Текст книги "Феноменология переживания"

ГЛАВА 16

Боль, бесконечная боль, огненной лавой наполняет жилы. Если это не ад, то что же тогда? Господи, прости меня грешного.

Неизвестно, сколько времени прошло, дни, часы, может быть годы, но боль из жгучей становится просто невыносимой. Тогда он и слышит врачей, которые желают ему быстрее сдохнуть, потому что вряд ли у этого нищеброда будет страховка, чтобы оплатить лечение. И, естественно, не дают наркотические анальгетики. Хотя если человек без сознания, это не значит, что он не чувствует боль. Чего уж врать – он и сам хочет, чтобы его страдания закончились. Человек то молится, то шлёт проклятия богу.

Но каким-то чудом он миновал внутрибольничную пневмонию, которая косит таких больных. Его перевели из реанимации в палату. Тогда открыл глаза и понял, что ослеп на один глаз и утратил слух на одно ухо.

– Как тебя зовут.

– Виктор.

Виктор не помнит своё настоящее имя, да даже если бы помнил, то не стал бы его называть. Он спрашивал у врача, вернётся ли к нему зрение и слух? Врач говорит, что при таких травмах удивительно то, что он как вообще остался в своём уме. Насчёт утраченных функций – вероятнее всего это необратимо.

Виктор скрипит зубами и через страшную боль встаёт с кровати. Никто и не собирается с ним возиться, кормят-убирают, а так лежит целый день он как бревно. Мышцы, суставы, кости горят огнём, по вискам стекает горячий пот, но он стоит, опираясь о спинку кровати.

К нему приходят полицейские. Он ничего не может сказать. Зато копы сказали, что его выловили из воды.

Виктор делает несколько шагов к туалету. Ноги не слушаются, норовят подломиться под тяжестью тела. Значит, господь хочет, чтобы он жил, правда пока ему не ясно, для какой цели. Но он обязательно узнает.

Каждый день – дойти до туалета и вернуться обратно. Каждый такой поход – как покорение Эвереста. Но никто его не вытащит, никто, кроме упорства и желания жить. По ночам ему снится дух, похожий на злое ацтекское божество и его грозный клич.

Когда Виктору удаётся встать на ноги, он сбегает из больницы.

– Андрей Анатольевич, мне удалось кое-что выяснить. Секретарь из отдела кадров в прошлом была тяжело больна, но ей помог благотворительный фонд «Остров надежды». И студент психолог работает там волонтёром.

Глеб показывает фото:

– Тебе знаком этот человек?

На фотокарточке – немолодой мужчина в повязке на один глаз.

– Врать не буду – рожа кажется смутно знакомой, будто я её где-то видел, только не могу вспомнить, когда.

– Это Виктор Думов, глава фонда.

– Не знаю такого.

– Но может всё-таки…

– Глеб, мне сорок пять лет. Скажи на милость, сколько я перевидал людей за всё это время? Может я на научной конференции его видел или в салоне самолёта, потому и запомнил.

– Но этого маловато для смертельной вражды.

– Я нахожусь в здравом уме и ясной памяти. И если я говорю, что меня не связывают никакие отношения с этим человеком, значит так оно и есть.

– Может это как-то связано с вашей работой?

– И ещё раз повторюсь насчёт своей работы – профессия психиатра не та, чтобы «благодарные» родственники потом с топором бегали. По статистике люди с психологическими расстройствами намного реже совершают преступления, чем условно нормальные, скорее наоборот – они чаще становятся жертвами преступления. Да, во время обострения они могут быть опасными, но они в жизни не станут строить планы мести против врача, когда придут в относительно адекватное состояние. Так что среди пациентов можешь даже не искать.

– Должен же быть какой-то мотив. Тем более Думов не похож на сумасшедшего!

– Мотив есть… Обрати внимание на это – показывает на повязку на глазу, – такие травмы мирным путём не получают. Может у него для мира и есть официальная версия, мол, авария или ещё какой несчастный случай – не верь. Нужно точно узнать, как он лишился глаза.

ГЛАВА 17

Виктор Думов с металлической пластиной в черепе, зверскими головными болями при смене погоды, ослепший и оглохший наполовину, дёрнулся всем телом, словно через него пропустили разряд электрического тока. Он потянулся к повязке для дефектного глаза и собрался на кухню, чтобы промочить пересохшее горло. Память так и не вернулась к Виктору, но он и не стремился узнать своё прошлое, подозревая что там мало хорошего. Вот только отголоски минувшего так и норовили потревожить покой.

Виктор просыпается по будильнику. Сегодня должна быть хорошая погода – голова была спокойной. Нет, в аптечке наготове находились противовоспалительные, антиконвульсанты, препараты против мигрени, а врачи были готовы выписать и наркотические анальгетики, вот только зависимость от психоактивных веществ – не лучшая рекомендация для бизнесмена и учредителя фонда «Остров надежды».

Теперь это не имело никакого значения, когда на него дуло пистолета притягивало к себе взгляд, как чёрная дыра. Кроме увечий из прошлого остался иррациональный страх перед огнестрельным оружием. У него был партнёр, который любил коллекционировать пистолеты. Думов, приходя в гости, каждый раз задавался вопросом, почему надо коллекционировать оружие?! Почему не книги, марки, фарфоровые фигурки или даже кукол? Даже насчёт ножей и мечей он не был против – была в них особая красота и можно было воображать себе, как древние воины проливали пот на тренировках, чтобы овладеть мастерством. Но партнёр любил пистолеты и исправно водил на импровизированные экскурсии, а Виктору приходилось делать вид, что вся это коллекция механизмов, плюющихся смертью, не ввергает его в тихий ужас. Партнёр знал всё о калибре, смещении центра, дальности стрельбы, различных модификациях. Думов только радовался, что тот не предлагает подержать в руках тот или иной экспонат.

Боже, спаси меня.

Боже, пусть всё это быстрее закончится.

Прогремел выстрел.

Голова перестала болеть. Это и есть смерть?

Нет, солнце по-прежнему норовило выжечь глаза. Едкий пот каплями стекал по его коже.

Но налётчик стрелял в упор. Он не мог промахнуться с такого расстояния.

Рядом с Виктором парило что-то, похожее на рыцаря в красно-фиолетовых доспехах. На шлеме, наплечниках, нагруднике и перчатках были дуговые магниты.

Я умер?

Рыцарь отрицательно покачал головой.

– Какого чёрта?!

Точно не умер. Снова выстрел, но на этот раз Думов увидел, как рыцарь взмахом руки изменил траекторию пули.

«Пётр…» – женский голос.

Его звали Пётр? Некогда думать. Неизвестно откуда, но у него есть сила, которая может остановить бандитов. Теперь пули ему не страшны.

– Стреляй! – орёт напарник.

«Стреляй!!!» – вечность назад кричали ему. Почему именно сейчас накрывают флешбэки?!

– В него пули не летят!

– Что за бред ты несёшь?! Дай сюда, рукожоп!

«Это не бред» – Виктор направился к ним. Ещё один выстрел, который опять не достиг цели. Рыцарь вырывает пистолет и осыпает градом ударов. Он совершенно безмолвен. Он хладнокровно расправляется с налётчиками, не издав ни звука. Это же…

Эвелина, нет.

Эвелина!!!

Максим Селезнев решил поделиться тем, что он нарыл в ходе расследования:

– Вы были правы насчёт того, что травма головы – информация не для общего пользования. В открытых источниках нет внятных сведений. Тогда я стал просматривать криминальные хроники и нашёл кое-что любопытное.

– Давай уже, не тяни кота за кишки! – Цепов взвился в нетерпении.

– В 197… году опубликовали, что разыскивается некий Виктор, которого вытащили из реки с пробитой головой. Ничего не помнит, к тому же ослеп на один глаз и оглох на одно ухо. Сбежал из больницы. Внешность, особые приметы, бла-бла-бла, если вы что-то знаете о нём, просьба обратиться в полицию.

– То есть ты хочешь сказать, что он и есть Виктор Думов? – спрашивает Николай.

– Если ты знаешь других ополовиненных мужиков – то может быть и не он, – сварливо отмечает Селезнев.

– Что-нибудь ещё удалось узнать? – осведомляется Морозова.

– Что можно узнать от человека с тотальной амнезией, который ещё и смылся в неизвестном направлении? Наверняка решили, что бомж какой-нибудь, над которым поиздевались отморозки, вот и не старались особо, – сказал Селезнев.

– Так что его настоящее имя – точно не Виктор, – говорит Морозова.

– Ну, а кто же тогда?! – восклицает Цепов.

И тут Самойлов молвит:

– Тарасов.

– Что? – недоумевает Цепов.

– Его имя – Пётр Тарасов. Хотя нет, бред какой-то. Как он смог выжить?

– Потенциал, – говорит Иван.

– Что? – теперь очередь Самойлов «чтокать».

– С пробитой башкой можно выжить при помощи Потенциала, – повторяет Румянцев.

– У Тарасова не было Потенциала, иначе бы он атаковал при помощи него, – возражает Самойлов.

– Значит Потенциал пробудился позднее под влиянием стресса. Тарасов очень хотел жить – и он смог выжить, – Румянцев гнёт свою линию.

Картина «Недоумение».

– Ну, а как же… вскрытие? Если он мёртв, то ему должны были сделать вскрытие, потому что труп криминальный, чтобы выписать справку о смерти. Или тогда признать пропавшим без вести. Но не мёртвым, – Аврора отмечает неувязку.

– Боже, Нестерова, думаешь все всё делают по букве закона? Срать они хотели на этого Тарасова. Признать пропавшим без вести – надо тогда проводить поисковые мероприятия. Куда проще написать, что травмы несовместимы с жизнью, труп не найден – и так похоронить, без тела. Тем более вероятность выживания ноль целых фиг десятых, – Максим снисходительно смотрит на аутистку, как на наивную дурочку.

– Но этот фиг десятых взял и выстрелил…

Картина «Прохладный разговор».

– И этот Думов, Тарасов и как его ещё там выбрал весьма изощрённый способ мести за смерть Эвелины Кузнецовой, – говорит молодой психиатр.

– Румянцев, он схватил пистолет и наставил его на меня, потому прости за невольный цинизм, но наличие подружки, умирающей от меланомы было последним в списке того, что меня волновало. Сидел бы и не отсвечивал – быть может, фонд узнал бы о его ситуации и нашёл бы способ помочь. Но он сам сделал свой выбор.

– Пётр так не считает.

Картина «Резонный вопрос».

– Ребята, а что мы будем делать с тем, что сейчас только что узнали? – спрашивает Цепов.

– Я не думаю, что получится остановить Тарасова… ненасильственным путём, – думает Нестерова.

– Я не могу это так просто оставить. Он причинил много зла моей семье, – Андрей сжимает кулаки.

Это он убил Иосифа. Это он способствовал разводу Софьи. Это он устроил заражение Юлии ВИЧ-инфекцией. Можно сказать, что Иосиф и без того был стар, только от этого убийство не перестаёт быть убийством. Достаточно было подменить таблетки от давления на пустышки – и артериальное давление подскочило бы до небес, вызвав инсульт, который в его возрасте значит верную смерть. Анатолий Самойлов – можно было подкупить, он и до этого не особо дорожил браком, а уж развестись с этой дурой и ещё деньги за это получить. Что касаемо Юлии, то Андрей знал, каково на самом деле жить с ВИЧ-инфекцией. На словах всё гладко – просто пей таблеточки и будет всё окей. Только таблеточки – совсем не конфеточки, это Нестерова подтвердит. Конечно она принимала противотуберкулёзную химиотерапию, а не высокоактивную антиретровирусную терапию или сокращённо – ВААРТ, которая переносится куда тяжелее. Вот только каждые три месяца надо сдавать кровь и мочу, проверять не размножается ли вирус, хватает ли организму защитных клеток. Инфекционист отныне – твой лучший друг. До конца твоей жизни. Зато от других врачей хорошего отношения не жди. Зря ли устраивают пикеты, добиваясь соблюдения деонтологии или чтобы банально не отказывали в медицинской помощи?! В крупных городах не посмеют – тут же засудят, но где-нибудь в сраной глуши со средневековыми предрассудками могут выгнать пинками. И хочешь того или нет – это стигма. Люди считают, что ВИЧ болеют наркоманы, шлюхи и педерасты. А они, порядочные граждане, которые чистят зубы два раза в день, ходят на работу каждый день, отмечают со своей семьёй рождество – никогда не заразятся. Хотя большинство пациентов СПИД-центра – не наркоманы, шлюхи и педерасты, как принято считать, а именно те самые чистенькие и порядочные граждане. Уже не получится жить беззаботно, отныне придётся всё делать с оглядкой на ВИЧ. Создать семью? Значит, надо предупредить партнёра. Родить ребёнка? Значит, надо проводить профилактику, чтобы не заразить ребёнка. Уехать в поездку? Значит, надо запастись таблетками. Семья – смогут ли принять с диагнозом или оттолкнут? Друзья. Коллеги. Неспроста психиатрам приходилось лечить таких больных от депрессии, ой неспроста.

– Говорю сразу – я не собираюсь участвовать в открытом столкновении, – заявила Нестерова.

– О, ты решила взять самоотвод? – Селезнев не преминул вставить колкость.

Картина «С трудом сдерживаемый гнев».

«Не поддавайся на провокацию! Ему нравится бесить людей. И как же такая мразь работает с больными?».

– Потому что, – чувствуя полыхающую ярость в груди, – боевые характеристики моего Потенциала, скажем так, не впечатляют, впрочем, как и твоего тоже. В открытом бою мне нечего противопоставить противнику. X-ray оказался бесполезен против Face Fisted. А у этого Тарасова Потенциал наверняка ничуть не слабее Face Fisted.

– Откуда тебе это знать?

– Считайте это предчувствием. Тарасов смог выжить после смертельной травмы. Он смог подняться с самого дна, будучи калекой. Он точно не слаб духом. Как вы думаете, что за Потенциал может быть у этого человека?

Картина «Оглушительная тишина».

– Я не покидаю вас, чем смогу – помогу, но не ждите, что я буду бросаться грудью на амбразуру.

ГЛАВА 18

– Чего ты волнуешься? Будешь в машине сидеть и командовать, а если станет совсем жарко – дашь по газам и свалишь, – Цепов пытался развеселить хмурую соседку.

– Знаешь, у меня паскудное чувство, как тогда в интернатуре, когда куратор сказал, давай спустись в приёмник, там несложный больной, вот только «несложный больной» оказался студентом, который наёбнулся с четвёртого этажа общежития.

– Ух, жёстко, однако для интерна.

– Ага, оскольчатый перелом костей голени, компрессионный перелом тела третьего поясничного позвонка, разрыв селезёнки, закрытая черепно-мозговая травма средней степени тяжести.

– И ты его спасла?

– Нет, конечно, заведующий вставил звездюлей куратору, и тот студент был спасён от вмешательства доктора-недоучки. Потому, когда говорят, что проще пареной репы, я всегда напрягаюсь, потому что в реальности пустяковое дело оказывается стодвадцатикилограммовой целлюлитной жопой.

Автомобиль ехал в направлении старого кладбища, где покоились останки Эвелины Кузнецовой. Специальный человек из фонда выяснил у местных жителей, что раз в год сюда приезжает одноглазый мужчина. Сегодня была годовщина смерти. Пётр Тарасов не мог не приехать. Цепов за легкомыслием прятал волнение – охота на мастера Потенциала действительно не обещала быть похожей на прогулку на лугу с ромашками. Тем более они понятия не имели, что это за Потенциал. Нестеровой досталась роль координатора, которой она была не рада, но больше было некому – вовлекать ещё людей в это дело было слишком рискованно.

– А как он вообще умудрился выпасть из окна?

– Решил на подоконнике посидеть, ножки свесив, вот только одна незадача – промилле в крови. Судя по анамнезу травм, создаётся впечатление, что большинство людей идиоты, которые только чудом всё ещё живы.

Нестерова молчала о снедавшей тревоге – грех было жаловаться, когда досталась сравнительно лёгкое поручение. Можно бы было сказать, что смешно чего-то бояться после того, как работала травматологом. Вот только раны и кровь пугают лишь на первых порах, далее становясь лишь рутинной работой. Просто собрать пазл. Нет, это конечно совсем не просто, отношение к этому меняется. Наверняка тот пугливый интерн теперь усмиряет алкашей одним только грозным взглядом и бодро отдаёт распоряжения в приёмном покое. Если, конечно, не сбежала, теряя тапки на ходу.

– Выдвигаемся, – командует Морозова, и первая приземляется на землю.

– Рации включили? – спрашивает Нестерова.

– Да, сигнал есть.

– Распределяемся по квадратам.

Иван замаскировал автомобиль при помощи Born with Nothing, Die with Everything, и теперь Аврора сидела в полумраке, набрасываемой растительностью. На пейзаж ей было плевать. Самойлов шёл к квадрату С – там была могила Эвелины. Некоторое время рация молчала, пока не послышался треск и вслед за ним – голос Андрей.

– Добрый вечер, Пётр Тарасов.

– Что это за Потенциал, черт подери, от него шары отлетают! – кричали в рацию.

– И фонит очень сильно, прямо по ушам бьёт. Кажется, я знаю, что это за Потенциал.

– И какие у тебя соображения?

– Он управляет магнитными полями. Этот принцип используется в аппаратах МРТ – измерении электромагнитного отклика атомных ядер, а именно, на возбуждении их определённым сочетанием электромагнитных волн в постоянном магнитном поле высокой напряжённости…

– Это всё замечательно, но мне то что делать?!

– Против него металл бесполезен, так что остаётся только одно – рвать когти.

– Твою мать!!!

Аврора связался с Морозовой.

– Я разгадал Потенциал Тарасова. Он управляет магнитными полями.

– Насколько это плохо?

– В аппаратах МРТ создаётся магнитное поле от полутора до трёх тесла. Этого достаточно, чтобы сорвать клипсы с кровеносных сосудов. Самойлов и Цепов ранены.

– Так… передай остальным, чтобы спасали свои задницы, а сама уезжай и зови людей на подмогу!

– Вас понял.

Нестерова завела машину и нажала на газ, но машина почему-то не ехала вперёд, словно забуксовала, да ещё рация опять начала кошмарно фонить. «Откуда здесь Тарасов?! Он только что был в квадрате G! Хотя… физикам удалось заставить лягушку парить в воздухе при помощи магнитов мощностью двенадцать тесла. Что ему стоит левитировать при помощи магнитного поля? Плохо дело… Очень плохо» – Аврора спустила стекло и выскочила из окна машины.

– Стоять! – раздалось с неба.

– Да пошёл ты! – Нестерова не собиралась подчиняться.

Металлический штырь ударил по ногам, и Аврора врезалась в землю, сдирая ладони. Ссадины ещё некритично, а вот то что кости обеих ног раздроблены в костяную кашу – очень даже…

– Ты с ними заодно? – рядом с парящим мужчиной завис Потенциал – рыцарь в красно-фиолетовых доспехах с дуговыми магнитами.

Аврора молчала. Ноги ниже места удара превратились в сплошную боль, словно их оторвало. Было страшно опустить глаза и увидеть кровавые обрубки. Кроме того, её должны убить с минуту на минуту. Дела не просто плохи – это полный пиздец. Просто посидеть в машине? Ну-ну.

Тарасов не понимал, почему пострадавшая начала громко ржать.

– Что тебя так насмешило?

– Вот и настала жирная целлюлитная жопа, – и Нестерова начала смеяться по новой.

– Не понимаю, о чём ты.

– Не обращай внимания – так, между нами друзьями. Без контекста не поймёшь.

– Не стоило вставать на моём пути.

Тарасов приземлился рядом с Нестеровой.

– А я просто хотела описывать снимки.

– Ты хочешь сказать что-нибудь напоследок?

Как назло, в голове было пусто. Мозг решил объявить забастовку и отказался выдавать что-то дельное, хоть цитату из классики или глупый стишок, только бесконечные страницы из специальной литературы и чёрно-белыми картинками. Как-то не хотелось умирать с классификацией Келлгрена-Лоренса на устах.

X-ray возник сам по себе, без команды хозяина и из его глаз ударили лучи. Тарасов отшатнулся и рухнул на землю.

– Сейчас у тебя кружится голова, сильная слабость и тошнота.

– Ч-что это? Что ты со мной сделала?!

– Знаешь, почему профессия рентгенолога считается вредной? Потому рентгеновские лучи не только обладают высокой проникающей способностью, они представляют опасность для жизни.

– Что ты несёшь?!

– Ещё на заре открытия помощник Кондрада Рентгена узнал, что загадочные X-лучи вызывают ожоги. Притом узнал он в прямом смысле этого слова на своей шкуре. Первооткрыватель лучей урана Анри Беккерель тоже ощутил их воздействие на себе, когда положил в карман ампулу с радиевой солью, чтобы показать её своим студентам: кожа вокруг ампулы покраснела и стала болезненной, а затем образовалась долго не заживавшая язва. При поглощённой дозе более шести зиверт погибает костный мозг, более десяти зиверт – тотальный некроз кишечного эпителия, более двадцати зиверт – отёк головного мозга. Поглощённая доза более десяти зиверт является абсолютно смертельной. Так что тебе лучше сейчас умереть от отёка мозга, чем две недели разлагаться заживо.

– Господи, за что?!

Аврора не собиралась встревать в отношения человека и высших сил, потому промолчала.

– X-ray, обезболь и останови кровотечение.

Потенциал облучил нервные окончания и прижёг кровеносные сосуды. Это совсем не лечение, нет, и было рано праздновать победу. Да, противник повержен, но сама Нестерова нуждалась в медицинской помощи, которую ещё надо было как-то обеспечить. Поэтому она поползла к машине, и при помощи упорства и волшебных слов (не будем говорить, каких) взобралась в салон.

– Глеб, мне нужна помощь, я ранена.

– А как же Тарасов?

– О нём ты можешь не беспокоиться.

– А может это его уловка? – полицейский не спешил доверять.

– С его Потенциалом он мог бы спокойно перебить нас всех по одному без всяких там уловок.

– Жди, скоро буду.

Нестерова привалилась к креслу. То самое чувство, когда до окончания дежурства ещё далеко, а она уже вымотана. К счастью, полицейского не пришлось ждать долго, и он восстановил искалеченные ноги.

– Благодарю, а то я думала, что до ампутации дойдёт.

– Где Тарасов?!

– Вот он, – Аврора указал на лежащее тело.

– Что с ним?

– Ему сейчас не до нас – он умирает от лучевой болезни.

– Добрый ты человек, Нестерова…

– Нам надо спешить – Самойлов и Цепов серьёзно ранены. Думаю, что Самойлову досталось больше всех, так что в первую очередь разыщем его.

Рядом с Нестеровой завис Потенциал.

– Не обгоняй его, чтобы не облучиться.

– Облучиться?

– Думаешь, я шутила, когда говорила, что вижу при помощи рентгеновских лучей?

Глеб последовал за ним. Предметы, на которых падал луч X-ray, просвечивались насквозь в чёрно-белом спектре.

Полицейского настигла ужасная догадка.

– Ты убила Тарасова?

– Да.

– Но я думал, что ты можешь только смотреть насквозь.

– Я не хотела это афишировать.

– Ты уже убивала?

Аврора продолжал бежать.

– Дело было так: возле мусорных баков поселилась стая бродячих собак. Кроме того, что они разводили грязь, они вели себя агрессивно – лаяли и кидались на людей. Мы обращались в коммунальные службы – мало того, что нельзя спокойно выкинуть мусор, мимо баков проходила дорога, по которой ученики шли в школу, и естественно, начали бояться, что собаки могут наброситься на ребёнка. Но ЖКХ ничего не предпринимало, и собаки по-прежнему терроризировали весь двор. Тогда я решила разобраться с проблемой и заодно проверить возможности Потенциала. Н-да, так себе эксперимент получился.

– Почему?

– Потому что потом всю ночь не могли уснуть от адского воя, а после работы я увидела мёртвых собак с выпавшей шерстью и язвами по всему телу. Тогда я пообещала себе, что больше никогда использую свой Потенциал для убийства – это слишком жестоко.

– Но пришлось нарушить обещание.

– Что-то я не вижу Самойлова, – Потенциал вертелся как прожектор.

– Господи…

На дереве висел Андрей, проткнутый множеством металлических штырей. Нестерова почему-то вспомнила старинную гравюру «Израненный человек». Выглядело это столь неестественно, что казалось отвратительной инсталляцией, где в главной роли была кукла, очень похожая на Самойлова.

– Андрей!!! Что он с тобой сделал, ублюдок?!!!

Castle of Glass ударил, в мгновение ока вытаскивая штыри и восстанавливая тело. Вот только до Нестеровой наконец дошло, что было не так. В режиме рентгеновского зрения у Андрея не сокращалось сердце и не дышали лёгкие.

– Андрей, пожалуйста, очнись, я тебя вылечил, открывай глаза, ну же, – Глеб бессвязно бормотал, тормоша за плечи.

– Глеб, беги к Цепову, а я попробую его реанимировать.

– Но Андрей…

– Глеб, будь мужчиной. Здесь ты уже ничем не поможешь, но Цепова можно спасти. Поторопись.

Запрокинуть голову. Сцепить руки в замок. Поставить руки на грудину. Начать нажатия на грудную клетку. Руки в локтях не сгибать.

– Глеб, мы теряем время! – рявкает Аврора. Скорбящие родственники были отдельным бичом на работе. Не умела она их утешать, да и просто не знала, что с ними делать. И сейчас надо было как-то убедить этого кретина пойти спасать Цепова, который имел все шансы присоединиться к Самойлову.

Тридцать надавливаний. Два вдоха. Повторить. На грудь Андрей падают солёные капли.

Глеб всё-таки уходит.

– Раз, два, три, четыре… – считает вслух, чтобы не сбиться. Трещит ветка. Аврора вздрагивает и оборачивается, но страх уходит, когда он узнаёт Ивана и Морозову.

– Андрей мёртв, – говорит Иван, – почему ты пытаешься его реанимировать?

– Я знаю, – Аврора садится на пятки, – я обещала Глебу.

– А где он?

– Отправила выручать Цепова. Только бы не оказалось поздно.

– Аврора, вставай, – Иван тянет за руку, – надо идти.

До конца дежурства ещё шесть часов.