Текст книги "Межкультурные парадигмы в отечественной и европейской литературе. От Серебряного века до новейшего времени"

2.2. Поляки и тюрки: западно-восточный диван

Многозначное и емкое слово «диван» – подходящее понятие для выражения культурного единства, поэтической переклички народов: «диван» как собрание стихотворений одного поэта или содружества стихотворцев. Такое значение этого слова возникло в персидском, а затем и в арабском языке на основе его первичного значения – «список». В Европе оно стало известно благодаря Гёте, создавшем в 1814 году знаменитый «Западно-восточный диван»[238]238
  Гёте Иоганн Вольфганг. Из «Западно-восточного дивана» // http:// gete.velchel.ru/?cnt=15.


[Закрыть]. Запад и Восток соседствуют, как Луна и Солнце, перетекают друг в друга, как ночь и день. Взаимообогащение различных языковых культур, этот естественный и благотворный синтез тонко отразил в стихотворении «Вспять не бежит к истокам…» (2000)[239]239
  Бухараев Равиль. Бесконечный поезд. Избранные стихи и поэмы. – Казань: «Магариф», 2001. – 249 с.


[Закрыть] Равиль Бухараев, лауреат республиканской премии Татарстана имени Муссы Джалиля, член Международного ПЕН-клуба, Европейского общества культуры[240]240
  Отчизна ли снова станется, // чужбина ли впереди, // я сам себе иностранец, // прости меня Господи. // И вот немоту отмыкав, // присваиваю права // двунадесяти языков // запамятовать слова, // чтобы сказалось нечто // лютою, несвятой, // кровоточащей речью // этою, а не той. Там же..


[Закрыть].

В крови поэта, чуткого к чужой речи, рождается та самая способность «переводить непереводимое», которую отметил в работах культуролог и поэт Вадим Рабинович[241]241
  Рабинович В.Л. Синица ока. – М.: «Стратегия», 2008. – 242 с.


[Закрыть]. По-есенински говоря, «в Хоросане есть такие двери», двери, через которые в закрытый, замкнутый сам на себя мир Востока входит молодая европейская культура, традиции и язык, входит как дорогой гость, и ему хочется внимать. И наоборот, в Европу входит Восток, не теряя при этом запаха ширазских роз. Ту же известную строку про хоросанские двери Вадим Рабинович вынес в качестве эпиграфа к стихотворению «Западно-восточное романсеро»[242]242
  Там же.


[Закрыть]. Его двери распахиваются широко, а петли не скрипят, но исполняют на все лады музыки разных культур[243]243
  Но… гром, но… удар в подреберье, // И молния наискосок… // Распахиваются двери, // С петель срывая замок. // Играй же свои сегидильи // На чонгре в четыре струны // Для пери в кисейной мантилье, // Чьи перси белы и нежны!.. // Аэды, акыны, ашуги, // И все менестрели Земли, // Слагайте романсы для Шаги, //Авдотьи, Мирьям и Лили, // Газеллы для Лалы и Лолы, // Хабаны для Тай-Гюльчатай, // Пляшите-танцуйте, креолы, // Фантанго на тему «Встречай!» // И первые крупные росы // Подмигивают «Динь-динь» // Под греческие гелиосы // И тюркские луны пустынь. Там же.


[Закрыть].

А теперь посмотрите, как «двери» Есенина перекочевали в стихотворное обращение к сестре Ренате ещё одного современного поэта Юрия Арустамова, родившегося в 1934 году Баку, но в 1989 году уехавшего в Москву, а затем – в Израиль[244]244
  О ты, сестра Рената, // весь мир, увы, таков, // что веры не достоин залётный соловей, // но разве серенада не гид тебе в альков, // и разве путь не торен? // Зачем меж нами дверь? 2002 г. Арустамов Юрий: https://poezia.ru/works?page=1369.


[Закрыть].

Кем же «торен» был этот соединяющий народы путь? В первую очередь, стихотворцами-путешественниками, высоко почитающими главный культурный дар Запада Востоку – просвещение. Крымскотатарский поэт Ашик Умер (годы жизни:

1621?–1707)[245]245
  Гришин Я.Я. Польско-литовские татары: взгляд через века, – Казань, 2000; «Как время катится в Казани золотое…»: Антология русской поэзии Казани. – Казань, 2005. – 480 с.


[Закрыть], один из наиболее известных представителей тюркоязычной ашикской поэзии («ашыкъ» – влюблённый), большую часть жизни провёл на чужбине и лишь под конец вернулся в родной Гезлев (ныне – Евпатория). Он принадлежал к «янычарским» ашикам, поэтам-певцам, сопровождавшим османские войска в различных походах и сражениях. В его стихах встречаются десятки названий местечек и городов нынешних Украины, Польши, Турции, Болгарии, Румынии, Боснии, Греции. Ашик Умер – мастер, владеющий всем арсеналом форм и художественных средств как собственно народной поэзии (халкъ шиири), так и поэзии дворцовой (классической) – так называемой поэзии Дивана (Диван шиири).

Имя другого классика татарской поэзии, родившего двумя веками позже Умера, Дэрдменд (1859–1921)[246]246
  Там же.


[Закрыть]. Богатейший золотопромышленник начала XIХ века, депутат Первой Государственной Думы Российской империи всю жизнь печатался под псевдонимом, означавшим «печальный», не издал ни одного сборника собственных стихов, зато был видным издателем и просветителем. Дэрдменд много раз бывал в Италии, Германии, Турции, Польше… Дыша «у дедовских могил» «досадою отцов» на пороге бурного XIХ века, он переполнялся тревожными предчувствиями, связанными с грядущими войнами и революциями и с неизвестностью, которая ожидала его и весь татарский народ на чужой земле. Об этом он писал в стихотворении «Корабль».

Однако сердце поэта утешает мысль о Боге. «Уповая на Бога» – так назвал он стихотворение, где выступает в роли путника, до полусмерти измученного дорогой.

 
Пропылённым я стал, уповая на Бога.
Как истлевший халат, я иссечен ветрами,
В ста заплатах я стал, уповая на Бога
Я – как сено коню,
                   я – как кость для собаки бездомной.
От зверей пострадал, уповая на Бога.
Загрязнилась чалма, шапка выцвела вовсе, —
Разукрашен я стал, уповая на Бога!
 

Молодой современник Дэрдменда Габдулла Тукай (1886–1913)[247]247
  Гришин Я.Я. Польско-литовские татары: взгляд через века, – Казань, 2000; «Как время катится в Казани золотое…»: Антология русской поэзии Казани. – Казань, 2005. – 480 с.


[Закрыть] обращает внимание уже не на загрязнившуюся в пути чалму, а на грязь как на печать невежества, которую может смыть лишь свет знания. Посвящая стихотворение «Сознание» революционному 1905-му году, Тукай пишет:

 
Но слепы мы были ещё, с лица ещё грязь не сошла.
Поэтому мы отличить друзей от врагов не могли,
Нам часто казался шайтан
Достойнейшим сыном земли.
 

Противоречивые мысли земляков о влиянии Запада и уверенность: именно оттуда взошло «солнце ясной науки» Тукай выразил в коротком стихотворении 1912 года «Восход солнца с Запада»[248]248
  Если с Запада солнце взойдёт, нам наступит конец – // Так предсказывал в книгах священных мудрец.// Солнце ясной науки на Западе нынче взошло. // Что же медлит Восток, что в сомнении хмурит чело? Там же.


[Закрыть].

Габдула Тукай пристально изучал лучшие произведения русских писателей и перевёл на татарский язык английских, немецких и французских классиков: Шекспира, Байрона, Шиллера, Гёте, Гейне, Беранже. По мнению профессора Казанского университета Резеды Ганиевой, с именем Тукая связано рождением новой татарской литературы начала XX века и выход её на международную арену. Этот поэт ускорил отход татарской литературы от многовековых канонических традиций восточного романтизма и приобщение её к западным и русской литературам. Поэты Татарстана советских времён вдохновлялись песнями и сами их писали. В песнях, как маяки заграницы, порой сияли далёкие моря. Таково, к примеру, стихотворение Ахмеда Ерикеева (1902–1967) «В морском порту Казани», написанное в 1952 году[249]249
  Пишет, пишет, друг подруге и роняет невзначай: // «Жди меня в порту Казани, обязательно встречай!.. // С четырёх морей успели корабли в Казань приплыть, // Нет дружочка дорогого! Что же делать? Как же быть? // Нет его среди каспийцев и среди балтийцев нет! // Только грустью соловьиной сердце полнится в ответ. Ерикеев А. Стихи. – М.: Советский писатель, 1950; Ерикеев А. Стихи и песни. – М., 1959.


[Закрыть].

Музыкой прорывается Европа через железный занавес. Имена деятелей культуры польского происхождения мы находим в стихах, написанных на татарском языке, а затем переведенных на русский. Стихотворение Роберта Миннуллина так и называется «Слушая полонез Огинского»[250]250
  Миннуллин Р. Возвращение. – Казань, 2000. – С. 207–208.


[Закрыть]. Гром войны и торжество созидания отзывались в душе участника Великой Отечественной Сибгата Хакима (1911–1986), покуда он снова и снова вслушивался в произведения великих композиторов, всматривался в пейзажи стран, судьбы которых решались в кровопролитных боях. Музыка помогала ему понять и историю, и характеры народов. Об этом его стихотворение, написанное в 1970 году[251]251
  Вот польские земли… Я знаю… Не надо… //Не надо подсказок – я чувствую сам… // Душа моя музыке Шуберта рада. // Страну узнают по её голосам. // Края, где гремели жестокие войны, // Вы снова во мне всколыхнулись волну. // Не даст заблудиться в Европе Бетховен – // Знакома дорога и в эту страну. // Я знаю: лицо и характер народа, // По музыке чувствую издалека. Хаким С. Стихи, поэмы. – Казань, 1971. – 229 с.


[Закрыть].

В поэме «Через кручи» Сибгат Хаким как житель нефтяной державы с присущим советской эпохе пафосом поэтизирует объединяющую народы силу «чёрного золота»[252]252
  В полях Татарии заговорил девон, // Нефть бьётся пульсом у земли в висках. // «Ромашкино» – на разных языках // Склоняет на границе телефон. // Степной ромашкой пахнет нефть моя. // От сёл татарских свой начав поход, // Она на землю Фучека идёт, // Она идёт в Мицкевича края, // И наш поэт-солдат Адель Кутуй, // Навек уснувший в польской стороне, // Гортанной песне светоносных струй // По-детски улыбнулся, как родне. Хаким С. Стихи, поэмы. – Казань, 1971. – 229 с.


[Закрыть].

Но среди мирного труда, как неизбывный призрак, не раз возникает образ павших героев, ведь мирные и военные пути совпадают. «Поэт, с народом, как всегда, шагни. // В Европу ты солдат своих водил, // В Европу Трассу проводи теперь, И не холмами дорогих могил – // Её шагами путь сегодня мерь! // Ведь ты и пролил кровь свою тогда // Для этой мирной битвы под Орлом…». Лирическую героиню поэмы солдатскую вдову Халиду, тоскующую по погибшему мужу Ярулле, «в Европу занесло» («Стоят пред нею польские дома. // Лежат пред нею польские поля») Но в мирной природе ей мерещатся знаки беды: «Через болота, реки, в стужу, в зной, // Я провожала нашу нефть сюда; // А вдруг она – ведь тучи так черны! – // Вольётся в русло будущей войны?». Затем поэт переносит героиню на берег реки Одера, где она ночью сидит одна и мысленно спрашивает себя: «Где батальоны пленников, солдат, // обманутых врагом, в чьих душах свет // Джалиевцы зажгли? // Как бы в ответ // Из Польши, Белоруссии, с Карпат // Доносится: «В пути восстали мы…». Это лирическое отступления автор завершает обобщением: «И в Польше, и Германии – в любой // Стране доселе ждут мильоны вдов…»[253]253
  Там же.


[Закрыть].

В сборнике стихов «Здравствуй, любовь!» другого татарского поэта, Махмуда Хусаина, есть поэтическая фантазия «Пушкин в Казани»[254]254
  Хусаин М. Здравствуй, любовь! – Казань: Таткнигоиздат, 1957.


[Закрыть]. Поэта пленила музыка русской поэзии Золотого века. Он представляет себе пыльную кибитку, звон бубенцов, поющего ямщика, «кроны августовских тополей», а потом и диалог Александра Сергеевича с его другом Баратынским. Встреча в столице Татарстана с русским поэтом польского происхождения (ведь известно, что Евгений Абрамович Баратынский принадлежал к древнему польскому роду) символично скрепляет три национальности: русскую, татарскую и польскую.

Список народов, так или иначе связанных с Татарстаном, и раньше, и особенно теперь, можно долго продолжать. Европейское многоцветие так прочно вплелось в культуру татарского народа, что сама столица страны Казань видится поэтам городом языковых и культурно-религиозных контрастов. (Марина Подольская, стихотворение «Казань»)[255]255
  Ты каков, кто скажет точно // На изломе двух веков, // Европейский ли, восточный // Град под сводом облаков… Подольская Марина. Стихотворение «Казань» // https://s30441300672.mirtesen.ru/ blog/43191526921/Stihi-o-Kazani/


[Закрыть].

Признание Равиля Бухараева в нежных чувствах к Казани встретилось мне в романе в стихах «Комментарии к любви»[256]256
  Бухараев Равиль. Бесконечный поезд. Избранные стихи и поэмы. – Казань: «Магариф», 2001. – C. 249.


[Закрыть]. Поэт восхищается главной улицей города, «бывшей Лецкой», основные здания которой спроектировал, между прочим, знаменитый польский архитектор Константин Олешкевич, и признаётся: «преследует меня рыданьем вальса оркестр в давно исчезнувшем саду». В тексте, относящемся к разделу 1912–1983, мы видим уже целую объёмную панораму этих мест[257]257
  На крыше флюгер заменён антенной, // но – из былых времён, издалека // плывёт по вечереющей вселенной // вселенская гражданская тоска… //… жизнь уплывает, как песок сквозь пальцы… // К истокам возвращаются опять // дом Кекина и здания-скитальцы, //плывёт и уплывает Время вспять, // сливаясь в синеве с вечерним светом, // мерцающим, как звёздный ореол, // плывут жасмины с бронзовым поэтом, // Дворянское собрание, костёл… // Колеблется мираж, как дымка сада…// Мир, стронутый валторной и трубой, // плывёт, со щедрой мощью водопада, // всё сущее сроднив между собой… Там же.


[Закрыть].

Как бы случайное попадание лирического героя стихотворения Юрия Арустамова «Последняя мазурка»[258]258
  Всё приходит слишком поздно, // словно пропустили срок, // словно торопились в Познань, // а попали в Белосток. Арустамов Юрий: https://poezia.ru/works?page=1369.


[Закрыть] в заповедный Белосток исподволь подводит читателя к мысли о важной объединяющей роли Польши.

Но может быть, мы ещё не опоздали на урок взаимопонимания?.. Залог надежды – Белосток, который когда-то сравнивали даже с Вавилонской башней, так как здесь проживали люди десяти национальностей. Именно эта многоликость города и связанные с ней языковые барьеры побудили родившегося здесь Людвига Лазаря Заменгофа создать в 1887 году язык эсперанто. Гостеприимны и дружелюбны жители Белостока. Не зря так легко запоминается и поётся песня «Беловежская пуща». Вкусив однажды от сладкого пирога человеческого братства, научившись уважать себя и других, независимо от наречия и цвета кожи, уже не перелицуешь душу и не пожелаешь никаких разделов[259]259
  Не отдав в перелицовку // предпоследние штаны, // мы целуем ручки ловко – // не холопы, а паны. // И плевать на все разделы. // Наш огонь, пылай в ночи! // Есче Польска не сгинела! – // Напоследок прокричим. Арустамов Юрий: https://poezia.ru/works?page=1369.


[Закрыть].

Итак, западные традиции и достижения проникают на Восток. Но происходит и обратный процесс. Открытые для серьёзного исторического экскурса западные страны пытаются вдохнуть в себя степной воздух свободы, взрастивший батыров Азии. В книге Якова Полонского (1846–1898) есть татарская песня «Он у каменной башни стоял под стеной…»[260]260
  За горами кровавая битва была; // Там засада была… Говорят, // Будто наших сарбазов отряд // Истреблён ненавистной изменою… Чу! // Кто-то скачет… копыта стучат… // Пыль столбом… я дрожу и молитву шепчу. // Не бросай в меня ка́мнями!.. // Я и так уже ранена… Полонский Я.П. Стихотворения и поэмы. – М.: «Правда», 1986.


[Закрыть], датированная 1846 годом и посвященная Г.П. Данилевскому. У неё весьма занятное, «интернациональное», происхождение. В конце текста дано авторское примечание: «Татарская песня эта была доставлена покойным Абаз-Кули-Ханом одному польскому поэту Лада-Заболоцкому. Он перевёл эту песню по-польски, прозой; а я, как умел, русскими стихами…» А содержание таково. Татарская девушка ждёт и молится за своего возлюбленного, воюющего у гор и холмов «Эриванских», уверяет его в своей верности и чистоте и ревнует к девам Грузии, которые «блеском своей красоты увлекают сердца». Песня исполнена тревоги за жизнь любимого, это своеобразный плач татарской Ярославны.

Судьба этой песни и вся её эпическая суть проявляют естественные ментальные корни, объединяющие поляков, татар и русских. Просматривая номера журнала «Новая Польша»[261]261
  Мир Рафала Воячека // Журнал «Новая Польша» (архив номеров). – 2017. – № 7–8. – https://novpol.org/ru/rysueYX8W/Mif-Rafala-Voyacheka; https://novpol.org/ru/about.


[Закрыть], легко обнаружить в стихах известных польских поэтов Рафала Воячека, Адама Загаевского, Станислава Баранчака и Селима Хазбиевича слова, не всегда относящиеся к тюркизмам, однако придающие текстам восточный колорит: «халва», «ковёр», «аминь», «перстень» и т. д. Окрашенное Востоком слово «аминь» инкрустировано в значимое для бунтарской поэтики Рафала Воячека стихотворение «Конец поэзии»[262]262
  Быть концу поэзии на лестничной площадке // Большого дома пропахшего капустой и сортиром // Быть ему внезапным благословением финки // Под лопатку и лома в череп кратким как аминь (перевод С. Свяцкого). Там же.


[Закрыть].

Трагический «конец поэзии» Р. Воячек[263]263
  Там же.


[Закрыть] очеловечивает, чтобы более болезненной и ощутимой стала эта смерть, вернее, убийство с помощью холодного оружия: финки и лома. Сначала пырнуть, кровь пустить, а потом прикончить ломом, против которого, как говорят в России, нет приёма. При этом отсыл к религиозным понятиям: христианскому («благословение») и мусульманскому («аминь»), – а так же их привязка к самому процессу убийства, еще больше подчёркивают отчаянье автора, указывая на мировую широту жуткого процесса уничтожения поэтического слова. Другой польский поэт, Адам Загаевский, уже не ограничивается вкроплениями в текст тюркизмов. Его стихотворение «Урок игры на фортепиано»[264]264
  Там же.


[Закрыть] дышит Востоком, тоской по восточному уюту, с затаёнными в нём тайнами. Герой стихотворения пришёл в гости к соседской армянской семье, в дом, где «всюду ковры» и заворожённый непривычной для европейца обстановкой описывает впечатления:

 
………………………………..У армян ковры,
а в воздухе странствует пыль, привезённая
ещё из Львова, пыль средневековья.
У нас – ни ковров, ни средних веков.
Не знаю, кто мы, – наверное, странники.
 

Необыкновенно живописное стихотворение А. Загаевского само походит на уникальный ковёр ручной работы. Его сюжет – история несостоявшегося ученичества, когда молодому человеку госпожа Й, в чьей комнате стоит рояль, после первых уроков объявила: он не обнаруживает способностей к музыке, и посоветовала ему учить языки.

 
Повесив голову, я возвращался домой,
не то огорчённый, не то обрадованный – домой,
где не было запаха Персии,
                                  но были любительские картины,
акварели, и думал с горечью и удовольствием,
что мне остался только язык, только слова, образы,
только мир.
 

Так история потери стала историей находки, ведь в языке, с которым остался герой стихотворения, заключается весь мир. В него вмещаются и музыка, и рояль, и ковры… Со словом «перстень» связано не меньше экзотических ассоциаций, чем с «ковром». «Народы мира – это перстень, тюрки – алмаз в перстне мира». Так звучит перефразированная старая персидская пословица: «Мир – это перстень, а Ормуз – алмаз в перстне мира». В стихотворении «За чем стоите»[265]265
  Мир Рафала Воячека // Журнал «Новая Польша» (архив номеров). – 2017. – № 7–8. – https://novpol.org/ru/rysueYX8W/Mif-Rafala-Voyacheka; https://novpol.org/ru/about.


[Закрыть] Станислав Баранчак использует красивое название популярного украшения. Оно здесь появляется по контрасту с унизительной долей «согбенных, бедных» пенсионеров, вынужденных «обречённо стоять у стенки» в очереди за продуктами[266]266
  Женщины средних лет и старушки? пенсионерки: // за чем стоите стеной у этой облупленной стенки, // в кирпичном перстне которого «МЯСО» – витрины // брильянтик? (октябрь 1979 – февраль 1980). Мир Рафаэла Воячека // Журнал «Новая Польша» (архив номеров). – 2017. – № 7–8. – https://novpol.org/ru/rysueYX8W/ Mif-Rafala-Voyacheka; https://novpol.org/ru/about..


[Закрыть].

Интерес европейских интеллектуалов и простых читателей к восточному быту, легендам и притчам всегда был велик. В период так называемого естественного космополитизма второе звёздное рождение переживает «Глиняная книга» казахстанского поэта Олжаса Сулейменова[267]267
  Сулейменов О. Определение берега: Избранное. – Алма-Ата: Жазуши, 1979. – 456 с.


[Закрыть]. Издание поэмы на польском языке по инициативе посольства Казахстана в Варшаве приурочено к 40-летию книги, впервые вышедшей в алматинском издательстве «Жазушы» в 1969 году. Презентации этого издания прошли в Варшавском Университете, Польском агентстве печати и Обществе Дружбы «Польша – Восток». Олжас Сулейменов ощущает себя гражданином мира. Кочевые народы кочуют сегодня по всему земному шару. Это уже их привычный образ жизни[268]268
  Кочую по чёрно-белому свету, // Мне дом двухэтажный построить советуют, // а я, как удастся какая оказия, // Мотаюсь по Африкам, Франциям, Азиям. // В Нью-Йорке с дастанами выступаю, // В Алеппе арабам глаза открываю, // Вернусь, и в кармане опять ни копья; // Копьё заведется – опять на коня!.. Там же. – С. 8.


[Закрыть]. Для Олжаса Сулейменова, как видим из другого стихотворения[269]269
  Там же.


[Закрыть]:

 
Нет Востока и Запада нет.
Нет у неба конца.
Нет Востока, и Запада нет,
Два сына есть у отца.
Нет Востока и Запада нет,
Есть восход и закат,
Есть большое слово – ЗЕМЛЯ!
 

Юрий Арустамов и Бахыт Кенжеев тоже уже вряд ли способны изменить свою кочевую суть. Но, сроднившись с чужими пейзажами, скучают они по друзьям и по звукам родной речи. В стихотворении Ю. Арустамова «Дождь»[270]270
  О Тибете, о Кавказе, // о балтийском янтаре… // Обойдёмся без фантазий – // серый дождик на дворе… // Но не выйдет, как бывало, // с другом старым наравне // пить из полного бокала // —друг живёт в другой стране. Литературный портал «Точка зрения». / Юрий Арустамов: Печальный гитарист: http://lito1.ru/text/68765.


[Закрыть] печаль поэта не могут развеять никакие воспоминания путешественника. «Грусть-тоска» понятны, ведь старый друг далеко.

Однако в другом стихотворении, «Стихи для Бахыта»[271]271
  Литературный портал «Рифма ру». / Юрий Арустамов. Стихи для Бахыта. – 05.08.2010 00:33.: http://rifma.ru/posts/post/426758


[Закрыть], поэт находит утешение в родном языке. Да, существуют границы и слёзы дождя, но он может: «…с Кенжеевым Бахытом на едином языке // сочинять одним размером полуночные стихи…» Невидимый рисунок речи всегда с ними, как охранная грамота и свидетельство внутренней свободы: «Пред таможенною бандой стой, дрожи и не перечь. // Но смогли мы контрабандой провести родную речь». Язык спасителен, но он растворим в разноречиях, и это никому неведомое появление новых жемчужин происходит в какой-то морской глубине, где «непрочные створки раскрыл моллюск на незрячем коралле». Таким, то ли благостным, то ли зловещим, видится этот процесс Бахыту Кенжееву («То зубы сжимал, то бежал от судьбы…»)[272]272
  … И ты говорила (а я повторил) // о том, что непрочные створки раскрыл // моллюск на незрячем коралле. // Язычникам – идол, спасённому – рай.// Ты помнишь, дворец по-татарски – сарай, // а время бежит по спирали? // Ты всё-таки помнишь, что всякая тварь // при жизни стремится в толковый словарь, // обидчику грех отпуская, // в просоленный воздух бессонных времён, // где света не видит морской анемон // и хищная роза морская. Кенжеев Бахыт. На букву «ы» // Журнал Октябрь. – 2002. – № 3. – http://www. zh-zal.ru/october/2002/3/ken-pr.html.


[Закрыть].

Утрата родного языка в недрах русского и европейского бытования, тотальное обрусение беспокоят, конечно, не только Бахыта Кенжеева. Татарский литературовед Рафаэль Мустафин в диалоге с воображаемым читателем «Прогулка по садам татарской словесности» с горечью констатировал, что мрачный прогноз Гаяза Исхаки, обнародованный в его романе «Инкираз» (Исчезновение) сто с лишним лет назад, сбывается[273]273
  «Через 200 лет татарская нация исчезнет, растворится в иноязычной среде». Мустафин Рафаэль. Прогулка по садам татарской словесности. Диалог с воображаемым читателем // Журнал Дружба народов. – 2007. – № 10. – http://www.zh-zal.ru/druzhba/2007/10/ mu23-pr.html.


[Закрыть]. «Прошла половина отпущенного срока, и, как показывает практика, – пишет литературовед, – примерно половина татар говорит, думает, читает и пишет по-русски <…> В деревнях ещё язык сохраняется, но деревня сама переживает кризис…»[274]274
  Там же.


[Закрыть]. Однако вряд ли стоит погружаться в такой пессимизм, ведь даже утрата языка татарами, живущими далеко от Татарстана, не приводит к утрате их самобытной культуры, да и желание заново выучить язык предков в них сейчас сильно. Наиболее полно представленный тюркский народ, веками проживающий в Польше, – татары. Татарская диаспора здесь насчитывает более пяти с половиной тысяч человек. Татары на Руси ещё со времен Александра Невского пополняли собой служилое сословье. Русские князья высоко ценили верность и надёжность этих воинов. Татары поступали на службу сначала в Литовские княжества, в Польшу и Молдавию, а потом переходила к московским правителям. За отличную службу татар, оставшихся в Польше, наделяли не только землей, но и жаловали дворянство. Опыт Польши демонстрирует, как татары, исповедующие ислам, мирно сосуществуют с поляками, исповедующими христианство, на протяжении многих веков.

В заключение – краткий экскурс в историю, в начало польско-татарской дружбы – события 15 июля 1410 года, братание народов на поле брани. День, когда были разгромлены войска Тевтонского ордена и остановлено их нашествие на восток. Союзными войсками командовал польский король Владислав Ягелло (Ягайло), татарскую конницу возглавлял Джалаладдин, сын хана Токтамыша. «Польская земля благодарна татарской коннице» – под таким заголовком в интернете опубликована заметка о торжественном праздновании 600-летия Грюнвальдской битвы. В честь этого исторического события в городе Едлино открыли памятник королю Владиславу II Ягелло. На праздник был приглашен народный поэт Татарстана Ренат Харис. На татарском, русском и польском языках прозвучало его стихотворение «Воспоминание о Грюнвальде»[275]275
  Что было шесть веков назад, //что станет через шесть минут… // Столетья в памяти хранят // победный час и ратный труд. // Когда ж настанет час нужды, // король Ягайло вышлет весть, // и воин Золотой Орды // спешит на зов – он нужен здесь. // Поля пшеничные хранят // копыт горячих лёгкий след… // Я просто сделал шаг назад – // и очутился в толще лет.// У Танненберга я стою, // в Полтаве, при Бородино… // И вновь священен наш союз // и сердце гордостью полно. // И я потомок тех, кто был // для друга – друг, и враг врагам:// тогда поток ордынский плыл // к литовско-польским берегам. Грюнвальд соединяет нас, // и крепкий мир со всех сторон // оберегает в этот час // клинков спокойный перезвон! Харисов, Ринат. Википедия: http://www.wikiznanie.ru/wp/index.php/ Харисов,_Ренат_Магсумович.


[Закрыть].

Грюнвальдская битва имела всемирно-историческое значение. Она остановила нашествие немецких рыцарей на Восток и избавила славянские народы от угрозы порабощения и онемечивания. Нужно помнить и то, что исход битвы решили также стойкость и мужество русских смоленских полков. Литовские (польские) татары в большинстве своём утратили родной, тюркский язык, однако благодаря единой религии – исламу, сумели сохранить свое национальное самосознание и название «татары». Как и везде, татары занимались здесь ремеслами и торговлей, активно участвовали в политической жизни этих государств. Они строили мечети и другие общественные здания. Из среды литовских татар вышло немало видных деятелей (военачальник И.И. Якубовский, писатель Генрик Сенкевич и другие). Литовские татары создавали свои общественные организации. К примеру, в 1823 году было образовано общество мусульман Варшавы. В Вильно были проведены Всепольский мусульманский съезд и съезд мусульманской интеллигенции. До 1936 года в Польше выпускался журнал «Жиче татарская». В последние годы в Минске создано общество «Аль-Китап», в Гродно – «Китап». Подобные общества появляются и в других местах. В условиях интернационального окружения и многовекового отрыва от других татарских народов литовские (польские) татары стараются сохранить своё национальное самосознание.

Поляки и татары помнят о том, что в Польше воевал поэт Фатих Карим (1909–1945)[276]276
  Карим, Фатих. Википедия: https://ru.wikipedia.org/wiki/Карим,_ Фатых.


[Закрыть]. Польская земля стала последним пристанищем для татарских поэтов – участников Великой Отечественной войны: Адель Кутуй (1903–1945)[277]277
  Кутуй, Адель. Википедия: https://ru.wikipedia.org/wiki/Адель_ Кутуй.


[Закрыть] умер в военно-полевом госпитале в городе Згеш, а Шамиль Гарай (1916–1946)[278]278
  Национальная электронная библиотека республики Татарстан / Шамиль Гарай: https://kitap.tatar.ru/ru/site/42317029-57/news/ 15692/


[Закрыть] окончил 30-летний путь в городе Гливицы.

Страшная война отзывается и в произведениях современных поэтов. Она грохочет чудовищным эхом, которое призвано предотвратить любые повторения. Вспомним стихотворение Олжаса Сулейменова «Я сижу в полосатом сквере на полосатой скамейке…», посвящённое польской писательнице В. Живульской, бывшей узнице Освенцима[279]279
  Бухараев Равиль. Бесконечный поезд. Избранные стихи и поэмы. – Казань: «Магариф», 2001. – 249 с.


[Закрыть]. Вторая, после Грюнвальда, важная отметка на карте польско-татарской дружбы – морское побережье Польши, 1939 год. Последним героическим очагом сопротивления Вермахту Польской Армией был подвиг, который совершил Татарский полк при обороне высот на «Вестерплятте». Красные маки на Монте Кассино были обильно окраплены татарской кровью. О штурме этой легендарной высоты сложено немало песен и стихов. Прежде всего, это песня «Червоны маки на Монте Кассино», написанная во время военных действий и ставшая гимном польского Сопротивления. Мотивы этой песни были использованы Александром Галичем в «Балладе о вечном огне» (1968), Иосифом Бродским в стихотворении «Песенка» («По холмам поднебесья…», 1960), Александром Ревичем в стихотворении «Монте Кассино» (1987)[280]280
  Над асфальтом безлесые горы, // Над горами пустыня пустынь, // Склон шершавый, как ствол толстокорый, //Убегает в туманную синь, // Где слепит, словно плавится в зное, // Монастырской стены белизна, // Вознесенная над крутизною // В незапамятные времена, // А на памяти… Господи Боже!.. // Под смертельным прицельным огнем // До вершины – к стене – от подножья // Разве можно добраться живьём? // Сам я кланялся пулям когда-то, // Прижимался к земле без стыда, // Но такой высоты распроклятой // Не встречалось ещё никогда, // Не встречалось подъёма кошмарней, // И в свидетели вас я беру, // Незнакомые польские парни, // Погребённые здесь на юру, // Позабывшие в этих теснинах // Сероглазую Вислу свою, // На ветру, на горе, в Алпеннинах, // В чужедальнем полдневном краю. (1987 г.) А. Ревич. https://taki-net. livejournal.com/2388706.html. Красные маки на Монте-Кассино. Википедия: https://ru.wikipedia.org/wiki/Красные_маки_на_ Монте-Кассино#Отражение_песни_в_русской_культуре.


[Закрыть].

Кстати, автор слов польской песни Феликс Конарский оставил след и в русской культуре: в начале 1940-х он работал в СССР в джазовом оркестре Генриха Варса, состоявшем из поляков, и писал тексты на русском под псевдонимом Ф. Рефрен. Ему принадлежат слова популярных в 1940-е годы в СССР танго «Забвение» и фокстрота «Ничего не знаю».