Текст книги "Голубой Маврикий"

Разумеется, он готов был взяться за дело, но все-таки, дав согласие, решил запросить дополнительную информацию: с кем придется иметь дело, что за люди, что нужно найти и прочее, и прочее. А если понадобится помощь, то следует ли на нее рассчитывать? Словом, чем больше он раздумывал, тем больше появлялось дополнительных вопросов, которые не способствовали улучшению настроения.

Из рук начальника лаборатории Каталкин получил заключение эксперта: «Карта поддельная и не представляет никакого исторического интереса». Насторожила майора как раз «резолюция», которой не требовалось, да она и не предполагалась – «не представляет никакого исторического интереса». С какой стати эксперт такие слова пишет? Так что Николай, поразмыслив над этой фразой, отнесся к столь категоричному заключению с недоверием и решил убедиться в его правильности. Когда начальник сказал, что сам бумаг не читал – и без того дел много, сомнения Каталкина в правдивости заключения усилились. И он решил прибегнуть к своему способу «легкого, но убедительного контакта», чтобы узнать правду. В коридоре Каталкин, изобразив радость случайной встречи, по-товарищески так обнял юного эксперта, что это было больше похоже на прием из боевого самбо – только что не раздался треск ребер. Майор знал свои силы и не любил перегибать.

– А теперь говори, – ласковым шепотом произнес он, – правду говори, а не то, что написал в бумажке.

Парнишка раскололся «на раз». Выяснилось, что карта была подлинной – девятнадцатый век. Дневники уже скопировали. Да и вообще со всего комплекта сняли ксерокопии. А вообще, лучше бы оставить это дело… Тут такие крутые начали интересоваться…

Каталкину стало ясно, что дело действительно «вкусное», да и просто так отдавать НДС и НЗ даже «крутым» не хотелось, к тому же он сам был парнем не промах и боялся только министра. Да и то как-то абстрактно, поскольку видел его всего один раз, когда получал из генеральских рук майорские погоны в связи с повышением в звании после удачно проведенного дела. Николай решил сам поучаствовать в разговоре с банкиром, а потому, на всякий случай, запросил через коллег на этого самого банкира информацию.

Болельщики шли могучим потоком на Малую арену Лужников на хоккей. Успешный столичный клуб «Динамо» принимал казанский «Ак Барс». Игра обещала быть увлекательной.

Майор Каталкин обзавелся приглашением в ВИП, где должен был сидеть и банкир, Геннадий Алексеевич Пыльнев. Разумеется, у них оказались соседние места.

– Добрый вечер, Геннадий Алексеевич, – приветствовал Николай банкира.

– Добрый, – машинально ответил Геннадий, укладывая нижнюю часть своего тела в бордовое плюшевое кресло. Потом он повернулся к Каталкину, пытаясь вспомнить, видел ли он этого курносого человека с открытым располагающим лицом и старомодной прической «волной». – Извините, что-то я вас не припоминаю по имени-отчеству.

– Так это неудивительно. Мы с вами до этой минуты и не были знакомы, – улыбка на лице собеседника была, можно сказать, дружеской. – Майор Николай Каталкин, спецотдел МВД.

– Вот те на… А я думал, на хоккей пришел…

– На хоккей, на хоккей, – поспешил Николай. – Просто мои друзья у вас недавно были и попросили, если встречусь с вами, замолвить за них словечко. Вот я и решил, так сказать, в неофициальной обстановке.

На душе у банкира стало чуть легче, и, хотя больших грехов в последнее время за собой и за банком он не припоминал, тем не менее всегда что-то может найтись.

– Пыльнев, – представился банкир и добавил: – Геннадий. Это вы, впрочем, и без меня знаете.

Динамовцы забили быстрый гол, и игра пошла в среднем темпе, без острых моментов у ворот. Как говорят порой сами хоккеисты – начали тачку катать.

– Так в чем суть вопроса? – поинтересовался банкир.

– Тут мои друзья приходили к вам с просьбой о кредите, намерены они на Маврикий съездить за какой-то маркой…

– Сумма там довольно большая, такие дела кредитный комитет решает.

– Конечно, – согласился Каталкин. – Но вы, к примеру, в июле 1998 года решения принимали единолично, за счет чего тогда и выиграли. Да и на переговорах в Англии решения принимали самостоятельно, английский язык у вас свободный, так что без переводчика обходились. Да и хинди вы, наверное, не забыли.

– Что, тоже в нашем колледже учились? – поинтересовался банкир, употребив название ИСАА, которое было принято между своими, студентами этого некогда элитного института.

– Нет, служил в «котиках». А потом списали на берег, и попал в МВД.

– Слава Богу, компетентных людей стали брать в милицию, – с некоторым одобрением констатировал Геннадий.

В перерыве болельщики из ВИПа прошли в заднюю комнату к фуршетному столу. Там стояли рюмки с водкой, в широких стаканах было виски, в небольшом серебряном, а может быть, просто мельхиоровом ведерке лежали кубики льда. На больших тарелках были выложены бутербродики на «спичках». Желающие могли у официанта, стоявшего наготове, попросить вина.

– Ну, за удачу ваших друзей, – Пыльнев, взяв щипцами кубик льда и как-то нежно, без брызг опустив его в виски, поднял стакан, дав понять, что к теме кредита возвращаться не стоит.

– Спасибо, – коротко ответил Каталкин, взяв в руку рюмку водки. – За приятное знакомство.

Новые знакомцы чокнулись, как бы скрепляя по русской традиции достигнутые договоренности.

И действительно, зачем владельцу банка согласовывать любой чих с кредитным комитетом? Ну, пусть не чих, а нечто громче, но все-таки…

«Губернатор Гомм был весьма любезен и предложил офицерам и экипажу провести несколько дней на берегу, пока на борт погрузят запасы свежей воды и провизии, осмотреть достопримечательности.

На второй день стоянки корвета, как и было договорено с командиром, я отправился в сопровождении помощника губернатора и юной Элизабет осматривать северную часть острова. Рассчитывали мы на двухдневную экспедицию и соответственно взяли с собой припасов на три дня. А когда вернулись к полудню третьего дня, оказалось, что корвет срочно снялся с якоря и ушел в океан. Объяснение было простым – на корабле обнаружился тяжелобольной матрос – то ли чумой, то ли холерой, а может быть, и желтой лихорадкой, а потому поместили его в лазарет и, чтобы не заразить островитян, ушли в океан. Как преставится матросик, так – по морским правилам – тело в саван и в морскую пучину. Для меня оставили у губернатора деньги и письмо, мол, при случае, на каком-нибудь попутном французском или английском судне, возвращайся в Европу, ждать тебя не могли.

Конечно, никакого больного матросика не было, да и оставленный запас денег оказался весьма внушительным. Губернатор вошел в положение молодого человека и рекомендовал ему поселиться пока у английского фермера. Он понимал, что симпатичного офицера, владеющего английским и французским языками, стоит подержать на карантине неделю-другую».

Уже на следующий после хоккея день Игнат и Василий появились в кабинете банкира. Сторонам было ясно, о чем идет речь, и к делу приступили без предисловий.

– Поручительство у вас хорошее. Этого достаточно… А залог?

В этот момент очаровательная девушка – банк «стоял крепко», входил в первую двадцатку, а потому и секретариат был на уровне – вошла в кабинет с подносом с чаем и кофе, а заодно и с двумя вазочками – одна с печеньем, вторая с изюмом, орешками и цукатами. Василий посмотрел на нее с интересом, вспоминая Ирочку и мысленно сравнивая сотрудниц секретариата, а Игнат, наученный жизнью, лишь скользнул взглядом по «брунетке»: появление таких девушек в некоторых фирмах стало специальным отвлекающим маневром.

– Что? – переспросил, не поняв, Игнат, сидевший уже ближе к Геннадию.

– Обычная практика. Кредитный комитет я беру на себя. В залог что остается? – поинтересовался банкир.

– Квартира, – быстро сориентировался Василий. – Две. Моя двушка на Пресне и его на Таганке.

При этих словах Василий кивнул на растерявшегося от этих слов друга. Игнат промолчал, вернее не смог ничего сказать, а Василий поставил точку в переговорах.

– Да! Две квартиры. Идет?!

Банкир что-то промычал и кивнул в знак согласия. А затем добавил:

– За пару дней собирайте бумаги, девки подскажут, какие нужны, в понедельник оформим кредит на триста тысяч. Больше не могу.

Вскоре друзья получили семь чеков на разные суммы, но в целом, после простого арифметического сложения, которое виртуозно провел Филипп, не прибегая к карандашу и бумаге, получилось триста тысяч. Здесь же, в банке, три чека по десять тысяч «зеленых» поменяли на рубли, еще заказали себе «золотые» кредитные карты. После этого троица отправилась в парикмахерскую на углу, именуемую «Салон красоты». Говорят, что лысым удача сопутствует, а потому и решили постричься «под ноль». И шикарным шевелюрам было суждено пасть на пол мужского зала, где над ними потрудились две пожилых парикмахерши.

Первая была, конечно, несколько разочарована, что стрижка такая простая, а потому и не денежная. Но, увидев, что в соседнем кресле клиент также прощается с чубом, только вздохнула: высокие чувства, настоящее товарищество. Это впечатление подтвердил и третий, у которого были роскошные светлые волосы, также заказавший себе «под ноль», но еще и попросивший побрить череп так, чтобы он сверкал, как бильярдный шар.

«Обнулеванные» партнеры зашли в кафе неподалеку, чтобы обсудить дальнейший план действий. Это было японское заведение, суши-бар, в котором пришлось довольствоваться только пивом «Асахи» и зеленым чаем. Да и то, скорее по инерции последних дней пиво заказал себе только Игнат.

Пока ждали свои суши, Игнат направился к стойке с газетами и рекламными журналами, чтобы узнать, какая турфирма отправляет желающих на Маврикий.

– А вот Каталкин – он тоже из ваших, из «котиков»? – интересовался неугомонный Филипп.

– Из наших, – буркнул Василий.

– А почему он в милиции?

– Доктора прописали берег.

– А почему?

– Обнаружили, что он не может нырять глубже, чем на тридцать метров.

– Да…

– Что да? – чуть не возмутился Василий. – Без акваланга. А с аквалангом мог бы, но у нас с этим было строго, и старлей получил капитана в рядах славных борцов за порядок.

– Но он же майор.

– Ну да. Там как было? Кто его завидит, так сразу – капитан Каталкин запевает. Но он какое-то сложное дело распутал, ему сразу майора дали и повышение по службе. Так что песенка «капитан Каталкин» уже не про него.

В турфирме, занимавшей всего-то три комнаты – в большой была сама «хозяйка» с двумя помощницами, в другой – бухгалтер, а в третьей специалист по заказу всяческих билетов, от парохода до любой авиакомпании, все сделали молниеносно. Маврикий так Маврикий, отель на сколько звезд? Когда вылетаете? Эконом-класс или бизнес? Есть ли паспорта? Виз, к счастью, не требуется. Ждем вас завтра с деньгами, все будет готово, и билеты и ваучеры, лететь только долго, но через Дубаи – одна посадка, хотя можно и через Париж или Йоганнесбург. Через Париж чуть дешевле. Правда, будет немного продолжительнее.

– Василий, ты в Париже бывал? – поинтересовался Игнат.

– Неоднократно.

– А я – нет. Давай через Париж, хоть парижским воздухом подышу, пусть и в аэропорту.

– Давай. Только сразу надо бронировать место у окна – сверху на город посмотришь. У них пока еще можно над городами летать.

– Если водку брать будете, то в Москве, в городе и сразу ее в багаж, – предупредил флегматичный агент по авиабилетам. – Они там, в Париже, злые какие-то и даже водку, купленную в Шереметьево, выбрасывают. Особенно, если налетите на сильно загорелую таможенницу. Ну, эту, афро-европейку… Эта еще и противным голосом вопить начнет…

– Спасибо за предупреждение.

– Мужики, – чуть смущаясь, обратился к компаньонам Игнат, – тут такое дело, мне на пару-тройку дней надо бы слетать в Туапсе. Валентина там проводит тренировки своих русалок. Надо бы ее успокоить, чтобы чувства не остыли. Вот ситуация стабилизируется, и мы с ней объединимся в семейном союзе… Правда, о Маврикии я ей пока не буду рассказывать, она меня всегда авантюристом считала, а тут вообще заклюет.

– Ничего страшного, – поддержал Василий товарища, – мне тоже нужно хвосты подчистить. Так что дней пять у нас есть на то, чтобы привести в порядок, насколько возможно, конечно, всякие дела на берегу.

– А ты, Филипп, поскольку холостяк и не слишком обременен службой, сделай ксерокопии всех карт и дневников в трех экземплярах, – распорядился Игнат. – И чтобы каждый читал дневники прадеда и нашел ключи к Маврикию.

Филипп не стал возражать, ему и самому было интересно заняться «аналитической работой».

Лев Львович, в последнее время не часто покидавший свою квартиру, только отошел от подъезда – подышать воздухом, как в кармане пиджака зазвонил мобильник.

– Левка, – фамильярно обратился к Красавину чешский коллега, – я тут поговорил с нашими хлопцами, и они заинтересовались делом. Им нужно знать, кто приедет. У них есть концы на Морисе, так что там поработают. Но, сам понимаешь, они за так работать не будут.

– У тебя еще осталось кое-что из моих запасов. Я рискую своими, но ты докладываешь свою половину, и мы оба в деле. Идет?

– Бегит.

На этом короткий разговор людей, которые понимали друг друга с полуслова, завершился.

Конечно, никакого больного матросика не было, да и оставленный запас денег оказался весьма внушительным. Губернатор вошел в положение молодого человека и рекомендовал ему поселиться пока у английского фермера. Он понимал, что симпатичного офицера, владеющего английским и французским языками, стоит подержать на карантине неделю-другую.

Из дневника Александра Коршикова:

«Мы отправились на лошадях, имея намерением прибыть на северную оконечность острова еще до заката солнца. В основном наш путь лежал неподалеку от берега, лишь временами отходя чуть вглубь. Огромные пространства заняты плантациями сахарного тростника, который является здесь главным продуктом, рабы и нужны были главным образом для его возделывания. Довольно часто встречаются трубы маленьких заводиков по переработке тростника – сахар здешний весьма своеобразен, коричневого цвета, а порой бывает и черный, но все равно сладкий. Из этого тростника местные мастера научились делать совсем недурной ром, который мы отведали накануне вечером.

– Мы с вами будем как Пол и Вирджиния, – сказала мне Элизабет, когда мы отправлялись из Порт Луи».

– Василий, а ты зачем гитару взял? – поинтересовался Игнат, когда они встретились в Шереметьево.

– Пока собирался, заглянул в Интернет, посмотреть кое-что о Маврикии, и обнаружил, что там потрясающие по красоте экваториальные закаты – небо таких цветов, которые больше нигде в мире никогда не встретишь, – увлеченно начал рассказывать фотограф. – А для меня поиграть на закате, помурлыкать – самый кайф. Глядишь, и сам что-нибудь сочиню.

В Париже переехали на автобусе в другой терминал и увидели, что лететь придется на самолете Маврикийских авиалиний. Впрочем, теперь почти все рейсы совмещенные. Троицу определили в небольшой загончик для пассажиров бизнес-класса, отделенный символическим веревочным барьером от остального зала. Василий сразу обратил внимание на светловолосую девушку спортивного вида, в аккуратных джинсах и изящной кофточке. Не блондинка, но очень близка по масти. Наметанным глазом фотографа модных журналов он определил, что одевается их будущая попутчица внешне скромно, но в бутиках серьезных фирм.

«Порода, она сразу видна», – думал Василий, глядя на девушку и сразу же прикидывая, в какой рекламе эта девушка смотрелась бы лучше всего. Вернее, в рекламе какой фирмы она была бы звездой.

Но скоро понял – такими надо любоваться вживую.

Все ждал – а вдруг и она на него как-то по-особенному посмотрит… Волшебные колокольчики, однако, не звякнули. Но даже просто смотреть на нее – признался себе – одно удовольствие!

Вообще человеческий взгляд не является чем-то материальным, он не несет какой-то магнитной энергии. Загадка «силы взгляда» с материалистических позиций не разгадана. Разве что за нее возьмутся эксперты по квантовой механике. И, тем не менее, не случайно же бывает, что человек чувствует на себе чей-то взгляд.

Та девушка как раз и почувствовала на себе взгляд, даже ощутила тепло мочкой левого уха. Она повернула голову налево и сразу увидела незнакомца, расположившегося через проход.

«Как-то странно он на меня смотрит, – подумала она. – Еще немного и скажет: чуть голову налево и набок, добавь полуулыбку… На мачо не похож… Скорее художник… Но интересный…»

Василий смутился, отвел взгляд – извините, мол, но уж очень хорошо вы выглядите.

«Какая фигура, – на самом деле восхищенно думал Василий. – Вот с какой натуры ваять нужно. Но нет ни Фидия, ни Праксителя, чтобы на века сделать и чтобы лет через пятьсот ею любовались в Лувре или в Эрмитаже».

При всей современности фотографа и большом количестве музеев, которые он посетил, в том числе и в Америке, все-таки Василий ставил Лувр и Эрмитаж в своей классификации на первые места. У них и подбор произведений сильнее, и сами они больше других впечатляют. При этом он любил и Третьяковку, и музей Пушкина, и Русский музей, и музей Гуггенхайма, и галерею Тейт. Но одно дело любить музей, отдельные картины, а другое – иерархия. Он иногда мысленно пытался «поставить» лучшие свои фотографии в какой-то музей.

И вот уже Филипп, Игнат и Василий – в салоне бизнес-класса «Боинга-747», с небольшими бокалами шампанского в руках – здесь принято предлагать напитки еще до взлета.

– За успех! – предложил Игнат.

– Ни в коем случае, – застонал Филипп. – В начале дела тост только один – за удачу!

– За удачу, а после ее прихода – за успех безнадежного дела! – примирил компаньонов Василий.

Снова зазвучал Моцарт. Игнат достал свой мобильник.

– Кий сломался, любимая… Вот идём покупать… Чего так шумит?.. Машины кругом, понимаешь… На переходе стоим… Да, как только, так сразу… Плохо слышу… Батарейка садится.

Весьма кстати появилась строгая смуглая стюардесса, встала рядом и подняла указательный палец – выключить телефон. И не отошла, пока Игнат не показал ей погасший экран.

Прекрасная незнакомка, как и Василий с друзьями, летела бизнес-классом, но они оказались довольно далеко друг от друга, так что познакомиться не получилось. Василий прошелся пару раз между кресел, но девушка сразу после ужина сбросила новомодные кеды, надела носки, достала заглушки для ушей и «самолетные» очки – чтобы свет не мешал заснуть.

Маврикий! Маврикий! Маврикий! Душистый неведомый рай! Вот она, та самая неизвестная земля из снов Игната.

Ох, беден, беден людской язык…

Как передать переливы небесных теней на тонком, почти белом песке океанского пляжа? Как описать изумрудное мелководье с перламутровыми глубинами вдалеке? Как рассказать о буйстве лучезарного солнца над верхушками стрельчатых пальм, об изгибах причудливых гор над голубыми лагунами, очерченными на небольшой глубине россыпью пунцовых бутонов кораллов и ожерельями крохотных островков?

Самолет уже катил по посадочной полосе, и друзья припали к иллюминатору.

Теперь не во сне, а наяву, вот-вот, и все это можно будет потрогать и припасть ко всему душой и глазами…

Два молодых маврикийских таможенника достаточно равнодушно смотрели на проходящих пассажиров, у каждого из которых помимо чемодана на колесиках был еще и пакет из Парижа с торчавшими двумя бутылками в запечатанной упаковке и парой блоков сигарет. У Игната был новенький спортивный баул на колесиках, точно такой же был и у Василия, и они уверенно пошли через зеленый коридор.

Неожиданно таможенник тормознул Игната.

В бауле ничего особенного не было. Кроме обычных вещей, гидрокостюм, какие-то принадлежности для дайвинга и… саперная лопатка.

– А что это? – по-английски спросил таможенник. К нему уже подходил его коллега.

– Лопатка. На пляже, если жарко, пиво лучше всего хранить в ямке поближе к воде, а как сделать ямку без лопатки?

Таможенник согласно кивнул головой. Криминала никакого не было, а вот с такой идеей он встретился впервые.

Парни прошли дальше, а таможенники уже вели свою беседу.

– Эти русские – умные ребята, до такого никто не додумался, – констатировал первый, обдумывая идею хранения пива в прибрежной полосе.

– Ты знаешь, кто первый в космос полетел?

– Американцы говорят, что они.

– Американцы всегда так говорят. Русский был первым – Гагарин. Так что и неудивительно, что они такие умные.

– Мы с вами будем как Пол и Вирджиния, – сказала мне Элизабет, когда мы отправлялись из Порт Луи.

К стыду своему, я должен был признаться, что не знал, кто это такие, и на протяжении нескольких верст пути она пересказывала мне роман, который, оказывается, пользовался огромной популярностью не только во Франции, но и по всей Европе. Где-то в Петербурге я слышал длинное имя его автора – Жак Анри Бернардин де Сент-Пьер, но поскольку дамские романы – не моя страсть, то в книжном магазине на углу Невского я такой книги и не спрашивал. Но теперь, если будет такой момент, то петербургским барышням не удастся меня смутить этой историей. Одно могу сказать, рассказ шустрой англичанки скрасил несколько часов поездки.

Побережье здесь по большей части пустынное, но его, конечно, будут осваивать – уж очень хорош здешний песок, который облюбовали морские черепахи, кладущие здесь свои яйца. Небольшая река впадает через мелководье в залив.

Филипп беспрерывно щелкал затвором своей «мыльницы», проходя по витиеватому коридору выхода в город. Огромные ярко-красные цветы были повсюду – и на деревьях, и на кустах, и прямо на земле! Игнат и Василий, раскрыв рты, глазели по сторонам. Около здания аэропорта находился ларек с сувенирами. Когда Игнат – сказывалась привычка офицера спецназа – покупал карту в этом ларьке, старик продавец как-то странно его рассматривал… Игнату даже стало не по себе.

В это время Филипп и Василий уже общались с представительницей турфирмы, которая радушно и тепло приветствовала их, выделив из большого отряда туристов. Она сообщила, что для них из аэропорта в отель заказан микроавтобус с кондиционером. Это было весьма кстати, хотя в восьмом часу утра еще и было прохладно.

Они успели загрузить вещи и занять места, когда к автобусу с картой под мышкой подошел Игнат. Увидев на лице представительницы турфирмы некоторую напряженность, Игнат извинился, что заставил себя ждать, и нырнул внутрь.

– Я вас очень прошу быть очень аккуратными и внимательными, у нас левостороннее, английское движение, – строго сказала дама. – Было несколько случаев, когда туристы ныряли под колеса в первые же минуты, прямо здесь, возле аэропорта. Поэтому я так нервничаю. Потом вы постепенно привыкнете. Хорошего вам отдыха.

Она решительно задвинула боковую дверь «Фольксвагена», и автобусик двинулся вперед. Через переднее стекло открывался потрясающий утренний вид – горы сверху донизу были укрыты зеленью. Солнце не спеша поднималось над океаном почти по вертикали.

Но всем было не до красот – отчаянно хотелось спать.

– Мужики, до обеда спим, – предложил, позевывая, Василий. – Потом на пляж и там согласуем план действий.

– Обеда не будет, – включился Филипп, честно изучивший все документы, которые им выдали в турфирме. – У нас включены только завтрак и ужин.

– Хорошо, – согласился Игнат. – В три часа встречаемся на пляже и обсуждаем план действий. Здесь длина береговой линии больше двухсот километров. Копать не перекопать. Да и где копать?

– Знаешь, как в пехоте старшина командовал, где копать? – прикололся Василий.

– Ну…

– Значит, так – копать здесь, здесь и здесь. А я пока схожу, узнаю, где на самом деле надо.

И парни рассмеялись. В дальнейшем ехали молча, клевали носами – все-таки в самолете какой сон…

– Марк Твен написал, что сначала был Маврикий, а потом Бог создал по его образу и подобию рай, – вскинув голову и открыв глаза на окружающий мир, произнес ни с того ни с сего Филипп.

– Мне Марк Твен всегда нравился, еще с Тома Сойера и Гека Финна, и потом он здорово писал. Классный старикан с хорошим юмором. Под настроение, конечно, – согласился Игнат.

Машина остановилась у входа в отель, и тут же появился местный «загорелый», чтобы не сказать «коричневый», служитель в бежевом костюме, который взял колотушку и ударил в темное коричневое пятно посреди надраенного до блеска медного гонга, висевшего в специальной деревянной раме. Поплыл красивый звук, служивший одновременно сигналом для всех, кто входил в службу приема и встречи гостей. Звук, впрочем, держался недолго. Но этого хватило, чтобы выскочили несколько человек, кинувшихся тут же к задней двери «микрика», чтобы достать багаж. Игнат, Филипп и Василий вылезли из машины, потянулись и двинулись в огромный холл.

Посредине был небольшой мраморный бассейн с бронзовыми, примерно тридцатисантиметровыми фигурками, расположившимися на бортиках; в огромных вазах стояли фантастические по своей красоте свежие цветы; мраморная лестница за бассейном вела вниз, где виднелся уже настоящий бассейн для гостей отеля.

От этого архитектурного великолепия парни не то, чтобы потеряли дар речи, но могли только произнести – да-а-а…

А что, собственно, удивительного – «пять звезд» они и есть «пять звезд».

Правда, на Маврикии местный пятизвездочный отель смотрится на семь, а после него европейский тянет только на «троечку».

И тут раздался новый удар в гонг, друзья автоматически дружно обернулись – всегда интересно, кто еще приехал.

Следом подкатил белый «Мерседес» с голландским флажком на левом переднем крыле, означавшим, что в машине находился посол. Первым вышел мужчина, одетый по-летнему. А следом – та самая светловолосая попутчица из самолета, которая так заинтересовала Василия и которую, как он думал, он уже навсегда потерял.

Ему и в голову не могло прийти, что на сей раз удар в гонг расторопного служителя отеля на Маврикии прозвучит для него ударом судьбы… Если провидению захочется, то оно такое вытворит, что потом критики скажут: «Слишком надуманно». Но, как в старом анекдоте: а случись оно с тобой, вот тебе и пожалуйста.

В три часа дня все трое собрались в баре у бассейна, посмотрели меню, поцокали языками, мысленно пересчитывая цены за напитки и сэндвичи из евро и местных рупий в рубли, но вспомнили, что ограничивать себя им вроде как и не с руки. Для экзотики решили попробовать молоко кокоса.

Через несколько минут перед каждым стояло по светло-желтому кокосу. Экзотический плод ни в малейшей степени не соответствовал российским представлениям. Ну, во-первых, цветом, во-вторых – он был гладким, на нем не было той «шерсти», в которой он предстает на большинстве фотографий, а в диаметре этот шар был сантиметров двадцати. Так что внутри у него было не меньше пол-литра таинственной жидкости. К тому же у него была срезана макушка и в отверстие были воткнуты две соломины.

– Зачем две соломины? Чтобы пить вдвоем?

– Нет, пить через одну, а через вторую будет поступать воздух, и давление будет выравниваться, и жидкость будет спокойно всасываться, – разъяснил Игнат, хорошо учившийся не только в школе, но и в мореходке.

– А напиток-то классный, чуток сладковат, но не все же пивом баловаться, – поддержал репутацию кокосового молока Василий.

Неподалеку на берегу служащие отеля сооружали из поленьев пирамиду для костра.

– У вас здесь на пляже по вечерам бывают костры? – поинтересовался Василий у официанта, принесшего сэндвичи.

– Сегодня вечером будет сега, костры нужны для того, чтобы просушить раваны. А потом будет настоящая сега. У нас она лучшая на острове.

– А что такое равана?

– Это как барабан – такое деревянное кольцо, на которое натянута кожа козленка. На нем дают ритм – очень хорошо и четко звучит.

– А что такое сега?

– Сега?… О… Я не могу сказать, в английском языке такого нет. Это надо видеть – это must.

– Мужики, – почти скомандовал Игнат, – значит, вечером ужинаем и после этого дружно идем на сегу. Вася – бери фотоаппарат. А сейчас поделимся выводами, которые каждый сделал из прочтения дневников нашего замечательного предка.

Филипп никогда не любил копать. Больше того, он вообще был ленив. Ну, ничего не поделаешь, таким его мама родила. Хотя сама Берта Андреевна была женщиной энергичной, о таких говорят – электрический веник. Но в природе всегда должен сохраняться определенный баланс, ее муж – Константин Николаевич – был ее неторопливой противоположностью. В чуть модифицированном виде отцовские гены передались сыну. А лень, как известно, заставляет размышлять, у ленивца появляется особая, подсознательная мудрость. Естественно, Филипп взялся размышлять на заданную тему, ему стало необходимо вычислить, где, собственно, надо копать, чтобы потом просто указать на эту точку на кусочке глобуса.

Филипп достал несколько листков, которые он приготовил в Москве, изучая старинные бумаги и приводя тексты в соответствие с современным русским языком, разложил их перед компаньонами и приступил к своему любимому занятию – начал вещать.

– У Александра Коршикова был слуга по имени Жозеф, личность примечательная, но об этом потом.

Филипп не любил отвлекаться от главной темы.

– Когда Коршиков покидал остров, он оставил ему деньги, чтобы тот начал свое дело – открыл мастерскую по изготовлению моделей кораблей. Кстати, все началось с того, что Жозеф сделал первую модель Коршикову за два месяца до отбытия с острова. Поначалу Жозеф вызывал у Александра некоторые подозрения, но потом они сдружились, и Жозеф стал его верным помощником. Кстати, вся информация – из дневников Коршикова!..

– И дальше что? – Игнат начал выказывать некоторое нетерпение.

– А то, что в городке Кюрпип, как они его тут называют, я бы прочитал это как Кюрепайп, сосредоточены мастерские по изготовлению моделей кораблей. Не исключено, что одна из них передавалась по наследству, и там мы можем что-то найти.

– Ты хочешь сказать, что копать пока нечего и стоит произвести разведку на местности, другими словами, съездить в этот Кюрпип?

– Я бы съездил, – включился Василий. – Хоть какая-то зацепочка… Филя, тебе бы аналитиком в штабе быть с такой головой.

– Хорошо, на завтра на утро заказываем машину для поездки в Кюрпип, – подвел итог Игнат. – Надо только выяснить, сколько там таких мастерских и нет ли где-то еще.

Парни взяли по пиву, поговорили о тяжелой московской осени, проигрывающей местной весне по всем статьям, и разбрелись по номерам, договорившись точно в семь быть на ужине.

А потом была сега.

Это было невероятное по красочности представление на берегу. В своеобразной музыке передавался жар Африки, ритм поднимался до невероятно стремительного и падал до замедленного. Трое парней, «игравших» на раване, мараване и темпо, доходили почти до экстаза, группа девушек то ли пела, то ли выкрикивала какой-то речитатив, но это было только начало. Наконец начались танцы – девушка-солистка была в длинной, очень широкой юбке, которая при вращении поднималась почти до талии, обнажая стройные, сильные, шоколадного цвета ноги. Ее кофточка была скорее разноцветным бюстгальтером. Она двигалась короткими прямыми шажками, при этом весьма призывно раскачивая бедрами. Ее босоногий партнер в коротких белых штанах через минуту блестел от пота, когда он выделывал такие движения, которые и в голову не могли прийти иному балетмейстеру. Он то приближался к ней на сантиметры, то крутился, изображая, что потерял ее, чтобы через мгновение вновь сблизиться с красавицей.