Текст книги "Дух воина"

– Познакомьтесь, это Миша, он немой.

На присутствующих из-под густых бровей молча смотрел бородатый старик. Его лицо было всё испачкано грязью, а на растрёпанных в разные стороны длинных волосах виднелись прилипшие нити паутины. Несмотря на тёплую погоду, стоявшую сейчас на дворе, одет он был в какой-то старый длинный пиджак замысловатого покроя и в когда-то бывшие светлыми льняные шаровары. Обуви же на этом странном старике не было вообще. С его появлением и без того тяжёлый воздух подвала наполнился ещё и запахом канализации. Если бы местная публика не была привыкшей к такого рода запахам, то амбре, исходящее от гостя, вполне могло бы подпортить их аппетит.

– Если он немой, то как вы узнали его имя? – здраво рассудил Заречный, изучающе осматривая пришельца.

– Так это я сама ему имя придумала, – ещё шире улыбнулась Монс, – надо же мне к нему как-то обращаться.

– Логично, – согласился Иван. – И как, ваш знакомый отзывается на это имя?

– А какая разница, – махнула рукой Мария Адольфовна и продолжила свой рассказ. – Вы представляете, я его совсем недалеко от нас в канализационной яме обнаружила. Видать в потёмках туда свалился, сердешный. Когда он оттуда выбрался такой грязный и несчастный, то мне так его жалко стало… Вот я и решила привести его к нам. Голодный, наверное? У нас там найдётся чем его покормить?

Монс участливо взглянула на пострадавшего, после чего перевела взгляд на своих товарищей.

– Ну что ж, раз такое дело… – произнёс Профессор, который уже сгорал от желания приступить к завтраку.

Он сглотнул слюну и, указывая гостю на свободное место у импровизированного стола, добавил:

– Раз так, то, конечно, поделимся. Как говорится, чего Бог послал. Присаживайтесь к нам за стол и откушайте с нами.

– А я, ведь, тоже не с пустыми руками, – улыбнулась Мария Адольфовна и извлекла из сумки небольшой пакет с пирожками.

– Вот, – гордо сказала она, – домашние с капустой. Подруга угостила.

– Это же просто шикарно, – радостно воскликнул Профессор, откупоривая бутылку водки, – Иван Петрович, доставайте тогда ещё пару стаканчиков.

– Есть достать стаканчики, – по-солдатски ответил Заречный, и на столе появилась ещё пара одноразовых пластиковых изделий, которые использовались уже далеко не первый раз.

Все, кроме «Миши», выпили и молча, в отличие от заведённого ежедневного обычая обмениваться за завтраком и ужином новостями, принялись за еду. Старик, отрицательно махнув головой на предложенный ему стаканчик с водкой, устремил свой взор на открытый спичечный коробок, в котором лежала соль. Он, словно изучая невиданную до сих пор вещь, всматривался в содержимое коробка, после чего протянул руку и набрал оттуда хорошую щепотку белого кристаллического вещества. Поднеся соль к носу, «Миша» принюхался и, видимо, удовлетворившись результатом, высыпал всё в рот. На его лице появилась гримаса удовлетворения. Все присутствующие вопросительно переглянулись, но Заречный уже налил по второй, и всё внимание хозяев подвала вновь переключилось на еду. Пока старожилы закусывали принесёнными Монс пирожками, странный старик, недолго думая, взял спичечный коробок и без зазрения совести высыпал всё его содержимое себе в рот.

– Ты это чего делаешь? – начал было возмущаться Профессор, но Мария Адольфовна одёрнула его.

– Захар Фёдорович, тебе чего, соли для нашего товарища жалко?

Всегда добродушный Профессор, разгорячённый сейчас алкоголем, хотел было сказать что-то колкое, но ограничился небольшой репликой.

– Такие товарищи в сорок первом мою лошадь съели, – буркнул он, переиначив знакомую поговорку.

На этом инцидент исчерпался. Пришелец кроме соли больше ничего есть не стал, а остальные, за исключением Заречного, быстро справившись с едой и «приговорив» бутылку белой, задымили сигаретами. Новенькому, видимо, тоже, как и Ивану, не нравился запах дыма, так как он, едва до него доплыло табачное облачко, зашёлся продолжительным кашлем и промычал что-то невразумительное. Однако этот своеобразный протест пришельца был преспокойно проигнорирован курильщиками, как когда-то были отвергнуты все протесты Заречного.

Выкурив по традиционной сигарете, жильцы подвала занялись своими повседневными делами. Иван, после суточного дежурства на автостоянке, куда его по знакомству устроил бывший одноклассник и тоже афганец, лёг в свой угол спать. Профессор пошёл на обход закреплённой за ним территории, на предмет поиска пустых бутылок, цветного металла, макулатуры и всего того, с чего можно было бы получить хоть какую-то копейку. В его «хозяйство» входили также и мусорные баки, куда иногда состоятельные жильцы выбрасывали как довольно приличные вещи, так и вполне пригодную, по его мнению, пищевую продукцию. Мария Адольфовна, прихватив с собой «Мишу», также отправилась к месту своей «работы». Её место находилось возле одной из автобусных остановок. Там она быстро из живой и неугомонной женщины вмиг перевоплощалась в немощную старушку. Заняв свой пост, купленный когда-то у местных криминальных структур, а теперь еженедельно оплачиваемый в виде взносов их неизменному участковому, Монс просила милостыню. Получалось у неё это довольно неплохо, так как она от природы обладала великолепными артистическими способностями. Теперь же её талант щедро оплачивался доверчивыми и сердобольными жителями их небольшого городка.

Вечером, когда все вновь собрались на ужин, Монс пришла одна. Сокрушённо вздыхая, она сказала, что выйдя со двора, её спутник, ничего не объясняя, покинул её и направился куда-то в сторону центра города. Больше она его не видела и ничего о нём не слышала, впрочем, как и все остальные обитатели подвала тоже.

* * *

– Так вы Михаил?! И это вы приходили тогда с Марией Адольфовной в наш подвал? – воскликнул Иван, довольный, что память всё-таки его не подвела, несмотря на её заметные ухудшения в последнее время.

– Ну, слава Богам, признал, – улыбнулся в усы старик, – токмо не Михаилом меня кличут, а Велимудром. Так-то! А сейчас, на-ка выпей ещё чайку, да пойдём с тобой в баньку попаримся.

Опустошив ещё одну чашку чая, Заречный, уже без помощи хозяина дома, последовал за ним на улицу. Ему было весьма приятно не чувствовать столько лет мучавшей его и вдруг чудесным образом прошедшей боли в травмированной ноге. Приятно и немного непривычно было на неё опираться, не ощущая при этом никакого дискомфорта. Также непривычно было ходить босым по деревянному полу дома, а затем и по нагретой за день земле во дворе. Последнее время он не всегда имел на ногах носки, но вот со своими старенькими кроссовками не расставался даже ночью. Снимать обувь в грязном сыром подвале, где проживала их компания, было бы просто странно. Выйдя во двор, Иван огляделся вокруг. Вплотную к избе примыкали, образуя букву «П», ещё несколько кирпичных построек так, что внутри образовывалось закрытое с трёх сторон пространство. С четвёртой стороны двор был загорожен высоким деревянным забором с воротами. Одна из построек, видимо, служила сараем или конюшней, так как оттуда было слышно похрапывание лошади. Ещё одной – была баня, в ряд с которой была поставлена небольшая пристройка, назначение которой, как и некоторых других, пока было непонятно.

Всю эту заимку, как на скорую руку окрестил поселение Заречный, окружал густой сосновый лес, сразу поразивший пришельца из другого времени своими гигантскими деревьями. За несколькими рядами привычных современному человеку сосен возвышались настоящие исполины – гигантской высоты деревья, которые своими стволами, казалось, упирались в самое небо. Уставшее за день и уходящее нынче на покой солнце, причудливо раскрасило верхушки этих деревьев в яркие, красно-оранжевые цвета. От этого казалось, что весь лес вспыхнул невероятным сказочным и совершенно безвредным для всего живого огнём, который беззвучными потоками спускался сверху вниз. Подул лёгкий, тёплый ветерок, и по тому, как свободно заколыхалась одежда на теле, Иван сообразил, что она стала словно на несколько размеров шире.

Раздевшись в бане и осмотрев своё некогда крепкое, мускулистое тело, он убедился в своей догадке о том, что это, конечно, не одежда увеличилась в размере, а это он за время сна изрядно похудел. Некогда мускулистые руки свисали, словно тонкие виноградные лозы, а живот действительно прилип к пояснице. По привычке тронув себя за нагрудный крестик, Заречный с удивлением обнаружил, что того на верёвочке нет. «Странно, – подумал он, – верёвка целая, а серебряного крестика, прибывшего с ним ещё из Афгана, почему-то нет. Может старик срезал, когда меня лечил? Так чего не снять было вместе с верёвкой?» Немного опечаленный таким обстоятельством, Иван, с подозрением поглядывая на хозяина дома, подошёл к деревянной кадке, стоящей в предбаннике, которая до краёв была наполнена чистой водой. В едва вздрогнувшем отражении он увидел лицо пожилого мужчины. Его лоб был испещрён глубокими морщинами, которые, словно печатями, закрепили на лице следы нелёгкой жизни, а его широкий волевой подбородок покрылся многодневной щетиной. На голове этого мужика, грустно взирающего из-под широких бровей большими серыми глазами, во все стороны топорщились отросшие и слипшиеся от пота русые волосы. Благодаря их природному цвету, пучки ранней седины не так сильно бросались в глаза. «И до чего я дошёл, а мне ведь всего сорок четыре», – пронеслась в голове скорбная мысль.

Чтобы избавиться от тяжёлых дум, Иван решительно шагнул в раскалённое и дышащее, словно дракон, жаром отделение бани.

Приятная процедура парения с похлопыванием по телу дубовым веничком да попиванием всё того же чая с мёдом придала исхудавшему телу новых сил и желания жить и творить. Бросая короткие взгляды на старика, он отметил, что тот, несмотря на свой преклонный возраст, выглядит гораздо лучше, чем он.

– Велимудр, а как вас по батюшке? – вытираясь большим льняным полотенцем, спросил Иван.

– Отца Ярославом звали, да токмо лишнее это. Зови меня просто по имени да перестань мне выкать, чай не к ворогу обращаешься.

Мужчины вышли в предбанник, и Заречный поморщился, представив, что на чистое, дышащее энергией тело сейчас придётся одевать грязную, пропахшую подвалом и потом одежду. Однако старик и это предусмотрел. Он достал с полки чистую, светлую рубаху и шаровары, протянул их своему гостю и сказал:

– Одень покуда это, а свою одёжу завтра выстираешь.

Кинув перед Иваном пару новеньких лаптей, он тоже обулся и повернулся к выходу.

– Спасибо! – поблагодарил Иван, примеряя на себе обновки.

Одежда, если бы не худоба, пришлась бы в самый раз, ну разве что рукава были чуть короче, а вот лапти были точно великоваты. Велимудр взглянул на гостя и, кивнув себе головой, словно с чем-то соглашаясь, коротко сказал:

– Любо!

Одевшись, мужчины вышли на улицу. Солнышко уже давно село, и в окутавшей землю непроглядной черноте ночи всё, что находилось вокруг: и постройки, и окружающий их лес, казалось каким-то мрачным и нереальным. Луны видно не было, а звёзды, белым сахаром рассыпанные по всему небу, не давали никакого света, так что Заречному пришлось идти чуть ли не вплотную к Велимудру, чтобы не потерять того из виду.

– А теперь спать, – скомандовал старик, когда они вошли в дом.

В помещении, при их появлении, вспыхнул непонятной конструкции светильник. Он совсем не был похож ни на керосиновую, ни на масляную лампы и тем более на свечу. Да и каким образом он зажёгся, было непонятно, так как хозяин не воспользовался ни спичками, ни чем-либо ещё.

– А как…? – Заречный хотел было спросить о неизвестном виде энергии у Велимудра, но услышал уже из другой комнаты его голос.

– Ложись спать, утро вечера мудренее.

Лишь только бывший разведчик добрёл до своей лежанки, как светильник тут же погас.

– Спокойной ночи! – кинул Иван в темноту, но ответа не последовало, как и каких-либо других звуков, свидетельствующих о наличии в доме хоть какого-нибудь живого существа.

Не услышав ответа, он, насколько это было возможно, поудобней улёгся на своей жёсткой лежанке и закрыл глаза. Однако заснуть теперь так просто не получилось – как обычно, в голову полезли разные мысли. Прежде всего вновь начали одолевать размышления о том, куда и как он попал. Для того, чтобы как-то идентифицировать нынешнюю реальность, у него было слишком мало данных. Помучавшись некоторое время этими мыслями, Иван переключился на воспоминания о своей жизни в последние годы. Вспоминал Профессора и Марию Адольфовну, про серые, похожие друг на друга дни, проходящие в пьяном угаре и не приносящие в его жизнь ничего нового. Воспоминания о своём недалёком прошлом навеяли непонятную тоску, и ему вдруг стало стыдно за такое вот своё существование. Последним, что промелькнуло в его голове перед тем, как он всё же уснул, была мысль, что у него не только ничего не болело, но он также не испытывал никакой тяги к алкоголю, а ведь к этому делу у организма уже давно как сформировалась устойчивая зависимость.

Глава 2

Ночь для Заречного пролетела, словно одно мгновение, впрочем, в последнее время с ним это случалось довольно часто. Но вот, утро было на редкость приятным, в отличие от множества предыдущих. Кроме уже почти привычной необъяснимой лёгкости, у него не болела голова, не болела перенёсшая множество операций нога, которая частенько давала о себе знать перед изменением погоды. Да и общее самочувствие было такое же, как в той песне: «Проснись и пой…”. Вот и Ивану этим утром хотелось вскочить, петь, сотворить что-нибудь невероятное… Единственное, что у него осталось, и чему он сохранил верность и сегодня, так это одна его привычка. Она заключалась в том, что проснувшись утром, бывший разведчик не стал открывать глаз, а прислушался ко всем звукам, которые улавливали его уши. Первое, что он услышал, это назойливое жужжание мух в комнате. «Времена меняются, – мысленно ухмыльнулся Заречный, – а мухи, по-видимому, существовали всегда». Вот в многоголосье лесных птиц вмешалось глухое фырканье лошади хозяина дома, доносившееся откуда-то издалека. Напрягая слух, Иван попытался уловить звуки присутствия Велимудра, но сколько бы он не старался, так ничего и не услышал. Всё это время бывший разведчик никаким образом не подавал признаков того, что он уже давно бодрствует. Эта вот привычка в былые времена не раз удивляла его подчинённых. В то время, когда все думали, что капитан ещё крепко спит, его ум и органы чувств уже работали в штатном режиме. Посапывая и не совершая никаких телодвижений, точно во сне, он своим поведением мог запросто ввести в заблуждение любого, даже самого внимательного наблюдателя. Любого, но только не хозяина этого жилища.

– Ну, чего нежишься, ако красна девица? – услышал он знакомый голос из соседней комнаты. – Коль проснулся так вставай, завтракать пора.

«Что же это за старичок такой, – подумал Заречный, – ничего от него не скроешь и не утаишь. Вот такого бы нам тогда в Афгане в разведроту, цены бы ему не было». Он резво, словно сбросив лет двадцать со своих плеч, вскочил со своей лежанки. Не найдя возле кровати своих привычных стареньких кроссовок, Иван вспомнил, что старик наделил ему новые лапти, которые и лежали рядом. Он неуклюже надел их и прошёл в соседнюю комнату. Здесь, несмотря на то, что солнышко ещё не выглянуло из-за верхушек исполинских деревьев, растущих вокруг, было гораздо светлее, так как окно располагалось с восточной стороны.

– Доброе утро! – поздоровался Заречный и многозначительно посмотрел на стол в надежде обнаружить чего-нибудь более плотного, чем вчерашний чай.

Однако вновь кроме двух чашек и посудины с мёдом, ничего не обнаружил. Старик перехватил этот короткий разочарованный взгляд и, улыбнувшись краешками губ, пояснил:

– Нонче ещё чайку с мёдом выпьешь, а уж в обед можно будет и репки пареной откушать.

– Так сколько же всё-таки я проспал? – не удержался от вопроса Иван, присаживаясь за стол.

– Дак, почитай, весь сороковник-то и проспал, – вновь улыбнулся старик.

– Со-рок дне-й? – удивлённо протянул Заречный, – и я до сих пор не умер от голода?

– А с чего это ты помрёшь, мил человек? – невозмутимо, словно речь шла о чём-то вполне естественном, ответил хозяин, разливая по чашкам напиток, – чай не дрова ж колол, а знай, спал себе. Сколько твоему естеству во сне нужно-то? Самую малость и нужно. Токмо глянь нынче, как здоровье-то поправил! Любо!

– Да, любо, – согласился Иван, вновь ощутив прилив сил и шумно вдохнув аромат трав, исходящий из чашки, сделал большой глоток.

Однако на этот раз напиток оказался малоприятный. Лишь только это варево оказалось во рту, как тело вдруг инстинктивно напряглось, глаза чуть было не выскочили из своих орбит, а к горлу подступил навязчивый комок. Взгляд Заречного хаотично заметался по комнате, отыскивая место, куда бы можно было извергнуть содержимое рта – напиток оказался очень горьким и противным.

– Не смей сплёвывать, – прикрикнул наставник, заметив его движения. – Глотай, глотай, да медком заешь. Надобно это всё выпить.

Иван усилием воли всё же заставил себя проглотить то, что было во рту, и тут же заел двумя ложками сладкого пахучего мёда. Словно прося о пощаде, он грустно взглянул на лекаря в надежде ограничиться одним глотком, но тот был непреклонен.

– Надобно выпить всё! – твёрдо скомандовал он и кивнул головой на чашку с зельем. – Чай, когда дома всякую мерзость пил, так не кривился.

Иван был согласен со стариком, тот ведь присутствовал один раз на их завтраке и видел, как они лихо употребляли свою привычную «горькую». Пришлось взять себя в руки. Он подождал немного, настраиваясь на очередную порцию, а затем, сделав пару глубоких вдохов-выдохов, залпом выпил содержимое чашки. Вновь заев приготовленной ложкой мёда, бывший разведчик облегчённо вздохнул.

– Вот и любо! – похвалил старик.

Он взял пустую посуду и, подойдя к печке, налил ему ещё одну порцию.

– Вы же сказали, что одну чашку!? – не на шутку возмутился Заречный.

Однако он тут же умолк, почувствовав приятное тепло, которое, словно просачиваясь через стенки желудка, начало быстро распространяться по всему телу. Это было новое ощущение, которое бывший разведчик ещё не испытывал ни разу в жизни. Тепло, струясь незримыми потоками, сантиметр за сантиметром заполняло тело, пока не дошло до поверхности кожи, наконец, превратившись в горячий пот.

Пышущий жаром, Иван ощутил ещё больший прилив сил, какого у него не было, наверное, с самой юности. Голова его стала необычайно лёгкой, а сознание невероятно ясным. Заречного вновь охватило желание петь и творить. Старик заметил изменения в состоянии своего пациента, но, не подавая виду, ответил на его возмущённую реплику:

– Во-первых, я же говорил тебе, не выкай, а во-вторых, это другой настой, не горький. Пей!

На этот раз напиток, действительно, оказался довольно приятным на вкус и, по-видимому, обладал каким-то стабилизирующим эффектом. Теперь внутреннее тепло стало не таким ярким, а превратилось, скорее, в ощущения силы и здоровья внутри. Теперь, растягивая удовольствие и не спеша делая по маленькому глотку чая, Иван решил, наконец, выяснить, где же он всё-таки находится и как сюда попал.

– Велимудр, скажи, а как страна называется, в которой ты живёшь?

– У нас не страна, а Империя, именуется Великой Тартарией! – с гордостью произнёс лекарь, – а правит империей Великий Хан Хубилай.

– Вона куда меня занесло! – воскликнул Заречный, – так это чего, у вас сейчас монголо-татарское иго?

– Ваня, – лицо старика стало серьёзным, – ты же с виду разумный человек, а такую нелепицу сказываешь, что прямо ни в какие ворота… Чему тебя только учили? Мы не монголы, а моголы, а татар здесь и в помине никогда не было. Ты, вот, иго говоришь? Так я тебе скажу, что братья наши чингисиды все земли, которые ранее Скифские были, от нашествия крестоносцев защищают уж сколько лет. Кабы Великий Хан Батый своим походом не проучил этих бусурман католических, кои на наши земли свои рты ненасытные уж сколько лет разевают, вот тогда бы и наступило то самое иго. Эх, – вздохнул Велимудр, – благо я загодя до твоего появления побывал в вашем мире и маленько разобрался, что за дурь вам в головы вкладывают, начиная с пелёнок и кончая вашими этими ститутами.

– Институтами, – аккуратно, чтобы не обидеть старика, поправил Иван.

– Вот, я и говорю, ститутами. Понахватались чужеземных слов, а свою грамоту и свои исконные слова вовсе позабыли, – недовольно проворчал хозяин дома, не обратив никакого внимания на замечание своего гостя.

Заречный смутился, так как старик вновь был прав. Сколько всего ненужного, а порой и мерзкого, пришло к нам в Россию за последние десятилетия из так называемого «просвещённого» Запада. Он, как офицер и патриот, которым себя считал, всегда был против насаждения всякой иноземщины, начиная с вывесок на магазинах и заканчивая западными реформами в образовании.

– Да ты не печалься, не твоя ведь вина, что такое чаромутие сотворили прихвостни и слуги господ закордонных. Они свою машну-то деньгами набивают, а того и не ведают, что всё это для того деется, дабы отрезать потомков народа Великого от языка истотного, языка образного. Дабы не могли потомки славян разобраться в родословной своей да словом могучим благие дела творить, благотворно влияя на весь окружающий их мир. Я ведь, покуда в вашем мире гостил, много всякого разного лиха у вас повидал да услыхал. А вы это самое лихо-то нынче за благо почитаете.

– Велимудр, – ухватился за слова хозяина Иван и решил задать вопрос более для него насущный, – а каким образом ты-то попал к нам? Как я здесь очутился?

Старик, всё ещё находясь под впечатлением своих слов, серьёзно взглянул на собеседника, однако уже через несколько секунд Ивану показалось, что он как-то смутился.

– Дак, незадача вышла… Надобно мне было у Хана нашего побывать, да в тот момент, когда я заклинание-то творил, мне, как на зло, комар на щеку-то и сел. Я-то эту мелочь завсегда не трогаю, а тут, словно бес дёрнул, взял и прихлопнул невзначай комаху: зело поглощён был чародейством своим. А когда тварь земную невинную жизни лишил, пространство-то и искривилось… Вот и открыл не по своей воле проход не к Хану, а в ваш мир… Вы, поди, даже не ведаете, как смерть даже такого маленького существа на окружающее пространство-то влияет? Я уж не говорю про большую живность, кою вы в угоду своему чреву ежедневно тысячами убиваете.

Заречный, как человек, родившийся в семье коммунистов и проживший значительную часть своей сознательной жизни в атеистическом обществе, даже не обратил внимание на слова лекаря о каком-то там заклинании и о таком кардинальном изменении пространства после убийства комара; сколько он этих кровососов за свою жизнь перебил, и не сосчитать… Не было в его картине мира заложено и таких понятий, как магия и эзотерика. С детства привыкший верить лишь тому, что можно было пощупать своими руками, он понимал: всё, что сейчас с ним происходит, это не сон и не полёт фантазии, а весьма достоверная реальность. А раз так, то всему этому должны быть вполне объяснимые с научной точки зрения причины.

– Постой, – осенила бывшего разведчика догадка, – а не в канализационный канал ли проход этот открылся, в котором Мария Адольфовна тебя тогда подобрала.

– Туда, – вздохнул лекарь, – в яму тесную и зловонную.

Старик поморщился, видимо, вспоминая свои приключения в будущем времени и, чтобы нейтрализовать это видение, отпил из своей чашки того самого горького напитка, который Иван пил за первым заходом. Теперь пришла очередь скривиться Заречному, при воспоминании о вкусе этого зелья. Он внимательно следил за тем, как отреагирует на питьё сам его изготовитель, но тот спокойно проглотил содержимое чашки, будто выпил не горечь непереносимую, а чистой воды из колодца, и даже мёдом не закусил.

– Теперь по-ня-тно… – протянул Иван, не дождавшись ожидаемой реакции от старика.

Он опустил взгляд на стол и задумался.

– Ну, а как я сюда попал? Я смогу снова вернуться назад? – осторожно, словно боясь получить отрицательный ответ, спросил Заречный.

– Ты-то? Дак, и ты, видать, в ту же яму у себя свалился, почитай в то самое время, когда переход-то открылся. Как ты туда попал, этого уж я не ведаю, это тебе лучше меня знать надобно, а по поводу возвращения, так чего же нет. Вернёшься назад, знамо дело, токмо тогда, как проход этот в полнолуние откроется, то бишь, через тринадцать дней значит. Ну, а покуда погости ещё, наберись сил. Чай у вас в городе такого воздуха да такой баньки-то не сыщешь?

– Это да, воздух у вас здесь не в пример нашему, даже густой какой-то, – согласился Иван.

Старик лишь молча кивнул головой и, вставая с табуретки, сказал:

– Ну, Ваня, вижу, что силушка у тебя появилась, давай-ка пойдём во двор, поработаем маленько, а те вопросы, что у тебя в голове созрели, позжее задашь, когда время обеда подойдёт.

У самых дверей Велимудр остановился и, обернувшись, добавил:

– Ты вещички-то свои прихвати, мы сперва на озеро сходим, прополощешь их в водице чистой, дабы свеженькие на себя одеть.

Заречный вернулся к лежанке, возле которой на полу лежали его джинсы и футболка. Нижнего белья он давно уже не носил. Впрочем, и в этом мире, судя по тому во что одевался в бане старик, этих вещей тоже не было. Подойдя к хозяину дома, ожидающему у дверей, Иван осторожно поинтересовался:

– Велимудр, скажи, а я сюда так вот босой и попал?

Он кивком указал на свои ноги, на которые сейчас были одеты новые лапти. Проанализировав, всё, что узнал сегодня утром, Иван понял, что те малолетки, которые его били, видимо, и сбросили окровавленное и недвижимое тело в канализационный люк. Возможно, они подумали, что убили человека, и, испугавшись, решили скрыть следы своего преступления. Вот только в то, что они позарились на его старые, растоптанные кроссовки, он поверить не мог. Старик, который уже было взялся за ручку двери, чтобы выйти из дома, вновь остановился и, обернувшись, улыбнулся.

– Сюда-то ты босой попал, так как обувка твоя, видать, не из натурального сырья-то изготовлена была. Через переход токмо природные вещи проникнуть могут, остальное сюда не попадёт. Вот шаровары твои натуральные, да и рубашка нательная тожеть из хлопка. Верёвочка вон, – лекарь указал на шею Ивана, – и та из природного сырья, а остальное, видать, из чего-то чужеродного у тебя было сделано.

– А крестик? – вспомнил Заречный про ещё одну пропажу, услышав разговор о верёвочке на шее. – Крестик же из серебра был, он-то куда делся?

– Всё, что подверглось изменениям на уровне мельчайших частиц, тожеть в проходе остаётся. Твоё серебро коль и чистое было, без примесей всяких, да токмо для придания ему формы крестика его ведь расплавить требовалось.

– А всё то, что через переход не прошло, оно куда девается? – продолжал допытываться Иван.

– Куда ж оно денется-то? Знамо дело, там же и осталось, в том месте, откуда пришёл, то бишь, в яме вашей вонючей и лежит.

– Ну, слава Богу! – вздохнул с облегчением Заречный. – Думаю, что туда вряд ли кто-нибудь просто так полезет, а значит, когда вернусь, то смогу и обуться, и крестик повесить на место. А то представляю, как буду выглядеть в своём времени в этих лаптях.

Бывший разведчик с улыбкой взглянул на свои ступни и пошевелил пальцами. Старик молча ухмыльнулся, но ничего не ответил на реплику по поводу лаптей. Вновь поворачиваясь к выходу, он негромко произнёс:

– И вот ещё что. Ты, Ваня, когда выйдешь, не пугайся-то. Там во дворе сейчас охранник гуляет, я тебя с ним познакомлю, и он тебя не тронет.

Заречный мысленно улыбнулся таким словам. Уж кому, кому, а ему-то, с его способностью справиться за раз хоть с тремя дюжими охранниками, одного бояться и вовсе было нечего. Тем более волшебное зелье придало ему столько сил, что, казалось, он сейчас гору своротить может. Однако его пыл немного поубавился, когда он увидел того самого охранника. Лишь только они с хозяином дома вышли на порог, как на них, оскалив длинные белые клыки, ринулась огромная живая бурая гора, которая на самом деле оказалась большущим медведем. Иван сам был не маленького роста – чуток не дорос до двух метров, но это чудовище было в полтора раза выше его. Медведь зарычал, излучая всей своей сущностью потоки неимоверной силы, а его маленькие глазки блеснули огоньками ярости. Заречный инстинктивно сделал шаг назад в дом, но старик спокойно подошёл к своему питомцу и тихонько что-то шепнул тому на ухо. Что уж он ему сказал, было неизвестно, но только медведь в следующее мгновение из взъерошенного, злобного монстра вдруг превратился в ручного ласкового мишку. Он, словно стыдясь за своё недостойное поведение, склонил перед стариком голову и потёрся мордой о его бедро.

– Ну, вот и любо! – добродушно произнёс вслух Велимудр и, обернувшись к гостю, с улыбкой добавил, – ну, что замер-то у порога, пойдём, не тронет он тебя.

Иван, с опаской поглядывая на медведя, быстрым шагом направился к выходу со двора. Несмотря на заверения хозяина, он не был полностью уверен в том, что у зверя хватит разума не нападать на незнакомца, поэтому расслабился лишь тогда, когда старик, выйдя вслед за ним, прикрыл створку ворот.

– Что, страшно? – с хитринкой в глазах спросил Велимудр.

– Да уж, охранник славный у тебя, ничего не скажешь, – ответил Заречный, пропуская старика вперёд и направляясь вслед за ним по едва заметной тропинке вглубь леса.

– Надёжный! – согласился Велимудр. – Пришлось, вот, пригласить косолапого после того, как этот незаконный проход образовался. Мало ли кому вздумается в эту вашу канализацию в полнолуние заглянуть. Я ведь за всем не услежу, так пущай он и присмотрит.

– А почему я его вчера вечером не видел, когда мы в баню ходили? – поинтересовался Иван?

– Дак, он же зверь не подневольный. Гулял в лесу. Когда сегодня ночью вернулся, я его обратно во двор и пустил.

– А если проход откроется, а он гулять уйдёт?

– Не-е-е-т, – заверил старик, – он ведает время своего дежурства. Три дня полнолунных будет сидеть, как полагается, во дворе. В эти дни, если его даже не покормить, так он и в этом случае своего поста никогда не оставит.

– Послушай, Велимудр, – Заречный, наконец, улучил подходящий момент, чтобы получить ответ на интересующий его вопрос, – вот у нас проход в канализацию открывается, а в каком месте он в вашем мире выходит?

Путники уже вошли в непривычно тёмный и из-за этого кажущийся каким-то волшебным лес. Еле заметная, а порой и вовсе пропадающая из виду тропинка, как и все лесные дороги, была довольно извилистой. Она огибала стороной густые, непроходимые заросли кустарника, большие муравьиные кучи и поваленные ветром сухие деревья. Иван, бодро и легко шагая за своим проводником, из-за своего высокого роста еле успевал уклоняться от нависавших над тропой размашистых, сосновых ветвей, которые юркий старичок, казалось, и не замечал. Тот, казалось, проходил прямо сквозь них, вовсе не совершая каких-либо дополнительных телодвижений. К тому же, Велимудр время от времени, будто умышленно проверяя реакцию своего гостя, как бы по необходимости отклонял в сторону растущую на пути ветку, а когда тот приближался, резко её отпускал. В первый раз Заречный чуть было не получил по лицу оплеуху упругой, молодой хвойной лапой. Отпущенная стариком, подпружиненная ветка почти впритирку просвистела у его лица. В этот раз только отменная реакция бывшего разведчика и бывшего спортсмена не позволила произойти этой неприятной встрече. После этого случая, приведя свой ум и тело в режим повышенной готовности, Иван уже с лёгкостью избегал таких вот подвохов своего хитрого проводника. Велимудр долго молчал, неустанно шагая вперёд, но потом всё же ответил на заданный ему вопрос.