Текст книги "Двадцать пять вспышек в моей чёрно-белой дырявой памяти"

Не хочу сравнивать свой тогдашний мальчиковый голос со знаменитым итальянским (хотя многие взрослые слушатели это делали), но такие голоса были в моде, поскольку других иностранных голосов никто не слышал (исключением был Пол Робсон – негритянский американский коммунист).

Что ещё я пел? Разумеется, обязательное «Взвейтесь кострами», «У дороги чижик»… Вспомнил! «Артиллеристы, точный дан приказ» – очень задорная песня. Позже я узнал, что изначально в тексте звучало «Сталин дал приказ».

Ещё одну вспомнил: "Вьётся, вьётся знамя полковое". К сожалению, только в зрелом возрасте я узнал переиначенный вариант этого куплета с другим интересным глаголом.

Сейчас трудно в это поверить, но в репертуаре нашего хора была песня про нелёгкое выращивание полезной во многих отношениях (исключая, разумеется, её курение) сельскохозяйственной культуры ̶ конопли – марихуаны, извините! В песни той пелось, как некто за лесом, в укромном местечке, посадил конопельку. Для маскировки наркосодержащего зелья он высадил ещё и лён, но вредоносная птица воробей повадилась выклёвывать посадку, за что хозяином делянки была жестоко наказана вплоть до полного выщипывания его сереньких перьев.

Но любимой моей и моих друзей песней долгие годы оставалась та, которую исполняла разбитная бабёнка в шляпке из кинофильма "Человек – амфибия" – "Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно!" Вот это была настоящая детская песня! Особенно нам нравилось место про бочонок рома, никто из нас, конечно, его не пил, мы даже пива не пробовали, но про бочонок распевали очень громко.

Кстати, песню эту пела замечательная джазовая певица, известная, к сожалению, в очень узких кругах, ̶ Нонна Суханова (бабёнка в шляпке была не она, а манекенщица Нина Большакова). Суханова, певица мирового уровня, получила гонорар за исполнение песни про морского дьявола… 9 (девять) рублей! Эквивалент стоимости 4-х килограммов докторской колбасы! Вот такая адекватность.

А ром, правда несколько позже, мне довелось всё-таки попробовать ещё в детском возрасте, лет в тринадцать, да ещё какой! Ямайский!

Я был дома один, чем я занимался, не помню, я всегда чем-нибудь занимался. Так вот, мне понадобилась стеклянная банка. Пустые банки в нашем доме хранилась в шкафчике в прихожей, я туда и полез. Через строй пустой стеклопосуды  я заметил у стеночки что-то завёрнутое в газету, естественно, достал. Оказалось, что это нечто тяжёленькое. Я это положил на пол и аккуратно развернул. Под газетой был продолговатый красивый ящичек из неизвестного мне розоватового дерева с чёрными надписями на английском языке, выделялись два слова ̶ Rum. Jamaica. Ящик был вскрыт, в нём лежала бутылка с тёмной жидкостью, жидкости было много, но бутылка была не полной, винтовая пробка была сорвана. На бледно-голубой этикетке была нарисована женщина – индианка в юбке из пальмовых листьев, на женщине больше ничего не было, кроме перьев на голове, в руке она держала копьё. Женщина завораживала, это было, пожалуй, первое изображение почти обнажённой женщины, увиденное мной. Моющиеся тётеньки в женской бане в городе Старица не считаются, в пять лет я ещё не понимал разницу между одетой и раздетой женщиной. Но эта, пусть в листьях вокруг талии, а может быть, потому что в листьях! была чертовски привлекательна. Налюбовавшись копьеноской, я обратил внимание на цыфирки внизу этикетки – "70" с маленьким ноликом. Я уже знал, что так обозначается крепость напитка и что водка имеет "40", хороший портвейн "18", а "кислятина" – сухое вино – до "14"-ти. Я довольно рано стал проявлять интерес к алкогольным напиткам, но ко времени описываемых событий этот интерес ещё не носил эмпирической составляющей. Я, что вполне естественно,  решил попробовать заморский напиток, благо бутылка была початая. Отвинтив крышечку, я был поражён запахом, вышедшим из бутылки; ничто ни до, ни, пожалуй, после так меня не изумляло, я имею в виду своё обоняние. Ничего вкуснее я не вдыхал. Зачем-то покрутив жидкость в бутылке, наверное, я видел это в каком-нибудь фильме, я сделал приличный глоток и … Слёзы потекли сразу, внутри меня зажёгся огонь и побежал в живот, вдохнуть я не мог, первая мысль была: папа налил в бутылку какой-то кислоты, поэтому и спрятал, вторая мысль: вот до чего доводит любознательность, третья, после того как ром упал в желудок и там закрепился: что скажут родители, когда увидят пьяного ребёнка, от которого пахнет Ямайский ромом, четвёртая: а может быть, папа спрятал бутылку не от меня, а от мамы, тогда я подведу и его! Одно я знал твёрдо ̶ после принятия алкоголя надо закусывать. Убрав на прежнее место ящичек с ромом, я побежал на кухню разогревать щи. Во второй раз за день, поскольку, придя из школы, я уже съел одну тарелку. Всё обошлось, родители меня не "застукали". Позже, примерно в течение двух недель, когда я снова оставался один дома, я наведывался в кладовочку, доставал заветный ящичек, любовался индианкой, отмечал, что уровень рома равномерно понижается и достиг уже половины ёмкости, и ставил всё на место. Разумеется, глотков ни больших, ни маленьких я больше не делал, хотя, каюсь, нюхал. Через день после последней инспекции, придя из школы, я обнаружил заграничную бутылку в верхнем отделении буфета, стоящего на кухне ̶ заморский напиток из контрабандного стал по непонятной причине легализованным, папа даже дал мне его понюхать, к крайнему неудовольствию мамы.

Вообще-то я хотел рассказать про искусство, про вокальное в частности, но как всегда алкоголь, даже его простое упоминание без наливания и употребления, мешает, и так ̶ всю жизнь. Моей жизни, ещё смею надеяться, нет, но примеров, оказавших своё пагубное влияние на чужие судьбы, могу привести множество.

Теперь о грустном, даже постыдном… В моей жизни были моменты, события, собственные действия или хуже ̶ бездействия, о которых я бы желал забыть… не забывается. Мне было девять лет, я был в составе участников праздничного концерта во Дворце Культуры имени Ф.Э.Дзержинского. Праздник был по случаю… не помню, то ли седьмого ноября, то ли, исходя из места празднования, дня милиции. Что именно я должен был петь, я тоже не помню, скорее всего "солдата в шинели с чужого плеча". Это должно было быть моим первым выступлением на "большой" сцене. До этого я "гастролировал" по школам и детским садам, преимущественно своего родного Василеостровского района, и летом, конечно, по пионерским лагерям. Я даже привык к стандартным "ракушкам", установленным в каждом из них, с их прогнившими досками на сцене, к публике, состоящей из малышни и суетливых мамаш, приезжавшими в "родительские" дни, к допотопным микрофонам, а чаще ̶ к их отсутствию. Но в тот день я должен был выступать на НАСТОЯЩЕЙ сцене, с тяжёлым бурым занавесом, с прожекторами, направленными на одного меня, со зрителями в мундирах с погонами и в плечистых пиджаках, их спутниц в красивых вечерних платьях ̶ перед "настоящей" публикой. Кто ещё принимал участие в том концерте и что вообще происходило на сцене, я тоже не помню, вероятно, что-то происходило, поскольку из зала были слышны аплодисменты после каждого выступления, но для меня это периодическое хлопанье в ладоши означало только одно ̶ приближение того страшного мига, когда на сцену должен ступить я… Который сидел в кулисах на ящике с песком под красным щитом с баграми, топорами и конусными вёдрами и трясся. Такого интенсивного колебания собственного организма, такой "трясучки" я больше в своей жизни не испытывал, даже когда позднее я валялся при отравлении копчёной рыбой с температурой сорок в славном городе Тракай, даже когда меня пригласила на мой первый танец в жизни девочка Надя из соседнего восьмого "Б", даже после моего первого похмелья на следующий день после первой свадьбы моего друга Серёжи Пономарёва. Я понимал, что с таким "тремоло" петь я не смогу, в конце концов это поняла и тётка – организаторша того злосчастного для меня концерта, которая подходила каждую минуту ко мне, интересуясь моим здоровьем. Оно ̶ здоровье – было плохим… его вообще не было. Поинтересовавшись им в последний раз, за номер до моего выхода тётка вычеркнула меня, в буквальном смысле, из списка выступающих. Вот это простое движение карандашом несколько раз "вперёд – назад" по моей фамилии я запомнил. Навсегда. Меня сразу перестало "колотить", я испытал облегчение и больше ничего.

Дождавшись окончания концерта, я пошёл в автобус, который развозил участвовавших в концерте по домам. Я ехал вместе с другими "настоящими" артистами, выступления которых я, подонок, не видел и не слышал, будучи погружён в свой животный страх… А могло быть совсем по-другому… кто знает, кем бы я мог быть потом, найдись кто-то, кто мне бы объяснил, девятилетнему глупому мальчику, что толку от моего сидения на пожарном ящике нет, а надо взять себя в руки, выйти лёгкой походкой с гордо поднятой головой, как делал я это сотни раз, и спеть этим милиционерам и их жёнам свою любимую песню про солдата и берёзки. Я тихо ревел и понимал, что просто не имею права даже сидеть с ними рядом, настоящими великолепными артистами, меня вычеркнули карандашиком из этого волшебного, ни на что не похожего артистического мира, я сам себя вычеркнул из жизни. Я ехал в автобусе, уткнувшись лицом в стекло, и плакал. Большего стыда в своей жизни я не испытывал. Не знаю, повлиял ли этот случай на дальнейшую мою судьбу, наверное… но горечь того поражения я ощущаю и по сегодняшний день. Куда шёл тот солдат в чужой шинели?

PS. А сцену Дворца Культуры имени товарища Ф.Э.Дзержинского я всё-таки покорил, позднее. В 1971-ом году наш вокально-инструментальный ансамбль при военно-патриотическом клубе "Каравелла" на конкурсе патриотической песни занял второе место, и нас даже транслировали по радио. Я пел первым голосом и исполнял сольную партию на электрогитаре. Привет Эдмундычу!

рассказ Пятый

СПУТНИК

Спутник я так и не увидел. Мне кажется, живьём его вообще никто не видел. Позднее я спрашивал об этом  многих, но реальных свидетелей полётов первого, второго и последующих советских спутников не встретил. То, что показывали в кинохронике в виде передвигающейся яркой точки меж мерцающих звёзд, было скорей всего так называемой «комбинированной съёмкой», широко применявшейся нашими кинематографистами при создании не только художественных фильмов, но и, чаще, документальных. Все, подчёркиваю, все выпуски киножурнала «Новости Дня», показываемого в советских кинотеатрах перед основным фильмом, имели сюжеты, смонтированные с применением этого несложного технического приёма – «накладки», когда на основное изображение: человека на трибуне, воина, водружающего знамя, нового здания, плотины ГЭС и прочее – накладывалось другое изображение: красивый занавес, эффектные руины разрушенного города, приличный пейзаж, незамусоренная строительная территория и так далее. Хроникальный сюжет «облагораживался», утрачивая по сути свою хроникальность. Разумеется, это делалось не во всех сюжетах, там, где оператору удавалось не внедрить в фон «мусор» или что-нибудь идеологически неправильное, сюжет оставляли без правки. Этот же метод применялся и к фотоизображениям: в газетах, книгах, агитационных плакатах и иных печатных материалах.

Убедиться в моём утверждении достаточно легко, просто повнимательнее присмотритесь к показываемым картинкам в «Новостях дня» того времени, и вы заметите в некоторых сюжетах некое дрожание картинки, центральный объект стоит на месте, а  изображение фона подёргивается. В те времена отечественная кинотехника была далека от совершенства и сделать качественный «мухляж» было сложно, не то что сейчас – компьютерное цифровое оборудование делает действительно чудеса!

Что-то мне не удаётся вести плавное повествование, я собирался начать рассказывать про спутник, а потом хотел про космонавтику и космос вообще в моей юной жизни, но опять соскочил на побочную тему… Я придумал! Сейчас я эти темы объединю и уже плавно продолжу про спутник. Итак, в своё время (не помню кем)был сделан «документальный» фильм, в котором авторы «доказывали» фальсификацию посещения американскими астронавтами Луны, а до этого другими американскими же кинематографистами был снят художественный фильм, который назывался «Козерог 1», повествовавший как раз о такой фальсификации, только на Марсе. Так вот, в сюжет и само действо второго – художественного фильма – я поверил, а первого, якобы документального, нет. Потому что «Козерог 1» делали талантливые и порядочные люди, а «уличители» NASA в подлоге были безграмотными жуликами, имеющими поверхностное представление о космонавтике да и о своей «профессии» кинематографистов тоже. На моём компьютере долгое время была заставка: посадочный модуль «Аполлона 11» на поверхности Луны, и рядом  астронавт Нил Армстронг стоит с водружённым в лунный грунт национальным звёздно-полосатым флагом. Очень красивая и эффектная фотография,  на которой всё на первый взгляд кажется нормальным и естественным, конечно, с учётом того, что перед нами, извините, Луна – иная планета! Я и сам не сразу заметил один «ляп»: все предметы, запечатлённые на фото, отбрасывают тени в положенную сторону, кроме… флага, тени не имеющего совсем. Ни сам флаг, ни металлическое древко тени не имеют. Любой нормальный человек, зафиксировав такую «накладку», придёт к выводу: раз флаг ненастоящий, то и человека на Луне не было. Вероятно, именно так и рассудили авторы «разоблачительного» фильма, просмотрев фотографии лунной экспедиции,  а рассматривали они не те фото ̶ не оригиналы, а обработанные фотохудожниками картинки, корректировавшими снимки с целью повышения их качества как в буквальном, так и в художественном смысле. Да, иногда они допускали «ляпы», как на фото, которое я упоминал. Вы меня можете упрекнуть в том, что я применяю так называемый двойной стандарт, мол, я обличаю советских киношников, а американских оправдываю. Объясняю свою позицию: авторы подретушированной фотографии с Армстронгом не скрывали, что делали коррекцию для красивости картинки, не выдавая изображение за оригинал, создатели же «Новостей Дня» и им подобных произведений всегда замалчивали своё корректорское творчество, уверяя зрителей, что так на самом деле и было: пропадали лица с фотографий и хроникальных плёнок людей, ставших внезапно «врагами народа», портреты бывших лидеров исчезали со стен кабинетов новых начальников, исчезали бутылки  водки со столов этих начальников во время их совещаний, вместо свалки оказывался цветущий сквер – фон построенного нового дома, вставлялись белейшие зубы вместо железных передовикам производства и так далее. Грустно. Нам втюхивали красивые весёлые картинки, мы верили, что именно в этой, показываемой нам в каждом клубе и кинотеатре самой замечательной стране мы и  живём, отчасти потому, что, как пелось: «Я другой [такой] страны не знаю…» Живя за железным забором, мы не знали вообще ничего, получая информацию из «Новостей Дня» и из «Правды» – остроумнейшее название газеты, публикующей в лучшем случае полуправду.

Плавно перейти не удаётся, поэтому вторая попытка. Спутник. Вернёмся в 1957 год. 4-го октября был запущен первый в истории человечества искусственный спутник Земли. Воистину эпохальное событие, об этом говорили все: мои родители, родственники, воспитатели в детском саду, люди, стоящие в очередях, говорили про спутник друг другу, газеты, радио и телевизор задавали пафосный тон этому событию. Из них народ узнал, что спутник будет пролетать над территорией Советского Союза, и в частности над Ленинградом, такого-то числа в такое-то время. В указанные день и час, вооружившись биноклями, жители нашего города полезли на крыши ̶ рассматривать спутник. Вечер, холодно и безоблачно, кое-где были видны звёзды. Мы с папой, естественно, тоже полезли сначала на чердак, а потом на крышу. Там уже был народ, человек десять – наши соседи, почти у каждого бинокль. Периодически кто-нибудь его подносил к глазам и осматривал небо. На крышах соседних домов тоже стояли люди. Иногда кто-то вскрикивал и показывал рукой на небо, тогда бинокли хватали все, но информация оказывалась ложной – наблюдателю померещилось. Проторчав на холодной крыше с полчаса, разочарованный народ стал покидать обзорную площадку, мы с папой тоже пошли домой – пить чай. Потом, через несколько лет, вспоминая то космическое бдение,  я так и не смог понять, и никто мне не смог объяснить, зачем в тот вечер нужно было лезть на крышу? Те двадцать метров, составляющие высоту нашего и большинства домов нашего города, не могли существенно приблизить наблюдателя к искомому небесному  объекту при учите предполагаемого расстояния до него. Загадка. Объяснение этому одно –  жажда лицезреть чудо, а в то время запуск в космос чего угодно, хоть консервной банки, воспринимался действительно как чудо, и эта потребность была настолько велика, что заслоняла собой всё рациональное. Мой папа, наверное, и наши соседи были людьми неглупыми, но космическая романтика затмила тогда все возможные арифметические и астрономические подсчёты в их эйфории приближенных нашим спутником к светлому, прекрасному, обещаемому будущему, и все воспринимали запуск спутника как первый долгожданный этап этого приближения, весь народ верил в то, что вот, началось! Дальше будет ещё мощнее, ещё дальше, ещё краше! И мы скоро запустим человека к звёздам, и тогда наступит почти счастье… Прошло шестьдесят лет, Гагарин с товарищами не помог… Ждём. Надеемся. Уже не верим, но всё равно ждём. Потому что мы романтики, а не арифмометры.

PS. Так мне и не удалось описать моё космическое детство в Школе Юных Космонавтов… Зато мне вдруг захотелось рассказать про мои встречи с неизведанным и необъяснимым ̶ о моих визуальных контактах с НЛО, ведь это тоже про космос, далёкий и загадочный.

рассказ Шестой

НЛО

Неопознанные летающие объекты я наблюдал трижды.

Наблюдение первое.

Май 1982 года. День.

Я тогда работал в реставрационной мастерской, особо сильно мы уже ничего не реставрировали, но ставили чугунные ограды. Чугунину отливали на заводах, в основном Метростроевском, привозили к нам, мы её обрабатывали, грунтовали, красили и устанавливали. Первым объектом нашей мастерской был Казанский Собор, вернее – ограда сквера рядом с ним – Воронихинская решётка. Там действительно приходилось много реставрировать. К сожалению, я пришёл в мастерскую уже после установки этой ограды, но память о себе на этом объекте оставил в виде мемориальной доски, модель для неё делал я индивидуально, выпиливая каждую букву из толстой дюралевой доски вручную, а потом обрабатывал напильниками и надфилями и монтировал на плиту. Можете на неё посмотреть, она висит с правой стороны ограды на  примыкающей к ней стене. Ещё пару аналогичных досок я сделал вместе со своим коллегой – Сергеем Мухиным, это метка Пулковского меридиана и «Ноль» Кронштадтского футштока. Так вот, в том восемьдесят втором году мы монтировали решётку на Кромверской набережной вдоль фасада Артиллерийского музея. Был обеденный перерыв, члены бригады, человек пять, сидели на гранитном постаменте ограды лицами к Петропавловскому Собору, я стоял к ним лицом и что-то рассказывал. Перед собой я видел пустырь слева от музея (там сейчас стоят ракетные установки), за ним кустарник и одинокое высокое дерево. Подняв глаза, я увидел с правой стороны вершины этого дерева, как мне показалось, самолёт. Он летел справа налево. Что-то в его облике было не так. Замолкнув, я стал к нему приглядываться. Белый фюзеляж – нормально, но он был немного толще обычного пассажирского самолёта и напоминал удлинённое рисовое зерно, и… у него не было хвостового оперения! Крыльев тоже не было. «Смотрите!» – крикнул я ребятам и показал рукой в его сторону. Пока бригада поворачивала свои головы, объект, не похожий на самолёт, пропал за верхушкой дерева. «Он сейчас вылетит с другой стороны!» – закричал я. Но он… не вылетел! Кроме меня, никто не успел его ни зафиксировать, ни тем более рассмотреть: объект исчез. Я горячо стал описывать то, что я видел, мы перепрыгнули через парапет (в этом месте мы ещё не успели поставить решётку) и побежали в сторону дерева, за которым исчез белый летевший объект. Мы ничего не увидели. Коллеги стали меня переспрашивать, не почудилось ли мне видение или привидение, но я его ТОЧНО видел. Простояв с задранными головами ещё с минуту, мы собрались уходить с пустыря и вдруг увидели поднимающуюся из-за горизонта группу из трёх – четырёх реактивных самолётов, они стали совершать круговой облёт пространства неба, где пару минут тому назад был белый явно не самолёт. Полетав кругами с полминуты, самолёты дружно друг за другом улетели снова за горизонт. Ни комментариев, ни тем более объяснений виденному у меня нет.

Наблюдение второе.

Август 1983 года. Ночь.

Усть-Нарва, открытая терраса дачного дома, свидетели наблюдаемого объекта: Юлия – хозяйка дома, 25 лет. Виктор Тихомиров – приятель Юлии, монтажник чугунных оград, немножко поэт, 28 лет. Елена Ивановна – первая жена вашего покорного слуги. Четвёртый – сам ваш покорный слуга. Стоящие на полу две пустые бутылки из-под ликёра «Вана Таллинн» свидетелями не были, поскольку на момент фиксации наблюдения объекта были выпиты.

Вопрос первый: как можно было за вечер вчетвером выпить две бутылки этого убойного сиропа без закуски?

Ответ: не знаю.

Вопрос второй: были ли свидетели пьяны?

Ответ: нет. Ну, почти нет.

Вопрос третий: кто первым обнаружил аномалию?

Ответ: как всегда, ваш покорный слуга.

Вопрос четвёртый: что собой представляла эта аномалия?

Ответ: когда всё было выпито, а в голову не приходило, чем же можно закусить эту эстонскую субстанцию, осталось одно – откинувшись на спинку шезлонга, уставиться в ночное балтийское небо. Оно было звёздным. Все звёзды были примерно одинаковыми и неподвижными. Вдруг (ох уж это внезапное «вдруг»), одна из звёзд начала передвигаться, небыстро, но явственно. Сначала её движение было прямолинейным. «Спутник», – равнодушно подумал я, – наконец-то я его увидел". О чём и сообщил расслабленным собутыльникам. Через полминуты один из них, не помню, кто именно, спросил: «Где?» Продолжая наблюдать передвижение «спутника» между другими небесными объектами, я махнул рукой вверх и подскочил в шезлонге: «спутник» изменил направление движения, причём довольно резко, не по плавной кривой, а почти сразу, новый его курс отличался от прежнего градусов на тридцать. Без необходимых инструментов в такой ситуации определить, на какой высоте находится небесный объект, невозможно, это может быть и пара километров, и миллион, но во втором случае его скорость должна быть огромна, на любых других промежуточных расстояниях от наблюдателя ТАК перемещаться не может ничто! Мне о таких летательных аппаратах было не известно. Пока я лихорадочно предавался астрофизическим рассуждениям и вычислениям, объект ещё раз резко изменил направление своего движения, отклонившись в другую сторону на ещё больший угол, градусов на сорок. Теперь стояли, вытянув шеи к небу, все, даже наши дамы, проникнувшись уникальным, просто невозможным движением по небу неизвестно чего. Все наблюдатели  были поглощены этим зрелищем. Продвинувшись ещё то ли на сотню метров, то ли на тысячу километров, объект погас, исчез. По крайней мере мы его больше не видели. Больше ничего в эту ночь на небе не происходило.

Вопрос пятый: … вопросов больше нет.

Наблюдение третье.

Июль 1985 года. Раннее утро. Кабина водителя автобуса «Икарус 280». 5:24.

Я вёл пустой автобус -"гармошку" – «Икарус 280» из автобусного парка номер четыре, что был на Васильевском острове, на кольцо маршрута номер 123 к метро «Удельная». Утро было прекрасным, предвещая хороший летний денёк, на голубеющем небе ни облачка. Проезжая середину Ушаковского моста, прямо перед собой на чистейшем небе я увидел загоревшуюся яркую точку, она горела намного ярче любой звезды, которую можно было бы увидеть в это время суток, повторюсь, небо голубело, ночь закончилась около часа назад, звёзды уже давно не горели. Яркий свет мог исходить только из какого-то искусственного источника, но такового видно не было. Съехав с моста, я остановил автобус и продолжил наблюдение за яркой точкой, она была прямо перед моими глазами над крышами домов и просто горела, повиснув в воздухе. Ни вертолёта, ни других летательных конструкций я не видел – просто точечный яркий свет. Вдруг (!) точка стала менее яркой и из неё появился направленный вниз конус белого света и стал немного покачиваться из стороны в сторону, как будто выискивая что-то внизу под собой. Мне показалось, что до него было не очень далеко, не более полутора километров, то есть он мог находиться примерно над Светлановской площадью.  Покачавшись так секунд десять, свет пропал. Совсем. Место на небе, откуда он исходил, ничем не отличалось от остального небесного пространства, оно было абсолютно ЧИСТЫМ. В тот и последующие дни мои опросы других возможных свидетелей «горящего небесного прожектора» результатов не принесли, я видел ЭТО один.

рассказ Седьмой

АНГИНА

Ангина схватила меня за горло накануне важнейшего события в моей детской жизни – вступления в пионеры. Провалявшись два дня с высокой температурой, я лежал в кровати с повязанным на горло колким шарфом, полоскал горло, пил таблетки и «горячее» и страдал от того, что мои одноклассники уже целый день ходят не с шерстяным шарфом на шее, а с красным галстуком, ведь он «цвета одного» с нашим красным знаменем. Именно с этим знаменем, прихватив барабан с барабанщиком из четвёртого "Б" и председателя совета дружины со старшей пионервожатой, новоиспечённые пионэры и пришли к нам домой. Моя мама, сидящая на больничном по уходу за больным ребёнком, конечно, знала об этом официальном визите, но, решив сделать этому больному ребёнку духоподъёмный сюрприз, не ввела меня в курс дела. Услышав звонок в дверь, я был уверен, что это пришли в лучшем случае мои друзья Сергей Пономарёв и Андрей Головачёв проведать болящего, но, заслышав из прихожей барабанный бой и чужие голоса, понял, что сейчас должно произойти что-то необыкновенное, сродни визиту Деда Мороза со Снегурочкой, но ТАКОГО я не ожидал! Повернув больную шею к двери, я сначала увидел просовывающееся в нашу комнату красное знамя . Оно было так неуместно и нелепо в нашей небольшой комнате, что я немного испугался. Его появление сопровождалось барабанным грохотом, за знаменем ввалилась орава моих одноклассников – новых членов красногалстучной пионерии, они заполнили всю нашу комнату и стали нестройно исполнять пионерский гимн – «Взвейтесь кострами». Протиснувшаяся между ними старшая пионервожатая нашей школы на вытянутых руках внесла вожделенный аксессуар – красный галстук. Сказать, что я лежал обалдевший от этого перформанса, значит, просто промолчать, я чуть не терял сознание от грандиозности происходящего. Хор юных пионеров и барабан замолкли. Размахивая перед моими глазами красным галстуком, пионервожатая кивнула вбок головой и на сцену вышел Председатель Совета Дружины, ученик седьмого класса "А"(не помню, как его звали) и, держа перед собой текст, стал читать «клятву юного пионера», что-то там про мои обязательства перед партией и ещё перед кем-то. Я построчно охотно и беззаветно повторил всё, что было предложено. Если бы мне в этот момент предложили бы продать душу сатане или взорвать Земной шар, я охотно бы согласился без всяких условий, даже не требуя персональных преференций, в тот момент я был фанатично экзальтирован и был готов абсолютно на всё ради нашей родной и любимой партии коммунистов, а заодно и с её верным помощником – блоком беспартийных. Возникла заминка, повязывать сакральный красный галстук поверх шерстяного шарфа было идеологически невозможно; моя мама, в прошлой своей юной жизни тоже старшая пионервожатая, быстро сообразила, разрешив двусмысленную ситуацию сдёргиванием с меня больничной повязки в угоду ритуальному процессу, но в ущерб здоровью больного ребёнка. Кивнув вторично, на этот раз барабанщику, залудившему пулемётную дробь, «старшая» беспрепятственно водрузила и повязала мне на полосатую пижаму вожделенный атрибут. Всё, свершилось! С этого момента я полноправный, пусть и больной, но член Всесоюзной Организации – маленький коммунист. Теперь моя жизнь пойдёт совсем по– другому: я перестану обманывать родителей и утаивать сдачу от несъеденных школьных завтраков, по первому требованию буду выносить мусор и беспрекословно мыть посуду, чистить зубы не только утром, но и вечером, буду заниматься только хорошими делами, а не всякими глупостями, в общем, стану человеком. Конец дня прошёл в лёгкой эйфории от сладостных воспоминаний о всех процедурных подробностях посвящения в юные пионеры. Должен признаться, гордость ношения галстука со временем довольно быстро сменилась просто равнодушной необходимостью, и, когда настала пора сменить его на комсомольский значок, я в себе уже не обнаружил ничего похожего на восторженную готовность продолжать дело вечно живого Ленина с его не менее бессмертной партией. Позднее я просто перестал уплачивать взносы в кассу комсомольского младшего брата этой партии, автоматически из неё выбыв. Сэкономил, я думаю, немного, но мне было приятно, что эти деньги я теперь могу потратить на что-то более полезное, на сигареты, например, поскольку ко времени выхода из комсомола я начал курить. Дилемма, какая из двух привычек: платить членские взносы или курение более вредна – мною была определена именно тогда, я больше не платил взносов ни в какие  партийные организации, но продолжаю курить. Я уже тогда был мудр.

PS. В моей жизни состоялись ещё два события, отличивших меня по своей уникальности от остального советского народа. Второе (если считать первым приём в пионеры в постели) заключалось в подлом изгнании меня из лагеря комсомольского актива "Зурбаган» со снятием с должности начальника сельхозработ летом между 9-м и 10-м классами за «аморалку» ̶ формально позорное, а по своей сути, возможно, самое поворотное в моей жизни. Это был мой триумф, мой «звёздный час», высшая точка моей социальной лестницы, с которой меня столкнула, не ведая того, обыкновенная девочка Лариса. Третье, случившееся значительно позднее, ̶ венчание с моей третьей женой в церкви за год до официально зарегистрированного брака. На первый взгляд, эти три события не имеют ничего общего, но я их воспринимаю звеньями одной судьбоносной цепи, и вспоминать их мне приятно, даже второе, отдельно стоящее в моей биографии.