Текст книги "Молот Тора"

Хельгисага (18–31)

18

Конунг Рогаланда Эйвинд по прозвищу Кривой Рот, как уже говорилось, особым расположением у народа не пользовался. И прежде всего потому, что во многом зависел от Асы, дочери Харальда Рыжебородого, которая правила в соседнем Агдире после того, как ее слуга убил ее мужа Гудреда Охотника. В тот год, когда Эйвинд взял на воспитание Хельги, сын Асы, Хальвдан Черный, уже начал подчинять своей власти вестфольдские земли; на следующий год стал правителем всего Вестфольда и половины Вингульмёрка, а еще через год завоевал Раумарики. Он был удачливым воином, властным и жестоким правителем и с детства привык следовать советам матери.

Оценив свои силы, конунг Эйвинд благоразумно решил, что лучше ему подчиниться агдирским хозяевам и выполнять их желания, чем независимым поведением вызвать их недовольство и рано или поздно лишиться власти над своими землями, как это случилось с конунгами Вингульмёрка и Раумарики, не говоря уже об Олаве, единокровном брате Хальвдана, которого, как поговаривали, тайно умертвили в Гейрстадире, а потом объявили, что он сам по себе умер от болезни.

По приказу Асы Эйвинд поставлял ей и Хальвдану лучших своих воинов, снаряжал боевые корабли в дальние морские набеги. В Эйрикстадире возле своего дома конунг выстроил просторные гостевые палаты, стены которых завешивались дорогими фризскими гобеленами, убирались цветными щитами, шлемами и кольчугами, а лавки покрывались блестящими полавочниками и расшитыми подушками. В них принимали гостей из Агдира и Вестфольда. По сравнению с домом, в котором жил конунг Рогаланда, эти палаты выглядели настоящим дворцом.

19

Взятого на воспитание Хельги конунг Эйвинд окружил вниманием и заботой. Он поручил его опытным воспитателям и любил повторять, что у него, Эйвинда, отныне три сына и Хельги среди них старший.

Родных сыновей конунга звали Сульки и Соти. Сульки был на год моложе Хельги, а Соти – на три года. Они также приняли Хельги как родного и скоро так к нему привязались, что старались не разлучаться.

Уже говорилось, что Хельги от рождения был очень хорош собой, к тому же приветлив и обходителен. Он прямо-таки притягивал к себе самых различных людей, в особенности детей, которые будто грелись в его присутствии, как зимой греются у очага, а весной – на ласковом солнце.

Без малого десять зим Хельги Авальдссон провел у конунга Эйвинда Кривой Рот, и с годами их дружба с Сульки и Соти только усиливалась: ничто их не разделяло – ни слово, ни дело.

20

Как известно, сыновья богатых бондов стремятся быть поближе к сыновьям конунгов и ярлов и вместе с ними обучаться военным искусствам, составляя то, что в те времена, о которых идет речь, называлось малым конунговым хирдом, или отрядом детей мужей. На пирах они сидели за отдельной скамьей, воины брали их с собой сначала на охоту, затем – в несложные походы, и, взрослея, они пополняли собой дружину ярла или конунга, добывая себе славу и богатство.

Такого рода малая дружина постепенно образовалась в Эйрикстадире, и Хельги мог бы в ней верховодить. Но он всячески подчеркивал, что главный в их компании Сульки, старший сын конунга. И тот за это еще сильнее привязался к своему побратиму.

Хельги всех одаривал своей дружбой. Но помимо сыновей конунга ближе всего к нему были, пожалуй, Вестейн, Кари и Флоки.

21

Под руководством опытных наставников отроки конунгового хирда упражнялись в том, что необходимо каждому мужчине и воину: фехтовали на мечах, стреляли из лука, метали копья и камни, бегали и плавали, обучались прыжкам в высоту и в длину, без оружия и с оружием, с тяжестями в руках и с грузами на теле. Хельги в этих упражнениях неизменно участвовал, но никогда не стремился быть первым.

В тренировочных схватках он больше любил уклоняться, чем наносить удары. При этом чем напряженнее было состязание – фехтование или борьба, – тем ярче на его лице светилась улыбка. За это он получил прозвище – Хельги Улыбка. Ведь обычно, когда люди состязаются и напрягаются, лица у них становятся напряженными, или хмурыми, или яростными. Но не у Хельги!

Так вел он себя на глазах у товарищей. Но часто улучал момент и с одним из воспитателей, человеком по имени Эндот, удалялся в какое-нибудь безлюдное место, на берег фьорда или на лесную поляну, и там учился рубить мечом с обеих рук; он так быстро взмахивал мечом, что, казалось, будто в воздухе не один меч, а целых три летают. В полном вооружении он подпрыгивал больше чем на высоту своего роста. Плавал он как тюлень: быстро, далеко и, если надо, лишь изредка выныривая на поверхность.

22

Особо любил Хельги взбираться на скалы, которые со стороны выглядят отвесными. На таких скалах обычно гнездятся тупики. Хельги подбирался к их гнездам и добывал птичьи яйца, которые дарил конунгу Эйвинду и его жене – они ими лакомились и благодарили приемыша.

Обычно Хельги карабкался на неприступные скалы в одиночестве, чтобы не подавать товарищам опасный пример. Но Сульки и Соти однажды тайно подглядели, как он это делает, и Соти – ему тогда было лет семь – полез на гору, крутую и опасную даже для взрослого человека. Кое-как преодолев несколько уступов, Соти оказался на вершине утеса. Но спуститься уже не мог и стал звать на помощь. Сульки не решился ему помочь, и правильно сделал, потому что с такой крутизны они бы оба сорвались. Люди, которых Сульки призвал, отроки и взрослые, тоже в нерешительности стояли внизу. По счастью, мимо проходил Хельги. Он тут же сбросил с себя плащ, легко влез на гору, посадил Сульки к себе на спину и спустился вниз безо всякого вреда.

Когда об этом происшествии доложили конунгу, Эйвинд объявил:

– С этого дня я считаю Хельги не только моим воспитанником, но и моим приемным сыном.

При этом конунг так широко улыбнулся, что рот его сильнее обычного сполз набок.

В другой раз Хельги с Эндотом отправились на приморские скалы собирать анжелику – растение, которое употребляют при лечении увечий. Камни внезапно покатились из-под ног Хельги, и он повис над пропастью, уцепившись за стебель растения. Он молча висел, не окликая своего наставника. А когда спустя некоторое время Эндот спросил подопечного, собрал ли тот достаточно анжелики, Хельги, улыбаясь, спокойно ответил:

– Думаю, мне ее хватит, когда та, за которую я держусь, выскользнет.

Только тогда Эндот понял, что Хельги находится в смертельной опасности, и вовремя помог ему выбраться.

В искусстве скалолазания Эндот превосходил Хельги, но спокойное мужество отрока его удивило.

23

Среди дружинников конунга Эйвинда был человек по имени Рафн. Он подвизался среди наставников и часто оказывался рядом с Хельги, ничему его не обучая, но иногда с ним заговаривая.

После того случая с анжеликой Рафн похвалил Хельги за проявленное мужество.

– Не меня надо хвалить, а моих родичей, – возразил Хельги. – От них мне достались две ценные для мужчины вещи. Одна из них – то, что я, похоже, не испытываю страха.

– А что за вторая вещь? – поинтересовался Рафн.

– Я с детства двигаюсь быстрее, чем другие люди.

В другой раз Рафн спросил Хельги, что он думает о смерти своих родителей.

– У каждого своя судьба. Их судьбой было вместе радоваться жизни и вместе умереть. Мне думается, это удача, – так ответил юноша.

– А вот тебя удача покинула, – грустно заметил Рафн.

– Быть воспитанником самого конунга – это непохоже на неудачу, – сказал Хельги.

Он часто уходил на морской берег, садился на камень и подолгу смотрел вдаль.

Однажды сзади к нему подошел Рафн и спросил:

– Что ты тут делаешь?

– Я нахожу лучшее удовольствие в том, чтобы любоваться красивыми кораблями, проходящими мимо.

– Но я не вижу ни одного корабля, – удивился Рафн.

– Корабля надо уметь дожидаться. Красивого – особенно, – откликнулся Хельги и улыбнулся.

24

Хельги минуло пятнадцать зим, когда ему пришлось участвовать в первом поединке.

Какой-то человек толкнул на дороге женщину, сшиб ее с ног и не подумал остановиться. Хельги сделал ему замечание, а тот стал браниться, угрожать, и дело кончилось тем, что он вызвал Хельги на поединок. Он был высокого роста, широк в плечах и, судя по всему, к тому же еще и берсерк.

Друзья уговаривали Хельги не связываться. Но тот улыбнулся и вызов принял.

Верзила явился на место поединка на коне и заявил, что с коня не сойдет. С ним были два секунданта, а с Хельги один только Вестейн.

– Ну, если ему удобнее на лошади, мне тоже будет удобно, – сказал Хельги, хотя Вестейн предлагал ему отказаться от поединка из-за явного нарушения правил.

И вот берсерк завыл и, поднеся щит ко рту, стал кусать его край и свирепо скалиться. А Хельги метнулся вперед и, поравнявшись с конем обидчика, мгновенно ударил ногой по низу щита. Щит так и влетел берсерку в рот и выломал челюсть, и она свалилась ему на грудь. От боли верзила потерял сознание и упал с коня. Поединок на этом закончился.

А дальше, как по пословице: стоит одному камню сорваться – за ним другие посыплются.

Один за другим люди буйного поведения стали как будто специально приходить в Эйрикстадир и задираться не к Хельги, а к его друзьям; сам он, не отличаясь честолюбием, мог бы пропустить оскорбления мимо ушей, но этого не снесли бы его товарищи по отряду, а Хельги не желал подвергать их опасности.

Поединки состоялись в разных местах, на разных условиях и с разным оружием.

Противники, как это принято перед началом сражения, раззадоривали себя обидными речами и яростными выкриками. Но Хельги никогда им не отвечал.

Лица буянов искажались зверскими гримасами. Хельги же, по своему обыкновению, улыбался; разве что перед самым нападением улыбка его становилась печальной.

Все поединки Хельги выиграл и никого не убил, а только слегка ранил до крови, чтобы его победа была признана и можно было потребовать виру.

Лишь один раз он изувечил своего противника.

25

Дело было так:

Однажды навстречу Хельги попался человек высокого роста. Он назвал себя Сорле Сильным. И действительно, видно было, что справиться с ним трудно.

– Слушай, малец, дай-ка мне денег! – велел он.

Хельги ему вежливо ответил:

– Неразумно давать взаймы незнакомому человеку.

– Боишься, что я не верну тебе долг? А мне какой-то болтун говорил, что ты ничего не боишься! – удивился Сорле.

– Будь по-твоему, – сказал Хельги и дал денег.

Вскоре после того Хельги увиделся с конунгом и рассказал ему об этом случае. Конунг сказал:

– Не повезло тебе. Это очень плохой человек – известный разбойник. Не связывайся с ним. Лучше я подарю тебе столько, сколько ты дал ему.

– Плохи же тогда мы, ваши дружинники, если позволяем отнимать у себя свое добро, – ответил юноша.

Вскоре после этого он встретил Сорле и потребовал уплаты долга. Но тот сказал, что еще никому не возвращал взятые деньги.

Хельги грустно вздохнул и сказал:

– Либо ты вернешь мне долг, либо через три ночи мне придется биться с тобой на поединке. Ты сам меня к этому вынуждаешь.

Сорле рассмеялся и сказал:

– Никто еще не решался вызывать меня на поединок. Слишком многие поплатились своей шкурой!

На этом они расстались.

Когда Хельги рассказал Эндоту о том, что произошло между ним и Сорле Сильным, наставник сказал:

– Плохо дело. Тебя угораздило связаться с колдуном, который может сделать тупым любое оружие… Мы вот как поступим. Я дам тебе меч. Сражайся им, а этому человеку покажи тот меч, с которым ты явишься на поединок.

Когда соперники встретились и встали друг против друга на подножники, Сорле спросил, что у Хельги за меч. Хельги показал ему свой меч и взмахнул им, а меч, который ему дал Эндот, спрятал у себя в рукаве, обвязав его рукоятку ремнем.

– Не спасет тебя твой меч, – сказал Сорле, посмотрев на меч Хельги.

И он свирепо рубанул своим мечом. Хельги едва успел от него уклониться и тотчас нанес ответный удар мечом Эндота. Но берсерк стоял, не защищаясь. Он ведь думал, что у Хельги тот самый меч, который тот ему показал раньше. И Хельги отсек у Сорле правую руку.

Рука упала на подножник и вместе с ней меч, который она держала. Сорле с удивлением их разглядывал. А Хельги сказал:

– Смотри или не смотри – руки у тебя больше нет. Колдовство и обман нынче дорого стоят.

От виры Хельги отказался и долг берсерку простил, объявив, что тот с ним вполне рассчитался.

Тут нужно заметить, что о похожем происшествии рассказывается в саге о Гуннлауге Змеином Языке. Но, правду сказать, Гуннлауг был исландцем, а в во времена юности Хельги этот остров еще не открыли, и никто из северных людей не знал о его существовании.

26

Хельги перестали вызывать на поединки после того, как он встретился…

………………………………………………………………………………………..

/Далее текст обрывается – Прим. переводчика/

27

Когда Хельги исполнилось шестнадцать зим, конунг Эйвинд сказал ему:

– Хватит тебе биться на поединках и без толку рисковать своей жизнью. Я дам тебе корабль. Плавай на нем вдоль наших берегов и защищай их от разбойников. Так ты сможешь показать себя с пользой для дела.

Сульки и Соти, сыновья конунга, хотели отправиться вместе с Хельги. Но конунг им отказал, сказав, что для них он найдет другое занятие.

Хельги хотел, чтобы с ним плавал его наставник Эндот. Но Эйвинд с каким-то поручением отправил Эндота в Агдир, откуда тот был родом, а в наставники Хельги определил Рафна.

Все люди, которых конунг дал Хельги вместе с кораблем, были из взрослой дружины. И только Вестейну и Кари удалось уговорить конунга отпустить их вместе с их другом. Рассказывают, что они дождались момента, когда Эйвинд был в хорошем настроении, и Вестейн воскликнул:

– Пожалей нас, конунг! Мы умрем от голода, если ты не позволишь нам плавать с Хельги!

– Почему от голода умрете? – удивился Эйвинд.

– Потому что мы нигде не найдем лучшего сотрапезника, – тихо и жалостливо ответил ему Кари.

Судя по всему, конунгу острота понравилась. Рот его сильно скривился в улыбке, а просителям было даровано разрешение.

Отправляя Хельги в первое плавание, Эйвинд конунг сказал ему:

– Пусть с тобой будет твоя удача.

– Только в том случае, – ответил Хельги, – если со мной будет и ваша удача, конунг.

Большинство воинов сразу полюбили Хельги и признали в нем предводителя. А те немногие, которые случаются в командах и слишком себе на уме, также прониклись уважением к Хельги после того, как он у них на глазах пробежался по веслам за бортом корабля в то время, как люди гребли. Никому из дружинников такое было не под силу – не удержали бы равновесия.

Всю весну и всю осень Хельги защищал от разбойников берега Страны Ругов, плавая на корабле, который дал ему конунг. А Сульки и Соти Эйвинд сделал главными над стражей на мысах и косах; они зажигали костры для предупреждения жителей о нападении неприятеля. Хельги и его людям удалось отогнать три и потопить два разбойничьих корабля, а один корабль очистить от викингов и со всем награбленным добром пригнать в подарок конунгу Эйвинду.

Побежденных врагов Хельги не придавал казни, а безоружными высаживал на берег и брал с них клятвы никогда больше не нападать на ругов. Но некоторые вспоминали потом, что Рафн через посыльных сообщал о высаженных местным бондам, и те их вскорости отлавливали и умерщвляли.

Вспоминали также, что однажды в тихую погоду с мачты сорвался огромный брус, а Хельги как раз стоял внизу, и если бы не его поразительная изворотливость, брус наверняка проломил бы ему голову.

28

На следующий год конунг Эйвинд несколько раз отправлял Хельги собирать подати с дальних островов; те давно задолжали конунгу, но никто из людей Эйвинда не хотел туда ехать. Хельги же ни в чем не отказывал своему приемному отцу, как конунг велел ему себя называть.

Ничего не рассказывают о том, как он эти долги собирал.

Зато известно, что во время одной из поездок корабль Хельги попал в бурю. Лето уже кончалось, и часто свирепствовала непогода, потому как дело шло к зиме. Но конунг велел Хельги напоследок сплавать на Утсиру и взыскать там просроченную дань. Рафн в этот раз не поехал, так как у него разболелось бедро.

Вышли в море при ясной погоде. Но к середине дня небо нахмурилось. А к вечеру с северо-запада налетел сильный ветер. Море бурлило, огромные валы обрушивались на корабль. А тут еще сверху посыпался такой крупный град, что одна градина весила целый эрир.

Люди приготовились к худшему. Молились: кто – Тору, кто – Одину, кто – Ньёрду. Несколько человек бранили конунга Эйвинда за то, что отправил в плавание в заведомо опасное время. Все жалко выглядели. А Хельги облачился в красивую одежду. Золотистые волосы, которые обычно падали ему на плечи, он зачесал за уши и повязал шелковой лентой, украшенной золотом. На шею надел серебреную гривну с молоточками Тора. На запястье правой руки надел большой позолоченный браслет, который назывался Мольди, а на правую руку – золотое обручье, загнутое по краям и называвшееся Змеи Одина – то самое, которое когда-то принадлежало его отцу, Авальду Доброму. Лицо Хельги улыбалось, губы двигались. Он что-то радостно говорил, глядя на нос корабля, но слов его из-за громкого ветра никто не слышал.

Буря окончилась так же внезапно, как и началась. Море утихло и вместе с ним успокоились корабельщики. И тут Вестейн поинтересовался у Хельги, с какой стати он так разоделся и прихорошился.

– Знающие люди говорят, что чем наряднее ты выглядишь, тем лучше тебя примет морская богиня, – отвечал Хельги. – Я бы ее попросил, чтоб она проводила меня в Вальгаллу. Мой отец, Авальд, славным был человеком, и моя мать, Хельга, славной была женой. Она встретила ту же участь, что и ее муж. Фрея, я уверен, приняла ее в Фолькванг, свой чертог. Они бы меня сразу узнали по отцовскому обручью.

– А кому ты молился? – спросил Кари.

– Молись, не молись – от своей судьбы не уйдешь, – сказал Хельги и объяснил: – Я с кораблем разговаривал. Я ему говорил: «Счастливый путь, Верный. Мчись по волнам, бей в чело и в зубы, в щеки и в подбородок злую женщину, ломай ноги у чародейки!»

– А кто эта чародейка? – спросил Флоки.

– Буря. Кто же еще! – отвечал Хельги.

Тут надо сказать, что с той поры корабль, на котором плавал Хельги, стали называть Верный. И постепенно с корабля прозвище перекочевало на его командира – Верный, Надежный; Трувард на языке ругов.

29

Трудно далось это плавание Хельги и его спутникам.

А когда вернулись в Эйрикстадир, Нефьольф, конунгов казначей, взял у Хельги кошель с собранными деньгами, высыпал их на щит перед конунгом, некоторое время рассматривал, а потом говорит.

– Я думаю, что здесь собраны все самые никудышные денежки, которые нашлись на острове. Я, конунг, для тебя таких денег не взял бы.

Эйвинд кривил рот и молчал.

– Позови сюда кого-нибудь, чтобы их взвесили, – предложил Хельги.

Эйвинд безмолвствовал.

– Что ты тут раскомандовался? Надо будет – взвесим, – сказал Нефьольф.

И снова конунг промолчал.

– Мы так рисковали во время плавания. А он даже не поблагодарил тебя. Ясное дело, тебя оговорили, – объясняли потом Вестейн и Кари.

– Оговорить можно того, кому нет доверия, – сказал наставник Эндот.

30

Всю зиму, однако, конунг Эйвинд был с Хельги приветлив, на пирах сажал его рядом с собой и улыбался ему своим кривым ртом.

А когда наступила весна и открылась навигация, велел приемному сыну взять корабль и отправиться в дальнее плавание к Северным островам, сообщив, что казна его оскудела и ее надо пополнить.

По дороге Хельги было велено заехать в Фарсунд и там получить дополнительные указания от Кьётви Богатого, ярла Западного Агдира.

У Сульки и Соти теперь было по боевому кораблю, и они долго упрашивали отца, чтобы тот отпустил их вместе с Хельги. Но Эйвинд им снова наотрез отказал. Вместе с Хельги отправились Вестейн, Кари и Флоки, а также Рафн, у которого еще в начале зимы зажило бедро.

31

В Фарсунде ярл Кьётви Богатый не сразу принял Хельги. Так случилось, что как раз в это время в Фарсунде гостила Аса, правительница обоих Агдиров, и Кьётви, ясное дело, ни на шаг не отходил от хозяйки. Лишь на третий день Кьётви выкроил время, чтобы призвать к себе Хельги и дать ему деньги для Кетиля Плосконосого, который командовал на Гебридах.

На следующее утро Хельги уже собирался отплыть, когда вдруг прибежал человек и сообщил, что Хельги желают видеть.

– Кто?

В ответ на вопрос слуга лишь запрокинул голову и воздел руки к небу.

Хельги привели в длинный дом и усадили за стол, за которым сидели человек десять нарядно одетых людей. Во главе стола восседала Аса, причем сидела она на мужском высоком кресле хозяина, а Кьётви ярл сидел на противоположном месте для почетных гостей. Хельги усадили в конце стола и дали ему пить и есть. Аса даже не смотрела в его сторону, беседуя по очереди то с одним, то с другим из сидевших. Когда беседа заканчивалась, сидевший вставал и уходил. Так продолжалось до тех пор, пока за столом не остался один Хельги. Только тогда Аса на него посмотрела, но ничего не сказала, встала и вышла из застолья. А Хельги вернулся на корабль, потому что никто его не задерживал.

И снова ему не дали отплыть. Едва он поднялся на борт, снова прибежал какой-то слуга и сообщил, что Аса приглашает Хельги на вечернюю трапезу. Пришлось во второй раз отложить отъезд.

Вечером за столом было в три раза больше людей, еще более нарядных. Хельги, хотя и приоделся в самое дорогое свое платье, выглядел среди них, как бонд среди ярлов. Но мало кто обращал на него внимание. И всех менее – Аса.

Пир шел к концу, когда к Хельги подошла пожилая служанка и велела встать из-за стола и следовать за ней.

– Куда? Зачем?

На эти вопросы служанка не ответила.

Привели его в горницу и тут же заперли дверь снаружи.

Через некоторое время дверь отворилась и вошла Аса.

– Мне о тебе рассказывали, – сказала она. – Говорят, ты осиротел и у тебя нет отца.

– Меня воспитал конунг Эйвинд. Он называет меня своим сыном, – ответил Хельги.

– Не смеши меня. Какой он тебе отец! – сказала Аса.

Хельги не знал, что на это ответить. Аса же заперла дверь изнутри и сказала:

– Этой ночью будешь спать со мной. Нам надо с тобой познакомиться.

– Как вам будет угодно, – ответил Хельги.

Хельги в ту пору едва исполнилось восемнадцать. Асе было сорок семь, но выглядела она моложе. На ней было красное платье, а на платье богатые украшения. Сверху на ней была пурпурная накидка, донизу отороченная кружевом. Волосы у нее были не длинные, но густые и красивые.

Постель, на которую они легли, была с пологом из драгоценной ткани и с роскошными покрывалами. Когда Хельги разделся и лег, Аса наполнила его кубок заморским вином, которое редко подавали за столом у Эйвинда конунга.

Наутро Аса сказала:

– Ну вот, познакомились. Попробуем теперь подружиться.

– Как вам будет угодно, – снова сказал Хельги.

– Завтра утром я возвращаюсь в Харальдстадир. Мне угодно, чтобы ты поехал со мной, – сказала Аса.

Хельги возразил, что конунг Эйвинд послал его к Северным островам.

– Это он для тебя конунг. А для меня – послушный слуга, – сказала Аса.

– Но он дал мне людей и корабль, – продолжал возражать Хельги.

– Я дам тебе столько кораблей, сколько тебе понадобится, – говорит Аса.

– Но на причале меня ждут друзья.

– Возьми с собой тех, без кого не можешь обойтись, а остальные пусть выполняют приказ этого Эйвинда.

– Как вам будет угодно, – еще раз повторил Хельги.

– Матери у тебя тоже нет, – сказала Аса, разглядывая Хельги. – Люблю сирот. С юных лет сама сирота.

Она отперла дверь и велела служанке, той самой, которая привела Хельги в горницу:

– Скажи тем, кто нас видел, что им не поздоровится, если они не будут держать язык за зубами.

Тут они расстались. И Хельги пошел к кораблю.

У Рафна от удивления, что называется, глаза на лоб полезли, когда он узнал, что Хельги приказано остаться в Агдире и главным вместо себя назначить его, Рафна.

С Хельги не захотели расстаться Вестейн и Кари, а Флоки выразил желание продолжить плавание к Северным островам.

На следующий день Аса и Хельги отправились в Харальдстадир. Корабль у Асы был роскошный. Вытесанный из высокого, стройного дуба киль имел такую форму, что основной вес приходился на середину корабля, а заостренные концы киля облегчали скольжение по волнам. Шпангоут был сделан из твердого дуба и состоял из деревянных планок природной кривизны. Поверх шла обшивка из дубовых планок, оплетенных для пущей прочности веревками из еловых корней. Хельги уже научился разбираться в боевых кораблях и по достоинству оценил работу корабельных мастеров.