Текст книги "Про Зюку и Казюку"

Часть вторая

Глава первая. И снова ссора

Однажды, поздним вечером, когда Зюка уже собиралась ложиться спать, к ней заглянул расстроенный Чуфырка. Он долго вздыхал и топтался, а потом сказал:

– Это… Я вот что хочу сказать… Как бы чего не вышло…

– Чего не вышло? С кем? – забеспокоилась Зюка.

– С Кваксой… Ее головастики хвосты потеряли… А теперь им не терпится и головы потерять… Так и лезут из лужи, так и лезут… Я уж близко подходить боюсь, стороной оббегаю… И все равно вчера чуть не наступил на одного… А пропади какой, сразу скажут – это Чуфыркино дело! Не выдержал и съел… А хоть один-то уж непременно пропадет… Они же суются куда ни попадя. Где одной жабе всех упасти… Вот, – тут Чуфырка устало засопел. Это, наверное, была самая длинная речь в его жизни.

– Понятно, – сказала Зюка, – все понятно… Непонятно только, что с вами делать… Хотя постой… У тебя, кажется, есть родственники на Большом Болоте…

– Еще бы не быть… Я чай оттуда родом… Одних теток – две… А дядек еще больше… А двоюродных братьев и сестер уж не знаю сколько… Да еще троюродная бабушка… Если она только еще жива… Давно я туда не наведывался…

– А почему бы тебе их не проведать? Вот как раз сейчас, пока Кваксины дети такие маленькие и везде лезут?

– Да я бы с удовольствием… Только я на посту… Как же поляна без меня? Что, как тетка Гадюка объявится?!

– Откуда же ей узнать? Она ведь привыкла держаться от этих мест подальше… И наши никто с ней не разговаривают. Да и ты вернешься через несколько дней – жабы ведь растут быстро, а умнеют еще быстрее.

На том и порешили. И на следующее утро, наказав Рыжуле присматривать за Казюкой, Чуфырка отправился в гости к родственникам на Большое Болото. Рыжуля очень старалась выполнить наказ ежика как можно лучше. Тем более что сверху ей был отлично виден красный мотоциклетный костюм. И над поляной целый день раздавалось:

– Зюка, иди… Твой Казюка собирается попробовать волчьи ягоды…

– Зюка… А твой Казюка подговаривает Кваксиных детей потрогать смолу на елке… Они сейчас прилипнут…

– Зюка, беги… Казюка увяз в жабьей луже…

И Зюка бежала, уговаривала, мирила, выручала… А когда не могла выручить сама, звала на помощь всех жителей поляны. Но Казюка совсем не был ей благодарен. Наоборот. Когда Долбик, Рыжуля, Квакса и Зюка общими усилиями вытащили его из лужи, всего перемазанного грязью, он так прямо и заявил:

– Долго еще вы будете ко мне приставать?!

– Да вы же, милый мой, чуть не утонули! – воскликнула Квакса.

– И пусть! Уж лучше совсем утонуть, чем подчиняться девчонке с желудевой головой! Шагу нельзя ступить без ее разрешения… Командирша нашлась… Еще эту, рыжую, приставила за мной шпионить…

– Я – шпионка?! – Рыжуля прямо задохнулась от возмущения. – Да скажите же ему…

– Молодой человек, прежде чем говорить обидные слова… – попытался вмешаться дятел…

– Хватит! Наслушался! Совсем заучили! Будто я глупей и тебя, глухой болтун, и тебя, плакса-квакса прыщавая, и всех на этой дурацкой поляне… А сами даже не знают, что сколько стоит… Хватит!

Тут уж и Зюка не выдержала:

– Что ж, хватит, так хватит! Если наша поляна – дурацкая… если Рыжуля – шпионка, Долбик – болтун, а жаба – плакса… Если ты такой умный и тебе так не нравится моя голова, то…

– Что – то?

– То непонятно, что же ты здесь до сих пор делаешь? Тебя ведь, кажется, не привязывали, не приклеивали и не пришивали… Можешь идти, куда хочешь.

– И уйду! И минуты не останусь! Я, в конце концов, заводной и импортный… Я себе цену знаю… И найду место, где меня оценят… – тут Казюка резко повернулся и, не попрощавшись, зашагал прочь от Колокольной Поляны, решительно сбивая листья и ломая травинки на своем пути. Все немного помолчали и тоже стали расходиться.

– Что ж, бывает, – сказал Долбик прежде чем взлететь.

– Подумаешь! Воображала! Без него даже спокойнее! – процокала белка.

– Бедный упрямец, совсем не знает леса, – вздохнула Квакса.

Одна Зюка ничего не сказала, но Рыжуле показалось, что она собирается заплакать.

Глава вторая. Знакомство на Просеке

Казюка пробирался в густой траве, быстро шагал по устланной хвоей земле под большими елками, по тонкой жердочке переходил лесной ручеек. Тяжелые бархатные шмели гудели над головой, синички перепархивали с ветки на ветку и дразнились: «Цвик-цик, где мотоцикл?». Но Казюка не остановился даже, когда из-за куста выглянул маленький зайчонок. Он хотел побыстрее уйти от Колокольной Поляны. Уж если решил уходить, то нужно уходить подальше, туда, где никто и не слышал ни о каких Зюках.

Поэтому прошло довольно много времени, прежде чем Казюке захотелось остановиться. И тут только он заметил, что лес вокруг какой-то странный. Нет, елки и березы были как будто обычные, и солнце светило сквозь ветки, и красная земляника спела в траве. И все-таки что-то было не так. Почему-то никто не скакал по веткам. Никто не возился в кустах. Ни одного птичьего голоса не было слышно. Даже шмели и бабочки не летали над цветами.

«И куда это все подевались? – подумал Казюка. – С кем же я здесь буду играть? Хоть бы муравьев каких-нибудь найти…».

Тут он увидел неподалеку гнилой березовый пень и заспешил к нему. Ведь старый пень – это почти всегда муравейник. Казюка уже собирался отломить кусочек коры, чтобы поискать тайные муравьиные ходы, как вдруг увидел – на пне что-то лежит. Это что-то было гладкое и блестящее, отливало сразу и серым, и синим, и было свернуто, как пружина от больших часов.

«Ух ты… настоящее железо… А может, даже и сталь», – пронеслось в голове у Казюки, и он уже протянул руку… Но пружина вдруг стремительно развернулась и отбросила маленького мотоциклиста далеко от пня.

«Ну и удар, – подумал Казюка, поднимаясь на ноги, – наверняка…». Что «наверняка», он додумать не успел, потому что опять чуть не свалился. Теперь уже от удивления. Он и представить себе не мог, чтобы пружины умели… показывать язык. А эта – показывала, да еще как! Высунет-уберет, высунет-уберет… Казюка тоже попробовал, но куда ему! И скорость не та, и язык… У пружины был совсем необыкновенный язык: темный, длинный, да еще и раздвоенный на конце. Ну, а раз был язык, то, само собой разумеется, что был и рот, а раз был рот, то была и голова.

«Пружина с головой… Языком двигает… Как заводная… Ну, точно – она игрушечная!», – успел обрадоваться Казюка, прежде чем его спросили шипучим голосом:

– Что, страшная я? В себя прийти не можешь от ужаса?

– Вот еще! Это я от неожиданности. Ну и здорово ты дразнишься! Столько времени без остановки язык показываешь!

– Что-то ты больно смелый! Может, ты меня просто не узнаешь?

– Чтобы я не узнал заводную игрушку?! Я, правда, не знаю, как ты называешься, но что заводишься не меньше чем на десять минут, это сразу ясно… Любому мотоциклисту, а я все-таки импортный. Меня даже зовут не по-здешнему – Казимир.

– Скажите пожалуйста, иностранец пожаловал. Жаль только, что железный…

– Ничего, я крашенный… нитроэмалью… А ты, наверное, нержавеющая?

– Как тебе сказать… В известном смысле… Здешняя жизнь не для ржавеющих…

– Точно. Я сразу же понял, как только меня занесло на эту Колокольную Поляну…

– Что? Так ты живешь на Колокольной Поляне?

– Жил. До сегодняшнего дня. Но теперь уж ни за что туда не вернусь!

– Бедняжечка, представляю, как ты напереживался! Один этот колючий привереда… ну, как его? Чуфырка, кажется? От него одного убежишь на край земли…

– Да Чуфырка как раз ничего… Хоть не учит… И сильный, с ним повозиться можно. Только сейчас эта желудевая, которая там всем заправляет, услала его в гости на болото…

– Что? Чуфырки нет на поляне? Не может быть!

Тут Казюке пришлось долго убеждать свою новую знакомую, что как раз – может быть… Ему пришлось рассказать и про праздник, и про уговор не ссориться, и про Кваксиных детей, и про Зюкино решение. И слушали его, надо сказать, с нескрываемым интересом. Ах, какое сочувствие встретил, наконец, маленький железный мотоциклист!

– Бедняжечка! Все они против тебя! И ни одной родственной души… Но уж коли мы познакомились, больше ты не будешь одинок. Тетя Га… – тут новая Казюкина знакомая почему-то запнулась. Впрочем, она тут же заговорила дальше: – Да, зови меня просто тетей Га, чтоб было совсем по-родственному. Твоя тетя Га позаботится о тебе… Так ты говоришь, Чуфырки не будет долго? – тут глаза тети Га как-то неприятно сверкнули.

– Долго… Пока вся жабья мелкота не научится прятаться.

– Слушай, а не проучить ли нам твоих мучителей? Можно напасть врасплох и… вот прекрасный случай отомстить…

– Что ты, что ты, тетя Га! На кого же там нападать? На желудевую девчонку? На глупую белку? Или на жабу с одышкой? Там сейчас единственный мужчина – старик дятел. Да и тот мне ничего плохого не сделал…

– Но они тебя, кажется, обижали…

– Ну и что ж? Я же ушел от них. Вот они и наказаны. Думаешь, им меня не жалко?

– Я вижу, ты сам о них жалеешь… Сознайся, ведь жалеешь немножечко?

– Ну уж нет! Но это еще не причина для того, чтобы с кем-то расправляться… Какие-то странные у тебя мысли…

– Да я просто пошутила… Я подумала, что тебе интересно будет в это поиграть. Ты ведь так давно не играл, бедняжечка…

– Вот это точно! Они там все заняты… Все о еде беспокоятся. Запасы там всякие делают… Скучно!

– О! Со мной тебе не будет скучно… Я могу не беспокоиться о еде очень долго… Я могу играть хоть целый месяц без остановки.

– Вот здорово! Давай скорее считаться! Чур, я первый!

Тетя Га не протестовала, чтобы Казюка был первый и в этой игре, и во всех других. И во что они только не играли! И в салки, и в прятки, и даже в цирк. Наконец тетя Га предложила прокатить Казюку на своей сильной чешуйчатой спине. Можете себе представить, как он обрадовался! Спина новой Казюкиной знакомой, конечно, мало походила на красное седло гонщика, да и скорость была невелика, но если ты так давно ни на чем не катался!

Тетя Га старалась ползти побыстрее, пока не подвезла Казюку к заброшенной лисьей норе. Тут она остановилась и спросила:

– Ты и вправду ничего не боишься, дружок?

– Ха! Чего мне бояться, раз я железный?!

– Ну, высоты там… или темноты… Ты ведь такой маленький!

– Я? Маленький? Да я…

– Ну, ну, не обижайся… Я готова тебе поверить. Я тебе совсем поверю, если ты сейчас прыгнешь вот в эту ямку.

И тетя Га указала на лисью нору. Казюка, по своему обыкновению, недолго раздумывал. Он вскочил на ноги, прижал руки к туловищу, да и шагнул в темную дыру. Нора оказалась очень глубокой, и Казюка несколько раз стукнулся о стенки, пока летел вниз. Хорошо, что с головы его никогда не слетал мотоциклетный шлем! На дне норы скопилась сухая пыль, поэтому последний, главный удар был не очень жестким. Но зато в носу и горле так щекотало, что из-под земли долго раздавался Казюкин кашель. А когда Казюка откашлялся и уже стал думать о том, как же добрая тетя Га ухитрится его отсюда вытащить, то сверху вдруг раздалось злое шипение:

– Отдохни, бедняжечка! Посиди тут тихонько, пока тетя Гадюка наведается на Колокольную Поляну… Играть с тобой занятно, но при этом тратишь слишком много сил… Их нужно восстанавливать… А там, на поляне, столько упитанных маленьких жаб, но их я, пожалуй, оставлю на десерт… А начну с этого глухого старика… На второе у меня будет белка – дупло-то у нее совсем низехонько. Да и от мамы-жабы я не откажусь… Чтоб уж целый месяц не думать ни о какой еде… Вот тогда мы и поиграем… До свиданья, дружочек… Жди свою тетю Гадюку…

Некоторое время Казюке было слышно, как шелестела травой уползающая змея. Потом все затихло.

Глава третья. Выход из безвыходного положения

Казюка сидел в полной тишине и темноте, и мысли, одна другой тревожней, возникали у него в голове. Да, ему было о чем подумать!

«Так эта добренькая тетя Га – самая натуральная Гадюка! Как же я, глупый, ее не узнал? Сколько мне о ней Чуфырка говорил! Как можно было спутать ее с игрушкой… Что же теперь будет?».

Тут Казюка представил, как змея подползает сзади к глухому Долбику и сбивает его хвостом, как она набрасывается на неуклюжую Кваксу… и отчаянному мотоциклисту в первый раз в жизни стало по-настоящему страшно. И, заметьте, не за себя. А когда начинаешь бояться за других, тогда наступает самый страшный страх, тогда нельзя сидеть и просто бояться. Нужно что-то делать.

Но что? Прорыть подземный ход? Казюка попробовал, но земля была такая твердая, а у него не было ни лопатки, ни даже простой палки. Вскарабкаться вверх по стенке? Казюка попробовал, но лисья нора была отделана на славу, стенки будто языком вылизаны, ни одной зацепочки. Что же делать? Казюкины глаза уже привыкли к темноте норы, в которую проникало сверху совсем немного света. Он еще раз огляделся по сторонам и заметил, что в одной из стенок было какое-то черное отверстие.

«Что там? Вдруг запасной выход? Лисы ведь, кажется, хитрые и норы свои, наверное, строят по-хитрому. С несколькими входами и выходами… Чтобы можно было убежать… И, может быть, другой выход – не такой крутой и отвесный… Даже наверняка – чтобы быстро вылезти, его нужно сделать отлогим… Путь будет длиннее, зато удобнее. Вот оно, мое спасение!» – подумал Казюка и смело полез в дырку.

Через несколько шагов он оказался в полной тьме, потому что в этот боковой ход не попадало уже ни одного, даже самого слабого лучика света. Здесь было к тому же нестерпимо душно. Этот ход был лишен не только света, но и всякого движения воздуха.

Если бы железный мотоциклист был поопытнее и лучше знал жизнь леса, затхлая, неподвижная духота вокруг насторожила бы его. Он понял бы – если в норе не ощущаешь ни малейшего ветерка, ни самого слабого сквозняка, значит, она никуда не ведет, значит, у нее есть только вход, но нет выхода. Но Казюка-то был игрушечный, и ничего, кроме игр, не знал и знать не хотел. Поэтому он упорно продолжал свой путь.

Идти становилось все труднее: к нестерпимой духоте прибавилась еще и сухая пыль. Она поднималась от Казюкиных шагов и не торопилась снова оседать. От нее першило в горле и щипало глаза. Но, кашляя и задыхаясь, Казюка продолжал брести вперед, придерживаясь за стенку. Вдруг под ногами у него захрустело, он споткнулся обо что-то и упал на какие-то острые обломки. Падая, он стукнулся головой о преграду впереди.

«Что это? Конец? Зачем же рыть такой длинный подземный ход, если он никуда не ведет? Ну и глупые же эти звери! Никогда мне их не понять!», – подумал Казюка. Откуда ему было знать, что в любой приличной норе существуют еще отнорки – особые подземные помещения, которые служат зверям чуланами или спальнями, кладовыми и детскими комнатами, а иногда – и мусорными свалками. Туда прячут во время генеральной уборки ненужные кости, перышки, свалявшиеся комки шерсти и всякий другой звериный хлам.

Вот в такой-то отнорок и угодил игрушечный мотоциклист. Он лежал среди высохших костей, в полной темноте, и все его маленькое железное тело сотрясалось от кашля и негодования.

«Нарыли! Настроили! Без всякого плана и соображения! А теперь вот лежи здесь и задыхайся! Или назад ползи! А если еще ни разу в жизни не поворачивал назад? Если только вперед умеешь? Где им об этом подумать!», – возмущался Казюка. И ему в голову почему-то не приходило, что тот, кто строил эту нору, вовсе не рассчитывал на то, что в ней окажется когда-нибудь железный мотоциклист, который не привык поворачивать назад.

Рассердившись, он с силой стукнул ногой в земляную стену. И уже в следующее мгновение мог об этом только пожалеть: от сотрясения в старой норе, которую давно никто не ремонтировал, конечно же, случился обвал. Большой ком земли сорвался со свода и придавил Казюке ноги, обвал закрыл ему путь назад.

«Что же теперь делать? Я здесь, наверное, останусь навсегда! Ведь никто, кроме Гадюки, не знает, что я провалился в нору… Никто не придет мне на помощь: ни Зюка, ни Долбик, ни Рыжуля! Да, это тебе не в жабьей луже увязнуть и капризничать, когда тебя оттуда вытягивают! А здесь, как в могиле… Совсем один!», – грустно подумал Казюка. И вдруг впервые в жизни рассердился на себя самого: «У, пустоголовый! – ругал себя Казюка. – Спутать змею с заводной игрушкой ты можешь. Выболтать ей все про Колокольную Поляну сообразил. Самому плюхнуться в эту яму ума хватило. А вот как выбраться отсюда – этого ты, конечно, не знаешь!». И он в сердцах стукнул себя по мотоциклетному шлему.

Под шлемом что-то щелкнуло, наверное, сдвинулись с места какие-нибудь шестеренки, и сразу Казюке в голову пришла спасительная мысль: «Точно! Гонки по вертикальной стене! Вот и выход! Я ведь все-таки заводной… Если хорошенько разогнаться, то можно и без мотоцикла нестись кругами на большой скорости… Только… заведусь ли я? Ключа нет… Механизм заржавел… И, кажется, у меня что-то с ногами… И надо еще добраться отсюда назад, в главную нору!».

Но, придумав такой замечательный план спасения, Казюка уже не мог просто так лежать и сокрушаться. Он пошевелил руками – они двигались! Он уперся ими в землю и с трудом, но сел! Потихоньку разгреб землю и вытащил одну ногу, потом вторую. И на колени, оказалось, можно встать, и даже на ноги, хотя и опираясь о стену. Вот он уже стоит в полный рост, лицом к новой преграде… И должен пройти сквозь нее, чтобы состоялись его великолепные гонки по вертикальной стене, чтобы успеть на Колокольную Поляну до того, как… Не хотелось даже думать до чего! Должен-то должен, но поди, попробуй, справься с этой глиняной глыбой, которая тебя замуровала живьем! И тут опять что-то хрустнуло. «Ага! Здесь же много острых костей! Есть, наверное, и большие. А такой костью можно действовать как лопаткой…», – пронеслось у него в голове. Он снова встал на колени и принялся шарить руками по земле, отыскивая в темноте подходящую кость. Он нашел ее не сразу, но все-таки нашел. Теперь можно было раскапывать завал.

Ох, и трудное же это было дело! Ссохшаяся глина не поддавалась, время от времени приходилось останавливаться, чтобы отдышаться и откашляться… Ноги и руки плохо слушались. А уж сколько царапин прибавилось на красном мотоциклетном костюме – это и сосчитать невозможно! Но, наконец, в завале удалось прорыть узкую дыру. Казюка сразу засунул туда голову и плечи. Плечи с трудом, но проходили.

– Ура! Раз плечи пролезают, значит, уж и все остальное как-нибудь… – закричал Казюка, отбросил в сторону уже ненужную кость и полез сквозь завал.

Оказавшись по другую сторону завала, он сел, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги поперек норы. Сил, казалось, больше не было. Голова кружилась, в груди что-то скрипело. Казюка на минутку закрыл глаза, и ему сразу представилась поляна, беззаботные Кваксины дети, играющие возле лужи, и металлический блеск змеиного тела в траве… «Нечего тут рассиживать! А то моя дорогая тетя Га наведет там порядок!», – и, сжав кулаки, железный мотоциклист поднялся и пошел навстречу слабому свету, к выходу из отнорка в большую нору.

Как же ему показалось теперь светло и чисто в большой норе! Как здесь легко дышалось! Но она, к сожалению, не стала менее глубокой, а из нее еще предстояло выбраться. «Только бы завестись! – подумал Казюка. – Только бы побыстрей завестись!».

Он выпятил губы и затарахтел: «Тр-р-р-р!». Потом прислушался. Нет, в груди у него ничего не шевелилось. Тогда он напряг все силы и начал тарахтеть еще громче. Заодно он крутил руками и старался себе представить, как круглый ключик втыкается в бок и поворачивается в его железном теле… Это было очень трудно, руки устали, голова кружилась, но внутри у мотоциклиста вдруг что-то сдвинулось, скрипнуло и раздалось знакомое: «Тр-ч, тр-ч, тр-ч-ч-тр». А потом пришло то ощущение невероятной скорости и силы, которое всегда срывало Казюку с места.

– Я завелся! Я завелся! – закричал Казюка.

Вот уж, правда, чего только не сделаешь, если сильно захочешь! И он, хорошенько разогнавшись на дне норы, взлетел на стенку.

Моторчик у мотоциклиста был хоть и игрушечный, но тарахтел он на редкость громко. Это тарахтенье можно было услышать далеко от владений тетки Гадюки. И первой его, разумеется, услышала Сорока. Сорока повертела головой, определила, что звуки доносятся из лисьей норы, и не могла не удивиться:

«Странно! В норе, как мне известно, никто не живет… Что же может трещать там, где и пролетаешь-то потихоньку, как бы Гадюку не разбудить? Может, мне все-таки что-нибудь неизвестно?». Этого Сорока, понятно, вынести не могла, и хотя и с опаской, но к заброшенной норе полетела. Около норы треск и грохот стоял такой, что она чуть было не бросилась назад. Но желание узнавать все первой и тут победило страх, и Сорока уселась на березу – повыше, но так, чтобы видеть черный вход в нору. Каково же было ее удивление, когда из норы вдруг на бешеной скорости вынесся… Казюка! Казюка кругами носился вокруг дерева, на котором устроилась Сорока, и никак не мог переменить направление движения. После темной норы глаза резало от света, голова кружилась, и мотоциклист не в силах был определить, в какой стороне Колокольная Поляна.

– Эй, ты и здесь безобразничаешь?! – закричала Сорока. – Или ты с ума сошел? Подожди, сейчас услышит Гадюка…

– Ничего она не услышит! Она, наверное, уже около Колокольной Поляны… – донеслось до нее сквозь шум мотора.

– Гадюка у поляны? А Чуфырка на болоте? – ужаснулась Сорока. – Да подожди ты, не носись как угорелый! Расскажи все толком!

– Не могу! Я потеряю скорость! Скажите лучше, в какой стороне отсюда поляна?

– Как раз у тебя за спиной! – крикнула Сорока.

– Спасибо! Я – туда! А вы летите скорей на болото, скажите Чуфырке…

И только трава сомкнулась и закачалась в том месте, где мелькнул красный мотоциклетный костюм и блестящий шлем. Сорока не очень-то поняла, что к чему в этой истории. Но полная ясность – вовсе не сорочья забота. И она, не теряя времени на раздумья, полетела на Большое Болото сообщить новости ежу Чуфырке.