Текст книги "Габриэла, гвоздика и корица"

Из-за невысокого качества перечисленных выше переводов у русского читателя могла даже возникнуть мысль, что Амаду исписался. Но это совсем не так. Те, кто читал его рассказ «Чудо в Пираньясе», могли в этом убедиться. Этот маленький шедевр, написанный в 1979 году, доказывает, что Жоржи Амаду сохранил свой блистательный писательский талант, не утратив ни его силы, ни глубины, ни гуманизма, ни жизнелюбия, ни изящества стиля, ни красоты и образности языка.

Невозможно понять эволюцию стиля писателя, не коснувшись ещё одного произведения, сказки «Полосатый Кот и Ласточка Синья». Сказка – совершенно не характерный для Амаду жанр. Она была написана в 1948 году, в период работы над «Подпольем свободы», но не предназначалась для печати, и Жоржи Амаду не считал нужным загонять её в какие-то рамки, подгонять под схему. Потом рукопись затерялась и была обнаружена почти через тридцать лет. Жоржи решил опубликовать её без всяких изменений, в противном случае «текст потерял бы своё единственное достоинство: он был написан просто ради удовольствия, без каких бы то ни было обязательств перед публикой или издателем». И мы видим, что это произведение «докризисного» периода не уступает в художественном мастерстве его поздним работам. Уже в этой сказке мы найдём полностью сложившимся несравненный амадовский стиль, изящный и ироничный. Что тут скажешь? Спасибо XX съезду. Не будь его, Амаду продолжал бы ломать себя, чтобы соответствовать жёстким партийным установкам, и не читать бы нам ни «Габриэлу», ни «Дону Флор», ни «Лавку чудес».

Совсем по-другому повлиял на Амаду распад Советского Союза. Об этом можно судить по книге его воспоминаний «Каботажное плаванье». В Бразилии книга вышла в 1992 году. У нас отрывки из неё публиковались с 1994 года в «Латинской Америке», «Огоньке» и «Иностранной литературе». Отдельным изданием, хотя и в сокращённом виде, «Каботажное плаванье» вышло в издательстве «Вагриус» в 1999 году. Вот эта книга действительно может поставить в тупик поклонников таланта великого бразильца. Раньше мы знали другого Амаду – романтика и мудреца, автора изящной и ироничной прозы. В «Каботажном плаванье» перед нами предстал циник и пошляк. Когда Амаду был настоящим: в «Каботажном плаванье» или во всех своих предыдущих книгах? Возможно, этот вопрос так бы и остался без ответа, если бы двумя годами ранее не была издана книга Алис Райяр «Беседы с Жоржи Амаду»[24]24
  Raillard A. Conversando com Jorge Amado. RJ, 1990.


[Закрыть], где мы видим родного нам, прежнего Амаду. Что же произошло за эти два года, разделяющих «Беседы» и «Каботажное плаванье»? Что заставило Жоржи играть (без особого успеха) несвойственную ему роль? Объяснение одно – крах Советского Союза. Жоржи Амаду, как и все бразильцы, не отличался патологическим постоянством. Но с нашей страной его связывали действительно неразрывные узы. Он был совсем юным, пылким и впечатлительным, когда любовь к СССР запала в его душу. И как бы позднее ни пытался Амаду выглядеть независимым, как бы ни сердился на нас, связь эта не прерывалась. И вдруг в 1991 году оказывается, что его любимая страна не просто пересела (если использовать метафору одного бразильского критика) в другой трамвай, но и едет в обратную сторону! И вот он лихорадочно пытается догнать новую Россию, прерывает работу над очередным романом и пишет «Каботажное плаванье», хотя всего лишь два года назад, в беседе с французской журналисткой, уверял, что не собирается писать воспоминания, чтобы не переоценивать свою жизнь.

Но поезд, или в данном случае трамвай, уже ушёл. Если бы книга была напечатана в 1974 году, она произвела бы фурор. Но к 1994 году, когда впервые были опубликованы отрывки из книги воспоминаний, Россия уже устала от разоблачений сталинизма, а в 1999-м, когда книга вышла отдельным изданием, пожалуй, была бы не против «реставрации». В общем, тираж в 5 тысяч экземпляров долго стоял на полках книжных магазинов.

Распад Советского Союза трагически повлиял на творчество самого Амаду и на его популярность в России. В начале нового века резко падает тираж его книг. Если раньше тираж двести – пятьсот тысяч экземпляров был нормальным явлением, то теперь он уменьшился ровно в сто раз.

Верю, однако, что время всё расставит по своим местам, отделит вечное от преходящего. Истинно талантливые оригинальные произведения искусства бессмертны, они не имеют срока давности и не выходят из моды, как туфли или юбки. Настоящая литература заставляет читателя размышлять о мире и о себе, лишает его душевного покоя, порождая вечные вопросы. Таково творчество Жоржи Амаду: мы любим или ненавидим его героев, восхищаемся или удивляемся им. Потом размышляем… о них, о себе. Задумываемся, как жить дальше. Герои Амаду не оставляют нас равнодушными, потому что они не схемы, не бледные тени, не ходульные персонажи. Это люди из плоти и крови. У каждого своя внешность, свой характер, своя жизнь и своя судьба. Никто никогда не спутает дону Флор с Габриэлой или Терезой Батистой, а Капрала Мартина с Педро Пулей. Амаду видел их вокруг себя, на улицах родной Баии, в гуще народной жизни, частью которой он был сам. Как живые предстают они перед читателем, и миллионы людей во всём мире плачут и смеются вместе с ними. И так будет, пока существует человечество.

Земной путь Жоржи Амаду закончился 6 августа 2001 года. Он умер в родной Баии, в своём доме на улице Алагоиньяс. Через четыре дня ему исполнилось бы 89 лет. Практически все российские средства массовой информации сообщили об этом трагическом событии. Большинство статей были информационно-нейтральными, очень немногие выражали искреннюю скорбь и любовь к ушедшему писателю (например, статья Л. Шульца в «Советской России»[25]25
  Шульц Л. Жоржи Амаду: Россия вернётся на путь социализма // Советская Россия. 2001. 31 августа.


[Закрыть], но были и такие, что ранили даже сильнее, чем сама трагедия. Некоторые издания словно вознамерились взять реванш за все годы более чем лояльного отношения советской прессы к бразильскому автору. Ёрнический тон, тенденциозная трактовка фактов – всё, вплоть до откровенной лжи и клеветы. За все предыдущие годы в советской прессе об Амаду не было сказано ни одного резкого слова. И вот теперь – потоки гадостей и глупостей. И когда? В такой скорбный момент. Ладно бы это делали какие-нибудь бульварные газеты. Но вот что было опубликовано в 33-м номере такого серьёзного, казалось бы, издания, как «Книжное обозрение»:

«Жизнь самого Амаду – сюжет для латиноамериканского романа. На родине некоторые называли его доктором Фаустом и говорили, что он продал душу за литературную славу. Амаду был членом просоветской коммунистической партии и работал в годы войны в профашистской газете; был белым, но воспевал быт и нравы афробразильцев; пропагандировал социалистический реализм в духе товарища Жданова и стал классиком «магического реализма». Он не был добрым католиком, но склонялся к местной разновидности культа вуду…»[26]26
  Дымов И. Умер Жоржи Амаду // Книжное обозрение. 2001. № 33. С. 2.


[Закрыть].

Поскольку в этом утверждении не было ни слова правды, я послала в газету возмущённое письмо, однако редакция не торопилась печатать опровержение или извиняться за диффамацию. Пришлось мне в телефонном разговоре пригрозить редактору судом. После этого, месяц спустя, было напечатано моё письмо. Вот отрывок из него: «Никогда Жоржи Амаду не работал и даже под угрозой голодной смерти не стал бы работать в профашистской газете. С юных лет он связал свою жизнь с коммунистическим движением и никогда не торговал своими убеждениями. Газета «Импарсиал», с которой Амаду сотрудничал после выхода из тюрьмы, куда его посадили за коммунистические взгляды, была антифашистским изданием. Эта байянская газета первой в Бразилии открыто выступила против фашистской Германии, требовала от бразильского правительства установить дипломатические отношения с СССР и вступить в войну на стороне антигитлеровской коалиции. Утверждать обратное – значит подло и нагло лгать. И Жоржи Амаду не был «белым», он был бразильцем, байянцем и всегда гордился тем, что в его жилах текла кровь индейских и негритянских предков. А культ кандомблэ, к которому Жоржи Амаду имел отношение, является частью народной бразильской культуры, а не разновидностью культа вуду»[27]27
  Белякова Е. Амаду был коммунистом, а не фашистом // Книжное обозрение. 2001. № 37. С. 22.


[Закрыть]. К чести редакции «Книжного обозрения», они извинились перед читателями и признали, что автор заметки Игорь Дымов «допустил существенные неточности», поскольку опирался на статью Жанера Кристалдо «Доктор Фауст из Баии». Теперь, по крайней мере, понятно, почему инсинуации в адрес Амаду, появившиеся в наших средствах массовой информации, столь однообразны: статью этого Кристалдо, переведённую на английский, можно найти в интернете. Португальским наши журналисты не владеют, в противном случае репертуар измышлений был бы намного богаче. В бразильской прессе столько всего писали о Жоржи, даже в траурных номерах. Но в Бразилии подобные публикации вызвали резко негативные отклики простых бразильцев, читателей и поклонников творчества Амаду. Большинство статей подобного рода в нашей прессе остались без комментариев, хотя абсолютно клеветнические обвинения появились в нескольких российских изданиях. На фоне обвинений в сотрудничестве с фашистами утверждение, что Амаду был жрецом культа кандомблэ, бразильского варианта вуду, медиумом Эшу – бога смерти, кажется такой глупостью, что и внимания можно не обращать. Но поскольку эта информация повторяется постоянно, то необходимо внести ясность.

Кандомблэ – вовсе не разновидность вуду. Это совершенно разные религии, общим является только их африканское происхождение.

Действительно, Жоржи Амаду был оба́ на террейро Аше Опо Афонжа. Оба – светский титул, что-то вроде старейшины, и к магии отношения не имеет, поэтому медиумом не может быть по определению.

В современной Бразилии многие деятели культуры связаны с кондомблэ. Это стало модой. Но для Жоржи Амаду кондомблэ, или макумба – прежде всего неотъемлемая составляющая байянской жизни, часть национальной самобытности бразильского народа. «Байянские негры и их потомки – а это все мы, слава Богу! – сохранили в жестокой и трудной борьбе верность своим африканским богам. Это был способ, и один из самых действенных, борьбы против рабства, за сохранение элементов своей культуры. Они донесли до наших дней богатство песни и танца, прекрасные ритуалы, поэзию и тайну»[28]28
  Амаду Ж. Бухта Всех Святых.


[Закрыть].

Этот культ был запрещён не одну сотню лет, его адепты преследовались жесточайшим образом. Именно Жоржи Амаду в бытность свою депутатом бразильского парламента от Бразильской компартии внёс законопроект о легализации кандомблэ, и закон был принят. Поэтому титул оба – знак благодарности и уважения бразильского народа к мэстре. Так его и понимал Жоржи Амаду. И последнее, террейро Опо Афонжа – дом Шангу, бога грома и молнии, а вовсе не Эшу. И Эшу не имеет отношения к смерти, он «посланник богов, их почтальон, он проказник. Это всего лишь божество движения, любитель подраться, пошуметь, но в душе отличный парень»[29]29
  Амаду Ж. Бухта Всех Святых.


[Закрыть].

Пора положить конец подобным инсинуациям. Бразильских ниспровергателей Жоржи Амаду ещё понять можно (принять нельзя), ими движет элементарная зависть, пресловутый Кристалдо просто разрывается от злобы, когда говорит об Амаду. Не может этот деятель пережить, что не он, такой умный, с докторской степенью, полученной в Сорбонне, а Амаду известен во всём мире. И в партии-то Кристалдо не состоял, и домов на американские деньги не покупал, а читают не его, а Жоржи. А его самого знают только благодаря подмётной статье всё про того же Амаду.

Не только такие одиозные личности, но и вполне серьёзные бразильские литературоведы недооценивают творчество Амаду. Меня неприятно поразило, что многие бразильские критики ставят Жоржи Амаду на третье место после Машаду ди Ассиза и Гимараенса Розы, потому что Амаду пишет проще. Боже ж мой! Да разве люди читают книги для того, чтобы разбираться в сложностях синтаксиса?! Покажите мне хотя бы одного человека, который полюбил бы Бразилию, прочитав Машаду или Розу. Конечно, Машаду ди Ассиз – великолепный стилист, но его произведения отличаются от творений европейских писателей разве что большей снисходительностью к героям. А жёсткость Гимараенса Розы скорее может оттолкнуть.

Это Жоржи Амаду, а не Машаду ди Ассиз и Гимараенс Роза, и даже не Алвариш Кабрал открыл миру Бразилию. Это он связал наши сердца со своей родиной крепкой нитью любви и солидарности, он раскрыл нам надежды и чаяния своего народа. Поэтому книги Амаду читают и будут читать во всём мире, ведь в них есть то, что неподвластно политической конъюнктуре, то, что составляет реальную жизнь литературы, а именно: живая душа народа. И его книги читают те, кто хочет постичь эту душу, хочет пережить то, что переживают его герои, плакать и смеяться вместе с ними.

В Бразилии есть город, где Жоржи Амаду любят безусловно: это его родина, Ильеус. Мне посчастливилось побывать там в 2012 году на праздновании столетия писателя. В этом городе имя писателя на каждом шагу: есть улица Жоржи Амаду, школа имени Жоржи Амаду, аэропорт Жоржи Амаду. На улице его имени стоит дом, в котором писатель провёл своё детство и где он написал первый роман «Страна карнавала». Сейчас там находится музей и Фонд культуры имени Жоржи Амаду. Напротив музея – театр, где идут спектакли по его произведениям. Ты идёшь по центру города и как будто переносишься на страницы «Габриэлы». В квартале от дома писателя – бар «Везувий», где можно попробовать знаменитые киби Насиба. Перед баром – скульптура того, кто этот бар обессмертил. Вокруг всегда стайки туристов, все хотят сфотографироваться с великим ильеусцем. Чуть дальше – знаменитый «Батаклан», там и сегодня можно посмотреть выступления артистов. На площади у собора показывают своё мастерство капоэйристы. Имена Габриэлы и Насиба носят рестораны, магазины, аптеки. А вот многие улицы поменяли своё название. Нет больше улицы Жабы, теперь она называется Виконта Оуру Прету, а Змеиный остров – площадью Каиру. Зато сохранился дом Тонику Бастоса.

Программа празднования столетия писателя была буквально перенасыщена событиями: выставки фотографий и иллюстраций к произведениям Амаду, презентации книг, выступления поэтов, литературоведов, фольклорных ансамблей, работало поэтическое кабаре. В рамках фестиваля проходила литературная ярмарка «Читать Амаду», в работе которой я принимала непосредственное участие как автор книги «Русский Амаду». Я рассказала о любви русских читателей к произведениям Амаду, о необыкновенной популярности «Генералов песчаных карьеров» в нашей стране. Скажу честно, бразильцы были поражены. Наверное, на самом деле «Лицом к лицу / Лица не увидать»: надеюсь, что моё выступление помогло осознать бразильцам значимость творчества их земляка.

Самые главные события планировались, конечно, на десятое августа, но погода внесла коррективы в эти планы. Я всегда думала, что зимы в Бразилии не бывает. Оказывается, бывает. Правда, это совсем другая зима: с цветущими деревьями и порхающими колибри, когда светит солнце, температура поднимается до двадцати семи градусов, но… вечером падает до четырнадцати, а если учесть почти стопроцентную влажность, то ощущения не очень приятные. А 10 августа с самого утра лил дождь. На мессу в собор пришло буквально несколько человек, карнавальное шествие героев Амаду по улицам города пришлось отменить, выступления фольклорных ансамблей на центральной площади тоже были скомканы. Главным событием стало выступление сына писателя, Жоау Жоржи Амаду, с воспоминаниями об отце. Жоану Жоржи говорил не о великом писателе, а о человеке, очень хорошем человеке, добром, сердечном, с великолепным чувством юмора.

Программа заканчивалась поздно вечером. Самые известные бразильские певцы давали концерты под открытым небом на центральной площади Ильеуса. В последний день торжеств выступала семья Каимми – дети великого Доривала Каимми, автора песни о жангаде, ставшей лейтмотивом фильма «Генералы песчаных карьеров». В тот день также лил дождь, а с заходом солнца температура резко упала. В общем, холодина, дождь, ветер, но зазвучала эта песня: «Моя жангада уплывает вдаль…», и вся площадь запела вместе с артистами. Это было незабываемо. Только ради этого стоило четырнадцать часов лететь на другой конец земли.

В такие минуты с особой остротой ощущаешь уникальность великого байянца. Его талант – как комета, которая появляется на небосклоне раз в миллион лет. …В Баии существует легенда, что после смерти отважный человек становится звездой. И я верю, что где-то там, в просторах Вселенной, горит звезда по имени Жоржи Амаду.

Елена Белякова

Хроника одного провинциального города

Аромат гвоздики и корицы цвет – это Габриэла, краше в мире нет[30]30
  Эпиграф в переводе А. Сиповича.


[Закрыть].

(Песенка зоны какао)

Эта история любви – по странному стечению обстоятельств, как говаривала дона Арминда, – началась в тот солнечный весенний день, когда фазендейро[31]31
  Фазендейро – так в Бразилии называют крупных помещиков.


[Закрыть] Жезуину Мендонса застрелил из револьвера свою жену, дону Синьязинью Гедес Мендонсу, пышную смуглянку, даму из высшего ильеусского общества и большую любительницу религиозных праздников, и стоматолога Озмунду Пиментела, красивого юношу и поэта, который приехал в Ильеус всего несколько месяцев назад. И вот в то самое утро, ещё до того как эта трагедия потрясла город, старая Филумена наконец исполнила свою давнюю угрозу: оставила кухню араба Насиба и уехала на восьмичасовом поезде в Агуа-Прету, где прекрасно устроился её сын.

Как потом заявил Жуан Фулженсиу, человек учёный и мудрый, владелец «Образцовой книжной лавки», лучшего в городе книжного магазина и центра интеллектуальной жизни Ильеуса, день для убийства был выбран неудачно: такой чудесный, погожий денёк, первый после долгого сезона дождей, когда солнце нежно ласкало кожу, – он совсем не вязался с кровопролитием. Но полковник[32]32
  Полковниками в Бразилии называют богатых помещиков.


[Закрыть] Жезуину Мендонса, человек чести, отважный и решительный, книг не читал, ему было не до эстетики, такие соображения не приходили в его голову, обременённую рогами. Ровно в два часа дня, совершенно неожиданно, поскольку все думали, что он уехал на фазенду, полковник ворвался в дом стоматолога и прикончил прекрасную Синьязинью и соблазнителя Озмунду, всадив по две пули в каждого.

Это происшествие заставило жителей Ильеуса забыть о других важных событиях этого дня: о том, что утром каботажное судно село на мель у входа в гавань, что открылась первая автобусная линия между Ильеусом и Итабуной, о великолепном бале в клубе «Прогресс» и даже о животрепещущем вопросе, поставленном Мундинью Фалканом о драгах для углубления бухты. Что касается маленькой личной драмы Насиба, внезапно лишившегося кухарки, то о ней сразу узнали только самые близкие его друзья, но, увы, не придали ей особого значения. Все говорили только о взволновавшей весь город трагедии – истории жены фазендейро и стоматолога – то ли потому, что все трое были из высшего общества, то ли из-за обилия подробностей, возбуждающих и пикантных. Потому что, несмотря на всеобщий прогресс, которым гордились жители города («Просвещение Ильеуса идёт семимильными шагами», – писал видный адвокат Эзекиэл Праду в газете «Диариу ди Ильеус»), в этих краях по-прежнему самый жгучий интерес вызывали истории о страстной любви, ревности и смертоубийстве. Постепенно стихло эхо последних выстрелов в борьбе за землю, но с тех героических времён вкус к насилию остался в крови ильеусцев.

Остались и некоторые привычки: ильеусцы старательно демонстрировали свою удаль, не расставались с оружием ни днём ни ночью, злоупотребляли спиртным и любили азартные игры. Законы той поры по-прежнему определяли их жизнь. Один из них, непреложный закон, гласящий, что обманутый муж может смыть свой позор только кровью виновных, был исполнен в тот самый день. Этот закон, не записанный ни в одном кодексе, существовал в сознании людей с тех давних времён, когда первые сеньоры вырубали девственные леса и сажали деревья какао. Именно так обстояли дела в Ильеусе в 1925 году, когда на землях, удобренных телами и кровью погибших, процветали плантации какао, когда богатство росло как на дрожжах, когда просвещение и прогресс меняли облик города.

Это пристрастие к насилию коренилось так глубоко, что даже араб Насиб, жестоко пострадавший из-за отъезда Филумены, забыл о своих горестях, с головой погрузившись в обсуждение двойного убийства. Преображался облик города, прокладывались новые улицы, импортировались автомобили, строились особняки, расширялись дороги, издавались газеты, открывались клубы, менялся Ильеус. Гораздо медленнее, однако, менялись обычаи и нравы людей. Так бывает всегда, в любом обществе.