Текст книги "Присоединение Грузии к России"

Сторонники завещания Ираклия, приверженцы Юлона, партия, вообще более консервативная (и более многочисленная), чем партия Давида, в глазах русского начальства были уже прямые бунтовщики[175]175
  Впрочем, еще раньше установлена на них эта точка зрения. Вот воззвание генерала Лазарева от 26 января 1801 г.: «Священнейшее духовенство, сиятельнейшие князья, почтенные дворяне и народ Карталинский!.. е. св. царевичем и наследником Давидом послан к вам Манифест, в силу Высочайше им полученной грамоты на имя покойного царя вашего, через бывших посланников при Высочайшем дворе князей Авалова и Палавандова, по коей е. св. царевич управляет царством Грузинским до воспоследования Высочайшей воли…» Но там многие не исполняют этого: «Духовенство чинит поминовение царю, которого нет (т. е. Юлону), ибо никто еще не назначен Г.И. и сие совсем противно Его Высочайшей воле, почему и предлагаю вам все таковые дерзости, противные благоустроенному порядку, оставить…» Непослушных ожидает принуждение. Акты, т. I, № 363, с. 298–299.


[Закрыть]. Им объявляли, что царевич Давид есть Высочайше утвержденный наследник, а Давиду опять-таки по Высочайшему повелению не позволяли провозгласить себя царем. Затем, насчет присоединения – полная неизвестность: манифест Павла был обнародован в церквах, а, когда русские войска присягали Александру, при его восшествии на престол, грузин к присяге не приводили. Многие поняли это так, что Грузия будет опять вовсе очищена.

Примите в расчет брожение в соседних странах, угрозы Персии, Дагестана; припомните, что речь идет о народе, уже неоднократно обманутом в своих ожиданиях и искавшем подданства для улучшения, а не ухудшения своей судьбы, и вы поймете, что генерал Кнорринг не мог найти в Грузии ничего, кроме той путаницы, какую он изобразил в своем отчете Государю.

Но затем он впадает в ту же ошибку, что и многие другие официальные наблюдатели: их глаз, привыкший к порядкам плац-парада и канцелярии, видел в Грузии один хаос и беспорядок. Однако «иррегулярность» еще не означает отсутствия жизнеспособности. Живописное сочетание варварства, патриархальности и патриотизма, вся картина жизни Грузии, таившая в себе веками не разрешенную политическую проблему, оскорбляла хорошо дрессированных служак, военных и гражданских.

Кнорринг сообщает о всяческих неустройствах в Грузии и, не говоря, собственно, ничего нового, отвечает отрицательно на вопрос о том, может ли Грузия устоять без помощи и положительнона вопрос, единогласно ли желают грузины подданства.

Постановка вопроса, допущенная Государственным cоветом и перешедшая в рескрипт Императора, предрешила и исход миссии Кнорринга.

Едва ли нужны были эксперты для засвидетельствования незавидного положения Грузии. Не говоря о сведениях, от обилия которых ломились архивы Коллегии иностранных дел, в целом ряде грамот царей несчастья страны были изображены со всем красноречием патриотизма и страдания.

Но генерал Кнорринг, как и многие другие, приехал и увидел только беспорядок, беспорядок везде и во всем; от него нельзя было ожидать соображений, основанных на более свободной оценке вещей, более широких политических взглядах. Во что бы ни стало и как бы то ни было насадить благочиние – вот к чему сводился для этих людей вопрос о Грузии. Он не мог не заметить, как радовалось население его приезду, видя в этом залог того, что войск не уведут. Но он сделал отсюда тот вывод, что необходимо принятие в подданство полное и безусловное; вывод этот в конце концов получил и Высочайшее утверждение, но смуты ближайших лет показали, что это было не так, что подданства искали, но не такого.

5

Доклад генерала Кнорринга был подан Императору 28 июля 1801 г. Но за четыре дня, 24 июля, представлен был Государю документ, представляющий большой исторический интерес и ничего общего не имеющий со всем, что мы до сих пор видели, ни по глубине, ни по ясности принципов и силе доводов. Нашлись государственные люди, которые в присоединении Грузии видели нечто более сложное, чем выгодную для России оккупацию страны, нуждающейся в ее помощи. Мы имеем в виду всеподданнейший доклад о Грузии графа А. Воронцова и графа В. Кочубея[176]176
  Архив, ib., с. 1200–1207. Напомним, что этот гр. Воронцов был человек старого поколения, но во многом разделявший мнения неофициального комитета, а Кочубей – один из главнейших выразителей того освободительного течения, которое заставило Россию забыть о превратностях предыдущего царствования.


[Закрыть] (являвшихся выразителями мнений неофициального комитета). Если колебания императора Александра были лишь колебаниями щепетильного человека, то здесь мы видим целый ряд как общих соображений, так и специальных доказательств.

Прежде всего докладчики напоминают Императору основной принцип его политики: заботиться не о распространении пределов и без того слишком обширного государства, а о его внутреннем благоустройстве. Этого принципиального соображения было бы достаточно, чтобы отвергнуть самую мысль «присвоить Грузию», но существуют еще и многие другие доводы против этого.

Какова была политика Екатерины II по отношению к Грузии? Со времени присоединения Крыма и гарантий Ясского трактата кавказская граница могла считаться обеспеченной, и Императрица никогда не имела в мыслях присоединять Грузию, а если она приняла ее под свое покровительство, то это в интересах своего влиянияв этой части Азии, в интересах престижа России как покровительницы христиан, наконец, чтобы там не утвердилась Порта.

Император Павел сначала относился довольно безразлично к Грузии и с трудом согласился подкрепить ее двумя батальонами ввиду угроз Персии. Но затем образ мыслей его изменился, и он решился присоединить Грузию к России, «вследствие, как кажется, разных неосновательных сведений и происков, увеличивших до крайности важность приобретения сего».

Если сопоставить мотивы императора Павла и соображения Государственного совета, высказанные уже при имп. Александре в пользу удержания Грузии под скипетром России, то окажется, что присоединение Грузии мотивируется, во-первых, докладом Коллегии иностранных дел имп. Павлу, получившим «апробацию», в котором среди других неправильностей утверждается, будто в Грузии населения до 800 000 чел., между тем как ген. Кнорринг не ручается и за 160 000; во-вторых, якобы общим желанием народа, но каким образом мог изъявить такое единодушие народ, рассеянный по деревням, и дворянство, разделенное на партии? И неужели можно поверить, что царевичи, имеющие права на престол, так просто их уступят?

Эти два пункта относятся еще к манифесту имп. Павла. Затем следует три мотива, выставленных преимущественно Государственным советом. В-третьих – богатство рудников в Грузии; в-четвертых, удобство к «обузданию» горских народов; в-пятых, опасность, что по очищении Грузии она отдастся Порте и тогда произойдет важный ущерб для России.

Но Совет желает присоединение Грузии связать с возрождением старых замыслов насчет Персии! Что такое прикаспийские берега, это Россия знает по горькому опыту Петровского похода в Персию, обошедшемуся нам так дорого, когда множество солдат «находили гроб свой» в тамошнем климате[177]177
  Один этот довод показывает, что говорят люди новой школы. Это не потемкинские и не зубовские речи.


[Закрыть]. Недаром имп. Анна Иоанновна вернула Персии все завоевания своего дяди. Говорит о торговле с Персией и даже Индией. Но разве не ясно, разве не признано наилучшими политиками, что всякое молодое государство должно заботиться о своей туземной промышленности, а не о рискованных отдаленных спекуляциях? Жалкое и все ухудшающееся положение астраханской торговли достаточно подтверждает это. Наконец, где эти купцы и где эти капиталы? Их нет.

Таким образом, оставляя в стороне эти фантастические планы, имевшие приверженцев в лице Зубовых, докладчики приступают к политической оценке присоединения Грузии помимо Персии и Индии. Необходимо рассмотреть выгоды и невыгоды этого приобретения.

Даже при поверхностном знакомстве с грузинскими делами каждому очевидно, что охранение Грузии, если она войдет в состав русской территории, будет стоить нам несравненно дороже, чем если она будет лишь под нашим покровительством. Потому что в первом случае внимание Персии и Турции привлечено будет в гораздо большей степени.

Ссылаются на богатство рудников. Но, во-первых, «подобные спекуляции приличнее купеческой компании, нежели большому государству»; во-вторых, предполагаемый доход так ничтожен (30 000 р. в год!), что лучше предоставить дело частной предприимчивости; наконец, ведь рудники уступают нам и так, значит, можно их оборудовать, не касаясь самостоятельности Грузии[178]178
  Кочубей основательно опровергал преувеличенные представления Госуд. совета о богатстве и доходах Грузии. Какое богатство могло быть в стране без населения, впусте лежащей! Вообще как это ни странно, но разбираемый доклад изобличает больше знания, чем рассуждения Зубовых, считавшихся специалистами по вопросу. В частности, богатые руды существовали, кажется, более в представлениях гр. Мусина-Пушкина, чем в действительности.


[Закрыть].

Остаются соображения о безопасности границ. Но об этом можно бы было говорить только в случае полного разорения Грузии, а если оставить ее на прежнем положении и подкрепить небольшим числом войск, то жаловаться на необеспеченность границ нельзя будет.

Такова политическая аргументация авторов доклада. Они оценивали присоединение Грузии с точки зрения государственных интересов России и отнеслись отрицательно к этому присоединению[179]179
  Также отрицательно относился к соображениям Мусина-Пушкина и подвергает их солидной критике автор «Рассуждения о пользах и невыгодах приобретения Грузии, Имеретии и Одиши (Мингрелии)».


[Закрыть]. Что же касается точки зрения права, то они, конечно, отлично знают, что ни о каком праве здесь не может быть и речи[180]180
  Гр. Кочубей близко знал ход дела о Грузии, так как ему в качестве вице-канцлера приходилось скреплять относящиеся сюда бумаги при императоре Павле


[Закрыть]. Они прямо говорят, что достоинство Его Величества требует отвержение всякой меры, несправедливость заключающей; и не только это, но и интересы государственные (России) требуют оставить Грузию на том положении, какое создано было при императрице Екатерине.

Однако докладчики не ограничиваются критикой присоединения Грузии с точки зрения политических нужд и задач России. Они не забывали, что вопреки всему этому, вопреки праву и интересам России «были учинены разные распоряжения». Необходимо распутать фактическое положение, созданное не подавленными еще притязаниями царевичей и колеблющейся русской властью. Поэтому предлагаются способы «основать как спокойствие в Грузии, так и систему для ее будущего состояния».

Во-первых, необходимо избрать на царство одного из царевичей, следуя ли порядку наследства или же соображая его личные свойства. Но затем, утвердивши его на престоле, удалить, если это понадобится, в Россию других претендентов, пока все успокоится и войдет в колею.

Во-вторых, для поддержания нами поставленного царя оставить в Грузии небольшое количество войска и вообще взять за правило, что несколько батальонов с артиллерией всегда там должны быть «на продовольствии земли».

В-третьих, привести население к присяге на подданство и объявить Высочайшим манифестом, что Государь Император оставляет по-прежнему царство Грузинское в вассальстве России и не перестанет всегда и всеми мерами защищать и покровительствовать Грузии.

Правда, возражают, что если не удержать Грузию под скипетром России, то царство это подвергнется мщению от Турции и Персии. Но это не основательно. Слабость Турции и неповиновение смежных с Грузией пашей – гарантия того, что Порту нечего бояться. А что до Персии, то всем известно, что даже Ага-Магомед-хан не осмелился бы вторгнуться в Грузию, если бы заблаговременно было послано на помощь ей хоть малое количество наших войск.

В-четвертых, необходимо для приведения в действие всех этих планов отправить в Грузию военным начальником человека беспристрастного, а кроме того, назначить по-прежнему министра при царе. Наконец, в-пятых, чтобы устроить судьбу царевичей, необходимо при возвращении кому-нибудь из них царства выговорить для других определенное положение. Присутствие русского главнокомандующего и министра обеспечит их от всякой опасности, но на обязанности русских властей будет лежать, между прочим, и противодействие проискам царевичей против царя, поставленного Россией[181]181
  Словом, докладчики желали возвращения к режиму 1783–1800 гг., но требовали исполнения трактата bona fide. В разбираемом документе видно стремление согласовать интересы Империи с желаниями и правом Грузии. Он является как бы ответом на давнишние искания грузин. «Просительные пункты», конечно, гораздо больше урезывают автономию Грузии, но они явились именно потому, что трактат исполнялся не так, как могли того ожидать грузины и как позже этого желали авторы доклада.


[Закрыть].

6

Государь передал вопрос о Грузии на обсуждение неофициального комитета еще по получении первых донесений от генерала Кнорринга из Тифлиса[182]182
  Государственный совет. 1801–1901. Составлено в Государственной канцелярии, с. 10–11. Членами знаменитого «неофициального комитета» были Строганов, Кочубей, Новосильцев и Чарторыский. Собственно, Государь поручил рассмотреть вопрос о Грузии Воронцову и Кочубею, которыми и составлен изложенный выше доклад 24 июля.


[Закрыть]. Неофициальный комитет в противоположность Государственному совету пришел к убеждению, что присоединение Грузии и не выгодно России, и не основано ни на каком праве. Разобранный доклад графов Воронцова и Кочубея является именно формулировкой мнений неофициального комитета.

8 августа 1801 г. произошло решительное заседание Государственного совета относительно участи Грузии.

С каждым днем неопределенного, выжидательного состояния возрастала анархия в стране, и чем дальше, тем меньше можно было говорить о царстве Грузинском как о чем-то, еще не окончательно упраздненном даже при благоприятном для самостоятельности Грузии решении вопроса, пришлось бы теперь реставрироватьприсоединенную уже Грузию. Это, конечно, увеличивало шансы сторонников присоединения, так как всякий совершившийся факт внушает к себе суеверное уважение и перед ним обыкновенно преклоняются.

В заседании Совета 8 августа 1801 г.[183]183
  Архив, ib., с. 1196–1200.


[Закрыть] выслушаны донесение генерала Кнорринга о состоянии Грузии, в каком он ее нашел, когда ездил туда по Высочайшему повелению «для осмотра», а также вышеизложенный доклад действ. тайн. сов. графа Воронцова и вице-канцлера гр. Кочубея.

Не надо ни на минуту сомневаться: заседание это имело огромное историческое значение не потому только, что здесь окончательно решена судьба Грузии, но еще больше потому, что здесь столкнулись два мировоззрения, две политические концепции, различие которых можно наблюдать во всех крупных политических обществах. Какая из этих концепций восторжествует в данный момент в России, от этого зависело многое в грядущих судьбах Азии и Европы. Против империализма екатерининских орлов, не щадивших ни денег, ни людей для достижения порой необходимых, порой только величественных политических замыслов, здесь выступает столь характерное для первого десятилетия царствования императора Александра культурно-гражданственное направление.

Тогда как сторонники присоединения Грузии прямо ставят в связь с ее присоединением дальнейшее распространительное движение на Восток, противники присоединения относятся отрицательно к замыслам на Переднюю Азию; ссылаясь на политическую экономию, они говорят, что такие страны, как Россия, не богатеют от заморских спекуляций; персидские походы напоминают им не о не добытых лаврах, а о массе жертв, походами этими поглощенных; ссылаясь на общие политические принципы императора Александра, они указывают, что присоединение Грузии свидетельствует о таком течении, которое не вяжется с задачами культурного обновления России.

При других условиях, при большей живости общественного мнения, при наличности прессы и гласности вопросы эти должны бы были повести к грандиозным политическим дебатам. В России, конечно, этого не было, но важность события от этого не изменяется, разногласие в Государственном совете остается фактом многозначительным и крайне знаменательным.

7

Донесение генерала Кнорринга окончательно убедило Совет в необходимости и неизбежности инкорпорации Грузии.

К соображениям о пользе, высказанным Советом в предыдущих рассуждениях, присоединяется еще один своеобразный довод. В интересах достоинстваРоссии необходимо не отступать от сделанного уже приобретения, известного не только сопредельным Грузии странам, но уже и всей Азии, и всей Европе.

Совет обращает особенное внимание на общую радость населения, проявленную при въезде Кнорринга в Тифлис. Он полагает, что если среди членов царской семьи и среди вельмож найдутся некоторые, которые посмотрят с недовольством на подчинение Грузии российскому скипетру, то неужели можно уважить ропот этого меньшинства и отдать «многочисленнейшую и лучшую часть на жертву мщения и алчности нескольких злонамеренных людей, изнурявших доселе бедный край».

Затем Совет указывает, что, благодаря двум претендующим на корону царевичам, возникает неразрешимое противоречие; права Юлона установлены завещанием царя Ираклия; права Давида – духовной царя Георгия. Правда, Георгий, назначением Давида в наследники, поступил вопреки воле Ираклия, но Давид получил Высочайшее утверждение как наследник. Итак, назначение Давида царем противоречило бы завещанию Ираклия и желаниям грузин, а назначение Колона – Высочайшему утверждению.

Наконец, повторяются соображения об удобствах к «обузданию хищных горских народов» и необходимости предупредить турок и персиян, которые неминуемо захватят Грузию.

Все это нимало не убедило авторов доклада. Граф Воронцов объявил, что остается при своем мнении, что не видит никаких оснований переменить его.

Точно также вице-канцлер Кочубей в заключительном слове повторил сказанное в докладе о невозможности для России распространять свои границы, которые и так изнурительно защищать, затем он подчеркнул несправедливость присоединения Грузии с точки зрения начал наследственной монархии, а в Грузии цари правят именно наследственно, а не по избранию; раз представители династии не только не отрекаются от своих прав, но даже настаивают на них[184]184
  В какой фазис вступили отношения России к старой грузинской династии, можно видеть из следующего диалога между гр. Мусиным-Пушкиным и царевичем Вахтангом. На вопрос, не жалеет ли царевич и мать его о грузинской короне, из дому Багратионов вышедшей, он подумал и отвечал решительным голосом: «Не могу! Жалеем, и сильно жалеем! Заслуживали бы мы почтены быть безумными, если бы таковое сожаление не существовало». «Не того ли же заслуживаете, представил ему граф, если не делаете расчету, что всеми покушениями дома вашего и вооружениями скитающихся хищников и расслабленных войск азиатских (намек на лезгин и персиян), не можете противустоять могуществу Российской империи и войскам, от которых неоднократно трепетала вся Европа?» Из письма гр. Мусина-Пушкина к Д.П. Трощинскому. Акты. Т. I, с. 395, № 502.


[Закрыть], то присоединение Грузии было бы «насильство, их наследному праву над Грузией учиненное». Поэтому граф полагает сохранить Грузию на положении вассальном, как было при Екатерине II; задачи покровительства и интересы России будут обеспечены войсками и полномочным от Высочайшего двора, который будет иметь попечение и о мире и тишине среди членов царской фамилии.

Но ни политические доводы, ни указания на неприкосновенность династических прав не поколебали давно сложившегося решения сильных людей. Большинство Совета решило утвердительно вопрос о присоединени Грузии, а Императору было угодно дать свою высокую санкцию мнению Государственного совета[185]185
  Еще после заседания 8 августа, уже вне стен Государственного совета, продолжалась борьба мнений по вопросу о присоединении Грузии. Государь все еще колебался. 12 августа он получил по этому предмету записку от гр. Валериана Зубова и послал ее Новосильцеву для рассмотрения вместе со Строгановым. На следующий день, 13 августа, все заседание неофициального комитета прошло в прениях по вопросу о присоединении Грузии. Члены комитета оставались при прежнем мнении, но Государь постепенно склонился к решимости присоединить Грузию. См. извлечение из «заседаний неофициального комитета» в приложениях к I тому «Истории царств, имп. Александра I» Богдановича, с. 47.


[Закрыть].

VI

Пока вопрос о Грузии обсуждался в Государственном совете, грузинские уполномоченные до последней минуты старались добиться того, чтобы добровольное по существу присоединение Грузии было и по форме действительно таким. В апреле 1801 г. подана была пространная нота[186]186
  Нота эта, содержащая 20 пунктов, приведена целиком в соч. Платона Иосселиани «Жизнь царя Георгия ХIII» (на груз. яз.), 2-е изд., с. 118–140, а также у проф. Цагарели. Т. II. Грузинские тексты, № 181.


[Закрыть], в которой они утверждали, что все сословия Грузии имеют твердое желание вступить в подданство Империи, непосредственно под ее законы; они просили императора Александра – и этого желали особенно настойчиво, – чтобы совершившееся уже принятие в подданство утвердить торжественным обоюдным актом[187]187
  Этим актом император обещал бы за себя и за преемников своих, что отеческое попечение их не отнимется от грузин, добровольно вступивших в подданство, что им буду даны те же права и преимущества, какими пользуются старые подданные Е.И.В.; что царство и его пределы будут защищены от вторжений и пр. (ib., с. 119). Прил. J.


[Закрыть]. Они по-прежнему ходатайствовали, чтобы кто-нибудь из царевичей был царем в Грузии[188]188
  Этим разрешалось затруднение, которое так подчеркивал Госуд. совет, соперничество двух претендентов. В конце концов призрак междоусобия был преувеличен; царевич, поддержанный русским правительством, был бы признан всей Грузией. В этом нет никакого сомнения.


[Закрыть], т. е. назывался бы там царем, а в России именовался бы императорским наместником; управлял бы совместно с российским вельможей, который имел бы второе после царя место; точно также и в учреждениях быть первым грузинам, вторым – русским чиновникам (п. 2-й).

Вообще же они желали, чтобы все мероприятия касательно устроения Грузии принимались бы с их совета и согласия, как представителей добровольно присоединяющегося грузинского народа.

Но как обсуждение вопроса о Грузии в Совете, так и выработка организационных актов (по устройству управления в Грузии) происходила помимо всякого их участия[189]189
  Бутков. Материалы. Т. II, с. 473 и 485.


[Закрыть].

В конце 1801 г. все трое грузинских уполномоченных удостоились представления Государю Императору, «но отнюдь не на аудиенции и не в качестве посольском, ибо предмет их дипломатического звания давно уже миновал, а партикулярно, как дворяне при отъезде из столицы в свою землю», полагал тот же Государственный совет в заседании 9 декабря 1801 г.[190]190
  Архив, I, ib., с. 1210.


[Закрыть]

Вопрос был решен или, вернее, не перерешен: Грузия осталась присоединенной, как была присоединена императором Павлом. Только окончательно прекратилась неизвестность, в которой томилось население, и если не ясно еще было, что будет, то было видно, чего не будет.

Время от первого до второго манифеста представляет лишь заминку в осуществлении того, что постановлено было 18 января 1801 г.

VII

Но в течение нескольких месяцев столько было волнений, ожиданий; крупинки истины так легко вырастали в фантастические лавины; сплетались без конца нити интриг, и уныние перед утратой привычного ощущалось многими; обстоятельства делали необходимым новое обнародование Высочайшей воли. Это и было исполнено достопамятным манифестом 12 сентября 1801 г., данным Александром в Москве накануне коронования, имевшего место 15 сентября. Этот прекрасный памятник официального красноречия принадлежит перу кн. Платона Зубова.

Спустя семь месяцев, 12 апреля 1802 г. манифест этот обнародован в Тифлисе. Он прочитан в Сионском соборе, а затем приведены к присяге царевичи, католикос, наконец, сословия Карталинии и Кахетии дали клятву в верности новому порядку.

Договорное отношение, определявшееся началами трактата 1783 г., уступило место оккупации, которая сопровождалась упразднением царской власти, носительницы политического бытия Грузии, затем оккупация эта заменилась распространением русского государственного порядка на страну, т. е. инкорпорацией. Такова схема присоединения Грузии к России.

Так была решена судьба одного из древнейших престолов христианского мира и произнесен суровый приговор истории над последними, жалкими обломками некогда сильной монархии и народа, украсившего свою родину и многие места православного Востока забытыми теперь памятниками своего благочестия и христолюбия.

Но ни христолюбие, ни монастыри, ни несравненная воинственность не могли помочь этому народу выпутаться из чащи отсталости и бедствий, в которой он блуждал.

Для того чтобы дать этим странам самые первые условия гражданственности – сколько-нибудь обеспеченный порядок и замиренность, – требовались такие ресурсы, такие средства, которых туземная жизнь не имела.

Кто мог дать эти условия, тот приносил этим пользу не только стране, но и себе, так как лишь этим путем власть пускает корни в чуждую почву.

И если самые необходимые требования гражданской жизни осуществлены, то бледнеют и теряют важность шероховатости сближения Грузии с Империей. В шероховатостях этих никто не виновен; мы имеем здесь дело со стихийным различием государственных складов, которое рано или поздно должно было сказаться.

Наконец, раны эти давно закрылись под целительным бальзамом времени.

Прекрасная традиция «добровольного» присоединения Грузии вытекла не из фактов всецело, а из позднейших настроений и из общего смысла события. Традиция эта правильна в том смысле, что Грузия веками искала сближения с Россией и желала тесной политической связи с Империей. Но условия самого присоединения не вполне соответствуют этой традиции.