Текст книги "Уроки любви"

10

Я сказала мистеру Рэксбери, что смогу прийти в пятницу. Я постаралась сообщить это как можно небрежнее, в самом конце урока рисования, как будто я чуть не забыла.

– А, спасибо, – сказал он так же небрежно, словно речь шла о самой обычной вещи.

Возможно, так оно и было. Возможно, половина класса уже сидела с детьми семейства Рэксбери.

Он дал мне свой адрес и сказал, что ехать нужно на тридцать седьмом автобусе.

– Отлично, – ответила я.

Про себя я засомневалась, не придется ли мне и обратно возвращаться на автобусе. Он сказал, что отвезет меня домой. Но правильно ли я поняла? А может быть, я это просто додумала сама? Я невольно все время разговаривала в воображении с мистером Рэксбери, как раньше с Джейн и Товией, – но с ними не возникало путаницы, они-то не существовали на самом деле.

Впрочем, Товия доказал, что он существует, материализовавшись рядом со мной, когда я брела по школьному двору.

Я должна была идти в Лабораторию Успеха на дополнительное занятие по математике, но мне очень хотелось прогулять. Я заметила, что приглашенные репетиторы иногда и не замечали, что кто-то из учеников не явился. Зато всех приходивших они приветствовали с преувеличенным энтузиазмом, как будто сам приход в их знаменитую Лабораторию уже равнялся сдаче трудного экзамена.

Я с тоской смотрела в противоположном направлении – на рисовальный корпус мистера Рэксбери. Мне представилось, что я бегу по красной тропинке на его карте.

– Туда сейчас нельзя. Он занят, у него урок. – Товия потянул меня обратно. – Поговори со мной. Мы так давно не разговаривали. Прошу тебя, Пру.

– Уходи! Я сейчас не в настроении, – буркнула я.

– Смотри! Если ты и дальше будешь меня избегать, я уйду совсем. К кому ты тогда обратишься, если тебе станет одиноко? Погляди, я уже порядком побледнел.

Я взглянула на Товию. Его красивое лицо расплылось, золотые волосы потускнели, голубые глаза потухли.

Я вдруг почувствовала острую боль, понимая, что он прав. Все мои воображаемые друзья постепенно бледнели и расплывались по мере того, как я росла. Я уже с трудом припоминала странных спутников своего раннего детства: белого кролика ростом мне по пояс, стайку цветочных эльфов, ручного зеленого дракона с красными когтями и белую в черных пятнах прыгучую корову, которая летала со мной вокруг луны.

Даже Джейн сейчас побледнела, хотя была мне верной подругой много лет. В панике я стала звать ее, но она вжалась в стену и не захотела повернуть лицо.

– Вот видишь, – сказал Товия. – Смотри, Пру, так ты и меня потеряешь. Я вправду уйду, предупреждаю тебя.

Его поведение стало меня раздражать. В конце концов, он лишь плод моего воображения. Кто дал ему право мне угрожать?

– Ну и уходи! – выпалила я. – Мне-то что? Захочу – придумаю себе кого-нибудь еще.

И я пошла прочь от него и от Лаборатории Успеха. Я решила переждать до звонка в гардеробе для девочек. В портфеле у меня была книжка. Я найду чем заняться, и никакой Товия мне не нужен.

– Эй, Пру! – окликнул он меня.

Я слышала, как он бежит за мной, и почувствовала его руку на своем плече. Я обернулась. Он стоял передо мной – взъерошенные светлые волосы, улыбающееся лицо – настоящий мальчик, до того настоящий, что я видела веснушки у него на носу, слышала запах шампуня, чувствовала тепло его руки.

– Товия! – выпалила я, как полная дура.

– Товия? Нет, меня зовут Тоби.

Ну конечно, это был просто Тоби, мой одноклассник, приятель Риты, в которого влюблены все девчонки в классе.

– Извини, – пробормотала я.

– Товия! – передразнил он меня издевательски торжественным голосом.

– Ну да, ну да… – Я пыталась изобразить небрежность и равнодушие, но получилось что-то в манере Ижки, Фижки и Свинюшки.

– Ты идешь не в ту сторону, – сказал он. – Лаборатория Успеха там. – Он махнул через плечо.

– Знаю.

– Разве у тебя сейчас не дополнительные по математике?

– Мне сейчас неохота туда идти, ясно?

Он поднял брови:

– Я тебя понимаю. Я там только что отсидел литературу и чуть не рехнулся. Знаешь что, давай забьем на все и пойдем покурим.

Я с удивлением посмотрела на него. Мне вовсе не хотелось с ним идти. Кроме того, я не совсем понимала, что значит «пойдем покурим». Может, это такой эвфемизм? Но Рита сегодня особенно меня изводила, говорила всякие гадости, а когда я попыталась не обращать на нее внимания и читать книжку, она вырвала ее у меня из рук и швырнула в угол, так что порвалась суперобложка и помялись страницы. Мне хотелось ее ударить, но она была крупнее, и на ее защиту готовы были тут же броситься Эми, Меган и Джесс. Пойти покурить с ее драгоценным дружком было, пожалуй, более изощренной формой мести.

– Пошли, – сказала я. – Где сигареты?

– Не здесь. За сараем для велосипедов, – шепотом сказал Тоби.

Во всех книжках про школу, какие мне случалось читать, упоминались непослушные ребята, которые делали что-нибудь запретное за сараем для велосипедов. Я пристально поглядела на Тоби, пытаясь понять, не скрывается ли за всем этим какой-нибудь изощренный розыгрыш. Он, конечно, вел себя как в театре, выразительно приложив палец к губам, пока мы пробирались под окнами класса.

Я шла, выпрямившись в полный рост, и мурлыкала про себя песенку, чтобы он не воображал, будто может мной командовать. Тоби покачал головой, но ничего не сказал, пока мы не дошли до этого несчастного сарая, благополучно миновав окна школы. Я думала, теперь он начнет ругаться, но он был, кажется, в восторге.

– Ты такая храбрая, Пру! Тебе просто наплевать, да?

Я пожала плечами.

– Ты поэтому здесь оказалась? Тебя исключили из старой школы?

Я вообще не ходила в школу. То есть много лет. Когда я была маленькая, меня отвели в первый класс, но потом отец забрал нас с сестрой на домашнее обучение.

Я глядела на заставленный велосипедами сарай. Меньше всего он был похож на притон разврата. Тоби прислонился к ржавой металлической стенке и вытащил из заднего кармана помятую пачку сигарет и спичечный коробок. Я почувствовала несказанное облегчение.

Я никогда прежде не курила, но храбро затянулась, когда Тоби зажег сигарету и для меня.

– Значит, ты куришь? – сказал Тоби.

– Ага. – Я мигнула, потому что глаза у меня заслезились от дыма.

Напрягая грудные мышцы, я изо всех сил старалась не закашляться.

– Рита все время меня пилит, чтобы я бросал курить.

– Рите бы только кого-нибудь пилить.

– Ага. Терпеть не могу этого в девчонках. Сперва они рассказывают, как ты им нравишься и они жить без тебя не могут, а потом жить не могут без того, чтобы не дергать тебя каждую минуту и стараться исправить.

Он помолчал.

– А у тебя есть мальчик, Пру?

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу.

– Ох, как ты покраснела! И кто же это?

– Да нет у меня никого.

– Есть-есть!

– Нет. То есть мне нравится один человек…

– Ах, вот оно что. – Тоби глубоко затянулся и выпустил дым красивыми колечками.

Я попыталась сделать так же, но у меня ничего не вышло, хотя Тоби очень старался мне объяснить, как двигать языком и губами. От сигареты у меня начала кружиться голова, и я на секунду прислонилась к стене сарая, закрыв глаза.

Когда я их открыла, лицо Тоби было так близко к моему, что я отпрянула. Глаза у него были полузакрыты, губы чуть вытянуты, как будто он собирался меня поцеловать.

Я резко отстранилась.

– Не убегай! – Он протянул ко мне руку, но я шарахнулась в сторону.

– Ну что ты, Пру! Я ничего плохого не хотел…

– Интересно, что бы сказала на это Рита?

– Рита мне не хозяйка. Я теперь сам удивляюсь, что я в ней нашел.

– Да брось ты! Она самая красивая девочка в классе.

– Ты красивее. Слушай, я знаешь о чем подумал. Ты ведь не особо сечешь в математике и программировании, правда?

– Мягко говоря…

– А я в них ас, честно! Зато с чтением у меня никуда…

– Ты не любишь читать?

– У меня не получается. – Тоби переступил с ноги на ногу. – Не то что я тупой. У меня тяжелая дислексия – так врачи говорят.

– То есть как? Ты что, вообще не умеешь читать? – Я не могла представить себе, как можно жить в мире, где книги не имеют смысла.

– Я умею читать. – Он покраснел. – Я разбираю буквы и слова, но они у меня все путаются. А в старой школе надо мной за это смеялись, и я вообще перестал что-нибудь делать. В общем, я подумал – ты же по литературе просто супер, говоришь как по писаному и знаешь в сто раз больше миссис Годфри, так, может, ты со мной немножко позанимаешься? А я бы тебе помог с математикой и программированием. Идет?

– Не знаю. – Я выбросила окурок. – А когда нам заниматься?

– Например, в обед.

– Да уж, Рита будет в восторге.

– Я же сказал: Рита мне не хозяйка. Мне осточертели ее замечания.

Но все же его это тоже явно беспокоило.

– Знаешь что. – Он просиял улыбкой. – Мы могли бы ходить друг к другу домой раз или два в неделю. Ты сегодня после школы что делаешь?

– Еду к отцу в больницу.

– Ну, значит, завтра. В пятницу.

– Нет, в пятницу я не могу. Дела.

– Какие? Встречаешься со своим мальчиком?

– Да нет у меня никакого мальчика! Я обещала посидеть с детьми.

– Ну что ж.

Он не стал больше настаивать и предложил мне еще одну сигарету. Я отказалась – у меня и так уже кружилась голова.

Он опять придвинулся ко мне ближе, так что я заторопилась уходить,

– Эй, вернись. Не стоит сейчас бродить по двору – заметят, что ты не на уроке.

– Мне все равно.

– Ты правда не боишься? – спросил он. – Ты совсем не такая, как все другие девчонки, Пру!

– В том-то и горе.

– Они тебя очень достают? Если что, ты только скажи – я с ними разберусь…

– Вот они обрадуются, – сказала я насмешливо.

– Ну так когда мы будем заниматься?

– Как-нибудь при случае… – Мне не хотелось ничего обещать.

– А когда мы поцелуемся? Тоже при случае? – спросил он.

– Может быть, через годик… как-нибудь… а может, и никогда, – ответила я, убегая.

Он побежал за мной, пытаясь взять меня за руку, но я его оттолкнула. Нас, видимо, заметил кто-то из класса Грейс, потому что она сгорала от любопытства, пока мы шли домой.

– Ты держалась за руки с Тоби Бейкером! – сказала она.

– А ты откуда знаешь Тоби Бейкера?

– Его все знают. Ижка и Фижка говорят, что он обалденный парень.

– Ну, на них легко произвести впечатление. И я не держалась с ним за руки. Не захотела.

– А я бы захотела, – сказала Грейс. – Он правда офигенно классный!

Я тяжело вздохнула:

– Прекрати, пожалуйста! Просто уши вянут. И ты ведь на самом деле ничего такого не думаешь. И мальчишки тебе так же не нужны, как мне. Ты просто порешь всякую чушь напоказ Ижке и Фижке, но их здесь нет! Мы тут с тобой одни, так что перестань изображать невесть что!

Грейс обиженно посмотрела на меня.

– Это ты у нас всегда изображала невесть что! И зачем ты вечно говоришь гадости про Ижку и Фижку? Это ведь мои подруги. Я с тобой больше не разговариваю, вот!

Я рассмеялась. Я же знаю, что Грейс не может молчать больше пяти минут. Уже через минуту она спросила:

– Ну правда, что у тебя с Тоби Бейкером? Он теперь твой мальчик?

– Нет. Но, кажется, ему бы этого хотелось. Он ко мне все время липнет, – ответила я.

Тоби меня не интересовал, но знать, что я ему нравлюсь, было все же приятно, тем более что другие девчонки так за ним увивались. Я знала, что он считается самым завидным кавалером в нашем классе, но не подозревала, что его популярность распространяется на всю школу и даже маленькие дурочки вроде Ижки и Фижки по нему вздыхают.

– Вот было бы здорово, если бы ты с ним встречалась! Ижка и Фижка меня страшно зауважают, если узнают, что Тоби Бейкер встречается с моей сестрой. А ты могла бы пригласить его к нам на чай, а я бы пригласила их, и они бы с ним познакомились.

– Он как раз хотел к нам приходить, чтобы мы помогали друг другу с уроками.

– Ой, Пру! – Грейс запрыгала от восторга, задирая над толстыми коленками розовое платье с пандами.

– Грейс, прекрати вести себя как трехлетняя, честное слово!

– Ты опять вредничаешь.

– Это ты ведешь себя как младенец. И зря радуешься – я не собираюсь его приглашать.

– Почему?

– Ты только представь, как мама будет суетиться и задавать ему кучу умных вопросов…

– Да уж. А папа просто рехнется, если узнает, что у тебя появился мальчик…

– Ну, папа у нас уже рехнулся, – сказала я со вздохом.

На самом деле я так не думала. Я понимала, что отец в здравом уме. Но слушать, как он повторяет за мной простейшие слова и фразы, было жутковато. А уж когда на него находил очередной приступ ярости и он принимался твердить свое любимое ругательство, как сатанинский вариант буддистского заклинания, он выглядел определенно помешанным.

На этот раз он пребывал в дурном настроении, потому что физиотерапевт заставила его надеть чужие шорты на время гимнастики. Отец был смертельно оскорблен, отказывался выполнять упражнения и шипел от ярости при взгляде на свои обнаженные тощие ноги. Его всегда возмущали шорты, как на женщинах, так и на мужчинах. Нам с Грейс не разрешалось их носить, даже когда мы были маленькие.

Мы подождали в коридоре, пока мама помогла ему натянуть пижамные штаны, но настроение у него не улучшилось. Он все время показывал пальцем на мешковатые черные шорты, висевшие на спинке кровати. Можно подумать, что там сидела гигантская летучая мышь, готовая порхнуть ему в лицо.

– Да, папа, шорты, – сказала я бесчувственно. – Скажи «шорты».

Папа сказал нечто гораздо более выразительное.

– Бернард, но врачи хотят тебе помочь, – взмолилась мама. – Физиотерпевт говорит, что, если ты будешь делать гимнастику, нога у тебя снова будет работать.

– Я знаю, папа, что ты не любишь гимнастику, но она полезная! – сказала я.

– Я тоже не люблю гимнастику. Хуже всего для меня в школе физкультура, – сказала Грейс.

Наступило молчание. Грейс сидела тихо-тихо, все шире раскрывая глаза. До нее наконец дошло, что она сказала. На мамином лице выражалось отчаяние. Отец недовольно потряс головой.

– Что? – спросил он. – Что-что?

– Она сказала, что не любит гимнастику, дорогой. Я ее тоже не люблю. Куда запропастилась девушка с чайным подносом? Я думаю, тебе самое время попить чайку.

Отец насмешливо посмотрел на нее. Мамины попытки его отвлечь он распознавал тут же.

– Что? – переспросил он, обращаясь ко мне.

– У нас с Грейс теперь новая игра, папа. Мы играем в школу – учим друг друга, задаем друг другу задания. А то некому этим заняться, пока ты болеешь. Правило такое, что каждый должен выполнять абсолютно любое задание, которое задает другой. Я немножко жестоко поступила с бедняжкой Грейси и задала ей кучу физкультурных упражнений.

Отец прищурился. Я встретила его взгляд с самым невинным видом. И вдруг он рассмеялся, хрипя так, будто сейчас лопнет.

– Побольше… гим… Побольше. Грейс толст…

Я заставила себя засмеяться в ответ. Засмеялась и мама. Громче всех смеялась Грейс.

Ну слава богу. Обошлось.

11

Я шла по улице Лорел-Гров, разглядывая аккуратные домики 1930-х годов постройки, и смотрела на кустики лавра в декоративных синих кадках у каждой двери, подвесные фонари, гальку и папоротник в японских садиках. Неужели мистер Рэксбери живет на этой улице? Ведь ясно, что на человека с серьгой в ухе и художественными наклонностями здесь должны смотреть с глубоким подозрением.

Я еще раз проверила адрес, который он записал мне своим красивым ясным почерком на обороте школьной тетрадки. Впрочем, я не сомневалась, что помню его правильно. В сумке у меня была масса полезных вещей: альбом для рисования, карандаши, начатое шитье, два романа и книжка для малышей Пенелопы Лич из нашего магазина – на всякий случай.

Номер 28, 30, 32 – и вот я стою перед домом 34 по Лорел-Гров. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных – черно-белый дом на две семьи со скошенной крышей и зеленой входной дверью. На второй взгляд – пока я шла по садовой дорожке – он оставался обычным, слегка обшарпанным домом с грязными резиновыми сапогами на крыльце и картонной книжкой «Паровозик Томас», засунутой в куст можжевельника. Не может быть, чтобы мистер Рэксбери жил здесь. По моим понятиям, у него должна была быть элегантная квартира с просторной светлой мастерской, где по стенам висят огромные холсты, а посередине стоит большой мольберт. Я представляла его стоящим с кистью в руках перед неоконченной работой – лицо сосредоточенное, а в бриллиантовой сережке дробится солнечный луч.

Тут дверь открылась, и на пороге появился мистер Рэксбери – в черных джинсах, синей майке и с босыми ногами. На руках он держал младенца – недовольно пищащую девочку с черными кудряшками. На ней была синяя распашонка и больше ничего. Розовая попка как раз помещалась у мистера Рэксбери на ладони.

– Привет, Пру. Извини, мы тут как раз меняем пеленки, да, Лили?

Лили сердито хныкала. Я неуверенно протянула к ней руку, но она отпрянула, прижалась головой к плечу мистера Рэксбери и разревелась уже не на шутку.

– Не обращай внимания, ей просто уже пора спать, – сказал мистер Рэксбери. – Заходи.

Я шагнула в прихожую и прошла за ним в бежевую гостиную. Ковер был завален деревянными кубиками, восковыми карандашами и мягкими игрушками.

– Извини! Мы сейчас мигом наведем порядок. Я только надену на Лили памперс. Марианна наверху, купает Гарри. Она сейчас спустится. Хочешь кофе? Или колы, или еще чего-нибудь? Я тебе сейчас покажу, как включается телевизор.

Он говорил всю эту скучную повседневную чушь, держа на руках брыкающегося младенца, но при этом не сводил с меня глаз. И эти глаза говорили: «Ты только послушай, как я несу эту мещанскую чушь – образцовый папаша. На что я похож!»

– Все в порядке, – сказала я. – Я приберу в гостиной, пока вы переодеваете ребенка.

Я могла бы, наверное, и памперс надеть, но мне не хотелось разводить у него на глазах неумелую возню, скрепляя какие-нибудь не те застежки.

Он благодарно улыбнулся и пошел наверх со своей маленькой крикуньей. Я опустилась на четвереньки и стала собирать игрушки. Ковер был грязноват – по нему не мешало бы пройтись пылесосом. Мама бы постеснялась показать свой дом в таком виде постороннему человеку. Но, может быть, миссис Рэксбери было на это просто наплевать? Я представила себе, как она валяется на диване перед телевизором, лениво жуя шоколад, пока малышка заходится от крика, а мальчик громит гостиную.

Зачем понадобилась мистеру Рэксбери такая жена? Неужели ему не нужен творческий, талантливый человек рядом? Сам он такой шикарный и стильный. Может быть, ему стоило бы завести еще кого-то?

Тут в комнату вошла миссис Рэксбери. Я смотрела на нее с удивлением. Она вовсе не была той расхлябанной толстухой, какую я себе вообразила. Передо мной стояла обыкновенная светловолосая молодая мама, уже стройнее, чем на той фотографии, хотя трикотажное платье было ей чуть-чуть тесновато.

– Привет! Ты, конечно, Пруденс. Меня зовут Марианна. Извини, ради бога, давай я сама это сделаю. Я хотела прибраться до твоего прихода, но у меня как раз такой день, и дети сегодня как с ума посходили.

У меня, видимо, стало испуганное лицо. Она рассмеялась.

– Не волнуйся, все будет в порядке. Они ночью спят как убитые. Гарри немножко скандалит перед тем, как лечь, но это ненадолго.

В этот самый момент сверху раздался рев Гарри:

– Мама! Возвращайся сейчас! Ты мне нужна сейчас! Почитай мне сказку сейчас!

Миссис Рэксбери приподняла брови и вздохнула.

– Кит, разберись там с ним! – крикнула она наверх и обернулась ко мне. – Гарри немножко не в себе, потому что мы очень давно никуда не уходили. Он скоро успокоится, не волнуйся. Кит прочитает ему еще одну сказку, чтобы он не заводился, и после этого он уснет, я уверена. Но если он вдруг очень уж разволнуется, звони нам прямо в ресторан. Я оставила номер своего мобильного у телефона. Даже не знаю, зачем нам понадобилось в ресторан. Я в полдник поела рыбных палочек за компанию с Гарри, хотя мне нужно соблюдать диету. Это платье все еще мне тесно. Очень страшно выглядит, как ты считаешь?

– Нет-нет, вам очень идет, – соврала я.

Меня обезоруживала ее манера говорить со мной, как будто мы старинные подруги. Я вовсе не хотела с ней дружить. Я не хотела, чтобы она так мило со мной разговаривала.

Впрочем, с мистером Рэксбери она разговаривала совсем не так мило. Гарри продолжал визжать.

– Слушай, Кит, ты что, не можешь почитать Гарри сказку?

– Я, видишь ли, сейчас переодеваю Лили! – крикнул он в ответ.

– А ты не можешь делать и то и другое? Ты не слыхал про многофункциональность?

Она вздохнула и поглядела на меня:

– Эти мужчины! Поменять пеленку для них – целое дело. Такое впечатление, что он каждый раз ждет за это ордена.

Я неловко ерзала, не зная что сказать.

– Ах да, прости, он же твой учитель. Ну и как он в школе? Безнадега?

– Он замечательный учитель! – сказала я чопорно. – Я уже очень многому у него научилась.

– Ах да, ты любишь рисование. Кит мне много про тебя рассказывал.

Мне хотелось расспросить ее подробно, что он рассказывал, хотелось, чтобы она повторила мне каждое слово, но я стеснялась.

– Рисование – мой любимый предмет, – сказала я вместо этого. – Я хочу поступить в художественный институт.

– Ясно. Постарайся только не стать в результате учителем рисования в школе, Пруденс.

Я пробормотала что-то невнятное. Она стояла на цыпочках и разглядывала себя в зеркале у вешалки.

– Это платье слишком тесное, особенно если я собираюсь хорошо поужинать. Вообще-то я хотела пойти в кино, но мы не нашли ничего интересного. Пожалуй, я лучше надену синюю блузку и белые брюки. – Она посмотрела на меня. – Везет тебе, что ты такая худышка. Берегись, я была почти такая же, пока не родила Гарри. Страшное предупреждение: не рожай детей! Тебе, наверное, стоит пока пойти с ними познакомиться. Разберись там, пока я переодеваюсь. А то Кит, боюсь, надел памперс на Гарри и пытается читать «Груффало» Лили.

Когда я вошла, мистер Рэксбери сидел на кроватке Гарри, прижав мальчика к груди и держа Лили на коленях. Она была все еще без памперса, а Гарри монотонно бубнил:

– Не хочу, чтобы ты читал, папа, хочу, чтобы мама.

Дети мне не особенно нравились. Гарри был из породы упрямых малышей, которые вечно ноют, канючат и жалуются. Лили казалась более симпатичной, но при взгляде на ее креветочно-розовые ножки и голую попку меня подташнивало. Тем не менее я изобразила улыбку.

– Какие милые дети! – Я даже прихлопнула в ладоши, как бы аплодируя.

– Кто эта большая девочка? Я ее не люблю, – заявил Гарри.

– Это Пруденс. Она посидит сегодня вечером с тобой и Лили, – отозвался мистер Рэксбери.

Это было, конечно, не очень умно с его стороны. Гарри ответил, как и следовало ожидать, воплями о том, что я ему не нужна, он меня не любит, и папу он не любит, и хочет маму. Миссис Рэксбери влетела в комнату в наполовину надетой синей блузке.

– Я здесь, Гарри. Все хорошо, мой сладкий! – Она тяжело вздохнула. – Кит, господи ты боже мой! Ладно, я разберусь с детьми, а ты иди переодеваться.

– Переодеваться?

– А что, ты собираешься идти в «Ла Террацу» в этих кошмарных джинсах?

– Хорошо, хорошо.

Я не понимала Марианну. Мистер Рэксбери выглядел в своих джинсах великолепно. Почему она все время разговаривает с ним, как с идиотом?

Она взяла на руки Лили.

– Ну иди, иди к мамочке. Кому надо надеть памперс на розовую попочку? – ворковала она тоненьким голоском.

Лили дрыгала ножками, как лягушка, а потом описалась прямо на белые брюки миссис Рэксбери. Та вскрикнула, сказала мистеру Рэксбери, что это он во всем виноват, и помчалась менять одежду, зажав под мышкой мокрую хнычущую Лили.

Мы с мистером Рэксбери переглянулись – и оба с трудом удержались от смеха.

Он многозначительно поднял брови и пошел к себе переодеваться.

– Давай я почитаю тебе «Груффало», Гарри, – сказала я медовым голосом образцовой няни.

Гарри сердито оттолкнул книжку и наполовину скрылся под простыней.

– Противная вонючая большая девчонка! – выкрикнул он, с головой исчезая под одеялом.

Я просунула к нему голову.

– Не серди меня, маленький мальчик! Вылезай, я тебе почитаю твою книжку и, если ты будешь себя хорошо вести, дам тебе шоколадку, когда мама с папой уйдут.

– Целую большую плитку? – спросил Гарри.

– Смотря как ты себя поведешь.

Он тут же превратился в ангела и ласково попрощался с мамой и папой. Я поняла, что с детьми нужно применять пряник, то есть плитку шоколада. Если у меня когда-нибудь будут дети, они будут вести себя безупречно с самого беззубого младенчества.

Лили была слишком мала для подкупа, но и без этого вела себя неплохо. Она была похожа на крошечного снеговика в своей белой пижамке. Я взяла ее на колени, сидя на кроватке Гарри, и помахала ее маленькой ручкой мистеру и миссис Рэксбери.

– Ты уверена, что справишься, Пруденс? – спросила миссис Рэксбери. – Ты сама выглядишь такой маленькой…

– Мне пятнадцать лет, – сказала я.

Мне действительно будет пятнадцать на будущий год.

– Так много? – с сомнением сказала она, одергивая юбку. На ней снова было то тесное платье. – Тебе уже приходилось сидеть с детьми, да?

– Я много сидела с моей младшей сестрой, – честно сказала я. – Не волнуйтесь, все будет в порядке.

Как только они вышли за дверь, я достала шоколадку. Гарри уплел всю плитку, причем мне приходилось все время вытирать ему рот, чтобы на простыне не осталось коричневых разводов, а когда глаза у него стали закрываться, я взяла его зубную щетку и счистила остатки шоколада с зубов. Он что-то проворчал, раскинувшись в полусне, а потом повернулся на бок и уткнулся носом в мягкий живот своего плюшевого мишки.

Лили немного поплакала, когда я осторожно положила ее в плетеную колыбельку, но я погладила ее мягкие кудряшки, и она успокоилась.

– Ну вот, – прошептала я.

Несколько минут я смотрела на уснувших детей. Сейчас в них не было ничего раздражающего. Милые детишки. Мне всегда казалось, что я никогда не захочу иметь детей, но теперь я стала в этом сомневаться. Я представила себя на месте миссис Рэксбери. Это мой дом, мои дети, мой муж.

Сердце у меня бешено заколотилось при этой мысли. Я на цыпочках вышла из спальни и облокотилась на перила лестницы. Потом заглянула в ванную, где было все еще жарко и влажно, пощупала два больших сырых махровых полотенца, пытаясь угадать, какое из них – его. Посмотрела на зубные щетки в стакане и подумала о его ровных белых зубах и особенной улыбке. Взглянула на бритву и представила, как она скользит по его намыленным щекам, осторожно огибая аккуратную бородку. Увидела расческу и представила, как она продирается сквозь его блестящие темные волосы. Потом перевела глаза на два махровых халата на крючке. Они казались одного размера. Я осторожно понюхала каждый. Одно слегка попахивало кремом для лица и духами.

Я сняла с крючка другой халат – его, сунула руки в рукава и запахнулась поплотнее. Мне казалось, что это он обвил меня руками и прижал к себе. Я на мгновение закрыла глаза. Когда я их открыла, то почти ожидала увидеть в затуманенном зеркале его улыбающееся отражение за моим плечом.

Я неохотно вылезла из халата и аккуратно повесила его обратно ко второму, вдруг испугавшись, что они висели каким-нибудь особенным образом.

Щеки у меня горели, руки дрожали. Я велела себе немедленно спускаться вниз и взяться за книжку или за уроки. Я могла посмотреть телевизор! Я знала, что Грейс и мама захотят посекундного отчета о каждой программе, включая рекламные паузы.

Но мне не удалось себя заставить. Ноги сами поднесли меня к дверям следующей комнаты – их спальни. Я затаила дыхание и толкнула дверь. Не знаю уж, что я ожидала увидеть. Во всяком случае не эту обычную неприбранную комнату с разбросанной по желтому одеялу одеждой и вываленной на туалетный столик неряшливой косметикой. Я с любопытством перебирала баночки и тюбики, мазнула щеку ее кремом для лица, провела пуховкой от пудры по носу, прикоснулась к губам ее розовой помадой. У помады был тошнотворно сладкий вкус. Интересно, нравится это ему, когда он ее целует? А может быть, он ее уже и не целует? Нет, целует, конечно. У них ведь есть дети.

Я взглянула на их кровать. У желтого пододеяльника не хватало половины кнопок, из вышитых цветов на подушках свисали нитки, валик в изголовье выцвел. У мистера Рэксбери такой острый глаз на все. Как он может спать в этой неопрятной комнате?

Я подошла к белому встроенному шкафу и открыла его. С одной стороны висели ее вещи, слегка помятые, наполовину свалившиеся с вешалок – розовые, сиреневые, бледно-желтые, бежевые, темно-синие и коричневые. С другой стороны располагалась его одежда – в основном черного Цвета, кое-что из голубой джинсовой ткани. Я опустилась на колени и стала разглядывать его ботинки, надев их на руки и сплясав ими легкую чечетку. У него изящные маленькие ноги. Я аккуратно поставила ботинки на место.

Потом я заглянула в комод. Мне хотелось найти там что-нибудь запретное и тайное, но я увидела всего лишь нижнее белье, носки, коричневый клубок ее колготок, словно гнездо мягких змей.

Я перебрала книги по обеим сторонам кровати. Она читала дамские романы в пастельных обложках под цвет ее блузок – романтические истории об одиноких женщинах в поисках истинной любви. У него набор был нестандартный – потрепанный пингвиновский «Дэвид Копперфильд», Джон Апдайк, Ханиф Курейши. Я помнила, что у нас в магазине есть «Дэвид Копперфильд» и несколько романов Апдайка, а в коробках на складе можно, наверное, откопать и Курейши. Я могу все это прочитать, а потом между делом упомянуть в разговоре, и он поразится, какие у нас схожие вкусы.

Нет, его не проведешь. Он догадается, что я забралась в его спальню и рылась в книгах у его кровати. Я поспешно собрала их обратно в стопку и тихонько вышла. Потом еще раз взглянула на детей, чтобы как-то оправдать свое присутствие, и спустилась вниз.

Я сделала себе кофе – черный и крепкий, чтобы чувствовать себя взрослее, хотя меня от него знобило. Но тут я увидела большую стеклянную вазу с конфетами и шоколадом и напрочь забыла, какая я взрослая. Мама делала домашние ириски, помадки и трюфели, но мы никогда не видели полную вазу конфет, даже на Рождество. Невозможно представить, чтобы мистер Рэксбери всем этим лакомился. Это, конечно, она целый день грызет сладости и, наверное, тоже дает их Гарри за хорошее поведение.

Марианна сказала, чтобы я угощалась всем, что найду. Я протягивала руку то к тому, то к другому и наконец остановилась на белом сливочном трюфеле. Блаженно перекатывая его во рту, я взяла пульт телевизора и стала переключать каналы. У меня не хватало сил остановиться на чем-нибудь одном. Я чувствовала себя актрисой в собственной романтической мелодраме и наслаждалась этим.

Я сидела с ногами на диване и пыталась представить, как бы я сидела здесь каждый вечер рядом с мистером Рэксбери, уложив детей наверху. Что бы мы делали? Смотрели телевизор, читали книжки, разговаривали? Сидели бы мы на разных концах дивана или тесно прижавшись друг к другу?