Текст книги "Межкультурные парадигмы в отечественной и европейской литературе. От Серебряного века до новейшего времени"

К новомодным в его время течениям в искусстве Грин относился с большой осторожностью[204]204
  «Я не верю в искренность футуризма… так как им сказать нечего… я видел в окне магазина посуду, разрисованную каким-то кубистом. Рисунок представлял цветные квадраты, треугольники, палочки и линейки, скомбинированные в различном соотношении. Действительно, об искусстве – с нашей, с человеческой точки зрения – здесь говорить нечего». Там же. – Т. 5. – С. 201.


[Закрыть]. Европоцентризм Грина, влюбленного в европейское искусство, проявляется и в его подозрительном отношении к молодой американской цивилизации. В рассказе «Гениальный игрок» он описывает художественную обстановку, исполненную «утонченного замысла картин, статуй и гобеленов, <…> только рыжая душа янки могла остаться нечувствительной к окружающему её великолепию…»[205]205
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 4. – С. 319.


[Закрыть].

Очевидно, что художнику, иллюстрирующему произведения писателя, столь основательно знакомого с изобразительным искусством, необходимо найти в гриновской прозе своеобразные ключи, способные помочь графику выстроить собственный оригинальный изобразительный код в работе с произведениями одного из самых загадочных писателей Серебряного века. Один из таких ключей мы видим в словах писателя: «Пять сестер манят их <…> ибо есть источник движения. Их имена: Любовь, Свобода, Природа, Правда и Красота»[206]206
  Там же. – Т. 5. – С. 218.


[Закрыть].

Удачные попытки графических комментариев к гриновской прозе

Писатель, внимательный к цветовым эпитетам, использует их в названиях произведений выразительно и осторожно, как искушенный художник: «Алые паруса», «Белый огонь», «Белый шар», «Блистающий мир», «Дьявол Оранжевых вод», «Жёлтый город», «Зелёная лампа», «Золотая цепь», «Золотой пруд», «Лунный свет», «Чёрный глаз». Грин уверенно рисует словом, переходя от цвета к чёрно-белой графике: «Мгла осела в лесную гладь, сплавила в яркую черноту краски и линии, ослепила глаза, гукнула филином и притихла» (рассказ «Глухая тропа»)[207]207
  Там же. – Т. 2. – С. 310.


[Закрыть].

Романтик, тяготеющий к символу, он довольно холодно относился к традиционному реализму, буквалистскому отражению окружающей реальности. Импрессионизм и экспрессионизм были ему гораздо ближе, судя по беглому замечанию писателя из рассказа «Белый огонь»: «…ничто не говорило о древности самих ваяний, в них чувствовалась нервная гибкость и сложность новых воззрений, мрамор был бел и чист…»[208]208
  Там же. – Т. 4. – С. 280.


[Закрыть].

Поэтому графические циклы к его произведениям таких известных художников-реалистов, как москвичи Борис Маркевич[209]209
  Грин А.С. Избранное / Ил. Б. Маркевича. – М.: Художественная литература, 1956. – С. 5.


[Закрыть], Михаил Петров, В. Власов[210]210
  Грин А.С. Золотая цепь. Дорога никуда / Ил. В. Власова. – Пенза: Пензенское книжное издательство, 1956. – 390 с.


[Закрыть] и Татьяна Шишмарёва из Петербурга, к сожалению, приходится рассматривать как творческие неудачи. Хотя А. Боровский справедливо считает художников-графиков Т.В. Шишмареву и В.Л. Власова, учеников создателя ленинградской советской детской книги В.В. Лебедева, признанными мастерами рисунка в его специфически ленинградском качестве, умело объединяющем натурное наблюдение с отточенной пластической формулировкой. Каждый из этих художников предлагал реалистическое решение с психологически углубленной характеристикой персонажей, подаваемых с иронией и сарказмом. Уместное при иллюстрировании прозы Горького, Зощенко, Ильфа и Петрова, Шукшина, такое художественное решение не передает своеобразия прозы Грина[211]211
  Автор нескольких монографий, посвящённых писателю, В. Ковский в книге «Романтический мир А. Грина» так определяет художественную особенность текстов писателя: «Создание обобщённо-абстрагированного образа мира – один из важнейших принципов гриновской системы условности». Ковский В. Романтический мир А. Грина. – М.: Наука, 1966. – С. 213.


[Закрыть]. Важность использования писателем приёмов, свойственных изобразительному искусству, подчёркивает и самарский литературовед Г.А. Парамонова[212]212
  Парамонова Г.А. Проза А.С. Грина как сверхтекстовое единство. Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Самара, 2009. – С. 11.


[Закрыть]: «Принципиально важной для понимания своеобразия прозы Грина как сверхтекстового единства является стремление автора создать произведение, стирающее грани между искусством и жизнью, непосредственно и глобально изменяющее мир». В этом убеждена и вологодская исследовательница О.Л. Максимова, автор диссертации «Проза А. Грина: музыка в художественном сознании писателя»[213]213
  Максимова О.Л. Проза А. Грина: музыка в художественном сознании писателя. Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Вологда, 2004. – С. 3.


[Закрыть]: «Художественный мир А. Грина базируется на синкретическом мышлении, осуществляющем синтез не только разных видов искусства (литературы, музыки, архитектуры, кино и др.), но и искусства с наукой…» Глубокую оценку творчеству писателя дает и ростовская исследовательница Е.Н. Иваницкая в монографии «Мир и человек в творчестве А.С. Грина»[214]214
  «А.С. Грин – характерная фигура эпохи порубежья. Его творчеству свойственно постоянное внутреннее противоречивое взаимодействие реалистического и модернистского направления, каждое из которых в данную эпоху активно использовало элементы романтической поэтики». Иваницкая Е.Н. Мир и человек в творчестве А.С. Грина. – Ростов н/Д: Ростовский университет, 1993. – С. 7.


[Закрыть].

Как художнику-реалисту передать, допустим, состояние Ассоль, выраженное следующим образом: «Счастье сидело в ней пушистом котёнком»[215]215
  Грин А.С. Алые паруса. Феерия / Ил. М. Бычкова. – СПб.; М.: Речь, 2014. – 160 с. – С. 125.


[Закрыть]? Или как в реалистическом ключе изобразить пейзаж из рассказа «Возвращенный ад»[216]216
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 4. – С. 68.


[Закрыть]: «Зима умерла. Весна столкнула ее голой, розовой и дерзкой ногой в сырые овраги, где, лежа ничком в виде мертвенно-белых, обтаявших пластов снега, старуха дышала еще в последней агонии холодным паром, но слабо и безнадежно». Или встречу любящих супругов в рассказе «Вокруг света»: «Амур, всхлипывая и визжа от восторга, повис на них с цепкостью уистити, поймавшей бабочку, повернул ключ и опустил занавески»[217]217
  Там же. – С. 178.


[Закрыть]. Бытовой предмет поднимается силой таланта писателя до уровня мрачноватого символа: «…будильники – эти палачи счастья» («Возвращенный ад»)[218]218
  Там же. – С. 54.


[Закрыть]. Или такое описание любимого Грином морского пейзажа из романа «Бегущая по волнам»: «Горизонт чист, правилен и глубок. Строгая чистота круга, полного одних волн, подробно ясных вблизи; на горизонте же лишь едва трогают отчётливую линию неба, как если смотреть туда в неправильное стекло. Огромной мерой отпущены пространство и глубина, которые постепенно, начав чувствовать, видишь под собой без помощи глаз. В этой безответственности морских сил, недоступных ни учёту, ни ясному сознанию их действительного могущества, явленного вечной картиной, есть заразительная тревога. Она подобна творческому инстинкту при его пробуждении»[219]219
  Грин А.С. Бегущая по волнам / Рис. В. Власова и Т. Шишмарёвой. – М.; Л.: Детская литература, 1945. – С. 317.


[Закрыть].

Московский критик М.А. Щеглов в знаменитой статье «Корабли Александра Грина» писал о творческих открытиях Грина-пейзажиста[220]220
  «…ещё одна грань “магического кристалла” гриновского искусства – его изображение природы, стоящее на уровне изысканного «пленэра» новой живописи. Александр Грин может быть назван первоклассным пейзажистом. И дело тут не только в той полной реальности пейзажей его приморских акварелей, … не только в том волшебстве воображения, с которой А. Грин во всей точности воспроизводит отсутствующую в действительности местность в своих рассказах. Главное то, как радостно, торжественно и близко душе все, о чем пишет А. Грин, как это все входит в зрительный и эмоциональный опыт любого вдумчивого наблюдателя природы и как искусство А. Грина умеет сделать заманчивым и поэтичным каждый обыкновенный уголок его страны». Худченко А.Н. Сбывшаяся мечта. Монолог художника // Литературные знакомства. – 2015 – № 2 (21). – С. 412.


[Закрыть]. В виде одного из многочисленных доказательств этого положения приведём фрагмент гриновского пейзажа из рассказа «Четвертый за всех» (1912): «Тихий лежал внизу двор, а впереди, чередуясь с зеленью берез и лип, тянулись хребты крыш. Золочёные купола церквей казались в отдалении туманным рисунком»[221]221
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 2. – С. 216.


[Закрыть].

В рассказе «Акварель» (1929), формулирующем важнейшие принципы творчества писателя, Грин подводит читателя к мысли, что талантливый художник способен так естественно и сильно романтизировать реальность, что зрителям его картин внезапно откроется тайная прелесть природы, способная тронуть даже очерствевшие сердца. Это и произошло с его героями – грубыми, скандальными и пьющими немолодыми людьми: на выставке они видят собственный дом, преображенный кистью одарённого художника[222]222
  «Между тем картина начала действовать, они проникались прелестью запущенной зелени, обвивавшей кирпичный дом в то утро, когда по пересеченной светом тропе прошел человек со складным стулом». Грин А.С. Избранное / Ил. Б. Маркевича. – М.: Художественная литература, 1956. – С. 220.


[Закрыть].

По свидетельству первой жены писателя, Веры Калицкой, «для своей первой книги – сборника рассказов «Шапка-невидимка», вышедшей в 1908 году в Петербурге у издателя Котельникова, владельца книжной лавки «Наша жизнь», Грин, по совету издателя и, не желая тратиться на художника, сам нарисовал обложку, перерисовав вытесненный на толстой книге в чёрном переплете с золотым тиснением рисунок. Его напечатали тёмно-зелёной краской на бумаге светло-зелёного, грязноватого цвета <…> Говорят, что обложка “Шапки-невидимки” похожа на обертку для мыла <…> рисунок, вытесненный на переплете тонкими золотыми линиями, в передаче Александра Степановича расплылся и погрубел, а тон обложки был неприятен»[223]223
  Калицкая В. Моя жизнь с А. Грином. Воспоминания. – Феодосия: Издательский дом «Коктебель», 2010. – С. 47.


[Закрыть].

Пройдет 15 лет, и издательство «Мысль» выпустит три малоформатные книги Грина с обложками выдающегося ленинградского графика Л.С. Хижинского. На них повторится на бумаге разных цветов один и тот же символический рисунок-рамку с четырьмя миниатюрами – любимыми писателем экзотическими пальмами, силуэтами кораблей, парусами шхун, падающим человеком. Леонид Семёнович Хижинский (1896, Киев – 1972, Москва) в 1918 году окончил архитектурный факультет Киевского художественного училища, занимался в Киевской Академии Художеств. В дальнейшем учился на графическом факультете Академии Художеств в Петрограде у В.М. Конашевича и Д.И. Митрохина. В графике Л. Хижинского А. Боровский отмечает свободное владение штрихом, умение строить силуэтную форму, модернизировать мирискуснический графизм для нужд нового книгоиздательского дела, умение самостоятельно отрабатывать категории графизма и декоративизма, стремление к обобщённому, хлесткому, уверенно-энергичному рисунку.

Самыми удачными графическими комментариями к прозе Грина представляются цикл ксилографий Владимира Козлинского к роману «Дорога никуда», работы москвичей Татьяны Толстой (перо, акварель) к роману «Бегущая по волнам», Саввы Бродского (темпера, белила) к шеститомному собранию сочинений писателя и крымчанина Александра Худченко к отдельным произведениям.

Владимир Иванович Козлинский (1891, Кронштадт – 1967, Москва) – один из наиболее заметных мастеров отечественной графики 1920–1940-х годов. Сын морского офицера из Кронштадта, Козлинский рисовал с детства. Учился в Рисовальной школе Общества Поощрения Художеств в Петербурге и частной школе живописи Е.Н. Званцевой у Л.С. Бакста и М.В. Добужинского, в частной студии Д.Н. Кардовского, потом стал вольнослушателем граверной мастерской В.В. Матэ в Академии художеств (1911–1917), где учился вместе с будущим лидером ленинградской детской книги Владимиром Лебедевым. В гравёрном классе освоил ксилографию, которой со временем овладел поистине виртуозно. Иллюстрировал прозу В. Гюго, И. Эренбурга, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А. Грина, К. Федина, Ю. Олеши.

По мнению А. Боровского, В. Козлинский в 1930-е годы, когда он работал над циклом ксилографий к «Дороге никуда», «дрейфовал <…> от радикализма РОСТА к стилистике ар-деко <…> сам стиль рисования женских фигур был столь гедонистичен <…> интересы стиля в данном случае для Козлинского важнее тематических интересов жанра»[224]224
  Боровский А.Д. Северный грифель. Статьи о графическом (1978–2012). – СПб.: проект «Свободные художники Петербурга», 2012. – С. 105.


[Закрыть]. Козлинский ставил перед собой сложные пластические задачи, предъявлял высокие требования к композиции рисунка, накалу иронии, степени социальной типизации образов, беспощадности социального анализа. В 1935 году для московского издательства «Советский писатель» художник, склонный в те годы к графическому эксперименту, сделал в технике ксилографии в конструктивистском духе иллюстрации к роману Грина «Дорога никуда».

Искусно оперируя белыми и чёрными плоскостями и овалами, готическими башенками и черепичными крышами, художник в одиннадцати полосных сюжетных иллюстрациях, отказываясь от крупных портретов действующих лиц, делает главным в восьми из них лейтмотив пути. Особенно заметно это в изображении вечернего и ночного пейзажа. Снайперская точность линии в ксилографиях художника доказывает, что он неслучайно возглавил кафедру рисунка в Московском высшем художественно-промышленном училище, где из его мастерской вышло немало мастеров графики.

В остальных трёх ксилографиях лейтмотивом стало обретение дома. В них проявился талант Козлинского-сценографа: выгравированные художником интерьеры воспринимаются как декорации к пьесе из дворянского быта. В следующие десятилетия Козлинский оформил более 30 спектаклей для ленинградских и московских театров, написал исследование «Художник и театр». Об уютном доме напрасно мечтает главный герой романа «Дорога никуда» (как, кстати, и обречённый на бесприютность почти до самой смерти писатель). А на двух лаконичных заставках, отмечающих первую и вторую части романа, мы видим изображение силуэта уютного особняка.

В иллюстрациях В.И. Козлинского большую роль играет деталь, тщательно отобранная и определяющая эффект воздействия. Типаж, прическа, костюм персонажей, мебель, интерьер здания, вывеска – всё скупо, ненавязчиво и точно указывает зрителю на место и время действия, создает выразительный и запоминающийся образ.

Двадцать две буквицы с небольшими силуэтными заставками (в них почти всегда фигурируют эпизодические персонажи, изображаемые в бытовой мизансцене) играют роль интригующих графических эпиграфов к каждой новой главе. Несколько точных деталей европейского костюма, головной убор помогают художнику создать адекватный образ-характер гриновского героя. Спустя годы художник станет абсолютным авторитетом в области русского костюма и выпустит пятитомный труд «Русский костюм (1750–1917 годы)».

В двух лирических концовках – к первой и второй частям романа – вновь превалирует мотив дороги: в первой, ещё таящий в себе надежду и пронизанный ощущением полной безнадежности – во второй.

Роман «Дорога никуда» можно рассматривать как творческое завещание писателя. Именно так реагировал Грин на социальные перемены, происходившие в мире в конце 20-х годов прошлого века, абсолютно не веря в их позитивный результат. Точно так же, как и хорошо знакомый ему и часто упоминаемый в его рассказах философ Ф. Ницше, не доверявший шумным событиям и считавший, что истина приходит только «голубиными шажками». Гораздо менее интересным и стильным стал цикл чёрно-белых иллюстраций Козлинского, сделанный почти тридцать лет спустя, к сборнику новелл и феерии «Алые паруса» для издательства «Московский рабочий» (1964). Задуманный как цикл портретов действующих лиц, исполненных насмешливым торопливым пером, и романтических пейзажей-заставок, он представляется необязательно-проходным, хотя среди портретных зарисовок героев встречаются и отдельные удачи – неожиданные ракурсы и точно намеченные характеры.

В 1963–1964 годах Савва Бродский создал серию из двадцати четырёх иллюстраций к собранию сочинений Грина, книги которого он полюбил с детства и к иллюстрированию которого будет не раз возвращаться. Искусствовед А.И. Матвеев справедливо считает, что художнику удалось «передать неповторимую поэтику творчества писателя, присущее его видению мира уникальное сочетание вымысла и действительности, романтического строя чувств и бытовой точности деталей». Главные герои показаны подчёркнуто крупно, выражая авторское отношение к миру и человеку. Пространство фантастической Гринландии предстает на иллюстрациях в динамичных пересекающихся под разными углами плоскостях, как в сложной системе зеркал, отражается пространство фантастической Гринландии – шумная жизнь портовых городов Лисса, Гель-Гью, Зурбагана с их карнавалами и празднествами, силуэтами кораблей, ночными «магнетическими парадами звёзд»[225]225
  Матвеев А.И. Книжная графика Саввы Бродского. – М.: Изобразительное искусство, 1988. – С. 13.


[Закрыть].

В художественном решении Бродского почти все главные гриновские героини похожи друг на друга. Очевидно, художник считал, что писатель предпочитал всем остальным конкретный женский типаж, который и изображал в своих произведениях. Но у художника он другой – растиражированный и приземленный. Савва Бродский – единственный среди иллюстраторов Грина в одном из рисунков сделал смысловой акцент на хрустальной статуэтке оленя, которым так дорожил Тиррей Давенант – главный герой романа «Дорога никуда». Что значил этот символ для писателя, узнаём из романа «Бегущая по волнам», где встречаем такой романтический образ: «…над гаванью – в стране стран, в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей – сверкает Несбывшееся – таинственный и чудный олень вечной охоты»[226]226
  Грин А.С. Бегущая по волнам / Рис. В. Власова и Т. Шишмарёвой. – М.; Л.: Детская литература, 1945. – С. 243.


[Закрыть]. Одной из самых удачных представляется иллюстрация к рассказу «Зурбаганский стрелок», где художник отказался от крупного портретного изображения героев, а дал три крошечных конных силуэта, угрожающе замкнутых между двумя черными скалами. В них остро чувствуются тревога и интригующее напряжение, столь характерные для лучших новелл писателя.

В сложное метафорическое пространство помещает героев Грина крымский художник Александр Худченко, родившийся в 1940 году на Донбассе, в пригороде Донецка и живущий ныне в Феодосии и Тольятти. Художник в 1976 году закончил Украинский полиграфический институт имени И. Федорова во Львове, где учился у лауреата международных премий графика Геннадия Чарышникова. Для кишиневского издательства «Литература Аристикэ» и симферопольского «Таврия» иллюстрировал А.С. Пушкина, М.Е. Салтыкова-Щедрина, М. Твена, К. Паустовского, А.С. Грина. Влюбленный в прозу Грина, А. Худченко вспоминает, как «в своё время выбрал повесть<…> “Корабли в Лиссе” для дипломного проекта в институте, потому что эта книга посвящена кораблям, морю, морякам и мечтателям, любви, наконец (художник в юности служил на подводной лодке и бывал в Севастополе и Феодосии. – Л.З.). В те времена Грин был практически под запретом, и мне пришлось защищать перед руководством института выбранную тему <…> Мне пообещали, что больше «3» балов я не получу. И всё-таки я защитил дипломный проект на безоговорочное «отлично», хотя комиссия была <…> из самого Киева. Считаю эту победу серьёзным переломом в жизни – вера в себя очень важна для художника. Тогда (да и сейчас) эти идеи были и остаются главными в моей жизни – мечта, любовь, море и полёт…»[227]227
  Худченко А.Н. Сбывшаяся мечта. Монолог художника // Литературные знакомства. – 2015 – № 2 (21). – С. 107–108.


[Закрыть]. Крымские коллеги отмечают такие качества графики художника, как филигранная техника, точный рисунок, сюжетно-содержательная элегантность. Свою любовь к Грину художник объясняет тем, что он родился и воспитан советской властью романтиком и мечтателем. Недаром его девизом стали слова: «Глаза настоящего путешественника всегда смотрят за горизонт».

В 1980 году в технике тушь, перо А. Худченко сделал две графические композиции по роману «Блистающий мир» – «Полет Друда» и «Страна цветущих лучей». В 1995 году гелевой ручкой выполнил иллюстрацию к рассказу «Серый автомобиль» (1923), где одинокая девичья фигурка застыла в полной растерянности среди механизированного хаоса наступающей машинной цивилизации, которую так недолюбливал Грин: «…он выкатился с холма издали серым наростом среди живописных картин дороги и начал валиться по ее склону на зрителя, увеличиваясь и приближаясь к натуральной величине. Он мчался на меня. Одно мгновение края полотна были еще частью пейзажа, затем все вспыхнуло тьмой, оскалившей два наносящие фонаря, и призрак исчез, лишь тень – воображенное продолжение движения – рыскнула над головой бесшумной дрожью сумерек; и вновь вспыхнул пейзаж»[228]228
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 5. – С. 187.


[Закрыть]. Эти три иллюстрации отличает метафорическая композиция, деликатный и точный рисунок, множество символических, знаковых деталей. Здесь произвольно соседствуют одинокая колонна и парадный фасад старинного особняка, фрегат с трепещущими на ветру парусами и деревянная фигура Нептуна – сродни той, что еще в юности увидел писатель в Севастополе под бушпритом фелюки. А в центре листа – вполоборота со спины женская фигура, в длинном платье и изысканной шляпе. Для симферопольского издательства «Таврия» в 1988 году художник проиллюстрировал романы «Золотая цепь» и «Бегущая по волнам».

«Простая чистота линий»[229]229
  Грин А.С. Бегущая по волнам / Рис. В. Власова и Т. Шишмарёвой. – М.; Л.: Детская литература, 1945. – С. 413.


[Закрыть], «отчётливая линия»[230]230
  Там же. – С. 317.


[Закрыть], «законченная чистота линий»[231]231
  Грин А.С. Дорога никуда. – М.: Известия, 1960. – С. 166.


[Закрыть] – эту творческую заповедь писателя, сформулированную в романах «Бегущая по волнам» и «Дорога никуда», удачно воплотил в себе цикл работ московской художницы Татьяны Толстой. Именно о таких рисунках мечтал писатель в романе «Бегущая по волнам»[232]232
  Грин А.С. Бегущая по волнам / Ил. Т. Толстой. – М.: Художественная литература, 1981. – 320 с. – С. 241–242.


[Закрыть], когда писал: «Среди уродливых отражений жизненного закона и его тяжбы с духом моим я искал, сам долго не подозревая того, – внезапное отчётливое сознание: рисунок или венок событий, естественно святых и столь же неуязвимых подозрительному взгляду духовной ревности, как четыре наиболее глубоко поразившие нас строчки любимого стихотворения».

Татьяна Владимировна Толстая (1929–2004) в 1954 году окончила живописный факультет Московского художественного института имени В.И. Сурикова. Получила признание как тонкий иллюстратор русской и зарубежной классики. Дипломант всесоюзных и всероссийских конкурсов «Искусство книги». Заслуженный художник России. Иллюстрировала пьесы-сказки Андерсена (1963), прозу А. Моруа, А. Герцена, М. Булгакова, В. Распутина, Б. Брехта (1987), стихи М. Цветаевой (2003). Её энергичные, экспрессивные и изящные иллюстрации к роману «Бегущая по волнам» исполнены пером и тушью. Некоторые фигуры подкрашены голубой акварелью, призванной, очевидно, символизировать романтизм писателя, влюблённого в море и постоянно помнящего о небесах. В рассказе Грина «Зимняя сказка» синий цвет символизирует весну: «…всем троим глянул в лицо апрель, когда синяя разливается холодными реками весна»[233]233
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 2. – С. 269.


[Закрыть]. В рассказе «Истребитель» (1919) писатель обыгрывает голубой цвет следующим образом: «Быть может, безумные ангелы, потеряв веру в слишком голубое, слишком чистое небо, опустились из облаков к диким формам земным, чтобы соединить хаос своей души с тьмой ужасных явлений»[234]234
  Там же. – Т. 4. – С. 395


[Закрыть].

Татьяна Толстая чередует крупным планом портреты и безлюдные пейзажи. Огромную роль в ее иллюстрациях играет белое пространство листа, с которым художница обходится чрезвычайно бережно. Белое становится частью иллюстрации, придающей ей праздничность, удачно передающей свежесть и чистоту безграничных морских просторов. Рассматривая её иллюстрации, вспоминаешь слова Грина из рассказа «Крысолов»: «Есть безукоризненная чистота характерных мгновений, какие можно целиком обратить в строки или в рисунок, – это и есть то в жизни, что кладет начало искусству»[235]235
  Там же. – С. 361.


[Закрыть]. Прихотливая тонкая, гибкая линия художницы кажется поющей, передающей музыкальную интонацию гриновской прозы. К роману «Бегущая по волнам» Толстая делает 36 полосных рисунков и 8 разворотов. В них заметны уроки мирискусников: в первую очередь, Мстислава Добужинского – в пейзажах и Юрия Анненкова – в портретах. Художница ритмически организует пространство листа: силуэты кораблей или парящие над морем чайки рифмуются прихотливо и завораживающе, что сродни мощному обаянию прозы писателя, переселяющего читателей в удивительную Гринландию. За серию иллюстраций к «Бегущей по волнам» Толстая была удостоена сразу двух наград: первой премии за лучшие работы Московского союза художников и бронзовой медали Международной книжной выставки в Лейпциге в 1982 году. Из всех изданий в России Жоржи Амаду отметил книгу, проиллюстрированную Татьяной Толстой.

Художница считала, что иллюстратор не должен следовать сюжету: прорисовать идею произведения, обозначить её графически – вот достойная для него задача. При этом художественный язык Татьяны Толстой узнается сразу: при обманчивой простоте и лаконичности, её работы лишены какого-либо заимствования и цитирования чужих работ. Единственная очевидная неудача художницы, как и у Саввы Бродского, – образ Бегущей по волнам. У Толстой она напоминает танцующую девицу из таверны, а у Бродского – парящую в воздухе степенную даму из престижного салона.

…И всё же приходится признать, что значительных находок в иллюстрировании произведений А. Грина пока гораздо меньше, чем хотелось бы. Завершая наши размышления, вспомним христианскую легенду, приведённую писателем в рассказе «Человек с человеком» (1913): «Когда янычары, взяв Константинополь, резали народ под сводом Айя-Софии <…> священник прошёл к стене, и камни, раздвинутые таинственной силой, скрыли его от зрелища кровавой резни. Он выйдет, когда мечеть станет собором». Это – легенда, но совсем не легенда то, что рано или поздно наступит день людей, стоявших в тени, они выйдут из тени на яркий свет, и никто не оскорбит их»[236]236
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 2. – С. 420.


[Закрыть]. Для книг Александра Грина, искренне полагавшего, что именно «живопись, музыка, поэзия создают внутренний мир художественного воображения» (рассказ «Создание Аспера»)[237]237
  Грин А.С. Собрание сочинений в 6 т. / Ил. С. Бродского // Библиотека «Огонёк». – М.: Правда, 1965. – Т. 4. – С. 198.


[Закрыть], это время, безусловно, настало. Оно продолжается и сегодня – в постсоветской России, вернувшейся к христианским ценностям.