Текст книги "Габриэла, гвоздика и корица"

Насибу не удалось распрощаться – полковник Рамиру Бастус не позволил. А кто станет оспаривать приказание полковника, даже если оно отдаётся с улыбкой, почти как просьба.

– Ещё очень рано. Давайте немного побеседуем.

В солнечные дни, неизменно в десять часов утра, опираясь на трость с золотой рукоятью, медленным, но ещё твёрдым шагом полковник Рамиру Бастус выходил из своего дома, переходил улицу и, оказавшись на площади перед префектурой, садился на скамейку.

– Змея выползла погреться на солнышке… – говорил Капитан, глядя на него из дверей налоговой инспекции, что напротив «Образцовой книжной лавки».

Полковник тоже замечал Капитана, снимал шляпу и кивал седой головой. Капитан отвечал на приветствие, хотя ему хотелось совсем другого.

Этот сад был самым красивым в городе. Злые языки утверждали, что префектура уделяет особое внимание данному общественному месту из-за его соседства с домом полковника Рамиру. Но ведь на площади Сиабры находились также здание префектуры, клуб «Прогресс» и кинотеатр «Витория», на втором этаже которого селились молодые холостяки, а в зале, выходившем окнами на улицу, помещалось литературное объединение имени Руя Барбозы. И это не считая лучших в городе домов и особняков. Естественно, что городские власти относились к этой площади с особой заботой. Именно поэтому во время одного из правлений полковника Рамиру на ней был заложен сад.

В тот день старик был умиротворён и разговорчив. Наконец-то снова выглянуло солнце; полковник Рамиру чувствовал его тепло на своей сгорбленной спине, костлявых руках и даже в сердце. В свои восемьдесят два года полковник Рамиру считал часы, проведённые на утреннем солнце, развлечением, роскошью и самой большой своей радостью. Когда шли дожди, он чувствовал себя несчастным, сидел в гостиной в кресле-качалке, принимал посетителей, выслушивал их просьбы и обещал помочь. Ежедневно приходили десятки людей. Но в солнечные дни в десять часов утра, кто бы ни был у него на приёме, полковник вставал, извинялся, брал трость и выходил на площадь. Он садился на скамейку в сквере, и очень скоро у него появлялся какой-нибудь собеседник. Взгляд старика блуждал по площади, останавливался на здании префектуры. Полковник Рамиру Бастус рассматривал их, как свою собственность. Отчасти так и было, поскольку он и его люди уже много лет управляли Ильеусом.

Это был сухопарый старик, который не желал поддаваться возрасту. Его маленькие глазки сохраняли начальственный блеск, как у человека, привыкшего отдавать приказания. Один из крупнейших фазендейро региона, он стал политическим лидером, уважаемым и внушающим страх. Он взял власть в свои руки во время борьбы за землю, когда пришёл конец могуществу Казузы Оливейры. Он поддержал старого Сеабру, и тот отдал ему власть над регионом. Два раза он избирался префектом, а теперь был сенатором штата[97]97
  Парламенты бразильских штатов, как и федеральный парламент, состоят из двух палат: сената и палаты депутатов.


[Закрыть]. Каждые два года в результате сфальсифицированных выборов префект менялся, но на деле всё оставалось по-прежнему, поскольку всем, как и раньше, заправлял полковник Рамиру, чей портрет во весь рост можно было видеть в парадном зале префектуры, где проводились все собрания и праздники.

Его ближайшие друзья или родственники чередовались на посту префекта, они и шагу не делали без его ведома. Сын Рамиру Бастуса, детский врач и депутат палаты штата, оставил о себе славу хорошего администратора. Он прокладывал новые улицы, разбивал площади и сады; во время его управления город стал менять свой облик. Говорили, что всё это делалось для того, чтобы сына Бастуса наверняка избрали в палату штата. Но правда в том, что полковник Рамиру по-своему любил город, как любил свой дом или свой сад. В саду он посадил даже яблони и груши[98]98
  В Бразилии обычными фруктами являются жака, питанга, жабутикаба, ананасы, папайя и пр., а яблоки и груши – экзотика.


[Закрыть], выписав саженцы из Европы. Ему нравилось видеть город чистым (ради этого он убедил префектуру приобрести грузовики, чтобы заменить ослов), с мощёными улицами, парками, с хорошей канализацией. Он поощрял строительство красивых домов, радовался, когда приезжие говорили о красоте Ильеуса, его садов и площадей. Но, с другой стороны, он упорно оставался глухим к другим неотложным задачам: строительству больницы и спортивных площадок, открытию городской гимназии, прокладке дорог в глубинке. Он морщился, когда заходила речь о клубе «Прогресс», и даже слышать не хотел об углублении фарватера. Этими вопросами он занимался лишь в том случае, когда игнорировать их не было никакой возможности, иначе пострадает его авторитет. Так было, например, с шоссейной дорогой, которую строили две префектуры – Ильеуса и Итабуны. Рамиру Бастус с недоверием относился к некоторым нововведениям, прежде всего, в повседневной жизни. А поскольку оппозицию составляла маленькая группка недовольных, не имевших ни силы, ни влияния, то полковник почти всегда делал что хотел, наплевав на общественное мнение. И всё же, несмотря на всю свою несокрушимость, в последнее время он стал замечать, что его авторитет уже не столь незыблем, а его слово не всегда является законом. Нет, не из-за оппозиции, не из-за этих ничтожных людишек. А из-за того, что город и весь регион развивается и, похоже, хочет выскользнуть из его уже старческих рук. Не собственные ли внучки критиковали полковника, когда тот заставил префектуру отказать клубу «Прогресс» в просьбе о частичной оплате расходов? А газета Кловиса Косты разве не осмелилась обсуждать проблему открытия гимназии? Однажды он услышал, как его внучки сказали: «Наш дед – ретроград!»

Полковник весьма благосклонно относился к кабаре, публичным домам, к безудержным ночным оргиям Ильеуса. Мужчинам это нужно, он сам был молодым. Но он не понимал, зачем нужны клубы, где юноши и девушки разговаривают до поздней ночи, танцуют эти новомодные танцы, в которых даже замужние женщины вертятся в объятиях посторонних мужчин, какой разврат! Жена должна сидеть дома, заботиться о детях и семейном очаге. Девушка должна готовиться к замужеству: учиться шить, играть на пианино, управляться на кухне. И всё же, как Рамиру Бастус ни старался, он не смог помешать созданию клуба. Этот Мундинью Фалкан, прибывший из Рио, ускользнул из-под его контроля, не приходил к нему с визитами, не советовался с ним, самостоятельно принимал решения и поступал, как считал нужным. Полковник интуитивно чувствовал в экспортёре врага, который попортит ему много крови. Внешне у них были вполне дружеские отношения. Когда они встречались (очень редко), то обменивались вежливыми фразами, заверениями в дружбе, предлагали друг другу помощь. Но этот Мундинью начал всюду совать нос, вокруг него с каждым днём собиралось всё больше народу; он говорил об Ильеусе, о жизни в нём, о прогрессе так, словно это было его личным делом, входило в его полномочия, словно он имел здесь какую-то силу. Мундинью происходил из влиятельной семьи с юга страны, его братья имели вес в обществе и деньги. Для него полковник Рамиру словно вовсе не существовал. Разве не так он вёл себя, когда решил проложить набережную вдоль моря? Он неожиданно заявился в префектуру как владелец прибрежных участков, с готовыми чертежами и планами.

Насиб сообщил Рамиру Бастусу самые свежие новости, но полковник уже знал, что «Ита» села на мель.

– С ней прибыл Мундинью Фалкан. Он сказал, что вопрос с бухтой…

– Чужак… – оборвал его полковник. – Какого дьявола ему нужно в Ильеусе, что он здесь потерял?

Голос старика звучал жёстко, это был голос человека, который когда-то поджигал фазенды, грабил посёлки, без всякой жалости убивал людей. Насиб вздрогнул.

– Чужак…

Как будто Ильеус не был краем чужаков, прибывших из всех уголков мира. Но Мундинью был особенным. Другие держались неприметно, сразу же покорялись власти Бастусов, они хотели только заработать денег, устроиться, начать вырубку лесов. Они не лезли в дела города и региона, не брали на себя заботы о прогрессе, не решали, что нужно Ильеусу в первую очередь. Несколько месяцев назад к полковнику Рамиру Бастусу обратился Кловис Коста, хозяин ильеусского еженедельника. Кловис искал партнёров для издания ежедневной газеты. Он уже присмотрел в Баии типографские станки, теперь ему нужны были деньги. Он пустился в пространные объяснения: ежедневная газета означает новый шаг в прогрессе Ильеуса, он будет первым провинциальным городом штата со своим ежедневником. Журналист рассчитывал получить деньги у фазендейро, все они стали бы его компаньонами по изданию газеты. Этот орган будет рупором зоны какао, защищающим её интересы. Рамиру Бастусу эта идея не понравилась. Защищающим от кого или от чего? Кто угрожает Ильеусу? Случайно, не правительство? Оппозиция – штука бесполезная, ничтожная. Полковник счёл, что ежедневная газета – чрезмерная роскошь. Если деньги нужны на что-то другое – всегда пожалуйста. На ежедневную газету – нет…

Кловис очень огорчился и пожаловался Тонику Бастусу, другому сыну полковника, городскому нотариусу. Издатель мог бы получить немного денег у некоторых фазендейро. Но отказ Рамиру означал отказ большинства. Если он к ним обратится, они, конечно, спросят:

– А полковник Рамиру сколько дал?

Рамиру Бастус больше не думал об этом деле. Ежедневная газета – большая опасность. Достаточно будет однажды не удовлетворить какую-либо просьбу Кловиса – и газета станет оппозиционной, будет вмешиваться в дела муниципалитета, копаться в чужом белье, поливать уважаемых людей грязью. Своим отказом полковник Рамиру поставил на этой идее крест. Так он и заявил Тонику, когда тот пришёл к нему вечером поговорить об этом деле и передал жалобы Кловиса:

– Тебе нужна ежедневная газета? И мне не нужна. Значит, и Ильеусу тоже, – и сменил тему разговора.

Каково же было удивление полковника, когда через несколько дней он увидел на рекламных щитах на площади и на стенах домов объявления о предстоящем выходе газеты. Он вызвал Тонику.

– Что это за история с газетой?

– Какой газетой? Кловиса?

– Да. Я видел объявления о её выходе.

– Печатные станки уже прибыли и сейчас монтируются.

– Как это? Я же отказал ему в поддержке. Где он нашёл деньги? В Баии?

– Как раз здесь, отец. Деньги дал Мундинью Фалкан…

А кто поощрял открытие клуба «Прогресс», кто дал деньги молодёжи из торговой ассоциации на организацию футбольных клубов? Тень Мундинью Фалкана простиралась всюду. Рамиру Бастус постоянно слышал это имя. Вот и сейчас араб Насиб заговорил о нём, о том, что он вернулся и сразу объявил о скором прибытии инженеров из министерства путей сообщения для изучения вопроса об углублении бухты. Кто поручил ему пригласить инженеров, кто уполномочил решать городские дела? С каких это пор у него появились такие права?

– Кто дал ему такое поручение? – накинулся старик на Насиба, как будто тот был в чём-то виноват.

– Ну этого я не знаю… За что купил, за то и продаю…

Клумбы в саду пестрели всеми цветами в ярком свете этого великолепного дня, на деревьях вокруг щебетали птицы. Полковник сидел мрачный, и Насиб не решался распрощаться. Старик сердился, но вдруг снова заговорил. Если они думают, что с ним покончено, то они ошибаются. Он ещё не умер и не сдался. Они хотят драки? Они её получат. А чем ещё он занимался всю свою жизнь? Как он стал хозяином своих плантаций, как расширил границы своих огромных фазенд, как установил свою власть? Он не унаследовал всё это от родителей, не рос под присмотром братьев в столицах, как этот Мундинью Фалкан… Как он уничтожал своих политических противников? Он уходил в лесную чащу с «парабеллумом» в руке во главе отряда жагунсу. Любой старожил Ильеуса расскажет о тех событиях. Никто о них не забыл. У этого Мундинью Фалкана ничего не выйдет, он пришлый, он не знает историю Ильеуса, лучше бы ему сначала её узнать… Полковник стучал тростью по тротуару. А Насиб молча слушал.

Проникновенный голос учителя Жозуэ прервал Рамиру Бастуса:

– Добрый день, полковник. Наслаждаетесь солнцем?

Полковник улыбнулся и протянул руку:

– Беседую вот с моим другом Насибом. Присаживайтесь. – Он подвинулся, давая место учителю. – В моём возрасте только и остаётся, что греться на солнышке…

– Что вы, полковник, немногие молодые сравнятся с вами.

– Вот, я как раз говорил Насибу, что меня ещё рано хоронить. Хотя кое-кто в этом городе думает, что я уже ни на что не гожусь…

– Никто так не думает, полковник, – сказал Насиб.

Рамиру Бастус переменил тему, спросив Жозуэ:

– Как дела в колледже доктора Энока? (Жозуэ был преподавателем и заместителем директора колледжа.)

– Хорошо, очень хорошо. У нас замечательная новость. Колледж получил аккредитацию. Теперь в Ильеусе есть своя государственная гимназия.

– Уже получил? Я и не знал… Губернатор передал мне, что это случится только в начале следующего учебного года, что министр не может подписать приказ раньше, это запрещено. Я очень интересовался данным вопросом.

– Действительно, полковник, аккредитация осуществляется, как правило, в начале года, до того, как начнутся занятия. Но Энок попросил Мундинью Фалкана, когда тот уезжал в Рио…

– А!

– …и тот добился, чтобы министр сделал исключение. Уже в этом году на экзамены в колледж приедет федеральный инспектор. Это очень важно для Ильеуса…

– Без сомнения… Без сомнения…

Молодой учитель всё говорил и говорил, Насиб воспользовался этим, чтобы распрощаться. Полковник их не слушал, его мысли витали далеко. Чем, чёрт побери, занимается в Баии его сын Алфреду? Депутат парламента штата, который вхож в губернаторский дворец и может в любое время поговорить с его хозяином, какого дьявола он не шевелится? Разве Рамиру не велел сыну добиться аккредитации колледжа? Если бы Алфреду заставил губернатора по-настоящему заняться этим делом, то Энок и весь город были бы обязаны ему и только ему тем, что вопрос с колледжем решён. Он, Рамиру, в последнее время почти не ездил в Баию на заседания сената, для него это было испытанием. И вот результат: его обращения в правительство месяцами ждут рассмотрения, проходят через бюрократические проволочки, тогда как… «Колледж обязательно получит аккредитацию в начале следующего учебного года», – губернатор передал ему слова министра с таким видом, словно сделал всё возможное, чтобы удовлетворить его просьбу. И он остался доволен, передал эту новость Эноку, да ещё обратил его внимание на то, с какой быстротой правительство удовлетворило его просьбу.

– Через год в вашем колледже будет федеральная комиссия по лицензированию.

Энок поблагодарил, но посетовал:

– Жалко, полковник, что не сейчас. Мы потеряем год, многие мальчики уедут в Баию.

– Поздно спохватились, дружище. В середине учебного года аккредитация невозможна. Но ждать осталось недолго…

И вот теперь эта неожиданная новость. Колледж получает аккредитацию прямо сейчас благодаря стараниям и щедротам Мундинью Фалкана. Надо ехать в Баию. Губернатору придётся его выслушать, полковник Рамиру скажет ему пару ласковых… Не такой Рамиру Бастус человек, чтобы с ним шутки шутить, он не позволит растоптать свой авторитет. Но что, черт возьми, делает его сын в палате штата? Парень не создан для политики, он хороший врач, хороший администратор, но он не похож на отца, слишком мягкий, не умеет добиваться своего. Другой, Тонику, думает только о женщинах, ни о чём другом и знать не хочет…

Жозуэ стал прощаться.

– До свидания, сынок. Передайте Эноку мои поздравления. Я ждал это известие со дня на день…

Рамиру Бастус снова остался один на площади. Он больше не радовался солнцу, на его лицо набежала тень. Он думал о прежних временах, когда такие дела решались просто. Когда кто-то становился помехой, нужно было просто позвать наёмника, пообещать денег и назвать ему имя. Теперь всё не так. Но этот Мундинью Фалкан ошибается. Ильеус сильно изменился за последние годы, это правда. Полковник Рамиру пытался понять эту новую жизнь, этот Ильеус, что вырастает из того другого города, который раньше принадлежал ему. Он думал, что понимает этот новый Ильеус, видит его проблемы и нужды. Разве не он благоустроил город, разбил сады, замостил улицы, и даже проложил шоссе вопреки договорённости с англичанами насчёт железной дороги? Так почему же тогда, так неожиданно, город, похоже, выскальзывает из его рук? Почему все стали делать, что захотят, по своему разумению, не слушая его, не дожидаясь его приказов? Что происходит с Ильеусом, неужели он уже не понимает и не контролирует его?

Не такой он человек, чтобы сдаться без борьбы. Это его земля, никто не сделал для неё больше, чем Рамиру Бастус, и никто на свете не отнимет у него власть. Он чувствовал: скоро опять начнётся борьба. Но другая, не похожая на ту, что была раньше, и, возможно, более трудная. Он встал и выпрямился, словно вовсе не чувствовал груза лет. Может быть, он стар, но ещё рано ставить на нём крест, и, пока он жив, он останется здесь хозяином. Он покинул сад и направился в здание префектуры. Полицейский у входа отдал ему честь. Полковник Рамиру Бастус улыбнулся.

В то самое время, когда полковник Рамиру Бастус входил в здание префектуры, а араб Насиб вернулся в бар «Везувий», так и не найдя кухарки, Мундинью в своём доме на набережной говорил Капитану:

– Это была битва, дружище. Мне пришлось нелегко.

Мундинью отодвинул чашку и вытянул ноги, удобно откинувшись на спинку стула. Он ненадолго заглянул в контору и захватил с собой для разговора друга под тем предлогом, что ему нужно поделиться новостями. Капитан с наслаждением отхлебнул кофе и стал интересоваться подробностями.

– Но почему они так сопротивляются? В конце концов, Ильеус не какая-нибудь деревушка. Муниципалитет приносит в казну более тысячи конту[99]99
  Конту – тысяча мильрейсов.


[Закрыть].

– Ну, дружище, министр тоже не всесилен. Ему приходится считаться с интересами губернаторов. А правительство Баии и слышать не хочет об углублении бухты Ильеуса. Каждый мешок какао, который отправляется из Баии, – это деньги для их порта. А зять губернатора связан с владельцами доков. Министр так и сказал мне: сеу Мундинью, вы поссорите меня с губернатором Баии.

– Этот зять – жулик и вор. Вот чего не могут понять полковники. Как раз сегодня я спорил с ними, пока «Иту» снимали с мели. Они поддерживают правительство, которое всё забирает у Ильеуса и ничего не даёт нам взамен.

– Вот именно… Здешние политики тоже не шевелятся.

– Более того, они ставят палки в колёса, когда речь идёт о необходимых городу решениях. Глупость, которой и названия нет. Рамиру Бастус бездействует, он не видит дальше собственного носа, а полковники его поддерживают.

Мундинью в спешке покинул свою контору, оставил клиентов, перенёс на вечер важные деловые встречи, но сейчас, заметив нетерпение Капитана, он не торопился. Нужно, чтобы кто-то другой предложил ему возглавить оппозицию, чтобы его уговаривали, а он бы сделал вид, что удивлён неожиданным предложением, и попросил время для размышления. Мундинью поднялся, подошёл к окну и залюбовался волнами, бьющимися о берег, и солнечным днём:

– Я иногда спрашиваю себя, Капитан, кой чёрт занёс меня сюда. Ведь я мог бы наслаждаться жизнью в Рио и Сан-Паулу. Мой брат Эмилиу, депутат парламента, до сих пор спрашивает меня: «Тебе ещё не надоело это безумие с Ильеусом? Не понимаю, зачем ты забрался в эту дыру?» Вы ведь знаете, что наша семья занимается кофе? Уже много лет…

Барабаня пальцами по стеклу, Мундинью смотрел на Капитана:

– Не подумайте, что я жалуюсь, какао – выгодное дело. Исключительно выгодное. Но здешняя жизнь не идёт ни в какое сравнение с жизнью в Рио. И всё же я не хочу возвращаться туда. А знаете почему?

Капитан радовался, что у него сложились такие доверительные отношения с экспортёром, ему льстила дружба с таким человеком.

– Признаюсь, очень хочется узнать. И не только мне, всему городу. Почему вы приехали сюда – одна из неразрешимых для нас загадок…

– Не важно, почему я приехал, важно, почему я остался. В тот день, когда я сошёл с корабля и поселился в гостинице Коэлью, мне хотелось сесть на обочине и зарыдать.

– Ох уж эта наша отсталость…

– Так вот, думаю, как раз это меня и удержало. Именно это… Новые, изобильные земли, где столько предстоит сделать, где всё только начинается. Ведь то, что уже сделано, в основном сделано плохо, всё нужно менять. Да, образно говоря, цивилизация здесь только зарождается.

– Цивилизация только зарождается, хорошо сказано… – одобрил Капитан. – В прошлом, в смутные времена, говорили так: кто приехал в Ильеус, никогда его не покинет. Ноги вязнут в клейком соке какао и прилипают к здешней земле навсегда. Вы никогда этого не слышали?

– Слышал. Но, поскольку я экспортёр, а не фазендейро, я полагаю, что мои ноги увязли в уличной грязи. Это и внушило мне желание остаться, чтобы сделать что-нибудь. Не знаю, понимаете ли вы меня…

– Прекрасно понимаю.

– Конечно, если бы тут нельзя было заработать, если бы какао не было таким выгодным делом, каким оно является, я бы не остался. Только одного какао мало, чтобы удержать меня. Думаю, что у меня душа первопроходца, – засмеялся он.

– И поэтому вы за всё хватаетесь? Понимаю… Покупаете участки, прокладываете улицы, строите дома, вкладываете средства в самые различные предприятия…

Перечисляя проекты Мундинью, Капитан отдавал себе отчёт, какой размах приняли дела экспортёра и каково его участие во всём, что происходит в Ильеусе: открытие новых банковских филиалов, создание автобусной компании, сооружение набережной, издание ежедневной газеты, прибытие специалистов для подрезки деревьев какао, то, что чокнутый архитектор, построивший дом Мундинью, стал очень модным и теперь завален работой.

– …даже актрису вы привезли… – заключил он с улыбкой, намекая на балерину, приехавшую утром на «Ите».

– Красивая, да? Бедняги! Я встретил их в Рио, они не знали, что делать дальше. Хотели поехать на гастроли, но у них не было денег даже на билеты… Я стал их импресарио…

– При таких обстоятельствах, дружище, это не привилегия. Даже я смогу им стать. Её муж, похоже, принадлежит к братству…

– Какому братству?

– Святого Рога, достопочтенному братству смиренных мужей, доверчивых и добродушных.

Мундинью сделал рукой протестующий жест:

– Какое там… Они не женаты, эта братия не женится. Живут они вместе, но без всяких обязательств. Как вы думаете, чем она занимается, когда негде танцевать?.. Для меня это было развлечение, средство от скуки в долгом путешествии. Но теперь всё кончилось. Она в вашем распоряжении. Только ей надо платить, дружище.

– Полковники потеряют голову… Но не рассказывайте им, что они не женаты. Мечта каждого полковника – спать с замужней женщиной. Вот только если кто-то захочет переспать с их женой, тогда… Однако вернёмся к вопросу о мели… Вы действительно намерены довести это дело до конца?

– Для меня оно стало личным. В Рио я вёл переговоры с одной шведской грузовой компанией. Они намерены организовать прямое сообщение с Ильеусом, как только в гавань смогут входить суда с низкой осадкой.

Капитан слушал внимательно, одновременно прокручивая в голове давно засевшие там идеи и кое-какие политические планы. Пришло время приводить их в исполнение. Приезд Мундинью в Ильеус был благословением небес. Но как он воспримет эти его предложения? Нужно действовать осторожно, завоевать его доверие, уговорить его. Мундинью расчувствовался, видя восхищение Капитана, ему захотелось поговорить откровенно, и он позволил себе это:

– Послушайте, Капитан, я приехал сюда… – он замолчал на мгновение, как будто сомневался, стоит ли продолжать, – потому что хотел скрыться. – Снова молчание. – Не от полиции! От женщины. Когда-нибудь я расскажу вам всё, но не сегодня. Вы знаете, что такое страсть? Больше чем страсть – одержимость? Из-за этого я приехал сюда. Бросил всё. Я уже слышал об Ильеусе, о какао. Приехал посмотреть, что это за город, и остался навсегда. Остальное вы знаете: экспортная фирма, моя жизнь здесь, хорошие друзья, что у меня появились, азарт, который пробудила во мне эта земля. Дело не только в прибыли, в деньгах, понимаете? Я мог зарабатывать столько же или больше, экспортируя кофе. Но тут я что-то из себя представляю, сам делаю дело, понимаете? Делаю своими руками… – Он взглянул на свои ухоженные, аристократические руки с наманикюренными, как у женщины, ногтями.

– Об этом я и хочу с вами поговорить…

– Подождите. Дайте мне кончить. Я приехал сюда по очень личным причинам, я бежал. Но если я тут остался, то только из-за моих братьев. Я самый младший из трёх, намного моложе остальных, я родился не вовремя. Всё уже было сделано, мне не надо было прилагать никаких усилий. Всё получалось само собой. Только я всегда был третьим. Первыми – двое старших. Это меня не устраивало.

Капитан торжествовал, признания Мундинью пришлись как нельзя вовремя. Он подружился с Мундинью сразу после его приезда в Ильеус в связи с открытием новой экспортной компании. Капитан был инспектором федеральной налоговой службы, и ему выпало консультировать нового капиталиста. Они стали вместе путешествовать, и Капитан взял на себя роль чичероне. Он возил Мундинью на фазенду Рибейринью, в Итабуну, в Пиранжи, в Агуа-Прету, рассказал ему про обычаи края и даже рекомендовал женщин. Мундинью, со своей стороны, вёл себя без зазнайства, сердечно, легко сходился с людьми. Вначале Капитан просто гордился дружбой с этим крёзом с юга из влиятельной в бизнесе и в политике семьи, у которого брат – депутат, а родственники – дипломаты. А о старшем брате даже говорили, что он станет министром финансов. Только потом, когда Мундинью со временем развернул свою многогранную деятельность, Капитан начал размышлять и строить планы: этот человек сможет противостоять Бастусам и свалить их…

– Я был избалованным ребёнком. На фирме мне ничего не давали делать, всё решали братья. Я уже был взрослым мужчиной, но для них оставался мальчишкой. Они позволяли мне развлекаться, пока не подойдёт моя очередь «брать на себя ответственность», как говорил Лоуривал… – Мундинью всегда мрачнел, когда говорил о старшем брате. – Вы понимаете? Я устал от праздности, от роли младшего брата. Возможно, я никогда бы не воспротивился этому, дальше бездельничал и прожигал жизнь. Но тут появилась эта женщина. Безвыходная ситуация… – Его взгляд был опять обращён к морю, расстилавшемуся за его окном, и там, за горизонтом, перед ним вставали образы прошлого, видимые ему одному.

– Хорошенькая?

Мундинью усмехнулся:

– Хорошенькая – это для неё оскорбление. Вы знаете, что такое красота, Капитан? Совершенная красота? Такую женщину нельзя назвать хорошенькой.

Он провёл рукой по лицу, словно отгоняя видения.

– Как бы там ни было… На самом деле я доволен. Теперь я уже не брат Лоуривала и Эмилиу Мендес Фалканов. Я – это я. Это моя земля, у меня своя фирма, и я, сеу Капитан, переверну этот Ильеус с ног на голову, сделаю из него…

– …столицу, как говорил сегодня Доктор… – перебил его Капитан.

– В этот раз братья смотрели на меня уже по-другому. Они потеряли надежду увидеть, как я возвращаюсь, проиграв всё, тише воды ниже травы. У меня и правда всё не так уж плохо, да?

– Плохо? Чёрт, вы приехали совсем недавно и уже стали главным экспортёром какао.

– Ещё не стал. Кауфманы экспортируют больше. Стевенсон тоже. Скоро я их опережу. Но это для меня не главное, меня притягивает эта девственная земля, где всё только начинается. Здесь столько предстоит сделать, и я всё смогу. По крайней мере, – поправился он, – смогу помочь. Это стимул для такого человека, как я.

– Вы знаете, что тут говорят? – Капитан встал, прошёлся по комнате. Вот он, нужный момент.

– Что? – Мундинью ждал, он знал, что за этим последует.

– Что у вас есть политические амбиции. Как раз сегодня…

– Политические амбиции? Никогда об этом не думал, во всяком случае, серьёзно. Я думал лишь о том, как заработать деньги и содействовать развитию этого края.

– Всё это прекрасно, и у вас хорошо получается. Однако вам не удастся сделать и половины того, что вы задумали, пока не займётесь политикой, не измените нынешнего положения.

– Каким образом? – Карты выложили на стол, игра началась.

– Вы сами сказали: министр должен считаться с губернатором. Правительство не заинтересовано в прогрессе Ильеуса, здешние политики – бараны. Полковники не видят дальше своего собственного носа. Для них главное – сажать и собирать какао. Прочее их не интересует. Они выбирают идиотов в палату депутатов, голосуют за тех, кого назовёт Рамиру Бастус. Префектура переходит из рук сына Рамиру в руки его кума.

– Но полковник всё-таки что-то делает…

– Мостит улицы, проектирует площади, сажает цветы. И на этом всё. Шоссе? Даже не думайте. За строительство шоссейной дороги в Итабуну пришлось бороться. У него, мол, контракт с англичанами на строительство железной дороги, то-сё, пятое-десятое… А бухта? У него, видите ли, договорённость с губернатором… Ильеус уже лет двадцать не развивается…

Теперь уже Мундинью слушал молча. Капитан говорил со страстью, желая его убедить. А Мундинью думал: он прав, интересы полковников противоречат интересам быстро развивающегося края.

– Вы в чём-то правы…

– Конечно, прав. – Капитан хлопнул экспортёра по плечу. – Дружище, даже если вы не хотите, вам придётся заняться политикой, другого выхода у вас нет…

– Но почему?

– Потому что это нужно Ильеусу, вашим друзьям, народу!

Капитан говорил патетическим тоном, простирая перед собой руку, словно выступал с трибуны. Мундинью Фалкан закурил.

– Мне нужно подумать… – И он представил, как входит в федеральную палату депутатом от края какао, как он и говорил Эмилиу.

– Вы даже не представляете… – Капитан снова сел, довольный собой. – Об этом только и говорят. Все, кто заинтересован в прогрессе Ильеуса, Итабуны, всего региона. Столько народу, сосчитать невозможно.

– Это нужно обсудить, пока я не говорю ни да, ни нет. Но мне бы не хотелось ввязываться в сомнительную авантюру.

– Авантюру? Если бы я сказал вам, что будет легко, без борьбы, я бы солгал. Борьба будет жестокой, в этом нет никакого сомнения. Но одно я знаю наверняка: мы вполне можем выиграть…

– Мне нужно подумать… – повторил Мундинью Фалкан.

Капитан улыбнулся: Мундинью заинтересовался, а от заинтересованности до согласия – один шаг. В Ильеусе только Мундинью Фалкан, он и больше никто, может выступить против власти полковника Рамиру Бастуса, только он может отомстить за отца Капитана. Разве не Бастусы лишили должности и разорили старого Казузинью, втянув его в бесславную политическую борьбу? Разве не из-за них Капитан остался без гроша и теперь вынужден жить на зарплату государственного служащего?

Мундинью Фалкан улыбнулся в ответ: Капитан предлагает ему власть или, по крайней мере, средства её достижения. Как он и хотел.