Текст книги "Нам судьба обязана счастьем"

Раиночка, ты заранее узнай номер телефона таксомоторного парка, откуда можно быстрей вызвать машину, чтобы в нужный момент тебе не пришлось ее долго ждать. Это обязательно учти. Как мне обидно, как мне жаль, что мне приходится только в письмах дать какой-нибудь совет или посочувствовать, в то время как я, самый близкий человек, когда должен родиться мой ребенок, абсолютно бессилен помочь и должен находиться так далеко! Все-таки, какая судьба бессердечная, верно ведь, да?

Моя любимая, я не знаю, что я буду в это время делать. Ну, отпустят меня дать телеграмму, а дальше я должен вернуться в свой г… Нет, я сразу пойду к комиссару и буду с ним говорить насчет твоего устройства. Потом постараюсь найти этого Гамера, возможно, он или его жена поможет найти комнату для вас, а также хорошую близкую работу, чтобы улучшить твое пребывание. И ты сразу же приедешь по возможности, то есть когда «маленький Файнбойм» сможет ехать к папе, да?

Раиночка, в конце я тебя опять хочу просить и все время буду просить меньше волноваться и переживать. Ведь тебе нужно набраться мужества, выдержки и, главное, уметь ждать будущего, то есть, меня и, конечно, любить, быть мне верной, как я. Надеюсь, у тебя больше не появится мыслей наподобие того, что я мол рад, что не услышу плача своего любимого ребенка, нет же, да?

Пока кончаю, завтра получу от тебя, наверное, сразу два письма, и завтра напишу тебе, а ты отвечай обязательно ежедневно.

Обнимаю тебя крепко-крепко, так, чтобы ты просила прекратить, и также сильно целую.

Твой Маркс

Привет всем на твое усмотрение.

Марк – Рае

25/XI-<19>40

Любимая, родная моя Раиночка!

Только сегодня утром получил твое письмо от 19/XI, в котором ты пишешь, что написала мне вчера жуткое письмо. К сожалению, я не могу обижаться на него, потому что, не знаю по чьей вине, я его не получил. Возможно, виновата почта и я его получу завтра. Но вот 17-го ты, наверное, не писала, да?

Раиночка, я тебе и 8-го, и 9-го писал, я не знаю, почему ты их не получила. Одно из них в 5 листов послано тебе доплатным. Я его дал командиру, который ехал в город и должен был его отправить.

Моя дорогая, с 20/X я тебе пишу ежедневно. Я завел реестр, в которое я записываю каждое письмо, и раз в 2–3 недели я тебе буду сообщать, сколько всего ты должна была получить писем от меня. Я тебе тоже так советовал сделать, а также не забудь мне написать, получила ли ты то доплатное письмо.

Милая моя Раиночка, всего я получил от тебя с 7 по 19/XI 7 писем. Конечно, ты должна была за такой срок мне написать больше. Но упреков действительно достаточно! И без них тяжело.

Дорогая моя, твои письма я храню в своей постели под головой в папке. И фото там же. Я ведь каждое утро во время туалета любуюсь тобой, моя любимая, хотя бы на фото. Больше пока ничего не могу. И также, когда я от тебя не получаю письма, я перечитываю все старые и спасаюсь ими во время некоторых занятий.

Раиночка, относительно денег и посылки: у меня еще есть 16 рублей, и я думаю, чтобы ты мне еще послала рублей 25–30 на телеграмму и фото, когда меня пустят в город. Я хочу сняться в форме и послать тебе мое фото. А относительно посылки, я еще могу обойтись. Курю я сейчас почти одну махорку, которой сделал небольшой запас. Ну а со временем я тебе напишу, и ты мне кое-что пришлешь, но это все второстепенное.

Раиночка дорогая, относительно имени нашей девочки, то я согласен с Аллочкой, а вот если будет мальчик, то мне очень хочется, чтобы его звали Эрастом. Эраст Маркович, по-моему, очень хорошо звучит. Ничего другого я не придумал, если ты еще придумала, напиши мне.

Дорогая, любимая Раиночка, когда я получу от тебя телеграмму, что ты родила, неужели тебе непонятно, что я почувствую? Я почувствую, что я стал отцом, и мне очень будет трудно, что в такое время я так далеко от тебя, моя любимая, самая близкая и дорогая, и от моего дорогого ребенка, о котором я так мечтал. Но что же я могу сделать, если судьба у меня такая! И я сразу пошлю тебе телеграмму. А относительно писем и разговору быть не может. Ты должна и будешь их получать ежедневно, и я пишу их ежедневно.

Раиночка, ты должна смириться немного с судьбой и не нервничать. Ты знаешь, что это значит для тебя и для нашего пока что «дрыгалки», если у тебя испортится молоко. А я тебя опять заверяю, что если когда-либо ты не получишь письма, то виновата в этом почта, а не я. И ты, моя дорогая, пиши мне ежедневно, ведь я здесь тоже мучаюсь и переживаю, не зная, что с тобой.

Завтра пишу следующее и так без конца.

Целую тебя крепко, крепко.

Любящий тебя, вечно твой Маркс

Всем привет.

Марк – Рае

26/XI-<19>40

Любимая моя, хорошенькая Трили!

Я уже второй день не получаю от тебя письма, хотя сам пишу тебе ежедневно. Вот почему у меня нет привычки сразу мстить, а ты, если не получишь письма день, два, не дожидаясь выяснения причины, виноват я или нет, сразу вступаешь в роль Трили. Я бы конечно не возражал, и иногда мне даже это нравится, но не в такое время, когда у тебя последние дни перед родами. Я же ведь волнуюсь, не зная, что с тобой, все время нервничаю.

Раиночка, моя дорогая, ты вот мне объясни суть твоего вопроса: что я почувствую, когда получу телеграмму? Верно ли я тебе ответил? А что, интересно, ты почувствуешь, когда получишь мою телеграмму?

Любимая моя, у тебя опять появились тошнота и головокружения, а их не должно быть в настоящее время, и особенно перед родами. А для того, чтобы ты спала ночью, ты должна взять себя в руки и вообще перестать нервничать. Тебе нужно ежедневно днем прогуливаться на воздухе, а вечером писать мне письма, так, чтобы у тебя весь день был загружен. Вот посмотришь, как ты крепко будешь спать. А я со своей стороны, моя дорогая, любимая, буду очень аккуратен и внимателен к тебе, чтобы не было никакого повода нервничать.

Раиночка моя, я пишу сегодня один листик, потому что времени у меня мало, а писать я хочу тебе ежедневно, и чтобы ты ежедневно получала. Завтра, наверное, уже получу от тебя и напишу тебе побольше.

Моя хорошенькая, ты должна беречь свое здоровье, ведь от этого зависит наш будущий крошка и наша скорая встреча, и вообще все, все.

Целую тебя и наш проект.

Любящий тебя, твой Маркс

Всем привет.

Марк – Рае

27/XI-<19>40

Любимая моя, дорогая Трили!

Сегодня утром получил от тебя письмо, написанное тобой 18/XI, которое уже успело по ошибке побывать в Сочи. Я даже собственно был бы рад, если бы оно затерялось и совсем не пришло ко мне. В следующем письме от 19/XI ты даже жалеешь, что написала такое глупое предыдущее письмо. Я себе даже не представлял, чтобы ты могла написать такую чушь. Я даже не знаю, любимая, что думать и с чего начать отвечать. Во-первых, я тебе написал за первый месяц не 9, а гораздо больше. Ты только с дороги должна была получить 5 писем и 4 с карантина. Вот уже 9. А с 31/X, когда я мог уже написать тебе свой адрес, я писал тебе чуть ли ни каждый день. Я не знаю, что за ерунда получается с письмами, ведь я тоже от тебя получил только 8 писем, хотя через 3 дня заканчивается месяц.

Раиночка, я тебе ни в чем не лгал и не могу лгать, я же тебя люблю искренней любовью, и, по-моему, так сильно любить, как я люблю, и лгать невозможно, запомни это. А этот твой глупый сон я даже не знаю, чем объяснить. Ты сама вообрази, мог ли я до того дойти, чтобы занимать 2 рубля или чтобы ты могла когда-нибудь голодать? Ведь это же чепуха, а ты принимаешь всерьез и, не обдумывая, пишешь мне такое мстительное письмо, хотя я ни в чем не виноват, чтобы мне так жестоко мстить. Вот если бы ты побывала здесь и увидела, в какой обстановке… я нахожусь, и в каком месте, и как я существую здесь день ото дня, то ты бы больше никогда не порола такую горячку и не советовала бы мне давать тебе какие-то «решительные» ответы… Ведь я давно решил, и решать мне нечего. Я люблю только тебя одну. Если бы ты побывала, где я нахожусь и увидела, как доставляют почту, ты бы больше никогда не нервничала, даже если бы от меня не получала письма целый месяц. Так, как я сильно люблю тебя, пойми, разлюбить нельзя никогда.

Раиночка дорогая, я ведь хоронил отца, а через 4 месяца похоронил и мать, и я тебе рассказывал, что не мог плакать. А когда с тобой расставался в клубе, я даже не замечал, что у меня текли слезы, так мне было трудно с тобой расставаться. Я не думал, чтобы я мог когда-либо плакать. А вот читая сегодняшнее твое письмо, мне опять хочется плакать. Когда я прочел, мне хотелось бежать, не зная куда, мне хотелось тебе звонить, но неоткуда, я с ума сходил от бессилия что-то сделать. Мне обидно и больно, что ты так далеко от меня, и я вынужден убеждать тебя в письмах. Мне очень трудно и больно, когда ты меня не понимаешь, а думаешь наоборот.

Раиночка миленькая, мне тоже очень часто снятся тяжелые сны, и даже хуже твоих, но ведь я тебе ни разу про них не писал, я не верил, чтобы это могло быть правдой, ведь я верю тебе.

Любимая моя, когда мы расставались в клубе, последний мой вопрос был, будешь ли ты выполнять свои обещания? И ты мне ответила, как мне показалось, очень искренне: да.

А вот в этом письме ты свое «да» взяла в кавычки, зачем, что это означает? Напиши мне, ладно?

Раиночка, дорогая моя, я никаким знакомым писем никогда не писал, кроме Аркадия, от которого еще не получил ответа. И я тебе уже писал, что написал по одному письму родным, и больше ни разу никому не писал. И тебе я тоже в этот день писал, и никогда бы я не занял это время письмом кому-нибудь родным, и вообще я им больше писать не буду, так что опять твои слова неверные.

Раиночка, я понимаю тебя, ты мучаешься, переживаешь, как и я. Нам нельзя разлучаться! Но в это время перед родами ты должна набраться мужества и выдержки и ждать, когда наш деточка сможет ехать в поезде. И тогда я что-нибудь устрою, чтобы мы были вместе, я же тоже не могу быть без тебя.

Раиночка дорогая, неужели я тебе пишу стандартные, «сухие» письма? Но ведь ты знаешь, что я не мастер слова, особенно в письмах. В твоем письме есть очень хорошие слова: «Лучше напиши немного, возможно и безграмотно, чем красиво и много, только ложь». Очень верные слова. Я всегда пишу искренне и только правду.

Раиночка, не знаю, убедило ли тебя хоть немного это письмо? Но ты хоть учти, что я тебе с 20/X пишу и буду писать ежедневно, и если ты когда-либо не получишь, то это вина только почты. И опять прошу тебя не нервничать, бросить нехорошие мысли и верить мне.

Целую тебя, моя почти настоящая (в последнем письме) Трили.

Твой Маркс

Марк – Рае

29/XI-<19>40

Любимая моя, дорогая Раиночка!

Я тебе не могу описать, какой вчера у меня был мучительный день после твоего последнего письма, такого «ласкового и успокоительного»! И вдобавок, я еще и письма от тебя вчера не получил, я не знал, что мне делать, мне казалось, что что– нибудь произошло такое… А за собой-то я никакой вины не чувствовал, знаешь, как это трудно переносить. Вот если бы я был близко от тебя и мог бы тебе позвонить, хоть несколько слов сказать, ты бы меня сразу поняла. А то пока придет мое письмо, ты со своим «спокойным» характером и долго не размышляя, мало ли что можешь натворить…

Раиночка, миленькая, ведь нельзя же быть такой! Ты всегда, когда тебя что-нибудь мучаешь, когда ты переживаешь, во-первых, к сердцу ничего не принимай, а во-вторых, жди моего ответа и пойми, что я тебя люблю и тебе никогда нельзя нервничать. Это ты запомни.

Раиночка, а сегодня такая радость: мне приносят сразу два письма от тебя. И одновременно появляется страх, а что если там еще хуже! С волнением я раскрываю твои два письма, и сразу как будто с меня тяжелую ношу снимают. Опять я читаю твои миленькие ласковые строчки, хотя немного с «капризочками», но ведь у тебя, моя любимая, иначе не бывает. Раиночка, мое слово «не до того» ты абсолютно не так поняла, а уже собираешься мстить и так можешь действительно со своим характером и вспыльчивостью что-нибудь натворить непоправимое и изменить мне. Неужели ты себе позволишь, ведь не позволишь же? Ты сама писала, что тогда уж у нас счастья не будет. Ведь ты же любишь меня. А я со своей стороны никогда не смогу тебе изменить, хотя бы физически. Если меня пустят в город, я все время уделю тебе, моя любимая. Я буду искать семью этого Гамера, они мне помогут найти для тебя и нашего детки комнату. Я постараюсь, чтобы это было как можно скорей, как только наш «Дрыгалка» сможет ехать. Я же не могу быть без тебя, столько мыслей набралось, так хочется с тобой поделиться. Это единственное, о чем я думаю и мечтаю.

Раиночка, относительно моего отпуска, они по последнему указу вообще не существуют. Есть только вознаграждение за хорошую службу 10-дневным отпуском, но на него надеяться нельзя. А относительно устройства тебя в часть, то я уже говорил, и мне обещали помочь, когда нужно будет. А комнату лучше снять в городе. Основная трудность в том, что я сам нахожусь в 3-х километрах от станции, и идти ко мне надо полем, а я хочу, чтобы ты была как можно ближе ко мне. Возможно, нас куда-нибудь переведут получше.

Раиночка, любимая моя, относительно родных: по-моему, когда я уезжал, мы говорили, что я им напишу из армии. Если придут, ты же их не выгонишь, а там поступай, как хочешь. Из-за них мы не будем ссориться. И так тяжело.

Раиночка, дорогая, книжка Олдингтона «Вражда» очень хорошая и впечатляет, только не надо сравнивать их судьбу с нашей. У нас так не может получиться, как у Тони и Кати, и время совсем другое. Я ведь служу в такой части, что вряд ли могу быть убитым даже в случае войны. Поэтому я не согласен с Тони. Я бы так не поступил, я бы не мог любить тебя и брать от жизни то, что она дает с другой, нелюбимой. Если бы не твоя беременность, ты бы уже собиралась ехать ко мне. Если бы мы были вместе, то не заметили бы, как пробежали эти трудные два года. Раиночка, миленькая, хорошенькая моя, но ведь наш «дрыгалка» не виноват в нашей с тобой непредусмотрительности, мы ведь тоже не предчувствовали, что так получится, но что же поделаешь, будем бороться с трудностями, но зато уж потом заставим судьбу расплачиваться за все пережитое только счастьем.

Раиночка, любимая, ты видишь, что я пишу второпях: у меня над головой стоит наш почтальон, я его упросил, чтобы он подождал.

Завтра напишу следующее, а послезавтра выходной, и я постараюсь написать не меньше двух. Мне еще хочется тебе написать кое-что хорошее и выгодное для тебя насчет твоих капризочек. В следующем письме.

Целую тебя крепко, крепко, крепко.

А также целую «свое произведение».

Любящий тебя, вечно твой Маркс

P.S. Раиночка, твой почерк очень хороший и очень даже разборчив, в этом ты абсолютно не грешна, а вот меня ты прости за небрежность и неграмотность. Я действительно грешен.

Твой Маркс

Привет всем.

Марк – Рае

30/XI-<19>40

Раиночка, любимая моя!

День у меня сегодня исключительный, я даже не заметил, как он прошел. Ведь я сегодня утром еще получил от тебя два письма за 23 и 24/XI. И вот сижу и пишу тебе, как обычно, вечером. Я от счастья не знаю, с чего начать, а написать хочется очень много. Вся моя радость и счастье – это твои письма. Если ты больше будешь мне писать, то увидишь, как незаметно и быстро время пробежит, и грусти меньше будет.

Раиночка миленькая, действительно, мы столько пробыли в Волоколамске и ни разу не вспомнили о том «историческом месте», где ты получила мое первое письмо и где ты впервые на меня рассердилась. А сейчас вспоминать мне даже и не хочется, ведь я же во всем виноват. И эти наши 6-ть лет я также во всем виновен. Есть частичная доля и твоей вины, но основная вина моя. Одно мое оправдание – ведь я же тебя сильно и искренне любил. А доказать тебе это и заставить тебя любить меня так же я не сумел. Собственно, я сумел бы, но… Всему виной эти твои капризы… Раиночка, давай, когда мы будем с тобой вместе, тогда и будем все-все вспоминать. Вместе ведь легко, а одному очень трудно вспоминать.

Раиночка, любимая моя, сейчас я хочу с тобой заключить одну выгодную и для тебя, и для меня «сделку» относительно твоих капризов и гордости. Ты все же должна учесть, что ты не девочка, а уже взрослая. Ты моя любимая жена, и к тому же ты уже очень скоро будешь мамой. Все же как чудно: «Триленька капризонька, маленькая девочка будет настоящей мамой». Так вот относительно сделки: я хочу с тобой договориться, что, если у тебя появился каприз или тебе хочется применить свою гордость, ты это все не применяй, а записывай, заведи специальный реестр. Если у тебя уже много накопится, и я действительно провинюсь (надеюсь, этого не будет), то ты тогда первую нашу встречу ты превратишь в жуткий скандал с «бурей», а я в это время буду любить тебя также крепко без мести и капризов. Верно же, хорошая сделка? Я надеюсь, что ты, моя дорогая, согласишься. Ответь обязательно.

Раиночка, ты пишешь, что тебе меня абсолютно не жалко, и пусть я все время страдаю, только любил бы! А что если я тебя также заставлю страдать по мне побольше, ты, может быть, меня больше будешь любить и будешь больше писать? Что, неприятно тебе это?

Нет, не заставлю я тебя, моя дорогая, страдать. Хватит с тебя того, что ты там одна, и я стараюсь и буду стараться, чтобы ты не мучилась в ожидании моего письма.

А теперь о моей жизни немного (по возможности). Я живу, как я тебе уже писал, в 3-х км от станции железной дороги, где ходят электропоезда, среди чистого поля, в землянке. Землянки – это вырытые большие окопы, накрытые сверху также землей. Каждая отдельная пещера называется котлованом. Там стоят только наши постели. Больше ничего нет. В баню мы ходим в поселок 8 километров. От города Баку мы в 25–30 км. В городе я еще ни разу не был. Обещают пустить, я просил разыскать «родных», но не знаю, когда. А стекло мне вставил в часы наш командир, он часто ездит в город по делам. Раиночка, насчет нарядов поясняю: в наряд обычный посылают, действительно, за провинность, а я бываю в очередных нарядах, в которых нам приходится идти всем через каждые 3–4 дня, по два бойца в сутки. Я служу в зенитной артиллерии в должности разведчика по охране воздуха. Мы следим, чтобы с вражеской стороны не прилетели их самолеты. Но если они вздумают перелететь нашу священную границу, то уже обратно не улетят. У нас есть специальный сектор воздуха, вот зачем мы и следим круглые сутки.

Раиночка, а взысканий у меня нет и не будет. Ведь за взыскания сейчас очень строго, вплоть до суда. У меня есть один хвост по Физо: очень пока мне трудно работать на брусьях и турнике, но думаю, что скоро разовью свой организм. У нас есть только одна отметка, пятерка, а четыре и 3 считаются плохо. Если у тебя по какому-либо предмету плохо, то заставят хоть ночью работать, чтобы сдать на пятерку.

Раиночка, ты меня целуешь только за письма, а вообще ты меня не любишь, да? Ой какая ты у меня нехорошая все же, придется применять, как ты говоришь «хлыстик для дрессировки». Только жаль, что ты так далеко от меня.

Но ничего, уже скоро я тебя «похлестаю», ведь немного уже осталось ждать. Все зависит от моего «произведения». Ты его немного подгоняй, а то он, наверное, заленился.

Завтра напишу следующее.

Целую тебя крепко, крепко, крепко, а также и «дрыгалку».

Твой Маркс

Привет всем.

Отвечай немедленно.

Марк – Рае

1/XII-<19>40

Моя дорогая, любимая Раиночка!

Сегодня опять от тебя нет письма, но я и не сержусь, ведь вчера я получил от тебя 2 сразу. Милая, сегодня у меня «выходной», и я хотел тебе написать два, а то и три письма, но сейчас уже три часа дня, и я с самого утра занимался по Физо. И не один я, нас много. Я почти уже все сдал, за исключением двух задач, которые мне приказали сдать после обеда. Сейчас у нас отдых один час, и вот я его использую, чтобы тебе написать. Не знаю, сдам ли я задачу за 2–3 часа, а иначе мне не написать тебе сегодня второго письма.

Раиночка дорогая, вот я пишу тебе, и мне все кажется, что пока мое письмо дойдет, ты будешь уже в больнице и, возможно, родишь, а я так далеко от тебя…

Миленькая, я не знаю, сможешь ли ты писать из больницы, но ты все равно напиши мне, как все эти «трудности» прошли. Ведь я же здесь волнуюсь, ежедневно только и думаю об этом. Мне так обидно, что так сложилось. Как бы было хорошо, если бы я тогда не пошел в военкомат: ведь я бы остался еще на год, а там видно было бы, но зато я был бы с тобой в такое трудное время. Но ничего не поделаешь, тебе это время придется быть и за маму, и за папу. Но зато, когда только мы будем вместе (а вместе мы будем скоро?), я даже не могу тебе описать, что будет тогда.

Вчера я разговаривал с одним командиром, расспрашивал его про город. Он говорит, что город красивый, и лучше найти комнату в городе, если мне не удастся найти для тебя места в нашем полку. В городе хорошо, там не так силен ветер, а ведь ветры здесь бывают очень сильные, особенно осенью и зимой, хотя зимы у нас не бывает. Сейчас у нас все еще тепло, обычно снег выпадает на 2–3 дня в январе и сразу тает. Раиночка, здесь хорошо тем, что бывают очень дешевые фрукты, а для тебя ведь они дороже всего. Но зато с другими продуктами здесь не особо хорошо. Но ты побольше захватишь с собой, а что и как привезти, я тебе потом напишу.

Миленькая, я в основном служу с украинцами, и уже даже стал разговаривать на их языке – ведь он был когда-то у меня основным. Я тебе скоро напишу целое письмо на украинском языке.

Моя кохана, у меня уже кончаются конверты, и здесь неважно с куревом, а от махорки у меня сильные ожоги. Ты мне пришли небольшую посылку, во-первых, конверты, потом купи мне два пластмассовых воротника, а то мне приходится стирать очень часто, ведь здесь я сам все свои мелочи стираю. Ну еще пришли мне килограмм дешевых конфет, полкило сахара (не песка), килограмм сладких сухарей, немного самых дешевых папирос. Ну если будет возможность испечь что-нибудь, что может храниться, вот и все, больше ничего не надо. Я здесь не голодаю, постепенно привыкну. Если есть еще вопросы о моей жизни, обязательно задавай, я буду отвечать по возможности.

Раиночка, моя мила i моя кохана, тiлько я пообщав i знов продовжаю тобi писать. Обiд у нас був добрий: щи да каша гречанка, тiлки тiй, що ты готовила, був добрiший.

Любимая моя, кончаю писать, хочу отправить, чтобы ты раньше получила. Сейчас уезжает почта, а мне нужно идти на занятия. Знаешь, как трудно выполнить то, что никогда не делал. Ну до следующего, уже строятся, ведь мы кругом ходим строем.

Целую тебя крепко в квадрате.

Твой Маркс

Привет всем.

Марк – Рае

3/XII-<19>40

Моя любимая, дорогая Раиночка!

Опять ты не аккуратна: я уже 3-й день не получаю от тебя писем. Ведь ты же обещала мне писать ежедневно. Ты даже обязана мне писать сейчас ежедневно, ведь я же не знаю, что с тобой. Возможно, ты уже в больнице, тогда мне должна прийти телеграмма, но нет ни того, ни другого. Миленькая, моя кохана, я же тебе пишу ежедневно!

Сегодня у меня был жуткий день. У нас сегодня отправляли в полковую школу, всех забирали с неполным средним образованием, а я проскочил. Но я целый день волновался, мне все казалось, что меня все же возьмут. Ведь тогда мне бы пришлось еще год служить младшим командиром. А теперь я могу с уверенностью сказать, что через 22 месяца (а возможно и раньше) я буду, моя любимая, опять с тобой навечно. Ведь уже немного осталось, и скоро ты приедешь ко мне. А там одна октябрьская годовщина пробежит, и уж следующую мы отпразднуем вместе за все три!

Раиночка дорогая, вечер у меня был еще хуже жуткого дня – ведь опять нет письма от тебя. Ну почему ты не пишешь? Неужели опять какой-нибудь каприз? Но ведь ты же сама говоришь, что ты уже не девочка, а жена моя и скоро будешь мамой. Ты понимаешь, что ты любимая моя жена?

Миленькая моя, мне же и так здесь достается с 6 утра до 11 ночи ежедневно. Особенно меня мучают турник и брусья. Знаешь, как трудно на них работать, когда ты до этого не тренировался. А потом еще строевая подготовка и еще разные работы. Не дождешься отбоя, а тут, не успеешь уснуть, как сразу подъем, уже 6 часов: вскакивать, одеться, застелить койку, и все это за 5 минут, и на зарядку. А знаешь, в первые дни одни обмотки и портянки я одевал почти 5 минут. С одной стороны, это все хорошо, я себя чувствую здоровее и бодрее, я похудел, стал тоньше, только очень себя чувствую уставшим к вечеру, не рад ужину, только бы быстрей тебе написать, и в постель.

Раиночка, я пишу тебе в тот один час, который нам дается на самоподготовку. Ведь у нас так день разбит, что нет ни минуты свободной, кроме перерыва 10 минут на курение и одного часа отдыха после обеда, и то он не всегда бывает. Еще даются 2 часа перед заступлением в очередной наряд, в котором я бываю через 2 дня на третий. Вот видишь, как мне приходится выбирать время, чтобы тебе написать, и то я тебе пишу чаще, чем ты. Иногда я упрошу командира, чтобы он разрешил еще посидеть, если я тебе не успеваю дописать, в общем, я по-всякому стараюсь вывернуться, только бы тебе написать. Ведь я же, моя любимая, сочувствую, что тебе трудно без меня, и стараюсь тебя обрадовать хоть письмом, хоть несколько слов чиркнуть, чтобы ты была спокойна и уверена.

Раиночка дорогая, хорошенькая моя, ведь я здесь живу только мыслями о тебе, каждую минуту ты передо мной. Почти каждый день мне командиры делают замечания, что я невнимателен на занятиях, но ведь мне же не до них, особенно когда нет письма от тебя. Миленькая, ты знаешь, у нас никто не пишет каждый день письма домой, мне не раз даже делали замечания, не разрешают каждый день писать. Раиночка, а ты ведь никому не подчиняешься, сама себе хозяйка, а не пишешь мне каждый день. Чем же ты занимаешься все время?

Раиночка, дорогая, ведь в твоих письмах столько ласки и любви, ведь ты тоже любишь меня – зачем же ты меня заставляешь мучиться и переживать? Мне ведь всякое кажется… Ведь в этом виновен наш любимый «Дрыгалка», который только лупит тебя ножками, а показаться на свет не хочет, вот разбойник! Если бы не он, ты бы уже была со мной, так ведь?

Раиночка, я не знаю, почему тебе ответили на почте, что нельзя меня вызвать к телефону. Одного красноармейца у нас вызывали, тоже из Москвы, и он разговаривал с женой 10 минут. Он мне сказал, что это действительно трудно, но возможно: нужно вызывать за 1–2 недели, только ты постарайся на выходной, тогда меня быстрей отпустят.

Раиночка, еще учти, что у меня остались 4 конверта, придется занимать.

Раиночка, любимая моя, пока кончаю, завтра напишу следующее. Ты тоже обязательно указывай в каждом письме, когда напишешь следующее, чтобы я знал, по чьей вине я не получил.

Целую тебя крепко, крепко, а также свое «произведение».

Любящий тебя, твой Маркс

P.S. Если бы я тебе так долго не писал, ты бы меня уже не целовала. Но ведь я не такой. Я люблю тебя больше, чем ты меня.

Твой Маркс

Привет всем на твое усмотрение.

Марк – Рае

4/XII-<19>40

Любимая, дорогая Раиночка!

Сегодня опять от тебя нет письма, я уже не знаю, что думать. Неужели ты можешь так долго не писать, если обиделась? Но я ведь ни в чем не провинился. Ведь ты же можешь в письме выразить свое неудовольствие, и я могу все учесть. Я люблю тебя и стараюсь, чтобы ты ни одного дня не ожидала от меня письма, неужели ты не получаешь мои письма? Я пишу ежедневно.

Раиночка, сегодня уезжает после 3-летней службы наш младший командир. Он живет в Москве. Ты знаешь, с какой завистью я на него смотрел. Ведь он едет в Москву, а я должен оставаться здесь!! Миленькая, я ему дал наш телефон. Он обещал тебе позвонить и расскажет тебе о нашей жизни здесь. Ты ему можешь задавать все вопросы, он тебе ответит все подробно, где, в какой обстановке и условиях я нахожусь. Его фамилия Свирин.

Раиночка, сегодня я опять говорил с этим бойцом, который разговаривал с Москвой. Он, оказывается, сам вызывал, а не его вызывали. У него тоже дома есть телефон. Через два часа после его заказа он был соединен с его квартирой и разговаривал с женой. Он также говорит, что можно и оттуда вызвать. Ты все же попытайся еще раз, а когда я получу от тебя деньги, о которых я тебе писал, я тоже попытаюсь тебя вызвать. Я попытаюсь отпроситься в город и тогда уже поищу этих Гамеров. Когда это будет, я тебе напишу, но знай, что это будет в один из выходных дней. Мне так хочется услышать твой голос!

Письма нам обычно привозят ночью, если я не получу от тебя письма, то тебе несдобровать!

Раиночка, любимая, мне так хочется тебе пригрозить, но у меня ничего не получается, мне тебя жаль, я не могу тебя обижать даже в письме. Ведь тебе и так достается одной.

Миленькая, а может быть ты уже в больнице и не в силах писать, а я требую от тебя? Но почему же нет телеграммы? Я мучаюсь в догадках.

Раиночка дорогая, писать кончаю, меня вызывают на комсомольское собрание, не присутствовать нельзя.

Завтра напишу подробней.

Целую тебя очень сильно.

Любящий тебя, вечно твой

Маркс

P.S. Раиночка дорогая, сегодня у меня стащили последние 5 конвертов, у меня остались два. Присылай их по возможности побыстрей, а также еще пришли 1–2 общие тетради, а пока я с завтрашнего дня буду занимать.

Твой Маркс

Всем привет.

Марк – Рае

5/XII-<19>40

Любимая, дорогая моя Раиночка!

Я сегодня сразу получил твои 3 письма за 26, 27 и 29 число. Какое блаженство! Я такой счастливый! У меня в кармане твои 3 письма, такие ласковые и так много говорят о твоей любви. Ведь это же вся моя жизнь.

Я хотел сегодня тебе 3 письма написать, а приходится только одно. Мне было тяжело, что от тебя так долго не было писем. Вот если бы ты увидела сейчас меня! Ведь я же с ума схожу от такой сильной любви к тебе, а ты не можешь увидеть и почувствовать этого всего.

Раиночка, дорогая моя, какая ты стала хорошая. Ты сама удивляешься, что, как ни странно, ты еще ни разу не поругалась с мамой. Но ведь так и должно быть, тебе нельзя ругаться, ведь это отражается на твоем здоровье и нервах, которые ты обязана сберечь до моего приезда, понятно тебе? А маме передай, что мы у нее в долгу не останемся, и за каждую помощь тебе, я, когда приеду, отблагодарю ее помощью во много раз больше и ей буду вечно обязан, только бы она тебя и ребенка получше берегла.

Раиночка, а вот насчет ее приезда с тобой ко мне, это действительно хорошо было бы, а потом она уедет, а мы с тобой останемся дослуживать свой воинский долг. Но уж насчет комнаты, страховаться, чтобы она другому не досталась, это очень глупо, и ты ей сама должна это сказать.

Раиночка, дорогая моя, я же писал тебе, что я не мог придумать имени для мальчика и не возражаю против имени Эраст. Сокращенно Эрик неплохо звучит. Относительно посылки я уже тебе писал, что надо посылать: основное конверты и еще пару общих тетрадей. У меня уже нет конвертов, а здесь их достать невозможно.