-мм снаряды КВ свободно дырявили тонкую броню немецких Т-III а 50-мм снаряды короткоствольных немецких пушек осилить броню КВ не могли.

От автора. Это документально зафиксированный обеими сторонами факт. Кроме того, имеется кинопленка, запечатлевшая результаты этого боя – горящие немецкие танки.

Таким образом, и те, и другие генералы делали свои промахи в вопросе моторизации войск и все-таки находили верные решения.

Интересно высказывание наркома обороны К. Ворошилова в докладе «15 лет Красной армии» (1933 год):

«Если в 1929 году на одного красноармейца приходилось в среднем по всей РККА 2,6 механических лошадиных сил, и в 1930-м – 3,07, то в 1933 году уже 7,74. Это значительно выше, чем во французской и американской армии, и даже выше, чем в английской армии, наиболее механизированной».

Не берусь оценивать достоверность того, что говорил К. Ворошилов, но очевидно – кое-какие основания у него для этого были.

Итак, видно, что тезис о подавляющей степени моторизации вермахта размывается. Само по себе это преимущество немцы, конечно, имели, но не столько за счет количества машин, сколько за счет более умелого и грамотного их использования. Население Германии общий уровень образования имело более высокий, чем население России, отсюда немцы могли эксплуатировать свою технику значительно грамотнее и лучше.

Вина ли большевиков в этом? Сталинское руководство в области повышения грамотности населения в 1920–1930 годы сделало максимум возможного, но вековое отставание в образовании в 20 лет не преодолеть. Отсюда и неумение использовать полностью возможности техники. От генералов ли это зависело?

Вот что удалось отыскать в архивах КГБ. Привожу выдержки из докладной записки Особого отдела НКВД при штабе 1-й Ударной армии от 14.02.1942, которую капитан госбезопасности Брезгин отправил наркому НКВД.

«Общие потери танков с 1/XII 41 по 20/I 42 г. составляют 77 машин, из них подбито в боях 33 машины, утоплено на переправах и в болотах 4 машины, вышло из строя по техническим неисправностям 42 машины…»

Видим, что боевые потери танков составляют меньше половины. Остальное есть следствие безобразного отношения солдат и офицеров к своей технике, неумение и нежелание их грамотно эксплуатировать. Какова здесь вина генералов? Она, конечно, есть, и немалая. Но нельзя сбрасывать со счетов и вину (или беду?) всех нижестоящих военнослужащих, включая и рядовых солдат.

Далее:

«…Основными недочетами в использовании танков явились:

1. Отсутствие ремонтных средств для восстановления танков, вышедших из строя в бою или по техническим неисправностям. Так, например: до 16/01 42 г. в армии не было ни одной ремонтной бригады для восстановления танков, и полностью отсутствовали запасные части.

2. Отсутствие эвакуационных средств для эвакуации подбитых и аварийных танков, в результате чего:

а) застрявшие в болотах танки до сегодняшнего дня не вытащены по причине отсутствия тракторов большой мощности, когда как танки абсолютно исправны, и могли бы участвовать в боях;

б) 33 машины, подбитые артогнем противника и 42 машины, вышедшие из строя по техническим неисправностям, брошены экипажами в разных местах в районе действий армии неэвакуированными…»

А вот немецкий генерал Гудериан пишет, что до 94 процентов подбитых танков их ремонтные службы вводили вновь в строй в течение двух недель. Читая подобные документы, перестаешь удивляться, что вермахт с 4–5 тыс. танков успешно воевал против советской танковой армады в 12–14 тыс. машин. Гитлеровцы каждый свой танк оберегали и сохраняли, а наши танкисты разбрасывались ими как горелыми спичками.

Далее, в докладной записке речь идет об острой нехватке автотранспорта:

«…При вступлении в бой армия имела 1 695 машин, что составляло 50 процентов штатной потребности….

…эксплуатация машин была поставлена плохо, технический контроль отсутствовал, учета машин не было. С 27 ноября по 20 января 1942 года вышло из строя 230 автомашин, из них: утеряно и брошено 70 машин, вышло из строя по техническим причинам 91 машина, уничтожено противником 69 машин…»

Видим, что с автотранспортом положение еще хуже. Из 230 вышедших из строя автомобилей на немцев «вина» ложится только в отношении 69 автомашин. Все остальное это наше разгильдяйство.

Еще интереснее:

«…На участке действий 1-й Ударной армии в период боев у противника отбито и захвачено большое количество танков, бронемашин и автомашин, различных марок, в их числе были машины, брошенные нашими войсками в ноябре во время отступления и отремонтированные немцами.

Ремонт и восстановление материальной части машин, захваченных у противника как трофеи, отделом АБТ армии организован не был.

Из общего количества 363 танков, захваченных у противника, ни одного танка не отремонтировано, а из 1 882 автомашин пущено в ход и используется только 59…»

Все жалуются на то, что остро не хватает автомашин, а «подаренными» немцами машины пользоваться не хотят. Перефразируя профессора Преображенского из «Собачьего сердца», хочется сказать, что немецкое преимущество в моторизации было не на дорогах и полях, а в головах. Но назвать это просчетом только высшего военного руководства СССР трудно. Тут вину стоило бы равномерно распределить на всех – от Жукова до последнего рядового водителя.

Преимущество немцев в автоматическом оружии

Начнем с того, что сам по себе пистолет-пулемет (это более точное название того оружия периода Второй мировой войны, которое мы называем автоматом) имеет преимущество перед винтовкой только в ближнем бою на дальностях до 50—100 метров, когда враги сошлись в рукопашной схватке, или когда бой идет внутри здания. А такое сближение в бою крайне редкое явление.

В основном, пехота как советская, так и немецкая была вооружена винтовками. Немецкая пехота в основном была вооружена укороченной винтовкой Маузер 98К. Автоматических и самозарядных винтовок она не имела совсем. Только в конце 1941 года из опыта боев, когда гитлеровское командование убедилось в явном и серьезном превосходстве самозарядных винтовок, немецкая пехота начала получать некоторое количество самозарядных винтовок. А вот пехота Красной Армии к началу 1941 года в массовом порядке стала переходить на самозарядную винтовку Токарева (СВТ) и автоматическую винтовку Симонова (АВС). Вторая уже приобретала свойство ручного пулемета. Для этого ей не хватало лишь сошек у конца ствола и более емкого магазина.

К. Ворошилов в своем докладе «15 лет Красной армии» (1933 год) указывал, что самозарядными винтовками Красная Армия уже располагает. Надо полагать, что к началу войны таких винтовок изготовлено было немало.

Дабы скрыть это весьма серьезное преимущество в стрелковом оружии, которое в силу плохой обученности личного состава использовать толком не сумели, советскими партийными пропагандистами после войны была пущена в ход байка о сложности винтовок АВС и СВТ, их капризности и ненадежности. Мол, из-за отрицательных боевых качеств в расчет принимать эти винтовки не стоит. А было это не так.

Сравним вооружение пехотного отделения вермахта и стрелкового отделения Красной Армии.

Пехотное отделение вермахта. 1 унтер-офицер, 9 солдат. Всего 10 человек.

Вооружение – 1 ручной пулемет, 1 пистолет-пулемет, 8 винтовок 98К.

Стрелковое отделение Красной Армии: 1 сержант, 10 солдат. Всего 11 человек. Вооружение – 1 ручной пулемет, 2 пистолета-пулемета, 2 самозарядные или автоматические винтовки, 6 винтовок.

Итак, огневая мощь стрелкового отделения РККА выше, чем пехотного отделения вермахта. Два автомата против одного и две автоматические винтовки, скорострельность которых куда выше, чем обычных.

В целом в стрелковой дивизии РККА 1204 автомата, 3307 самозарядных винтовок, 392 ручных пулеметов и автоматических винтовок (их вполне обоснованно приравнивали к ручным пулеметам), 166 станковых пулеметов.

В пехотной дивизии вермахта 864 автомата, самозарядных винтовок нет совсем, станковых пулеметов 138, ручных пулеметов 378.

Необходимо заметить, что при рассмотрении распределения автоматов по подразделениям становится заметно, что ими у немцев был вооружен в основном личный состав, который не ведет стрелкового боя (связисты, полевые жандармы, штабные солдаты, медики). Явно прослеживается, что немцы рассматривали автоматы в качестве второстепенного вспомогательного оружия. То есть так, как оно и было в действительности.

При этом заметим, что по штату против 14 483 человека советской дивизии немецкая имела 17 734 человек. Если поделить автоматическое оружие на личный состав, то получим, что не вермахт, а Красная Армия имела превосходство в этом вопросе. Во всяком случае, по штату. Другое дело, что войну вермахт встретил в полном комплекте как в личном составе, так и в оружии, а дивизии Красной Армии – в лучшем случае в половинном составе и без должного оснащения…

Если обратить внимание на пулеметы, то немцы использовали легкий, удобный универсальный пулемет МГ-34, который можно было использовать в любом качестве (как станковый, зенитный, ручной, танковый), а в Красной Армии как станковый использовался давно устаревший, очень тяжелый и громоздкий Максим.

Итак, о превосходстве немцев в автоматическом оружии можно сказать о то, что здесь налицо просто один из крупных просчетов советского высшего военного руководства. Причем просчет системный и длительный. Конечно, частично он объясняется объективными причинами, о которых говорилось выше, но компенсировать его хотя бы частично наши генералы не сумели.