Текст книги "Человек Точка"

Узник загородного дома

Он сидел худой, изможденный, сломленный морально возле открытого окна, укутанный колючим пледом в крупную косую клетку черно-белого цвета из чистой шерсти. Он находился в чужом двухэтажном доме, хозяина которого не знал и вряд ли когда-то с ним познакомится. В саду падали яблоки, большие зеленые и красные. Они падали с грохотом и беззвучно гнили на земле, собирать их некому. Хозяин загородной усадьбы живет за границей, а дом сдает в аренду. Забор высокий и добротный, поэтому небывалый урожай яблок надежно скрыт от любопытных глаз соседей. Забор каменный, щелей в нем нет. А то бы от желающих поесть сочных яблок отбою не было. Он зажмурился от ярких солнечных лучей, просачивающихся сквозь листву, глаза предательски слезились. Ему категорически запретили разговаривать по телефону и выходить за частную территорию. Он узник загородного дома. Холодильник забит продуктами, на первом этаже есть камин, ночами здесь, наверное, холодно подумал Вениамин Зюскинд.

Его не били уже несколько часов, он успел хорошенько поесть, принять теплый душ и без страха закрыть глаза. Хорошо, а радость все не наступала, хотелось позвонить второй половинке, любимому Артуру, поплакаться на его накачанном плече. Нельзя, опасно. Очередное большое красное яблоко оторвалось от худенькой ветки и больно ударилось о каменный добротный порог возле входной двери.

Веник испугался, открыл глаза, яблоко разворотило, его сочная мякоть неприлично демонстрировала изнанку. «Яблоко на меня похоже», – подумал помощник Черткова и протянул руку к подоконнику, дотянулся средним и указательным пальцами до пачки сигарет и зажигалки. Зюскинд последние лет семь трепетно берег здоровье, занимался йогой, правильно питался, холил и лелеял ухоженное тело, и в один прекрасный день это стало неважно. Оказывается, если тебя не бьют и не унижают твое человеческое достоинство, ты уже счастлив. Как глупо мы живем, как суетно.

На яблочную спелую мякоть неожиданно села белая большая бабочка, она демонстративно вытянула аномально длинный хоботок и стала страстно высасывать сок. Зюскинд медленно курил, стряхивая пепел на пол, все равно это не его дом и не его жизнь, в которой все изменилось, стало непонятным, как и эта странная бабочка, уцелевшая в разгар холодной осени. Бабочка от жадности подавилась, она вытащила из мякоти липкий, шершавый хоботок и выплюнула излишки сока. Ее огромные крылья нервно затрепетали. Неожиданно для самого себя Зюскинд выпорхнул из колючего пледа, как из кокона, схватил веник в углу комнаты и с криками, характерными для диких племен затерянного от цивилизации мира, выбежал из дома. Он бросился забивать бабочку, как будто перед ним стоял съедобный мамонт.

Небесное создание виртуозно уходило от ударов веника, как от смертельной дубинки, не понимая, за что этот злобный человек преследует ее. Бабочка, не прощаясь, взмыла ввысь и растворилась в потоке холодного ветра. Веня поднял веник над головой и замахал им победоносно, как флагом. От радости, переполнявшей его естество, он неуклюже подпрыгивал острыми худыми коленками выше пупка, как в детстве, и с криками «Ура! Ура!!!» побежал назад в укрытие. На пороге он поскользнулся на мякоти яблока, упал, больно ударился головой и теперь с чистой совестью мог позволить себе громко зарыдать. На щеках появились слезы. «Господи, значит, я еще жив», – подумал Веня Зюскинд.

Петр Морозов, ставший невольным свидетелем трагической охоты, подумал – нужно срочно обратиться за помощью к психиатру.

– Веня, давай руку, вставай, пошли, я тебе рану на голове обработаю йодом. Не хватало, чтобы Александр Евгеньевич твою рану увидел. Еще скажет, что я тебя здесь избиваю.

– А разве это не ты стукнул меня по голове? – игриво спросил Зюскинд.

– Чувствую, одним психиатром мы сегодня не обойдемся, надо бригаду срочно вызывать.

– Петр Николаевич, а вы когда пришли, как это я вас не заметил?

– Ты, Зюскинд, с мое в корпорации «Родненькая» поработай, сквозь стены научишься проходить, не то, что быть незаметным.

Они вошли в дом. Начальник службы безопасности Черткова достал кубики льда из холодильника, насыпал их в чистое полотенце, которое нашел на кухне и приложил компресс к ране. Кровь просачивалась сквозь полотенце, капала на футболку и пол. Морозов не нашел в доме перекиси водорода, зато вспомнил про аптечку в машине, в которой оказался только йод. Заливая рану пострадавшего раствором йода, Петр Николаевич думал, что оказывает первую медицинскую помощь, а со стороны это выглядело, как издевательство. Зюскинд кричал, бегал по дому с пробитой головой, за ним наматывал круги Морозов. Через пять минут острая боль стала потихоньку затихать, Зюскинд нашел новое чистое полотенце и торжественно пообещал вслух, что никогда больше не допустит службу безопасности к своей голове.

– Веник, давай выпьем водки, в холодильнике есть «Родненькая», – предложил Морозов.

– Как будто у меня есть выбор, – возмутился Веня и достал из кухонного пенала рюмки, он начинал обживаться в чужом доме. А еще несколько часов назад потратил сорок минут, чтобы сварить себе крепкий горький кофе.

– Болит? Давай, я посмотрю. Кровь, я вижу, уже не капает!

– Боже, спаси и сохрани! Спасибо, конечно, Петр Николаевич, за оказанную помощь, но больше к моей голове не приближайтесь! Премного благодарен!

– Я хотел, как лучше. Давай, Веня, выпьем за нас!

И они выпили, нашли в холодильнике хорошую закуску. После нескольких рюмок Морозов начал серьезный разговор.

– Значит так, Веник, мы с индусами начинаем серьезно, основательно воевать в регионе. Александр Евгеньевич просил меня передать его слова дословно: «Ты молодец, что не сдал его в милицейских застенках. Он добро помнит и никогда не забудет, что ты сделал для него и корпорации «Родненькая». Ты лучший игрок в его команде», – Морозов протянул толстый автомобильный каталог и предложил Зюскинду выбрать машину по вкусу. На лице Вени улыбка так и не появилась. Он долго молчал, не раскрывая красочного каталога, а потом откровенно сказал:

– Меня били и насиловали, я боюсь СПИДА, в камере сидели отъявленные уголовники. Если это произошло, автомобиль мне уже ни к чему. Я хочу сдать анализы, провериться, поможешь?

– Нельзя, Веня, покидать тебе этот дом. А вот через пару месяцев – пожалуйста. Я привез тебе таблетки от нервов, свечи, как ты просил, специальную мазь.

– Тогда пригласите сюда врача! – кричал помощник Черткова, – У меня все тело болит, мне плохо.

– Нельзя. Где ты находишься, знаю только я. Сегодня состоялась пресс-конференция, мы направили письма, которые подписали журналисты, на имя президента, в Национальный союз журналистов, в МВД, представителю по правам человека. Мы будем бороться за твое освобождение.

– Так меня же выпустили!

– Веня, это доказать еще предстоит. Нужно завалить Зверя, он – крыша индусов на местном уровне, серьезная крыша. Александр Евгеньевич намерен на место начальника областного УВД поставить своего человека. Если мы уберем милицейскую крышу, клан индусов останется без защиты. С Копейкой проведем переговоры, если он не захочет на нас работать, будем мэра переизбирать.

– Значит, я своеобразный детонатор, взрывающий общественное мнение?

– Да, мы начали затяжную пиар-кампанию за твое освобождение, подключили общественность, организовываем акции протеста. У Зверя начнутся неприятности, его станут скрупулезно проверять. Тебя задержали незаконно. Мы будем утверждать, что не видели Вениамина Зюскинда, пусть правоохранительные органы ответят за твое исчезновение. Скандал раздуем до масштабов «дела Гонгадзе», только на местном уровне. Мы сделали из тебя известного журналиста, который только в последнее время работал помощником Черткова.

– Значит, я умер?

– Пусть так думают люди, слухами земля полнится.

– Постой Петр Николаевич, а как я потом легализуюсь?

– Думаю, за пару месяцев мы индусов прикончим, потом тебя представим публике, мол, индусы – сволочи, держали Вениамина Зюскида в подвале, а благодаря общественности нам удалось его освободить. Станешь, Веня, героем всех новостных телеканалов. У Черткова рейтинг вырастет, благотворительный фонд раскрутим, одним словом жизнь наладится. Давай, еще выпьем?

– Мне это все не нравится!

– Сынок, кто тебя спрашивает. Вот каталог – выбирай себе машину. Александр Евгеньевич принял решение и не нам с тобой его подвергать сомнению. Вместе с тобой будут жить два охранника, типа семейная пара, девушка и парень. Ребята они горячие, не зли их. Они обеспечат тебя всем необходимым.

– Значит, вы мне не доверяете?

– Мы тебя охраняем, дурак! Или ты хочешь назад к Зверю, в камеру?

Зюскинда схватили в железные тиски страшные воспоминания, он весь сжался изнутри как еж. С грустью посмотрел на Морозова, расслабленного от употребления «Родненькой». Не зря в корпорации за глаза Петра Николаевича называют Отморозок, подумал Веник. Сопротивляться бесполезно, решение принято, точка.

– Хорошо, где твоя охрана?

– В саду камеры наблюдения устанавливают, профессиональные ребята, мы их наняли специально из другого города. Нам необходима полнейшая конфиденциальность, чтобы все поверили, что ты пропал. Ясно?

Зюскинд смирился…

Если не менты забьют до смерти, то свои прикончат.

В комнату вошли двое. Женщина лет тридцати и мужчина на семь лет ее старше. Они представились, как Ольга и Тарас, узник загородного дома снисходительно мотнул им головой, хотя на девяносто девять процентов уверен – имена вымышленные. Тарас с охраняемым объектом не церемонился. Он сразу расставил акценты и четко перечислил, что именно Зюскинду категорически запрещается делать:

– По двору не ходить, забор высокий и тем не менее. Шторы на окнах плотно зашторить, музыку слушать и смотреть телевизор только в наушниках. Вопросов глупых не задавать. Мобильный есть? – спросил охранник Вениамина.

– Нет, менты отобрали и не возвратили, сволочи.

– Хорошо.

– Что же тут хорошего, – огрызнулся Зюскинд.

– Для всех мы – семейная пара, а ты должен жить здесь как мышь, тебя не слышно и не видно.

– Я не мышь и попрошу разговаривать со мной в уважительном тоне, – закричал Веня.

– Тарас фигурально выражается, что ты мышь, – решил смягчить неприятный разговор Отморозок, обращаясь к бывшему узнику милицейских застенков, у которого сдали нервы.

– Хватит слюни пускать, мне поставлена задача сделать ваше пребывание в этом доме незамеченным, и я ее выполню. Понятно вам, уважаемый Вениамин? – жестким тоном произнес Тарас.

– Предлагаю выпить чаю с лимоном, я купила вкусный торт, – мудро предложила Ольга мужчинам, которые общались на повышенных тонах. Она демонстративно зашуршала пакетом, из которого достала круглый торт в дурацких красных розочках. Тарас сжал кулаки, он любил плохо прожаренное мясо с кровью, а сладости, даже из дорогих кондитерских, его раздражали. Но, так как Ольга его напарница, накачанный здоровяк покорно сел возле стола, давая понять окружающим, что чай он пить намерен.

– Я уверен, со временем вы подружитесь. Прекрасно! А мне, господа хорошие, пора, нерешенных дел уйма, я доложу Александру Евгеньевичу, что Зюскинд надежно спрятан и мы можем вести открытое наступление на индусов, – Петр Николаевич резко встал с нагретого стула, и без лишних церемоний покинул дом.

Чайник закипел, Ольга разрезала торт, задев острым ножом только одну розочку. Зюскинд с грустью посмотрел в окно, в саду продолжали падать яблоки, тошнотворно пахло осенью, хулиганил ветер. Тарас подошел к окну, закрыл его и резко опустил жалюзи, так плотно, что живой, интересный мир за окном для узника загородного дома мгновенно перестал существовать. Веня так и не увидел, как белая огромная бабочка неистово царапала длинным шершавым хоботком стекло, пытаясь проникнуть через закрытое окно в дом. Зачем она это делала, непонятно.

Ангелы не спят

Жанна Громовик, забросив текущие дела благотворительного фонда «Родня Задорожья», три часа подряд обзванивала учредителей, вылавливая их в злачных местах дорогих ресторанов. Пиарщица выпила поллитра крепкого кофе, пытаясь найти деньги на лечение маленького Паши. Двенадцать тысяч долларов оказались запредельной суммой для местных толстосумов. Отдать деньги на лечение незнакомого мальчишки никто из них не спешил, они ссылались на взносы, которые ежемесячно перечисляли на счет благотворительного фонда и только. И все, как один, рекомендовали Жанне обратиться за помощью к президенту благотворительного фонда «Родня Задорожья», к самому Александру Черткову. Она этого сделать не могла, но очень хотела. Набрать знакомый номер телефона и прокричать в трубку: «Ваш сын умирает, помогите!». Но, Жанна дала слово Елене Дашковой – молчать. И обещание свое она выполнит, чего бы это ей ни стоило.

Мотив молодой женщины скрыть факт рождения сына от Черткова для пиарщицы понятен, олигарх Пашку в лучшем случае не признает, в худшем – сына у матери отберет. Жанна, начитавшись в студенческие годы эзотерической литературы, убеждена в одном – ребенок сильно болеет, потому что хочет соединить родителей. Они бегут друг от друга, как черт от ладана, живут старыми обидами, таким образом нанося вред малышу. Нарушаются энергетические связи родителей, которые больше не являются надежной страховкой для ребенка. Когда малыш появляется на свет божий, родители связывают свои жизни навсегда, даже если они не живут вместе. Жанна это точно знала, она рассталась с мужем, но родительские нити их связывали прочно, как стальные канаты. От себя не убежишь.

Последний звонок Жанна сделала Геннадию Сивке, он согласился с ней встретиться в «Филине». Пиарщица вызвала такси, придумывая на ходу аргументы, которые смогли бы убедить Геннадия Петровича расстаться с крупной суммой денег.

Сивка на деловые встречи никогда не опаздывал, даже если встреча не подходила под категорию «деловая». В «Филин» владелец сети аптек приехал вовремя, однако в расстроенном расположении духа. Он заказал сто граммов коньяка и залпом, не предлагая Жанне присоединиться, выпил крепкий напиток.

– Что-то случилось, Геннадий Петрович? – настороженно спросила пиарщица, и про себя подумала: «Петрович расстроен, а значит, денег не даст».

– Ты помнишь, что говорил Черт, когда учредителей в благотворительный фонд приглашал? – заводился, как юла, Сивка.

– А что он говорил?

– У каждого из нас серьезный бизнес, поэтому Чертков заверил учредителей фонда, что конкурентов мы в фонд брать не будем. Что мы – одна дружная команда, «родня», твою мать! Он меня, как пацана развел. Слышишь, Жанна! Взял в фонд моего злейшего конкурента Птаху, и этот жирный петух возле моей аптеки в центре города строит свою, я только что об этом узнал. Как это называется?

– Геннадий Петрович, успокойтесь.

– Жанна, эта аптека приносит мне самую большую прибыль, она расположена в самом центре города. Я не мальчик, я себя уважаю! Не дам свой бизнес уничтожить! Поэтому я решил выйти из фонда, публично, и пусть все знают, что Чертков своего слова не держит.

– Да что вы такое говорите, Геннадий Петрович!

– Я выйду из фонда. И тогда, Птаха, держись! Я этому петуху все перья общиплю. Рогоносец, жирный ублюдок, лучше бы за своей женой следил, она ему рога наставляет, а он терпит.

– Это вы сейчас о чем, Геннадий Петрович?

– Да так, психую я, Жанна. Ладно, забудь, я ничего такого не говорил.

Поняла?

Кто-кто, а Жанна понятливая, она догадалась, о каких рогах говорит Сивка, но виду не подала.

– А вы точно знаете, что возле вашей аптеки Анатолий Птаха хочет открыть свою?

– Точно.

– Не принимайте решение сгоряча, если вы выйдете из фонда, на вашей репутации это точно отразится. Люди подумают, что Сивка больным детям помогать не хочет.

– Жанна, я людям и без фонда помогал, я в детском доме воспитывался, я знаю, что такое беда. Я бизнес с нуля создал, в жизни самостоятельно пробился, отсидел, освободился, человеком стал, а был нищий, голый, босой.

– Геннадий Петрович, вам необходимо поговорить с Александром Евгеньевичем. Прошу вас, не выходите из фонда, это подорвет веру людей в благотворительную деятельность.

– Боишься, что после моего демарша и другие учредители покинут «Родню»?

– Да, – откровенно созналась Жанна.

Сивка достал из новой пачки сигарету, помял ее в руках, закурил. Они молчали, Жанна думала о больном маленьком мальчике, Геннадий Петрович – о целостности аптечной сети, на которую покушался его злейший конкурент фармацевтического бизнеса Анатолий Птаха.

Затянувшуюся паузу своим эффектным появлением нарушил Борис Борисович Шарапов, владелец «Филина», с которым Жанна утром общалась по телефону. Паше он отказал в помощи, сославшись на то, что тратит на благотворительность и так слишком много денег, поэтому скоро разорится.

Ночной клуб, в котором процветала проституция и наркотики, Шарапов почему-то считал малоприбыльным бизнесом. Шарапов и Сивка обменялись городскими сплетнями, как дамочки бальзаковского возраста, смачно перемывающие кости соседям. Жанну Громовик этот факт искренне удивил, оказывается, мужчины тоже сплетничают, они обсуждают, кто купил новую машину, обзавелся очередной пассией, и на какие острова отправился нежиться под палящим солнцем их общий знакомый. В разговоре Геннадий Сивка и словом не обмолвился Борису Борисовичу о том, что он собирается выйти из состава учредителей благотворительного фонда. Хороший знак, подумала пиарщица, значит, решение покинуть «Родню» озвучено в пылу эмоционального запала, и Сивка это прекрасно понимает. Недаром этот мужественный человек самостоятельно поднялся по социальной лестнице, из беспризорника без роду и племени, он стал известным бизнесменом в Задорожье. Геннадий Петрович умеет контролировать себя, подумал Жанна.

За время задушевного разговора мужчины успели выпить по сто пятьдесят коньяка и, пожав на прощание крепко друг другу руки, расстались.

– Жанна, у меня через десять минут встреча, о чем ты хотела со мной поговорить? У тебя есть пару минут. Давай кратко, по сути.

– Я познакомилась с молодой одинокой женщиной. У нее смертельно болен маленький сын На лечение необходимо двенадцать тысяч долларов. У нее есть комната на первом этаже многоэтажного дома. Жилплощадь, конечно, не стоит таких денег. Нужна помощь. Ребенок умирает. Вы можете купить эту комнату? – напрямую спросила Громовик учредителя фонда.

– Я никогда не покупаю то, что мне не нужно. Это принцип, а я своих жизненных принципов не меняю.

– Геннадий Петрович, вы последний бизнесмен к которому я могу обратиться за помощью, все учредители фонда отказались спонсировать лечение мальчика, я понимаю – сумма немаленькая…

– Чертков в курсе? Что он говорит, ему тоже денег жаль? У него денег куры не клюют! Водочный олигарх что, жлобится?

– Геннадий Петрович, я не могу ему сказать об этом ребенке.

– Почему?

– Это чужая тайна. Паше чуть больше двух лет, его жизнь висит на волоске.

– Жанна, хватит из меня слезу выдавливать. Я циник по жизни. Значит так, я даю деньги без процентов на неопределенный срок. Деньги можно возвратить и через десять лет. Я бизнесмен, а деньги счет любят.

– А если она их не сможет возвратить?

– Я и такой исход событий рассматриваю. Как малыша зовут?

– Паша.

– Вот Паша вырастет и возвратит мне долг, – улыбнулся Сивка.

– Геннадий Петрович, вы – человечище! Я вас обожаю! Я знала, что вы поможете ребенку, спасибо, огромное человеческое спасибо, – Жанна бросилась обнимать Сивку, бизнесмен сдвинул густые брови, потупил взгляд и, как подросток, смущаясь, произнес:

– Жанна, прекращай на моем пиджаке слюни сушить, не люблю я эти телячьи нежности.

Пиарщица почувствовала, Сивка от себя такой щедрости не ожидал. Просто все отказались помогать малышу, а он не смог сказать категорично, нет.

– Я позвоню своему заместителю, через два часа двенадцать тысяч долларов тебе передадут в моем центральном офисе, и пусть мальчишка выздоравливает.

– Спасибо, Геннадий Петрович, вы не представляете, что вы сейчас сделали.

– Жанна, и о моем выходе из фонда ни слова, я сам хочу посмотреть Черткову в глаза, когда я ему об этом скажу.

– Хорошо. Я все поняла. Еще раз спасибо.

Геннадий Сивка умчался на деловую встречу, но Жанна не успела выпить крепкий ароматный кофе в спокойной обстановке, царившей днем в «Филине». Пиарщице позвонила директор благотворительного фонда «Родня Задорожья» Раиса Николаевна Гавкало. Она сообщала Жанне, что через час Александр Евгеньевич Чертков собирает всех учредителей и администрацию фонда на экстренное совещание у себя в офисе. Жанна машинально набрала нужный текст в телефоне и отправила учредителям фонда sms-сообщение, допустив непростительную ошибку – sms получил, в том числе и Александр Чертков.

В это время он находился в загородном доме вместе с Тоней, времени для плотских утех катастрофически мало, а здесь еще эти дурацкие сообщения, отвлекающие от роскошного тела чужой жены. Телефонный номер Черткова знал ограниченный круг сотрудников, поэтому олигарх прочитал сообщение. Гнев вырвался наружу, Александр Евгеньевич позвонил Жанне и обматерил ее, пригрозив очередным увольнением. Громовик не обиделась, она смогла найти деньги на лечение Пашки, а все остальное – суета. Она искренне извинилась перед шефом, в ответ услышала пронзительные гудки.

Тоня любила смотреть, как сердится Александр, в какой-то степени ее это возбуждало. Образ разъяренного льва олигарху шел, так ведет себя царь зверей, точнее – людей, людишек, маленьких винтиков, работающих в его большой корпорации. Чертков, совершенно голый, встал с кровати, которая занимала практически все пространство большой просторной светлой спальни. Он подошел к стеклянному журнальному столику, налил в два хрустальных бокала «Райское» шампанское, Черт не любил игристый напиток, предпочитал водку, но с женщинами приходится его пить.

Тоня рассматривала Черта, точнее сравнивала его спортивную фигуру с силуэтом мужа. У Птахи на боках свисали жирные складки, неприлично выпирал пивной животик, не впечатляли короткие волосатые ноги. Единственное достоинство Анатолия заключалось в стабильном финансовом положении, которое он занимал в обществе. Птаха, конечно, скряга и жуткий ревнивец, но другого достойного предложения руки и сердца Антонине не поступало. Романтические отношения с Чертом оказались сильным искушением для молодой красивой женщины. «Александр молод, спортивен, сексуален, умен, богат, свободен», – рассуждала Тоня. Черт почувствовал, что его рассматривают, повернул голову в сторону роскошной кровати, где лежала обнаженная Тоня, и продемонстрировал ей свою фирменную голливудскую улыбку, оголив два ряда абсолютно ровных, белых зубов.

– Шампанское холодное? – закапризничала дама.

– Обижаешь, уже несу. Фрукты будешь?

– Нет, спасибо. Пить хочется.

– Только пить и все, – засмеялся Черт.

– Саша, прекрати меня дразнить.

Она приняла из его теплых рук холодный, изысканный, хрустальный бокал, и пригубила райский напиток. Это шампанское Тоне не очень нравилось, но зная, кто производитель, она промяукала пухленькими губами:

– Шикарное шампанское!

– Другого не производим и не пьем, – улыбнулся Черт.

А сам подумал: «Странно, почему этот шипучий напиток так нравится женщинам? Порошок с водой, и только одно слово на бутылке «Райское», а какой ошеломляющий эффект! Вот она, сила настоящего пиара, главное раскрутить торговую марку, и тогда вода из крана покажется напитком вечной молодости».

– Скажи, а почему у тебя нет семьи? – начала издалека Тоня.

– Я женат на «Родненькой», – засмеялся Черт.

– А я замужем за Птахой!

– Угораздило тебя, он жмот и ворюга! Я ради тебя его пригласил в фонд, так есть возможность увидеться. Он сейчас в детском доме на мероприятии вручает компьютеры. Директора детского дома Раиса Гавкало, естественно, по моей просьбе, попросила сделать концерт на полтора часа, пригласили прессу, твой Птаха сейчас в эпицентре внимания. А у нас с тобой, Тоня, есть время побыть вдвоем, пока твой дорогой муж смотрит, как дети поют и танцуют. Поэтому, давай не будем тратить время на разговоры.

– Саша, я хочу серьезных отношений, а не так, как мы встречаемся на полчаса.

– Тоня, я отношусь к тебе очень серьезно, вот налил тебе самого райского на свете шампанского. Пей, наслаждайся жизнью, пока ты молодая и красивая!

– У тебя на меня нет времени, одни только шуточки.

– Я готов с тобой проводить все свободное время. А ты не забыла, что Птаха самый ревнивый мужчина в нашем городе? Может, мне его убить?

– Александр, это шутка, я надеюсь?

– Тоня, какие шутки, я серьезно. Ты не будешь плакать, если я его убью?

– Прошу, только без криминала! Птаха – мой муж, он добрый.

– Щедрый? – игриво заметил Черт.

– Да, щедрый. Тьфу, ты опять шутишь!

– Или ты мне сейчас отдаешься или я его убиваю, – смеялся олигарх, которому в его расчетливый, циничный мозг слабо, но безумно ударило райское шампанское.

Он накинулся на роскошное, мытое в дорогой ванной пенке женское тело, от которого пахло луговыми цветами. Самка для приличия и затравки немного сопротивлялась, путаясь в новых шелковых голубых простынях. Он почувствовал себя хищником. Сильным, молодым, которому невозможно отказать в ласках. Он – царь зверей, повелитель чужих жен. Черт всегда получает именно то, чего он хочет. Она царапала длинными гелевыми ногтями ему спину, извивалась, страстно прикусывая его губы. Погружаясь с каждой минутой в омут любовных страстей, Чертков успел подумать: «Интересно, она каждый раз имитирует оргазм или ей действительно со мною хорошо?». В запасе есть всего полчаса…

Имитация на лице бурной радости – это семейная черта, и она Анатолию Птахе удавалась, но недолго. После концерта почетного гостя долго водили темными коридорами детского дома, демонстрируя наболевшие проблемы бюджетного учреждения. Птахе удалось вырваться из лап директора детского дома, лысого назойливого мужика, который пел дифирамбы деятельности благотворительного фонда «Родня Задорожья», только после того, как он показал тому sms-сообщение, в котором говорилось о том, президент срочно собирает учредителей благотворительного фонда на совещание.

«Фу-х!» Фармацевт прыгнул в шикарный автомобиль экстра-класса Porsche Cayenne, способный преодолеть дороги любой проходимости, и помчался в Задорожье. Детский дом находился в пяти километрах от города. Редко встречающиеся машины, сельский пейзаж за окном, любимая радиостанция, Птаха улыбнулся, он вспомнил о жене. Он хотел ее всегда, особенно, когда та была не в зоне доступа. В телефоне у фармацевта Тоня значилась, как «любимая», Анатолий позвонил ей. К удивлению, жена на телефонный звонок не ответила. В туалете, успокоил себя Птаха, через десять минут возобновил попытку дозвониться на мобильный телефон благоверной. Тщетно. Пот катился градом, Анатолий вытер ладонью лоб, открыл окно, холодный поток воздуха хлынул в машину. «Где, где, где она?» Птаха набрал домашний номер телефона, длинные протяжные гудки. Никто к телефону не подходит.

Он контролировал каждый шаг жены, любое ее передвижение по городу, походы в магазин, к подругам, родителям. «Где, где она?» Страшные мысли, подозрения в неверности грызли Птаху изнутри Он пришпорил железного коня и, невзирая на посты ГАИ, на большой скорости преодолев загородную трассу, наконец-то въехал в переполненный транспортом и людьми город. Здесь пришлось сбросить скорость. Сердце Анатолия учащенно стучало.

За несколько километров до своего дома на оживленном перекрестке Птаха заметил машину Тони За четырехзначный номер, состоящий из одних пятерок, он лично давал мзду знакомому гаишнику год назад, когда покупал в салоне новенькую красную «Мазду». Анатолий сделал попытку дозвониться жене, на этот раз она вышла на связь.

– Тоня, что происходит, почему ты не отвечаешь? – кричал озлобленный Птаха.

– Телефон разрядился, прости, Толик, – прошептала жена.

– Ты где сейчас находишься?

– Я?

– Да, ты! Я спрашиваю, где ты сейчас находишься?

– Ой, что-то плохо слышно.

– Тоня, ты дома? – дрожащим от волнения голосом проверил Толик жену.

– Конечно, а где мне еще быть.

– Хорошо. Я через минуту буду дома, разогрей мне покушать.

– Да, дорогой.

Красная «Мазда», как ошпаренная кипятком, в нарушение всех существующих правил дорожного движения рванула вперед на оживленном перекрестке. Старушка с авоськой в руках чуть не стала ее жертвой и главной героиней криминальной хроники. Водители соседних транспортных средств, спасая автомобили, бросились в рассыпную, уступая дорогу сумасшедшему водителю. Тоне сигналили вслед, но она не реагировала на внешние раздражающие факторы, а сосредоточенно вела автомобиль, главное добраться до микроволновой печи первой и поставить разогреваться вчерашний рассольник. Птаха хотел застукать жену на горячем, поэтому следовал за красной «Маздой» по пятам. Однако, пока догнать автомобиль жены не удавалось. После женских, лишенных всякой логики маневров «Мазды», на дороге воцарился хаос, поэтому Птаха мог следить за передвижением автомобиля издалека.

Тоня, наконец-то, посмотрела в зеркало заднего вида и узнала машину мужа, которая ярким пятном выделялась среди обычных машин на дороге, ее репутация висела на волоске. Она вдруг вспомнила, что забыла надеть кружевные белые трусики. Чертков опаздывал на собрание учредителей фонда, он ее торопил, поэтому Тоня бросила их в дамскую сумочку. Если муж меня опередит, приедет домой первым, я не смогу ему объяснить, почему на мне нет нижнего белья. Беглянка держалась одной рукой за руль, другой дотянулась до сумки, с трудом открыла ее, достала трусы. Теперь предстояло их надеть. Тоня тяжело дышала, она плохо понимала, что происходит вокруг. Сначала она сняла туфли, отдышалась, приподняла одну ногу, затем другую, осталось дело за малым – натянуть трусы. Но в этот ответственный момент справа «Мазду» подрезал на большой скорости «Ланос», женщина резко повернула руль, выехала на встречную полосу движения и, как продолжение непредсказуемого дорожного сценария, столкнулась с грузовиком, набитым доверху металлоломом. От удара машину выбросило на обочину, «Мазда» несколько раз, как в кино с большим бюджетом и профессиональными каскадерами, эффектно перевернулась и, задрав колеса, рухнула на землю, демонстрируя окружающим безнравственную натуру владелицы машины, что так и не успела натянуть нижнее белье.

Шофер грузовика с разбитой окровавленной головой вышел из кабины, он не чувствовал себя виноватым, скорее пострадавшим от красной машины, за рулем которой сидел неадекватный водитель, выскочивший на встречную полосу. На дороге образовалась автомобильная пробка, зеваки вызвали работников ГАИ, скорую помощь. К перевернутой машине бежали любопытствующие и те, кто имел медицинское образование и мог в экстренных случаях оказать помощь.