Текст книги "Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого"

16. ЭТОТ КАСТРИРОВАННЫЙ ПОДЛЕЦ! ЭТОТ СЛЮНТЯЙ, ИГРАЮЩИЙ В КУКЛЫ!

Франц проводил Александра наверх.

Слуга Сен-Жермена не говорил по-русски, но с помощью двух или трех слуг, изъясняющихся по-немецки, смог понять содержание речи императора. На лестнице он пересказал ее Александру. Поскольку Франц был хитрый малый, себе на уме, он понял из сказанного гораздо больше, чем можно было бы ожидать от простого слуги.

Дама, которая пригласила Себастьяна к себе на музыкальный вечер, поспешила к графу де Сен-Жермену. Вернее, к его сыну.

– Граф, вы ни слова не сказали о речи его величества!

– Мадам, физика утверждает, что всякое действие вызывает противодействие. Речь его величества была реакцией, за ней неизбежно последует другая реакция, но напрасно я стал бы пытаться ее угадать.

Дама казалась весьма озадаченной таким ответом.

– Но что говорят ваши чувства, граф? – настаивала она.

– Мадам, я могу это чувствовать так же, как смену времен года, не больше и не меньше. Они также предопределены высшей силой, против которой никто не может восставать. Мы просто приспосабливаемся к этим явлениям, как и все смертные. Единственное различие между временами года человека и временами года природы – то, что длительность первых предугадать невозможно.

Собеседница рассмеялась.

– Граф, вы возвращаете мне спокойствие и присутствие духа, – воскликнула она. – Вы словно держитесь от всех на почтительном расстоянии. Как я восхищаюсь вами! Как бы я хотела быть похожей на вас!

– Боюсь, мадам, что вы от этого только проиграете, – поклонился Сен-Жермен. – По моему мнению, ваше очарование намного превосходит мою мудрость.

Дама рассмеялась еще звонче, и атмосфера, царящая в группе людей, окруживших лжеграфа де Сен-Жермена, несколько разрядилась.

– Вы знаете, что мне только что поведал граф? – прощебетала довольная собеседница Сен-Жермена.

Веселость привлекла внимание весьма представительного господина, который неторопливо приблизился к Александру, которого принял за графа де Сен-Жермена.

– А, господин де Беранже! – воскликнула дама.

– Граф, – обратился к Александру Беранже, – вы присутствуете при историческом моменте.

Протокол требовал, чтобы на это заявление последовал ответ.

– Сударь, коль скоро вы дипломат, – тут же откликнулся Александр, – вы принадлежите к избранным, которым известен этот мировой закон: История никогда не заканчивается.

Беранже удивленно приподнял брови. Он собирался что-то сказать, но среди присутствующих возникло движение, и беседа оказалась прервана. Царь уже набросил плащ и собирался удалиться.

– Приятного вечера! – провозгласил Петр, явно довольный собой. – Танцуйте и пейте за мое здоровье!

И царь вышел в сопровождении нескольких советников и секретарей.

– Разве император не останется в Санкт-Петербурге? – поинтересовался лже-Сен-Жермен.

– Нет, я слышал, что он возвращается в Ораниенбаум, – ответил Беранже.

Александр поклонился.

– Мне пора уходить, – произнес он.

Лже-Сен-Жермен распрощался с собеседниками, пообещав своей собеседнице, что непременно придет к ней завтра музицировать. Он уточнил, что остановился у графа Ротари, в Графском переулке, возле Аничкова моста.

Франц поджидал Александра возле двери.

– Карета скоро появится, – шепнул ему на лестнице слуга.

Увидев Себастьяна, стремительно входящего в особняк Барятинского, сам князь, братья Орловы и шевалье де Барбере поставили бокалы и одновременно вскочили со своих мест.

– Нам немедленно нужно отправляться в Петергоф! – сообщил Сен-Жермен.

Он вкратце передал речь царя и рассказал про скандал. Затем сообщил об угрозе войны с Данией. Григорий Орлов вполголоса выругался.

– Ему известно, что гвардейские полки поддерживают императрицу, – пояснил Григорий. – Поэтому Петр хочет нас удалить. Вы правы, граф, нам необходимо действовать, и как можно быстрее.

– В Зимнем все заметят, что вы отсутствовали, – предупредил Алексей.

– Никто не заметит, – возразил Себастьян. – Я по-прежнему там.

– Вы, стало быть, умеете раздваиваться?

Себастьян, усмехнувшись, покачал головой. Польза от присутствия Александра стала для всех очевидной.

– Вы велели кучеру подождать? – спросил князь Барятинский.

– Нет, я отослал карету обратно в Зимний дворец. Но ваши лошади в конюшне?

– Да.

– Тем лучше, – сказал Себастьян. – Хорошо бы императрица предстала перед гвардейцами верхом. Граф, – обратился он к Григорию, – отправляйтесь с Федором в казарму прямо сейчас. Думаю, в полку уже сыграли отбой.

Похоже, Григорий не сразу сообразил, в чем состоит план Себастьяна.

– Алексей, мы с шевалье де Барбере едем за императрицей в Петергоф и привезем ее в казармы. Нужно, чтобы к этому моменту гвардия была уже наготове, ждала приказа к выступлению, – объяснил Себастьян.

Теперь Григорий все понял.

– Но что, по-вашему, нам делать потом?

– Арестовать царя. Он, должно быть, в Зимнем дворце. Вы отдадите приказ гвардии.

Мысль о том, что придется арестовать царя, повергла всех в ужас; это было равносильно государственному перевороту. Они готовились к этому уже много месяцев, но теперь, когда нужно было переходить непосредственно к действию, заговорщиков удерживала мысль о святости и неприкосновенности престола.

– Вы опять-таки правы, – сказал наконец князь Барятинский Себастьяну. – Если мы этого не сделаем, то столкнемся с невиданной жестокостью. Идемте.

– У вас есть пистолеты? – спросил Себастьян.

– Здесь два, – ответил Барятинский.

– У меня тоже есть, – сказал Барбере.

– И у меня есть. Вы полагаете, нам придется ими воспользоваться? – встревожился Алексей.

– Все может быть. На всякий случай держите их наготове.

Барятинский отпер ящик секретера и вытащил оттуда два пистолета, два мешочка с порохом и два кресала, протянул их Себастьяну и Алексею Орлову. Затем приказал слуге седлать лошадей.

– Федор и Владимир, – велел Григорий младшим братьям, – вы поедете со мной в казармы.

В мгновение ока все оказались в вестибюле и стали надевать плащи. В эту минуту из конюшен вернулся слуга Барятинского и сообщил, что оседланы три лошади.

Заговорщики стояли на ступенях у входа, когда стук колес заставил их насторожиться. Карета. Себастьян узнал кучера и сидящего рядом с ним Франца. Дверца кареты открылась, Александр спрыгнул на мостовую и бросился к крыльцу.

В иных обстоятельствах реакция присутствующих могла бы рассмешить Себастьяна. Барятинский, братья Орловы и Барбере вытаращили глаза при виде двойника графа де Сен-Жермена.

– Что происходит? – спросил Себастьян сына.

– Царь уехал в Ораниенбаум.

Известие заставило всех задуматься. Это не меняло кардинально их планы, хотя стало понятно, что действовать придется быстрее. Понадобится время, чтобы привезти императрицу из Петергофа, выступить с речью перед войсками, затем отправить их в Ораниенбаум. Императора удастся арестовать не раньше утра. Еще одна причина не терять ни минуты.

Себастьян задумался: всего лишь три человека, чтобы сопровождать императрицу? Лучше добавить еще одного; путь это будет Франц. Сен-Жермен попросил Барятинского распорядиться оседлать еще одну лошадь.

– В Петергоф! – воскликнул Себастьян, запрыгивая в седло. – Алексей, вы поедете впереди, вы знаете дорогу.

– Что мы скажем страже? – спросил Алексей, выходя во двор и погружаясь в серую, безлунную ночь.

– Что мы выполняем приказ царя и должны арестовать императрицу, – сказал Себастьян. – Впрочем, держу пари, что в это время они еще не проспались после попойки.

Всадники пустились галопом вдоль реки. За исключением одной-двух карет, везущих запоздалых гуляк, набережные были пусты. То тут, то там на Неве сверкали огни барж. Меньше чем через час заговорщики были уже у ворот дворца. Как они и предполагали, стражники дремали на посту.

– Открывайте ворота! Приказ царя! – властным голосом закричал Алексей. – Императорская гвардия, Измайловский полк. У нас приказ арестовать императрицу.

– Если они будут сопротивляться, – проворчал Барбере, – я их убью.

Но находившиеся под винными парами, к тому же застигнутые врасплох стражники не проронили ни слова.

Несколько мгновений спустя четверо всадников остановились перед крыльцом павильона, в котором жила императрица. Алексей, Себастьян и Барбере быстро соскочили на землю и стремительно ворвались во дворец. Франц остался с лошадьми, сжимая в руке пистолет.

– Императрица? Где императрица? – кричал Алексей.

После полуночи дворец был почти пуст. Только на втором этаже раздавались голоса.

– Ради бога, что здесь происходит? – раздался встревоженный голос женщины. Облокотившись на балюстраду, она смотрела вниз.

Себастьян узнал княгиню Дашкову.

– Где императрица? Мы пришли ее защитить. Царь отдал приказ завтра утром ее арестовать! – ответил Себастьян.

Екатерина Дашкова вскрикнула. Появилась еще одна женщина и спросила:

– Кто вы?

Танцующий отблеск трех свечей, вставленных в подсвечник и догоревших почти до самой розетки, не давал разглядеть ее как следует, но по распущенным золотистым волосам, трепещущим на сквозняке, как полотнище орифламмы, Себастьян узнал баронессу Вестерхоф.

– Баронесса, нельзя терять ни минуты. Идите разбудите императрицу.

Узнав голос Себастьяна, дама издала невнятное восклицание. Рядом с нею возник еще один силуэт, белая фигура в ночном чепце. Принцесса Анхальт-Цербстская.

– Принцесса, – крикнул Себастьян, – я Сен-Жермен. Пусть императрица соберется и оденется как можно быстрее.

Пробормотав что-то, принцесса исчезла. Вместо нее появился какой-то слуга со светильником и, увидев людей внизу, стал истово молиться, призывая Богородицу и всех святых.

Наконец на балюстраду вышла сама Екатерина и склонилась, чтобы разглядеть непрошеных гостей.

– Григорий, это ты? – спросила она встревоженным голосом.

– Нет, это Алексей.

– А кто с тобой?

– Ваши друзья. Поторопитесь! Немец послал своих прихвостней, чтобы вас арестовать.

– Арестовать? Меня? – негодующе воскликнула императрица.

– Ваше величество, я был на ужине в Зимнем дворце и слышал об этом своими собственными ушами, – вмешался Себастьян. – У нас мало времени.

В нескольких словах Сен-Жермен поведал о том, что произошло на приеме, о бредовых речах царя, его заявлении о разводе и приказе арестовать Екатерину. Императрица бурно дышала от возмущения.

– Этот подлец! Этот кастрированный подлец! Этот слюнтяй, играющий в куклы! – с яростью шептала Екатерина.

«Прекрасно, – подумал Себастьян. – Гнев ее раззадорил, это весьма кстати».

– Куда мы едем? – с решимостью в голосе спросила императрица.

– В казармы гвардии, ваше величество.

Императрица не в силах была укротить гнев и ругалась, не выбирая выражений. Она поспешила в свои покои. Через некоторое время Екатерина уже спускалась по лестнице, скользя по перилам рукой, затянутой в перчатку. Служанка держала перед ней подсвечник. Алексей бросился навстречу. На императрице была надета темная накидка и пушистая шапочка. Екатерина уже полностью овладела собой.

Четыре лошади. Не было и речи о том, чтобы отправиться в конюшню и велеть оседлать пятую.

– Ваше величество, садитесь на эту лошадь, двое из нас поскачут на одной, – сказал Себастьян.

Алексей помог императрице взобраться на коня. Она села в седло по-мужски, уперевшись ногами в стремена. Себастьян кивнул Францу, и они оба забрались на одну лошадь. Баронесса Вестерхоф, принцесса Анхальт-Цербстская и княгиня Дашкова, стоя на ступенях павильона в ночных сорочках, махали руками, белея в прозрачной ночи, словно бесплотные призраки. Всадники растаяли вдали.

Когда заговорщики уже въезжали в Санкт-Петербург, Екатерина подняла руку. Всадники остановились.

– У кого-нибудь здесь есть фляга? – спросила она.

Приблизившись, Барбере протянул даме свою.

– Водка, ваше величество, – виновато пояснил он.

Быстро отвинтив крышку, Екатерина сделала большой глоток.

– Держитесь, ваше величество, – подбодрил женщину Алексей.

И они вновь поскакали.

Около двух часов ночи всадники прибыли в казармы Измайловского полка, что размещались в Измайловской слободе. Императрица первой въехала в ворота.

При ярком свете фонарей большого внутреннего двора разыгрывалось захватывающее зрелище. На плацу выстроились десять рот знаменитого Измайловского полка, то есть полторы тысячи человек. Прижав к ноге оружие, каждый батальон образовывал безукоризненное каре. Все взгляды были прикованы к молодой женщине, которая, гордо выпрямившись в седле, медленно двигалась навстречу своей судьбе.

Стоя чуть в отдалении, на нее смотрели князь Барятинский, граф Григорий Орлов, его братья Федор и Владимир и еще какой-то полковник, имени которого Себастьян не знал. Они поспешили к императрице, чтобы помочь даме спешиться.

К ним присоединились Себастьян, Алексей, Барбере и Франц.

– Ваше величество, пора, – прошептал Себастьян.

17. УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ, ИЛИ КОМЕДИЯ ОШИБОК

– Гвардейцы! – заговорила императрица таким властным голосом, какого Себастьян от нее не ожидал. – Мы собрались здесь этой ночью, потому что Святая Русь в опасности! Этой ночью немец решился воплотить в жизнь свои зловещие планы. Он хочет превратить нашу страну в прусскую провинцию.

Слова гулко раздавались в ночной тишине, резонируя от холодных желтых стен. Поднялся гул возмущения.

– Мало того, что вами командуют прусские наставники, мало того, что вы подчиняетесь пруссакам. Этот человек вынашивает гнусные планы послать войско за границу. Подобно трусливому зайцу, который пресмыкается перед ястребом, он одним росчерком пера дарует врагу земли, обагренные кровью и потом ваших предков, ваших отцов и ваших друзей! Внимая советам тупых и малодушных министров, он постыдно предает славную и блистательную политику дочери Петра Великого, покойной императрицы Елизаветы!

Новый ропот возмущения, на этот раз еще более сильный.

– Императрица научила меня любить, понимать и защищать нашу страну. Ибо роль престола как раз и состоит в том, чтобы защищать страну. Немец тоже видит во мне защитницу Руси. Стало быть, он видит во мне врага. Сегодня вечером этот человек, велевший отхлестать кнутом попов, до сих пор играющий в куклы, решился пойти на скандал. Он хочет добиться развода, чтобы отправить меня в монастырь и таким образом лишить возможности действовать. Известно, что он даже хочет меня убить! Он полагает, что вы, словно трусливые бабы, смиритесь с тем, что он творит.

На этот раз гул голосов перешел в рев. Осветились окна, в них заметались силуэты: это были солдаты других полков, разбуженные шумом. Грозные возгласы сотрясали стены казармы:

– Матушка-царица, мы твои солдаты! Вперед, на врага!

Эти яростные крики ужаснули Себастьяна. Какие глубинные, животные инстинкты разбудила императрица?

– Петр хочет лишить моего сына титула наследника престола и посадить на трон иноземца. Он ненавидит религию и желает отдать нашу Святую церковь на позор и поругание! Его ведет не Господь, его бог – это Пруссия! Имя предателя – Петр Третий.

Взметнулось вверх оружие. В окнах появились флаги. Полк был в смятении, глаза гвардейцев горели. Екатерина подняла руку, прося тишины:

– Сохраняйте холодные головы и горячую кровь. Я молю вас спасти нашу землю от опасности и арестовать этого человека. Он недостоин быть нашим царем.

Крики сделались еще громче. В воздухе витали угрозы.

– Вперед на врага! Ты – наш царь!

– Я другого от вас и не ожидала, – торжественно провозгласила императрица. – Теперь решение должны принимать ваши командиры.

В сопровождении своих сторонников Екатерина вошла в двери казармы.

– Отправляйтесь в Ораниенбаум и арестуйте Петра, – велела она. – Вас достаточно много, надеюсь, не прольется ни единой капли крови.

– Куда доставить арестованного? – спросил князь Барятинский.

– Я это решу, когда он окажется в ваших руках. Вероятнее всего, в Ропшу.

Солдаты других полков, выбегая из казарм, поспешили к императрице. Только что вскочившие с постели, застегиваясь на ходу, они спешили присоединиться к измайловцам.

Екатерина задумчиво кивнула.

– Хорошенько все обдумайте, – сказала она, – и сообщайте о каждом своем шаге. Я поеду в Зимний дворец.

– Ваше величество, – вмешался Барятинский, – я полагаю, следует проявить предусмотрительность: пусть вас сопровождает полк.

Екатерина снова кивнула и сделала знак Барбере, шевалье поклонился и протянул даме свою фляжку. Когда императрица вернула ее, та была уже почти пустой.

Себастьян обратился к шевалье:

– Мне больше не следует здесь находиться. А вы хотите остаться?

– Позвольте мне посмотреть на продолжение.

– Потом расскажете.

Сен-Жермен попросил у императрицы позволения удалиться. Екатерина протянула ему руку, граф наклонился, чтобы ее поцеловать. Императрица с силой сжала его ладонь, посмотрев на Сен-Жермена долгим взглядом. Себастьян скромно отступил.

Когда он вновь собирался взобраться вместе с Францем на одного коня, к нему подбежал сияющий Григорий Орлов.

– Граф, – произнес он, – когда я приду к власти, я не забуду того, что вы для всех нас сделали.

Себастьян, пораженный этими словами, поклонился и пожал протянутую ему руку.

«Когда я приду к власти». Внезапно, когда Себастьян направлялся к Графскому переулку, ему открылась истина. «Когда я приду к власти…»

В три часа ночи Сен-Жермен рухнул на постель в особняке графа Ротари.

Нужно было сохранить силы на дальнейшее. Себастьян предчувствовал, что приключение не закончилось. До конца было еще далеко.

Граф Ротари, римлянин весьма округлых форм, был архитектором, который поддерживал в Санкт-Петербурге стиль европейского барокко, оставленный в наследство великим Растрелли. Императорские заказы, а также заказы частных лиц обеспечивали ему верную и надежную прибыль. То император или императрица высказывали пожелание сделать то-то или перестроить это, то какому-нибудь аристократу, стремящемуся идти в ногу со временем и следовать моде, приходило в голову обновить фасад, деревенское поместье, анфиладу комнат. Ротари был, ко всему прочему, еще и живописцем и пользовался всяким удобным случаем, чтобы продвигать свои собственные творения, например расписные трюмо или панно. Вынужденный по шесть месяцев в году жить на ледяном севере, теплолюбивый итальянец испытывал невероятную тягу к полуобнаженным богам и нимфам, гирляндам из роз и пурпурным облакам в лазурном небе.

Себастьян увиделся с ним лишь для того, чтобы поблагодарить за гостеприимство и обменяться мнениями по поводу архитектурной моды и стиля. За две недели граф ночевал в доме архитектора всего лишь раза три, поскольку почти все время пребывал в Ораниенбауме. Узнав, что как раз этим утром Себастьян находится здесь, Ротари послал к нему своего дворецкого, дабы просить Сен-Жермена оказать ему честь и отобедать с ним.

– Боже мой, граф, я хочу надеяться, что ваши заботы оставят вам немного свободного времени и я буду иметь счастливую возможность насладиться вашим обществом и вашей беседой.

– Простите мое отсутствие, – ответил Себастьян. – Я и в самом деле был занят со дня моего приезда.

– Я вижу, что ваша деятельность принесла плоды, – с понимающей улыбкой заметил Ротари. – Ибо, насколько я понимаю, сегодня ночью у нас поменялся монарх.

Ротари был достаточно умен, чтобы понимать: к изменению режима его гость приложил руку, причем, похоже, рука эта держала оружие. Архитектору прекрасно было известно, что Себастьян не игрок, не гуляка, и его возвращение под утро исторической ночью говорило о многом.

– Смена уже произошла? – спросил Себастьян.

– В Санкт-Петербурге ходят такие слухи.

– Где царь?

– Кажется, об этом никому не известно, хотя за ним отправились три полка. Но я не стану жаловаться на то, что у меня поменялся хозяин. Художественные вкусы Петра представлялись нам, как бы это помягче выразиться, несколько кричащими.

– Вы хотите сказать – прусскими.

– Фридриховскими, – с лукавой усмешкой поправил архитектор.

Себастьян забеспокоился: хотелось бы получить известия, но каким образом? Барятинский и шевалье де Барбере уехали с войском. А что, если царь под угрозой свержения бежал морем? Не призовет ли он Фридриха Прусского на помощь?

В пять часов пополудни в особняке в Графском переулке появился шевалье де Барбере, усталый и изможденный.

– Я решил, что, прежде чем отправиться домой и отдохнуть, имеет смысл заехать к вам и сообщить новости, – объяснил он свой визит. – Мы прибыли в Ораниенбаум около девяти. Царя не было. Я не знаю, кто предупредил его о перевороте, но он попытался добраться до Кронштадта. Наверняка намеревался сесть там на корабль и отправиться в Пруссию. Барятинский предполагал, что Петр может попытаться сбежать. У князя были солдаты, чтобы преградить Петру дорогу. Барятинскому удалось перехватить царя на обратном пути в Ораниенбаум, тот был со своим адъютантом и двумя офицерами. Барятинский посадил Петра под арест в замок. Воронцова отправили под арест еще раньше. Двух вестовых послали предупредить императрицу.

Тем временем в гостиной появился граф Ротари. Он услышал последние слова. Итальянец более не мог сомневаться в том, какую роль сыграл в этих событиях его гость.

– Голштинский полк не оказал сопротивления? – осведомился Себастьян у Барбере.

– Несколько солдат высыпали из казармы, встревоженные шумом, но когда они увидели, что их окружили около трех тысяч человек, то повели себя благоразумно: пошли на переговоры. Я, во всяком случае, не слышал ни одного выстрела. Впрочем, как сказал мне Григорий Орлов, там была всего половина полка.

Себастьян обдумал услышанное.

– Вы удовлетворены, граф? – спросил Ротари у Сен-Жермена.

– Насколько я могу быть удовлетворен удачной демонстрацией физического опыта, – ответил наконец Себастьян.

– Физического опыта? – не понял итальянец.

– Мы увидели, что слабое химическое тело оказалось разрушено телом более сильным. Петр Третий не смог противиться силе русского духа.

Барбере долгим задумчивым взглядом посмотрел на Себастьяна.

– Вы и в самом деле дьявол в человеческом обличье, – сказал он восхищенно.

После чего распрощался, сообщив, что возвращается во дворец Барятинского.

Несколькими минутами позже на колокольне Петропавловского собора начался неистовый трезвон. Через мгновение ему стали вторить другие колокола. По всему городу, от Смольного монастыря до Никольского собора, звонари ухватились за веревки на колокольнях. Можно было подумать, что сейчас, в июне, наступил праздник Пасхи. Не приходилось сомневаться: новость уже сообщили Священному синоду.

Ротари и Себастьян вышли на улицу, чтобы посмотреть на сгущавшуюся толпу, которая собиралась на набережной Фонтанки, намереваясь идти к императрице, чтобы выразить ей свою поддержку. В толпе было много священнослужителей.

Этим вечером Себастьян заканчивал ужин в обществе Ротари. Он просматривал коллекцию книг по архитектуре Витрувия. Царь арестован, его кабинет низложен, заговорщики торжествуют, а Екатерина собирается взять власть в свои руки. Себастьян больше никак не мог воздействовать на события, оставалось только гадать, что будет дальше.

В дверь постучали. Дворецкий сообщил о приходе князя Полиболоса. Себастьян, весьма удивленный этим визитом, попросил принять его в гостиной наедине, спрашивая себя, какие известия мог принести ему этот неожиданный и поздний посетитель.

Как только сын вошел в соседнюю гостиную, Себастьян отметил, что Александр выглядит взволнованным; граф велел подать кофе.

– Со мной случилось весьма странное происшествие, отец, – усаживаясь в кресло, сообщил молодой человек. – Сегодня днем около трех часов во дворец Барятинского пришла какая-то женщина. Я был со слугами один, князь и братья Орловы ушли по делам. Эта женщина спрашивала вас. Не знаю почему, но она предполагала, что вы остановились у князя Федора Барятинского. Я вышел взглянуть на нее. Высокого роста, стройная, светловолосая, очень красивая. Едва я появился, как она бросилась мне в объятия. Я предположил, что она пришла сообщить что-то конфиденциальное, и проводил ее в гостиную…

Себастьян слушал, весьма заинтригованный. Описание этой нежданной посетительницы свидетельствовало, что это могла быть только баронесса Вестерхоф.

– Едва я успел закрыть двери в гостиную, как она вновь, не говоря ни слова, бросилась ко мне. Стала целовать меня в губы и раздавать весьма откровенные авансы. Я был совершенно сбит с толку и не понимал, кого мне благодарить за такой подарок судьбы… Почему вы смеетесь, отец?

Себастьян действительно смеялся от всей души.

– Я потом вам скажу. Продолжайте.

– Мне пришлось в течение последнего времени соблюдать воздержание, и, должен вам признаться, ее ласки мне отнюдь не были неприятны. Она стала освобождаться от одежды, и я ей в этом помог, хотя по-прежнему ничего не понимал. Ведь мы и в самом деле за все это время не обменялись ни единым словом. Мы стали пылко предаваться страсти, причем приступали к делу отнюдь не единожды. Эта женщина воистину обладает неистовством плоти. Мы остановились только тогда, когда я услышал во дворе шум шагов. Я понял, что это возвращаются князь и братья Орловы. Женщина быстро оделась и ушла, а напоследок успела мне шепнуть: «Вы желали меня, и вот теперь я ваша!» Отец, вы можете все-таки объяснить мне, что вас так насмешило?

– Я был ее воздыхателем, – ответил Себастьян, пытаясь придать себе серьезный вид. – Баронесса Вестерхоф много лет отказывалась проявить ко мне благосклонность, и я уже не знал, что и думать. Именно она призвала меня в Россию. Заговор, в котором баронесса принимала самое активное участие, удался, и она отдалась вам, словно трофей, полагая, что отдается мне. Ведь она не подозревает о вашем существовании и о нашем с вами сходстве.

– Отец, но это ужасно… – смутился Александр. – Право, мне так неловко.

– Вовсе нет, Александр, поверьте мне. Я искренне рад, что вам так повезло.

Но Александр тем не менее выглядел огорченным и расстроенным. Себастьян взял сына за руку:

– Александр, послушайте меня, помните, когда-то в Индии вы сказали, что хотите быть мной?

– Да, но не так.

– Мы не способны предвидеть все. Теперь вы – это я. В некоторых обстоятельствах, во всяком случае. Примите это.

– А вы?

– Я тоже, я – это вы, Александр, – улыбаясь, произнес Себастьян.

– Но, может быть, в глубине души вы раздосадованы? Разве вы не добивались этой женщины?

– Я был пленен. И она знала об этом. Еще не будучи знакома со мной, она поверила, что сможет вовлечь меня в заговор, если я буду ею увлечен. Это говорит о том, что никаких особых чувств ко мне она не испытывала. Разве можно искренне привязаться к женщине, которая рассматривает тебя как инструмент своих политических замыслов?

Александр всматривался в лицо отца, пытаясь проникнуть в его душу и понять, о чем он думает. Себастьян поудобнее устроился в кресле.

– Я уже несколько месяцев так не веселился. И это благодаря вам. Поверьте, я смеялся от всего сердца.

– Выходит, эта женщина просто использовала вас. Может быть, стоит открыть ей истину? Это стало бы вашей местью.

– Нет, – покачал головой Себастьян. – Она все равно не поверит.

– Даже если мы оба предстанем перед нею одновременно?

– Подумайте, Александр, какая дилемма встанет перед этой женщиной. Если она была честна, то сказал а бы себе, что ее объятия предназначались мужчине, которого она желает вознаградить за его миссию, но тело оказалось отдано другому. Какую преданность и верность должна бы она предпочесть? Верность тела? Или верность духа? И в том и в другом случае получается, что она совершит предательство. Я отказываюсь открыть ей правду не оттого, что недостаточно деликатен, я забочусь о ее душевном равновесии.

Себастьян помолчал.

– Впрочем, сомневаюсь, чтобы она была честна. В этом случае прошу вас задуматься о том, какой вред могла бы причинить нам обоим баронесса, узнай она нашу тайну. Она стала бы распространять недоброжелательные слухи, которые обошли бы всю Европу.

Александр по-прежнему казался смущенным и растерянным. Наконец он покачал головой и улыбнулся.

– Признаю, что приключение было необычным. Я, по правде сказать, до сих пор не могу прийти в себя.

– Если мыслить философскими категориями, мы с вами оба так называемые «термины», то есть части силлогизма, – сказал Себастьян, провожая Александра к дверям. – Постарайтесь этой ночью хорошенько выспаться. Я загляну к вам завтра. Вам известно, где сейчас князь Федор Барятинский и братья Орловы?

– Они приглашены в Зимний дворец, ужинают с теми, кто руководил заговором.

– Значит, именно сегодня решается судьба свергнутого царя.

На улице слышно было, как распевает взбудораженная толпа.

Отец и сын обнялись. Два «термина силлогизма» расстались, и Александр ушел в беспокойную петербургскую ночь.