Текст книги "Столетняя война"

Расчеты

Однако для кредиторов, за счет которых Эдуард III оплачивал первые кампании, было уже слишком поздно. Королевский долг превысил два миллиона флоринов. При вестях о первых поражениях во Фландрии вкладчики забеспокоились: было известно, что Барди и Перуцци за торговые льготы, полученные в Англии, вложили в дело больше, чем составляла их маневренная масса. Одни только Барди авансировали около 850 тыс. флоринов. Нет победы – нет прибыли. Англичанин не расплатится с долгом.

Во Флоренции и в других местах вкладчики поспешили в конторы обоих крупных компаний, чтобы забрать свои вложения, пока не поздно. Перуцци обанкротились в 1343 г. одновременно с несколькими банками меньшего размера, которые порой испытали кризис, не приняв участия в той финансовой авантюре, какой был английский поход. Весть о Креси в 1346 г. пришла слишком поздно. Впрочем, это была не более чем выигранная битва, не имевшая никакого отношения к финансам. Когда Эдуард III осадил Кале, выплаты в свою очередь прекратили Барди. У короля Англии больше не было банкиров для продолжения войны.

Филипп VI был побежден. Хуже того, он был смешон. Униженному под Парижем, бежавшему при Креси, не сумевшему прийти на помощь Кале, королю Франции гордиться было нечем. Более того, он даже вызывал презрение, позволив разгромить верных ему горожан Кале. И еще большую ненависть он вызвал, заставляя подданных оплачивать операции, столь очевидно проваленные. Штаты 1347 г. не скрыли, что думают о нем:

Вы пошли в оные места с честью и при великом отряде, понеся великие расходы и великие затраты. Вас там обесславили и заставили вернуться с позором. Вам навязали перемирия, хотя враги пребывали в вашем королевстве…

Оными советами вы были обесчещены!

Вместе с презрением подданных и гневом податных горьким плодом поражения стал политический кризис, для которого расколотая Франция с начала века подготовила разные силы.

Королевство перенесло потрясение. И, обрушившись на него подобно одному из всадников Апокалипсиса, Черная чума надолго его надломит.

Глава V
Расколотое королевство

Удары, полученные Францией в 1346 г., имели тяжелые последствия для единства королевства. Некогда Куртре стало оскорблением для короля, униженного ремесленниками, но прочная власть дала возможность быстро восстановить положение. Через два года был Монс-ан-Певель. А между тем королевство волей-неволей поддерживало своего короля, игравшего против Бонифация VIII жизненно важную партию.

Ситуация изменилась. Король, обремененный поражением при Креси и отказавшийся помочь Кале, не пользовался надежной поддержкой. Быстрая победа в Касселе в 1328 г. сыграла роль Божьего суда в пользу новой династии, а оммаж в Амьене стал апогеем ее признания людьми. Но, чтобы сохранить политический эффект этих первых успехов, нужен был другой человек, а не Филипп Валуа. Задолго до Креси и ночного бегства монархию Валуа начали расшатывать посредственность правящих кругов и нескончаемое соперничество влиятельных сил.

Филипп VI не был ни опытным политиком, ни одаренным военачальником. Склонный по натуре к рыцарственности, это был ловкий и храбрый человек. Хороший наездник, хороший фехтовальщик, он был щедр с друзьями и великодушен к врагам. Он был верен тем, кто хранил верность ему. Но надолго сохранял ненависть к тем, кто его предал.

Он хотел быть рассудительным и называл себя таковым. Он насмотрелся на авантюрные выходки своего отца Карла Валуа. Он намеревался быть беспристрастным, верным. В общем, благородным героем.

Король был мужем весьма отважным и весьма сведущим в воинском деле, ибо с юных лет приучился к оному и не прекращал упражняться.

Этот портрет, набросанный Фруассаром – писавшим то, что твердили во Франции, – показателен. Филипп был рыцарем, а не королем. А в те нелегкие времена королевство остро нуждалось в руководителях.

В Королевском совете было множество принцев, но каждый считал нужным заботиться о своих интересах. Легисты из высшей администрации, крупные бюргеры, ворочающие деньгами, безденежные дворяне, во всем рассчитывающие только на короля, – все они были хорошими слугами, но никто не выглядел настоящим правителем. В сложной политической конъюнктуре 1328 г. Филипп VI не захотел ни разочаровывать тех, кто поддержал его, ни выталкивать в ненужную оппозицию многих из тех, кто честно служил последним Капетингам. Поэтому политическое и административное окружение Валуа было одновременно слишком многочисленным и крайне неоднородным. Там возникали интриги и конфликты.

Первое столкновение клиентел началось скоро: клиентела герцога Эда Бургундского, брата королевы, в политической жизни предвоенных годов рассчитывала на многое. Верный человек герцога Миль де Нуайе быстро занял место важного советника короля; в 1336 г. он получил очень выгодную должность кравчего Франции. Дальновидный дипломат, Нуайе считался вдохновителем перехода королевства к обороне и борьбы за союзников, пока что перехваченных англичанами. Именно он по 1344 г. по-настоящему возглавлял Совет. До конца царствования, сохранив большую или меньшую близость к королю, он останется выразителем политической мудрости. Но Нуайе был человеком осторожным и воздерживался от того, чтобы открыто увлечься властью: казни Ангеррана де Мариньи в 1315 г. и нескольких других опал было достаточно, чтобы показать этому политическому поколению отрицательные стороны слишком явного фавора.

Итак, Филипп VI правил в Совете – Совете, где канцлер Гильом Флот, маршал Матье де Три (служивший уже пятому суверену) и епископ Жан Мариньи тоже играли роли первого плана. В отсутствие короля Совет продолжал править за него.

Потому не было ничего удивительного, что и в передних принцев, и в Генеральных штатах шла борьба за доминирование в Совете.

Бретонское наследство

Первая серьезная трещина в единстве королевства возникла в Бретани. По мере того как герцог Иоанн III старел, многие начинали зариться на его престол: трижды женатый, Иоанн III имел лишь незаконнорожденных детей. Его брат Ги де Пантьевр умер за десять лет до него. Его сводный брат Жан де Монфор был еще жив, но оба ненавидели друг друга.

Король хотел наложить руку на герцогство, и Иоанн III не возражал против сделки, в результате которой Бретань бы отошла Валуа, а наследники Бретани в качестве компенсации получали нарочно созданное герцогство Орлеанское. Но эта идея настолько всколыхнула бретонцев, что Иоанн III не стал настаивать. Единственным результатом этого проекта в Бретани стала широкая враждебность к королю Франции.

Прямой наследницей Иоанна III была его племянница Жанна де Пантьевр. В этом не было никаких сомнений: кутюмы Бретани допускали, чтобы умершего наследника представлял его собственный наследник. На ту неопределенность, которая возникла при передаче наследия в Артуа, в Бретани нельзя было сослаться. Но старый герцог относился к Жанне с недоверием – не из-за ее личности, а потому что нельзя было предсказать, в чьи руки угодит Бретань в результате такого наследования. Несмотря на иную юридическую ситуацию, в Бретани противники Жанны нашли те же оговорки, которые несколько лет назад оправдали отстранение Жанны Наваррской.

Против Жанны де Пантьевр было возможное право ее дяди Жана де Монфора; его поддержали все, кого тревожила кандидатура Жанны. Как и при передаче престола двадцать лет назад, они утверждали, что по представительству можно передавать бретонские фьефы – оспаривать кутюмы было трудно, – но не само герцогство.

Лично заинтересованный во французской короне, Филипп VI был мало склонен отстаивать право женщин в наследовании. К тому же ему приходилось признавать французский обычай, согласно которому младшие братья имели первенство перед дочерью старшего. Однако он скорректировал позицию, когда в 1337 г. после провала нескольких брачных проектов – в том числе с братом Эдуарда III, а также с сыном Филиппа д'Эврё, то есть с будущим Карлом Злым, – а значит, и вариантов союза, Жанна де Пантьевр вышла за принца из рода Валуа, королевского племянника Карла Блуаского.[35]35
  Сына его сестры Маргариты и Ги I, графа Блуаского (прим. ред.).


[Закрыть] Не убоявшись парадокса, король Франции, обязанный своим престолом новому принципу непригодности женщин к управлению, стал сторонником новой племянницы.

Кризис начался 30 апреля 1341 г., когда умер Иоанн III. Продлится он двадцать три года.

Жан де Монфор с полным основанием не испытывал к королю никакого доверия. Он счел разумным упредить события, при этом послав в Париж длинную записку с обоснованием своих прав. Не дожидаясь королевского арбитража, он утвердился в Нанте, сделал вылазку в Лимож, чтобы перехватить казну герцога, которую Иоанн III счел нужным поместить там, в замке предков по матери, спрятав от особо наглых притязаний, и, наконец, созвал ко двору вассалов герцога Бретонского. К его немалому удивлению, большинство на приглашение не откликнулось.

К войне готов был Монфор, а не его соперник. За несколько недель так и не встретив настоящего сопротивления, он силой захватил одну за другой все крепости герцогства. Самые долгие осады продолжались восемь-десять дней. Так Жан де Монфор приобрел портовые города Брест, Ванн и Эннебон, такие административные метрополии, как Ренн, крепости, позволявшие сдерживать противника, как Сусиньё, Ope и Плоэрмель. Лишь Жослен устоял: задерживаться было некогда.

Поскакал к замку Жослен. Но тот был столь крепким, что он не смог взять его и отправился далее.

Карл Блуаский не успел опомниться, как его соперник уже владел практически всей Бретанью. Что было хуже всего для ставленника короля Франции, Монфор сумел завоевать популярность.

За ним стояло великое множество бретонских рыцарей и оруженосцев. Он привлекал их любовь дарами, и любовь добрых городов тоже. И держал большой и полноценный штат. Повсюду велел платить хорошо и щедро, ни в чем не обманывая, так что все были довольны им и его людьми и говорили: «У нас добрый сеньор, судя по тому, как он себя показывает».

Те, у кого новый хозяин Бретани вызывал беспокойство, предпочли исчезнуть. В смутные времена у средневекового рыцаря был один испытанный выход – он уходил в крестовый поход. На границах христианского мира неверных хватало, так что бретонские рыцари удалялись в Гранаду, в Пруссию, на Восток.

Они нашли оправдание, чтобы покинуть Бретань, как только положение дел изменилось.

Монфор хорошо знал, что Филипп VI не примет от него оммаж. Он решил, что король Франции – это Плантагенет; в июле того же 1341 г. он прибыл в Виндзор. Эдуард III встретил его с радостью, принял оммаж и дал новому вассалу инвеституру на герцогство. В качестве награды он присовокупил английское графство Ричмонд.

Вернувшись на материк, Жан де Монфор узнал, что его требуют в Париж. В самом деле, его вызывали на суд пэров. Графиня, его жена, советовала ему не ехать. Он предпочел поставить точки над «i». В конце концов, как говорили ему, дело упростится, если Валуа соблаговолит дать ему инвеституру на Бретань.

Итак, он предстал перед королем, но с очевидной осторожностью. В большом покое дворца, со стенами, покрытыми коврами, он мог видеть лишь враждебные лица. Там были герцоги Алансонский и Нормандский – брат и сын короля, несколько принцев, таких, как герцоги Бургундский и Бурбонский, графы де Блуа, Форе, Понтьё, Вандом. Были сеньоры де Куси, Сюлли, Краон. Весь цвет баронства, верного Валуа.

Монфор попытался уклониться от ответственности за виндзорское дело: король плохо осведомлен. Зато он утверждал, что нет лучшего наследника Бретани, чем он. Разве он не брат последнего герцога?

Филипп VI отложил решение. Суд вынесет приговор лишь через пятнадцать дней. Тем временем Жан де Монфор ни в коем случае не должен был покидать Париж.

Претендент на Бретань понял, что получит отказ и что у него очень много шансов закончить свои дни в тюрьме. Его соперник был племянником короля. Дело было нечисто. Он сказался больным. Никто не удивился, что его не видно несколько дней. На самом деле он покинул Париж вечером того же дня, когда явился в суд, с одним-двумя верными людьми и, возможно, переодевшись слугой. За несколько переходов, двигаясь днем и ночью, он достиг Нанта.

Когда узнали, что произошло, Филипп VI оказался в довольно глупом положении. Вероломный вассал начал мятеж, когда считали, что он еще под стражей. На этот раз все мосты были сожжены – Жанна Фландрская заявила об этом супругу безо всяких прикрас:

В соответствии с тем, что вы начали и предприняли, вы получите войну. Нет ничего более истинного.

Его люди понемногу присоединялись к нему, покидая Париж один за другим, чтобы не привлекать внимания. У Жана де Монфора было много людей, но много и денег: рискуя быстро расточить казну Иоанна III, он мог нанять солдат. Он перешел в наступление.

Вняв совету графини, у которой было сердце мужчины и льва, он отправился по всем городам, замкам и крепостям, которые подчинились ему, и назначил повсюду добрых капитанов, и разместил пеших и конных наемников, как счел нужным, и сообразно сделал большие запасы провианта, и столь хорошо платил всем наемникам, что каждый охотно служил ему.

7 сентября 1341 г. суд пэров, собравшийся в Конфлане, вынес приговор, которого все ждали: Карлу Блуаскому было позволено принести оммаж за герцогство Бретань.

Герцог Нормандский немедленно возглавил большую армию, которую усилили генуэзские наемники, и отправился вводить Карла Блуаского во владение Бретанью. Поначалу это была победоносная военная прогулка. С ходу взяли крепость Шантосо на левом берегу Луары, закрывавшую путь к Нанту. В ноябре благодаря сообщникам, которым помогла политическая оплошность Жана де Монфора, удалось внезапно ворваться в Нант. Монфор, считавший себя в безопасности, был схвачен во время сна.

Война двух Жанн

Если бы Иоанн Нормандский предпринял хоть какое-то усилие, чтобы обеспечить своему отцу-королю власть над герцогством, и если бы дело сразу не переплелось с конфликтом между Валуа и Плантагенетом, вопрос Бретани был бы, несомненно, решен.

Но Иоанн Нормандский знал, что наступает зима, и слишком быстро удовольствовался сделанным. Он думал, что в Бретани все дело лишь в соперничестве личностей и что захват узурпатора в плен положит этому конец. Даже не дойдя до Ренна, он повернул обратно в Париж, гордясь тем, что везет пленника, чтобы посадить его под стражу в Лувр. Он оставил позади, в Ренне, женщину, политические достоинства которой недооценил. Жанна Фландрская, графиня де Монфор, против Жанны де Пантьевр: началась война «двух Жанн». Раскол Бретани усугубится.

Лагерь Карла Блуаского, человека, который ссылался на право Жанны де Пантьевр, а на самом деле был ставленником Филиппа VI, привлекал к себе всех, кому сильная королевская власть даже в пределах герцогства гарантировала минимум свободы от власти герцога. Это были бароны, епископы, аббаты. Это были крестьяне из Восточной Бретани, бретонцы-«галло»,[36]36
  Франкоговорящие жители Бретани (прим. ред.).


[Закрыть] которых король некоторым образом защищал от господства «бретоннанов».[37]37
  Жители Бретани, говорящие по-бретонски (прим. ред.)


[Закрыть] Партия Жанны де Пантьевр на самом деле была партией тех, кому не столь важен был сильный герцог, а Бретань казалась слишком бретонской.

За Жанной Фландрской, которая сражалась за своего супруга и – после его смерти в 1345 г. – за маленького Иоанна IV, их сына, стояли бретоноговорящий Запад, экономическая мощь бретонских городов, не желавших, чтобы их интересы приносили в жертву интересам королевских городов, масса сельских нотаблей, деревенских помещиков и приходских священников, которых не беспокоил герцог, но постоянно раздражали королевские налоги и особенно десятина.

Это была и партия англичанина. Ведь Жанна Фландрская знала, что одной ей не справиться. Оставив Ренн на верного капитана Гильома де Кадудаля, она обосновалась в Эннебоне, то есть в одном из самых защищенных портов. Этот умный выбор позволил ей благодаря выходу к морю контролировать внешние связи. Очень скоро она приступила к переговорам.

Летом 1342 г. она послала гонцов к Эдуарду III – это был настоящий призыв на помощь, который дошел до Лондона почти в то же время, что и призыв гасконцев, враждебно воспринимавших успехи Валуа. Эдуарда достаточно занимали шотландские дела, чтобы он мог запросто ввязаться в дела на материке, но он был герцогом Гиенским и понимал, что, оставаясь у себя на острове, потеряет богатую сеньорию – все, что осталось от наследия Плантагенетов. И потом, если постоянно тревожить Валуа на материке, разве это не станет самым эффективным средством не дать ему помогать шотландцам?

Устроить вторжение в Бретань или в Гиень, было все равно: поддержка партии Монфора вынудит Филиппа VI усилить присутствие в Бретани, уменьшив тем самым давление на Гиень. Так Эдуард III убивал двух зайцев – спасал свое континентальное наследие и получал союзника в лице будущего герцога Бретонского.

В разгар зимы он решил показать силу. Робер д'Артуа, по-прежнему активно действовавший при Плантагенете, взял, затем потерял Ванн. После тяжелого ранения Робера доставили в Англию, где он вскоре скончался. Эдуард III прибыл в Бретань лично, попытался взять Ренн и Нант, разорил Динан. Но английская армия теряла время в борьбе с противником, постоянно уходившим от боя. Грабя страну, она лишь увеличивала свою непопулярность, чем без устали пользовались сторонники графа Блуаского. Легатам Климента VI не составило труда добиться перемирия в Малетруа, заключенного 19 января 1343 г.: англичане устали, а французов беспокоило присутствие английской армии на материке.

В Париже отомстили за перенесенный страх: один из крупных бретонских сеньоров, Оливье де Клиссон, был приговорен к смертной казни за то, что сдал Ванн англичанам. Его обезглавили на городской площади, а тело повесили под мышки на Монфоконе. Заодно казнили и несколько второстепенных лиц.

С этого момента главные герои событий поменялись. Эдуард III больше не появится в Бретани; Жанна Фландрская, которая начала сходить с ума от бедствий, закончит жизнь в Англии, в маноре Тикхилл, в заточении, которое для нее едва ли скрасят тридцать долгих лет болезни. Между тем ее сменила новая Жанна – Жанна де Бельвиль, вдова Клиссона, которая создала грандиозное каперское предприятие и тем самым подорвала всю французскую морскую торговлю. Она не знала, что ее сын, тоже Оливье, однажды станет коннетаблем Франции. Пока что ребенок воспитывался в Англии вместе с маленьким Иоанном IV, где понемногу возненавидел того, из-за чьего несчастья им пришлось играть вместе.

Исход борьбы оставался неясен. Несмотря на перемирие, продолжалась война засад, налетов на деревни и грабежей ограниченного масштаба. Политическая география Бретани совсем запуталась: одна деревня стояла за одних, соседняя – за других. Во многих уголках Бретани люди жили так, будто герцога у них вообще нет.

Между тем поражение французов стало очевидным еще с 1343 г. Королевская армия удерживала Нант и Ренн, но остальные земли не контролировала. Английский король размещал в городах свои гарнизоны, назначал капитанов. Другая армия, командование которой Филипп VI поручил герцогу Нормандскому, едва подойдя, узнала, что заключено перемирие и что место в герцогстве занято. Хотя авторитет партии Монфора был подорван пассивным сопротивлением сельской местности, Карл Блуаский почти не получил от этого выгоды. В 1344 г. он взял Кемпер, и ненужной резни при этом хватило, чтобы у многих бретонцев, слабо вовлеченных в политический конфликт, изгладить воспоминания о прошлогодних английских грабежах.

Филипп VI пожелал проявить рыцарственность. За расплывчатое обещание не возвращаться в Бретань он освободил Жана де Монфора. Тот счел, что обещание было сделано под принуждением, и прежде всего поспешил вернуться в герцогство. Он заявил, что возобновляет оммаж Эдуарду III, и заперся в Эннебоне. Там в сентябре 1345 г. он и умер.

Эта смерть прояснила ситуацию. Жанна Фландрская все больше погружалась в безумие. У Эдуарда III руки были развязаны. Он взял Иоанна IV под опеку. Понятна уверенность, которую он смог проявить в следующем году, унизив Валуа на Сене. Креси был прямым следствием войны двух Жанн.

Пока Эдуард III брал Кале и обеспечивал себе удобный плацдарм, а Дерби охранял границу Гиени, французская Бретань постепенно переходила в руки английской армии, которой командовал Томас Дэгуорт. У сторонников Карла Блуаского вскоре осталось лишь графство Пантьевр. Карл попытался в 1347 г. взять Ла-Рош-Дерьен, только что сданный англичанам его людьми, которым вовремя не помогли. Дэгуорт напал на него с тыла глубокой ночью. Схватка была беспорядочной, но племянник короля Франции попал в плен. Отправленный в Англию и заключенный в лондонскую башню Тауэр, Карл Блуаский вновь появится в Бретани лишь через пять лет.

Теперь в бой следовало вступить Жанне де Пантьевр, как это некогда сделала Жанна Фландрская во имя своего мужа Жана де Монфора. Но Жанна де Пантьевр была сделана из другого теста. А у короля Франции хватало забот в Париже, чтобы не раздувать бретонское дело снова. Герцогство продолжало страдать, но суверены тут были ни при чем. Черная чума сделала на время невозможной любую масштабную акцию.

Именно в этой войне мелких стычек такие люди, как Бертран Дюгеклен, учились военному искусству. Хватало и удачных ходов, и выгодных возможностей. Формировались банды, состоявшие из солдат, оставшихся без жалованья, и из разбойников, готовых на все, в том числе и наняться на регулярную службу.

Так, прославленный капитан Томас Дэгуорт встретил свою смерть в августе 1350 г. под Ope, погибнув в засаде, устроенной несколькими приверженцами Жанны де Пантьевр.

Что касается «Битвы тридцати», она бы осталась второстепенным событием, если бы не хронисты, от Жана ле Беля до Фруассара, обеспечившие ей резонанс в истории и особо подчеркивавшие рыцарскую этику участников боя.

«Битва тридцати» – это война, превратившаяся в праздник. Это была «баталия» в том смысле, который придавали этому слову герольды, приказывая вести бой по точным и строгим правилам чести и верности. Это был эпизод войны, но в то же время и опасное развлечение рыцарей, которые скучали и у которых война на пустых дорогах не вызывала энтузиазма.

Инициатива исходила от капитана крепости Жослен Робера де Бомона, одного из верных сторонников пантьеврской партии. В середине марта 1351 г. он подступил к Плоэрмелю, где немецкий капитан по имени Бранденбург командовал гарнизоном от имени Монфора, в который входили бретонцы, англичане и несколько немцев. Бранденбург поднял мост и опустил решетку. На штурм надежды было мало, а для осады Плоэрмеля у Бомона не было средств. Он окликнул противника и предложил ему нечто больше похожее на турнир, чем на военную акцию:

Нет ли здесь ратников, двух-трех, которые пожелали бы скрестить клинки с троими во имя любви своих дам?

Этих людей явно не интересовал национальный конфликт. Зато они были проникнуты – в основном понаслышке – представлениями из дешевой литературы, то есть популярных героических поэм и романов, о рыцарях Круглого стола. Тот же Фруассар, у которого «Дело тридцати» вызовет крайнее восхищение, вложит немалую часть своего таланта в «Мелиадор», настоящий роман в духе артуровского цикла.

Ответ немца был достоин полученного им предложения. Сражение предстояло ради чести – конечно, не ради политических интересов. Бранденбург ясно сказал то, что думал о дуэли двух-трех, предложенной Робером де Бомоном: она продлится недостаточно долго, и большого удовольствия от нее не будет.

Их дамам не хотелось бы, чтоб они позволили столь жестоко убить себя в одном-единственном поединке. Ведь это было бы испытание судьбы, которое слишком быстро закончится. И приобрели бы в нем лишь поношения и имя безумцев, а не честь и награды.

Но скажу вам, что мы сделаем, ежели вам будет угодно. Возьмем двадцать-тридцать ратников из вашего гарнизона, и я возьму столько же из нашего. И выйдем на доброе поле, где никто нам не помешает и не побеспокоит нас. И повелим под угрозой петли нашим ратникам с той и другой стороны и всем, кто станет на нас смотреть, дабы никто не оказывал бойцам ни насилия, ни помощи.

Итак, тридцать на тридцать, турнир ради прекрасных глаз красавиц. Робер де Бомон согласился. Бранденбург закончил переговоры так:

Тот, кто хорошо покажет себя здесь, обретет больше чести, нежели в поединке.

В обоих лагерях выбрали по тридцать бойцов. Бранденбург дополнил английский отряд несколькими бретонцами и немцами. Все это заняло три дня.

Утром дня битвы бойцы выслушали мессу, облачились в доспехи и прибыли на ристалище. Четверо-пятеро из каждого лагеря были на конях, остальные пешими. Хотя французы Бомона заставили себя ждать, англичане их хорошо приняли. Наконец битва, в страшном лязге скрестившегося оружия, могла начаться. Казалось, вернулась эпоха великих витязей.

С одной и с другой стороны вели себя учтиво, словно все были Роландами или Оливье.

Протрубили перерыв. У французов был один убитый, у англичан два. Выжившие сняли доспехи, выпили свежего вина и дали перевязать себе раны. Никто не торопился. Сражались благородные бойцы. Воспользоваться слабостью противника было бы вероломством.

После перерыва возобновили схватку. К вечеру англичане потеряли девять человек. В их числе был и Бранденбург. Выжившие сдались: бежать считалось бы позором. У французов погибло шестеро, не считая умерших от ран.

О подобных подвигах не слышали со времен крестовых походов. В последующие годы на выживших здесь будут показывать: об их героизме говорили шрамы на лицах. До франко-английской войны было еще очень далеко.