Текст книги "Разрисованная мама"

Дельфин

Она вернулась. Едва переступив порог, я почувствовала ее запах – знакомый сильный запах любимых духов Мэриголд. Такая уж у нее была привычка: даже в полном одиночестве, расхаживая голой по квартире, Мэриголд неизменно душилась с головы до пят. Я учуяла и другой запах – запах жидкости для полоскания зубов. На меня разом повеяло чем-то домашним.

Я с топотом ринулась на кухню. Стоя у стола, Мэриголд, улыбаясь во весь рот, месила тесто. Я так обрадовалась, что она наконец дома, что даже не удивилась, застав ее за таким необычным занятием.

– Ох, Мэриголд! – выдохнула я, кинувшись к ней на шею.

– Радость моя! – обрадовалась она, крепко прижимая меня к себе и при этом стараясь не перемазать мукой – руки ее чуть не по локоть были в липком тесте, будто в перчатках.

– Ох, Мэриголд, – снова прошептала я, уронив голову на ее голое плечо.

Из-под бретельки ее топика выглянула знакомая татуировка – ноготок с лицом Мэриголд.

– Эй, хватит поливать мой цветок! – встряхнула меня Мэриголд. – Ну, ну, успокойся, детка!

Двумя перепачканными в тесте пальцами она стянула с вешалки кухонное полотенце и промокнула мое лицо.

– Не плачь, малышка Дол. Что-то случилось? Ну-ка признавайся?

– А ты небось не догадываешься, что с ней такое? – проворчала Стар, стоя в дверях. – Сама болталась где-то всю ночь и еще спрашивает! Глупышка Дол перепугалась до смерти!

– Но ведь Мэриголд вернулась! – поспешно вмешалась я, пока Стар все не испортила.

Прищурившись, Стар разглядывала Мэриголд.

– Откуда вся эта роскошь? – подозрительно осведомилась она, тыча пальцем в разбросанные повсюду взбивалки, скалки и формочки для печенья. Вся кухня была заставлена пакетами с мукой, сахарной пудрой и глазурью вперемешку с бесчисленными маленькими бутылочками, в которых сверкала и переливалась какая-то красная жидкость, а стены, забрызганные шоколадом, какими-то серебряными блестками и еще чем-то непонятным, переливались всеми цветами радуги – казалось, по мановению волшебной палочки мы вдруг оказались на какой-то сказочной кондитерской фабрике.

– Я просто хотела печенье для вас испечь, – бросила Мэриголд, снова принимаясь за тесто. – Ну вот, кажется, на этот раз все как положено. В первый раз получилось, как водится, комом, ну я взяла и выбросила все в ведро. Вторая партия… э-э-э… слегка подгорела. А я решила – нет, так дело не пойдет. Ну а сейчас, по-моему, вышло замечательно!

– А что ты делаешь, Мэриголд? Шоколадное печенье? – обрадовалась я.

– Лучше, гораздо лучше! Я решила испечь вам пряничных ангелочков, – пропела Мэриголд, раскатывая тесто и придавая ему форму. Ее гибкие, проворные пальцы двигались с такой быстротой, что казалось, будто фигурка ангела возникала прямо из воздуха.

– Пряничные ангелочки! – счастливо вздохнула я. – Целых два! А это что у них – крылышки? А можно, у моего будут длинные волосы?

– Конечно, будут! – кивнула Мэриголд. – А уж коли ты хочешь, чтобы твой шоколадный ангелочек смахивал на тебя, мы ему еще и веснушки из шоколада сделаем!

Мы обе захихикали. Мэриголд покосилась на Стар, все еще хмуро подпиравшую дверь.

– А ты какого ангелочка хочешь, а, Стар?

– Между прочим, я уже не ребенок. Послушай, ну как тебе не стыдно? Есть у тебя совесть или как? Куда-то исчезла на всю ночь, никому ни слова не сказала, не удосужилась даже к завтраку вернуться, не подумала о том, что Дол из-за тебя места себе не находит – уж не знаю, как она высидела в школе! А потом являешься домой как ни в чем не бывало и даже не считаешь нужным что-то объяснить… или хотя бы извиниться! Кем ты себя вообразила – Мамашей Года, что ли? Затеяла какое-то дурацкое печенье! Нет уж, я в этом не участвую! Ешь сама своего ангелочка! Надеюсь, у тебя будет несварение желудка!

Стар вихрем вылетела из кухни, и мы услышали, как за ней с грохотом захлопнулась дверь спальни. Повисла неловкая тишина. В глубине души я понимала, что Стар права. Я знала, что мне следует пойти за ней. Но по беспокойному блеску в глазах Мэриголд, по тому, как сильно дрожали ее руки, а главное – по царившему на кухне хаосу я догадывалась, что с ней далеко не все в порядке. Теперь я уже почти не сомневалась, что это начало ее очередного заскока. Но что я могла сделать?

– На самом деле Стар с радостью съест своего ангелочка, – не слишком уверенно сказала я.

– Еще как съест, – подхватила Мэриголд. – Мы испечем для нее замечательного ангелочка – точь-в-точь как тебе! А уж раз она так разозлилась на меня… что ж, тогда, чтобы умаслить ее, давай вылепим карикатуру на меня. Не ангелочка, а падшего ангела! Нет, лучше чертенка! С хвостом, рожками и все такое! Может, тогда она сменит гнев на милость и даже удостоит меня улыбкой?

– Наверняка!

– Ты ведь не очень сильно переживала, а, Дол? Наверное, мне и в самом деле нужно было позвонить. И почему я не позвонила?!

– А ты и не могла позвонить! Нам же отключили телефон, потому что мы не заплатили по счету! Ты что, забыла? – вздохнула я, осторожно трогая пальцем пряничное тесто.

– Точно! Как же я тогда могла позвонить? – просияла Мэриголд.

– Где ты была? – прошептала я так тихо, чтобы Мэриголд при желании могла сделать вид, что не расслышала.

– Ну… понимаешь, Дол, я вроде как вырвалась из дома… вот и подумала, что неплохо было бы повидаться со всей компашкой. – Мэриголд проказливо хихикнула. – Ты же знаешь, как я обожаю вечеринки! – Теперь она лепила падшего ангела, и я невольно отметила, что пальцы ее хоть и дрожат, однако обращаются с тестом все так же искусно и проворно. – А потом вдруг оказалось, что уже та-ак поздно! И я не вернулась домой к своим девочкам, и это было так дурно с моей стороны, – смущенно пропела Мэриголд, щелкнув чертенка по носу. – Очень, очень дурно!

Я угодливо захихикала, но чуткое ухо Мэриголд моментально ощутило фальшь в моем голосе.

– Ты тоже считаешь, что я плохая, да, Дол? – спросила она, выжидательно уставившись на меня своими зелеными глазищами.

– Знаешь, по-моему, ты самая замечательная мама на всем белом свете. Просто волшебная, – уверенно заявила я.

Вылепленное печенье – кулинарный шедевр Мэриголд – было торжественно поставлено в духовку. Увы, когда пришло время доставать пряники из печи – тесто почему-то бесформенной массой растеклось по противню, искусно вылепленные длинные волосы ангелочков развились, изящные, грациозные тела потрескались, покрывшись неаппетитной коркой, а крылья так слиплись между собой, что невозможно было догадаться, что это такое.

– Ох ты! – разъярилась Мэриголд. – Нет, ты только взгляни, что эта дурацкая духовка сделала с моими ангелами!

– А пахнет вкусно, – заявила я, воровато отщипнув кусочек от своего ангела.

– Попробуем еще раз, – твердо сказала Мэриголд.

– Не надо, – запротестовала я. – Очень вкусно, попробуй!

– Да ладно, бог с ними, с этими ангелами! Я знаю, что мы сейчас попробуем испечь. Кексы! Или булочки!

– Кексы?!

– Ну да! А что, это идея! Сделаем какой-нибудь кекс! Или булочки… булочку в виде ангела и булочку в виде дьявола! А может, сырники? Или эклеры? А хочешь, пирожки с морковью? Пышки? Пончики? Все, что пожелаешь!

– Но…

– Ты ведь обожаешь булочки, разве нет, Дол?

– Еще как! Но…

– Тогда решено – делаем булочки! – объявила Мэриголд. Она взяла чистую миску и энергично приступила к делу.

Какое-то время я помогала ей, потом забрала освободившуюся миску и отправилась в спальню. Устроившись на краешке кровати, Стар учила уроки.

– Хочешь вылизать миску? Я свою половину уже облизала, а это тебе, – попыталась я умилостивить Стар.

– А мне казалось, кто-то собирался печь печенье.

– Нет, теперь она печет булочки. А с печеньем ничего не вышло. Получилось черт-те что!

– Да ну?! Кто бы мог подумать! Держу пари, эти ее кондитерские изыски влетят нам в копеечку.

– Я знаю. Не надо было все это затевать. Но ведь это же ради нас!

– О боже, кто это говорит? Почетный член клуба обожателей Мэриголд? – презрительно фыркнула Стар.

Я растерянно заморгала, глядя на нее. До этой минуты наша семья состояла из них двоих – из Стар и Мэриголд. И уже где-то там, на заднем плане, маячила я сама, изо всех сил стараясь держаться поближе. Они походили на попугайчиков-неразлучников – такие яркие, очаровательные, они всегда так любовно ворковали, пока я, словно старая, облезлая попугаиха, одиноко нахохлившись, сидела на своей ветке.

– Как я понимаю, ей вряд ли пришло в голову прихватить по дороге какой-нибудь нормальной еды? – со вздохом осведомилась Стар, тщательно вылизывая миску.

Она так сильно обкусала свои ногти, что они превратились просто в узенькие неровные полоски, кое-где покрытые розоватым лаком.

– Кому нужна нормальная еда? – удивилась я. – Так ведь гораздо веселее… Ты помнишь, как прошлым летом, когда была ужасная жара, Мэриголд уговорила нас открыть настежь морозилку, и оказалось, что та просто битком набита мороженым?! Правда, здорово было!

Мы тогда ели одно за другим и «Корнетто», и «Марс», и «Солеро», а когда они начали таять, они просто слиплись между собой, и тогда Стар покидала их все без разбора в кастрюлю, перемешала и объявила, что у нас на обед будет суп из мороженого.

– Ага! А ты забыла, сколько мы потом сидели на одном черством хлебе и морковке, и все из-за того, что Мэриголд просадила все деньги! – напомнила Стар.

– Подумаешь! Зато мы просто облопались мороженым, и это было так прикольно! Да и потом… разве ты не помнишь, какую классную штуку ты сама придумала с хлебом? Как мы ломали его на крохотные кусочки и играли в уток? И какие смешные фигурки Мэриголд вырезала из морковки? А помнишь тотемный столб – он ведь получился в точности как у индейцев! И такой же страшный!

– Угу… и как она кромсала эту проклятую морковь, как сумасшедшая, и чуть палец себе не отхватила! И конечно же, не пошла в больницу, как все нормальные люди, хотя там бы ей мигом сделали все, что нужно в таких случаях. И как у нее потом воспалилась рука и она чуть богу душу не отдала – помнишь? Помнишь?! – прошипела Стар.

Я зажала уши руками, изо всех сил стараясь не слушать, но это совсем не помогло.

– Замолчи, Стар!

Мы раньше никогда не осмеливались произносить слово «сумасшедшая», даже когда Мэриголд заносило окончательно.

– Может, и стоило рассказать об этом в школе, – задумчиво протянула Стар.

– Что?!

– Она вот-вот окончательно съедет с катушек. Да ты и сама это знаешь не хуже меня. У нее крыша на одном гвозде, Дол, да и тот проржавел вконец! Скоро ее совсем сдует! Никогда не знаешь, что она выкинет в следующий раз. Держу пари, она и сама этого не знает! Запросто слиняет из дома завтра же вечером и исчезнет на неделю!

– Ни за что! Она никогда так не сделает! С ней уже все в порядке. Она такая милая – как всегда!

– Тогда постарайся попользоваться этим на полную катушку, пока еще есть такая возможность. Сама знаешь, какой она потом становится!

– Но она же не виновата, Стар! Она просто ничего не может с собой поделать!

Это были слова Стар – она так часто произносила их при мне, что они превратились в нечто вроде строки из Священного Писания. Обсуждать или сомневаться в них было бессмысленно. Мэриголд и впрямь иной раз вела себя как полоумная (хотя мы со Стар даже наедине никогда не позволяли себе употреблять такое грубое слово), а мы должны были сделать все, чтобы никому это не бросилось в глаза, и все время помнить, что сама Мэриголд в этом не виновата. Она ничего не может поделать. Просто мозги у нее устроены по-другому – не так, как у других людей.

Я попыталась представить себе обычные мозги – такие, какими им положено быть: серые, с завитушками извилин и скучные до зевоты. А потом попробовала представить себе, как выглядит то, что находится в голове у Мэриголд. Почему-то мне виделось что-то непременно ярко-розовое, с пурпурным оттенком, и все это сверкало и переливалось у нее в голове, словно северное сияние. Я готова была поклясться, что вижу, как искрят тоненькие проводочки и серебряные звезды вспыхивают и гаснут у нее перед глазами.

– Еще как может, – отрезала Стар. – Достаточно лечь в больницу или просто пройти курс лечения.

– Это ты сошла с ума, а вовсе не она, – неожиданно разозлилась я. – Будто ты не понимаешь, что это такое! Психушка, ха! Это же камера пыток, а не больница! Там людям в мозги вживляют электрические провода и пичкают бедняг всякими таблетками, так что их рвет и они потом на ногах не стоят и даже не могут вспомнить свое собственное имя!

Все это мы уже не раз слышали от самой Мэриголд. Она до сих пор дрожала как осиновый лист при одном только воспоминании об этом.

– Она, как всегда, преувеличивает, а ты, дурочка, веришь.

– И вовсе нет! Послушай, я же помню, какая она была тогда. Да и ты небось помнишь, даже лучше меня, ведь ты же старше. Ее и впрямь рвало. И она все время тряслась. И не играла с нами, и не придумывала всякие штуки, и не поднимала шума – ничего такого! Даже на себя не была похожа – напяливала какие-то старые джинсы и застиранные футболки, как… как я не знаю кто. Как клуша какая-то!

– Вот и замечательно! Вот и хорошо бы так было все время! – буркнула Стар. Потом отшвырнула в сторону миску. – Я уже сыта по горло этой гадостью! Пойду-ка я, пожалуй, в «Макдоналдс».

– Но ведь у тебя нет ни гроша.

– Плевать, там сейчас тусуется половина моего класса. Наверняка кто-нибудь из ребят купит мне кока-колу и пакетик жареной картошки.

Про себя я сердито подумала, что легко ей так говорить. Почти все мальчишки в ее школе считали, что Стар – это что-то! И хотя она сама училась в восьмом классе, половина девятиклассников и даже кое-кто из десятого серьезно заглядывались на нее.

Потом я представила себе «Макдоналдс», и рот у меня моментально наполнился слюной.

– А можно мне с тобой?

Было время, когда Стар таскала меня за собой повсюду. И даже не спрашивала, хочу ли я пойти. Я была чем-то вроде довеска. Но это было давно, а сейчас мне приходилось долго канючить и умолять, и все равно она часто говорила «нет». Вот и сейчас она тоже сказала: «Нет».

– Но почему? Я тебе больше не нужна?

– Господи, да, конечно, ты мне нужна, Дол! А вот чего мне точно не нужно, так чтобы ты постоянно цеплялась за мой подол. Ну, сама подумай, кому захочется, чтобы младшая сестренка все время путалась у тебя под ногами?

– Не буду я путаться у тебя под ногами! Я даже слова не скажу никому из твоих друзей, вот увидишь! Обещаю!

– Нет, Дол, – отрезала Стар. – У тебя должны быть свои друзья. Свои собственные!

Итак, Стар ушла, а я осталась с Мэриголд и послушно ела непропеченные булочки, неподошедшие кексы и подгоревшие булочки – ела, пока не почувствовала, что еще немного, и меня стошнит.

– Вот и хорошо! По-моему, классная была идея, ты согласна? – с тревогой в голосе спросила Мэриголд.

– Совершенно прикольная, – кивнула я.

– Могу испечь еще, если хочешь. Теста много.

– Нет, спасибо, я уже сыта под завязку, – замотала я головой, смахивая с жирных губ крошки. Живот у меня раздулся как барабан, а резинка трусов так врезалась в тело, что я не могла вздохнуть.

– Я оставила по кусочку от каждого для Стар, вдруг она передумает, – заботливо сказала Мэриголд. – Странно… мне казалось, она так любит тесто.

– Не переживай, – поспешно пробормотала я. – Ты же знаешь – настроение у нее часто меняется.

– Это она с меня обезьянничает, – заявила Мэриголд.

Я попыталась изобразить на лице улыбку.

– Ну, веселее, малышка Дол, – подбодрила меня Мэриголд. – Может, хочешь еще кусочек?.. Нет? Ладно, молчу, молчу. Не хочешь так не хочешь.

Сама она не съела ни кусочка, зато успела за это время опрокинуть несколько стопочек водки. И налила себе еще. И сразу же заметила, какое у меня стало лицо.

– Все в порядке, я обещаю. Еще один крохотный стопарик – и все, честное благородное слово. Просто чтобы взбодриться. Только, наверное, не стоит рассказывать об этом Стар, когда она вернется, как ты думаешь? Мне почему-то кажется, ей это не понравится, – сказала Мэриголд и сунула бутылку с водкой в шкафчик под раковину. Из подтекавшего крана по-прежнему капало.

– Прекрати капать, – строго сказала Мэриголд.

Она попыталась завернуть кран и порезала руку.

– Ох!

– Бедненькая ты моя! Брось ты его, пусть течет! Все равно ведь ничего нельзя сделать. Стар говорит, там нужно прокладку поменять, а иначе ничего не получится. – Я заботливо обернула ей пораненную руку кухонным полотенцем. Правда, оно было сомнительной чистоты, но ничего другого под рукой не нашлось.

– Все хорошо, милая. – Вдруг она захихикала. – Посмотри! – С этими словами Мэриголд сжала руку в кулак, а два пальца – указательный и большой – соединила так, что получился рот. – Малыш! Правда, похож? Ш-ш-ш, не надо плакать, маленький! – Она чуть-чуть раздвинула пальцы, и крохотный ротик приоткрылся. А Мэриголд с озабоченным видом принялась качать запеленатую в полотенце руку, словно заходившегося плачем грудного младенца. – Он хочет пустышку!

Я сунула свой палец в этот рот, а Мэриголд снова слегка раздвинула пальцы, изобразив беззубую улыбку, и вполголоса издала несколько чмокающих звуков.

– Ой, с тобой так здорово играть, Мэриголд!

– Стар теперь почти никогда не играет с тобой, верно?

Я тяжело вздохнула:

– Ну… не то чтобы никогда. Просто у нее есть свои друзья. И она вечно твердит, что мне тоже пора подружиться с кем-то.

– Может, она и права, – кивнула Мэриголд. – А у тебя тут есть подружки, Дол? Пригласила бы их в гости, угостила бы булочками и поиграли бы вместе.

– Нет. Я не хочу, чтобы кто-то к нам приходил.

– То есть у тебя просто сейчас нет подружки?

– Да нет, подружек у меня хоть отбавляй, – храбро соврала я. – Просто близкой нет, вот и все.

Честно говоря, я как-то никогда не умела заводить друзей. Когда-то давно, когда я еще ходила в первый класс в школу Кейтстоун, у меня была подружка. Ее звали Диана, и на голове у нее торчали два крысиных хвостика, завязанных розовыми бантами. А еще у нее была мягкая игрушка – Минни-Маус. Мы с ней сидели за одной партой, и все у нас было общее: и восковые мелки для рисования, и пластмассовые ножницы. И на школьном дворе мы вместе прыгали через скакалку и даже в вонючий школьный туалет ходили тоже вместе, терпеливо поджидая друг друга у дверей. Вот и сейчас, стоило мне только вспомнить Диану и исходивший от нее запах мятной жвачки, и ее колготки в розовый цветочек, и стук ее красных каблучков, как в груди у меня разлилась привычная тоскливая боль. А потом мы переехали, в то время мы то и дело переезжали с квартиры на квартиру, иногда по нескольку раз в год, и мне уже больше так и не удалось найти вторую такую Диану. К тому времени как я приходила в новую школу, все ребята в моем классе уже успевали подружиться между собой, а я, наверное, казалась им слишком странной и всегда оставалась в стороне.

А вот Стар, в отличие от меня, мгновенно обрастала друзьями. Они появлялись возле нее, как грибы после дождя. Стоило ей только переступить порог класса – и уже на следующий день начинали трезвонить ей с раннего утра. Но Стар не похожа на меня. Она совсем другая. Такой уж она родилась.

Правда, мы уже довольно давно никуда не переезжали – с тех самых пор, как муниципалитет выделил для нас троих эту квартиру. Поначалу мы решили даже, что нам решили отдать весь дом, ведь он был не такой уж и большой. Но не тут-то было: на первом этаже была еще одна квартира, в которой жила миссис Лафт. А однокомнатную квартиру прямо над нами занимал мистер Роулинг – вернее, занимал раньше, пока не умер.

Теперешняя наша квартира была самая классная из всех, в которых мы жили до сих пор. Однако радость по этому поводу омрачалась тем, что хуже моей нынешней школы трудно было придумать – почему-то все там меня дружно ненавидели.

– А есть кто-нибудь, с кем бы ты очень хотела подружиться? – не отставала от меня Мэриголд.

Я задумалась. Это был серьезный вопрос, на который так вот сразу и не ответишь. Кое-кого из девчонок я вообще не переносила, особенно Кайли и Ивонну. Конечно, были в моем классе и другие девочки, но я о них как-то вообще не думала. А вот о Таше думала. И часто. Она была немножко похожа на Стар, но, конечно, и вполовину не такая хорошенькая, вот только волосы у нее были светлые и доходили чуть ли не до талии… ну, даже немного ниже. Я любила смотреть на Ташины волосы, когда солнце пробивалось сквозь школьное окно, тогда они сверкали и переливались в его лучах, словно золотой водопад. У меня даже ладони иногда потели – до того мне хотелось протянуть руку и потрогать ее волосы.

– Я бы хотела дружить с Ташей, – призналась я.

– Вот и чудесно, – обрадовалась Мэриголд. – Тогда тебе нужно дружить с Ташей.

Послушать ее – так это было проще пареной репы: вот так взять и подружиться с Ташей.

– Ничего не получится… – вздохнула я. —У Таши и так полным-полно подружек. И потом, если честно, мне кажется, она вовсе не восторге от меня.

– Глупости! Как это кто-то может не любить мою малышку Дол?! – решительно возразила Мэриголд.

Притянув меня к себе на колени, она принялась качать меня, словно я была младенцем, а я старалась случайно не задеть новую татуировку Мэриголд. Рука Мэриголд в этом месте все еще была красной и опухшей. Я осторожно обвела кончиком пальца голубую дугу на ее другой руке. Это была моя татуировка. Великолепный дельфин нежно-бирюзового цвета, изогнувший спину в грациозном прыжке.

– Сделай так, чтобы он поплыл, – попросила я.

Мэриголд напрягла руку и тут же расслабилась… и дельфин поплыл: вверх-вниз, вверх-вниз.

– Смотри, ты сейчас тоже поплывешь, мой маленький дельфин [5]5
  Имя Дол — сокращенное от Долфин (Dolphin) – дельфин (англ.).


[Закрыть], – проворковала Мэриголд и принялась качать меня на колене: вверх-вниз, вверх-вниз.

Закрыв глаза, я вообразила, что вокруг меня плещется холодная морская вода, увидела радугу, пересекавшую небо у меня над головой и одним концом утыкавшуюся в горизонт, и палящее солнце, и саму себя, легко рассекавшую волны.

Стар вернулась, когда мы еще сидели обнявшись. Лицо у нее было тоскливое и немножко мечтательное.

– Приди… о, приди в наши объятия, о звезда сердца моего! Приди, хотя ты и выглядишь до того взрослой, что мне трудно в это поверить, – пропела Мэриголд.

– Ты пила, – ледяным тоном отрезала Стар. И я страшно удивилась, как она догадалась, ведь язык у Мэриголд нисколечко не заплетался.

– Дол, марш в постель!

Мэриголд пронзительно захихикала:

– Ты просто вылитая мамаша, Стар. Прикажешь мне тоже отправляться на боковую?

Стар не ответила. Сделав вид, что ничего не слышит, она молча промаршировала в спальню. Я уныло поплелась за ней. Когда я вошла, она перебирала учебники.

– Слушай, неужели ты собираешься снова учить уроки?! – ужаснулась я. – Ты ведь и так на голову обошла весь класс!

– Да, так оно и есть. И я все сделаю, чтобы так было всегда: и экзамены сдам на все пятерки, чтобы поступить в университет. И как можно быстрее! Сил моих нет больше терпеть этот свинарник! Хоть бы убраться отсюда наконец!

– Никакой это не свинарник, а квартира, и даже очень клевая! Просто шикарная, если хочешь! Самая лучшая из всех, что у нас были!

– Еще бы у нас были лучше – это с ней —то!

– Ох, Стар, перестань! Да, кстати, а ты поела жареной картошки?

– Угу. И еще мороженое в придачу.

– Это такое, в пластиковом стаканчике? Крем-брюле, да? – завистливо спросила я.

– Ага… м-м-м… ну и вкуснятина! – промурлыкала Стар. И смущенно покосилась на меня. – Слушай, Дол, в следующий раз, когда она получит пособие, я стяну у нее немножко денег и свожу тебя в «Макдоналдс», обещаю.

– Ох, Стар, спасибо! Какая ты добрая!

– И вовсе я не добрая. Послушай, перестань скакать! Нечего сходить с ума от радости. Господи, да все нормальные ребята в твоем возрасте приняли бы это, как должное. Какая ты все-таки чудная, Дол! Миришься со всем этим… и даже как будто не возражаешь. Не понимаю…

Впрочем, Стар раньше и сама, похоже, не возражала. Она любила Мэриголд, любила меня, и ей нравилась наша жизнь втроем. Тогда она считала, что у всех остальных, кроме нас, не жизнь, а сплошная скучища и тягомотина. А вот мы – мы другие. И жизнь у нас сверкает и переливается яркими красками – как те татуировки, которыми с ног до головы была покрыта Мэриголд.

– Жаль, что ты становишься взрослой, Стар… – вздохнула я. – Ты изменилась.

– Да, я взрослею, и так и должно быть. Я скоро стану совсем взрослой. И ты тоже. А вот она – нет. Что, что, а это ей не грозит.

Стар выразительно мотнула головой в сторону кухни. Там вовсю гремела музыка – Мэриголд поставила свою любимую кассету с записью «Эмералд Сити». Грохот противней свидетельствовал о том, что она решила напечь еще кексов.

– Ненавижу ее, – прошептала Стар.

Слова с шипением вылетали у нее изо рта, как злые осы – из гнезда.

– Нет, не ненавидишь, – поспешно возразила я.

– Нет, ненавижу.

– Ты ее любишь.

– Идиотская, мерзкая, бесполезная… не мать, а черт знает что!

– Нет, она не такая. Она любит нас с тобой. И потом, она такая смешная. Она умеет замечательно играть в разные игры. Она так расстроилась из-за вчерашнего, что и не знает, как загладить свою вину. Потому и затеяла эти дурацкие кексы!

– Которые нам на фиг не нужны. Почему она не может испечь один кекс? Всего один, но зато нормальный, как у всех нормальных людей?! Почему у нее крышу все время сдувает на сторону? Ха-ха! Знаешь, почему? Потому, что она чокнутая!

– Прекрати, Стар.

– Да и не любит она нас, не воображай, пожалуйста. Если бы любила, постаралась бы исправиться. Если хочешь знать, ей вообще на нас наплевать! Вот так-то!

Стар ошибалась.

На следующий день, едва выйдя за ворота школы, я увидела поджидавшую меня Мэриголд. Даже стоя среди других матерей, она резко выделялась среди них – не заметить ее было невозможно. Кое-кто из ребят, игравших на школьном дворе, уже открыто пялился на нее, не стесняясь даже тыкать в сторону Мэриголд пальцем. Даже подслеповатый Совенок Моррис и тот застыл, словно пораженный внезапным столбняком, и только близоруко моргал сквозь толстые, как донышки от бутылок, стекла очков.

На мгновение я будто увидела Мэриголд другими глазами – ну, словно стащила у Совенка очки и водрузила их себе на нос. А зрелище было еще то! Только представьте себе: рыжеволосая женщина в коротеньком топике и узеньких шортах, с очень белой кожей, сплошь покрытой яркими татуировками. Они покрывали ее плечи, руки, бедра, ноги, даже лодыжки и те были в татуировках.

Я знала, что у отцов некоторых моих одноклассниц тоже имелись наколки. А у одной мамы на плече красовалась крохотная кокетливая бабочка. Но до Мэриголд им всем было далеко.

Она выделялась среди толпы как прекрасный цветок. Как причудливое, экзотическое растение. И казалось, вовсе не замечала, что никому из родителей даже в голову не приходит заговорить с ней. Увидев меня, она принялась прыгать и размахивать руками как сумасшедшая.

– До-о-ол! Долли! Йо-хо-о-о!

Теперь все вокруг таращились не только на Мэриголд. Но и на меня тоже.

Я чувствовала себя так, словно меня поджаривают на медленном огне. Стараясь улыбаться, я медленно шла к Мэриголд. От напряжения губы у меня одеревенели и точно приклеились к зубам. Я казалась себе мухой, угодившей в чашку с сиропом.

– Да шевелись же, Дол! – вопила мне Мэриголд.

И я побежала как подстегнутая.

– Ну и которая из них Таша? – выкрикнула Мэриголд, когда я уже была рядом.

От ужаса меня затошнило. «Нет. Пожалуйста! Только не это!»

Краем глаза я увидела Ташу – горделиво потряхивая гривой светлых волос, она пересекала школьный двор. А потом я разглядела Ташину мать, очень элегантную и в то же время ничем не выделяющуюся из толпы – в черной майке и цветастой юбке, со светлыми, как у дочери, волосами, она стояла в стороне, только, в отличие от Таши, ее волосы были скромно заколоты в пучок.

– Что-то я ее не вижу. Наверное, она уже ушла, – соврала я.

Но Мэриголд успела перехватить мой взгляд.

– А разве это не она? Вон та, с распущенными волосами? Эй, Таша! Таша-а! Иди-ка сюда!

– Мэриголд, тише! Замолчи! Не надо! – мучительно покраснев, залепетала я.

– Все в порядке, Дол! – успокоила меня Мэриголд.

Какой уж тут порядок! Вытаращив глаза, Таша застыла на месте. Ее мать озадаченно нахмурилась. А потом подскочила к дочери и обняла ее за плечи, словно собираясь защитить от какой-то неведомой опасности.

Ничего не замечая, Мэриголд ринулась прямо к ним. Я обреченно поплелась следом.

– Что вам надо? – растерянно спросила Ташина мать.

Тревогу и нескрываемую враждебность в ее голосе просто невозможно было не заметить. Даже Мэриголд это почувствовала.

– Да все путем, что ж вы так разволновались! – бросила Мэриголд. – Просто я решила, что неплохо бы нам познакомиться. Видите ли, я – мать Долфин. А поскольку они с вашей Ташей дружат…

– Нет, мы не дружим, – твердо заявила Таша.

– Мы с ней не дружим, – прошептала я.

– Ох уж эти дети! – расхохоталась Мэриголд. – Да ладно вам! Короче – у нас дома полным-полно всяких вкусностей: булочки, пирожки, кексы и все такое. И чай! Вот мы и подумали: а почему бы не пригласить Ташу? Пусть девочки поиграют, выпьют чаю и все такое. Верно, Дол?

– Она не захочет, – еле слышно прошептала я.

– Конечно, захочет, – заявила Мэриголд. – Ты какие кексы больше любишь, а, Таша? Я тебе испеку. Печь я мастер. Вот хоть Дол спроси.

– Это очень мило с вашей стороны, но, боюсь, сегодня Таша не сможет – у нее кружок балетного танца, – отрезала Ташина мать. – Пошли, Таша.

– Тогда завтра, идет? Как насчет завтра? – крикнула вдогонку Мэриголд.

– Нет, благодарю вас, – бросила Ташина мать, на этот раз даже не потрудившись придумать предлог для отказа.

Она чуть ли не волоком потащила Ташу за собой, будто обе они случайно стали свидетелями непристойной сцены. Мэриголд озадаченно уставилась им вслед.

– Все в порядке, – поспешно пробормотала я. – Знаешь, мне она что-то разонравилась.

– Да? Ну и ладно. Тогда кого нам пригласить? – снова загорелась Мэриголд.

– Никого! Пойдем домой и сами съедим все, что ты испечешь, – твердо сказала я, вложив свою руку в ладонь Мэриголд.

И мы двинулись домой, держась за руки, а половина школы молча пялилась на нас. Я заморгала, отчаянно желая, чтобы глаза у меня вмиг позеленели… чтобы они стали как у настоящей ведьмы. Чтобы одного только испепеляющего взгляда было достаточно, чтобы наложить заклятие! Одна зеленая вспышка – и все! И Ташина мать со своей доченькой, растеряв все свои волосы, уже, спотыкаясь, бегут домой, прикрывая руками лысые головы! Еще вспышка зеленого пламени – и Кайли с Ивонной от страха описались на глазах у всех и с позором бегут, а в туфлях у них противно хлюпает… Новая вспышка – и Ронни Черли споткнется на ровном месте и растянется на земле, а потом заревет во весь голос, как полицейская сирена. А еще лучше, если при этом он вдруг снова станет маленьким, и ему тогда наденут малышовые ползунки и чепчик – розовый, с нарядными рюшечками и оборками. Одна только вспышка – и все! Эх!