Текст книги "Сердце Ведьмы"

Дело было не в том, что она не доверяла Локи, а в том, что она лично знала, насколько убедительным может быть Один и на что он пойдёт, чтобы получить то, что хочет.

– Локи… покидая тело, я становлюсь частью всего сущего – всех миров и даже Иггдрасиля, Мирового Древа. Мне ведомо всё происходящее, и если бы я действительно хотела, могла бы постичь и то, чего никто не должен знать. – Она сделала эффектную паузу. – То, что ещё не произошло. Понимаешь, о чём я?

Локи выпрямился.

– В самом деле?

Ангербода кивнула.

– Такова природа сейда. Но, пожалуйста, не проси меня рассказать подробнее.

– Почему? – Мужчина озадаченно посмотрел на неё. – Неужели это так сложно?

– Нет, просто… Знание грядущего опасно, и оно… оно уже ввергало меня в неприятности. – Колдунья многозначительно посмотрела на него.

Локи поднял руки.

– Здесь мы с Одином расходимся во мнениях. Понимание будущего было бы слишком тяжёлым бременем для меня. Тот же контроль, но в другой форме. Спасибо, но нет.

Ангербода выдохнула с облегчением.

– Так ты действительно считаешь, что это Всеотец снова охотится за тобой? – уточнил он.

– На него это не похоже. Как, впрочем, и ни на кого другого, – покачала головой колдунья. – Но если это он, то мне точно известно, что ему нужно. Куда он хочет, чтобы я отправилась. Сложно объяснить…. Существует одно… место, столь бездонное и мрачное… Я не осмеливалась бывать там прежде, ибо таится в этой пропасти знание, что страшит меня. Что бы этот безликий голос в моих снах ни хотел заполучить, уверена, эти знания запретны. Для всех живущих.

Локи пожал плечами.

– Может быть, это всего лишь сны? Ты об этом не думала? Обычные ночные грёзы, которые ничего не значат и случаются у всех нормальных людей.

– Нет, это не обычные сновидения, я уверена. Я чувствую чужое воздействие – это как голос, зовущий меня, пока я сплю. И это происходит с тех пор… с тех пор, как я спасла Хель.

Локи скептически посмотрел на неё, но согласился:

– Тогда, возможно, это и правда Один. Во всяком случае, очень похоже на него. – Мужчина передёрнул плечами. – Он практикует сейд, хотя это женская магия, и никто и слова не скажет. Но стоило мне породить одну-единственную восьминогую лошадь, и сплетням нет конца.

– Об этом по-прежнему толкуют?

– Надо признать, что история и правда хороша, – заметил Локи.

– Да, и ты в ней главный герой. Асы по-прежнему не доверяют тебе?

Мужчина пожал плечами.

– Не могу сказать, что виню их.

– То, что ты возвращаешься туда снова и снова, ничем хорошим не закончится. И ты это знаешь.

– Я связан с Одином кровными узами. Я не могу просто взять и уйти. А все мои проделки – это единственный способ не умереть там от скуки. Вот почему они не любят меня.

– У тебя есть место, где тебя любят. Разве этого недостаточно?

Он бросил на неё непроницаемый взгляд, поцеловал в висок и крепко прижал к себе.

– Как долго, по-твоему, это продлится?

– Продлится что?

– Текущий порядок вещей.

Ангербода отпрянула и уставилась на него.

– Ты о нашем браке?

– Я о том, что начинаю думать: ты была права. По поводу безопасности Хель. И твоей собственной.

– Я скрыла это место заклинанием, – напомнила ведьма. – Мы в полной безопасности. Не нужно использовать это как оправдание. Что на тебя вообще нашло?

– Рано или поздно мне придётся вернуться в Асгард, – сказал Локи, и это прозвучало так, как будто ему вовсе не хотелось никуда уходить. Он посмотрел через плечо в пещеру, туда – Ангербода проследила за его взглядом, – где в груде мехов крепко спала их дочь.

– Тогда иди, – ответила женщина. – Меня это мало волнует. Но Хель наверняка будет скучать по тебе. Боюсь, что ей скоро надоест целыми днями видеть перед собой только меня.

– Очень в этом сомневаюсь. У тебя весьма интересное лицо.

– Можешь уйти прямо сейчас, если хочешь. Если, конечно, ты не предпочитаешь сидеть здесь и продолжать оскорблять меня.

– Не думал, что «интересное лицо» – это оскорбление.

– Возможно. Но прозвучало именно так. – Ангербода отстранилась от него, подтянула ноги и обняла свои колени. – Она красивая, эта твоя вторая жена?

– Да, – признался Локи. Он протянул руку и, прижав ладонь к её щеке, провёл большим пальцем по тёмной впадинке под глазом. – Как и ты. Несмотря на то что выглядишь так, будто не спала последние девять сотен лет.

– Я только что рассказала тебе о своих снах. Прибавь ещё к этому новорождённую дочь и такого мужа, как ты, – и удивляться не приходится.

– Ты и до этого спала нечасто – только если я достаточно тебя утомлял.

Она закатила глаза и отодвинулась от его руки.

– Ты наблюдала за тем, как я сплю? – поинтересовался Локи.

– Только когда мне было совсем скучно.

Он провел рукой по волосам и, подначивая, бросил на неё озорной взгляд.

– Это потому, что я такой красивый, да?

– О да, – подтвердила она. – Ты определённо великолепен. Просто глаз не отвести.

– Я так влияю на людей, – сказал он напыщенно. – Это мой дар и моё проклятие.

– Мне кажется, ты сменил тему.

Локи вздохнул.

– Сигюн – хорошая женщина и преданная. Но ты более… степенная.

Ангербода подняла брови.

– Считаешь, во мне есть степенность?

– Безусловно. Это качество одним из первых вызвало мой к тебе интерес, Железная Ведьма Ангербода.

Он бросил на неё странный взгляд, когда она поморщилась, услышав это прозвище.

– Ты… никогда по-настоящему не думаешь о себе, не так ли?

– А нужно?

– Возможно. – Локи сидел так же, как она сейчас: обхватив руками колени. – Я, например, часто думаю о себе. Но это потому, что я часто себя не понимаю. Ни капли.

– Другие – тем более.

– Ты понимаешь.

– Навряд ли.

– Я бы поспорил с этим утверждением, но как-нибудь в другой раз. – Локи посмотрел в небо. – Когда родился мой сын, я думал, что во мне что-то изменится, что переменюсь я сам. Но этого не случилось. Проходили недели, но я… Я просто не чувствовал никакой связи с ребёнком. Сигюн очень расстраивалась по этому поводу, и мне было непросто выносить её разочарование. И тогда я ушёл.

Ангербода молча слушала.

– И за это время, – продолжал мужчина, по-прежнему не глядя ей в глаза, – я уже начал думать, что, может быть, со мной действительно что-то не так. Я и раньше знал, что отличаюсь от других, но, возможно, эта разница намного больше, чем все думают.

– Ты стал отцом, – сказала Ангербода. Правда, до этого он породил Слейпнира, но она сильно сомневалась, что муж питал какие-то нежные чувства к своему первенцу. – Это важное событие – тебе просто нужно время, чтобы приспособиться. Ты почувствуешь связь между вами, и всё будет хорошо. Изменения в жизни напугали тебя. Может быть, этот страх и помешал тебе сблизиться с сыном.

Локи усмехнулся при слове «страх», но потом задумался.

– Может, и так. Мне было очень тревожно возвращаться сюда, чтобы встретиться с нашим ребёнком. Я боялся, что посмотрю на неё и тоже ничего не почувствую. Не желал, чтобы и ты разочаровалась во мне. Мне не хочется, чтобы между нами что-то изменилось.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Ангербода сказала:

– Это потому, что я люблю тебя, а ты любишь меня. И хотя даже сейчас, когда я произношу эти слова, я страшусь их, но я знаю, что это самая что ни на есть правда. И ты тоже это знаешь.

Локи сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

– Ты не ошиблась. Но мне кажется, что боги не считают меня способным на такое чувство, как любовь. Как ты и сказала – они не доверяют мне. Может быть, это происходит потому, что я никогда ни с кем из них не говорил так, как с тобой сейчас, как я всегда разговариваю с тобой. Я словно постоянно нахожусь на сцене. Да что там… Вся моя жизнь – одна большая сцена.

– Ты не можешь всерьёз так считать, – запротестовала Ангербода, хоть, сказать по правде, и не была в этом уверена.

– Я показываю им только одну из своих масок, и это всё, что они знают обо мне и на основании чего судят. Мой образ, один из многих, и мои поступки, которые они… не одобряют. Мягко говоря.

– Разве я не видела всех твоих масок?

Он скривил губы в мрачной улыбке.

– Боюсь, что нет.

– Ну и ладно. Тем больше причин не принимать близко ни слова из того, что они болтают, – с чувством произнесла колдунья. – Разве я тебе этого не говорила?

Локи вздохнул.

– Как бы там ни было… В тот момент, когда я впервые увидел Хель, я понял, что вне зависимости от того, что про меня говорят, вероятно, и я могу дать начало чему-то действительно прекрасному. Она – живое тому подтверждение.

Ангербода долго не отвечала. Но в конце концов прошептала:

– Я чувствую то же самое.

Вскоре после этого он снова уехал, но ненадолго. У Ангербоды возникло впечатление, что Локи намеренно пропускает визит Скади. Её подруга теперь появлялась чаще, чем обычно, так как близилась зима и колдунье нужно было восполнить запасы. Она заверила Охотницу, что её муж проведёт предстоящий сезон холодов вместе с ними, – да и сама была уверена в этом, из-за Хель. С того дня, как Локи увидел свою дочь, он не пропадал больше чем на одну-две недели. А поскольку Ангербода в этом году не отправилась в высокогорья вместе со Скади, молодой отец мог приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, даже в самый разгар морозов, так как мог менять облик.

Так и происходило.

Однажды Локи вернулся с маленькой фигуркой волка, которую сам вырезал из дерева для Хель. Он мастерил не столь искусно, как управлялся со словами, но малышка тут же сунула подарок в рот и принялась обсасывать. А когда у неё начали появляться первые зубки, она стала ожесточённо жевать свою игрушку.

– У тебя никогда не возникало ощущения, что она как маленький взрослый? – спросил мужчина Ангербоду однажды ночью в начале зимы, когда они смотрели, как дочь спит.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила колдунья.

– Она всё время выглядит расстроенной. Как будто уже хочет быть независимой и злится, что никак не вырастет.

– Возможно, это нормально для детей. И для нашей малышки тоже.

– Ещё она перестала кусать тебя с тех пор, как в тот раз прокусила грудь до крови. И она плакала, будто извиняясь, что причинила тебе боль. Теперь она жуёт только волка, которого я сделал. Как будто понимает. И она не брыкается, когда ты мажешь ей ножки этой зелёной гадостью, – разве ребёнок может так замереть и не шевелиться?

К середине зимы Хель уже могла самостоятельно сидеть, как обнаружили её родители однажды ночью, после того как закончили заниматься любовью перед камином и, обернувшись, увидели дочь сидящей в куче мехов. Малышка смотрела на них так, словно они оба сошли с ума, в замешательстве вынув изо рта обслюнявленную фигурку волка. Локи и Ангербода переглянулись, а затем снова уставились на Хель, которая пробулькала что-то явно неодобрительное в их адрес.

К концу зимы девочка начала ползать, и теперь добрую половину времени родителям приходилось гоняться за ней по пещере. Выходя наружу, они приноровились носить её в перевязи, чтобы малышка не уползла и не потерялась в густом корявом подлеске, который, к удовольствию Ангербоды, этой весной снова был зеленее, чем в прошлом году.

Ближе к концу весны ведьма обнаружила, что снова в тягости, и на этот раз ей не пришлось ждать шести месяцев, чтобы поделиться новостью с Локи. Мужчина отреагировал на новость без особого энтузиазма, но она была слишком занята Хель, чтобы переживать об этом.

В начале лета Скади снова обратила внимание на беременность Ангербоды, несмотря на её всё ещё стройную фигуру, и поинтересовалась:

– Когда уже я смогу отрезать хозяйство твоему мужу и скормить его твоим козам?

– Я бы хотела произвести на свет ещё несколько ребятишек от него, – чопорно ответила колдунья, укладывая глиняные горшки с зельями в коробку. – После этого он весь в твоём распоряжении.

Скади посадила годовалую Хель к себе на колени.

– Нет, серьёзно, ты уверена, что не зачинаешь этих детей в гордом одиночестве?

– Он был здесь всю зиму.

– Докажи, – сказала Скади, как обычно подозрительная.

– Её первым словом было «папа», – сказала Ангербода, кивая на дочь. Хель при этом оживилась и посмотрела в сторону двери, а затем, казалось, была разочарована, когда Локи не вошел.

Охотница хмыкнула и, внезапно рассердившись, крепче прижала к себе девочку, потому что за время своих визитов очень её полюбила.

– Бедная малышка. Может быть, мне всё-таки стоит остаться здесь, пока он не приедет, а потом укоротить ему его мужские принадлежности? Как считаешь, крошка?

– Я бы предпочла, чтобы ты этого не делала. – Колдунья передала ей ящик с зельями. – Я знаю, каков он, так что всё в порядке. Нам и без него неплохо.

– Лучше б ты и правда зачала этого ребенка самостоятельно, – пробормотала Скади, неохотно меняя Хель на снадобья. – Одно дело – расти совсем без отца и не знать, чего тебе не хватает – в вашем случае не так уж и много. Но иметь такого, который появляется только по собственному желанию? И это при том, с каким нетерпением дочь ждёт его!

– Хель знает, что таков порядок вещей. У нас всё нормально.

Охотница встала и направилась к двери, потом остановилась и обернулась.

– Можешь пообещать мне кое-что?

– Смотря о чём идёт речь.

– Обещай мне, – осторожно произнесла Скади, – что ты не позволишь ему просто попользоваться тобой, а потом выбросить за ненадобностью.

Ангербода нахмурилась, и её сердце слегка дрогнуло от слов подруги; как оказалось, старые тревоги трудно изжить.

– Ты действительно считаешь, что я согласилась бы на такое к себе отношение?

– Сдаётся мне, что согласилась бы, потому что это уже происходит.

– Это не так, – ледяным тоном ответила ведьма. – Уж поверь.

Ётунша сердито покачала головой.

– Не хотела я затрагивать эту тему – как чувствовала, что это тебя разозлит. Но, быть может, тебе следует направить свой гнев на своего муженька, а не на меня?

– Это не он говорит мне всякие гадости, как Гёрд в день нашего знакомства и как ты сейчас.

– Но это он тобой крутит, если всё, что ты рассказываешь, – правда, – огрызнулась Скади. – Он действительно тебе муж или ты просто его очередное развлечение?

– Ты официально исчерпала мой лимит гостеприимства на сегодня, дорогая подруга, – холодно произнесла Ангербода и перехватила Хель поудобнее. – Ты понятия не имеешь, что у нас за отношения. Да и вообще, эти дела касаются мужа и жены, и никого больше.

– Эти дела становятся и моими, если под угрозой оказывается твоё благополучие, – выпалила Скади, а затем язвительно добавила: – «Дорогая подруга».

– Мое благополучие – в безопасности. А значит, тебе до него дела быть не должно.

– Ну что ж, тогда прошу прощения за беспокойство. Очевидно, мне не о чем было переживать. – Скади выпрямилась и продолжила деловым тоном: – Благодарю за тёплый приём. Я скоро вернусь с товарами, которые ты просила. Подготовь к тому времени побольше зелий.

И она вышла, хлопнув напоследок дверью.

Хель подняла глаза и одарила мать таким холодным взглядом, что Ангербода узнала в ней себя во время их предыдущего диалога со Скади.

– Ма-а, – заявила Хель. Это был звук, которому она научилась у коз, но каким-то образом ей удалось произнести его неодобрительно.

– Что? – спросила Ангербода, как будто защищаясь.

– Ма-а, ма-а, ма-а-а.

– Она перешла все границы!

Дочь сунула фигурку волка обратно в рот и больше ничего не сказала на эту тему. У колдуньи же возникло ощущение, что она только что проиграла спор младенцу, и, как ни странно, она даже не удивилась этому.

Что ж, в конце концов, это ребёнок Локи.

Только к середине осени отношения подруг снова наладились, и они перестали обмениваться исключительно вежливыми любезностями. Скади стала чаще приезжать с припасами для грядущей зимы и выглядела всё более обеспокоенной каждый раз, когда они встречались, пока Ангербода, наконец, не поинтересовалась, что её тревожит.

– Ты понесла весной, не так ли? – спросила Охотница.

– Да, ближе к лету. А что?

– Уверена, что дитя живо? Ты не сильно прибавила в весе за эти несколько месяцев.

– Я чувствую, как бьётся его сердце. Он жив.

– Значит, ты знаешь, что это мальчик?

Ангербода только пожала плечами.

Локи снова объявился в начале зимы, как раз перед первым сильным снегопадом, и выразил то же самое опасение, что и Скади. Однако вскоре он отвлёкся на Хель и больше не говорил об этом с женой.

К этому времени ведьма была полностью убеждена, что Хель понимает каждое сказанное ей слово. И когда дочь начала говорить, то стала делать это не случайными слогами, а сразу целыми предложениями – первым из которых, конечно, был вопрос о местонахождении её отца. Ангербоде пришлось ответить ей упрощённым объяснением об Асгарде и асах, на что Хель засунула фигурку волка обратно в рот и в буквальном смысле стала её жевать.

У колдуньи возникло ощущение, что девочка задала этот вопрос просто так, чтобы поддержать беседу, – до этого она постоянно разговаривала с дочерью, хоть и немного рассеянно, в основном из-за отсутствия других собеседников, так что Хель, несомненно, и так знала, где пропадает Локи. Но после того, как малышка спросила её напрямую, Ангербода начала говорить с Хель всё больше и больше, а та, со своей стороны, просто смотрела в ответ немигающим взглядом. Чувствовалось определенное удовлетворение в этом её молчании, как будто Хель была довольна, что мать разговаривает с ней как со взрослой.

Поведение девочки менялось всякий раз, когда приходил её отец: она тут же превращалась обратно в младенца, вопя и цепляясь за ноги Локи. Такое поведение сводило Ангербоду с ума, тем более что ей приходилось терпеть это всю зиму.

Впервые ей захотелось, чтобы муж просто ушёл.

– Она уже слишком большая для этой перевязи, – сказала колдунья Локи однажды, когда он таскал Хель по пещере без какой-либо причины, просто потому, что ему хотелось. – Она отказывалась в неё садиться с тех пор, как начала ходить.

– Со мной не отказывается – потому, что я ей больше нравлюсь. Верно, крошка?

Хель с энтузиазмом кивнула.

– Вот, пожалуйста.

Ангербода укоризненно посмотрела на дочь, но Хель лишь невинно поморгала и принялась жевать фигурку волка.

Малышка проводила столько времени с Локи, что стало казаться, будто их общение с матерью свелось к кормлению грудью, но и это теперь случалось всё реже и реже, так как Хель уже давно кушала то же самое, что и взрослые. А теперь девочка приноровилась и у отца клянчить еду во время обедов и ужинов.

– Прекрати баловать её этим, – однажды прикрикнула Ангербода на мужа, когда он направился к горшочку с мёдом, который она прятала в одном из сундуков. Она точно знала, что он задумал, потому что Хель как раз отказалась есть тушёного кролика – как часто делала, когда знала, что это сойдёт ей с рук. А если быть точным – когда из Асгарда приезжал Локи и привозил с собой свежие яблоки и овсяные лепёшки, купленные по дороге.

– Но ей нравится! – запротестовал Локи, снова садясь за стол и ставя глиняный горшочек с мёдом рядом со своей тарелкой. Он достал из сумки завёрнутые в льняную ткань лепёшки и бросил их в неглубокую деревянную миску для Хель. Сидящая рядом с ним на скамье дочь облизывалась и весело болтала своими маленькими омертвевшими ножками, наблюдая, как он поливает лакомство мёдом.

– Она не будет есть ничего другого, если ты будешь продолжать кормить её сладостями, – сказал Ангербода. – И после них она так возбуждается, что не может заснуть.

Хель искоса посмотрела на мать и принялась жевать кусочек яблока, который Локи отрезал для неё. Она с нетерпением ждала, когда отец приготовит для неё особый ужин, и её глазки расширились от восторга, когда тот наконец поставил миску перед ней. К тому времени, как она доела, её лицо, руки и всё тело были липкими от мёда.

– Послушай, ты что, совсем её не кормишь? – поддразнил Локи жену.

Позже именно Ангербоде пришлось смывать липкий мёд с визжащего ребёнка, который перевозбудился настолько, что начал синеть. Так уже случалось и раньше, когда Хель перенапрягалась подобным образом от проявления чересчур бурных эмоций – гнева или восторга, но она довольно быстро приходила в себя и не проявляла никаких других признаков болезни, так что ведьма не слишком переживала по этому поводу.

Однажды поздней зимней ночью, когда Локи уложил Хель в её маленькое меховое гнездышко на кровати – если он был с ними, то только ему позволялось укладывать её спать, – он подошёл к Ангербоде, которая сидела в кресле перед камином. Мужчина взгромоздился к ней на колени, как ребёнок, и очень удивился, когда она закатила глаза вместо того, чтобы подыграть ему, как обычно.

– Ты что, сердишься на меня? – уточнил он.

– Да.

– Из-за чего?

– Ты должен укладывать её, когда я говорю, что пора спать.

– Ах, и только?

– И только? Это очень важно!

– Она была бодрой!

– Она была бодрой потому, что ты всё время вился вокруг неё и раззадорил. У нас есть распорядок дня, а ты его рушишь. И не слушаешь, что я тебе говорю.

Голос Локи похолодел.

– Если бы я хотел, чтобы меня отчитывали, то вернулся бы в Асгард и провёл пять минут с любым из богов.

– Так возвращайся в свой Асгард, если для тебя нет особой разницы. Хотя я не понимаю, как такое вообще возможно, ведь Асгард – это центр мироздания, а Железный Лес – просто горстка полумёртвых деревьев на отшибе.

Он встал.

– Не устраивай мне сцен.

– Значит, всем остальным можно критиковать тебя, а мне нет?

– Именно так, – как ни в чём не бывало заявил Локи и улёгся обратно в постель рядом с Хель, явно не собираясь никуда уходить.

Ангербода ещё некоторое время молча негодовала, сидя в кресле, а затем погрузилась в беспокойный сон.

Женщина проснулась от того, что Локи отчаянно тряс её. Увидев выражение его лица, первым делом она спросила:

– Что-то с Хель?

Но муж указал вниз:

– Твоя сорочка вся мокрая.

Ангербода несколько мгновений смотрела на свои колени, прежде чем прошептать:

– Он же ещё такой маленький…

Но даже произнося это, она чувствовала схватки и удивлялась, как они не разбудили её раньше.

Медленно перебираясь с кресла на пол, колдунья слышала, как Локи что-то делает, хоть он и ступал бесшумно. Потом входная дверь открылась и закрылась, и она было задалась вопросом, ушел ли муж или всё ещё в пещере, но с внезапной ясностью обнаружила, что ей абсолютно всё равно, чем он занимается, – лишь бы не разбудил Хель! Это бы только ухудшило ситуацию, ведь если Ангербода не могла успокоиться сама, у неё не было никаких шансов успокоить ребёнка.

«В этот раз всё по-другому, – подумала она, с содроганием вспоминая то своё предыдущее пробуждение, когда начались преждевременные роды дочери. – Он всё ещё жив».

И он хочет выбраться наружу.

Оказалось, что Локи выходил на улицу за ведром снега, чтобы растопить его над огнём. Затем он принёс ворох тканей и одеял из одного из её сундуков. Должно быть, за это время, заполненное хлопотами, ему удалось взять себя в руки, и теперь её поразило его самообладание.

Мужчина подложил ей под спину одеяла, чтобы было удобнее откинуться, и они посмотрели друг на друга. Дыхание Ангербоды стало затруднённым, схватки – более интенсивными, и лицо Локи исказило сочувствие, пока он промокал её влажной тканью.

– Скорее всего, ему не выжить, – еле слышно прошептал муж, положив руку ей на живот. – Он, наверное, смог бы, если бы был побольше, но…

– Не произноси такое вслух, – огрызнулась колдунья. – Не сейчас. Дай мне лучше кусок ткани.

Локи подчинился и снова сел у её ног, подвернув платье до талии.

– Я просто пытаюсь смотреть на вещи реалистично. Не забывай, я был в твоём положении, хотя допускаю, что у лошади всё происходит не совсем так.

Он выдавил из себя улыбку, сжал её колени руками и перевёл взгляд вниз.

– Всё может закончиться раньше, чем ты думаешь. Ты уже тужишься?

Ангербода провела в родах почти целый день, прежде чем Хель наконец соизволила появиться, но она промолчала об этом, так как засунула в рот тряпку, чтобы приглушить крики.

Время от времени Локи бросал взгляд в глубь пещеры, чтобы убедиться, что дочь всё ещё спит, но затем снова переключал всё своё внимание на жену, гладил её и утешал как мог. Когда она вцепилась в его руки, царапая кожу ногтями, он не произнёс ни слова, даже не вздрогнул.

Через час у них родился второй ребёнок.

Ведьма поняла, что что-то не так, едва взглянув на выражение лица Локи. Мужчина поднял новорождённое существо – серого волчонка с закрытыми глазами, почти такого же размера, как Хель, когда она родилась, – то есть намного больше, чем обычный детёныш, рождённый волчицей.

– Он волк, – произнёс Локи очевидное, перерезая пуповину ножом. Затем он завернул новорождённого в одеяло, как будто не знал, что дальше делать, и дюжина разных эмоций промелькнула на его лице одна за другой.

Ангербода не стала вникать – она вытянула руки, глядя только на сына, и Локи протянул ей сверток медленным неловким движением. Теперь он выглядел уставшим, ошеломлённым и не таким собранным, как прежде. Молодая мать обтёрла щенка и поднесла его к груди, а тот издал тихий писк и сразу же стал есть.

– Ита-а-ак… – протянул Локи, глядя на них, и подвинулся, чтобы сесть рядом. – Ты не находишь это странным? Я вот нахожу. Почему он родился волком?

– Мы странные. Он странный. Тебя это расстраивает? – невозмутимо спросила Ангербода, не поднимая глаз.

– Ни в коем случае. Я просто… растерялся.

– Поверь, я растерялась не меньше, когда ты заявился сюда в виде кобылы и разродился восьминогим жеребёнком.

Возразить Локи было нечего.

Впрочем, его избавили от необходимости возражать, потому что из угла пещеры донеслось тихое ворчание. Хель поднялась с кровати, а затем заковыляла туда, где они сидели у огня.

– Детка, иди посмотри на своего братика, – сказал Локи, прикрывая одеялом нижнюю половину тела жены и поднимая девочку к себе на колени. – Он как игрушка, которую я тебе сделал, видишь?

Хель выглядела заинтригованной, посасывая свою фигурку волка. Мужчина убрал с её лица взъерошенные от сна волосы.

– Как его зовут? – спросила, наконец, малышка, решив, что уже достаточно времени разглядывала своего младшего брата. Тот факт, что он оказался волком, видимо, нисколько не беспокоил её.

С другой стороны, у неё и самой были омертвевшие ножки. Колдунья вспомнила, что даже до того, как Хель научилась говорить, требовалось немало, чтобы удивить её.

– Фенрир, – ответила Ангербода.

– «Житель болот»? – переспросил Локи, скорчив гримасу. – Но почему?

– Мне просто нравится, как оно звучит. А тебе нет?

– Ну, наверное, да…

– Какие пушистые ушки, – сказала Хель и потянулась, чтобы коснуться лица брата своей чумазой ручкой, с нежностью, невообразимой для обычного ребёнка. – И носик мокрый. Почему он решил так выглядеть?

Её родители молча посмотрели друг на друга.

К тому времени как Локи снова убаюкал дочь, уже рассвело, и Фенрир тоже спал, уткнувшись носом в материнскую грудь. Локи вынес грязные одеяла за порог и сел прямо за женой, вытянув ноги по обе стороны от неё. Затем он положил голову ей на плечо и, ничего не произнося, провёл ладонями вверх и вниз по её плечам.

– Хель права, – тихо сказала ему Ангербода. – Даже если это и не его осознанное решение… он волк, да, но ещё он такой же ётун, как и мы, только в волчьем обличье. Интересно, может ли он это как-то контролировать?

– Спонтанная смена облика в утробе? – хмыкнул Локи, по-прежнему обнимая её. – Полагаю, всё стало ещё страннее. Но не говорила ли ты однажды, что, возможно, и раньше порождала волков, хотя теперь этого и не помнишь?

– Вполне вероятно. – Ведьма повернулась, насколько могла, и посмотрела на него. – Ты огорчён?

– Вовсе нет. Волки интересные, и люди их боятся. Будет здорово иметь сына-волка. Может быть, мы натренируем его пожирать людей, которые нам не нравятся.

– Локи!

– Бода!

– Ты не станешь учить нашего сына никого есть.

– Я слышу твой ворчливый тон, но то, что ты говоришь…

– Никакого поедания людей, – устало повторила Ангербода, прислоняясь к нему спиной.

Локи поцеловал её в плечо.

– Я не могу ничего обещать за нашего сына.

За оставшуюся зиму и весну стало очевидно, что Фенрир развивается со скоростью где-то между темпами развития настоящих волчат и обычных детей. Он открыл глаза всего через несколько дней, и они были того же ярко-зелёного цвета, что и у Локи, не оставляя сомнений в его отцовстве. А кормить грудью его прекратили уже через несколько месяцев, к радости Ангербоды, потому что, в отличие от Хель, Фенрир часто кусался.

Ведьма вскоре поняла, что её дочь выказывала редкое для ребёнка понимание происходящего. В отличие от сестры, которая всё осознавала, хоть её лицо и выражало спокойное безразличие, Фенрир, казалось, совершенно не воспринимал чужие эмоции, из-за чего дети часто ссорились.

Когда ему едва исполнился год, голова волчонка была уже на уровне колена Локи. Это привело Ангербоду к выводу, что их сын по какой-то причине не перестал расти. Рот его был уже полон острых зубов, и он с удовольствием грыз кости. А ещё колдунья задавалась вопросом, сможет ли Фенрир когда-нибудь говорить и как такое вообще возможно. Она также размышляла над комментарием Локи о «спонтанной смене облика в утробе матери» в ночь рождения их сына и задавалась вопросом, действительно ли он унаследовал отцовское умение смены облика, но до сих пор никаких подобных способностей у Фенрира не проявлялось. Он просто родился волком.

К двум годам голова волчонка была почти на уровне бёдер Ангербоды, хотя он всё ещё выглядел щенком-переростком. К этому времени он стал уходить на охоту и возвращаться со своим собственным обедом, которым не хотел делиться ни с матерью, ни с сестрой – что вполне устраивало ведьму, в силки которой попадалось не так уж и много дичи.

Радостным событием было то, что Фенрир наконец научился разговаривать, хотя и не вслух, как Хель. Его голос звучал прямо в голове – тихо и по-детски. Он говорил мало и о простых вещах вроде еды, погоды и коз.

С того самого момента, как Ангербода услышала от него «мама», у неё появилась надежда на лучшее. Детский голос в её голове уверенно произнёс первое слово, и, повернувшись, она увидела Фенрира, который смотрел на неё и вилял хвостом. Колдунья улыбнулась и обняла сына. Теперь у неё действительно была надежда, что всё наладится, несмотря на то что он по-прежнему часто огрызался на неё и Хель, казалось бы, без всякой причины.

Фенрир, казалось, пытался контролировать свои животные инстинкты и очень расстраивался, когда у него не получось, от чего волчонок сердился ещё больше. Ангербода очень хотела помочь ему, но не знала как. Она жалела, что на самом деле не была – или, по крайней мере, не помнила себя – той ведьмой, что породила волков, преследовавших солнце и луну. Или что она не могла хотя бы найти эту старуху и попросить у неё совета.