Текст книги "Летучие бурлаки (сборник)"

Путешествие на воздушном шаре в идеальной компании

По большей части мы не служим в армии, не ездим на великие стройки, не покоряем гор, напевая «…пусть он в связке в одной с тобой…», не спешим на покос всей деревней, не тушим пожары целой слободой.

У человека пропадают некоторые столетиями присущие ему качества.

Он привыкает быть один.

Отныне другие – это если не ад, то маета и суета точно.

Мы встречаемся, только чтобы потанцевать. Впрочем, и танцы должны быть такие, чтоб слишком долго не держать друг друга за руки. Сейчас вообще за руки держаться не очень принято.

Уметь быть независимым – нелишнее. Впрочем, порой возникает ощущение, что люди сутками торчат в социальных сетях в силу той причины, что независимость их наигранная, неорганическая. Если ты такой независимый, чего ты всё время напоминаешь о себе?

В любом случае, плохо не когда ты научился быть независимым, а когда ты положил все силы на то, чтоб ничьё благополучие не зависело от тебя.

Люди так страстно, так самолюбиво повторяют «Я отвечаю за себя сам!» – но слышится при этом «Я ни за что не хочу отвечать!».

Сначала мы хотели, чтоб у нас было меньше детей. Теперь мы вообще не желаем жить парами. Куда будет следующий шаг, я не знаю, да и не очень интересуюсь.

Мои личные, не претендующие на статистику наблюдения говорят о том, что разносчиками новой самодостаточной философии бытия являются городские дети, выросшие в одиночестве, с минимальным количеством сестёр и братьев поблизости или вовсе без них.

Родившие такого ребёнка хотели ему дать больше («Нечего нищету плодить!») – а дали меньше.

Они хотели, чтоб он стал щедр, оттого что всегда был сыт, но странным образом получилось ровно наоборот.

Родившие его думали, что, если выросшее дитя умеет оборвать любую привязанность, ценя свою чистоплотную свободу, оно никогда не оставит их самих – но что-то подсказывает, что такой вариант будет использован самым первым.

Всё, что мы – общность людей, разговаривающая на русском языке и занимающая определённую территорию, – имеем к сегодняшнему дню, мы получили в наследство от детей, имевших братьев и сестёр. Объективный, собственно говоря, факт: до нас здесь жили миллионы многодетных семей, и все мы оттуда родом.

То, что мы получим на этой территории через полвека, – будет следствием проживания здесь детей, выросших в одиночестве. И тогда сверим результаты.

Одно непонятно: кто потом эти результаты будет исправлять.

Есть, к примеру, такое основополагающее для любого народа качество, как самоотверженность. Можно скупить в ближайшем киоске все глянцевые журналы за этот месяц, внимательнейшим образом перечитать их – и ни разу там это слово не встретить.

Когда-то его употребляли очень часто. Может, даже чрезмерно часто.

Дети, вырастающие в многодетной семье, приучаются к этому качеству помимо собственной воли.

Тебе хочется гулять, но ты должен присмотреть за младшей сестрой. Ты, обливаясь неожиданными, кипячёными слезами, принесёшь младшего брата на руках, потому что он слетел с велосипеда и снёс себе не только колено, но и щёку с виском об асфальт. Ты поделишься самым сладким куском с голодным старшим братом, которому сейчас попадёт от отца. Ты невольно начнёшь взрослеть раньше, чем это положено (сегодня мальчикам положено начинать взрослеть в районе тридцати). Тебе нужно будет демонстрировать силу, которой ты ещё не имеешь, и смекалку, которой вчера ещё не было. Ты против воли попадёшь в ситуации, когда разнородные человеческие эмоции, замеченные, но, быть может, даже не осмысленные тобою, неизбежно сделают тебя мудрей, наблюдательнее, зорче.

Самоотверженней, наконец.

Потом это качество пригодится тебе ещё тысячу раз.

Живущий в многодетной семье – живёт словно бы в лесу, где приучается различать звуки и краски. Выясняется, что мир – это не хаос, что здесь всё на своём месте: и если что-то мешает тебе, или потерялось, или больно ударило тебе по голове, упав откуда-то сверху, – то это лишь потому, что ты сам не положил эту вещь на место.

Учись содержать в порядке мир вокруг тебя, и если кто-то рядом не умеет этого делать – поухаживай за ним, пока он научится.

Несомненный плюс такого обучения нелишним человеческим привычкам – в том, что это делается через любовь и по любви. Как бы ни сердились братья и сёстры в большой семье – но они любят друг друга, и ежедневно держатся за руки, и целуют друг друга.

Надо чаще держаться за руки. Надо чаще целоваться.

…Ну а потом, конечно, родители.

Эти торопливые взрослые люди, у которых всегда так много дел.

Им не жаль потратить шесть лет на получение образования, и ещё три – на образование дополнительное. Года три в общей сложности проиграть в компьютерные игры, ещё года три, если суммировать, провести в танцевальных клубах и проболтать в кафе. Лет пять подряд помещать разнообразной степени глупости посты в ЖЖ, инстаграмить, флудить и троллить. Семь лет спустить на то, чтоб добиться статусного продвижения в своём отделе. Ещё год на похудение, полгода на лечение некоторых издержек свободной жизни. Три года на добросовестную выплату кредита, сопровождаемую нешуточными ограничениями. Год туда, два сюда. Машину поменять надо непременно. С парашютом прыгнуть хоть раз.

И только на второго, а лучше третьего, а то и четвёртого ребёнка – времени совершенно нет. Кажется, что это ужасно долго – ждать, пока они вырастут.

Знаете, это с одной стороны долго, с другой стороны – нет. Примерно как сама жизнь. Она длинная, длинная, длинная – потом раз, и прошла. Надо успеть кое-что сделать до этой минуты.

Моему старшему идёт шестнадцатый год. И хотя трое младших ещё только оперились, возникло очень ясное и твёрдое ощущение, что самое трудное позади. Они уже понемногу перебираются в свою взрослую жизнь, а мне нет сорока́ – я молод, моя жена молода, мы всё успели. Больше ничего нагонять не придётся.

Пока я писал этот текст, старшие гуляли с самой маленькой во дворе нашего дома.

Каждый по полчаса. Это недолго и вполне весело.

Сейчас я поставлю точку и пойду налью всем молока.

В конце концов, большая семья – это в первую очередь эстетическое удовольствие. Мне всегда есть на что посмотреть, чтоб моё неизменно хорошее настроение стало окончательно прекрасным.

У них оно, кстати, тоже всегда хорошее. Дети в многодетных семьях не умеют тосковать.

Самоотверженность привита, а хандра – нет.

Взрослый мир, конечно, внесёт свои суровые и скучные коррективы в их характеры. Но главная задача заключается в том, чтоб ребёнок знал: есть место, куда он всегда может вернуться и вспомнить, как оно бывает.

Это место – его детство, огромный солнечный шар, где он прокатился в отличной компании любящих его и самых близких людей.

И он в курсе, как этот шар сконструировать.

Как скажешь – так и будет

Тогда у нас ещё был только один ребёнок – старший сын. Мы были замечательно бедны. Питались жареной капустой и гречкой. Новогодние подарки ребёнку начинали покупать за полгода, не позже, так как точно знали, что накануне Нового года денег на все заказанные им у Деда Мороза сюрпризы точно не хватит. Так вот и жили, приобретая один подарок в месяц: на него иногда уходила треть моей нехитрой зарплаты.

Старший очень долго верил в Деда Мороза, чуть ли не до восьми лет. По крайней мере, я точно помню, что в первом классе он реагировал на одноклассников, которые кричали, что никакого Деда Мороза нет, как на глупцов.

Каждый год он составлял списки: что он желает заполучить к празднику. Мы по списку всё исполняли, иногда добавляя что-либо от себя.

И вот, помню, случился очередной Новый год. Мы с женою глубоко за полночь выложили огромный мешок подарков под ёлку. Легли спать в предвкушении – нет же большей радости, как увидеть счастье своего ребёнка.

Утром, часов в 9, смотрим – он выползает из своей комнатки. Вид сосредоточенный, лоб нахмурен: чёрт его знает, этого Деда, может, забыл зайти.

Заприметил мешок, уселся рядом с ним, и давай выкладывать всё. Там был гигантский пластмассовый Шрэк, даже не помню, где я его достал. Там был аэроплан на верёвочке. Пароход на подставочке. Солдаты трёх армий в ужасающей врага амуниции. Книга про вампиров с роскошными картинками. Щит и меч. Первый, ещё игрушечный мобильник. Какая-то плюшевая гадина с ушами.

Короче, когда он всё это выгрузил – нам с кровати стало не видно своего ребёнка. Мы даже дыхание затаили в ожидании его реакции. И тут раздался оглушительный плач!

Сын рыдал безутешно.

Жена вскочила с кровати: что, мол, что такое, мой ангел?

Вы знаете, я врать не буду – я не помню точно, чего именно ему не хватило в числе подарков. Но, поверьте, это была сущая ерунда. Допустим, он хотел чёрный танк, а мы купили ему зелёный броневик, танк не обнаружив. Или он хотел игральные карты со всякой нечистью, а мы купили эту же нечисть, но в наклейках. Что-то вроде того.

Но обида и некоторый даже ужас были огромны.

– Он забыл танк! – рыдал ребёнок. – Он забыл! Он забыл!

Сидит, понимаете, этот наш маленький гномик под горой игрушек, купленных на последние деньги родителями, отказывающими себе во всём (помню, например, я в течение месяца не мог купить себе бутылку пива – я серьёзно; то есть, если купил бы – могло не хватить на очередной сюрприз сыну; и я не покупал), – и вот он сидит там, среди подарков, невидимый за ними, и рыдает.

Реакция наша – моя и моей любимой женщины – была совершенно нормальная. Мы захохотали. Ну, правда, это было очень смешно.

Он от обиды зарыдал ещё больше – мы кое-как его утешили, пообещав написать Деду Морозу срочную телеграмму, пока он не уехал к себе в Лапландию… В общем, неважно.

Но я до сих пор уверен, что мы себя вели правильно.

Может, у кого-то поведение моего ребёнка вызовет желание воскликнуть: «Набаловок! Кого вы воспитываете! Он вам ещё покажет!»

Как хотите, я не спорю. Я ж знаю, что он не набаловок. Он отреагировал как ребёнок, которому ещё неведомы несчастье и обман. Этого всего ему вдосталь достанется потом. Уже достаётся.

Но дитя, у которого было по-настоящему счастливое детство – когда сбывалось всё, что должно сбыться, – оно на всю жизнь обладает огромным иммунитетом. Я в этом убеждён.

Мой отец говорил мне эту любимую мою фразу: «Как скажешь – так и будет». Я всё жду, кто мне ещё в жизни может такие слова сказать. Больше никто не говорит. Так как никто не может мне повторить эти слова – я сам их говорю своим близким.

Мой старший подрос, и теперь у нас детей уже четверо. Старший свято блюдёт тайну Деда Мороза. Дед Мороз есть, факт. Каждый год наши меньшие пишут ему свои письма.

Старший самым внимательным образом отслеживает, чтоб броневик был зелёный, чтоб вместо пиратов в мешок не попали ненужные пока мушкетёры, чтоб вместо Гарри Поттера не была куплена Таня Гроттер (или наоборот) и чтоб воздушные шарики были правильной воздушно-шариковой формы.

Насколько я вижу (а я вижу), опыт детства научил моего старшего сына не безответственности и наглости, а желанию самолично доводить чудеса до конца для тех, кто ждёт этих чудес и верит в них.

Один день из жизни многодетной семьи

Утром мне надо уезжать в другой город. Средние двое детей прибаливают. Старшему надо добраться в гимназию – а она далеко.

Звоню в такси, заказываю, называю адрес, гимназия такая-то.

Через десять минут перезванивают:

– А вы что, ребёнка отправляете?

– Ну, как, – говорю, – ребёнка. Ему пятнадцать лет.

– Такси перевозит детей до шестнадцати лет только в сопровождении родителей.

Я не могу с ним ехать: опоздаю на поезд. Жена тоже – с кем она тогда оставит остальных дома?

– В нём метр семьдесят роста, он чемпион города по борьбе, он вообще не ребёнок, – говорю я. – Если вашего водителя будут обижать – он его защитит.

– Извините, нет.

Срочно ищу другое такси, но в городе уже пробки, никто не успевает.

Откладываю свой отъезд, гружу всех в машину. Старшего – в гимназию, средних – в поликлинику выписываться, младшую – в садик. Жена с нами.

Детских сидений у нас в машине нет. Потому что если мы поставим детские сиденья – мы не поместимся в один автомобиль. Нам нужно будет ездить на двух автомобилях.

Это очень полезный закон – про детские сиденья, но вообще он не учитывает интересы многодетных семей. Семьи, у которых четыре маленьких ребёнка, или пять, или шесть детей, передвигаться в автомобиле не имеют права. Они должны иметь два автомобиля или автобус.

Второй автомобиль, соответственно, должна вести жена; а если у неё грудной ребёнок орёт, привязанный к сиденью, то это ничего – его могут успокоить другие дети, двух, например, или четырёх лет. А чем им ещё заниматься в машине? Хотя они, конечно же, тоже привязаны к своим сиденьям, и им не очень удобно успокаивать самого младшего. Лучше они сами поорут вместе с ним. Рули, мама, рули.

За каждого не привязанного к сиденью ребёнка – штраф три тысячи рублей. У многодетных семей очень много ненужных денег, поэтому они могут отдать двенадцать – пятнадцать тысяч рублей в помощь ГИБДД.

…мои литературные гастроли сорвались, ну ладно, я и так не очень хотел ехать.

Тем более что у нас сегодня другое важное дело: мы, как многодетная семья, получили наконец участок под строительство – бесплатно, от государства. Указ президента! По всей стране он не очень исполняется, а нам повезло.

Едем принимать и смотреть подарок гаранта.

Участок оказался соток на шесть меньше, чем было заявлено в президентском указе. Кому-то ушли наши соточки, ну, что поделаешь.

Другой неожиданностью стало его местонахождение.

В радужных мечтах я представлял двадцать соток на берегу реки, дети играют в траве, собака следит за ними, кот следит за собакой.

Увы, участок оказался в другом, то есть соседнем, городе.

По документам – в пригороде, а по факту – в городе. Почти посредине его.

Можно, конечно, туда переехать жить – по утрам нужно будет добираться до гимназии и садика уже не двадцать минут, а два часа – в чём есть несомненные плюсы: можно по дороге повторить уроки, да и вообще пообщаться с детьми. Или хотя бы с частью детей, потому что, как мы помним, передвигаться многодетные семьи могут только на двух автомобилях.

На выделенном нам участке нужно в течение то ли года, то ли трёх построить как минимум фундамент – а то государство участок заберёт обратно. Государство не любит, когда земля пустует без дела. Многодетные должны крутиться, а не лениться.

…возвращаемся домой, обсуждая с женой, чего бы нам такое построить на своём участке в соседнем городе. Она предлагает лечебницу для зверей.

– Видишь, как много участков нарезали многодетным? – поясняет она. – У всех многодетных есть животные. Все животные болеют. Они все пойдут лечиться к нам.

Я задумываюсь.

– А кто будет их лечить, этих зверей?

Теперь задумывается жена.

Она называет имя одной из наших дочерей.

– Ей же семь лет, – говорю я. – Она сможет приступить к своим обязанностям только через десять, минимум, лет.

Жена снова задумывается.

Мы закупаем продукты в магазине (я никогда не видел, чтоб кто-нибудь покупал в магазине столько продуктов, сколько покупаем мы: дети всё время едят) и торопимся в школу (старшего нужно отвезти с уроков на французский к репетитору), в садик (младшую нужно забрать) и, наконец, домой – со средними нужно учить уроки.

Знаете, сколько сейчас задают в школе уроков?

Если не знаете, то лучше вам об этом и не знать.

Иногда бывает по два творческих задания по одному предмету. То есть два – только по одному предмету, и ещё по одному творческому заданию по трём другим предметам. Не считая основных уроков.

В этом году уже несколько раз родители на родительских собраниях пытались взбунтоваться: такой объём заданий выполнить физически невозможно!

«У нас работа, в конце концов!» – кричат родители.

Министерство образования объясняет, что повышение требований к домашним заданиям преследует благую цель: родители должны больше времени проводить с детьми.

О, да.

Только тогда надо, чтобы родителей было четверо. Двое работают, двое делают уроки и творческие задания. Ребёнок, соответственно, должен быть один. Одного достаточно.

Минобраз желает нам только добра, но на самом деле они борются с демографией. После того как вы сделаете три тысячи творческих заданий за три года начальной школы, вы больше никогда не захотите иметь детей. Я не шучу.

Так что я требую привлечь чиновников Минобраза к судебной ответственности за вредительство в государственных масштабах.

Но пока привлекают нас.

Звонок из школы.

– У вашего сына очень большие проблемы.

(«Боже мой, – думаю. – Что я упустил? Когда это случилось?»)

– Он ведёт себя некорректно по отношению к одноклассникам, – поясняют мне. – И ещё он слушает русский рэп, это ужасно.

– Я приму меры, – говорю я (человек, ведущий себя некорректно по отношению к целым социальным группам и записавший три рэп-альбома и несколько совместок с культовыми русскими рэп-музыкантами).

– Примите меры, но тем временем мы примем свои, – мрачно обещают мне.

Некоторое время обсуждаем это с женой, но вообще нам некогда что-то обсуждать.

Я проверяю физику и французский у старшего, она колдует со средними. Младшая в это время старательно нам мешает: она ненавидит уроки, уроки мешают ей играть с братьями и сестрой.

– Давай кружиться? – предлагает она всем поочерёдно.

Потом требует есть (только что ела). Ворует карандаши, ластики, пеналы и портфели у старших (нагоняю её в момент распределения фломастеров по зимней обуви). Время от времени начинает орать, но мама (жена) это быстро пресекает. У нас не поорёшь. Наличие такого количества детей окончательно подорвало нашу веру в либерализм.

К девяти часам портфели собраны, все лежат в кроватях. Перед сном старшим можно почитать. Я читаю сказку Корнея Чуковского младшей.

…в час ночи я застаю жену на кухне: она клеит ежу иголки. Одно творческое задание осталось незаконченным. Она заканчивает его, зная, что завтра будет новое задание. Самосовершенствование родителей не должно иметь предела.

Между прочим, рисунок со стразами, поделку из картона и тряпичную куклу мы уже сделали. К тому же, пока жена клеила ежа, мы со старшим сыном ответили на дополнительную анкету – 200 вопросов, которые поставили бы в тупик клуб самых находчивых знатоков. Собственно, меня они ставили в тупик несравненно чаще, чем сына. Я ответил на 20 вопросов, он на 170. Он привык. Ещё 10 вопросов остались неразрешимыми.

На следующее утро младшенькая проснулась в пять тридцать.

– Мамычка-а-а! Мамычка-а-а! – звала она жалобно. – Приди ко мне!

Мы пришли к ней оба.

Мы улыбались – а что нам ещё оставалось делать.

В то же утро я уехал, а со всеми перечисленными (и многочисленными дополнительными) проблемами осталась жена.

Она понимает, что у меня дела: мне нужно всех обхитрить, нарушить те законы, которые ещё можно нарушать, обмануть налоговую, совершить максимальное количество сомнительных и малоосмысленных поступков (написание этого текста – самый приличный из них), чтобы прокормить наш маленький род.

А моей любимой женщине нужно сделать невозможное: не сойти с ума.

Мир против нас. Такси нас не везёт, страж дорог штрафует, врач поликлиники идёт к больному ребёнку с 10 до 18 – и врача нужно ждать не сходя с места, школа требует справку о болезни ребёнка, даже если он пропустил один день – а чтобы получить справку, нужно потратить половину дня на поликлинику, забросив работу и все дела, что до государства… государство платит нам уморительные детские пособия, а больше я ничего про него не знаю.

Хотя нет, я догадываюсь, что мою жену, несмотря на два её образования, не возьмут ни на какую нормальную работу. Потому что кому нужны работники, у которых вся жизнь – череда непрестанных проблем.

Впрочем, нас же никто не заставлял так много рожать, верно? Надо было думать своей головой, правда ведь?

Наверное, надо уточнить, что я не пытался вас разжалобить. Я просто хотел предупредить, что если ещё кто-нибудь назовёт меня «буржуазным» – я возьму его за верхнюю пуговицу…

Ну, и оторву её. Самое малое, что я могу сделать в ответ.

…каждая многодетная семья чувствует себя как Конюхов в океане. Счастье в сердце и стихия вокруг.

Фхшщжсргсц

Дети учатся в школе. Двое – первоклашки, ещё один – в восьмом. Четвёртому чаду скоро в садик, там свои заботы начнутся.

Из школы несут в дом кто вопросы по ЕГЭ, кто сверхурочные контрольные, кто новую олимпиаду.

Тихой, натоптанной муравьиной тропой идут к маме и к папе с этими развесистыми опросниками.

Мысленно представляю, как тысячи родителей физически страдают, пытаясь одолеть премудрость, рассчитанную на детей, которые только четыре года назад научились говорить.

У меня высшее образование, у жены высшее образование. Мы оба хорошо учились. Мы оба читаем много книг. Относительно неплохо знаем литературу, историю, осведомлены о существовании и назначении ряда других наук. Но, к примеру, недавнюю контрольную для первоклашек мы решали всей семьёй, причём жена постоянно использовала опцию «Звонок папе» – потому что одни мы с ней не справлялись.

У её отца феноменальные знания в очень многих отраслях, от гуманитарных до точных. Он всякий раз внимательно выслушивал вопрос и через минуту отвечал: «Это какие-то идиоты придумали».

Хорошо, у нас есть старший сын, который на таких олимпиадах уже поднаторел, – он дал ответы на десять из восемнадцати вопросов. По одному ответу добавили я и жена. Шесть вопросов остались неразгаданными.

А вчера старший принёс новый, так называемый «Профильный конкурс-исследование». Почитал и призадумался. Дал нам посмотреть – не питая, замечу, ложных надежд касательно интеллекта родителей, – просто захотел нас порадовать.

Хотите и вы себя проверить, дорогие друзья?

Слушайте тогда внимательно.

«Доказано, что звуки не только несут информацию, но и непосредственно влияют на настроение человека. Какой из приведённых ниже наборов звуков передаёт добрую эмоциональную окраску?

1. в, д, л, м, н, ч

2. ф, х, ш, щ, к, ж, з, р, ы

3. ж, з, р, ы

4. к, п, с, т, ф

5. ф, х, ш, щ, ж, с, р, г, с, ц

6. в, л, м, н, к, п».

Сидит наша семья, младшей дочке два годика, папе тридцать семь, и все мы, в меру сил, повторяем задумчиво: «Жзры…» «Фхшщжсргсц!» «Кпстф».

Лица одухотворённые, дышим часто и напряжённо.

«Жзры!» «Фхшщжсргсц…» «Кпстф».

Все смотрят друг на друга, пытаются понять, появилась ли в наших глазах добрая эмоциональная окраска.

У вас как, появилась?

Мне, например, все варианты повышают настроение.

Или ещё вопрос.

«Определите по приведённому диалогу, к какому типу “Я – состояний” относится следующее взаимодействие между людьми.

Руководитель: “Это безобразие! На наш отдел опять свалилась дополнительная работа”.

Подчинённый: “Действительно – безобразие. И ведь это не в первый раз!”

Варианты ответа:

А. Ребёнок – Родитель

Б. Взрослый – Взрослый

В. Родитель – Ребёнок

Г. Родитель – Родитель

Д. Ребёнок – Взрослый

Е. Родитель – Взрослый».

И не торопитесь дальше читать мои сердечные заметы. Посидите минутку-другую, подумайте. Вам-то что: вы дочитали и пошли дальше, а мне с этим жить.

По мне, так они оба дети, и руководитель, и подчинённый. (Либо валяют дурака.)

Но такого варианта не предлагается!

Разыгрываем с женой этот диалог в лицах, просим детей определить, кто из нас взрослый.

Дети тоже за мой вариант: мы оба – дети.

Там ещё двадцать три таких вопроса. Вполне возможно не одни выходные, а месяц жизни (минус выходные) посвятить их разрешению. И не разрешить ни одного.

Ребёнка спрашивают: определите, какие из предложенных прилагательных относятся к типично мужскому и типично женскому образу. Ребёнок нам зачитывает предложенные прилагательные вслух.

1. Агрессивный.

Жена моя тут же отвечает: традиционно считается, что это относится к мужчине, но вообще – к женщине.

2. Тактичный.

Жена моя отвечает: традиционно считается, что это относится к женскому типу характера, но вообще, конечно, к мужскому.

3. Доминирующий.

Жена моя, не подумайте плохого о нашем союзе, отвечает: традиционно считается, что это мужская черта, но вообще – женская.

4. Скрывающий эмоции.

Моя отвечает, что так думают о мужчинах, но женщин это касается больше.

5. Нежный.

Жена моя смотрит на меня и улыбается. А потом добавляет для детей: но вообще считают, что нежные – это женщины.

6. Разговорчивый.

Тут, наконец, традиционный взгляд на женщину и взгляд моей жены совпадают, но это, к несчастью, случается в первый и в последний раз – из двадцати, между прочим, вопросов.

Отдельно мы с ней посмеялись по поводу попытки разделить между мужчиной и женщиной такие определения, как «не использует грубых выражений» и «знает, как осваивать мир».

Но особенно мне понравился финальный ответ моей жены.

20. Ценит литературу и искусство.

Традиционно считается, что это мужчина, сказала жена. Но! – сказала она. На самом деле, сказала она, 80 % читателей литературы и большинство посетителей концертов – женщины. Женщины больше ценят литературу и искусство!

Именно ценят, добавила она спокойно. Потому что оценить литературу и искусство в состоянии представители всё-таки другого пола.

Старший сын быстро кивнул, разглядывая нас поочерёдно.

Тут я впервые задумался, что ценить и оценивать – разные вещи.

И ещё подумал, что всё это – неплохая разминка для мыслительного аппарата.

По крайней мере, для моего. Не знаю, что там дети думают по этому поводу.

Пожалуй, я не буду сейчас устраивать немедленную выволочку сочинителям всех вышеобозначенных профильных конкурсов. Иногда родителям полезно общаться с детьми. Да и друг с другом тоже.

У меня есть только одна претензия личного характера.

Гуманитарные, психологические и математические олимпиады – это далеко не единственное, чем нам с женою приходится заниматься. Есть, собственно говоря, уроки. Их задают очень много. С одним ребёнком ещё можно управиться. Но если этого ребёнка – четыре штуки? Или пять? Шесть? И они учатся в шести разных классах одновременно?

Кто-нибудь подумал о многодетных родителях?

Нынешнее образование совершенно очевидным образом рассчитано на семью с одним ребёнком. Даже так: с одним ребёнком и не очень сильно занятыми родителями.

Только поймите меня правильно, а то некоторые, я вижу, уже изготовились в атаку. Как сказал поэт, помните? «Собственно говоря, на что вы жалуетесь? – Я не жалуюсь, я хвалюсь».

Я хвалюсь.

Образование рассчитано на одного, а у нас все растут умные.

Хотя иной раз, тайно, никому об этом не говоря, только вот вам, первый и последний раз, я всё-таки скажу, шёпотом, а потом больше никогда не буду, – иной раз… я… думаю, что…

Что всё это какая-то разводка.

По отдельности все эти тесты – крайне увлекательное занятие: «жзры», «фхшщжсргсц», «кпстф» – как тут не увлечься. Но в целом создаётся ощущение, что какие-то злые люди доламывают нам наше очень неплохое образование и предлагают вместо него интеллектуальные комиксы и раскраски, которые должны нам дать ложное представление о том, что мы занимаемся чем-то очень важным.

Зато русский язык с литературой делают одним предметом и часы, отведённые на изучение книжек, сокращают.

Так что, как говорится, фхшщжсргсц. Угадали мою эмоцию?