Текст книги "Встретимся в полночь"

– Это он поощрял вашу любовь к чтению?

– Угу. Он почти никогда не спорит с мамой, но в этом он был на моей стороне. Три года подряд на Рождество я получала от него книги. Мама хмурилась, но разрешала, поскольку о своей любви к чтению я вслух не говорила. – Она снова улыбнулась. – Лия, сестра, попавшая в неприятное положение, всегда была самой отъявленной ябедой. Я ходила в библиотеку и украдкой брала там книги, а она рылась в моей комнате, находила их, а потом торжествуя шествовала в семейную гостиную. Ах, какой она была негодницей, но я всегда полагала, что она считает меня своей соперницей и потому отчаянно стремится получить одобрение мамы. А Мария так сердилась на нее! – Джулия вдруг замолчала, вспыхнула и выпрямилась, чтобы придать себе уверенности. – Вы, наверное, думаете, что с моей стороны довольно глупо продолжать в том же духе. Наша семья несколько эксцентрична.

Рафаэлю потребовалось сделать над собой усилие, чтобы заговорить.

– Все это звучит так… нормально.

О его семье уж никак нельзя было так отозваться. Что подумает Джулия, если узнает о его детстве? О его родителях с их очаровательной манерой отрезать друг от друга по кусочку при помощи оскорблений, острых, как стилет, не стесняясь присутствия сына. Господи, это вызовет у нее отвращение, и она будет права. Рядом с милыми капризами членов ее семьи и легкими наказаниями, под которыми скрывалась любовь – любовь, отражавшаяся сейчас в ее янтарных глазах, – безобразие, царившее в его доме, покажется просто кошмаром.

Его переполнял жгучий стыд. Какая ирония – он всегда раньше смеялся над семьей, потешался над налагаемыми ею узами и прославлял свободу. Но вот теперь он не мог даже скривить губы, чтобы не отогнать впечатление человеческой близости, которое принесла с собой Джулия.

«Наверное, нужно что-то сказать», – подумал он.

– Вы, вероятно, скучаете по ним.

Прекрасная улыбка исчезла, молодая женщина кивнула, не встречаясь с ним глазами:

– Да. Ужасно.

– Вам следует съездить навестить их.

Глаза ее сверкнули, и она подняла на него блестящий взгляд.

– Это тоже входит в ваш план заставить меня уехать? Захваченный врасплох, Рафаэль ответил:

– Нет, я просто подумал, что вам, естественно, хочется с ними повидаться. Вы ведь не собираетесь на всю жизнь зарыться в этой дыре, ни с кем больше не встречаясь и не показываясь в свете?

Джулия успокоилась.

– Наверное, стоит об этом подумать.

– Может быть, в начале следующего сезона? Припоминаю, что эта Лия в таком возрасте, что ей предстоит выезжать в этом году.

Рафаэль не понимал, откуда взялись эти слова. Однако как это хорошо – не спорить с Джулией. Но нельзя, чтобы было слишком хорошо.

Он ходил по лезвию ножа, и наконец у него сдали нервы, и он переменил тему разговора:

– Есть ли здесь философские сочинения? Или исторические? Посмотрите, пожалуйста.

Джулия встала и взяла лампу, чтобы посветить себе. Ему нравилось, как она двигается – по-женски плавно. Внимательно вглядываясь в полки, она сморщила нос.

– Биография пятого графа Уэнтвурда. – Она рассмеялась и сняла книгу с полки. – Времена Елизаветы. Вас интересуют ваши предки?

Рафаэль взял у нее книгу, подумав, что это единственные предки, в которых он может быть уверен, – предки по материнской линии. Его охватила жалость к себе.

– Я имел в виду не такую личную историю. Слишком много привидений.

И он положил книгу на столик рядом с собой, даже не взглянув на нее.

– Ну ладно. О, вот повествование о войне Алой и Белой розы. – Она вынула книгу и начала листать. – А Уэнтвурды были на чьей стороне?

– Почему все только об истории моей семьи? Я не знаю.

– Это всего лишь вопрос. Но судя по тому, как вы ощетинились, можно подумать, что вы все еще опасаетесь, как бы Ричард III не пришел снять с вас голову.

Рафаэль ничего не мог поделать – ему это показалось страшно смешным, и дерзкий тон, которым это было сказано, заставил его рассмеяться. Он покачал головой, поняв, уже не в первый раз, что эта женщина может быть совершенно невыносима. Она дразнила его – его, мастера дразнить.

– Остроумно, – пробормотал он, стараясь говорить шутливо. – Вы неисправимы.

– Я научилась у вас, – возразила она, вздернув подбородок. Но при этом улыбка не сходила с ее лица.

– Тогда вам следовало бы знать, что мастера не стоит искушать.

Джулия сделала к нему несколько шагов, и он заметил, что бедра у нее покачиваются довольно дерзко.

– А вы никогда не слыхали об ученике, который превзошел учителя?

Господи, да ведь они флиртуют!

Грудь у него пылала. Ему страшно хотелось протянуть к ней руку; он представил себе, как хватает ее за запястье и сажает к себе на колени. И целует. Господи, как ему хотелось поцеловать ее!

Она явно почувствовала опасность и отвернулась, все еще довольная, но между ними уже не было этого потрескивающего напряжения. И Рафаэль был ей благодарен. Она вела себя мудрее, чем он.

Джулия села и снова принялась за письма. Некоторое время они молчали. Он делал вид, что не замечает, что она то и дело украдкой бросает на него взгляды. Вдруг она спросила:

– Рафаэль, зачем ваша мать приехала сюда?

Он удивился, как это она посмела задать ему такой вопрос. Неужели она не понимает, что сейчас он отхлещет ее своим языком? Неужели у нее нет ни здравого смысла, ни страха?

Конечно, понимает, и даже лучше, чем кто-либо. И ей вовсе не все равно. Хитрое выражение на ее лице сказало ему, что она готова к его реакции, но все же она задала этот вопрос. Почему же это не вызвало у него раздражения?

Наверное, потому что он многое знал об этой смелой женщине. Она не всегда была такой. Он помнит, что она чуть было не вступила в брак с человеком, который с милой улыбкой похоронил бы ее заживо в мире формальностей, сплетен и жалких мыслишек. Он имел некоторое отношение к тому, что она избежала этой участи, и сознание этого согревало душу.

Но Джулия ждала его ответа.

– Нам нужно было уладить одно старое недоразумение, которое все еще стоит между нами.

Господи! Зачем же он сказал так много! Она нахмурилась. Ему захотелось провести кончиком пальца по милой морщинке у нее на лбу.

– Наверное, ее визит увенчался успехом, – задумчиво сказала Джулия. – Вы кажетесь совсем другим. Пожалуй, более спокойным.

– Уверяю вас, ничто в моей матушке не может даровать мне покой. «Разве только если она вернет мне отца», – подумал он.

Но… разве ему нужен Марке? Все это теперь казалось ему таким далеким.

– Наверное, мне не стоило спрашивать. Это не мое дело. – И она отвернулась.

Рафаэль почувствовал, что его пульс отозвался на этот жест, который он так любил.

– Просто я любопытна. Вы так мало рассказывали мне о себе.

Когти. Рвущие когти. Он скрипнул зубами, словно получил удар стальным предметом. Он хотел избавиться от этого.

– В нашей семье есть вещи, – медленно проговорил он, – которые вас шокировали бы. Вряд ли вы вообще могли бы понять их.

Джулия нахмурилась.

– Я бы не стала говорить плохо о нашей семье, но и у нас не все ладно. Может быть, я сумела бы понять ваши проблемы лучше, чем вам кажется, Рафаэль.

Его вдруг охватила невероятная надежда, и на один роковой момент он оказался во власти этих золотистых глаз. Он сказал:

– Моей матери необходима чья-то преданность. Это для нее как воздух. Она вышла замуж за волокиту. К его увлечениям она отнеслась как к полному разрыву их брака. – Он провел пальцем по подбородку, его голос превратился в шепот: – Что они делали друг с другом – это просто невозможно описать.

– А что они сделали с вами? – еле слышно спросила она. Рот его скривился.

– Творцы чудовищ. Помните?

– Рафаэль. – Ее чудные очи стали печальными. – Вы не чудовище.

– Я им был. Посмотрите, что я сделал с вами. Вы можете это простить?

Она прищурилась:

– Я этого никогда не прощала.

– Да? Вот милая девочка.

– Хорошо, что вы мне рассказали. Мне бы хотелось… – Она замолчала, и он увидел, что она обдумывает, можно ли сказать то, что у нее на уме.

– Говорите же, – подстегнул он, желая знать все.

– Почему… почему вам было важно доказать, что любви не существует?

Ах, какой неприятный вопрос! Рафаэль даже слегка рассердился. Он ничего не мог сказать такого, что не походило бы на жалость к самому себе. А этого нельзя было допустить.

И Рафаэль замкнулся в себе. Откровенное настроение этого вечера иссякло. Это все. На большее он не был способен.

– Меня это забавляло, – сказал он. Но голос его звучал так ровно, что вряд ли она ему поверила.

С инстинктивной чувствительностью, которая считается присущей женщинам, но доказательств чему он никогда в жизни не встречал в других представительницах женского пола, Джулия опустила ресницы и сказала:

– Полагаю, мне следует пожелать вам доброй ночи.

– Доброй ночи. – Ответ прозвучал слишком быстро, слишком горячо. У Рафаэля был вид человека, доведенного до отчаяния.

– Увидимся утром.

И поскольку он всегда на это отвечал одно и то же, он ответил и сейчас:

– Не приходите.

Джулия улыбнулась, словно считала это простым ритуалом. Словно она знала – упаси Боже! – что он будет ее ждать. И будет разочарован, если она его послушается.

Они расстались очень мило, но не прошло и нескольких минут, как Рафаэль пожалел о том, что так распустился. Началось все с ощущения униженности – сначала с легких покалываний, которые потом переросли в мучения, когда он повторил мысленно все, что наговорил.

Проклятие! Он совсем раскрылся. Но он не станет просить ее о понимании. Он же не стал умолять ее о прощении ради ее…

Ради нее?

Ради ее любви?

Боже мой!

Глава 19

Возвращаясь мысленно к этому разговору, Джулия могла винить только себя. На следующее утро она вошла в комнату Рафаэля, все еще охваченная очарованием вчерашнего вечера, нисколько не думая об осторожности и самозащите. Но едва она увидела его, как поняла, что совершила ошибку.

Рафаэль все еще лежал в постели. При ее приближении он медленно поднял веки, и в глазах его появилось опасное выражение. Губы скривились презрительно и насмешливо, а потом он заговорил. Равнодушные, тяжелые слова холодно упали на ее хорошее настроение.

– Я же не велел вам приходить.

Это мгновенно отрезвило ее и наполнило жгучим разочарованием. Джулия быстро подавила его. Если Рафаэль почувствует, что ей больно, он будет безжалостным.

– А я сказала, что приду.

– Господи, как вы жалки.

«Это верно», – подумала она, стягивая с него одеяло. Он был в одежде. Когда он спал одетым, вот как сейчас, в мятых панталонах, расстегнутой рубашке, без чулок, это означало, что он пил.

Его язвительность было трудно выносить. А сегодня утром труднее, чем обычно.

Джулия заставила себя бодро проговорить:

– Я пропустила слишком много дней.

Она убрала поднос с завтраком, который был у него на коленях. Увидела, что он почти ничего не ел. У нее всегда вызывало улыбку, что его любимой едой на завтрак была каша. Это было так по-детски и было бы почти очаровательно, если бы не противоречило до такой степени всем прочим сторонам его характера.

Джулия никогда не воспринимала прикосновения к нему как нечто обычное. Ей бы хотелось делать вид, что она привыкла к массажу, но всякий раз, когда она проводила руками по его икрам и дальше к бедрам, ее охватывало волнение. Согнув колено Рафаэля, она обхватила ладонью мышцу икры. Под гладкой мужской кожей, покрытой более грубыми, чем у нее, волосами, мышца эта казалась стальной. «Не отвлекайся», – сказала она себе, снова разгибая его ногу.

То же самое она проделала с другой ногой. Обнаружила с замешательством, что вспотела. Вытерев лоб тыльной стороной руки, облизала языком сухие губы.

Наверное, сегодня она закончит быстро. Еще только постукивания пальцами, стимулирующие чувствительность, как научил ее человек из Линкольншира, от пояса до большого пальца стопы. Она бросила взгляд на своего подопечного. Рафаэль закрыл глаза и лежал, откинув голову. Сегодня он был совершенно неподвижен. Иногда он ругал ее, иногда смешил. Иногда, как сегодня, держался безразлично. В этом случае работать было легче всего.

Когда она прикоснулась к верхней части его бедра, его глаза открылись, и он быстро и резко втянул в себя воздух.

Джулия быстро отдернула руку:

– О Боже, Рафаэль!

Он тут же сузил глаза, посмотрел на нее и сказал:

– Я думаю, на сегодня достаточно.

– Что? Что случилось? Вы что-то почувствовали, да? – Она дрожала всем телом.

– Я ничего не чувствую.

– Вы лжете. Вы почувствовали, я уверена. Скажите же, я требую, чтобы вы сказали! – Его упрямо поднятый подбородок, то, как он скрестил руки на груди, сказали ей, что она ничего от него не добьется, сколько ни требуй. Джулия подошла к нему и тоже скрестила руки. Она ведь тоже упряма. – Продолжайте дуться сколько вам угодно. Я ведь знаю причину. Вы злитесь на себя, потому что вчера вечером были милы со мной. Вы показали свою человеческую сторону и – самый страшный грех – то, что вы действительно умеете чувствовать. – По тому, как сердито он взглянул на нее, Джулия поняла, что она попала в цель. – А теперь давайте-ка оставим это. Все слишком важно, Рафаэль. Чувствительность ног возвращается. Я это вижу.

– Забудьте о вчерашнем вечере. То было помрачение ума. Никаких чувств во мне нет. Ни в ногах, ни где бы то ни было еще. Ваше богатое воображение помогает вам желаемое выдавать за действительное.

Ах нет, не может он так поступить! Не теперь, не с этим – ведь чувствительность возвращается, она это знала! Ей хотелось накричать на него. Пальцы ее сжались, дышала она так часто, что у нее закружилась голова.

Джулия не могла сдерживать свою ярость. Схватив тарелку с ночного столика, на который она поставила поднос, она вывалила всю овсянку ему на голову.

Рафаэль ахнул от изумления. Остывшая каша расползлась густыми белыми потеками по его волосам, покрыла лицо, крупные комки шлепнулись ему на плечи и грудь.

– Это-то вы чувствуете? – сладким голосом спросила она и повернулась, чтобы уйти.

Джулия захлопнула за собой дверь и постояла в коридоре, пока не успокоилась и не обрела способность думать. И тогда ее охватило раскаяние.

Господи, что она натворила? И оставила его в таком состоянии!

Чувство вины смыло остатки ярости. Она повернулась и снова вошла в комнату.

Тарелка пронеслась мимо ее головы и, ударившись о стену, разбилась вдребезги. Засим последовал поток сильных выражений. Джулия хотела тут же убежать. Но вместо этого она подошла к комоду и взяла там тазик с водой, еще не совсем остывшей после утреннего туалета.

– Я хочу извиниться за содеянное. Я вела себя непростительно. Вы так и будете сидеть в каше весь день или позволите мне привести вас в надлежащий вид?

Рафаэль не слушал ее. Поскольку он продолжал сыпать оскорблениями, не обращая на нее никакого внимания, Джулия решила принять это за знак согласия.

– Вот, сложите все это сюда, – сказала она, протягивая ему полотенце, чтобы он собрал в него кашу, которую успел выбрать из своих волос.

Рафаэль подчинился, не сказав ни слова, но при этом стряхнул кашу с пальцев так, что комки ее запачкали платье Джулии. Крошечный кусочек упал на ресницы. Еще один – на волосы.

Она не возражала. Она заслуживала и худшего. Стерев кашу тыльной стороной ладони, Джулия принялась за дело.

Она помогла ему снять рубашку. Движения Рафаэля, резкие и сердитые, отнюдь не облегчали ей задачи. Джулия вся перемазалась кашей. Потом она расстегнула его панталоны. Накинув простыню ему на ноги из скромности – больше своей, чем его, – она начала стягивать их.

При виде его обнажившегося тела во рту у нее пересохло. Твердые мускулы его рук стали еще мощнее от постоянных усилий, которых требовало передвижение на кресле-каталке.

Господи, ну почему всякий раз, когда она смотрит на него, ей кажется, что сердце у нее сейчас разобьется?

Она заставила себя сосредоточиться на своей задаче. Готовясь омыть ему шею и плечи, она намылила губку. Рафаэль недовольно передернулся. Его губы были сжаты, глаза крепко зажмурены. От внимания Джулии не ускользнуло, что ноздри у него раздуваются от с трудом сдерживаемой досады.

Приложив губку к его лбу, она начала протирать ему лицо. Она старалась не быть слишком нежной, когда осторожно прикасалась к его лбу и подбородку. Остановив себя, она занялась мытьем его волос. Окунув губку в мыльную воду, Джулия выжала воду ему на голову. Подушка тут же намокла. Она принесла другую подушку и одеяло из шкафа и положила их рядом, а сама сняла мокрое постельное белье, чтобы постелить сухое.

Теперь Рафаэль оказался обнаженным – что она остро чувствовала. Она старалась, чтобы как можно большая часть его тела оставалась укрытой. Важно было все время занимать себя работой, не думая больше ни о чем, и Джулии это удавалось – до тех пор, пока взгляд ее не упал на волнующую выпуклость под простыней, которую она положила Рафаэлю на ноги.

Подняв глаза, она увидела, что он внимательно смотрит на нее.

Брови его насмешливо взлетели.

– А знаете, – протяжно проговорил он, – кажется, я все-таки кое-что чувствую.

Его глаза сверкнули вопреки его небрежному тону. Тело Джулии обожгло. Ей показалось, что если она посмотрит вниз, то обнаружит обуглившиеся остатки своей одежды, лежащие у ее ног в виде груды черной золы. Как ему это удается – вызвать в ней такой жар одним только взглядом?

Рука Рафаэля подобралась к ней и схватила за запястье, с такой силой дернув ее на себя, что Джулия упала поперек его торса.

Она попыталась оттолкнуть его, но ее руки были схвачены у нее за спиной, а лицо оказалось совсем рядом с ним. Джулия еще успела заглянуть глубоко в зеленые озера его глаз перед тем, как он впился в ее губы жадным поцелуем.

Его прикосновение подействовало на нее как удар. Она выгнулась, все ее тело содрогнулось. Откуда-то до нее донесся какой-то странный звук. Джулия не сразу поняла, что этот звук издала она. Этот слабый знак сопротивления оказался единственным, на что она была способна. И он тут же превратился в звук наслаждения и радости.

Нервы Джулии ожили, взбудораженные паническим страхом, смешанным со жгучей страстью. Жадной, пылкой, но одновременно и пугающей. Рафаэль уже не держал ее за руки. Руки были свободны – с какого момента? – и теперь они отчаянно вцепились в него, как в спасательный круг.

Он развел языком ее губы и вторгся в нее, отчего все внутри превратилось в горячее пламя, и она ощутила боль, вожделея, чтобы он наполнил ту пустоту, с которой она жила много месяцев.

Его ладонь обхватила ее грудь. Она застонала, она прерывисто дышала ему в губы, а его пальцы возились с воротом ее платья. Джулии безумно захотелось помочь ему высвободить ее груди, но он сам справился с застежкой.

Ее удивило, что он был так нежен, когда обхватил ее грудь. Руки Рафаэля были горячими, он ладонью описывал небольшие круги вокруг ее сосков, пока они не напряглись под его рукой, словно жаждали большего.

Остановившись, Рафаэль отодвинулся и посмотрел вниз. Джулия проследила за направлением его взгляда. Ее возбужденные соски были маленькими и розовыми. Груди, никогда не бывшие особенно большими, сейчас казались твердыми и вспухшими. Он обхватил ладонью каждую и ласково погладил.

Затем Рафаэль поцеловал ее в плечо, потом перешел ниже, и Джулия затаила дыхание. Голова у нее закружилась от осознания того, что она снова держит его в своих объятиях. Это пьянило, затягивало, как подводное течение страсти, и она охотно скользнула туда. Рафаэль. Она мысленно произносила его имя снова и снова. Оно звучало для нее музыкой.

Она крепче обхватила его, пальцы ее запутались в дикой гриве его каштановых волос, и она прижала его голову к тому месту, куда ей хотелось, чтобы он поцеловал.

Как хорошо! Она растаяла, когда его язык дразняще лизнул ее чувствительную плоть. Он схватил ее зубами, потянул. Пососал. Медленно, потом сильнее.

Она ощутила, как оно растет, – то чувство, которого она так ждала, уплотняясь в ее животе и бедрах, рождая волну, которая накатывала и возрастала. Она почувствовала его руки у себя на ногах. Вверх, вдоль бедер, внутрь. Она открылась ему, позволяя… Почувствовала, как его пальцы ударили. Один раз… и потом еще раз.

– Да.

Джулия услышала свой голос и поняла, что говорит вслух. Ну и ладно. Согнув ноги, она приняла следующий удар в себя. Ее голова запрокинулась. Рафаэль ударил сильнее, и она упала вперед, корчась в долгой, острой спазме. Снова и снова. Его прикосновения между ее бедрами, давление его другой руки, которой он прижимал ее к себе. Его прерывистое дыхание – или это ее дыхание? – и сладостный жар губ на ее губах. Ее тело переживало каждый толчок, пока она не достигла наконец высшей точки.

Рафаэль убрал руку, запрокинул голову и нашел ее рот, пробудив от размягчающей усталости, которая охватила ее после такого невероятного облегчения. Он крепко обхватил ее бедра, собрал юбки вокруг талии, поднял ее и опустил на себя.

Джулия чувствовала его, каждый его дюйм, когда он наполнил ее. Она вскрикнула, выгибаясь, требуя продолжения.

Она забыла. Нет, не забыла. Она просто не разрешала себе думать об этом, о том, как это хорошо. Все ее существо трепетало, когда Рафаэль прижал ее к своим коленям, пронзая ее, внедряясь в нее. Его плоть была большой и горячей, она обдирала нежные внутренности ее бедер и напрягала ее, так что в конце концов все ее тело стало казаться ей живым пламенем.

Его жадные руки обхватили ее ягодицы, показывая ей, как нужно двигаться. Джулия задвигала бедрами, скользя по нему так, как ему хотелось. Ощущение было великолепным. Через мгновение ее тело двигалось само, без участия мысли.

Рафаэль что-то сказал. Вжался лбом в изгиб ее шеи, и она обхватила его. Она опять собиралась кончать. Его запах наполнил ее ноздри, смешиваясь с мускусным запахом секса, кружа голову. Она поднялась, поняв, как доставить наслаждение им обоим, и снова обхватила его своими ножнами. Он застонал, его сильные руки впились ей в плечи. Его бедра дернулись навстречу ей.

– Джулия. – Рафаэль произнес это неразборчиво, но она поняла, что он назвал ее по имени. Он в очередной раз довел ее до высшей точки. И издал звук, похожий на стон.

Джулия скользнула руками по его плечам. Она наслаждалась, ощущая его. Он прикасался к ней. Он ее любил. И она любила его.

Рафаэль расслабился, и она крепко обняла его. Его голова все еще лежала у нее под подбородком, лицо было прижато к ее горлу. Дыхание его было громким, даже когда оно замедлилось.

Когда она отодвинулась, он отвернул лицо. Джулия почувствовала что-то холодное у себя на ключице, какую-то влагу. Потом увидела, что Рафаэль прикрыл глаза рукой, загораживая лицо.

Неужели он плакал?

Протянув к нему руку, Джулия снова привлекла его голову к себе на грудь.

И он не сопротивлялся. Он обхватил ее руками и прижал к себе, повернув так, что они могли лечь на смятую постель.

Сама не зная почему, она поиграла завитком его волос, обмотала его вокруг пальца и прошептала:

– Все хорошо.

Она говорила для него, но ей и самой было важно это слышать.

Джулия поднялась с кровати и поправила на себе одежду. Ее руки все еще дрожали, внутри жужжало. Она чувствовала себя мягкой и мерцающей, как белый пепел после догоревшего огня.

Не глядя на нее, Рафаэль вежливо попросил прислать к нему Томаса. Он как бы отпускал ее, и это было ей неприятно, но Джулия была слишком сбита с толку, чтобы понять, что он собирается делать. Оцепенение мешало ей думать.

Эйфория прошла вместе с медленно тянущимся днем. Джулия поняла, что совершила непростительное, проделав брешь в его бастионе, чего он никак не хотел допускать и не мог принять.

«Во мне нет никаких чувств». Вот чего хотел Рафаэль, на что надеялся – забвение, немота, недосягаемость для бешеных бесконтрольных чувств, которые обуревали его, когда она прижимала его к груди. Как же он теперь возненавидит ее за это!

Но почему? Что такое происходит с ним, почему он считает, что это нужно прятать?

Отчасти это была жалость к себе, но происходящее с Рафаэлем выходило за пределы его теперешней слабости и уходило в прошлое, глубокое, тайное и отравляющее, как инфекция. Эта инфекция уже существовала, когда Джулия встретилась с ним. Как бы это ни называлось, существовало внутри Рафаэля что-то, вызывающее в нем фатальную покорность собственной низости.

Почему? Что с ним сделали эти творцы чудовищ?

Так много вопросов. И никаких ответов. Рафаэль ей в этом не поможет. Он отгородится от нее, оттолкнет, будет с ней бороться, чтобы не подпустить к тому, что ей мучительно хочется знать.

После второго завтрака Джулия встретила в коридоре Томаса. Он нес полную бутылку виски в логово Рафаэля. Молодую женщину охватила ярость, и она преградила ему дорогу. Камердинер остановился.

Джулия посмотрела на бутылку в его руках, потом на Томаса, который ответил ей тревожным взглядом. Ему пришлось бы отдать ей бутылку, если бы она этого потребовала, но тогда он получил бы нагоняй от своего господина.

А Джулии хотелось разбить эту проклятую штуку о крепкий череп мужа.

Негодование нарастало в ней, пока она решала, что же делать. И вдруг ее осенило. Она не посмеет… Нет, посмеет!

«Это ведь ради Рафаэля», – сказала она себе, обдумывая план, который все больше нравился ей. Ах, неужели ее можно назвать злой, если она немного порадуется своей мести? В конце концов, если кто-то и заслуживает взбучки, то это пользующийся дурной славой виконт де Фонвийе.

На другое утро Рафаэль допил кофе и посмотрел на каминные часы. Почти одиннадцать. И он покатился в спальню.

Вошли два лакея. Франклин с озабоченным видом быстро поправил прядь его волос, упавших на лоб.

– Хозяйка приказала отнести вас в фаэтон, милорд. Он не поверил своим ушам.

– Куда отнести?

Второй слуга, Грегори, нервно переминался с ноги на ногу, уставясь в ковер, чтобы не встретиться глазами с хозяином.

– Она сказала, что будет прогулка.

Проклятие! Что это она себе позволяет? Рафаэль полагал, что ясно дал понять Джулии, что ей следует держаться от него подальше. Он даже питал надежду, что неожиданное происшествие, имевшее место вчера, и в особенности последовавшее за этим пренебрежительное его с ней обхождение окажутся последней каплей и она наконец-то уедет.

Для него было очень важно избавиться от нее. Он убедил себя, что это унизительное проявление эмоций вчера в спальне было помрачением ума, минутной слабостью – вполне понятной, если учесть, что на него произвела сильное впечатление его проснувшаяся мужественность. Но он вовсе не намерен дать ей новый шанс залезть к нему в душу и оживить этих демонов.

Он протянул руку к фляге, сделал большой глоток и поморщился, когда виски обожгло внутренности. Даже попытки оглушать себя виски больше не помогали. Говоря по правде, ему никогда не удавалось забыться при помощи алкоголя. Его голова работала от этого только напряженнее, превращая следующее утро в ад.

Он постучал пальцами по подлокотнику кресла. Джулия хочет, чтобы он поехал на прогулку?

Ну что же, он еще раз покажет этой настырной девице, с кем она имеет дело. Ведь не зря же его называли вожаком «Бичей общества»!

– Позовите Томаса, – сказал он.

Грегори резко вскинул голову, выражая недоверие.

– Милорд? – Франклин тоже был изумлен. – Вы собираетесь согласиться?

– Разумеется.

Так он и поступил. Оделся, все время что-то бормоча, быстро съел завтрак и прямо-таки вылетел из комнаты на своем кресле, торопясь пуститься в путь.

Конечно, из-за своих стараний он явился раньше времени. Пришлось подождать ее, но недолго. Когда Джулия наконец вышла, она была одета в платье из желтовато-коричневого муслина, отороченное темным кантом, и спенсер, отделанный лисьим мехом, – погода была прохладная. Вид у нее был модный и элегантный – и совершенно неприступный. Уверенность Рафаэля в успехе задуманного им несколько пошатнулась.

Он в первый – но не в последний – раз испытал сомнения.

– Куда это мы направляемся? Джулия дерзко улыбнулась:

– Это сюрприз.

– Терпеть не могу сюрпризы.

– Я знаю.

Джулия откинулась назад и выглянула в окно. Она вызывала у Рафаэля раздражение, и поэтому он запел тихонько одну из непристойных песен, которыми шокировал ее в первый день после их приезда. Она молча смотрела в окно.

Экипаж отъехал от дома.

Ему это не нравилось. Слишком она спокойна, слишком держит себя в руках. В голове у него вихрем пронеслось множество вариантов дальнейших действий. Он потянулся за флягой. С задумчивым видом отвинтил крышку и поднес флягу к губам.

Джулия быстро подалась вперед и вырвала серебряную флягу у него из рук. Он едва успел сообразить, что произошло, как увидел, что она отодвинула занавеску и выбросила флягу за окно.

– Господи! Вы что, спятили?

Она ничего не ответила. Снова откинувшись на спинку сиденья, она опять принялась смотреть в окно.

– Ах вы, надменная девчонка! Велите остановиться! – И он начал дубасить по сиденью экипажа.

Кучер, привлеченный этим шумом, поинтересовался, что случилось.

Джулия крикнула ему в ответ:

– Все в порядке, Чарли. Поезжайте.

Рафаэль утратил дар речи. Он утратил его полностью – впервые в жизни. В полном замешательстве от ее невозмутимости он погрузился в многообещающее молчание и стал обдумывать свои возможности.

Когда экипаж остановился, Рафаэлю уже казалось, что он сейчас вылезет из собственной кожи. Однако важно было держать себя в руках. Или по крайней мере делать вид, что это так. Он проговорил в своей самой оскорбительной манере, растягивая слова:

– Слава тебе, Господи. Приехали.

Джулия вышла из экипажа, и к нему подвезли кресло Рафаэля. Отодвинув лакеев, он сам вылез через открытую дверь, схватившись за верх и используя руки и бедра, чтобы выпростать ноги. Тем самым ему удалось избежать ужасно неприятного ощущения, когда кто-то вынимает его. Грегори взял его на руки и легко усадил в кресло. Рафаэль поднял взгляд и оцепенел, не веря собственным глазам.

Она не могла этого сделать!

Джулию приветствовали мужчина и женщина. Мужчина был одет как квакер – в темную одежду и широкий голландский воротник. На женщине, стоявшей рядом с ним, была такая же строгая одежда.

Эта нахальная маленькая ведьма привезла его в дом квакеров для незамужних матерей!

Джулия представила чету как Дэниела и его жену Элизабет. Рафаэль ответил им рассеянно, пока что слишком изумленный, чтобы устроить какую-нибудь пакость. Джулия одержала над ним верх, и он не знал, что теперь делать. Джулия, Дэниел и Элизабет пошли к большому деревянному дому, и Франклин подошел, чтобы отвезти туда же Рафаэля.

Они вошли в дом по пандусу, сооруженному на скорую руку. Увидев пандус, Рафаэль понял, что их посещение было тщательно спланировано. Почему-то это вызвало у него еще большую тревогу.

Дверь вела в длинную комнату, где кипела бурная деятельность. Около двадцати молодых женщин занимались различной работой. Одни скребли полы, другие вытирали пыль, третьи несли к столам стопки чистого белья, а четвертые старательно натирали деревянные поверхности лимонным маслом, судя по запаху. Все были так заняты свои делом, что почти не обратили внимания на посетителей.