Текст книги "Нам судьба обязана счастьем"

Скоро должен появиться на свет ребенок, а ты с ним одна, в такой не понимающей тебя среде! Неужели ты можешь думать, что я все это спокойно переношу?

Раиночка миленькая, меня поражает последний визит Сени с Марусей к вам. Интересно, что же, он тебе предлагает симпатизировать ему, «осуществить прошлую мечту»? Меня сильно возмущает папин упрек, что ты глупая, ничего не понимаешь. Я от него не ожидал, чтобы он мог так посоветовать родной дочери! Ведь это прямо жуть, какие у тебя окружающие! А я ведь бессилен тебе помочь, отгородить тебя от них. Но я надеюсь на твою самостоятельность, поменьше встречайся с ними, а живи ожиданием и моими письмами. А у Сени и Маруси, я тебя прошу, никогда больше не быть в гостях. Меня в ужас бросает, что если тебе придется остаться с ним наедине!

Ну ничего, миленькая, уже позавчера прошли 2 месяца, пошел третий, остались еще 21. Пустяки ведь? Мы не заметим, как они пробегут.

Раиночка, я не успел еще выразить все свои мысли, а уже должен заканчивать.

Завтра напишу следующее.

Целую крепко, крепко, крепко.

Твой Маркс

Привет маме и всем на твое усмотрение.

Марк – Рае

21/XII-<19>40

Раиночка, любимая, хорошенькая моя!

Второй день почему-то нет от тебя письма. Неужели ты обижаешься или еще какая-то причина? Но ведь не моя вина, когда ты не получаешь писем. Ты знаешь, что у нас сейчас очень строго, и нет ни одной минуты свободного времени, а особенно в эти дни, когда мы в целом получили плохую оценку на учениях. Все начальство от нас ни на секунду не отходит, следит, чтобы мы не занимались посторонними делами, и приказывает писать только по выходным, но и те бывают почти целый день заняты работой.

Раиночка, последние 4 дня у нас сильные ветры с дождем. Знаешь, как досталось на учениях. Приказывали ложиться в лужи куда попало. И спали последние дни не больше 2–3 часов.

Миленькая, твой перевод денег у меня все лежит, и не знаю, когда получу деньги. В город не пускают. У многих забрали извещения, и уже прошла вторая неделя, а денег все не привезли. Я думаю, когда получу от тебя телеграмму, и меня отпустят тебе ответить, тогда и получу их.

Раиночка, хорошенькая моя, возможно, это письмо тебя застанет уже в больнице. Опять тебя прошу не волноваться, если когда-либо нет от меня письма. Даже если я не пишу, я все равно думаю о тебе и буду стараться тебя обрадовать хотя бы несколькими словами, чтобы ты была спокойна.

Миленькая, я тебе скоро позвоню, как только узнаю, что ты уже вернулась из больницы домой, и мы хоть немного услышим друг друга. Ведь я уже два месяца не слышал твоего голоса!

Раиночка, я тебе все время пишу, торопясь. Еще ни разу не было, чтобы я мог спокойно сидеть или лежать на койке и писать, обдумывая каждое слово. Вот сейчас пишу и боюсь, что командир увидит, что я пишу во время самоподготовки, когда каждый должен самостоятельно изучать то, что он слабо знает.

Я не сумел достать чернила, но, между прочим, карандашом писать удобней и быстрей. Миленькая, ты мне задавай побольше вопросов в своих письмах. На вопросы ведь легче отвечать, чем описывать свои мысли, особенно когда торопишься. У меня мыслей очень много, но я их быстро не могу излагать письменно. Вот когда мы, моя дорогая, встретимся, у меня скопилось столько мыслей, чтобы с тобой поделиться, и особенно ласк и любви! Я готов тебя удушить в объятиях! Я за себя не ручаюсь, но ведь ты не из пугливых. Но все равно увидишь, как будешь просить прекратить тебя целовать.

Миленькая моя, пока кончаю и умоляю не волноваться и быть уверенной во мне и, пожалуйста, никогда не злись.

Целую крепко, крепко.

Твой Маркс

Марк – Рае

22/XII-<19>40

Милая моя, любимая Раиночка!

Сегодня ночью во время несения вахты на посту в 4 часа утра приехала почта с продуктовой машиной. Мне наш почтарь передал письмо и отнес к моей постели посылку. Миленькая, мне очень хотелось курить, и я был уверен, что там имеются папиросы, а сходить открыть посылку не имел права. Также хотелось быстрей читать письмо, и я все же не стерпел и при помощи двух спичек прочел окончание. Ведь по окончанию я мог уже судить, какое письмо: если целуешь, значит, не очень сердишься.

Я так долго не получал писем, уже не знал, что думать. Раиночка, это письмо от 15/XII, и в нем ты пишешь, что и 14/XII написала, но я его, не знаю почему, не получил. А 11–12 неужели ты не писала? Милая, если я тебе когда-либо не напишу, то мне ведь простительно, а ты ведь должна писать ежедневно и даже по два письма в день. Это главное, что ты должна делать. Если бы у меня была такая возможность, клянусь, ты не успевала бы читать. А ты, моя дорогая, не хочешь мне писать. Вот когда родится наш долгожданный «дрыгалка», у тебя будет оправдание, что он тебе не давал писать. Но ты его заранее предупреди, чтобы он или она молчал(а), когда ты будешь мне писать, а иначе пусть на меня не обижается в будущем.

Ты пишешь, что у вас холодно, но и у нас не тепло, эти дни такой ветер с мелким дождем, что он пронизывает хуже холода, особенно когда стоишь на посту.

Миленькая, я очень доволен посылкой и всем в ней, только ты забыла одну важную для меня вещь – целлулоидные воротники. Ведь мне знаешь как часто приходится стирать. Немного были плохо уложены конверты, они пропитались маслом, но ничего, сойдут.

Любимая моя, насчет имени я ничего не мог подобрать для нашего мальчика, но во сне мне кажется, что будет девочка, и я также хочу девочку. Если тебе не нравится Эраст Маркович, то я согласен на все другие имена, за исключением «этих»…

Миленькая, ты говорила Жене, что у тебя тройня, все три сына. Я собственно не возражал бы (меня, наверное, отпустили бы к тебе), только без малейшего ущерба для твоего здоровья. Что, испугалась? Я не дождусь, когда уже узнаю результат нашей с тобой «способности»!

Миленькая, мне очень больно, что я его не увижу маленьким, не увижу, как ты его будешь впервые наряжать и как он будет это все «подмачивать». Зато, когда я приеду… Первым делом куплю большую лошадь и костюм наездника, очень красивый, которого еще нет ни у кого на свете. Верно ведь? Только смотри: ты должна все время его снимать в разных позах и посылать мне.

Раиночка дорогая, ты смотри не простудись, ведь тебе нельзя болеть. Раиночка, я тебе еще посылаю в своем самодельном конверте, жаль выбрасывать. Твоя бумага мне очень пригодилась, но это уже последние листики, нужно еще на будущее.

Раиночка дорогая, пока кончаю, хотел вчера тебе еще второе написать, но был назначен в суточный наряд, а сейчас подходит время опять заступать. Ну пока, до следующего завтра.

Целую крепко, крепко.

Твой Маркс

Привет маме, папе и всем остальным.

Марк – Рае

23/XII-<19>40

Пишу тебе, чтобы успеть к почте, во время 10-минутного перерыва после трех занятий. Видишь, миленькая, как я стараюсь, чтобы к тебе письма уходили ежедневно. Ты их должна получать ежедневно, но это, наверное, невозможно в наших условиях. Вот, например, сегодня нам вообще не приносили писем, почтарь говорит, что в полку их нет, и оттуда за ними не ездили. Видишь, какое отношение! Поэтому я получил твое письмо от 15/XII раньше, чем от 14/XII. Его, наверное, сегодня ночью получу вместе с другими письмами, если только ты писала ежедневно.

Раиночка, не забудь, что ты обязана в Новый год ровно в 12 часов сидеть и писать мне. Я тоже в это время буду писать тебе, и мы будем вместе думать друг о друге. Интересно, какие у нас будут мысли? Миленькая, возможно в это время у вас кто-нибудь будет в гостях. Все равно ты обязана мне писать, не обращая на них внимания. Попытайся быть одна по возможности, и если ты будешь в постели, то также ничем посторонним не занимайся.

Раиночка, родная моя, пока кончаю. Не обижайся, что пишу на клочке, я не хочу, чтобы ты ждала от меня письма, а времени нет. Вечером напишу побольше.

Миленькая, если тебя это письмо застанет в больнице, быстрей давай телеграмму и подробно напиши обо всем.

Целую крепко, крепко.

Твой Маркс

Марк – Рае

24/XII-<19>40

Любимая моя, дорогая Раиночка! Уже два дня из полка не привозят писем.

Миленькая, разреши мне тебя поздравить с наступающим Новым Годом! Думаю, что это письмо как раз придет к 1 января 41-го года. Я желаю тебе от всей души побольше здоровья, ну а счастья… Хорошенькая моя, счастье для нас – это как можно быстрее встретиться, и другого счастья у нас не может быть в наступающем году. Верно ведь? И еще одно счастье – это наше будущее, наш дорогой деточка. Но это счастье булет только для тебя, а мне не придется его ощутить. Но не надо огорчаться, дорогая, наше счастье впереди. Еще один год, а следующий уже будем вместе и так его встретим, что не выразить словами, но тебе понятно, да?

Раиночка, миленькая, также передай от моего имени поздравление родителям, пожелай им счастья, много здоровья и долголетней старости, и всего, что они сами себе желают.

Моя дорогая, всего прошли 2 месяца и 6 дней, а кажется, что уже целая вечность прошла с момента моего отъезда из дома. Мне день кажется месяцем, а месяц годом. Особенно эти жуткие последние дни. И письма еще очень редко приходят, и целый день мучаюсь в догадках: Что с тобой, что ты делаешь каждую минуту? И мне даже немного обидно: ты пишешь, что дел у тебя нет никаких и ты тоже много думаешь обо мне, почему же вместо того, чтобы думать, не писать мне. Я же не знаю, о чем ты думаешь? Если бы я был бы так свободен, как ты, клянусь, я бы писал по 2–3 письма в день, и большие, большие. Для меня твои письма – это все мое существование.

Раиночка, моя хорошенькая, родная, не знаю, застанет ли тебя это письмо дома или в больнице. Я себе представляю, как тебе трудно одной без меня. Но ты знай, что хоть я далеко от тебя и абсолютно беспомощный, я каждую секунду думаю о тебе, и скоро пробежит это трудное время, и в будущем тебя ожидает счастье. И я буду вечно с тобой со своей искренней любовью. Я даже тебе, миленькая, не могу объяснить, какое блаженство тебя ожидает.

Раиночка, миленькая, сегодня перепробовал все в посылке, очень вкусные конфеты, и вообще все вкусное, я очень доволен. Но в будущем посылать не надо, это же лишняя трата, и я могу обходиться всем тем, что здесь дают. Люди же живут.

Раиночка, кончаю. Сегодня вечером начну писать новое и пошлю с завтрашней почтой. Ведь почта у нас уходит один раз в день. А конверты я сразу подписал 10 штук, чтобы их не могли украсть.

Целую тебя крепко, крепко.

Твой вечно Маркс

Всем привет.

Марк – Рае

25/XII-<19>40

Любимая моя, родная Раиночка!

Получил твои письма от 16 и 15/XII, а вчера опять не ездили за письмами. Возможно сегодня получу и за прошедшие дни. А я тебе пишу эти дни ежедневно.

Миленькая, как ты можешь писать мне, чтобы ты мне не писала, так как твои письма могут помешать мне в занятиях. Ведь твои письма – это все мое существование здесь. И если я еще не буду получать от тебя письма, то я совсем сойду с ума. Неужели тебе будет легко не писать мне? Что же тогда ты будешь делать и чем будешь заниматься, если не будешь писать мне? Никогда больше такие глупости не думай и пиши мне ежедневно и побольше, ведь тебе никто не может запретить или помешать писать. У меня другое дело, и все равно я тебе буду отвечать по возможности ежедневно. И на моих занятиях письма не отражаются. У меня будут те оценки, которые я захочу и которые мне нужны. Миленькая, у меня даже появляется подозрение, может быть ты чем-нибудь другим занята, более важным, и не можешь мне писать?

Раиночка дорогая, а относительно того, чтобы мне умышленно не вручали твои письма, никому не дано на это право. В полку, когда их сортируют, бывают случаи, что их перепутывают, смешивают номера подразделений, ведь у нас их очень много. Были случаи, что письма блуждают по месяцу, а потом приходят.

Раиночка, я тебе буду сообщать обо всех письмах, которые я написал родным и знакомым (не в то время, которое принадлежит тебе), а ты мне описывай все звонки, когда тебе звонил мужчина, и что ты им отвечала. А также заверь меня, что когда тебе будет скучно, ты не будешь сама звонить никому из мужчин.

Раиночка миленькая, мне еще непонятно, какие такие мужчины кругом «только и ждут», чего?

Читая твое последнее письмо, мне становится очень больно. В то время как я на учениях, преодолевая трудности на маневрах и все время думая о тебе, если от меня не будет писем, ты можешь со своей необдуманной горячностью и под влиянием глупых советов, натворить что-то непоправимое.

Миленькая, как бы мне сейчас хотелось увидеть твои глаза! Как больно быть так далеко от тебя!

Эти первые полтора месяца мне так было трудно без тебя, все время хотелось тебя, все время казалось, что скоро мы будем опять вместе. Сейчас я почти привык без физической жизни и заверяю тебя, что смогу себя сдержать до нашей встречи и чувствую в себе неограниченную силу воли, чтобы быть таким, как ты хочешь!

Раиночка, моя дорогая, но я также хочу, чтобы ты была такой, какой я хочу. И выбрось навсегда из головы эту пословицу «с волками жить, по-волчьи выть», и чтобы больше никогда ты с этими «волками» ничего общего не имела! И мы вместе обязаны быть такими. Ведь у нас с тобой и так много горя, которое нам нужно преодолеть, а уж тогда мы докажем этим людишкам. Верно ведь?

Миленькая, я хотел тебе еще о многом написать, но уже у меня разболелась голова, и время уже на исходе. Завтра постараюсь написать другое.

Не забудь же, дорогая, подробно ответить на это письмо, чтобы я был также уверен в тебе.

Крепко, крепко целую тебя.

Тебя любящий,

вечно твой Маркс

Привет родителям и всем родным на твое усмотрение.

P.S. Раиночка, конверты написаны чернилами, потому что я их сразу подписал 10 штук, а остальные спрятал, ведь они у нас дефицит, и так удобней.

Маркс

Марк – Рае

26/XII-<19>40

Дорогая моя, любимая Раиночка!

Сегодня получил два твоих письма за 18 и 19/XII. Давно я уже не получал больше одного письма в день. Похоже ты стала писать больше.

Миленькая, вот видишь, ты сама пишешь, что я очень часто предугадываю твои мысли и заранее отвечаю на твои вопросы, а ты, между прочим, не пишешь, что мне бы хотелось: ни разу не написала о своей верности. И наоборот, пишешь о какой-то разлуке, о том, что ты думаешь, «что случится что-то ужасное», «непоправимое». С моей стороны ничего подобного не может случиться, я в себе уверен. Значит, это может случиться с твоей стороны? Ведь ты мне ничего положительного, успокоительного не пишешь, а пишешь, что не знаешь, что тебе делать после «сердечных» разговоров с Исаем и Сеней. А я не знаю, что ты им ответила. Мне кажется, что ты мне не веришь, на что у тебя нет никаких оснований.

А вот еще твоя встреча с Б. Неужели ты с ним, действительно, только два слова сказала – ведь он же твой бывший хороший друг? Ты мне обязана описать весь ваш разговор, и не только с ним, а с каждым, и все звонки, если звонит кто-нибудь из мужчин.

Любимая моя, ведь я же верю твоим словам, ведь ты же обещала и, по-моему, не сможешь мне лгать, если будешь все описывать дословно.

Дорогая моя Раиночка, я вчера писал очень уставшим, и болела голова, поэтому не написал тебе про имя для мальчика. Феликс мне тоже нравится. Значит, есть выбор из двух: Феликс и Эраст, если лучшего не подберем. Но все же, моя дорогая, мне кажется, что у нас будет девочка, вот увидишь.

Дорогая моя, я тебе позвоню, предположительно, в один из выходных после родов, ведь у нас никого не отпускают, а те ребята, которые звонили, не из нашего взвода, соседи через 300 метров от нас.

Миленькая, бумаги для писем у меня нет!

Крепко, крепко целую.

Вечно твой Маркс

Марк – Рае

28/XII-<19>40

Любимая моя, родная Раиночка!

Вчера при всем моем сильном желании я тебе ответить не мог. Вчера я получил твое короткое письмецо, в котором ты обещала на следующий день написать подробно, а я почему-то сегодня ничего не получил. Миленькая, а у меня сегодня очень сильное предчувствие после сна, не знаю, сбудется или нет. Мне снилось, что я получил от тебя телеграмму, в которой ты меня поздравляешь с сыном, и я тороплюсь тебе ответить, но никак не добьюсь увольнительной в город. А далее все перепуталось. Почему-то я с нетерпением жду почты, которая должна прийти в 2 часа ночи и прошу себя разбудить. Но ведь сегодня нет письма, значит ты уже в больнице. Вот увидишь, что действительно будет мальчик!

Раиночка, хорошенькая моя, хотя ты мне и сочувствуешь, и советуешь, чтобы, когда я не могу, не писать тебе, а сама все равно будешь думать и переживать! А мне-то каково, когда ты переживаешь! Ведь ты мне дороже всего, и я все равно буду отвечать аккуратно, за исключением таких дней, как, например, вчера. У нас целый день была комиссия, и нам всем вместе с начальством досталось.

Миленькая, наверное, уже с уверенностью можно сказать, что это письмо тебя застанет в больнице. Я уже с нетерпением ожидаю, чтобы «это» быстрее совершилось. Когда ты будешь в силах, опиши мне все подробно и напиши, когда, приблизительно, ты будешь дома. Наверное, первые дни ты никуда не пойдешь, а я постараюсь в первый же выходной отпроситься на несколько часов и позвоню тебе домой.

Родная моя Раиночка! Мне очень обидно и трудно себе представить, как ты там будешь без меня. Вот если бы был у нас телевизор, и ты бы взглянула на меня!

Родная моя, кончаю из-за отсутствия бумаги. Еле выпросил эти два листа.

Крепко, крепко целую тебя.

Вечно твой Маркс

Посылаю в старом последнем самодельном конверте.

Всем привет.

Марк – Рае[13]13
  На обороте конверта – приписка Раи: «1-й день после рождения Жанночки. Он еще не знает о дочке. Ревность. Это в такое-то время! Так что же это, если не любовь?!»


[Закрыть]

29/XII-<19>40

Любимая моя, хорошенькая Раиночка!

Сегодня получил два твоих письма за 21 и 22/XII. За 9/ XII так и не получил.

Миленькая, письмо за 22/XII ты, по-моему, написала для своей «аккуратности»: мол ты мне пишешь ежедневно и являешься «аккуратной» женой. Но ведь не в этом суть наших писем! Еще интересный у тебя конец: когда ты получишь мое письмо, тогда ответишь подробнее, а сейчас, пишешь ты, у тебя нечего писать мне! Моя дорогая, я тебе уже много раз писал, что я тебя очень понимаю и сочувствую тебе, но в чем я могу тебе помочь, ну в чем? Ведь ты же в это время нашей разлуки обязана сама ориентироваться в жизни. Я тебе сочувствую, что ты не умеешь, но ты обязана!

Родная моя, а уж насчет нарядов последней моды, то ты рассуждаешь, как маленькая девочка. Ну зачем они тебе без меня? И сразу у меня появляется мысль: а что если бы у тебя была на это возможность, ты бы мне изменила в первый день нашей разлуки? Ну зачем все «кукушки» стараются одеваться по последней моде? Чтобы «многим» нравиться, верно ведь? Неужели и у тебя есть хоть малейшее желание кому-нибудь понравиться? Ответь мне обязательно.

Дорогая моя, еще чуть ли ни в каждом письме ты мне пишешь, что наше замечательное прошлое уже больше, как тебе кажется, невозможно, что уже больше ты меня не увидишь никогда. Ведь я же не на войне, и очень многие, почти все отбывают свой воинский долг и возвращаются к своим любимым. И я, моя любимая, возвращусь к тебе невредим и, наоборот, здоровее физически, худее, и буду таким, каким ты хотела, чтобы я был (я подразумеваю и то, что я похудею, и верность тебе, и все остальное). И никогда больше такие глупости не думай. Я ведь начинаю подозревать с другой стороны… Ты мне подробно напиши, откуда у тебя все время такие мысли? И с какими мужчинами ты до сих пор делишься мнениями о моей измене, и с какой целью они дают тебе такие «полезные» советы?

Раиночка, любимая, может быть тебе мои последние письма и не понравятся, но ты пойми, что я люблю тебя и мучаюсь, когда ты не права или слушаешь всякие глупости, не спросив моего мнения. А что если ты не мне, а им поверишь? Ведь своего личного мнения ты мне еще не написала.

Хорошенькая моя, мне Гамер или его семья нужны, чтобы они мне помогли найти комнату для вас когда-нибудь, допустим после лета. Они же хорошо знакомы с городом, и у них есть знакомые. Миленькая, ты, пожалуйста, больше не думай, что не сможешь приехать ко мне. Вот увидишь, ты приедешь и увидишь то, о чем ты мечтала: горы, море. На Кавказе много интересного, а что плохое, я тебе потом опишу, но ничего особенно страшного, чего ты и наш крошка не смогли бы перенести. Так что так и знай, что ты ко мне приедешь, а уж как дальше, это мое дело. Когда подойдет время, я тебе подробно напишу.

Раиночка, почему ты пишешь, что у тебя нет никаких целей в жизни? Знаешь, как это меня мучает. Неужели ты не веришь в наше замечательное будущее? Я все бы отдал, чтобы заставить тебя изменить свои взгляды и мысли о будущем, ведь они могут привести к нехорошему!!!

Завтра напишу свое мнение о «кукушке». Наверное, сегодня ночью я не получу от тебя письмо, ведь я получил два сразу.

Я бы тебе больше написал, но у меня кончается время. Ну пока, до завтра.

Крепко, крепко целую тебя и «нашего крошку».

Вечно твой Маркс

Всем привет.

Марк – Рае

31/XII-<19>40

Родная моя, любимая Раиночка!

Сегодня получил твои два письма от 23 и 24/XII. Я даже поражен аккуратностью почты, как бы не сглазить!

Раиночка, а мой последний сон не исполнился – телеграммы ведь я не получил, но он исполнится в будущем.

А теперь, как тебе не стыдно меня обвинять, что я считаю писать тебе за «принудительную работу». Ой! Ну что мне с тобой делать и как мне тебе внушить, чтобы ты меня понимала и больше так никогда не думала? Я всегда, моя дорогая, пишу с желанием и от всего сердца. Я бы тебе писал и по два письма в день, и нашел бы, что писать, если бы только было время и я был бы свободен. И пусть тебе больше не кажется, ясно?

Раиночка, дорогая, откуда ты взяла, что я писал по 8 страниц родным? Ведь это неправда. И кто тебе сказал, что я ездил с бухгалтером Колей и Димой в Лосинку после нашей женитьбы. Ведь это было летом 39 года, когда они купили веломашину. Мне просто было ни к чему тебе говорить такие мелочи.

Миленькая, я в карантине никаких конвертов не покупал, это еще из дома. Магазинов у нас нет и палаток тоже. Если нам нужны папиросы, то у нас есть на это закупщик, который нам покупает, так что деньги ты мне вышли. А насчет посылки особенно не беспокойся, ведь я же здесь не голодный и начинаю уже привыкать к красноармейской пище. А деньги мне нужны на папиросы, для вызова тебя к телефону, для мелкого ремонта часов, они почему-то у меня стали. Больше 30 рублей посылать не надо, ведь я еще получу 15/I-41 получку.

Миленькая, у нас последние дни такая плохая погода, хуже, чем в Москве, такой сильный ветер, прямо с ног валит, да еще дождь. Хотя еще вода ни разу не замерзала, до того промерзаешь, что еле выдерживаешь. Чудная какая-то природа.

Скоро уходит почта. Сегодня в 12 часов я буду писать другое письмо. Ведь мы вместе будем писать, верно ведь?

Ну пока, до вечера, а то опоздаю сегодня отправить.

Целую тебя крепко, крепко и нашего деточку. Я все-таки думаю, что он уже будет к этому времени.

Твой Маркс

Привет маме и папе.

Марк – Рае

31/XII-<19>40.

23-30 по московскому времени

Любимая моя, родная Раиночка!

Через час после того, когда я тебе отправил сегодняшнее письмо (ведь я хотел, чтобы оно сегодня ушло, потому что я вчера не писал тебе), мне вручили твою поздравительную телеграмму, еще посланную 28/XII, какое безобразие! Но уже я забыл про все, и сердце так сильно забилось от радости, ведь я уже папа, верно ведь, да?

Так обидно, что я в такое счастливое время должен находиться так далеко от тебя и от нашей Аллоньки! Когда я читал телеграмму, я даже забыл, где я нахожусь. Мне хотелось сразу бежать, но тут я пришел в себя и понял, что все бесполезно. Нужно терпение, чтобы ждать. А его у меня сейчас не хватает. Так сильно больно! Какая судьба безжалостная! Как хочется увидеть свою Аллочку, а увидеть не смогу… Но не надо, дорогая, грустить: и нам с тобой счастье улыбнется, верно?

Миленькая, не забудь мне описать все подробности родов, как ты себя чувствуешь, нет ли каких-то осложнений, как прошли роды, а главное, как твое здоровье? И какая наша бывшая «дрыгалка», на кого она похожа, какие глаза, нос, ротик, какие волосы, и все, все подробно. Не забудь все подробно описать!

Раиночка, вот видишь, как я предчувствовал: имени для мальчика и не понадобилось! Ну а будущему мальчику я имя сам обязательно придумаю.

Раиночка, любимая, еще не забудь описать, как начались схватки и как доставили тебя в родилку.

Любимая, завтра буду отпрашиваться в город, чтобы дать тебе ответную телеграмму, которую ты получишь намного раньше данного письма, как раз 1-го числа. Жаль только, что она застанет тебя в больнице, а не дома. А 5-го или в следующее воскресенье постараюсь тебе позвонить. Так что жди звонков по воскресеньям.

Дорогая моя, еще 6 минут, и старый год пройдет. Ну давай, будем его провожать (особенно блаженство первых 9,5 месяцев) и просить, чтобы быстрее прошел 41 год, и тогда останутся для нас с тобой пустяки, верно ведь?

Миленькая, я думаю, что ты в силах, и мы «вместе» сейчас сидим и провожаем старый год. Еще 30 секунд, 20, 10, ну вот, 1941 год настал. Что же 41-й грядущий нам готовит? Какие радости, печали? Как бы хотелось узнать за весь год! Трудно. Но не могу не вспомнить прошлый год в данную минуту. Я никогда не думал, моя родная, что мы следующий так будем встречать. И ты ведь не думала, верно?

Дорогая, мне так хотелось бы знать, о чем ты сейчас думаешь и что пишешь. И сразу даю себе сам ответ: ведь мысли то у нас одни, значит ты думаешь то же самое, возможно только по-разному пишем, верно ведь?

Моя родная, хорошенькая моя, ты лежишь, но ведь зато не одна, а с нашей дорогой Аллонькой. Тебе трудно, обидно, но не надо грустить, ведь мне еще трудней, но что поделаешь?

Миленькая, ты все время играй с Аллочкой. Жаль только, что она еще, наверное, ничего не понимает, а то ты ей бы про папу рассказывала, на фото показывала. Вот когда виноград поспеет, и вы к папе поедете, она уже начнет понимать, верно ведь? Напиши, когда.

Дорогая моя, ведь я уже папа, настоящий папа, а меня пока моя Аллочка не называет папой. Ты смотри, научи ее, чтобы, когда она и ты будете ехать ко мне, она уже говорила папа, конечно, только мне.

Любимая моя, только смотри теперь целиком не отдавайся нашей Аллочке, и про меня не забывай. Я уже буду ревновать к ней. Так ей, пожалуйста, все время и говори, что папа «ревнует», и когда я пишу папе, ты не мешай и не плачь. И скажи ей, чтобы она «усердно ждала», а позднее передавала от себя привет, так и приучи ее.

Раиночка, миленькая, когда ты пойдешь Аллочку регистрировать, то, по-моему, ее надо записать не 40-м, а в 41 году, и неплохо, если запишем 1-м января. Ведь этот день у нас исторический, и он вечно будет у нас большим праздником. А если записать в 40-м, то ей будут всегда прибавлять целый год, а фактически ей столько не будет. А также еще не забудь насчет обмена твоей фамилии. Ты узнай все, что нужно для этого, а справку я тебе вышлю. Пока у нас еще не делают их, не знаю почему, но ведь у тебя есть брачное свидетельство. А менять фамилию тебе обязательно нужно.

Любимая моя, время уже скоро час ночи, а по-бакински 2 часа, а со мной творится сам не знаю, что: мне так много тебе хочется написать. Хотя и трудно, но хочется вспоминать такое наше замечательное прошлое. Вот вспомнил, как раз в это время в прошлом году я купил тебе куклу, которая тебе понравилась, а потом мы пошли танцевать.

Ну ладно, давай лучше будем говорить о настоящем и будущем. 42-й год ведь последний, и для нас опять будет блаженство и вечное счастье, верно ведь, моя любимая? Как бы мне хотелось услышать твой ответ!

Миленькая, вот уж мы тогда устроим елку, разукрасим ее с тобой, и она будет исключительно красивая для Аллочки, а также для нас с тобой, а мы-то что? А вечер уж устроим как в прошлом году, а может быть и лучше.

Раиночка, хорошенькая моя, напиши мне, кто к тебе приходил в больницу, кто что приносил, а мама что тебе принесла? А как приехали домой? Не холодно вам? А Аллочка, наверное, плачет и папе не дает спать?

Миленькая, время уже скоро 3 часа по-нашему, у нас все уже спят, и мне уже несколько раз предлагали тушить свет. Их нельзя винить, ведь все усталые. А праздновать мы вообще не будем, и нет никакой разницы с обычным днем…

Дорогие мои, ведь вас уже двое, а я третий!

Целую вас крепко-крепко (а тебя больше). Как надоело целовать на бумаге, особенно сегодня!

Привет родным.

Твой Маркс

P.S. Миленькая, а с бумагой у меня плохо. На завтра нет ни листочка.

Марк – Рае

1/I-<19>41

Любимая моя, дорогая Раиночка!

Сегодня от тебя не получил письма, потому что даже за письмами вчера не ездили. Итак, миленькая моя, начинается новый год, с первого дня с неприятности. Я вчера целый вечер готовился, чтобы быть опрятным: вычистил ботинки, пришил чистый воротник, в общем, чтобы не могли ни к чему придраться, ведь перед городским отпуском проверяют опрятность. Мне мой непосредственный младший командир обещал походатайствовать, чтобы меня отпустили в город. Я ему рассказывал, зачем еду, и телеграмму показывал. Я еле дождался, пока окончился «скудный» завтрак, и пошел к командиру взвода за увольнительной. И представь себе, он мне отказывает и говорит: «Ваше личное для меня на последнем плане». Есть какой-то приказ с запрещением ухода кого-либо из части. Он даже не стал слушать, зачем мне нужно в город. Я не знал, что мне делать, у меня даже в глазах потемнело. Я обязан подчиниться, уйти и не разговаривать.

И вот сижу на своей койке и пишу тебе, моя любимая. Время уже час дня, ведь я еще успел бы тебя обрадовать ответной поздравительной телеграммой, к вечеру тебе бы ее вручили, но что делать? Уйти самовольно? Это еще два года тебя, дорогая, не видеть, тюрьма! Я и так почти как в ней!

Ты ведь, наверное, мучаешься, ждешь телеграмму, а ее не будет. Когда только ты получишь это письмо и узнаешь, почему не было телеграммы! Так я и пробуду все два года в этих «котлованах»! Черт знает, что делать, голова кружится, вроде я сутки занимался адским трудом. Делать ничего не могу, ведь я же ничего из себя не представляю, я никто и ничто, понимаешь, что это значит?

Ну вот, дорогая, любимая моя, хватит уже «такое» писать. У нас со вчерашнего полудня установилась замечательная солнечная, тихая погода, которой при мне еще не было. Вот бы, родная моя, сейчас бы мы могли вместе здесь по полю пройтись вместе с нашей любимой Аллочкой, и где-нибудь на зеленой траве присели бы… Ох, даже трудно такие слова писать. Как хочется увидеть Аллочку, а тебя еще сильней, вот бы телевизор!

Миленькая, ну вот сейчас кончу писать, ведь почта скоро уйдет. Если сегодня нас ничего не заставят делать, то я тебе после обеда другое напишу. Ведь делать нечего, а такого товарища, с которым можно было бы поделиться, нет. Был один аид, но его забрали в полковую школу, придется бедняге 3 года отбывать.