Текст книги "Миссия «Лучшая подруга»"

Из личных хроник Пандекраски Пампернеллы

Мы с Тоей мчались бок о бок верхом, словно ветер и буря. Её чёрные волосы развевались, мои же были надёжно уложены, так что из причёски не выпадало ни прядки. Я сама удивилась тому, как легко смогла отделаться от телохранителя и биографа. Просто ускакала прочь, даже не обернувшись.

Доводилось ли вам ощущать безграничную свободу? Это чувство неописуемо. То ли меня окрыляли дикие просторы, то ли надежда избежать угроз моей заклятой врагини, а может, общение с лошадьми и Тоей. Точно сказать не могу, но в тот момент мне было всё равно, откуда взялось это ощущение. Намного важнее было не упасть с жеребца. Я крепко сжала его бока ногами и вцепилась пальцами в гриву. Тоя косилась на меня так, будто я вот-вот могу удушить коня.

– Он не должен чувствовать, что тебе страшно, – сказала она.

– Мне вовсе не страшно!

– Тогда не цепляйся так сильно.

– Я не привыкла ездить верхом без седла.

Тоя рассмеялась.

– Смотри, чтобы твой конь этого не услышал.

Я разжала руки.

– Ноги тоже расслабь.

Я последовала совету и почувствовала себя лёгкой как пёрышко.

– Не улетишь же ты с него, – сказала Тоя.

Мне понравилось, каким тоном она это произнесла.

Будто ей известно что-то такое, чего я не знаю.

Следующий час мы скакали вдоль озера, чья зеркальная гладь раскинулась на бескрайнем просторе. Мимо не пролетала ни одна птица, ни одна утка не плавала в озере, а облака над вершинами гор напоминали широкие мазки краски. Мы с Тоей почти не разговаривали, и это было и странно, и приятно одновременно. Я хотела объясниться, но то и дело себя одёргивала. Мне было немного неловко, что я пересекла всю Европу и прилетела в Азию, лишь для того чтобы найти подругу и избавиться от страха. Если бы речь шла не обо мне, это звучало бы довольно постыдно.

Ну и подумаешь.

Время от времени я слышала голос, который Сянь Сянь Юй называл моим подсознанием. Этот голос успокаивал меня, стоило мне начать волноваться. Но иногда, наоборот, раздражал. В этот раз голос говорил мне: не волнуйся, всё будет хорошо.

Но я всё-таки волновалась, потому что чувствовала: преодолеть мой страх будет непросто.

«Если будешь бояться, перестанешь расти», – сказала однажды крёстная. Мой рост – метр сорок девять сантиметров, и я ни в коем случае не хочу оставаться такой всю жизнь. Бывают дни, когда страхи душат меня, будто узел на шее. И я знала, что как только найду подругу, то расскажу ей об этом, и она всё поймёт.

– Куда мы скачем? – спросила я через некоторое время.

– Я покажу тебе свою юрту. А потом…

Мы обменялись взглядами.

– …Потом мы выясним, сможем ли подружиться.

Узел у меня на шее затянулся чуть крепче, и я закашлялась, как будто вдохнула дым.

– Ты что, надышалась дыма? – спросила Тоя.

– А ты что, читаешь мысли? – отозвалась я.

Тоя засмеялась, и на этот раз я вместе с ней.

Она нравилась мне всё больше.

Юрта находилась в двух с половиной часах езды от кладбища лошадей, в долине, куда можно было попасть только через узкий перевал. Я призналась Тое, что не имею ни малейшего представления о юртах.

– Это как хижина, но не совсем, – объяснила она. – Представь себе круглый деревянный каркас, который можно собрать и разобрать. В собранном виде стены достигают трёх метров в высоту. В моей юрте рядом с входом есть два окна. Стены утеплены войлочными полосками, чтобы не продувало, а пол выложен из съёмных досок. Всё вместе – как дом-конструктор. У меня даже есть печка, кровать, стол, два стула, а ещё книжная полка и ковёр. Тебе там понравится. Самое классное – я могу собрать этот домик за час и разобрать так же быстро.

– А потом?

– А потом я звоню по рации одному из своих братьев, и он приезжает за мной с прицепом. Мы загружаем туда детали юрты и едем на следующее место. Так я могу жить, где хочу, и переезжать, когда захочу.

Тоя рассказала, что всё лето проводит в горах, а осенью останавливается в степи. И всё это время она одна. Зимой она возвращается в имение родителей, где складывает юрту и до следующего лета наслаждается заботой матери.

– Нужно ведь иногда прерывать одиночество, – заключила она.

Я погрузилась в мечты.

Мне представилось, как я провожу лето с Тоей в этих краях. С тех пор как она прискакала за мной с двумя сотнями сивых лошадей, я чувствовала, будто принадлежу к чему-то большому. В голове возникла чёткая картинка такой жизни. Вот я выхожу вечером из юрты – а навстречу мне, словно гигантский шатёр, раскрывает объятия ночь. Кто знает, быть может, моя душа просит именно этого: скрыться в уединении и любоваться звёздами.

Понимаю, странные мысли для одиннадцатилетней девочки, вокруг которой, как заведённый, вращается весь мир. Нельзя ничего упускать, нужно попробовать всё. Но иногда мир, по моим ощущениям, вращается слишком уж быстро. Порой у меня кружится голова: хочется нажать на паузу и просто от души полениться.

Когда мы увидели вдалеке горы и въезд на перевал, послышался шум вертолёта. Он был выкрашен чёрной краской и забрызган грязью. Пролетев над нами, вертолёт исчез за гребнем горы. Снова воцарилась тишина.

– Догадываюсь, кто это может быть, – сказала Тоя и внезапно стала погонять лошадь.

Жеребец обернулся и вопросительно на меня взглянул. Я кивнула, и он помчался галопом. Мои пальцы тут же вцепились в его гриву. Табун последовал за нами.

Не сбавляя скорости, мы въехали на узкий перевал – не больше пяти метров шириной. Я скакала прямо за Тоей. Лошади толпились позади нас, звон их копыт громогласно отражался о скалы. Но вот мы преодолели теснину, и перед нами зелёным веером открылась долина. Тоя крикнула, пытаясь подогнать лошадь, но уже не было толку спешить. Мы опоздали.

Дым мы увидели ещё до того, как приблизились к огню. Он густым облаком поднимался в небо, сверху его развеивал ветер. Долина казалась пустынной, нетронутой, и только на месте юрты пылал огненный шар.

И нигде, совсем нигде – ни следа от вертолёта.

– Ближе не подойти, – сказала Тоя, сдерживая кобылу, которая нетерпеливо пританцовывала на месте.

Мы остановились на безопасном расстоянии. Табун, собравшийся позади нас, от вида пламени взволнованно закопошился, будто пчелиный рой. Из-за дыма у меня слезились глаза, в горле стоял ком. Тоя не проронила ни слова. Она не мигая смотрела на горящую юрту. Я не могла прочесть её мысли, но чувствовала: они остры как клинок.

– Я думала, что буду здесь в безопасности, – сказала Тоя.

– В безопасности? Разве тебе кто-то угрожает?

Она взглянула на меня, и глаза её сверкнули.

– В Монголии множество диких животных, и люди со всего света приезжают сюда охотиться. На медведей, волков, оленей. Они ловят в сети манулов, вывозят их из страны и продают на чёрном рынке. Но в основном браконьеры здесь охотятся на снежных барсов. Вот только эти животные кажутся им слишком опасными, поэтому они выслеживают их с вертолётов. Сначала ранят барса, потом приземляются и добивают. Представляешь, какие трусы?

Тоя сплюнула, будто ощутила горечь во рту. Я знала, что в Азии есть проблемы с браконьерами. Сянь Сянь Юй рассказывал, что жители Тибета борются с охотниками на антилоп.

– Видишь вон те скалы, как будто вырезанные ножницами?

Я приложила ладонь козырьком к глазам.

– Весной там поселилась самка снежного барса, – продолжила Тоя. – Полтора месяца назад у неё родились два детёныша. Я поставила свою юрту здесь именно из-за них, потому что считаю своим долгом оберегать их. Первые полгода их жизни я всегда держусь поблизости, потом молодняк будет вне опасности – они смогут сами охотиться, и им уже не нужна будет ни моя, ни материнская защита.

– Давно ты начала этим заниматься? – спросила я.

– Четыре года назад. Раньше это была обязанность моей мамы. Целых двадцать лет. Эта традиция в нашей семье передаётся от матери к дочери. Мы охраняем животных от браконьеров, а ещё от фермеров: те ставят капканы, чтобы барсы не нападали на их овец.

– Почему вы не наймёте специальных людей? – удивилась я.

– Здесь много егерей, которым платят крупные организации по охране животных. Среди них два моих брата. В основном егери работают честно, но кое-кто готов продать собственную бабушку, чтобы подзаработать. Они способны на всё, и мы даже не знаем, кому из егерей можно доверять, а кому нет… Всегда есть угроза, но вот такое…

Она взглянула на то, что осталось от её дома.

– Такое я встречаю впервые.

Юрта уже полностью обрушилась, догорали последние угольки. Я не знала, что сказать, и не понимала, как Тоя справляется со всем этим в одиночку. «Возможно, я смогу стать ей хорошим другом», – подумала я и представила, как петляю с ней по горам и освобождаю барсов из капканов.

Тоя прервала мои мысли. Она спустилась с лошади, сняла со спины рюкзак и, вытащив из него пару сапог для верховой езды, натянула их прямо на голые ноги. Потом подошла к сгоревшей юрте и зашагала, как по лужайке, прямо по тлевшим углям. То тут, то там она отодвигала ногой остатки книг, одежды и мебели, затем присела и попыталась приподнять одну из половиц.

– Тебе помочь? – спросила я и, не дожидаясь ответа, спрыгнула с жеребца и начала осторожно пробираться по раскалённому пожарищу. Было невероятно жарко, и через несколько секунд я покрылась потом и забеспокоилась о своей причёске. Сначала её потрепало ветром во время езды верхом, а теперь будто поджарило в тостере. Не самый удачный день выпал на долю «Валенсийской файеры».

Я тоже ухватилась за половицу, и с третьей попытки она с треском поддалась. Мы отбросили её в сторону. Из-под половицы показался металлический ящичек. Он был ещё горячий, поэтому Тоя приподняла его мыском сапога. Внутри оказалась рация, серебряная цепочка, пачка денег и ружьё. Тоя достала их и переложила в рюкзак. Всё, кроме ружья: его она перекинула через плечо.

– Нет ничего полезнее надёжного огнеупорного сейфа, – сказала она, оглядываясь по сторонам. – Больше нам здесь делать нечего. Поскакали к моим родителям, Пандекраска Пампернелла. Мой папа позаботится, чтобы…

Выстрел, раздавшийся вдалеке, заставил её замолчать.

За ним последовал ещё один.

Мы перевели взгляд на гребень горы.

Над ним плыли облака.

Выстрелы прекратились.

– Браконьеры ещё здесь, – сказала я в ужасе.

– Да, и близко, – на удивление спокойно отозвалась Тоя.

Вид горящей юрты напугал лошадей, и мы не знали, как они поведут себя на перевале, поэтому решили оставить их вместе с остальным табуном.

Подъём выдался трудным, такой даже горным козлам не пришёлся бы по душе. Спустя полчаса мы оказались на гребне горы, где нас обвевал прохладный ветерок. Он приятно подсушивал пот у меня на затылке. Я могла бы целую неделю стоять вот так с Тоей и смотреть вдаль. Но куда бы мы ни взглянули, нигде не было ни тени вертолёта и браконьеров.

– Давай спустимся, – предложила Тоя.

Мы пошли по тропинке между двумя скальными глыбами и вдруг чуть не споткнулись о снежных барсов – двух детёнышей и их раненую мать. Она лежала на боку, дрожа и тяжело дыша. Малыши окружили мать, попискивая, как котята. Они то и дело тянули её за лапы, как будто хотели заставить встать. Один выстрел попал самке в грудь. Светлая пятнистая шёрстка окрасилась в тёмно-багровый цвет, и дыхание давалось ей с таким трудом, что были слышны хрипы в лёгких. Ужасное зрелище. С каждым ударом сердца густая и тяжёлая кровь, пульсируя, вытекала из раны и разливалась по скале. Даже не будучи ветеринаром, я понимала, что дела плохи.

Тоя беззвучно плакала. Она опустилась на колени и положила руку на голову дикой кошки. Та вздрогнула от прикосновения, её глаза чуть расширились. Приподняв голову, самка посмотрела на Тою, потом отвела взгляд и снова поникла. Всё это время вокруг нас вились два детёныша: они шипели и рычали, но держались на расстоянии.

Самка издала жалобный стон.

Тоя утёрла слёзы, катившиеся по щекам, рукавом рубашки, встала и сняла с плеча ружьё.

– Лучше отвернись, – сказала она мне.

Я не стала.

Тоя прицелилась в затылок самки и одним выстрелом избавила её от мучений. По скалам прокатился глухой, невыразительный хлопок. Детёныши вздрогнули, прижались животами к земле и поползли прочь. Вскоре они скрылись меж скал. Когда я снова опустила взгляд на самку снежного барса, та уже не дышала. Её тело неподвижно лежало на земле. Мучения были позади.

Тоя вскинула ружьё на плечо.

– Бедняжка бы не выжила, – тихо сказала она.

– Мне так жаль, – ответила я.

– А мне уж тем более, – послышалось позади нас.

Браконьер был одет по-солдатски: камуфляжная куртка и штаны, высокие сапоги на шнурках. Под коротко остриженными волосами просвечивала розоватая кожа. На носу сидели тёмные очки с зеркальными стёклами. Он стоял, уперев руки в бока, на поясе болталось мачете.

Рядом с браконьером появились ещё двое мужчин в кроссовках, спортивных штанах и футболках. На спине у них висели ружья с оптическими прицелами, а на голове красовались бейсболки. Если сам браконьер явно был не отсюда, то его помощники были местными. И если у браконьера вид был скучающий, то эти двое страшно нервничали. Я бы тоже занервничала, оказавшись лицом к лицу с Тоей. От гнева она так и метала искры из глаз, казалось, вот-вот голыми руками накинется на незнакомцев.

– Значит, вы пришли за моей добычей, – констатировал браконьер.

– Снежный барс – не твоя добыча, – ответила Тоя.

Браконьер так опешил, будто получил оплеуху.

– Погодите, я что-то пропустил?

Он обернулся к своим помощникам.

– Мой выстрел – мой трофей, разве не таковы правила? Не знаю, как у вас тут, в Монголии, но у нас это называется законной добычей охотника.

Тоя шагнула к нему.

– Настоящие охотники не стреляют с вертолётов, – сказала она. – Настоящие охотники знают, что такое честная охота. А так, как вы, охотятся только трусы, которые…

– Переведи-ка дыхание, – оборвал её браконьер. Тёмные очки скрывали его глаза, но я чувствовала прожигающий насквозь взгляд. Мне хотелось загородить собой Тою, защитить её. – Правильно ли я понимаю, – продолжал он, – что ты назвала меня трусом?

– Именно так, – ответила Тоя.

– Великолепно! Тогда и ты пойми меня правильно, – браконьер заговорил в какой-то странной медленной манере, будто доставал каждое слово из глубокого колодца, – вы, дети, испортили мне весь день. Я плачу большие деньги людям, которые стоят рядом, за то, чтобы они привели меня к добыче. Мы сегодня с самого утра в пути. И тут приходите вы и убиваете моего снежного барса.

Я почувствовала, что пора вмешаться.

– Она же сказала, это не твой снежный барс.

– Я слышал. Но моё утверждение опровергает её утверждение.

– К тому же самке было больно, – продолжила я. – Мы избавили её от страданий.

– И что?

Браконьер пожал плечами и гоготнул.

– Мне теперь тоже больно, может, вы и меня избавите от страданий?

Не успела я сказать, что в жизни не слышала ничего глупее, как Тоя перешла к действию. Это произошло настолько быстро, что я от испуга аж заикала. Ружьё соскользнуло с её плеча, и ствол теперь был направлен прямо на браконьера.

– Может, я так и сделаю, – сказала Тоя. – Может, тебя тоже нужно избавить от страданий.

Оба помощника подняли руки, как будто это на них наставили ствол. Браконьер, напротив, невозмутимо сплюнул. Ружьё Тои, казалось, не произвело на браконьера никакого впечатления. Я сглотнула, пытаясь прогнать икоту.

– Я приехал издалека, – заговорил наконец браконьер, снимая тёмные очки.

Лучше бы он этого не делал. Его глаза напоминали две подпалённые пуговицы.

– Вчера я прибыл из Австралии, чтобы впервые в жизни поймать снежного барса, – продолжил он. – До этого был в Китае, а ещё раньше – в Гималаях. Нигде я не обнаружил ни единого барса. Когда мы выезжали сегодня утром, нам дали наводку, которая оказалась правдивой. Так мы оказались здесь, в горах. Неужто вы думаете, что после всех затраченных сил я вернусь домой с пустыми руками?

Тоя не опускала ружьё и никак не реагировала на слова браконьера, а только впилась в него взглядом, словно ждала, что он в любую секунду сделает неверное движение. К моему удивлению, браконьер обратился ко мне:

– Что с ней не так?

– Ты сжёг её юрту, – ответила я.

Браконьер пожал плечами.

– Я думал, это юрта егеря.

– Ты подстрелил самку снежного барса.

– Я думал, это дикое животное, на которое разрешено охотиться.

– Ты вообще себя слышишь? – спросила я. – Ты так нагло врёшь, что даже слушать стыдно.

– И что вы мне за это сделаете?

Браконьер ухмыльнулся.

– Ничегошеньки вы не можете сделать, признайте.

– Мы отдадим вас егерям, – заявила Тоя.

Браконьер огляделся, как будто только что здесь очутился.

– Что-то не вижу никаких егерей, – сказал он.

– Ты и мою рацию не видишь.

Браконьер рассмеялся, явно наслаждаясь происходящим.

– И что потом? – спросил он. – Что будет дальше?

– Егери решат, можно ли тебе вернуться в Австралию.

– Или вы трое предстанете перед судом, – добавила я.

Браконьер перевёл взгляд с меня на Тою и обратно.

– Вот как.

– Именно так, – в один голос ответили мы с Тоей.

– А если я этого не допущу?

– Тогда я выстрелю, – сказала Тоя.

– Неужели?

Браконьер удивлённо приподнял брови.

– Если таков твой план, то расскажи мне …

Он снова сплюнул и подошёл к Тое, не замечая наставленного ружья.

– Как именно ты планируешь это сделать?

Он схватил ствол и, направив его себе в лоб, спокойно продолжил:

– После того как ты выстрелила в самку барса, чтобы избавить её от мучений, ты не перезарядила ружьё. Значит, твоя роскошная винтовка не более чем игрушка, которой ты можешь разве что врезать мне по голове.

Я прочла на лице Тои внезапное осознание. Она действительно не перезарядила ружьё. Воспользовавшись её замешательством, браконьер вырвал винтовку из её рук и перезарядил. Пустая гильза выскочила и отлетела в сторону. Браконьер поймал её и продемонстрировал нам, как фокусник, исполнивший ловкий трюк. Он ещё трижды перезарядил ружьё, пока не избавился от всех пустых гильз, а потом зарядил его патронами и пренебрежительно оглядел.

– Знаете, что я думаю? Заберу-ка я это роскошное оружие в качестве компенсации. Не возражаете?

Теперь уже Тоя шагнула к нему.

– Отдай мне ружьё, – потребовала она.

Браконьер лишь рассмеялся.

– У тебя проблемы со слухом? Теперь оно моё.

Тоя вытянула руку ладонью вверх.

– Отдай мне моё ружьё, – твёрдо повторила она.

Браконьер поправил солнечные очки на носу, так что теперь мы отражались в их стёклах, наклонился и плюнул на раскрытую ладонь Тои. Ничего противнее я не видела в своей жизни. Мне стало по-настоящему дурно.

– Больше ты ничего от меня не получишь, – произнёс браконьер. – Радуйся, что легко отделалась.

Он развернулся и перебросил ружьё одному из мужчин, другой рукой отсоединяя от пояса рацию. Тоя вытерла ладонь о скалу.

– Антуан, – передал он по рации, – пригони вертолёт к…

– Эй! – перебила я.

Браконьер перевёл взгляд на меня. Я спросила:

– Ты знаешь, кто такой Сянь Сянь Юй?

– Никогда про него не слышал.

– Он из Тибета. Был чемпионом мира в борьбе сумо.

– Ну и что?

Я издала какой-то утробный клич, пробежала три метра до браконьера и, размахнувшись, врезала ему ногой в колено, как учил меня телохранитель. Можно было бы насыпать ему в глаза песок, но песка поблизости не оказалось. Палки тоже. Оставалось только использовать ногу.

Колени браконьера подкосились, и он упал. Правой рукой он по-прежнему держал рацию, левой попытался смягчить падение. Но я ещё не закончила: шагнув вперёд, я пнула его по руке. Он свалился лицом на скалу, солнечные очки слетели с носа. Ему наверняка было очень больно, даже если мой удар оказался не таким уж и сильным. Я была в кроссовках и весила сорок кило, а браконьер был раза в три тяжелее и имел телосложение как у мультяшного супергероя, и всё же он впервые подвергся нападению одиннадцатилетней девочки. Элемент неожиданности сыграл мне на руку, хотя сама атака вышла не такой элегантной, как я представляла. Дон Плуто наверняка укоризненно покачал бы головой, но в тот момент меня это мало волновало. Я не сомневалась, что Сянь Сянь Юй остался бы мной доволен.

Браконьер лежал на земле, жалобно постанывая и прижимая руки к окровавленному лицу. Его помощники смотрели на меня раскрыв рот, как будто ждали, что я нападу и на них. Даже у Тои отвисла челюсть от удивления. Да, элемент неожиданности определённо играл мне на руку, чем я не преминула воспользоваться, шагнув к помощникам браконьера. Один сразу помчался прочь, другой, не дожидаясь просьбы, отдал мне Тоино ружьё.

– Спасибо, – сказала Тоя.

– Не за что, – ответила я.

– Думаете, это конец? – услышали мы голос браконьера. Помощник помог ему подняться. Теперь тот, пошатываясь, стоял на здоровой ноге и без опоры упал бы. Возле рта браконьер держал рацию. Вид у него был ужасающий: кровь из носа и холодные, сверкающие глаза.

– Антуан, – прошипел он в рацию. – План изменился.

Он прикрепил аппарат к поясу и посмотрел на нас.

– Знаете, что сейчас произойдёт? В результате нелепого несчастного случая вы сорвётесь со скалы. Так бывает, когда дети без присмотра играют в горах. Это послужит вам уроком. Вы явно не с тем связались. А если вы спросите, какова участь двух оставшихся снежных барсов, то могу вас утешить: они погибнут не напрасно. Я повешу их головы у себя над камином. Справа и слева – детёныши, а посередине мать.

Он улыбнулся так широко, что мы увидели кровь у него на зубах.

– Ну как вам идея?

– Не очень, – ответила Тоя, схватив меня за руку, и мы ринулись прочь.

Я не из тех, кто спасается бегством, и совсем не трусиха, но я из тех, кто может бежать быстро, как заяц, если окажется в затруднительной ситуации. Этому меня научил Дон Плуто. Он называет это мудростью победителя. Но когда мы скрылись среди скал, я чувствовала себя не победительницей, а проигравшей. Мы пригибались то вправо, то влево, так что я совершенно потеряла ориентацию, пока мы вдруг не остановились перед пещерой.

– Вот мы и пришли, – сказала Тоя.

Два снежных барса сидели перед нами и шипели.

– Я знала, что они будут здесь, – призналась Тоя. – В этом месте их выкармливала мать.

Один из барсов прыгнул вперёд и оскалил крошечные зубки. Вид у него был крайне нелепый.

– Хватай его, а я возьму второго, – велела Тоя. – Нужно спрятать их, пока браконьер не нашёл.

Легко сказать – трудно сделать!

Должна признаться, в глубине души я не слишком люблю животных. Конечно, мне нравятся лошади, но я не хочу проводить с ними весь день напролёт. Кошек и собак я нахожу милыми, рыб – скорее глупыми, а с птицами ко мне вообще лучше не подходить, особенно с жирными соколами. Снежные барсы с их густой шерстью и заискивающими взглядами напоминали мне прожорливых кошек, которые бродят по дому Бобби Би. Только эти были в три раза крупнее. Когда я взяла детёныша поменьше, он на удивление быстро утихомирился у меня на руках и начал жевать моё ухо. Это мне тоже не понравилось: столько слюней, да и кому приятно ходить с мокрыми ушами?

Мы вышли из пещеры, ожидая увидеть браконьера и его помощников.

Но никого не было.

– Хоть какая-то радость, – сказала я.

Тоя показала на узкую тропинку.

– Пойдём туда.

Вытянув в сторону левую руку, я коснулась скалы; справа зияла пропасть. Я скосила взгляд вниз. Если упасть в эту пропасть, то пролетишь не меньше пятисот метров. Я вжалась в скалу. Камни были такие неровные, что я сразу до боли расцарапала ладони. Разумеется, тропинку между горой и пропастью не огораживали никакие перила. В ширину она насчитывала сантиметров тридцать. Готова поклясться, что с барсом на руках я была вдвое шире.

– По этой тропинке мы попадём в сосновый лес, – сказала Тоя, которая шла позади меня. – Оттуда нам нужно просто пойти вдоль ручья, и тогда мы встретимся с лошадьми в долине.

– Это невозможно, – сказала я.

– Ещё как возможно!

– Тоя, тропинка слишком узкая! – Я уже начинала нервничать. – Если…

– Пандекраска Пампернелла, – перебила Тоя. – Соберись!

Я продышалась. Она была права. Я взяла себя в руки.

– Хорошо.

– Повернись спиной к скале и иди боком вперёд, – продолжила Тоя, – и ни в коем случае – слышишь? – ни в коем случае не смотри вниз. После поворота тропинка становится шире. Справишься?

– Справлюсь.

Прижавшись спинами к скале, мы пошли вперёд. До поворота было всего-то пятьдесят метров, но казалось, что мы в пути целые сутки. Барс у меня на руках развлекался по-своему. Дважды он чуть не сбежал, а один раз попытался перелезть через моё плечо и вскарабкаться по скале. Я стиснула его, как волынку, чтобы он успокоился. Барс стал хватать ртом воздух и действительно притих. А я подумала: «Если человеческие дети ведут себя так же, то я, пожалуй, не хочу никаких детей».

За поворотом тропа и впрямь расширилась, показались верхушки сосен, которые простирались вдалеке, будто покрывало из облаков. Вот бы иметь крылья, чтобы вмиг перелететь туда!

Я уже собиралась предложить Тое отпустить барсов и дать им идти самим, как вдруг где-то рядом просвистела пуля, а через пару секунд раздался звук выстрела. Пуля с громким стуком ударила в скалу и исчезла.

– Пригнись, – прошипела Тоя.

Но я не понимала, как это сделать. Что толку пригибаться, если всё равно не за чем спрятаться? Мы бочком протиснулись в узкую расщелину, крепко прижимая к груди снежных барсов. Они казались такими же напуганными, как мы.

– Ну и нелепый же у тебя вид, – прошептала я своему барсу.

– Как думаешь, они близко? – спросила Тоя.

– Достаточно, чтобы стрелять в нас.

Тоя выглянула из расщелины:

– Никого нет.

И снова посмотрела на меня.

– Если побежим, то сможем от них уйти.

– Тоя, если мы побежим, то получим пулю в спину.

Тоя задумалась.

– Ты права, нужно их отвлечь. Держи.

Она вручила мне своего барса.

– Ты с ума сошла? – испугалась я. – Не могу же я нести двоих сразу!

– Ещё как можешь!

– А что будешь делать ты?

– Пока не скажу, сюрприз, – с этими словами Тоя начала собирать с земли камни.

– Хочешь закидать их камнями? – спросила я, уже на грани истерики.

– Такого они явно не ждут.

– Ещё бы. Когда они увидят камни, то на смех тебя поднимут.

– Долго смеяться не придётся – у меня есть план.

– Какой же?

– Я сделаю вид, что сдаюсь.

– А потом?

– Потом, когда окажусь поближе, закидаю их камнями.

– А потом?

– Потом посмотрим.

Я покачала головой. Звучало не очень убедительно.

– Тоя, это не очень хороший план.

– У тебя есть идея получше?

– Вообще-то нет, – призналась я.

– Тогда остаётся только мой план.

– А что делать мне, пока ты будешь изображать, что сдаёшься?

Она посмотрела на меня с удивлением:

– Как что? Разумеется, бежать дальше и спрятать барсов в безопасном месте.

Казалось, будто для Тои это самое обычное занятие в мире – оголтело бежать по горам, держа в руках двух детёнышей снежного барса. Но мне-то хватало ума! Эта затея была не просто необычной, а крайне глупой, и я могла придумать тысячу способов более приятно провести время.

– Мне эти зверюги даже не нравятся, – призналась я.

– Они не должны тебе нравиться, их просто нужно спасти.

«Она права», – подумала я и взвалила одного барса на плечо, а второго зажала под мышкой.

Тоя не стала меня дожидаться. Она уже вышла из расщелины и, подняв руки, пошла по тропе в обратную сторону. Я услышала, как она перекрикивается с браконьером, затем досчитала до десяти и побежала, как обезумевшая, вниз по тропе, опустив голову и прищурившись, будто это позволяло бежать быстрее.

Разумеется, по мне немедленно открыли стрельбу – вот тебе и блестящий план.

Выстрел.

Потом ещё и ещё.

Я петляла из стороны в сторону, как хитрый заяц, укравший двух снежных барсов. Но я совсем не чувствовала себя хитрой. Я чувствовала себя так, будто тащу два мешка с мусором, а те ёрзают и сопротивляются.

И вдруг всё прекратилось.

Только я хотела свернуть за угол, как один барс цапнул другого за мордочку, а тот взвизгнул и задёргался. Первому барсу это, видимо, показалось очень забавным, так что он решил повторить. Оба начали извиваться, а я потеряла равновесие, поскользнулась на тропе и сорвалась в пропасть.

Когда падаешь в пропасть, перестаёшь о чём-либо думать.

Таков закон.

Конечно, если ты не супергерой, уверенный в своей неуязвимости.

В этом случае ты можешь думать о чём захочешь – ведь ничего плохого не произойдёт.

Но моё падения вообще не вызвало у меня никаких мыслей – лишь инстинктивную реакцию: я замахала руками, словно безумный осьминог, у которого всего две конечности. Потом ухватилась за край обрыва. Весь мой вес теперь держался на кончиках пальцев, пока ноги болтались над пропастью, как две колбасы над коптилкой. Я не собиралась срываться вниз. Поэтому сосредоточилась и, отключив панику, осторожно нащупала носками кроссовок трещины в скале. Хотя я всё ещё висела над пропастью, вес мой сместился, и нагрузка на пальцы немного ослабла. Если бы мне улыбнулась удача, я могла бы подтянуться вверх, и тогда опасность бы миновала. Я не слабая, я подтягиваюсь шесть раз и в армрестлинге только изредка проигрываю своему биографу. Но в тот день ни от силы, ни от удачи не было толку, потому что я проявила глупость и ослушалась Тою.

Я посмотрела вниз.

Подо мной зияла пропасть, в которой слышались перекаты камней, – это вам не Флоринская долина, которую для меня всегда выстилают дополнительным слоем сена. Внизу блестела река, а над пропастью парил ворон. Я услышала уже знакомое мне мяуканье и в пяти метрах от себя разглядела выступ, на котором сидели оба детёныша. Ни дать ни взять мягкие игрушки, они смотрели на меня своими выпученными глазами. Во взглядах читался упрёк. Наверное, они обиделись, что я их уронила.

– Но что мне ещё было делать? – спросила я.

Снежные барсы ждали продолжения.

– Мне всё равно, что вы обо мне думаете, – сказала я. – Сейчас я подтянусь наверх, пока-пока!

Барсы коротко переглянулись.

– Только не притворяйтесь, что вы меня понимаете.

Они снова подняли ко мне взгляды, на этот раз полные решимости. Может, им понравилось, как я с ними говорю, а может, они просто ко мне привязались. Кто знает? Какова бы ни была причина, барсы поднялись с земли и начали карабкаться ко мне.

Я не знала, что снежные барсы умеют так хорошо лазать. А ещё не знала, насколько трудно подтянуться наверх, когда висишь на краю пропасти, держась только кончиками пальцев. Я кряхтела от напряжения, но не продвинулась ни на миллиметр. Мои кроссовки скрипели, упираясь в скалу, и тщетно искали опору. То и дело я соскальзывала обратно. Нет, так я не сдвинусь с места… У снежных барсов, напротив, не было никаких проблем. Нисколько не боясь, они цеплялись за трещины в скале. Когда я в следующий раз посмотрела вниз, они уже почти добрались до меня.

– Что вы делаете?! – крикнула я, но было уже слишком поздно. Оба зверя опять висели на мне. – Вы что, серьёзно?!