Текст книги "Нет мира в конном мире. Часть 1. Вход"

Пригодились и знания, и жизненный опыт, и умение ладить с людьми. Будучи человеком «с улицы», без рекомендаций и протекций, через три месяца я была фактически человеком номер три после двух учредителей бизнеса. Мне нравилась работа маркетолога, и я делала ее с огоньком и нескрываемым удовольствием. Однако мой бурный карьерный рост пришелся явно не по вкусу мужу. Сама того не желая, я обошла его в бизнесе. Солидная должность, неплохая зарплата и практически безграничное доверие руководства. Несмотря на это, в семье у меня был, по выражению мужа, « номер шестнадцатый». Мое мнение не учитывалось, да и деньги муж отбирал в день зарплаты и составлял семейный бюджет по своему усмотрению. В основном, на себя, любимого.

– Рыбкам деньги не нужны, – говорил он. – И птичкам тоже!

Терпеть это было тяжело и обидно. Обстановка в семье накалялась, и мне нужно было срочно найти какую-то отдушину. Мне опять приснился ангел Рафаил. Он молчал, но в руках у него были какие-то ремешки и железки. Да это же уздечка! Верное решение было найдено! Я займусь верховой ездой по выходным! Я нашла конный прокат совсем рядом с домом, в Стрельне.

Что такое прокат? Это такое место, где каждый человек может заплатить деньги и покататься верхом. Впрочем, профессионалы не говорят «кататься». Они говорят «ездить». В одно прекрасное утро я надела штаны без внутренних швов, старые сапоги, перчатки, взяла сухари и морковку и поехала на электричке в Стрельну. Где-то слышала, что там был конный прокат. Где конкретно – не знала, но добрые люди подсказали. Здание конного проката выглядело ужасающе ветхим, но оттуда доносился самый прекрасный на свете запах – лошадей! Любезная барышня Юля спросила, ездила ли я раньше верхом. Я гордо ответила – да! Мне дали рыжую в белых носочках буденовскую кобылу по кличке Даурия и поставили в «смену».

Что такое смена? Это когда на манеже несколько всадников едут друг за другом, соблюдая дистанцию и по команде тренера делают перемену аллюров, остановки, смену направления, то есть отрабатывают простейшие навыки управления лошадью. По хорошему, в первый раз человека надо посадить на лошадь, бегущую по маленькому кругу на корде – на веревке, чтобы в случае чего контролировать ситуацию и отработать начальные навыки управления лошадью. Я обошлась без корды и отъездила всю смену, ни разу не упав. Манежик крошечный, бывшая танцплощадка с колоннами, которые следовало аккуратно объезжать.

Хитрые прокатные лошади сразу понимали, кто сидит сверху и норовили зацепить колонны коленками «чайников», которые ими управляли. По счастью, Даурия оказалась честной лошадью, и подобных проблем у меня не возникло. Зато старенькое полуразвалившееся седло, из которого торчали плохо заколоченные гвозди, причиняло боль при каждом темпе. Скажу сразу: ездить шагом очень легко. Когда человек проехался на лошади шагом, он горд и счастлив, но когда происходит ускорение аллюра, уверенность новичка проходит. Когда лошадь переходит в рысь, вас начинает подбрасывать. Усидеть на ней сразу становится трудноватою Поэтому в седле принято «облегчаться», что означает вставать и приседать на стременах. Таким образом, всадник меньше устает. Такая езда называется «строевой». Пять-семь минут рыси, снова шаг, потом опять рысь, шаг и потом три минутки галопа, потом несколько кругов рыси и снова шаг.

Вот и вся тренировка. Галопом я не поехала в первый раз – было страшно. Въехала в центр манежа и наблюдала, как галопируют более опытные «чайники». Тренировка закончилась. Я благодарно похлопала Даурию и «отдала ей повод» – позволила лошади вытянуть шею. Рыжая лошадка получила свои лакомства и осталась ждать следующих прокатчиков, а я, потирая изрядно измученные конечности, поплелась домой. Как же у меня все ныло и болело! Эти сорок пять минут в смене были, наверное, самым тяжелым физическим испытанием в моей жизни. Хотя нет, восхождение на гору Моисея на Синае было круче! Весь фокус в том, что при верховой езде задействованы те мышцы, которые мы не используем в обычной жизни. Более того, до тех пор, пока эти мышцы, а именно бедро внутри, не накачаются, ты и не сядешь как следует на лошадь. Вопреки расхожему мнению, ноги от верховой езды не кривятся. Растягиваются связки, и нога как бы ложится по боку лошади. Носок вверх, пятка вниз. Это основа основ и залог крепкой и устойчивой посадки. Поэтому на первых занятиях мучительно накачиваются мышцы и больно растягиваются связки. У детей это происходит быстрее, а у меня, взрослой женщины, конечно, были определенные проблемы. Я называла это «чувственная походка» – долгое время после тренировки ощущаешь под собой лошадь.

Когда вечером я пришла домой, разговоры мои вертелись только вокруг лошадей. Я могла говорить лишь о том, как здорово прошла тренировка. Филиппенко был весьма заинтригован и на следующий раз потащился за мной в манеж. И лошади его на какое-то время увлекли. Статус всадника давал явное преимущество перед окружающими, а он был лев, царь зверей. Стремление к популярности было для него естественно. Мир в семье, хоть не на долго, но воцарился. Мы оба заполнились до отказа новыми впечатлениями, и скандалы в нашей семье прекратились. Мне опять стало легко и комфортно. Жизнь прекрасна!

К несчастью, Даурия оказалась очень тряской, но я этого не знала и отмучилась на ней три тренировки подряд. Девушка Юля наблюдала, как лязгают мои зубы и любезно предложила пересесть на светло-рыжую Викторину, или Викусю, как любовно называли ее прокатчики. Вика оказалась беспородной страхолюдиной, но идеально мягкой и удобной для всадника. На Викторине я сделала первый свой галоп.

Потом появились Кристина, Дукат, Анжар. Караковая Кристина состояла из двух половинок – точеная породная голова с шеей и грубое тяжеловозное туловище, будто приставленное от другой лошади. Крис-тина. Голова Крис и туловище Тина. Она была помесью благородной тракененской и рабочей торийской пород. Поэтому и вышла такая нелепица. Изначально Кристина находилась в частных руках и даже пробовала свои силы в конкуре, но физические данные не позволили ей показать достойных результатов, и хозяйка отдала ее в прокат.

Прокат – самое страшное, что может ожидать лошадь. Фактически она становится снарядом для обучения новичков. Люди разной комплекции и координации дергают ее за рот, плюхаются в седло, дают противоречивые и абсурдные для лошади команды. И так три-четыре часа в день. Иногда больше, если хозяева проката совсем уже бессовестные люди. Стрельнинская конюшня следила за нагрузкой на лошадей, и больше четырех часов никто не бегал. В жару их протирали мокрыми тряпочками, неплохо кормили и вообще стремились создать прокатным лошадям человеческие условия. Но с другой стороны, кто-то же должен делать эту тяжелую и неприятную работу. Всадниками не рождаются, ими становятся. Прокатные лошади терпеливо учили нас верховой езде, за что им огромное спасибо!

Конский век короче нашего в четыре раза, поэтому, когда я пишу эти строки, никого из моих первых прокатных лошадей уже нет в живых. Слава Богу, если они избежали участи мясокомбината. Надеюсь, они умерли своей смертью от старости. Когда-то выдающихся лошадей хоронили стоя, в попоне и уздечке… Могилы царских лошадей до сих пор сохранились. А вообще, лучше никогда не видеть, как умирает твой конь, которого ты вынянчил и вылюбил, как вылетает его последний вздох, как закрываются глаза, а зубы обнажаются в жуткой улыбке.

Но тогда темная сторона конного мира была мне неведома. Лошади приносили только радость и положительные эмоции. Даже если у этих лошадей имелись серьезные недостатки. Анжар – старый цирковой конь, орловский рысак, совершенно белый от седины, он умел просить сахарок ножкой и обладал вредной и опасной привычкой вставать на «свечки» или на дыбы. Опасно это потому, что неопытный новичок может сместить центр тяжести лошади, и конь опрокинется на спину, придавив собою всадника. Остаться целым и невредимым после такого падения невозможно. Анжар бегал в прокате под неопытными новичками, и от «свечек» его отучали как могли. Пару раз он рванулся и подо мной, но его вовремя остановили бдительные инструкторы. Самым красивым и самым вредным из этой троицы оказался Дукат. Очень похожий на моего Ваньку из детства, караковый или вороной с желтыми подпалинами кабардос (лошадь кабардинской породы) – красивый, но злой и коварный. Настоящий горец. Он попал в прокат из табуна из-под Краснодара.

Два раза я падала с Дуката так, что искры сыпались из глаз. Один раз он уронил меня на спекшуюся землю возле еще не отреставрированного Константиновского дворца. Со сбившимся от удара о землю дыханием я лежала и видела, как со счастливым ржанием Дукат скачет в направлении залива, радостно сообщая всем о том, что избавился от докучливой ноши. Встревоженная Юля нарезала вокруг меня круги с криками: «Аля, вы живы?» Меня подняли, проверили конечности. Защитный пенопластовый шлем, обтянутый черным бархатом, от удара раскололся, но спас мою умную голову. Поясница, которой я «треснулась», дико болела. Меня пересадили на спокойную Викторину, и мы медленно вернулись в манеж.

Дукат любил волю и ненавидел прокат и прокатчиков. Он смирно бегал в смене за хвостом предыдущей лошади, но на открытом воздухе вспоминал свое гордое прошлое и становился непредсказуем. Глаза его разгорались зеленым огнем, и он не терпел, когда его обгоняли. На воле Дукат должен был идти первым во что бы то ни стало! Второй раз Дукат «ссадил» меня на площадке. Мы делали галоп на конкурном поле, огороженном забором, состоящим из железных прутьев. Тренер Юра Осадченко велел мне «добавить хлыста» на подъеме в галоп. Я знала, что Дукат себе на уме и хлыста не терпит, но ослушаться тренера не посмела. Дукат заложил уши и мгновенно «подыграл», то есть подскочил на месте на четырех ногах или в просторечии «скозлил». Я катапультой вылетела из седла, и моя голова пролетела в сантиметрах от железных прутьев. На мгновение мне даже показалось, что что-то похожее на тугое крыло на миг подхватило мою голову и отодвинуло приземление в безопасное место.

В тот день у площадки дежурил в машине папа одной из девочек. Он перемахнул через забор, подбежал ко мне, помог подняться, проверил, все ли цело. Подбежал и тренер. Наклонился ко мне и обдал густым запахом перегара. В этот момент мне стало ясно, что за мою жизнь, когда я в седле, никто не несет никакой ответственности. Я отвечаю за себя сама, и никто больше!

В конном спорте часто спиваются. Начинается все чаще всего невинно. В Питере, в отличие от Москвы или Минска, никогда не было приличного конно-спортивного центра. Больших крытых манежей не существовало. Исклю– чением стал только Ленманеж, и тот небольшой, со столбами, которые приходилось объезжать. Был еще когда-то ипподром на улице Марата, но он сгорел. Восстанавливать рассадник азартной игры в тотализатор, чуждый советскому человеку, не стали, и на его месте построили Театр Юного зрителя. Притом все манежи кавалерийских полков прекрасно сохранились, правда, функционировали не по назначению. Прекрасные просторные манежи и конюшни заняты выставочными залами и музеями. А неприкаянные спортсмены-конники ездят на улице в любые морозы и греются водкой.

Со временем выпивка становилась привычкой, и человек медленно, но верно спивался. Конечно, лошади – тоже своего рода наркотик, но перед химической зависимостью организма от очередной дозы спиртного даже лошади бессильны. Юра тоже стал жертвой такого постоянного «сугрева». Он пил, потом завязывал на какое-то время, смотрел мутным взглядом на лошадей, трезвел, добивался даже каких-то спортивных успехов, бурно их отмечал и срывался опять. Я попала к нему в один из переходных периодов. Юра был маленький и сухонький, то ли потому, что спортивный, то ли давала уже о себе знать измученная печень.

Забегая вперед, скажу, что кончил он плохо. Умер Юра от почечной недостаточности в возрасте 46 лет, хотя последние два года не пил, имел собственнуюю лошадь и неплохо на ней выступал по большим высотам, то есть прыгал выше ста тридцати сантиметров.

Меня привезли в ближайшую «травму». Диагноз рентгенолога оказался неутешителен: перелом ключицы и отрыв какого-то там бугорка. Пришлось наложить гипс. Гипс был современным, и в нем можно было мыться, но сам жутко царапал кожу и мешал спать. Левая рука зафиксирована, все приходилось делать правой. Месяца два я страдала без лошадей и за лошадей. Но это была добровольная жертва, положенная на алтарь конного спорта.

Должна сказать, что вокруг каждого перспективного «чайника», а именно так именуют нас профессионалы, всегда начинают толочься некие «специалисты», которые принимаются раскручивать его на индивидуальные тренировки, на собственную лошадь, на дорогую амуницию, на оплату стартовых… да мало еще на что! А если этот человек еще и добрый и порядочный, то раскручивают из всех сил. Есть среди них люди, виртуозно владеющие гипнозом. Ибо ничем другим объяснить то, что со мной случилось вскоре, я не в состоянии.

Дама, явившаяся в нашу прокатную конюшню не в самый прекрасный день, именовалась Раиса Ивановна Хомутова. Вообще все люди, которые в этой истории сыграли определенную роль, имели «лошадиные» фамилии. Не в самый прекрасный, поскольку то, что случилось позже, мне пришлось расхлебывать еще двенадцать лет, а это срок! Хомутова – небольшого роста с голубыми глазами навыкате. Ходила в конных бриджах круглосуточно. «Профессионалы» всегда и везде ходят в конных бриджах, даже если гребут навоз. Так их легко можно опознать. Будьте осторожны! Говорила Хомутова очень убедительно и всегда во множественном лице. «Мы решили. Мы подумали» и т. д. При этом ногти на ее руках отличались хронической траурной каемкой. Но меня почему-то тогда это совершенно не смутило. Все прокатчики про Хомутову говорили не иначе, как с почтительным придыханием. Она занималась у самого Смыслова!

Учитывая, что Юра Осадченко как тренер и человек в моих глазах упал, его место неизбежно должен был занять другой авторитет. Раиса Ивановна поначалу взялась тренировать девушку Катю на коне, принадлежавшем Марине – хозяйке конюшни в Стрельне. Уж не помню кличку коня, но все звали его Веник. Небольшенький гнеденький конечек, породистый, но плохо выращенный, или на конном сленге «затянутый» – роста сто пятьдесят сантиметров, с узкой грудью, чахлым хвостом и неправильным поставом ног. Катя же, напротив, кавалерист-девица роста, можно сказать, гренадерского. Смотрелись Катя и Веник вдвоем довольно комично. Из последних силенок маленький Веник прыгал с огромной Катей на спине.

Венику дал путевку в жизнь некий Дядя Боря, который сказал: «гибкий, прыгать будет». Видимо, дядя Боря являлся еще более крутым специалистом, чем Хомутова, поскольку заслышав это, наша Раиса Ивановна как-то не на шутку оживилась и продолжила тренировать Катю с еще большим рвением. Поначалу занятия Кати и Веника в нашем крошечном круглом манежике вызывали массу интереса. К частным лошадям всегда повышенное внимание со стороны прокатчиков. У каждого из нас была мечта иметь свою лошадь. Чаще всего она так и оставалась мечтой, поскольку либо заедал быт, либо денег на такую «блажь» не находилось. Потом у Кати с Веником как-то не заладилось. На любительских соревнованиях по конкуру они заняли третье место от конца. Возмущаться начала хозяйка Веника, недовольная результатом, который показал конь. Катю с лошади сняли, и Хомутова тоже получила отставку.

Великому тренеру Хомутовой нужна была новая жертва, чтобы реализовать тренерский потенциал, и она взялась за меня. Понимание ситуации пришло позже, а сперва внимание тренера-профессионала мне, естественно, польстило. Раиса Ивановна подходила ко мне невзначай, поправляла руки-ноги, давала мелкие, но ценные советы. После очередной неразберихи в смене она выдала сакраментальную фразу:

– Пора, Алевтина, покупать собственную лошадь. Прокат есть прокат. К тому моменту я занималась верховой ездой уже год, зачастую по шесть часов в неделю, оставив в прокатной конюшне массу денег. При этом гарантий, что я буду ездить на лошади, которая мне подходит и нравится, у меня не было. Да и спортом на серьезном уровне на прокатном коне заниматься невозможно. А мне отчаянно хотелось спортивных побед. Нужна была собственная лошадь.

Как ни странно, Филиппенко идею поддержал. Его московский клиент являлся коневладельцем, и моему мужу захотелось встать с ним на один уровень. Вскоре мы начали ездить по конюшням и искать коня. Поначалу нам катастрофически не везло. Достойных кандидатов быстро раскупали, и стоили они дорого. Я чуть не купила вишнево-гнедую ганноверскую Филиппинку, но меня опередили девочки из соседнего клуба. Филиппинка досталась им.

Поскольку всадником я была неопытным, лошадь мне требовалась спокойная, адекватная и хорошо выезженная, чтобы научить меня премудростям верховой езды. И самое главное, это должна быть лошадь, готовая сотрудничать со всадником. Мышцы, необходимые для верховой езды, у меня накачались, но в седле я себя чувствовала еще неуверенно. История с Дукатом показала, что я не хочу бороться с лошадью, а хочу равных с ней отношений, своего рода дружбы. Оживленные споры вызвал пол предполагаемой лошади.

Вариантов было два – кобыла или мерин, то есть кастрированный жеребец. Кобылы, как все женщины, существа капризные, особенно в момент «охоты», то есть в тот период, когда кобыла готова к спариванию. Это серьезный минус. Зато мерины, как лошади, лишенные определенной радости жизни – как правило, существа равнодушные. Это тоже плохо.

Кандидатура жеребца на должность моей первой лошади не рассматривалась по вполне определенной причине. Жеребец – мужик, у которого женщины всегда будут на первом месте. Если жеребец побежит «жениться», то справиться с ним будет крайне сложно. Результатом самопроизвольного спаривания лошадей в манеже могут стать серьезные травмы всадников. Это было ясно даже мне. Еще мне хотелось, чтобы лошадь была крупная, поскольку я и сама не маленькая и не худенькая. Необходимо, чтобы пара лошадь-всадник смотрелась гармонично. Я бредила выездкой и мечтала о лаврах Елены Кочетковой, которая, как оказалось, и была той самой «теткой», которая так грубо прервала мой сказочный полет в возрасте четырех лет. И та лошадь, на которой я сидела, действительно был Пепел, олимпийский чемпион.

Что касается породы будущей лошади, тут сомнений не было. Я хотела тракена. То есть лошадь тракененской породы. Хочется сказать об этой породе несколько слов, поскольку ее история весьма интересна. Это одна из древнейших заводских пород, и ее история насчитывает более 300 лет. Древнее только арабская, ахал-текинская и английская скаковая, она же чистокровная верховая. Родина тракенов – конный завод «Тракенен» в Восточной Пруссии, это на территории нынешнего Калининграда. Английских и арабских жеребцов скрещивали с местными прусскими кобылами, добиваясь выведения крупной, добронравной и красивой лошади для нужд немецкой кавалерии. Перед Второй мировой войной это была одна из лучших пород для конного спорта, хотя и уступала в красоте нашей орлово-растопчинской.

Граф Орлов сыграл огромную роль в российском коннозаводстве, и он вывел не только орловского рысака, который известен, без сомнения, даже людям, от лошадей далеким. Совместно с графом Растопчиным Алексей Орлов заложил основы замечательной русской верховой породы. Лебединая шея, маленькая сухая голова с красивыми большими глазами, высокий рост, стройные сухие ноги с высокими копытами, только темные масти – вороная или темного-гнедая без отметин, – таковы были основные черты представителей этой замечательной породы. Характерного «растопчинца» можно увидеть на картине Брюллова «Всадница», на «растопчинце» сидит император Николай l на памятнике рядом с Исаакием, да и Клодту для скульптур на Аничковом мосту тоже позировали «растопчинцы».

Эта лошадь – грациозное чудо, горячее, но при этом хорошо управляемое и кроткое, как ребенок. Известно, что граф Орлов браковал дурноезжих лошадей и на племя их не пускал. Орлово-растопчинская лошадь – лошадь офицера или его супруги, предмет гордости своих владельцев, ожившая скульптура или картина. Наше национальное достояние.

Перед войной почти все поголовье орлово-растопчинской породы, оставшееся после ужаса Гражданской войны, было сосредоточено на Украине. Лошади попали в зону оккупации. Так мы лишились орлово-растопчинской породы. Маршал Буденный – большой знаток и любитель лошадей, решил поквитаться с немцами, экспроприировав Тракененский конный завод. Ценные матки с жеребятами и часть племенных жеребцов были эвакуированы немцами, но значительная часть поголовья завода досталась русским войскам. Трофейные лошади отправились в Ростов, в Сальские степи. Часть табуна конного завода «Тракенер» не выдержала долгого перегона, часть – не смогла акклиматизироваться в России. Но выжившие дали потомство, и СССР получил некоторую компенсацию утраченным в годы войны растопчинцам.

Тракенов активно использовали в классическом спорте, и практически все крупные олимпийские и европейские победы были одержаны советскими спортсменами на лошадях именно этой породы. Ихор Ивана Кизилова и этот самый Пепел Елены Кочетковой были у всех на слуху. Эта черная лошадь и сердитая «тетя» и заразили меня болезнью, под названием «лошади».

История моего дебюта в седле быстро распространилась среди прокатчиков. Раиса Ивановна Хомутова дала мне кличку «позолоченная попа». Хомутова тем временем втерлась в доверие не только ко мне, но и к моему мужу, сыграв, в первую очередь, на гигантском его самолюбии и тщеславии. Небольшого роста, физически крепкий и хорошо скоординированный, мой супруг был буквально создан для верховой езды, но ему не хватало терпения и упорства.

Филиппенко вообще все давалось очень легко. Он рьяно брался за новое дело, добивался невиданных успехов и быстро терял все завоеванное. В основном благодаря своему скверному характеру. Хомутова методично «кормила» нас байками о том, что конный спорт – самый демократичный. Дескать, можно начать в любом возрасте и добиться умопомрачительных побед. Нужно только найти правильную лошадь. В пример приводилась Лиз Хартель, которая переболела полиомиелитом и всю жизнь хромала. Конным спортом Лиз начала заниматься после тридцати, но смогла выиграть Олимпийские игры. Какой пример для подражания!

А вот Елене Кочетковой от Хомутовой частенько доставалось. По ее словам, Кочеткова была лишь хорошим демонстратором. Готовили Пепла к Большому призу совсем другие люди, но у Кочетковой был папа – министр сельского хозяйства СССР, поэтому она и получила Пепла, который позволил ей стремительно ворваться в мировую конную элиту. Принижение достоинств заслуженной всадницы явно давало Хомутовой уверенности в себе. Нужная лошадь все никак не находилась. Одна была слишком маленькая и хрупкая, другая не подходила по здоровью, третья – слишком молодая и неопытная, четвертая обладала дурными привычками, пятая от рождения оказалась непригодной к выездке. А я уже считала добытые розетки с лентами в своих мечтах! Пятая была настолько горяча и не управляема, что сидеть на ней было просто страшно. Второго Дуката мне не хотелось.

Для тех, кто не в курсе, расскажу, что такое выездка или высшая школа верховой езды. Изначально это один из военных навыков лошади. Для того, чтобы всаднику– воину удобно было наносить удары сверху по врагу, лошадь должна была идеально слушаться седока, уметь разворачиваться на месте, идти назад, вставать на дыбы и многое другое. Такие элементы выездки, как пируэт, осаживание и лансада имели чисто практическое назначение – развернуться, подобраться к врагу и встать так, чтобы всаднику было удобно колоть-рубить врага. Со временем выездка превратилась в развлечение офицеров, а потом и совсем перешла исключительно в область спорта.

Лошадь для выездки должна выглядеть своеобразной лошадиной супермоделью. Она обязана быть правильного сложения, иметь длинную шею с удлиненным затылком, небольшую голову. Ее движения должны быть правильными и свободными. Выездковая лошадь парит, едва касаясь земли, буквально пожирая ногами пространство. Тогда лошадь «судится», то есть получает у судей высокие баллы. Выездка так же необъективна, как бальные танцы или фигурное катание. Идеальная масть для выездки – вороная, желательно без отметин. Тогда она сочетается с черным фраком и цилиндром всадника и смотрится гармонично и монументально. Впрочем, спортсмены ездят и на гнедых лошадях, и даже на рыжих и серых, но картинка получается уже другая. Менее четкая.

Хомутова смаковала каждую отсмотренную лошадь и пускалась в длительные и пространные объяснения, по– чему именно эта лошадь нам с Филиппенко не подходит. Я уже начала терять терпение, но услышала от тренера, что хорошие лошади достаются тому, кто умеет ждать. Лошадь для меня неожиданно нашла Катя, та самая, что ездила на Венике. После того, как с Веника ее сняли, было решено, что «Алька купит большую лошадку и Катя будет на ней заниматься спортом». Конечно, Катька хотела прыгать, но для начала ее большой спортивной карьеры выездка тоже сгодится. Алькины интересы в расчет не брались. Зачем? Алька – денежный мешок. Итак, присмотренный Катькой для себя, любимой, конь семи лет, караковый без отметин, тракененской породы звался Хуторок. Катя увидела его на соревнованиях по выездке и вызнала, что хозяйка готова Хуторка продать. Мне показали плохого качества видеозапись, на которой я вообще мало что рассмотрела. Требовалось ехать в Гатчину, в клуб «Верхний парк».

Смотреть коня надо было быстро, поскольку хорошие лошади мгновенно продавались. В ближайшую же субботу мы с мужем, подхватив по дороге Хомутову и Катю, поехали в Гатчину смотреть коня. Навстречу нам вышла большая женщина. Если сложить вместе меня, Хомутову и, может быть, еще хватило бы места для Филиппенко, вышла бы одна Анфиса. Меня, конечно, предупредили, что Анфиса – женщина крупная, но «коня под ней видно», то есть Хуторок – лошадь большая и солидная, и даже крупная Анфиса не смогла затмить его собою…

На соревнованиях Анфиса заняла семнадцатое место из восемнадцати участников. Катя рассказала, что Анфиса очень жестко выезжала Хуторка, а на соревнованиях хлыстом ни-ни, вот Хуторок и отомстил хозяйке и не выполнил нужные элементы. Сейчас-то я понимаю, что это чушь собачья, но тогда такое объяснение показалось мне вполне убедительным. – Мы хотим купить у вас лошадь, – смело сказала я. Анфиса смерила меня оценивающим взглядом и сперва вывела на корде небольшую серую кобылу. Кобыла была интересной лошадью хобби-класса, но решительно мне не подходила. Я поблагодарила Анфису за труды, похвалила серую кобылу, но твердо заявила, что меня интересует только Хуторок.

– Хуторок… – сказала кавалергард-Анфиса и завела кобылу в конюшню. Она отправилась чистить и седлать того, кто станет моей первой и самой большой любовью, моей гордостью, моей болью, моим САМЫМ КРАСИBЫМ КОНЕМ.