Текст книги "Столетняя война"
Автор книги: Жан Фавье
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 58 страниц)
Генеральные штаты
Увы, Иоанн Добрый думал о ней только с тревогой. Финансовое положение грозило катастрофой. Казна была пуста, выплата жалованья солдатам запаздывала, а штатским его не платили уже полгода. Поставщики двора были в отчаянии. А простой народ негодовал, видя роскошные дворцы принцев, замечая богатые одежды и пышные пиры. В это время покупали столько жемчуга, сапфиров, рубинов, серебряных и золотых цепочек, что у парижских галантерейщиков не хватало товара. И тем не менее еще никогда драгоценности, шитые пояса и драгоценная посуда не стоили так дорого. Денег достаточно, заключал сторонний наблюдатель, который вспомнит об этом, когда через год сделает горький вывод о военной несостоятельности знати.
Пока что курс монеты падал, а цены росли. Никогда за всю историю турский ливр не падал так низко. Серебряная монета, блан (blanc, белый) – ее так называли, чтобы отличить от «черных» монет с низким содержанием чистого серебра, – теряла то в весе, то в пробе, и в любом случае покупательная способность снижалась.
В конце 1354 г. серебряный блан достоинством в пять денье еще весил 3,05 г серебра и имел 278-ю пробу чистого серебра. В мае 1355 г. новая эмиссия выбросила на рынок монеты в 2,04 г с 208-й пробой. В июле для отвода глаз изменили тип монеты: это это был грош достоинством в пятнадцать денье, весивший 3,39 г при 278-й пробе. Появление гроша образца июля 1355 г., прибавившего в весе по сравнению с бланом 1354 г. одну десятую при утроении номинала, означало, что курс счетного денье, в котором выражались цены, рухнул. За ливр (20 су), су (12 денье) или денье теперь можно было купить втрое меньше серебра или товаров, чем год назад.
Падение курса продолжалось. Новости, приходившие из Лангедока, доверия не повышали. В ноябре монетный двор выпустил новый грош в пятнадцать денье, уже весивший всего 2,44 г серебра при 208-й пробе.
Эта чехарда весов и номиналов не обманывала никого из современников. Королевская монета потеряла за год добрых 82 % стоимости.
Иоанн Добрый, пусть даже он заслуживает своей репутации роскошного и щедрого расточителя, хладнокровно готовился к кампании 1356 г. Для этого ему нужны были деньги. И он созвал Штаты, хотя из-за этого королевской власти придется пятнадцать лет вести переговоры ради получения средств на управление страной.
Ассамблея, разместившаяся 2 декабря 1355 г. в большом зале дворца на острове Сите, не совсем заслуживала названия Генеральных штатов. Лангедок, представленный в феврале 1351 г. на первых Штатах, созванных королем Иоанном, на этот раз отсутствовал. Что в это время происходило между Бордо и Нарбонном, известно. Самыми южными из представленных городов были Лион, Бурж и Пуатье. По сути заправлял здесь Париж. Купеческий прево Этьен Марсель, его кузен Эмбер из Лиона, его компаньон Жан из Сен-Бенуа, его предшественник Жан из Паси, его эшевены Пьер Бурдон, Бернар Кокатрикс, Шарль Туссак и Жан Бело – вот заметные фигуры Штатов 1355 г.
То, что услышали бароны, прелаты и уполномоченные городов, их не удивило. Пьер де ла Форе, канцлер Франции, описал финансовую катастрофу и попросил о «помощи» для ведения войны, обещая взамен возвращение твердой монеты. Пошел тот же торг, как при Филиппе Красивом.
Однако в диалоге возник новый элемент: разорение Артуа и Лангедока предвещало, что обличье войны меняется. Уже мало было созвать армию – еще нужно было держать в городах постоянные гарнизоны. По-прежнему говорили о смерти за короля, но уже начали всерьез задумываться о безопасности населения.
Итак, три сословия согласились помочь королю. Об этом поочередно сказали архиепископ Реймсский Жан де Краон, коннетабль Жак де Бурбон, купеческий прево Этьен Марсель. Но им понадобится месяц, чтобы договориться о форме, которую может принять эта «помощь» королю.
Это будет налог в восемь денье с ливра на все продажи, которым обложат продавца.[50]50
В отечественной литературе этот налог принято называть «эд», от французского aide – помощь (прим. ред.).
[Закрыть] Его будут взимать комиссары – «делегаты» (élus) Штатов, то есть избранные ими люди. Штаты не возражали против помощи королю, но использование им этой помощи хотели поставить под свой контроль. Что касается твердой монеты, которой требовали крупное деловое бюргерство и земельная аристократия – партия кредиторов и партия рантье, – не задумываясь, возможна ли и даже желательна ли эта твердая монета при тогдашнем валютном рынке, то ее начнут чеканить с середины января. Это будет «блан с замком» (blanc au chвtel), украшенный лилиями и весящий 4,07 г серебра при 333-й пробе. Слишком крупная монета, чтобы устоять под напором рынка, она очень быстро вздорожает в огне инфляции – за два месяца ее курс вырастет от официального в восемь турских денье до реального в шестнадцать денье. В апреле придется выпустить монету сходного типа, но легче на треть и с номиналом вчетверо меньшим.
Штаты не очень доверяли властям – они добились нового созыва в марте. Королевская власть не попала, конечно, под опеку, но уже была подконтрольна. Кстати, в ожидании следующей сессии Штаты назначили постоянную комиссию, которой было поручено следить за использованием налогов, а значит, за подготовкой к войне. В этом верховодили друзья Этьена Марселя вместе с несколькими нотаблями Дворца. Финансовых чиновников, которых обоснованно обвиняли в налоговых и монетных спекуляциях, чье богатство начало вызывать удивление общества, намеренно не подпускали к этому новому политическому механизму. Некоторых арестовали, другие держались спокойно.
Настал март, а эта система все не подтверждала свою эффективность. Налог поступал плохо. Во многих городах поставили под сомнение действительность решений, принятых в Париже. Аррас, Эврё, Кан, Байё отказались платить. Семнадцать аррасских бюргеров, которых с большей или меньшей вероятностью подозревали в сговоре с королевским фиском, погибли во время разгрома дома Гильома Ле Борня, одного из эшевенов. Погромщики выбросили их тела из окон, а потом направились искать ссоры с некоторыми другими нотаблями, прежде всего с приором тринитариев, человеком очень непопулярным. Они утихомирились только с появлением маршала Одрегема.
Сельская местность платила не лучше, чем города. Делегаты Штатов теряли там силы без особого толка. Появилось осознание, что желать подменить собой королевскую администрацию проще, чем сделать это на практике.
Штаты, собравшиеся в марте 1356 г., искали выход на ощупь и сочли, что решить проблему можно путем модификации типа налога. Перешли к прямому налогу, обложив им как оборотный капитал – задача состояла в том, чтобы охватить и торговые капиталы, не вложенные в земли, – так и земельные доходы. Но сбор такого налога предполагал точную оценку податных возможностей всех королевских подданных. Не то чтобы это было нереально, но это займет месяцы, а Штаты как будто не догадывались, что времени до войны оставалось мало.
В то время как новая финансовая политика терпела провал, началась неприятная активизация придворных заговоров. Король Наваррский подписал мир лишь неохотно, а какие планы он вынашивал во время пребывания в Авиньоне, известно. Советники, отстраненные Штатами от управления финансами, все эти Никола Браки, Ангерраны дю Пти-Селье, Роберы де Лоррисы, Жаны Пуальвилены, рассчитывали на реванш, в то время как честолюбцы всех мастей караулили удобный случай.
В первых рядах этих ловцов удачи находился епископ Ланский Робер Ле Кок. Этот бывший адвокат короля в парламенте был очень талантливым юристом и полемистом. Он весьма рассчитывал стать канцлером Франции. Девять лет назад он уже сменил Пьера де ла Форе в парламенте. Почему бы ему не стать преемником последнего и на посту канцлера? Робер Ле Кок рвался играть политическую роль, но он также знал, что Пьер де ла Форе наложил руку на прекраснейший бенефиций французской церкви – архиепископство Руанское. Должность епископа Ланского, какими бы историческими воспоминаниями она ни была овеяна, приносила втрое меньше дохода.
Ле Кок принадлежал к числу политических советников будущего Иоанна Доброго, в то время герцога Нормандского. Он заседал в Штатах 1346 г. Он участвовал во франко-английских переговорах в 1350 г. Произведенный в докладчики прошений, он сопровождал короля Иоанна в Авиньон; там он сделал полезные знакомства и набрал пребенд. Но этого ему было мало.
Увы, он столкнулся с соперниками. Он домогался сана епископа, и ему казалось: он не получает митру так быстро, как хочет, лишь потому, что его не поддерживает король. Наконец он вернулся из Авиньона епископом Ланским и в этом качестве – герцогом и пэром, но очень злым на прежнего господина. Это настроение бывшего королевского адвоката сумеет использовать Карл Злой. В 1355 г. Робер Ле Кок стал креатурой короля Наваррского. Примирение Франции и Наварры дало ему место в Совете Иоанна Доброго.
Хотя он теперь и был недоволен своим королем, Ле Кок не забывал, что – в обществе Пьера де ла Форе и вслед за ним – он в свое время поставил на герцога Нормандского, прежде чем тот стал королем, и выиграл. Вместо благодарности он извлек из этого опыта идею, что настраивать сына против отца – выгодное дело. Против Иоанна Доброго этот прирожденный заговорщик сыграет той же картой, что и прежде, – картой нового герцога Нормандского.
Казалось, история повторяется. Сформировалась группировка, стремящаяся к тому, чтобы дофин Карл – с 1349 г. он стал дофином Вьеннским – получил реальную власть над герцогством Нормандским, автономии которого ни один король Франции не хотел, настолько близким оно было к Парижу. Роберт Ле Кок уже видел себя канцлером Нормандии, которым был одно время Пьер де ла Форе, прежде чем стать канцлером Франции.
Но Иоанн Добрый умирать не собирался. Значит, надо было избавиться от него. Во что бы то ни стало… Лишь исключительно успешная династическая пропаганда Валуа, отголосок которой слышится в хрониках, могла изгладить из памяти людей колебания французов перед выбором 1328 г. Харизму, защитившую Филиппа Красивого от мятежных замыслов Бернара Сессе,[51]51
Бернар Сессе (ум. 1311) – аббат южнофранцузского монастыря Сент-Антонен. Сессе вступил в конфликт с французским королем Филиппом Красивым, который пренебрег его правами на город Памье. Стремясь воспрепятствовать королю, Сассье добился, чтобы папа Римский Бонифаций VIII сделал его первым епископом Памье. Вскоре он организовал заговор против Филиппа Красивого: Сассье отрицал права Филиппа на корону и предложил графу де Фуа суверенную власть над Лангедоком. По приказу короля был изгнан из Франции и умер в Риме (прим. ред.)
[Закрыть] всерьез подточили сомнения по поводу прав династии Валуа.
Если знать, как позже им манипулировать, в этом деле можно было задействовать одного человека – императора. Карл IV Люксембургский находился на вершине славы. Король Чехии, римский король – фактически король Германии, – он готовился принять в Риме императорскую корону. А ведь у этого сына Иоанна Слепого была сестра – Бона Люксембургская, родная мать дофина Карла. Бона умерла в сентябре 1349 г., слишком рано, чтобы стать королевой Франции. К тому же Карл был имперским князем как дофин Вьеннский.
Идея Робера Ле Кока была простой: вывезти дофина из Франции, поставить его в Германии под покровительство дяди и вернуть с сильной императорской армией. Король Наваррский для этого отъезда предоставит рекомендации и эскорт.
Подумать только. Епископ Ланский вершит судьбы императора, дофина, короля Наваррского и, наконец, французской короны. Но среди придуманных им планов ни один не был чисто иллюзорным. Шурин и зять, Иоанн Добрый и Карл IV, недолюбливали друг друга. Брак Иоанна и Боны Люксембургской, хоть и не бездетный, счастливым не был: герцог Нормандский больше был привязан к друзьям, чем к жене, свои дружеские пристрастия были и у Боны. Ходил даже слух, что в лице графа д'Э, Рауля де Бриенна, она нашла более чем друга. Может быть, трагическая судьба коннетабля отчасти объяснялась неверностью королевы. Как бы то ни было, играть против короля при помощи партии, связанной с женщиной, которая не успела стать королевой Франции, было совершенно немыслимо: дофин приходился сыном Боне Люксембургской.
Уже в августе 1355 г. Карл IV начал искать ссоры с Иоанном Добрым. Спорные права на Камбре и Верден, вопросы сюзеренитета над Бургундией и Дофине дали повод для предъявления меморандума королю Франции. Последнего ободрило франко-наваррское примирение в сентябре: пока что он пренебрег угрозой.
Но это примирение, скрепленное Валонским договором, было, с другой стороны, благоприятным для замыслов епископа Ланского. Карл Злой мог теперь встречаться с дофином – первый раз в Водрее, второй в Париже. Робер Ле Кок без труда плел нити заговора. Разработали даже детали экспедиции в Германию: кроме короля Наваррского в эскорт дофина должны были войти такие заведомо недовольные, как Гильом Намюрский – племянник Робера д'Артуа, Жан д'Аркур – племянник Жоффруа, Робер де Лоррис (и он тоже…) и еще человек пятнадцать. Выехать решили 7 декабря.
Враги Иоанна Доброго зашли очень далеко. Некоторые заговорили об аресте короля. Это было слишком. Менее рьяные испугались. Начались разговоры. Может быть, ужаснулся сам дофин. Получив предупреждение о том, что затевается против него, даже если узнав не все, Иоанн Добрый вызвал сына, осознал угрозу, в которой не было ничего невероятного (ведь тот, кто царствует в Англии, лишил престола своего отца Эдуарда II и, несомненно, велел его убить, не так ли?), и сразу уступил соображении благоразумия. В тот день, когда дофин должен был покинуть Париж и выехать в Германию, он получил жалованные грамоты на герцогство Нормандское. Будущий Карл V выиграл. Он не уедет.
Тридцать наваррских всадников, ждавших в Сен-Клу, не встретят дофина, которого должны были сопровождать в Мант к королю Наваррскому.
Акт насилия в Руане
Робер Ле Кок не считал себя проигравшим. Ему оставалось только настроить нового герцога Нормандского против отца. Эта задача была наполовину выполнена, когда он убедил Карла поехать в Руан. Что может быть естественней, если герцог Нормандский на несколько месяцев поселится в своей новой столице? Что удивительного, если его сопровождает знатнейший из нормандских баронов – граф д'Эвре и король Наваррский? И что необычного, если при нем находится епископ, к тому же блестящий легист?
Из того, что затевалось в Руане, где новый герцог Нормандский держал пышный двор, по-настоящему ничто не ускользало от внимания короля Иоанна. В связи с его яростной реакцией нетрудно будет иронизировать насчет бредовых фантазий суверена. Но Иоанн II отнюдь не был параноиком. От падения Эннебона до руанского дела он часто ощущал дуновение измены. А группировка, владевшая Нормандией, едва скрывала свои намерения.
После того как Иоанн Добрый был вынужден уступить в вопросе Нормандии, и вплоть до самой драмы король вел себя гордо: 6 января 1356 г. он отверг императорский меморандум. Ну, посмотрим…
В последние дни марта Жан д'Артуа, новый граф д'Э, предупредил короля о новой угрозе: его хотят заставить отречься от королевской власти в пользу старшего сына. Сын того самого Робера д'Артуа, которого трудно было бы назвать другом рода Валуа, Жан д'Артуа не попал в опалу вместе с отцом и, по крайней мере, был не лишен чувства благодарности: Иоанн Добрый дал ему графство Э после казни коннетабля Рауля де Бриенна. Имущество покойного связало графа д'Э с королем.
И потом, дерзости Робера Ле Кока начали приобретать широкую известность. Разве тот не говорил о «дурной крови и гнилом роде» Валуа? Не уверял, намекая на слухи, ходившие после казни Бриенна, что король Иоанн просто-напросто велел убить первую жену, Бону Люксембургскую? Не твердил каждому собеседнику: мол, король Иоанн вполне достоин того, чтобы ему отрубили голову?
Наконец, и, может быть, прежде всего, граф д'Э был теперь в Нормандии главным соперником графа д'Эврё, короля Наваррского. Если бы заговор удался, на Жана д'Артуа быстро набросились бы с претензиями все, кто пострадал от короля Иоанна. Ведь Бриенны по-прежнему притязали на графство Э…
Тогда-то в Руане и появился снова старый Жоффруа д'Аркур, один из первых баронов, в свое время поставивших под сомнение легитимность династии Валуа. Ненавидя в равной мере и отца, и сына, Аркур проявил к новому герцогу Нормандскому пренебрежение, дополнительно усложнившее политическую ситуацию. 11 января, в день, когда нормандские бароны приносили оммаж своему сеньору, герцогу, Жоффруа д'Аркур явился, держа в руках заверенный печатью оригинал «Хартии нормандцам» 1315 г. – основного документа, подтверждающего нормандские вольности. И поставил условие: пусть герцог Карл поклянется соблюдать хартию, и он, Аркур, тут же принесет оммаж.
Дофин смог только попросить отсрочки для чтения. Видимо, этот инцидент был для него неожиданным. Однако Аркур отказался доверить драгоценный документ отпрыску рода Валуа, вернул его в сокровищницу собора и покинул Руан, не заводя больше речи о принесении оммажа за фьефы.
Этот своевольный поступок старого барона, пусть даже его спровоцировал и организовал его племянник Жан д'Аркур, не принес непосредственной пользы никому. Это был акт враждебности по отношению к семье Валуа, атака на короля Иоанна в лице герцога Карла. Аркур отнюдь не собирался влиять на Карла во вред Иоанну.
Если присмотреться внимательней, все выгоды достались Карлу Злому. Суровое предупреждение со стороны Аркура означало, что бароны герцогства подчиняются не без задней мысли. Кстати, февральская сессия Штатов Нормандии в Водрёе тоже показала, что нормандцы ропщут. Там речь зашла о налоге, а эта тема делала герцога Карла столь же непопулярным, как и его отца. Он смог понять: признание нормандцами его новой власти возможно лишь при благосклонности первого из баронов – графа д'Эврё, короля Наваррского. Без Карла Злого дофин в Нормандии мало что мог.
Все это через очевидцев дошло до ушей короля Франции. Его имя замазано грязью, его сюзеренитет не ставят ни во что. Его старший сын допускает это… Он дал сыну герцогство, и в герцогстве началась анархия. Он заключил мир с зятем, королем Наваррским, а тот игнорирует его власть. Более того, руанские заговорщики теперь хотят похитить короля и даже убить его. Во всяком случае, до него дошел такой слух в конце марта, в области Бове, куда король прибыл на крестины первого сына Жана д'Артуа.
Иоанн Добрый не был дураком, но он был импульсивен и подвержен внезапным и неудержимым приступам гнева. Реальной или химерической была эта опасность, но история с похищением переполнила чашу его терпения. С небольшим отрядом король выехал в Руан.
5 апреля 1356 г. Герцог Нормандский принимает друзей. Придворные вот-вот усядутся за стол. Здесь Наваррец, три брата д'Аркур, множество баронов, несколько бюргеров. Присутствует и мэр Руана. Пока что слушают сира Жана де Бивиля, в сотый раз рассказывающего о своем легендарном подвиге – как он однажды разрубил турка надвое. Обстановка очень шумная. То, что происходит за пределами зала, сейчас никого не интересует.
Жоффруа д'Аркура здесь нет. Мятежник против короля и герцога, вызванный на суд парламента, он понимает, чем рискует. Он предусмотрительно поселился вне города, на левом берегу Сены.
К середине дня он узнает о внезапном отъезде короля. Иоанн Добрый провел ночь в Менневиле и теперь галопом скачет в Руан. Это не выезд двора и не охота: короля сопровождают сто вооруженных всадников. Это полицейская операция. Жоффруа д'Аркур, видя опасность, срочно шлет в город оруженосца: пусть его племянник Жан покинет замок, пока не поздно.
Жану д'Аркуру не нужно повторять дважды. Безо всяких объяснений он велит седлать коня. Он надевает плащ. Другие садятся за стол. Аркур уже выходит, когда Робер де Лоррис окликает его:
Монсеньор герцог ждет за столом только вас.
За столом осталось одно пустое место, притом за почетным столом. Как можно скрыться в такой ситуации? Жан д'Аркур снимает плащ, отсылает оруженосца обратно и садится за стол герцога Нормандского. К пиру приступили в хорошем настроении, и, по сути, никто не считал, что они здесь плетут заговор.
Никто настолько не ожидал ничего дурного, что герцог даже не подумал выставить охрану для замка. Кто посмеет напасть прямо в городе Руане на старшего сына французского короля? На главных городских воротах есть стража. В небольшой потайной ход, ведущий прямо за город, потому что замок стоит вплотную к городской стене, даже не поставили дозорного. Чего ради?
Все эти заговорщики на отдыхе, все эти бароны, настроенные более или менее фрондерски, но пока занятые едой и питьем, внезапно столбенеют. Вслед за сержантом, потрясающим булавой, в зал входит король Франции.
Для вящей внезапности Иоанн Добрый даже не поехал через город. Он обогнул его с севера и вошел потайным ходом. Он спешно взбежал по лестнице вместе с первым сержантом. Это был не королевский выход, а захват замка.
Чтобы понять, что король одет не для дружеского визита, герцогу Нормандскому и его гостям незачем долго вглядываться. Иоанн Добрый в шлеме, лишь забрало поднято. Никто и никогда не надевал шлем в дорогу. Гости это знают слишком хорошо, чтобы сразу же не сообразить: король вооружился, чтобы войти к сыну.
Впрочем, какие тут могут быть иллюзии. Сержант громко бьет булавой о дверь, чтобы наступило молчание. Слышится крик: «Никому не двигаться, если он хочет жить». Это крикнул сержант? Или скорей маршал Одрегем, стоящий с обнаженным мечом возле короля?
Теперь рядом с Иоанном Добрым появляются его брат Филипп Орлеанский, второй сын Людовик Анжуйский – он будет править Францией в детские годы Карла VI и умрет королем Неаполя – и их кузены Артуа, Жан и Карл. Здесь же и заклятый враг Аркуров, их наследственный противник – Жан де Танкарвиль. Сцена, разыгравшаяся 5 апреля 1356 г. в Руанском замке, была в то же время одним из эпизодов истории старинного соперничества знатных нормандских баронов. Полвека спустя она стала прямым продолжением ужасного поединка, которого, как считается, не допустил Филипп Красивый.[52]52
При Филиппе IV Жан II д'Аркур (1245–1302) враждовал с Робером де Танкарвилем (прим. ред.).
[Закрыть]
За почетным столом никто не проявляет излишней гордости. Безопасность гостей должен гарантировать хозяин – Карл Нормандский. Но король Франции как будто не помнит, что он в доме у сына. Он идет прямо к зятю, королю Наваррскому, и хватает его за воротник.
Встань, предатель! Ты не достоин сидеть рядом с моим сыном!
Колен Дублель, оруженосец короля Наваррского, в то время выполнял обязанности «стольника», то есть резал мясо для своего господина. Увидев того изрядно потрясенным, он поднимает нож на французского короля. Очень некстати. Люди короля тут же хватают его.
Другие уже уводят короля Наваррского. Напрасно Карл Злой напоминает, что сейчас мир. Ведь организаторы убийства Карла Испанского получили грамоты о помиловании… Ведь Валонский договор составлен и заверен по всей форме… И напрасно дофин Карл умоляет отца:
Вы меня бесчестите. Я пригласил на обед короля Наваррского и этих баронов, а вы с ними так обходитесь. Что обо мне скажут и подумают? Скажут, что я их предал.
Это в самом деле скажут, и многие подумают, что пир герцога Нормандского был ловушкой. Даже мэра Руана обвинят, что он намеренно снял охрану с подземного хода.
Король Иоанн слишком взбешен, чтобы выслушивать жалобы сына. Они даже разжигают его ярость. Оттолкнув принца – как скажут, пнув ногой, – он хватает булаву у сержанта.
Жан д'Аркур может только пожалеть, что сел за стол вопреки совету дяди. Король Франции оскорбляет его, наносит такой удар булавой по спине, что белый корсет[53]53
Вид мужской и женской верхней одежды XIV–XV вв., узкий камзол (прим. ред.).
[Закрыть] лопается от воротника до пояса. И вот его тоже арестуют вместе с двумя-тремя другими баронами, известными преданностью партии короля Наваррского.
Король непрестанно кричит, угрожает: мол, он не сможет ни есть, ни жить до тех пор, пока виновных не покарают. Эти слова напоминают о кануне казни коннетабля Бриенна. Иоанн Добрый в гневе был скор на расправу.
Если вдуматься, поспешность, возможно, была и кстати. Король, конечно, не мог рассчитывать, что в Нормандии его любят больше, чем местных знатных нормандцев, таких, как Аркур. У него не было уверенности, что неприятие налога не выльется в ненависть к короне. Короче говоря, в интересах Иоанна II было в Руане не мешкать. Он вызвал «короля гуляк» (roi des ribauds) – чиновника, играющего при дворе трудно определимую роль исполнителя любых приказов.
О процессе не было и речи. Как и в случае с Бриенном. Король был верховным судьей королевства, и все очень хорошо знали его права: верховный суд, иначе говоря, парламент, судил только именем короля. Если король лично вершит суд вместо того, чтобы поручать это судьям, которые не более чем его представители, кто мог бы найти возражения? За нарушение ленного права, за вероломство вассала, поднявшего мятеж против сеньора, последний мог судить только в окружении двора, то есть других вассалов. Но за преступление судил король, потому что он обладал правом высокого суда.[54]54
Haute justice, то есть правом решать важнейшие дела и выносить смертные приговоры (прим. ред.).
[Закрыть] Обычному суду в данном случае делать было нечего. Заговор против короны – это тебе не нарушение договорного ленного права.
Конечно, в Руанском замке право высокого суда принадлежало герцогу Нормандскому, а не его сеньору, королю Франции. В пределах юрисдикции вассала сюзерен не имел иного права, кроме как на апелляционный суд. Но кого в тот суматошный день, 5 апреля, волновала юрисдикция герцога Карла? Арестованные бароны узнают о своем приговоре, только когда их поведут на казнь. Однако с появлением короля они уже ждали худшего для себя.
Еще не наступила ночь, когда три телеги отвезли Жана д'Аркура и троих из его спутников на ярмарочное поле к северу от города, на Нефшательской дороге. За несколько минут все было кончено. Тщетно Аркур пытался оттянуть казнь, обещая сделать некие разоблачения. Прием был слишком избитым. Дофин и маршал Одрегем убеждали не спешить и выслушать его. Король Иоанн остался непоколебим.
Велите избавить этих предателей!
Он повторил эту фразу дважды, с раздражением. Избавить (dйlivrer) не означало освободить. Случайный палач сделал свое дело; это был убийца, приговоренный к смерти, который тем самым заработал помилование. Аркур умер первым, без исповеди. Он изменил королю; он заслуживал не только смерти, но и ада.
Чтобы поскорей покончить с делом, плаху поставили прямо перед графом, силой поставили его перед ней на колени, нагнув ему голову, обнажив шею и завязав глаза.
И палач ударил по шее топором. Понадобилось шесть ударов, чтобы голова упала на землю.
Священника предоставили Колену Дублелю. Он был виновен в том, что поднял оружие на короля, но он это сделал из верности господину, а не как сознательный изменник.
В окружении дофина воцарился страх. Четверо жертв акта насилия погибли, толком не зная, в чем их обвиняют. Короля Наваррского, сидевшего в заключении, считали невинной жертвой наветов, и простой народ сочинит песни, оплакивающие его участь. Филипп Наваррский попытается вступить в осторожные переговоры о судьбе брата, а потом, в конце мая, направит вызывающее письмо, представляющее собой верх дерзости:
Я вижу и знаю, что разум и справедливость Вам неведомы.
Многие нормандские сеньоры в то же время сообщили Иоанну Доброму, что берут назад оммаж. И, совершенно естественно, переходят к другому возможному сюзерену – Эдуарду III. Старый Жоффруа д'Аркур даже начал переговоры с Плантагенетом о передаче ему всего наследства. В представлении Наваррцев и их вассалов это была не измена королю Франции, а непризнание Валуа как узурпатора короны. Какая важность, сколько воды утекло, прежде чем они отвергли выбор, сделанный в 1328 г баронами, несколько похожими на них…
Иоанн II совершил немало оплошностей и диких выходок. Но он очень дорого платил за вынужденное политическое решение, на которое пошли преемники Людовика X, чтобы сохранить свой свежеприобретенный трон за лишение дома Эвре его главного наследия – Шампани. Карл Злой в тюрьме остро ощущал, что обокрали его мать, что обокрали его самого, что его сделали посмешищем – отдав Ангулем Карлу Испанскому – и что в конечном счете с ним обходятся как со злодеем.
Пока Иоанн Добрый, весь двор и его пленники ехали на север по Сене, чтобы незадолго до Пасхи достичь Парижа, недовольство расползалось. По столице ходили слухи. Карла Злого поместили под стражу в Лувре, потом в Шатле и в конце концов решили, что Париж ненадежен: один из вассалов Наваррца, Жан де Фрикан, только что бежал. Поэтому пленника перевели в лучше изолированные крепости – сначала в Кревкер и наконец в Арле, близ Дуэ.
На что рассчитывал Иоанн Добрый, посадив его в заключение? В Руане он не решился немедленно покарать принца крови. Несомненно, когда приступ гнева у него прошел, он больше не думал о примерном наказании. Но пребывание Наваррца в плену просто-напросто означало легкий конец борьбы, в которой французский король, откровенно говоря, видел только долгую череду заговоров и измен. Иоанн Добрый не считал, что вывел противника из игры не самым честным способом, поправ законы гостеприимства и нарушив заключенный по всей форме мир. Он полагал, что обезвредил неисправимого и дурного подданного.
Если кто извлек из этого дела выгоду, так это Робер Ле Кок. Его надежно защищал епископский сан. Он им воспользуется, легко манипулируя Генеральными штатами.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.