Текст книги "Свобода желаний"

– Но ведь зимой довольно холодно. – Хизер надела на себя платье, а Ксантия зашла с другой стороны, чтобы застегнуть молнию на спине.

– Не будь такой практичной, – засмеялась она в ответ, – тебе придется все это забыть, пока ты здесь. И потом тоже, надеюсь. Ты многому научишься, но это будет позже. А сейчас сядь и раздвинь ноги.

Ксантия поместилась между ног Хизер и натянула на нее чулки, которые были такими тонкими, что казались серой дымкой. Для того чтобы надеть пояс с резинками, потребовалось высоко задрать платье Хизер. Она стеснялась своего обнаженного тела и хотела скрыть его. Ксантия стояла перед ней на коленях и могла близко рассмотреть темный треугольник между ее ногами. Желание развести розовую расщелину и погладить половые губы нежными и быстрыми движениями было непреодолимым. Она почувствовала, как влага наполнила ее вульву, растекаясь по всем складкам между ног, как намокли немногочисленные волосики.

«Черт бы тебя побрал, Андре! – возбужденно подумала она. – Но когда Хизер научится кончать, будет даже лучше».

Она встала, протянула руку и поправила лиф платья, который был так искусно сделан, что держался на месте, будучи совершенно лишен жестких деталей, затем подтолкнула груди повыше. Они, голые почти до сосков, были туго стянуты. Юбка держалась на поясе и на бедрах, а к подолу расширялась, образуя как бы рыбий хвост. Наряд, на взгляд Хизер, был слишком провокационен, и она, взглянув в зеркало, поразилась произошедшей перемене. Ксантия взяла щетку с серебряной рукояткой и расчесала ее длинные локоны, так что они стали напоминать шелковый занавес, спускавшийся до середины спины. Их приятное прикосновение к обнаженным плечам действовало на Хизер успокаивающе, а отражение в зеркале показывало не ее, а принцессу из какой-то сказки.

– Не слишком много косметики. Только губы надо накрасить красной помадой, – инструктировала Ксантия, положив щетку на сияющую поверхность богато отделанного резьбой столика.

Она со спины пропустила свои руки под руки Хизер и положила ладони на ее груди, чтобы ощутить их размер.

– Сегодня все будут в масках.

– В масках? Почему? Что-то похожее на венецианский бал?

Ксантия кивнула:

– Да.

Она убрала руки с изголодавшейся по ласке груди Хизер и взяла с кровати искусно сделанную маску. Она представляла собой мертвенно-бледное изображение овального человеческого лица, красивого, непонятно, какого пола, с голубыми и розовыми цветами, нарисованными на щеках и бровях. Позолоченные глазницы были направлены вверх. Левая из них начиналась из распростертых крыльев золотой бабочки, усики которой образовывали огромные ресницы.

Ксантия завязала маску на затылке Хизер, и той показалось, что это уже не она. Только рот принадлежал ей; маска скрывала все лицо, опускаясь до подбородка, и оставляла открытым только рот Хизер, блестящий и темно-красный.

– Твои губы прекрасны, – пробормотала Ксантия, – они готовы принять все, что угодно: еду, питье или части тела, которым очень хочется, чтобы их сосали до взрывного завершения.

В следующий момент она уже аккуратно расправляла складки плаща-домино, который набросила на плечи Хизер. Ее волосы скрывал капюшон, украшенный золотыми кружевами, розовой газовой тканью, лентами и букетами искусственных цветов. Все это обрамляло выглядывавшее оттуда мертвенно-белое лицо, призрачное, тревожащее. От этого зрелища кровь стыла в жилах.

– Теперь ты анонимна. – Ксантия отступила, чтобы осмотреть ее. – Хизер Логан исчезла, и вместо нее явилась та, кем ты захочешь стать.

Глава 4

Это было самое необыкновенное сборище, на котором когда-либо доводилось присутствовать Хизер. Просторный зал был залит светом люстр, грани алмазных подвесок которых излучали все цвета радуги. Люстры с небольшими интервалами свисали с изысканно разрисованного потолка, на котором обнаженная Венера резвилась с двумя влюбленными купидонами с членами в возбужденном состоянии, а стая белоснежных голубков начищала перышки и спаривалась вокруг нее.

Сцена повторялась снова и снова в огромных, вставленных в позолоченные рамы зеркалах итальянского дизайна и в стеклах массивных французских окон, задрапированных кроваво-красной узорчатой тканью. Ламбрекены на них являли собой тонкий образчик «обманок», то есть точных гипсовых имитаций складок и расцветки занавесей. Даже толстые крученые шнуры и бахрома были полной иллюзией.

Ощущая некоторую неловкость, с коктейлем «Маргарита» в руке, Хизер задавалась вопросом: а были ли реальны и все эти мельтешащие вокруг или разбившиеся на группки люди, восхищавшиеся причудливыми костюмами друг друга? Человеческие лица, замененные лишенными всякого выражения, зловещими, слепыми взглядами масок. Все были закутаны в черные плащи, наподобие ее собственного, но под складками она могла разглядеть, что одеты они были принцами или кардиналами эпохи Возрождения, шлюхами или королевами, гориллами или фавнами, были тут и египетские божества, и средневековые трубадуры.

Один натянул на голову парик горгоны Медузы, другой щеголял в плюмаже из перьев. Некоторые были полностью одеты, другие полуобнажены, однако, как она про себя отметила, их костюмы были довольно скромными. Но тогда, размышляла она, то же самое люди могли думать и о ней, не догадываясь, что под парчой вечернего туалета она была абсолютно голой. Стоило слегка задрать юбку, и на всеобщее обозрение явились бы оба полушария ее зада. А зрителям спереди открылась бы густая курчавая поросль, скрывающая глубокую щель промеж розовых пухлых губок, набухших в нетерпеливом ожидании. И ей хотелось сделать это – выставить себя напоказ; ее пугало и отталкивало собственное непреодолимое желание.

– Ты разочарована? Ты думала, что будешь участвовать в оргии? – прошептал ей кто-то на ухо.

Она обернулась, но не могла разглядеть черты лица мужчины за маской пурпурного бархата под треуголкой. Но не важно. Голос все равно оставался знакомым.

– Я ничего не ожидала, Андре, – сказала она. – Это напоминает мне сцену из «Амадея», когда юный Моцарт думает, что видит умершего отца. Почему эти маски вызывают какую-то тревогу?

Он хмыкнул и забросил полу своего плаща через плечо. Под ним на нем был пестрый костюм Арлекина, очень тесное трико подчеркивало внушительный бугор в том месте, где сходились его бедра. Под зачарованным взглядом Хизер, казалось, он становился еще больше.

«Может, он надевает специальные плавки, как у танцовщиков балета? – подумала она. – Тогда у него там должно быть очень тесно».

Его рука оказалась на ее обнаженной руке, от этого легкого прикосновения у нее все оборвалось внутри.

– Маскарад! Венецианская знать развлекалась на таких сборищах, используя их для запретных связей. Раз ты в маске – значит инкогнито. И с согласия партнера ты можешь позволить себе все, что угодно. Обратного хода нет.

– И сегодня вечером тоже так будет?

Он ухмыльнулся:

– Это только прелюдия, чтобы убедиться, что все гости неузнаваемы. Сейчас они плотно закусят, хорошо выпьют, но не слишком, а затем займутся поисками наслаждений, ведь именно поэтому они здесь. Никто не обменивается фамилиями или адресами. Ты можешь назвать свое настоящее имя, если хочешь, или назваться иначе, как тебе вздумается. Никто не интересуется делами другого. Пары не подбираются, по крайней мере пока что. А к концу пребывания? Кто знает? Хотя создание постоянных союзов не приветствуется.

– Это все гости? – У Хизер с трудом укладывалось в голове, что может быть столько богатых и все же одиноких душ, жаждавших исполнения своих сокровенных желаний.

– Да нет, гостей всего человек двадцать, включая тебя и Джулию. Все остальные – это помощники, которые делают так, чтобы люди чувствовали себя счастливыми.

– Они это делают из любви?

– И из любви, и за деньги, но могу заверить тебя, что им нравится эта работа.

Он предложил ей руку, и она робко оперлась на нее. Они начали пробираться через зал к накрытым столам. Даже лакеи были в масках, хотя на них были шелковые чулки и пышные ливреи. Подобранные по высокому росту, форме ног и размеру гениталий, они были одеты в напудренные парики, небесно-голубые куртки с массивными серебряными аксельбантами и серебряным шитьем на накладных карманах на жилетах. Подвязки с кисточками были закреплены на коленях их облегающих малиновых бриджей, подчеркивающих форму и размеры их выпуклостей между ног. Не только у них были большие выпуклости. Все самцы без исключения отвечали этим требованиям.

«Впечатляет!» – отметила Хизер, увидев этот мини-полк племенных жеребцов.

– Хороши, не правда ли? Ксантия самолично отбирала их, причем самыми разными способами. Она получает огромное удовольствие, когда они кончают ей в сложенные ладони. Я частенько видел, как она этим занимается. Еще ей нравится, когда кончают прямо ей в рот. Она просто обожает вкус спермы. Она говорит, что у нее солоноватый вкус, как у говяжьих бульонных кубиков, хотя в этом я с ней не согласен.

У Хизер все сжалось в животе, ее щеки пылали.

«Хорошо еще, что я в маске, – подумала она. – Неужели Андре дал понять, что он тоже любит, когда мужчины кончают ему в рот? Ведь он вроде бы гетеросексуален?»

Она похолодела, подумав, насколько мало она его знает. Еще было не поздно развернуться и убежать. Она представила себе, как бежит назад, в свою комнату, быстренько переодевается в один из своих привычных и надежных нарядов от Джила Сандера, швыряет свои манатки в чемоданчик и вызывает по телефону такси. Она еще успевала на вечернюю электричку и через час могла быть в Лондоне, а нарождающаяся похоть, вызванная словами Андре, будет казаться просто кошмаром, от которого она сбежала.

Впрочем, еще один коктейль «Маргарита» пришел на выручку, и она смогла справиться с охватившей ее паникой. Андре помог ей разобраться с большим выбором предложенных деликатесов. Она молча воздала должное роскошной панораме длинного стола со скатертью, белой, как покров свежевыпавшего снега. Искрящиеся бокалы, огни свечей, вызывающие слюноотделение запахи, исходящие из-под сияющих куполов крышек подаваемых блюд, возбуждающих не только аппетит, но и любопытство. Каждое блюдо и выглядело соблазнительно, и было рассчитано на то, чтобы удовлетворить вкус самого взыскательного гурмана.

Многоярусные изысканные вазы в центре стола источали ароматы душистых цветов, в основном орхидей. Хизер вдруг поймала себя на том, что рассматривает торчащие тычинки, плотные бутоны, нежно-розовый цвет, проступающий сквозь малиновые лепестки. Куда бы она ни бросала взгляд, все, казалось, вызывало сексуальные ассоциации. Бронзовые статуэтки обнаженных нимф поддерживали горки фруктов, пурпурные грозди винограда наводили на мысль о любовном свидании где-то на итальянском винограднике под горячим послеполуденным солнцем, желтые бананы, длиной и формой сильно походящие на фаллосы, персики с едва пробивающимся влажным пушком, как на лобке у юной девушки, заставляли думать о других удовольствиях, более приятных, чем просто их поглощение.

«Что со мной происходит?» – с тревогой спрашивала себя Хизер. Ей хотелось спросить об этом у спустившейся к ним Джулии, которую она узнала, но Андре холодно поздоровался с ней и тут же запустил руку ей под юбку. По тихим стонам удовольствия, срывавшимся с ее губ было ясно, что он старательно сучил пальцем в ее вагине.

Каким-то образом бокал у Хизер оказывался постоянно наполненным до краев, хотя она была уверена, что регулярно отпивала из него. Голова у нее кружилась.

– Я думаю, тебе достаточно, – сказал Андре голосом, доносившимся откуда-то издалека.

Все было словно в тумане, круговерть цветов, мелькание костюмов, мешанина ароматов. На небольшом подиуме под аркой группа музыкантов играла «Квартет для струнных фа-мажор» Равеля, чувственный и в то же время светлый и легкий, подобный пене океанской волны. Затем шестеро мальчиков, херувимы в белых одеяниях с воротничками с оборками, пели мадригалы.

– Они поют, словно ангелы, – прошептала Хизер, прислонившись к Андре.

– Действительно, голоса у них ангельские, – согласился Андре. – Но они уже в том возрасте, когда гормоны буйствуют, а эрекция стала почти перманентным спутником их жизни. Они сейчас как раз в том гнусном, сверхчувствительном периоде жизни, когда не знаешь, что делать с этой огромной штуковиной, которая все время требует облегчения. Словно ты пришелец, у которого одно на уме.

– Я всегда хотела быть мальчиком и иметь большую симпатичную штуковину вместо моей крошечной пуговички, – пьяно призналась Джулия заплетающимся языком.

Андре весь затрясся от смеха.

– Это очень важная пуговичка, к тому же она заводится с полуоборота.

Джулия была в разобранном состоянии, поскольку Андре раздразнил ее, но не удовлетворил, убрав руку в самый критический момент, когда она почти достигла пароксизма удовольствия. Ей нужно было срочно мчаться в дамский туалет, запереться в кабинке и довести себя до оргазма.

Ей очень хотелось рассказать все, ничего не утаивая, Андре. По большому счету, в ее жизни не было ничего дурного или порочного, ей просто хотелось облегчить душу, сбросить тяжелую ношу переживаний прошлого: отец, который ее никогда не любил, неверные любовники, пустые обещания, краткие мгновения радости, омраченные долгими часами безысходности и страданий. Ведь он обещал помочь ей. Облегчить страдания ее вечно разбитого сердца. Она надеялась, что он укажет ей, как быть дальше.

Музыка стихла, и на помост поднялась женщина, которая подняла руку, призывая к тишине. Ее лицо было закрыто зеленой маской, на ней была шляпка с плюмажем, зеленый наряд с открытой, гордо торчащей грудью с позолоченными сосками и огромный павлиний хвост, торчавший веером позади нее.

– Добрый вечер, друзья мои! – Голос Ксантии зазвенел над собравшимися. – Добро пожаловать в Тоставин-Гранж! Вечер только начинается, но уже через час мы разделимся, и каждый выберет то, что ему по вкусу. Это еще ждет нас, а пока отведайте предложенных здесь яств.

Раздались приветственные возгласы и гром аплодисментов. Она сошла с помоста и исчезла за пурпурными шелковыми гардинами.

– Пора сматываться, – сказал Андре и, предоставив Джулию самой себе, повел Хизер через холл к главной лестнице. – Ксантия сказала тебе, что делать дальше?

– Да, – произнесла она почти шепотом.

Вернувшись в свою комнату, Хизер прижала ладони к вискам, все вокруг нее качалось и расплывалось.

«Я, наверное, слишком много выпила, – подумала она. – Единственное, чего мне сейчас хочется, – это отправиться в постель, одной». Но она знала, что ей придется выполнять указания Ксантии.

Оказалось, было совсем нетрудно сбросить плащ, развязать маску и выскочить из единственного имевшегося на ней предмета одежды. Носить минимум одежды на себе действовало возбуждающе, ее кожа реагировала на полноту свободы. Андре как-то заявил ей, что секрет эротики таился в неожиданности. Она долго, нахмурив брови, размышляла над этой совершенно новой для нее мыслью.

Он сказал ей, что шок от внезапного открытия, что вице-королева, с усыпанной драгоценными камнями диадемой на голове, во время королевского приема была без нижнего белья, а сам вице-король под своим царственным нарядом носил атласный пояс с подвязками и черные чулки, оказался в высшей степени эротичным.

– Так, когда тебя застают мастурбирующим или кто-то смотрит, как ты совокупляешься с представителем любого пола, это обычно оказывает на тебя возбуждающий эффект. То же самое происходит, когда ты застаешь других за этим занятием. Сюрприз! Шок! Неожиданность! Все это действует чрезвычайно возбуждающе, – утверждал он.

– Но только не на меня, – парировала она. – Я верю в любовь, в союз двоих, которым не нужен никто другой, не нужны случайные связи, они соединяются навсегда, на всю жизнь.

– Подожди, не торопись с категоричными заявлениями. Поразительно, как много странного, необычного ты обнаружишь в себе, как только откроется волшебная дверь. Часто личность, таящаяся под каждодневным обликом, по-настоящему проявляет себя только в мечтах и фантазиях.

«А ведь именно это и происходит со мной», – подумала Хизер, подойдя совершенно обнаженной к зеркалу, посмотрев на свое тело, погладив себя по худым бокам, плоскому животу. Затем ее пальцы проследовали по краю темных волос, скользнув по холмику вниз. Ее сотрясла дрожь от своего собственного прикосновения, внутри что-то заныло, стало тепло и возникло неосознанное желание. Ее внутреннее «я» начало созревать и расти.

– Я хочу, я хочу! – закричала Хизер почти в голос. – Я сама не знаю, чего я хочу!

«Делай, как я тебе сказала, – она почти слышала нашептывающий ей мелодичный голос Ксантии, – и тогда ты получишь то, что тебе нужно. Я же тебе обещала, ведь так? Верь мне».

На постели лежали шелковая блузка и юбка, жакет, бежевые чулки, туфли, белоснежный пояс, трусики и бюстгальтер. Хизер надела их. Ее пальцы стали неуклюжими и непослушными от нетерпения и выпитого алкоголя. Ансамбль был подобран со вкусом и производил впечатление светского. Но имелось одно весьма важное отличие. Промежность у атласных кружевных трусиков была открыта, и когда она встала перед зеркалом и подняла юбку, то ей была хорошо видна курчавая поросль волос на лобке. Не в силах удержаться, она подтянула трусики повыше, и из прорези показались ее половые губы в окаймлении волосяного жабо. Она чувствовала, как влага наполнила ее вульву. Ей очень хотелось развести половые губы шире и проникнуть пальцем в эту горячую, мокрую глубину. Она очнулась, когда теплый запах собственного пота и сексуальный аромат, исходивший от ее гениталий, достигли ее ноздрей.

Стук в дверь спальни испугал ее. Она быстро опустила юбку и пошла открывать. За дверью стоял молодой человек, причем весьма привлекательный молодой человек с длинными волосами, ниспадавшими на плечи, и со спокойным лицом. Он улыбнулся ей, посмотрев на нее своими огромными глазами, и спросил:

– Вы гостья Андре?

– Да. – Хизер покраснела, так как подумала, не он ли будет объяснять премудрости получения удовольствия. Такой благовоспитанный молодой человек, носивший свободную твидовую тройку, судя по нарочито небрежному изумительному крою, от Ральфа Лорана. Кроме того, на нем был свитер с высоким воротом, а его наряд завершали коричневые грубые башмаки. Он напоминал деревенского жителя. Его вид наводил на мысли об ирландских волкодавах, охоте и тоненьких девушках со всклокоченными волосами и в немыслимых беретах, длинных тонких юбках, кургузых вязаных кофтах и огромных башмаках, носимых поверх грубых чулок из толстой шерсти. Он улыбнулся, и его лицо озарилось самой прекрасной из улыбок, которые ей доводилось видеть.

– Они готовы. Я провожу вас.

«Провожу куда? – Незваная мысль мелькнула в ее голове. – Провожу к оргазму? Я бы не возражала, если бы он оказался моим учителем, хотя выглядит он довольно зеленым и неопытным».

Она взяла свою сумочку из телячьей кожи и последовала за ним по тускло освещенному коридору. Темно-красный ковер поглощал звуки их шагов, и они на всем пути не произнесли ни слова, хотя он посылал ей время от времени ободряющие улыбки. Они спустились по нескольким ступенькам, прошли по еще одному небольшому коридору и остановились у двери. Он произнес своим мягким голосом:

– Вот мы и пришли.

Дверь бесшумно распахнулась, и Хизер вошла внутрь. Молодой человек не последовал за ней, и дверь закрылась, будто бы движимая незримой рукой.

Она оказалась в прихожей. Комната бы небольшой, круглой, с куполообразным потолком, окруженным голубыми и золотыми звездами. Деревянные колонны были раскрашены под мрамор. На стенах тут и там висели портреты прекрасных дам. Помещение было выполнено в стиле эпохи короля Эдуарда, когда считалось вполне пристойным во имя высокого искусства изображать обнаженных женщин в вымышленных сценках, древнегреческих, например, или римских. В углублении Хизер заметила закрытый гобеленом проход в другое помещение. Около него стоял другой молодой человек, на этот раз итальянской наружности, в блестящем вечернем костюме. Он улыбнулся ей через комнату и, держа откинутой драпировку, кивнул головой, показывая, что она может пройти. Она остановилась на пороге, почувствовав, что занавесь за ней закрылась. Комната была отделана в барочном стиле, который был популярен в ранние его годы и пришел на смену готике. Темная драпировка, тяжелая мебель, изобилие диванов, канапе и кушеток, море зеркал и многое другое. Все было «слишком» и напомнило Хизер виденные ею литографии, изображавшие богатые бордели того времени. При мерцающем свете газовых горелок она увидела ослепительно прекрасных, затмевающих своей красотой все вокруг шесть женщин. Черные бархатные ленточки подчеркивали белизну кожи, тугие корсеты стягивали осиные талии, обнаженные груди возвышались над лифами. На их длинных ногах были черные чулки, подвязки были украшены бриллиантами, трусы – кружевами, обуты они были в высокие ботинки на пуговицах. Их боа из перьев были разбросаны по огромным стульям. На столе в беспорядке лежали шляпки, шелковые цветы и страусовые перья. Поглощенная созерцанием этой живописной картины, Хизер своим заторможенным умом не сразу осознала, что женщины никак не отреагировали на ее приход. Более того, они не обращали никакого внимания друг на друга. Они были полностью заняты собственными персонами. Одна лежала с прямо вытянутыми ногами на канапе. Ее груди смотрели вверх, будто бы соски устремились куда-то в определенную точку. Другая занимала стул. Ее колени были широко разведены, и она пропущенными под ними руками трогала себя между ног. Третья, выставив попку, с широко расставленными ногами стояла перед трюмо и смотрела на отражение своей промежности, энергично массируя ее. Четвертая, стоя на четвереньках, обеими руками терла свой набухший клитор. Пятая сидела на стуле с раздвинутыми ногами и, смочив свои половые губы смягчающим маслом, ласкала половые органы. Последняя лежала на кровати и с помощью ручного зеркальца, которое она держала между ног, наблюдала, как увеличивается и наливается ее бутон, когда она с ним играется. Они были поглощены собой, восхищением собой, доставлением себе удовольствия.

Хизер не могла оторвать взгляда от этого зрелища. Ее ноги потяжелели, и она почувствовала, будто вся ее кровь прилила к промежности. Она с жадностью смотрела на то, чем они занимались. Эти женщины захватили все ее внимание, особенно та, которая лежала на канапе. Она наслаждалась тем, что неторопливыми движениями поглаживала свои гениталии. Ее ноги были широко раздвинуты, и Хизер могла видеть глубину ее расщелины, ее набухшие половые губы и царящий над всем этим великолепием клитор. Очевидно, ни одна из них еще не достигла оргазма. Хизер мысленно подбадривала их, очень желая посмотреть, что произойдет с каждой, когда они будут кончать. Но из двери в глубине комнаты вошла еще одна женщина. Она была одета в темно-синюю форменную одежду медсестры, включая накрахмаленный фартук и косынку.

– Сюда, мадам, – обратилась она к Хизер. – Доктор примет вас.

Доктор? Хизер не могла припомнить какого-либо упоминания о докторе. Она строго сказала себе, что это только игра. Сексуальная игра для взрослых. Возможно, она основана на каких-то детских воспоминаниях. Врачи и сестры. Разве дети не играют в них для того, чтобы удовлетворить свое любопытство относительно устройства половых органов друг друга? Сама Хизер никогда не играла, и сейчас она истерично хихикала по пустякам, как невинный ребенок. Невинный? А не будет ли для нее лучше стать развратной? На негнущихся ногах, с нервами, натянутыми, как струна, она последовала за сестрой.

Она оказалась в стерильном кабинете с белыми стенами. Главным предметом в нем была узкая и жесткая смотровая кушетка. Человек в белом халате и хирургической маске на лице поднялся, как только она вошла. Кроме него, в комнате было еще четыре человека.

– Это мои студенты, – объяснил он низким и вежливым голосом.

Он был красив, этот великолепно сложенный человек с серебристыми волосами и наманикюренными руками. Его добрые голубые глаза изучающе взглянули поверх маски на Хизер. Он сверился со своими записями.

– Я вижу, что у вас никогда не было оргазма. Ну, с этим мы что-нибудь придумаем, дорогая. Не так ли?

Хизер застенчиво кивнула, хотя ее возбуждение все нарастало. Каждый нерв в ней вибрировал. Она услышала крики, доносившиеся из соседней комнаты. Это были крики радости, крики удовольствия. Женщины достигали своей цели: они кончали. Она тоже всеми фибрами своей души жаждала оргазма. Все ее чувства обострились в результате всего того, что произошло с момента ее приезда в Тоставин-Гранж.

– Снимите свой жакет, – сказал доктор, и один из помощников повесил его на стул. – Теперь скиньте туфли и ложитесь на кушетку.

Она так и сделала. Кушетка была высока, и он помог ей.

– Расслабьтесь, – сказал он приятным голосом, – вы еще будете меня благодарить.

Комната была мягко освещена, и она была благодарна за это.

– Во время работы я буду говорить, – сказал он, – объясняя вам и моим студентам, что происходит и что должно произойти.

Хизер легла на спину и закрыла глаза. Она ощутила тепло и тяжесть рук доктора на своей груди. Дыхание у нее перехватило, а сердце забилось чаще. Всем своим телом она ощутила, как острое желание пронизывает ее клетки и собирается в том самом месте между ног. Своей правой рукой он накрыл ее левую грудь и слегка сжал, несильно поглаживая ногтем сосок.

– Грудь очень чувствительна к прикосновению – как бы между прочим произнес он лекторским тоном. – Следует помнить, что это эрогенная зона у нормально развившейся женщины. Мужские соски тоже достаточно чувствительны, но сегодня мы рассматриваем вопросы получения удовольствия женщиной. Не так ли, моя дорогая?

– Да, о да… – Хизер говорила с трудом.

– Как вы себя чувствуете? Моим студентам было бы очень полезно, если бы вы описывали свои ощущения на всех этапах.

Ее груди просяще тянулись к его рукам, соски стали твердыми под его пальцами.

– Это прекрасно. Горячо и больно. И эта сладкая боль собирается наверху моей щелки. Расстегните меня, пожалуйста.

– Вы хотите, чтобы я прикоснулся к вашему обнаженному телу?

– Да, я хочу этого больше всего на свете. Пожалуйста, быстрее.

Он кивнул одной из сестер, и та начала медленно и аккуратно расстегивать ее шелковую блузку. Медленно, медленно, пуговица за пуговицей. Веки Хизер поднялись. Она хотела видеть глаза доктора, когда спадет блузка и откроет его взору ее изголодавшиеся груди и созревшие красно-коричневые соски. Эти глаза улыбались ей сверху, остальное лицо скрывалось под маской.

– Хорошая девочка. А теперь я поглажу и пососу их. Вот так.

Он сдвинул маску и взял в рот каждую грудь по очереди, сося их, покусывая, используя язык. Она вся тряслась и извивалась, ее ноги непроизвольно поднимались. Он прекратил целовать ее грудь, с тем чтобы опять начать говорить.

– Она уже возбуждена. Необходимо идти дальше, иначе она станет нетерпеливой, будет недовольна, потеряет стремление к достижению оргазма. Но мы продолжим удовлетворение путем раздражения грудей. Я хотел бы, чтобы двое из вас встали позади ее головы и продолжили ласку сосков, пока мы перейдем к осмотру ее гениталий.

Хизер задрала ноги, и кто-то, она не видела кто, стянул с нее трусы. Ее юбка была высоко задрана. Доктор направил свет лампы таким образом, что она освещала ее лобковую область.

– Наиболее важной частью женских половых органов является клитор. – Его спокойный голос усилился. – Это единственный человеческий орган, предназначенный исключительно для получения удовольствия. Почему же его так недооценивают? Достойно сожаления то, что очень многие мужчины пренебрегают этим замечательным, способным к эрекции уплотнением. Многие даже не подозревают о его существовании. Спросите среднего человека, где находится клитор. Он либо не сможет вам ответить, либо, того хуже, скажет, что никогда о таком не слыхал. И это тогда, как этот сгусток нервных окончаний является более чувствительным, чем его мужской аналог – пенис.

– Это его аналог? Он как пенис? – спросил один из студентов.

– В известной мере. У него есть маленькая крайняя плоть, крохотный капюшон, но он не извергает жидкости. Я покажу вам.

Он развел ее ноги, слегка похлопал по бугорку и погладил волосики на лобке. Затем он провел пальцами по ее половым губам. Хизер глубоко вдохнула, и ее ноги окончательно раздвинулись. Легким прикосновением, заставившим ее застонать, он погладил кожу между промежностью и верхушками чулок. Затем она почувствовала, как он, придерживая ее большие половые губы и открывая их двумя пальцами, третьим проник в нежную расселину к точке наслаждения.

– О, доктор, что вы делаете? У меня все болит внутри.

– Остановиться?

– Я умру, если вы остановитесь.

– Хорошо. Это хорошо, – пробормотал он. – У нее там восхитительно – мягко, тепло, приятно. Обратите внимание на то, как раздвигаются губы: сначала большие, затем малые. Посмотрите на шелковистый мокрый проход, на то, как утолщается и меняет цвет слизистая оболочка. Внимательно осмотрите клитор, небольшой бугорок, который находится в верхней части половых губ. Он увеличивается и наполняется кровью. Замечательный орган. Он значительно выступает вперед по сравнению с остальными частями тела, крепящимися к лобковой кости. А у нее к тому же он большой. Мне не доводилось видеть клитор, прекраснее чем этот. Это был хороший, подробный осмотр. Перейдем к стимуляции.

Его слова воспламенили Хизер. Она была горда своим клитором. Доктор сказал, что он большой! Сейчас он прикоснется к нему! Она была в напряжении. Никогда в жизни она так еще не хотела чего-нибудь. Улыбаясь, доктор положил на него свой палец. Немедленно все клеточки ее тела наполнились сказочными ощущениями, отозвался каждый нерв, так, будто он повернул невидимый выключатель. Ее ноги судорожно дернулись, прижимая этот знающий палец. Он начал потирать нежно, мягко, равномерными движениями, до тех пор пока ее клитор значительно не увеличился.

– Он уже затвердел, – продолжил доктор читать лекцию своим ровным и приятным голосом. – Подойдите ближе. Видите?

От осознания того, что они рассматривают ее самые интимные места, ее и без того бешеное возбуждение еще более возросло. Она потянулась лобком к этому волшебному пальцу, ибо поглаживание маленького жадного органа стало легким, как перышко. Она начала стонать, от возбуждения у нее дрожали бедра. Эта дрожь отдавалась в живот и отзывалась в спине. Сестры, опустившись на колени, мяли ее груди, пощипывали, гладили и крутили соски, соизмеряя свои движения с движениями доктора, пока ей не стало казаться, что у нее уже три клитора и каждый из них, отзываясь на раздражение других, зовет к развязке.