Текст книги "Боль свободы"

В этот миг Сталмира уже подводят к капсуле и, когда полицейские дроиды останавливаются, он забывает свои наивные мысли. Дать понять, что он жив? Ему повезет, если выйдет прожить на этой чертовой планете хоть неделю.

Палач вдруг поднимает руку, двигается медленно и торжественно, и в тяжелой, молчаливой атмосфере, дроиды приковывают Сталмира к креслу, стоящему на платформе перед капсулой.

Сама капсула занимает всего два-три метра на платформе из защитного покрытия, и достигает высоты всего в три или четыре метра. Выглядит она слегка неуклюже, чем-то напоминая яйцо, а впрочем, есть ли разница, в каком именно гробу тебя увезут под землю.

Не успевает Сталмир опомниться или о чем-то подумать, как уже кресло, держа его за руки и за ноги магнитными наручами, медленно начинает самостоятельно ехать в капсулу. Дроиды тут же уходят, больше не имея нужды охранять подсудимого, а Сталмир даже и не пытается вырваться, совершенно ясно понимая, что никакой хитростью нельзя прорваться через холодные объятия сковавших его приборов.

Неожиданно, палач заходит в тесную капсулу вместе с Сталмиром, тут же приковав к себе его взгляд, а после даже снимает маску, открывая лицо. От самого лба, заходя толстой, кривой, отвратительной полоской на волосяную часть головы, шрам спускается по лицу незнакомца вниз до самого подбородка, где прерывается, а затем продолжается на шее и прячется еще ниже за воротником. И Сталмир, увидев жуткий шрам, поначалу даже замирает, но потом ухмыляется и уводит взгляд с отвращением.

– Федерация тебе приплачивает за такую морду? – спрашивает он, не пряча свое презрение. – Или хочешь, чтобы все знали, как ты доблестно воевал на границе Андромеды?

Сталмир поворачивается и миг глядит на палача, открывшего ему свое лицо.

– Шкура продажная, – бросает он презрительно.

Незнакомец со шрамом остается на удивление спокоен. Он тоже глядит с печалью и жалостью, как остальные, будто сочувствует преступнику, хотя Сталмир знает, что все это лишь игра. Впрочем, что-то в выражении незнакомца не дает покоя, что-то в глазах палача не дает на него так же рассердиться, как на того клоуна-судью, разыгрывающего сердечный приступ. Кажется, будто во взгляде палача действительно отражается самая настоящая печаль, и становится до отвращения тяжело, что не выходит найти хоть самый маленький, самый неприглядный признак его неискренности.

– А с чего ты взял, что я воевал? – спрашивает палач.

Сталмир даже забывает о своем отвращении, вдруг недоумевая. Действительно, кому придет в голову носить на лице такой отвратительный шрам, избегая возможности сделать рядовую операцию и избавиться от этого уродства? Разве что какому-то недоумку, с истерзанным ярым патриотизмом умом.

– А что, шрам ты для красоты носишь? – говорит Сталмир чуть спокойнее, внезапно для себя потеряв чувство отвращения, но не потеряв его выражения на лице.

Палач вздыхает, опускает на миг глаза, но не торопится уйти.

– Память об ошибках, – неожиданно отвечает палач спокойным голосом. – Есть вещи, которые… нельзя позволять себе забыть.

Сталмир пытается вслушаться и понять, но теперь решает, что эта чушь наверняка в голове незнакомца оканчивается словами «подлинная свобода» и «Федерация», а значит и слушать его нет никакого смысла. Сталмир отворачивает голову, а палач достает армейский нож старого образца, знакомый разве что любителям оружия и завсегдатаям тематических музейных экспозиций о старых войнах.

Сталмир тут же оборачивается, заметив краем глаза, как блеснуло лезвие. С отвращением и яростью он глядит на палача, уже ожидая, что тот вонзит нож ему в сердце, а затем холодеющий труп свободного человека отправится на планету ада. Все сразу получает объяснение, взбудораженный ум мгновенно находит причинно-следственные связи. Вот, почему никто не выживает на планете, вот, почему о ней сочиняют ужасы. Сейчас он умрет и никогда уже не сумеет подать с планеты знак, вот, почему никому неизвестно, что в действительности творится на Асумгарде.

Хотя, Сталмир увлекается, в спешке ошибаясь раньше, чем он успевает дождаться хоть каких-то подтверждений своим опасениям. Вместо того, чтобы хладнокровно убить осужденного и отправить его труп путешествовать к одной из соседних планет по черному покрывалу космоса, палач наклоняется ближе, кладет руку на плечо и аккуратно закрепляет нож на поясе тюремного комбинезона.

– Выживи, – говорит он тихим, проникновенным голосом, заглядывая будто прямо в душу, – и ты все поймешь.

Лишь на пару секунд проникается Сталмир этими словами, но тут же сердится, узнавая в них почерк государственной философии.

«Прими – и тебе откроется знание; поверь – и ты разгадаешь», – все это приелось и осточертело еще в годы младшего ученичества.

– Пошел к черту! – кричит Сталмир яростно, видя, как с чувственным лицом палач готовится хладнокровно исполнить обязанности. – Шавка Федерации! Вонючая подстилка! Бездушная тварь!

Впервые Сталмир ругается так, обычно всегда оставаясь холодным и расчетливым. Как бы ярко ни горела в его мыслях жажда восстания, как бы отчаянно не желал он возродить свободный дух жизни, уничтоженный деспотизмом Федерации, как бы яростно ни ненавидел всех, кто добровольной верностью служит на благо объединенных государств, давно потерявших самобытный облик, но никогда еще эти чувства не вырывались таким припадком негодования, обращаясь бессмысленной руганью.

– Лучше бы ты меня этим ножом прирезал! Тварь! Мразота! – продолжает кричать Сталмир, не в силах удержаться. – Шваль! Ублюдок!

Палач только смотрит с тем же выражением, и его просто невозможно игнорировать, даже пропадает желание разругаться еще сильнее, едва оно появилось и обратилось ливнем оскорблений. Хочется тут же объяснить это желание даже не палачу, – черт бы с ним, – самому себе, и речь тут же изменяет направление, не успевая отразиться вразумительным планом в мыслях.

– Бросить на Асумгард того, кто этого не заслужил! Криворожий урод! – продолжает Сталмир. – Убери свое вонючее рыло! Бросить меня в гребаной тюремной робе….

– Это не тюремная одежда, – спокойным голосом перебивает незнакомец со шрамом. – Это усиленный армейский комбинезон. Модель «Жук-Б18» из укрепленного титанита на основе… хотя, это не важно.

Сталмир застывает, внезапно для себя потеряв желание ругаться, хотя следы его ненависти еще не успевают сползти с лица.

– Это сверхпрочный материал, устойчивый к износу, – объясняет палач. – Выдерживает огнестрельные снаряды и даже разрыв близкой гранаты. Правда….

Незнакомец застывает со странным выражением, будто теряется, а потом взглядывает на обездвиженного удивлением Сталмира.

– Правда, от кислоты он не спасает, – договаривает палач.

Затем он вздыхает, опускает глаза, не ждет, когда Сталмир опять заговорит, делает всего шаг и уже оказывается за пределами тесной капсулы. Незнакомец еще раз оборачивается, встав на выходе, с тем же красноречивым, сочувственным выражением он взглядывает на приговоренного, сжимая губы так, будто готовится отправить на смерть небезразличного человека.

– Удачи, – говорит он тихо.

А когда незнакомец делает еще шаг и движением руки дает интеллектуальной системе капсулы сигнал к запуску, Сталмир вновь начинает изо всех сил выкрикивать ругательства, ожив вместе с медленно задвигающейся дверью капсулы. Он продолжает орать изо всех сил, не зная даже, слышит ли кто-то его отчаянную ругань, и кричит до тех пор, пока двигатели не начинают гудеть, оповещая о начале пути и конце привычной жизни.

Сталмир внезапно замолкает, чувствуя, как бессилие сдавливает глотку, мешая дышать, как подступает к горлу ком и как рождается детское желание разрыдаться, но прежде чем слезы начинают обжигать глаза, Сталмир крепко зажмуривается, на миг задерживает дыхание, заставляет себя проглотить горесть и страх, но вдруг замечает, что весь дрожит.

Дрожит все. Капсула на удивление ровно поднимается в воздух, но догадаться об этом можно лишь благодаря тому, что ускорение начинает вдавливать в кресло. И все же, Сталмир чувствует, что дрожит не корпус аппарата, дрожит он сам, вглядываясь в черный, низкий потолок капсулы, ничего не различая в темноте, и смотря будто бы в бездну, которая вскоре разверзнет перед ним свои адские объятия.

Все кончено. Никто и никогда еще не возвращался с Асумгарда, планеты-убийцы, планеты смерти, этого портала в адскую бездну вселенной.

Глава 2

Планета смерти

Асумгард. По истине, самое мистическое, самое чудовищное место во всей галактике. Трудно вообразить, что где-то в целой вселенной найдется образ еще более ужасный, чем этот железно-каменный шарик, плавающий на орбите ласковой звезды.

Планета смерти, планета-убийца, планета, завоевавшая десятки, или даже сотни имен, абсолютно каждое из которых наполнено безмерным ужасом и вселяет невольный страх одним своим звучанием в сердце каждого жителя галактики, Асумгард давно превратился в излюбленный образ фильмов и книг, погружающих в атмосферу невыносимого ужаса.

Трудно даже представить, где фантазия режиссеров, сценаристов и писателей невольно переходит границу реальности. В бесчисленных произведениях о Асумгарде, часто встречаются очевидно вымышленные, магические существа, ужасающие своей выдуманной мощью, но не менее часто истории о планете стараются поражать реалистичным повествованием, используя образы самых жутких хищников, паразитов и тварей, обитающих на планетах Федерации, в заповедниках и в самых уголках галактики, чтобы создавать похожих на настоящих созданий монстров.

Впрочем, слишком многие из них, как бы страшны они ни были на экране и в описании художников слова, все равно остаются слишком похожими на выдумку. Помимо обычных способностей живых существ, которые легко допустить, вроде ядовитых шипов и смертельно опасных челюстей, вымышленных хищников Асумгарда часто наделяют такими способностями, как возможность плеваться кислотой, вмиг преодолевать огромные расстояния на скорости огнестрельного снаряда, или даже стрелять из глаз тепловыми или световыми лучами.

Думая об этом, можно даже расслабиться, рассудив, что ничего, ужаснее воображаемых чудовищ, на Асумгарде ни за что не встретится. Да и поговорить все равно не с кем, пока капсула спокойно уносится вдаль по холодным тропам космических просторов. И все равно, ужас и страх никак не оставляют, не дают расслабиться хоть на миг. В голову шумной оравой набиваются все самые нелепые, но жуткие существа, порожденные фантазией, чтобы заразить ум страхом, заставить дрожать и цепенеть, в ожидании, когда полет окончится и капсула совершит посадку на твердь планеты, ставшей грозой и ужасом целой галактики.

Чего стоит опасаться? Как только проходит немного времени, как только получается хоть немного успокоиться, сразу же голова начинает соображать. Мозг будто лишь сейчас понял, что нужно работать, что нужно приготовиться заранее, определить, как действовать и что делать, чтобы не стать бестолковым кормом для какого-нибудь монстра, готового полакомиться свежим мясом обреченного путешественника.

Зачем-то вспоминаются сюжеты виденных фильмов. Чаще всего, герои произведений терпят крушение, оказываются на планете со сломанным кораблем, не имея возможности покинуть Асумгард, и затем долго и отчаянно сражаются с многочисленными чудовищами, или прячутся, стараясь выжить, или…. Эти мысли сам породивший их мозг тут же старается гнать прочь, теперь не зная, для чего они всплывают в сознании.

Чего стоит опасаться? Никак не определить. Может, кто-то и созданий и плюется кислотой, но уж точно не стреляет из глаз лучами. И тут же вспоминаются слова палача. Кислота, он говорил об этом. Хотя, откуда ему знать?

Пробирает от злости, что нельзя ничего придумать и нужно только ждать. Откуда этому уродцу, готовому ради федерации убить невиновного, знать, что происходит на самой засекреченной, опасной планете всей этой чертовой галактики?

С каждым мгновением ожидания, страх и отчаяние все прочнее селятся в уме, захватывая мысли. Уже оживают в воображении самые нелепые, мистические существа, наделенные сверхъестественными силами, и грозят самой ужасной и мучительной смертью.

Сталмир начинает дрыгаться и кричать, вдруг поддаваясь истерике, ругается, шипит, но спустя еще какое-то время ум снова пытается отыскать решение. Нельзя давать волю чувствам, ведь раньше это всегда получалось, но лишь сейчас важно, как никогда. Нужно использовать время, чтобы придумать, как вырваться из ловушек, которые могут ждать на Асумгарде.

Военный костюм, перекрашенный в тюремную робу, теперь становится ясно, зачем с утра Сталмира заставили переодеваться. Впрочем, это призрачное чувство осознания тут же пропадает. Конечно, есть нож, есть этот костюм, но… какого дьявола? Чтобы дольше мучиться, пытаясь вырваться из лап смертоносных животных?

Потеряв над чувствами контроль, Сталмир рассмеивается, но скоро вновь приходит в себя. Этот мрак, царящий внутри капсулы, сводит с ума, не дает сосредоточиться. Это невыносимое ожидание возрождает в душе самые потаенные, детские страхи. Забытый ужас ранних лет, боязнь темноты внезапно обращается самым живым монстром, с которым нужно бороться уже сейчас. К креслу прижимают магнитные наручи, и остается только надеяться, что они запрограммированы открыться после посадки. И капсула несется по космосу к адской планете, но нет никакой возможности узнать, как скоро удастся хотя бы понять, узнать хотя бы отчасти, что ждет на планете.

Может, там вообще ничего нет? Даже атмосферы? Тогда бы просто убило, но… нет. Бессмысленно. Зачем давать армейский костюм и нож?

Внезапно укалывает острая мысль. Нож! Он должен быть здесь? Палач не мог… мог ли палач вздумать принести нож с собой? Или это все-таки какая-то хитрая уловка Федерации? Но зачем это Федерации? Не зачем. А с другой стороны, зачем тогда одевать осужденного на гибель, на казнь в армейский костюм?

В голове все начинает мешаться, и чем больше разумных вопросов отыскивает ум, тем труднее ему становится ориентироваться в происходящем. Федерация хочет его убить, это ясно, как белый день. Иначе, его бы не бросили на эту чертову планету. Только вот понять из этого можно лишь одно: решение атаковать интеллектуальные системы было верным. Значит, это настолько больной удар по Федерации, что виновника пожелали уничтожить самым пугающим, самым жестоким способом.

А затем, снова приходится гнать мысли и ругать себя за то, что ресурсы ума бесцельно растрачиваются на какую-то ерунду, не имеющую сейчас абсолютно никакого значения.

Когда, наконец, сознание успокаивается, то в спокойствии ума начинает проявляться единственный разумный вывод. Становится ясно, что сейчас нужно успокоиться и дождаться посадки на Асумгард, что воображать худшие варианты развития событий бесполезно, ведь ни к одному из них не удастся все равно придумать решения. Если вдруг и окажется, что магнитные наручи отчего-то не выпустят своего заключенного, то выбраться из их оков все равно нет никакой возможности. Если вдруг капсула сядет прямо рядом с гнездом какого-то рассерженного хищника, если свалится в морские пучины, если застрянет в каком-нибудь ущелье, или угодит в путы ядовитых растений, сквозь которые не удастся выбраться живым, то сделать с этим все равно ничего не получится. Остается только сохранять здравомыслие, беречь холодность ума и не давать чувствам понапрасну заставлять колотиться встревоженное сердце.

Чтобы отвлечься, приходится снова вспоминать все те нелепые выдумки о планете, которыми наполняются бесчисленные миры фильмов и книг. Сейчас они начинают даже поднимать настроение. Чего стоят одни лишь выдумки про стреляющих из глаз световыми лучами гигантских жуков. Конечно, в фильме, где появлялись эти нелепые существа, было какое-то более или менее вразумительное объяснение, что-то про генетическую модификацию и вмешательство недружелюбных рас из Андромеды, но сейчас это даже забавляет.

Или те истории, про огромные стаи птиц, которые испражняются кислотными плевками, ядовитым покрывалом одевая истерзанную страданиями землю Асумгарда. Вспомнив про них, Сталмир почти рассмеивается, но быстро успокаивается и с тягостным выражением опускает глаза, качая головой.

Жизнь никогда не бывает такой нелепой. Чаще она умеет преподнести самые неприятные сюрпризы, которых даже не смеешь ожидать. Очевидно, что нет на Асумгарде никаких гигантских жуков, стреляющих из глаз лазерами, нет никаких птиц, испражняющихся кислотой, нет всех этих ужасающих созданий, порожденных творческим воображением, но только от этого не намного легче. Ведь то, чем убивает планета, должно быть гораздо более прозаичным, незаметным, скрытым, но потому еще более опасным.

Капсула все продолжает движение. Сколько времени занимает такой перелет, наверняка трудно сказать, когда не увлекаешься межпланетными перелетами. Впрочем, можно угадать примерно. Наверняка, перелет не займет больше суток. Если бы было так, то в капсуле была бы предусмотрена возможность приема пищи. Федерация никогда не скупится на еду, даже заключенные в самых суровых тюрьмах имеют возможность получать любые блюда, какие захотят. Хотя, конечно, не совсем, все же им приходится сохранять баланс веществ, контролируемый медицинскими ботами и следить за диетой. А здесь ничего нет. Даже воды. Значит, лететь придется недолго.

Больше всего сбивает с толку этот военный комбинезон и нож, непрестанно тычущий в бедро. Остается надеяться, что он не проткнет… стоп, палач ведь сказал, что огнестрельным оружием комбинезон не пробить, значит, ножом его тоже не пробьет. Во всяком случае, о ранении в ногу беспокоиться не нужно.

Впрочем, с холодностью ума, в мысли прокрадывается весь ужас естественной угрозы, ждущий на этой проклятой, адской планете Асумгард. Черт, да с одним только армейским комбинезоном и ножом можно таких дел натворить, что их попросту невозможно купить или достать. Если бы всего пара таких костюмов была бы раньше, можно было бы напасть прямо на центральный институт Федерации, а не на какой-то центр принятия решений, да и тот, не основной. Конечно, в институте Федерации охрана гораздо серьезнее, но с таким комбинезоном можно было бы прорваться очень далеко и наделать много шума.

Это не дает покоя. Стоит ли давать такое оборудование тому, кто осужден на смерть? То есть, ведь это слишком мощное оружие, это единственное, что может помочь выжить на Асумгарде. Хотя, все это звучит очень не утешительно, и снова заставляет вспомнить о том, насколько изобретательна бывает дикая природа по части уничтожения жизни.

Верно. На Асумгарде самой страшной угрозой вовсе будут не какие-то жуки, пуляющие лазерами из глаз. Вряд ли там вообще есть гигантские жуки. Скорее всего, планета убивает еще более жестоко и изощренно. Вирусы, болезни, ядовитые животные и насекомые, плотоядные хищники, недружелюбная погода – достаточно и этого всего, чтобы не понадобились никакие лазерные жуки.

Наверняка, на планете куча самых разнообразных паразитов. Сразу приходит мысль, что нужно будет не просто готовиться сражаться с хищниками, если повезет, то их вообще удастся обходить стороной, и гораздо больше внимания надо будет уделять осторожности. Не есть, не пить, не проверив, что еда и питье безопасны, не залезать в опасные места, в заросли, кусты, высокую траву, по возможности, избегать водоемов.

Даже сердце начинает колотиться быстрее. Еще есть шанс, непременно есть. Федерация не зря оставила этот костюм, наверняка именно для того, чтобы помучить казненного. Больше незачем. Только нож не дает покоя. Знать бы точно, мог ли палач сам его принести…. Хотя, наверное, не мог. Значит, это тоже затея Федерации.

Как бы там ни было, шанс обязательно есть, он должен быть всегда. Пугает лишь то, что, если ум не подводит, если он все правильно рассчитывает и угадывает, если Федерация оставила нож и армейский комбинезон осужденному на смерть, значит, ни у кого не возникает даже малейшего сомнения в том, что на Асумгарде Сталмир не выживет. И, следовательно, планета ужасает не одними своими киношными образами, а на самом деле остается, благодаря своим неведомым силам, ужасающим, смертельным проклятьем всех несчастных, приговоренных к жестокой казни.

А сердце уже колотится вовсю, заставляя всю нервную систему так отчаянно напрягаться, что на лбу выступают капельки пота, и становится возможно ощутить, как от каких-то движений в капсуле гуляет слабый, едва уловимый ветерок.

Только внимание сейчас обходит это стороной. Мозг выдает один за другим пункты наскоро слепленного в голове плана действий. Как только капсула совершит посадку, сразу же нужно будет позаботиться об укрытии. Наверняка, на планете есть растительность, а значит можно построить хоть самый простой шалаш, но зато укрыться от насекомых и паразитов.

Тут же мысль отвлекается на то, что сами растения могут хранить на себе опасную заразу, а избавиться от нее нечем.

Мысли снова начинают путаться. Как ни взгляни, на каждом шагу придется рисковать. Нужно будет отыскать водоем, кроме этого, придется найти способ дезинфицировать воду. Хорошо было бы ее прокипятить, но только как это сделать – не ясно. Значит, нужно будет отыскать другой способ и очень быстро, пока обычная жажда не повалила насмерть.

Укрытие, вода, еда, а уже потом все остальное. Прежде всего нужно выжить, выжить любой ценой, чтобы однажды найти способ подать сигнал, чтобы однажды хотя бы на миг заставить голос свободы пробиться сквозь атмосферу планеты, сквозь облака спутников, сквозь тысячи километров черной, космической пустоты и зазвучать в сердцах тех, кто боится дать волю своим мыслям под деспотичным гнетом философии объединенных государств.

Что-то резко изменяется. Внезапно, капсулу начинает трясти. Мощные наручи, приковывающие магнитом к креслу, удерживающие тело ремни, не дают пошевелиться, сдвинуться хоть на пару сантиметров, но все равно хочется вжаться в кресло еще сильнее.

Невольно, Сталмир крепко схватывает подлокотники глубокого кресла, желая удержаться, а капсулу в это время трясет все сильнее. Уже не остается времени думать. В полной темноте, в черной пелене мрака приходится ждать неминуемой участи, догадываясь о ее приближении. Воображение не пытается рисовать ужасные картины падения, мысли стираются из ума, от волнения перехватывает дыхание, но кругом лишь тьма, лишь какие-то смутные чувства и стремительно убегающий миг, тонущий в грохоте несущейся сквозь атмосферу капсулы.

Удар, тряска, еще удар, грохот. Вдруг, капсулу начинает кувыркать, но затем она каким-то чудом снова возвращается в нормальное положение, ударившись обо что-то. Даже представить трудно, что в чистом небе планеты, не испорченной цивилизацией, могло стать причиной многочисленных ударов и такой жуткой тряски.

Не остается времени на мысли, вдруг по капсуле разносится крик, одновременно с новым ударом, одновременно с лучом света, прорвавшимся во тьму капсулы, и одновременно с жутким приступом боли, от которого даже в этой почти беспросветной тьме начинает туманом застилать взгляд.

Боль прошивает клинком из молний, током выбивая из тела капли пота, заставляя изогнуться и онеметь. Голос тут же пропадает, а по коже, по всему телу прокатывается сковывающей болью холод напавшего оцепенения.

И снова удар. Капсула сваливается куда-то, ее перестает трясти, в ноге каждый удар сердца отдается приступом нестерпимой боли, начинает открываться дверь капсулы, и уже хочется протянуть руку, лишь бы выбраться скорее к теплому свету, постепенно изгоняющему тьму из капсулы через медленно открывающуюся дверь.

Магнитные наручи с хлопком освобождают руки и падают с тяжелым грохотом куда-то за спину, вместо того, чтобы свалиться к ногам. Лишь тогда становится ясно, что капсула сильно накренилась, хотя все еще продолжает стоять.

Вот и все. Пора. Сталмир протягивает к медленно открывающейся двери руку, готовясь выкарабкаться из разбитой капсулы, на миг забывает про боль, но следом, с новым ударом сердца, боль ударяет в голову туманом бесчувственного спокойствия. И Сталмир теряет сознание.

Глава 3

Приветственный оскал

Приятное чувство. Она лежит рядышком, улыбается, нежно ударяет по щеке кончиком пальца, изображая булькающий звук упавшей капли. Жаль, что даже здесь мозг помнит, что вскоре ее не станет. Вскоре ее застрелит бот охранной системы, включив последнюю степень защиты, и больше уже не будет рядом этой улыбки и этой нежности, этой прекрасной спутницы, готовой пойти следом даже на смерть… и именно так вскоре и произойдет.

Только сейчас это не имеет значения. Она как всегда нежная и ласковая, само олицетворение свободы, любви и красоты. Она вновь зачем-то стукает по щеке кончиком пальца и говорит уже чуть громче:

– Бульк.

Удивительно, как легко срывается с ее губ этот звук, так похожий на удар капли о гладкое водяное покрывало.

– Бульк.

Она сильнее ударяет по щеке кончиком пальца и улыбается.

– Бульк.

– Хватит. Прекрати. Что ты делаешь?

– Бульк!

Ее выражение начинает изменяться. Она наклоняется ближе, а звук начинает проникать в глубину черепа, разливаясь в голове уже не таким приятным звуком.

– Бульк!

– Хватит. Перестань. Я не шучу.

– Бульк! Бульк! Бульк!

В щеку начинает вдавливаться ее нежный пальчик, продавливая кожу все с той же нежностью и осторожностью, но ударяя в одну и ту же точку, уже начиная раздражать кожу. Голос, изображающий бульканье, перестает теперь походить на голос и становится еще больше похож на звук капающей воды.

Это пугает до жути. Вдруг она теряет свои привычные черты. Она никогда такой не была…. Вернее, ее скоро не станет… нет. Ее уже не стало. Она мертва. В нее выстрелил дроид охраны, когда нужно было прорываться дальше, чтобы повредить нейронные платы сетей. Она мертва.

– Бульк!

Кончик пальца начинает с болью впиваться в щеку. Больше не удается это терпеть. Сознание отказывается тлеть в этом тухнущем кошмаре, где чувства возвращаются в прошлое, желая насладиться любимой улыбкой, но тут же тепло этой улыбки пропадает, отражаясь в мыслях болью недавней, еще живой в памяти утраты.

– Бульк!!!

Наконец, ее голос совсем изменяется. Звук воды ударяет по черепу неприятной болью, раскатываясь ударом по всему телу, а затем взрывается ниже, у стопы, пронзая чувства свежим чувством глубокой раны. И тут же сон развеивается.

Дверь капсулы так и не смогла открыться до конца. Через большую щель внутрь проникает свет, но здесь все еще относительно темно. Наручей на руках нет, в бедро что-то давит, а сверху, через щель двери, сваливается небольшой, но тяжелый, мокрый кусочек грязи и тут же больно ударяет в щеку.

Сознание пытается сбросить туманное покрывало внезапно захватившего сна. Нога буквально ревет от боли, и можно слышать, как внутри этот рев превращается в звенящий писк. Из горла рвется сдавленный, глухой стон, и Сталмир тут же сгибается к ноге, осторожно взявшись за нее обеими руками чуть ниже колена.

Мыча от боли, сдавливая челюсть, Сталмир едва не забывает о том, что снаружи в капсулу продолжает сыпаться какой-то влажный, слипающийся комками песок, но тут же еще один клочок мокрого песка сваливается ему на голову.

Еще бы всего несколько минут промедления, и все могло бы кончиться. Сталмир поднимает голову, пытаясь отвлечься от боли, выглядывает через щель приоткрытой двери капсулы и понимает, что доставивший его аппарат успел завязнуть в земле так глубоко, что та уже просыпается внутрь, разваливаясь по полу наклонившейся при посадке капсулы.

Нужно приподняться, всего немного. Мгновенно сознание начинает угадывать всю жестокость постигшей неудачи, но стоит всего на пару сантиметров оторваться от кресла, как нестерпимая боль тут же простреливает левую ногу.

В тот же миг скручивает, перехватывает дыхание, сковывает, и все тело невольно прошивает напряжение, стягивая мышцы судорожным припадком. Впрочем, кроме дикой боли в ноге все равно ничего не чувствуется. Бедро вдруг немеет и становится каменным. Рукой можно нащупать и ощутить это напряжение, мышцы схватились твердым бетоном, застыв, но даже сейчас ощущается лишь боль у стопы.

Ногу будто оторвало. Пальцы нельзя почувствовать, не удается ими пошевелить, но здесь трудно изогнуться и рассмотреть, шевелятся ли они на самом деле, или же действительно неподвижны.

Нужно выбираться и быстро. Продолжает сваливаться внутрь мокрый, схватывающийся комками, липкий песок. Значит, капсула села на мягкую почву и ее продолжает засасывать. Остаться здесь – значит умереть вместе с этим брошенным Федерацией аппаратом.

Мысли расцветают в уме бессловесными образами, не имея формы вразумительного рассуждения, они просто скользят в голове, в сознании картинными, яркими эпизодами, обнажая самую суть намерений ума.

Выбраться из капсулы. Любой ценой. Терпеть боль. Выбраться из капсулы, чтобы выжить.

Живет еще где-то в закоулках сонной памяти воспоминание о недавно погибшей возлюбленной, скучать о которой теперь уже все равно бессмысленно, ведь никогда больше ее улыбка не мелькнет рядышком, не зашепчет на ухо бодрый, звонкий голосок. Сейчас нужно думать о другом, сейчас нужно отыскать силы, чтобы спастись, чтобы победить и еще смачно треснуть по самодовольной, деспотичной роже Федерации своим воскрешением в глазах похоронившего, отправившего на смерть общества.

Стоит подняться на руках, двинуться, стараясь не напрягать левую ногу, как горло само начинает раздирать себя криком, не давая удержаться. От яростного шипения, изо рта начинают лететь во все стороны липкие слюни, тонкими ниточками исчезая в темноте. И все же, удается подняться, удается заставить корпус выпрямиться и начать падать в сторону выхода, и даже удается схватиться ослабевшими от боли руками за края выступающего в проеме двери порога.

Шипя и грохоча хриплым басом, едва достает сил, чтобы подтянуться, удобнее схватиться и лишь по пояс высунуться из капсулы. Хорошо, что хоть дверь заклинило лишь после того, как она приоткрылась достаточно, чтобы можно было выбраться. А здесь, не глядя на открывающийся простор, видя лишь окружающий капсулу, черный, липкий, влажный песок, уже поднявшийся до самого порога, легко становится забыть про боль.

Страх гибели в объятиях холодной земли, этого липкого, медленно проглатывающего капсулу песка, подстегивает сознание забыть о боли в ноге на пару коротких, быстро утекающих мгновений. Кроме того, сознание тут же подсказывает: ничего не будет, ничего страшного не случится, нужно только упереться руками и выпрямить их, не напрягая ногу. Затем останется только вывалиться из капсулы наружу, заставить себя выползти из песка и тогда уже можно будет перевести дух.