Текст книги "Волки у дверей"

Сова, пролетавшая десятью метрами выше, вдруг застыла, точно пораженная молнией, рухнула вниз и ударилась о кровлю Мандерли.

Разбившись вдребезги, она скатилась в кусты мяты, и те поглотили ее, точно прорва.

Луиза

Свет в номере 11 только-только погас.

Луиза Дусе, сидевшая за рулем машины, прекрасно знала, что означает столь резко наступивший мрак. Патрику, ее мужу, вот уже на протяжении пятнадцати лет нравилось предаваться любви в темноте.

По лобовому стеклу забарабанил мелкий дождь, и Луиза включила дворники, не представляя, как долго еще придется ждать. Ей нестерпимо хотелось в туалет, но, с другой стороны, она не могла рисковать, иначе пропустила бы, когда он выйдет из номера со своей бабенкой, и не увидела бы выражение его лица, когда он наткнется на припаркованную на стоянке машину, в которой будет сидеть она.

Вообразив себе такую сцену, она даже испугалась. Ведь в глубине души она не представляла, как он себя поведет. Она боялась увидеть кого-то совсем чужого – человека, которого на самом деле никогда не знала.

Что же еще он от нее скрывал?

Довольно ничтожного пустяка – и мир обрушится в тартарары.

Луиза работала в небольшом магазине тканей, в центре Нанта. После полудня у нее начались невыносимые приступы головокружения, и во второй половине дня начальник отпустил ее домой отдохнуть. Едва придя к себе, она прилегла на диван и забылась сном и проспала так, пока Патрик не разбудил ее, когда открывал входную дверь, – на дворе уже был вечер. Думая, что он один в доме, Патрик, даже не потрудившись включить свет, позвонил по мобильному телефону той бабенке и сказал, что будет ждать ее в условленном месте, как обычно, и у них будет целых два часа свободного времени до того, как вернется жена. Отключив телефон, он прошел мимо дивана, не обратив на Луизу никакого внимания, как будто она сделалась невидимой. Он был настолько уверен, что она вернется домой только после восьми, как обычно, что даже не заметил ее, хотя она находилась в каких-нибудь трех метрах от него.

Не говоря ни слова, Луиза дождалась, когда он выйдет из дома, спешно оделась и отправилась следом за ним в гостиницу в промышленной зоне, где припарковалась в дальнем конце стоянки, чтобы проследить, как он беспечно зайдет в номер; она сгорала от стыда. И от унижения.

Из окна своей конторки за нею наблюдал портье. Луиза дала понять, что кого-то ждет, и он, усевшись обратно на стул, уткнулся в газету.

Да, она ждала, потому что только это ей и оставалось: храбростью она не отличалась – и не могла ворваться в гостиницу, разнести дверь к ним в номер и поднять яростный крик при виде их обнаженных тел в постели. Ей претила сама мысль об этом.

Из номера на первом этаже вышли два паренька. На вид им было лет шестнадцать-семнадцать; они оба направились к мотороллерам, припаркованным на тротуаре, потом поцеловались в губы и разъехались в разные стороны. Луизе эта сцена показалась трогательной, и, подумав о своем сыне, Антуане, который был с ними примерно одного возраста, она решила, что, если вдруг он влюбится в другого мальчишку, ему не придется встречаться с ним в гостиницах.

Она знала – ее считали старомодной, все потому, что ей не удавалось подобрать правильные слова или жесты, чтобы доказать обратное. И это никто даже не пытался понять.

Но, как бы то ни было, Антуан любил девчонок, и никаких проблем в этом смысле у него не возникало.

Луиза включила радиоприемник и наткнулась на фрагмент джазовой композиции – похоже, в исполнении Колтрейна[20]20
  Колтрейн, Джон (1927–1967) – знаменитый американский джазовый саксофонист и композитор.


[Закрыть]. Она пристально посмотрела в зеркало: лицо бледноватое, в разводах от отсветов неоновых огней гостиницы… под припухшими от слез глазами круги… волосы пепельного цвета забраны в привычный простенький хвост.

Ее бывшей соседке, Патрисии Комб, муж не один месяц изменял с девицей, которой было от силы двадцать два года. Луиза вспомнила, что было, когда об этом узнали в районе, – как соседи без устали шептались, беззастенчиво пялясь на нее, когда она шла по улице или куда-то заходила.

Не приведи господи, чтобы и с нею случилось такое.

Пока она сидела вот так, погруженная в свои мысли, открылась дверь гостиничного номера, и Патрик, с курткой в руке, неспешно направился к машине. Луиза не сводила с него глаз. И снова, уже второй раз за этот день, он прошел мимо, так и не заметив ее.

Ей вдруг захотелось расплакаться, догнать его и поколотить, орудуя кулаками без устали до тех пор, пока у него не посинеет кожа. Но она так и не сдвинулась с места, потому что знала – Патрик не обращал на нее никакого внимания, если только она, по привычке, не путалась у него под ногами. Он вычеркнул ее из их до боли предсказуемой жизни – в его глазах она просто не существовала. Когда же это началось? И почему она раньше ничего не замечала, при том что он всегда был смыслом ее существования?

Она дала ему время вырулить на скоростную автостраду. Скоро он спокойно приедет домой, привычно войдет в их пустое жилище, усядется на диван, включит телевизор. И будет ждать, когда она вернется с работы, поцелует его без лишних вопросов – как прошел день? – а потом направится в кухню готовить ужин.

Луиза решила подождать еще немного. Ей хотелось застукать ее, посмотреть, что она собой представляет. Странно, что она не вышла вместе с Патриком… Что она делает одна в номере? Часто ли они встречались в этой убогой гостинице? И давно ли?

Может, он водил шашни и с другими женщинами?

Здесь?

У них?

Луиза сидела как на иголках – ей хотелось посигналить, чтобы она поскорее вышла.

Любовнице Патрика было лет сорок, немного худощавая, одета в коричневый жакет и джинсы. Поначалу, увидев ее, Луиза удивилась. Не такая уж молоденькая, как ей думалось, и выглядит простовато – на такую на улице даже не взглянешь.

В каком-то смысле Луизе хотелось, чтобы она была хотя бы чуточку посмазливее. Патрик не стал бы путаться с подобной серой мышкой, если бы не питал к ней хоть маломальского чувства; серая мышь могла бы запросто сесть к нему в машину, ни перед кем не смущаясь.

Луизе стало противно от собственных мыслей. Между тем незнакомка поравнялась с ее машиной – и тут их глаза встретились. Она едва заметно улыбнулась, и в ее улыбке, явно напускной, Луиза увидела боль – страдание женщины, которая, выйдя из номера убогой гостиницы, снова стала одинокой, потому что ее в очередной раз оставил любимый мужчина.

Снедаемая любопытством, Луиза решила проследить за незнакомкой до самого ее дома – маленького домика в Сент-Люс-Сюр-Луар в восточном пригороде Нанта. Луиза остановилась чуть дальше по улице и подождала, когда женщина зайдет к себе, после чего она вышла из машины, прошла через сад и, встав у окна гостиной, увидела, как та сняла с себя обувь и упала в кресло, обшитое коричневой тканью.

Ни мужа, ни детей.

Чувствуя неловкость за свое любопытство, Луиза прочла имя незнакомки на почтовом ящике. Ее звали Изабелла Пальфре. Вроде как живет одна, подумала Луиза, тогда почему встречается с Патриком в гостинице, а не у себя?

Наверняка так хотел Патрик. Чисто по-женски Луиза почувствовала, что эта женщина отдала бы все на свете, чтобы провести с ним хотя бы мгновение у себя дома. И упрекать ее за это Луиза, в конце концов, была не вправе. Эта Изабелла не вызывала у нее ни малейшей ревности. Патрик, ясное дело, ни за что не бросил бы ее ради такой, как она. Только ей, Луизе, суждено спать рядом с ним каждую ночь. И спустя пятнадцать лет брака только это имело значение, по крайней мере в ее глазах.

В глазах остальных это вряд ли что изменит. При условии, если она забудет все, что видела. А это не так уж трудно. Ведь Луиза Дусе сызмальства привыкла забывать все плохое.

Припарковавшись у своего дома, Луиза еще долго оставалась в машине и смотрела на освещенные окна первого этажа, прежде чем наконец решилась встретиться с мужем лицом к лицу.

Патрик сидел на диване и, потягивая пиво, смотрел по телевизору местные новости. Луиза сняла пальто, подошла к нему и поцеловала.

Воротничок его сорочки все еще пах туалетной водой, которую она ему подарила на день рождения.

– Как ты себя чувствуешь, золотко? Ты что-то бледненькая сегодня, – сказал он, погладив ее по щеке.

– Да все нормально, просто устала немного, – ответила она, стараясь как можно реже смотреть ему в глаза.

По телевизору диктор вещал об исчезновении местного подростка Оливье Гранже, которому едва исполнилось пятнадцать лет. Спешно отправленный на место происшествия корреспондент сообщил, что следователи уже связывают это дело с другими необъяснимыми случаями исчезновений – в частности, четырех мальчиков и двух девочек примерно того же возраста, чьи портреты появились на экране в сопровождении кадров поисковой операции, пока, впрочем, не давшей сколь-нибудь ощутимых результатов. Луиза содрогнулась, вспомнив об Антуане, который остался ночевать у своего приятеля, жившего где-то в центре Нанта. Сперва она все никак не решалась ему позвонить – чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, но потом, в конце концов, передумала и вышла в кухню.

Ей не хотелось, чтобы Патрик заподозрил неладное, так что у нее был только один выход – держать себя в руках и не подавать вида, что бы там ни случилось. Она достала из холодильника остатки жаркого, приготовила на гарнир фасоль, и они вдвоем поужинали перед телевизором, где показывали фильм. Патрик по привычке жадно проглотил мясо, не отрываясь от экрана и совершенно не смущаясь того, что сидит рядом с нею после всего, что содеял час назад. Наверное, он уже привык, подумала Луиза, чувствуя, как у нее скрутило живот… наверное, это стало для него самым обычным делом, и угрызения совести его давно не гложат…

И хуже ничего не придумаешь: все было как обычно – семейный вечер, такой же, как тысячи других, только теперь она ненавидела его за то, что он разом разрушил обыденность, к которой она давно привыкла.

Чего же ему еще надо? Неужели он любит эту Изабеллу? Неужели хочет перебраться к ней? Может, как раз сейчас он сидит и думает, как сообщить эту новость.

При мысли об этом Луиза подавилась – и глотнула воды.

Она представила, как эта бедняжка обедает в одиночестве в своем неказистом доме, и ей стало лучше. По крайней мере, можно спокойно доесть ужин.

Луиза закончила мыть посуду, и, сославшись на мигрень, отправилась спать пораньше. Лежа в одиночестве в их темной спальне, она наконец разрыдалась, потому что ждала возможности снять напряжение с той самой минуты, как вернулась домой, – ждала как избавления.

Щеки ей ласкал задувавший в окно свежий ветерок, насыщенный запахом влажной травы. Ей хотелось дышать и дышать, чтобы вобрать в себя весь воздух с улиц, отобрав его у других обитателей города. Заставив их тихо задыхаться.

Лужайку перед домом освещали фонарики из кованого железа по обе стороны подъездной дорожки. В особняке напротив – через улицу, Марион Леруа стояла у себя на кухне со стаканом в руке.

Луиза и Марион были добрыми подругами. Бенжамин, старший ее сын, был ровесником Антуана, а Зое, младшая дочь, и впрямь походила на маленького ангелочка, такого очаровательного, что Луиза даже сожалела, что у нее нет столь очаровательной дочурки. Луизе вдруг захотелось побежать к ней и все рассказать, чтобы снять с души груз. Но она знала – ей не хватит сил. Да и потом, не могло быть и речи, чтобы об этом узнали другие.

Снова почувствовав тревогу, она прижала руку к груди и прислушалась к своему дыханию. Оставаться в этом доме больше нет сил – надо бежать. Сумочка лежала на стуле в глубине комнаты, она взяла ее, а походя захватила из шкафа туфли с черной жакеткой. Чтобы ненароком не попасться на глаза Патрику, она решила вылезти в окно, при этом ее разбирал смех: уж слишком нелепо все это выглядело… В гостиной у Леруа находился какой-то мужчина – Луиза его не знала. Марион сидела за обеденным столом и что-то говорила ему с нескрываемым раздражением, широко размахивая руками. Луиза постеснялась справиться, все ли у них в порядке, вместо этого она прокралась к своей машине – и рванула с места, молясь, чтобы Патрик случайно не оказался у окна, поскольку она знала, что долго не устоит – и поддастся на его уговоры.

На улицах по всему кварталу было тихо – прохожие попадались ей по дороге лишь изредка. Куда ехать в столь поздний час, она понятия не имела, но ей было без разницы. Главное – ехать, не останавливаясь, чтобы убраться подальше.

Главное – не повернуть обратно.

Патрик вот-вот зайдет в спальню и увидит: кровать пуста, а окно распахнуто. Сперва он, конечно, подумает, что ее похитили, тем более после всех этих детективных сериалов по кабельному телевидению. А то, что она могла уехать куда-то без предупреждения, он не мог представить себе ни на секунду.

В конце концов, он сам напросился. Так что пусть страдает.

Так Луиза добралась до Ла-Рошели, где прожила первые двадцать лет своей жизни, пока однажды не повстречалась с Патриком на вечеринке у общих друзей; этот город она любила всем сердцем, не то что какой-то там Нант.

Она остановилась в маленькой гостинице на берегу моря. Номер был чистенький, хоть и несколько старомодный. Она прилегла на постель, хотя знала, что ночью не сомкнет глаз, потом со щемящим сердцем подошла к окну, сознавая, что находится всего лишь в паре кварталов от дома, где когда-то жила со своей матерью и сестрой Беатрис.

Беатрис… Как же давно она не видела ее – только слышала голос, и то изредка!

Насколько ей было известно, Беатрис жила все там же – в Нормандии и мало-помалу приходила в себя после трагической истории, внезапно случившейся в ее жизни в конце ноября, – когда не стало Сержа, с которым она встречалась несколько лет: его нашли на улице с простреленной головой. С тех пор за это преступление так никого и не задержали – как говорится, концы в воду.

Когда Луиза узнала о случившемся от матери по телефону, она даже не удивилась, хотя ей казалось, что такого не может быть. Она видела Сержа всего лишь два-три раза, но и этого хватило с лихвой, чтобы понять – он снова взялся за грязные делишки, за которые уже раз отсидел тюремный срок. Во время одного из их последних разговоров Беатрис сказала, что знает, кто убийца, вот только у нее нет никаких доказательств, и что она будет искать их до тех пор, пока не выведет злодея на чистую воду. Луиза, беспокоясь за сестру, не раз приглашала ее к себе в Нант хотя бы на несколько дней, чтобы малость развеяться, но Беатрис всегда отказывалась. Казалось, в ней проснулась такая неукротимая злость, что она постепенно изменила ее личность до неузнаваемости, и спорить с ней было совершенно бесполезно. Потеряв всякую надежду, Луиза больше не настаивала. Они всегда были разными. Беатрис была себе на уме и к тому же старалась избегать любой ответственности. Даже той, какую было никак не избежать. Не будь они сестрами, им вряд ли когда выпал бы случай встретиться и оценить друг друга по достоинству. Шестнадцать лет назад Беатрис уехала из Ла-Рошели и даже не скрывала от Луизы то, что думала о жизни, которую сама себе выбрала; о приспособленчестве, в котором находила для себя удовольствие; о Патрике, которого ненавидела всей душой, хотя даже не пыталась познакомиться с ним ближе…

И что Луиза могла сказать сестре, если бы позвонила ей сейчас и призналась, что он ей изменяет?

Та подняла бы ее на смех? Или стала бы сопереживать ее горю? Нашла бы для нее утешительные слова?

Мол, не такая уж это беда. Мол, все мужчины одинаковые.

Луиза разозлилась на себя за то, что вздохнула с облегчением, подумав, что ее беда кажется смехотворной в сравнении с тем, что пришлось пережить Беатрис; и всем родителям, ее соседям, чьи дети пропали без следа…

Патрик пока не звонил. Должно быть, все никак не оторвется от телевизора. Этой ночью он вряд ли уснет – она хорошо знала мужа и потому почувствовала черную радость, предвкушая, как его охватит страх и уже никогда не отпустит. Ее внезапное исчезновение будет терзать его, всю ночь и весь следующий день он станет дозваниваться до нее, опрашивать всех знакомых, не знают ли они, часом, куда она могла подеваться.

Первое время он будет думать о ней, только о ней.

Как прежде, да-да, как прежде…

Как бы то ни было, она проведет этот воскресный денек на солнце, примется гулять по берегу океана и размышлять о жизни, чтобы кое-что исправить, но в целом, однако, ничего не менять. Она накупит журналов, погрузится в чтение, и ей ничто не будет мешать – время для нее станут отсчитывать вибрации мобильного телефона, лежащего на самом дне кармана.

А ближе к вечеру она возьмет трубку, спокойно выслушает его мольбы – вернись, вернись… и, услышав его голос, вздохнет с облегчением.

Уолтер

– И давно вы здесь живете? – спросил Уолтер Марту Лэмб, поднося ко рту здоровенный шмат окорока ягненка.

– Уже лет десять.

– А раньше где жили?

– В Бойсе, на западе штата.

– А почему переехали?

– Пол получил новую работу в Туин-Фолс. А этот дом мы купили потому, что давно мечтали поселиться в каком-нибудь тихом местечке, с садом.

Уолтер посмотрел на руки Марты, спокойно лежавшие на столе, хотя, как ему показалось, они слегка подрагивали. Сидевший напротив нее Пол Лэмб помалкивал – зубы стиснуты, по вискам стекают тонкие струйки пота. Уолтер почувствовал, как в нем закипела всепоглощающая ярость, – и, как мог, постарался ее унять.

Наслаждаясь вкусом ягненка, он обвел взглядом довольно просторную комнату, обставленную совсем простенько, без изыска – с безвкусицей, свойственной этому невзрачному пригороду, простиравшемуся на многие километры вокруг.

На улице послышались детские крики. Шторы были задернуты – видеть находившихся в доме людей прохожие никак не могли. Уолтер наклонился в сторону и подозвал одного из своих спутников, стоявших у входа. В гостиную вошел человек с квадратным лицом, в коричневой кожаной куртке и, прислонившись спиной к стене, воззрился на Лэмбов.

– А Скотт, значит, на тренировке по бейсболу, так?

– Ну да… Мы же вам говорили, а вернется он к полдесятого вечера. Он знает – надвигается буря и мешкать не стоит.

– И то верно, я и сам только что слышал по радио, – выходит, и мне нет резона здесь задерживаться. Скотт у вас единственный сын?

– Да, – ответила Марта, недоумевая, куда клонит ее собеседник.

Уолтер отрезал себе еще кусок ягнятины и обмакнул его в соусе.

– Это у вас так заведено – не ждать его к обеду?

– Когда у него тренировка, мы оставляем ему тарелку на плите. А Пол любит есть под вечерние новости по телевизору.

– Вижу, – сказал Уолтер, глянув на прикрепленный к стене плазменный экран. По телевизору корреспондент опрашивал метеоролога в Солт-Лейк-Сити, и тот советовал жителям Юты, Айдахо и Вайоминга оставаться дома, поскольку скорость ветра может достичь ста тридцати километров в час, к тому же ожидается обильный снегопад.

– Чудно как-то, – продолжал он, – а вот мой отец не мог допустить, чтобы его сыновей не было за столом, когда он садился обедать, хотя, смею думать, вы со Скоттом и так проводите много времени вместе, верно, мистер Лэмб?

Пол Лэмб ничего не ответил на столь провокационный вопрос, он сидел на стуле словно пришпиленный, следя за тем, как мало-помалу запотевают стекла его очков. А Марта смотрела на мужа в недоумении – с чего бы вдруг это существо, сидящее напротив, ее муж будто воды в рот набрал, в то время как незваные гости держат их в плену в их собственном доме. Марта выглядела довольно привлекательной, хотя ей было уже за сорок, а волосы у нее чуть поредели и стали как мочало. Уолтер угадывал у нее под блузкой маленькую упругую грудь и гибкое, без единой складки жира тело – обладать таким телом вряд ли бы кто отказался.

– Поешьте, миссис Лэмб, пока такое чудесное мясо не остыло… Стряпуха вы и впрямь искусная, и я ничуть не сожалею, что принял приглашение отобедать вместе с вами!

Марта посмотрела краем глаза на мужчину, который стоял все так же, прислонившись спиной к стене гостиной. Она не могла не заметить, что у него, как и у его товарища, оставшегося у входной двери, на поясе висит пистолет и что по приказу Уолтера он пустит его в ход не задумываясь.

– Ах да, я же не представил моих товарищей, – сказал Уолтер, проведя рукой в перчатке по своей наголо выбритой голове. – Вот этого зовут Карл, а того, что приглядывает за входом, – Хэнк. Я не расстаюсь с ними с тех пор, как один тип, полное ничтожество, пальнул в меня прямо посреди улицы. Знаю, вы не ожидали таких гостей, но у вас нет причин беспокоиться. Как только вернется Скотт, мы все вместе кое-что уладим, после чего я тут же уберусь восвояси, и ваша жизнь войдет в прежнее безмятежное русло, даю слово.

– Объясните хотя бы, что вам от него нужно, – взмолилась Марта. – Мы порядочная семья, вы, наверно, ошиблись адресом!

– О, идеально порядочных семей не бывает, миссис Лэмб, и, как бы странно это вам ни показалось, нас с вами связывает нечто общее, хотите вы того или нет.

– Черт, я точно знал, что этот сопляк принесет нам одни только неприятности! – воскликнул Пол, хватив кулаком по столу. – Какой же фортель он выкинул на этот раз? Может, он вам задолжал? Вы что, приторговываете наркотой? Предупреждаю, мы не намерены расплачиваться за его делишки!

– Разве я похож на жалкого торгаша из Айдахо, мистер Лэмб? И не надо повышать на меня голос – я предпочитаю, чтобы наш разговор и дальше оставался задушевным, если это вас устраивает…

– Вы еще будете указывать, что мне делать в моем собственном доме? – брызгая слюной, проговорил Пол с нескрываемым вызовом в глазах.

– А если и так, мистер управляющий человеческими ресурсами. Что тогда?

Пол Лэмб таращился на него, не говоря ни слова, готовый того и гляди взорваться. Уолтер выдержал его взгляд и вынудил опустить глаза, словно заставив лечь к своим ногам, точно хозяин собаку.

– Я так и думал. Но, если это вас утешит, Скотт не сделал ничего плохого, по крайней мере нам. Ваш сын нужен мне по другому поводу – это дело давно минувших дней. Ведь Скотт вам приемный сын, не так ли? И усыновили вы его, если точно, 16 марта 1999 года.

Лицо у Марты обмякло.

Определенно, к такому повороту она была не готова.

– Так вы ответите на мой вопрос?

– Да, – проговорила она слабым голосом. – Мы действительно усыновили Скотта, только я…

– И каким же образом? Через социальные службы? Если не ошибаюсь, это было не обычное усыновление: вы знали его мать – она-то и попросила вас забрать его к себе.

– Нет-нет, погодите, вы хотите узнать о Мэри Бет? – с оторопелым видом спросил Пол. – Но мы не видели ее вот уже лет семнадцать! Сперва скажите, откуда вы все это знаете?

– Прекрасно, мистер Лэмб, – проговорил Уолтер, сложив руки вместе. – А теперь я хочу услышать все, что вам о ней известно.

– Ей было лет двадцать… сама кожа да кости, ну сущая наркоманка. Ютилась в двухкомнатной квартирке напротив нашего дома, через улицу, когда мы жили в Бойсе. Она была не местная – перебралась к нам несколько недель назад, а с Мартой повстречалась в прачечной, в подвале нашего дома. Они быстро подружились. Мэри Бет иногда оставляла нам Скотта, пока вкалывала на работе. Я говорил Марте – держись от нее подальше, а она и слушать ничего не хотела. Непутевая Мэри Бет была девчонка, совсем свихнувшаяся… И вот как-то утром привела она к нам своего малого, ну как обычно, а сама дала деру – с тех пор ее и след простыл.

– Когда же она исчезла, если точно?

– Дело было в 1998 году, летом…

– А точнее? Знаю, дело прошлое, но постарайтесь вспомнить – это очень важно.

– Кажется, в начале июля, прямо перед моим отпуском, ну да, точно, мы еще собирались съездить в Тампу – пришлось отменить…

В глубине души Уолтер ликовал. Как раз тогда он объявился в Бойсе – через два с лишним года после того, как Мэри Бет сбежала из Сан-Франциско. Один из его прихвостней по дороге в Канаду случайно признал ее – она работала официанткой в баре, в одном из центральных кварталов города. И хотя это казалось слишком уж невероятным и мало походило на правду, он, однако, не мешкая отправился в Айдахо, чтобы не упустить столь ничтожный шанс и схватить ее там же, на месте.

Спустившись с трапа самолета, он взял напрокат машину, зная только адрес бара, припарковался напротив него, на другой стороне улицы, и стал ее поджидать – и прождал несколько часов, а она все не выходила, как будто заметила его, как будто почувствовала, что он где-то здесь, рядом. Устав ждать, он зашел в бар и, прикинувшись старым приятелем Мэри Бет, оказавшимся в здешних местах проездом, стал расспрашивать ее сослуживцев.

Все узнали ее по фотографии, которую он им показал. Однако никто не понимал, почему Мэри Бет не вышла в тот день на работу, при том что она всегда отличалась пунктуальностью. Никто не знал, где она живет, есть ли у нее друзья в городе, не говоря уже о любовнике. За пару дней Уолтер прочесал этот мерзкий городишко вдоль и поперек, но все тщетно. Потом ему пришлось возвращаться в Калифорнию – дела, но в душе он затаил злобу и поклялся ни за что на свете не прекращать поиски, чтобы в один прекрасный день ее непременно разыскать.

– А вы, собственно, кто такой? – полюбопытствовал Пол. – И ежели вы разыскиваете Мэри Бет, при чем тут Скотт?

В глазах Марты страх впервые сменился выражением, близким к отвращению.

Она знала. Она его раскусила.

В окно снаружи ударил порыв ветра. По телевизору показывали первые последствия бурана, обрушившегося на центр Боулдера. На улицах города не то что не было видно ни души – за пеленой пурги вообще ничего нельзя было разглядеть.

Не ответив Полу, Уолтер встал у Марты за спиной, положил руки ей на плечи и сжал их, чувствуя, как напряглось ее тело, даже через плотные перчатки.

– Дорогая миссис Лэмб, сдается мне, Мэри Бет доверила вам нечто большее, чем следовало, верно? Вы же были подругами, ей было необходимо кому-то излить душу, и уж если она оставила вам родного сына, значит, она не могла не питать к вам хоть чуточку доверия. Кто я, вам известно, а стало быть, вы лучше кого бы то ни было знаете, что с вами может случиться, окажись вы не очень сговорчивой…

– О чем это он, дорогая?

Марта не проронила ни слова – она сидела на стуле как каменная, с мертвенно-бледным лицом.

– Ответьте же, Марта. Уж такую-то малость ваш супруг в конце концов должен узнать, ведь благодаря той женщине вы и попали в передрягу!

Она протерла глаза ладонями. Слова драли ей горло, точно камни.

– Это человек, от которого сбежала Мэри Бет, – безжизненным голосом проговорила Марта. Он отец Скотта.

Пол, не ожидавший такого, сидел, разинув рот.

– Понимаю ваше удивление, мистер Лэмб, – с веселым видом произнес Уолтер. – Я и сам только недавно узнал о существовании Скотта, причем совершенно случайно. С месяц назад мне стало известно, что одна из моих девиц подворовывает, и это при том, что она работает у меня больше двадцати лет, смех и грех… Перерыв вверх дном ее квартиру, чтобы вернуть украденное, я наткнулся на письмо – она хранила его в папке для бумаг, на нем значилась дата – сентябрь 1999 года, ну и почерк – уж его-то я узнал сразу. Сначала я не поверил своим глазам, потом вспомнил – Жослин и Мэри Бет были близкими подругами. Конечно, она довольно расплывчато упоминала о том, где скрывалась, – писала только, что живет в маленьком городке где-то на Среднем Западе, совсем одна, потому что, когда она заметила меня в Бойсе, ей пришлось оставить сына у своих соседей – добропорядочных супругов. Недавно она узнала, что они официально усыновили его, отчего на душе у нее стало легко и вместе с тем грустно. Она писала, что собирается уехать подальше на восток – туда, где можно будет начать жизнь сначала. То письмо я читал и перечитывал бессчетное число раз и все рвал и метал, особенно когда узнал, что однажды она улизнула у меня прямо из-под носа, но больше всего меня бесило то, что у нее есть сын, что сын этот мог быть моим и что до сих пор ей каким-то образом удавалось скрывать его от меня. Но вместе с тем у меня наконец появился ее след, а значит, охоту можно было начать сначала. Несмотря на допрос с пристрастием, мне не удалось выудить у Жослин ни слова, так что то письмо осталось единственной нитью, которая связывала их обеих. Правда, у меня оставалась еще одна зацепка – мальчишка. Я навел справки по поводу усыновления мальчиков его возраста в вашем округе за то время – и вот вы стали вторым семейством, которое я навещаю нынче вечером. И уж коль скоро в этот раз я нашел то, что искал, все обернется очень просто. Я уверен, Мэри Бет все еще жива и здорова. Мне нужна она и только она, и если вы мне подскажете, где ее найти, я тут же уберусь из вашего дома, и вы обо мне больше никогда не услышите.

– Но что же вам еще подсказать? – спросил Поль, не в силах усидеть на стуле. – С тех пор как она оставила Скотта, мы не получали от нее никаких вестей! Целых шестнадцать лет, черт возьми!

– И она так ни разу не пыталась повидаться со своим сыном? Встретиться с ним? Неужели не присылала ему открытки или подарки на день рождения? Не верю, что она ни разу не дала о себе знать за все эти годы… Особенно после того, как почувствовала себя в безопасности.

– Так-то оно так, а может, и нет, во всяком случае, насколько я знаю! Тогда она точно подалась на запад, а после, наверно, умерла…

Пол Лэмб с укором воззрился на жену.

– А ты, Марта? Ты ведь больше ничего не знаешь? Или, может, скрываешь от меня что-то? Черт, почему ты ничего не сказала про того малого?

– Заткнись, пожалуйста, Пол! – воскликнула Марта и разрыдалась.

Пол и бровью не шевельнул, хотя на лбу у него выступили крупные капли пота.

Потом он вскочил со стула и бросился прямиком на кухню.

Уолтер схватил нож для мяса, лежавший рядом с тарелкой, метнул его Полу вдогонку – и тот вонзился ему в спину до того, как он успел добежать до двери. Марта дико закричала и подскочила на стуле, в то время как Пол рухнул лицом на плиточный пол; из раны хлынула кровь – она пролилась на плитку и забрызгала нижнюю часть стены.

Карл с Хэнком кинулись к Полу, который корчился на полу от боли, они подхватили его под мышки и подтащили обратно к столу. Хэнк усадил его на стул, а Карл завел ему руки за спину и сковал их наручниками. Пол не сопротивлялся, голова у него упала на грудь – казалось, он вот-вот свалится в обморок. Вслед за тем Карл заклеил ему рот широким куском коричневого скотча и швырнул нож на стол – Марте под нос.

Уолтер отправился на кухню. Там пахло горелым – он открыл духовку. В дальнем конце комнаты помещалась стеклянная дверь – она выходила в сад. Уолтер запер ее на ключ и вернулся в гостиную, где Марта, склоняясь над Полом, прижимала салфетку к его ране меж лопаток.