Текст книги "Что нового, киска?"

ГЛАВА 19

В Брайтоне яблоку негде было упасть. Это были Пасхальные суббота и воскресенье, и, несмотря на пронизывающий ветер, берег оказался битком забит отважными бриттами, решившими, что никакие трудности не испортят им ежегодную поездку на побережье. Пенсионеры расположились в шезлонгах у самой воды: этакий батальон в капюшонах и теплых шапочках. Семьи облюбовали защищенные от ветра уголки. Мамочка с химией на голове подкармливала ветчиной и сыром своих толстушек-дочерей, которые слушали музыку через наушники плееров и занудно жаловались на холод и скуку. Папаши с толстыми от пива животами читали «Сан», одним глазом разглядывая полуобнаженных моделей на третьей странице, а другим наблюдая за детьми, окунавшими в воду покрасневшие от холода ступни ног. Дилайла увидела компанию детей, тщетно пытавшихся выстроить из камней, песка и ила замок. «Интересно, – подумала она, – есть ли среди них та девчушка из «Датсуна»?»

– Отец привозил меня сюда на выходные. Он покупал мне мороженое и воздушную кукурузу и рассказывал истории про пиратов и кораблекрушения. – Сэм взял пластиковую ложечку со стойки и пытался разломать ею кусочек сахара в своей чашке. – И я верил ему до тех пор, пока в десять лет не понял, что мы говорили о Брайтон-Бич, а не о Корнуолле.

– Твои родители по-прежнему вместе? – Дилайла сделала большой глоток кофе и обожгла язык.

– Нет, папа сбежал со своей секретаршей. Типичный случай: стареющий мужчина втрескался в двадцатипятилетнюю блондинку. Было бы смешно, если бы не было так грустно.

– Прости, что лезу не в свое дело.

– Ничего, это было больше десяти лет назад. Мне уже все равно.

– Ты с ним видишься?

– Нет. Мы так и не поладили. Одно время я ненавидел его за то, что он нас бросил, и за то, что он сделал с мамой, но в глубине души я был даже доволен. Не знаю, как объяснить. – Сэм уселся за один из складных зеленых столиков. – Все это довольно тяжело.

– Не бери в голову, – отозвалась Дилайла, расставляя бутылочки на пластиковой скатерти. Красная – с кетчупом, коричневая и желтая – с соусами. Думая о своем, она стала привычно счищать засохшую горчицу с краев баночки. – Твоя мама и сейчас живет в том же доме? – Поняв, что она делает, Дилайла остановилась. Отвратительная привычка.

– Нет. Отец потерял его вместе с бизнесом. Бросив маму, он уехал с Джеки в Испанию, потому что обанкротился. Мама лишилась и дома, и земли. Он не оставил ей вообще ничего. После двадцати лет брака она лишилась всего. – Он яростно смял в руке пластиковый стакан. – А твои родители? Они живут в Брэдфорде?

– Отец – да. Со второй женой.

– А мама?

Дилайла помолчала, потом ответила:

– Она умерла.

Сэм был потрясен.

– Твоя мать умерла?

Дилайла кивнула, не поднимая глаз:

– Во вторник, тринадцатого сентября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, в два часа сорок пять минут. Она обычно работала до пяти, но тогда освободилась пораньше, чтобы подготовиться к приходу гостей. Мне в тот день исполнилось девять лет. Если бы она ушла с работы как в обычный день, она была бы жива.

– А что случилось? – очень тихо спросил Сэм.

– Водитель грузовика выпил слишком много пива. Он резко свернул за угол и въехал на тротуар. И не успел затормозить. Мама шла по тротуару. Она не могла выжить. Она весила пятьдесят четыре килограмма, а на нее наехало две тонны. Не очень-то честное состязание.

Сэм взял ее руки в свои. Его ладони были теплыми, а пальцы Дилайлы – ледяными.

– Извини меня, Дилайла. Ну скажи хоть что-нибудь. Господи, тебе, наверно, кажется, что история с моим отцом – сущий пустяк.

– Вовсе нет. Я знаю, что такое потерять кого-нибудь из родителей, и неважно, умер он или ушел. Чувствуешь себя одиноким и покинутым. – Дилайла успокаивающе сжала его руку.

– Ты поэтому так расстроилась по дороге?

– Да. Это из-за песни. Мама ее очень любила. Ее передали по радио в тот день, когда я родилась. Отсюда и мое имя, – печально улыбнулась Дилайла и перевела взгляд на воду. – Они с отцом расстались, когда я была совсем маленькая. Потом я подросла, слушала записи Тома Джонса и воображала, что это мой папа. – Она замолчала, смутившись и теребя манжет куртки. – Детские фантазии, сам знаешь.

Словно намекая, что пора переменить тему разговора, Фэтцо протяжно заскулил – унюхал аромат хот-догов за соседним столиком.

– По-моему, вечно голодный Фэтцо хочет есть.

Сэм улыбнулся:

– Поехали, покормим его у мамы. У нее наверняка что-нибудь найдется. Ты же знаешь, что такое мама, – сказал он и осекся. На этот раз он сам затронул больную тему.

– Не обращай внимания. И не нужно меня щадить. – Дилайла взяла Фэтцо на поводок и быстро пошла вдоль берега. – Ну идем же, что ты еле плетешься?

– Но ты не знаешь, куда идти! – Сэм покачал головой, наблюдая за почти бегущей Дилайлой, лавирующей между велосипедами и шезлонгами. Да, поспевать за ней нелегко.

– Мам, это Дилайла.

Радостно вскрикнув, мама Сэма вытерла руки о фартук и обняла Дилайлу так крепко, словно та была ее давней подругой, с которой она давно не виделась. Девушка стояла неподвижно, словно окаменев, и вдыхала запах ландыша и жидкости «Ленор». Она растерялась. В Йоркшире не принято заключать незнакомых людей в объятия. Выражения чувств распространялись только на детей, возлюбленных и бабушек. Обнимешь кого-нибудь еще – окружающие подумают, что ты не в себе.

– Как хорошо, что ты приехала, моя дорогая, – затараторила мама с сильным западным акцентом. – Я ждала вас попозже, обед еще не готов, и я похожа на черта. – Молниеносным движением она откинула со лба черную кудрявую челку, оставив на волосах белую полоску пшеничной муки. И стала похожа на барсучиху. Пухлую розовощекую барсучиху полутораметрового роста и в пекарском фартуке.

Дилайла посмотрела на Сэма. Тот улыбался, удивленно и счастливо качая головой.

– А ты, Сэм, просто чудовище. Совсем не приезжаешь ко мне, своей бедной матери, – квохтала мама, подставляя ему щеку, которую Сэм послушно чмокнул.

– Знаю, знаю. Я очень занят в кафе.

– Ох уж это мне кафе, – вздохнула мама и принялась чистить целую гору брюссельской капусты. – Тебе нужно работать в офисе, а не в этом кошмарном кафе. – Ее нож очень опасно мелькал в воздухе, и на пол падали груды капустных листьев. – Он говорил тебе, что он юрист? – обратилась она к Дилайле. – Извини, милочка, я позабыла твое имя.

– Дилайла.

– Ах да, Дилайла. Ты знаешь, что мой сынок мог бы стать лучшим юристом в нашем городе?

– Мама! – простонал Сэм. – Я потратил два года и не дослужился даже до стряпчего.

– Нет, это ужасно, – стояла на своем мать Сэма, продолжая яростно отрезать крошечные кочешки.

– А что плохого в том, чтобы быть шеф-поваром? Вот ты же, мам, любишь готовить.

– Шеф-повар – прекрасная профессия. Но к тебе это отношения не имеет. Ты делаешь сандвичи и жаришь яичницы. Это не кулинария.

– Сейчас – да. Но все может измениться.

До крайности возмущенная, мама шлепнула его по руке посудным полотенцем.

– Ты опять кусочничаешь! Прекрати.

Сэм засмеялся, оставил фасоль в покое и заключил маму в объятия.

– Что бы я без тебя делал, мам? – Он наклонился и положил голову ей на плечо.

– Ума не приложу! – Мама высвободилась, натянула на пухлые руки рукавицы-хваталки и полезла в духовку проверять, готова ли картошка.

Кухня вспотела, как штангист. От кастрюль с мелко нарезанной морковью и стручковой фасолью запотели окна, напомнив Дилайле парную в спортивном комплексе, только на этот раз пахло не эвкалиптовым маслом, а луковой подливой. Мама Сэма была вся в поту от жара плиты и кипевшей брюссельской капусты. Дилайла предложила помочь, но предложение было категорически отвергнуто. – Не волнуйся, дорогая, я за всем слежу, – пропыхтела мама, суетясь у плиты, помешивая двумя руками сразу в двух кастрюлях и отдавая Сэму распоряжения по сервировке стола: – Нет, не эти тарелки. У нас же гости. Достань бабушкин китайский сервиз.

Ее теннисные туфли топотали по линолеуму, когда она сновала между плитой и столом, выставляя на белую скатерть все новые и новые блюда.

Дилайла завороженно наблюдала за ней. Неужели ее мама с годами стала бы такой же уютной и домовитой? Обнимала бы ее, готовила соус с помидорами, превратилась бы в пятидесятилетнюю женщину? Трудно даже представить себе. Ее мама навсегда осталась худенькой двадцативосьмилетней женщиной, у которой всегда подгорали рыбные палочки, которая носила блузки с гофрированными воротниками, как у принцессы Дианы, и пила «Чинзано» и лимонад, когда по субботам ходила на танцы.

– Порежь, пожалуйста, Сэмюэль, у тебя это так красиво получается! – Мама вручила Сэму большой нож-пилу, глаза ее светились гордостью. Она стояла, уперев руки в бока, и смотрела, как сын отрезает аккуратные ломтики жареной говядины. Дилайла наблюдала за ними и завидовала. Сэму так повезло с мамой! Она из тех мам, которые переживают, если сынок плохо кушает, и покупают ему всякие вкусности. Такие мамы всегда рядом, что бы сын ни делал и что бы с ним ни случилось. Дилайла подумала о своей мачехе Сандре, которая детей терпеть не может.

– Вот! Разве это не восхитительно? – воскликнула мать Сэма, размахивая перед носом Дилайлы тарелкой с мясом. – Разве Сэм не лучший на свете резальщик мяса?

– Мам, ты вгоняешь меня в краску, – буркнул Сэм. Может, не стоило знакомить Дилайлу с мамой? – По-моему, Дилайле неинтересно слушать о моих кулинарных талантах.

– А по-моему, ей очень даже интересно, – шумно возмутилась мама. – Правда, Дилайла?

Миссис Годфри просто светилась гордостью за своего сына. Она принялась выкладывать на блюдо горы измельченной моркови.

Даже если бы Дилайла не была с ней согласна, она бы не рискнула сказать об этом.

– Здесь все выглядит потрясающе, – сказала она и одарила мать Сэма улыбкой, достойной ученицы воскресной школы, пока та накладывала ей луковую подливу. – Особенно говядина, которая так красиво нарезана.

Она подмигнула Сэму, тот состроил гримасу, но тут же сделал серьезное лицо, как только мать, громко пыхтя, уселась на стул рядом с ним. Он покровительственно обнял ее за плечи.

– Все просто сказочно, – сказал он, поднимая бокал с вином. – Спасибо, мамочка.

– Спасибо, миссис Годфри, – поблагодарила Дилайла и весело чокнулась с хозяйкой.

– Зови меня просто Глэдис, – отозвалась та, потягивая вино и становясь такой же румяной, как ее исключительный ростбиф.

ГЛАВА 20

Глэдис дремала в кресле, свесив голову и приоткрыв рот. Она спала уже больше часа, с тех пор, как покончила с большой порцией горячего и внушительных размеров рассыпчатым пирожным. Так ее организм восстанавливал силы, затраченные на тяжелую работу по перевариванию пищи. Дилайла хмыкнула и занялась мытьем посуды.

– Твоя мама отдала столько сил приготовлению этого чудного обеда, что вряд ли проснется раньше рассвета.

Дилайла наконец оттерла огромную сковородку, с трудом справившись с пригоревшей картошкой, ополоснула сковороду под краном и передала Сэму.

– Я знаю, но она любит эту суету. И всегда ее устраивает, – ответил Сэм, ставя сковороду в сушилку. – Мне кажется, это главное, чего она лишилась, когда ушел отец. Я тогда учился в университете, и ей не для кого было хлопотать.

– Тебе нравилось учиться? – Дилайла предпочла образованию возможность уйти с Ленни, чтобы не жить с мачехой, и ее представление об университете сводилось к регате между командами Оксфорда и Кембриджа, которую показывали в новостях, и впечатлениям от фильма «Огненная колесница»: множество бледных и умных студентов в джемперах и приспущенных вельветовых штанах обсуждают вопросы политики и философии и изо всех сил стараются потерять невинность.

– Не очень. Люди там симпатичные, но я терпеть не мог юриспруденцию. Я мечтал стать поваром, но отец настаивал на том, чтобы я пошел по его стопам.

– Твой отец юрист?

– Да, адвокат по бракоразводным процессам. И вот что из этого вышло.

– А что было дальше?

– Когда отец ушел, я разозлился и решил, что теперь буду делать, что хочу. Все бросил и поступил в ресторанный колледж.

– А мама?

– Она делает вид, что переживает, но я знаю, что в глубине души она довольна. Она сама очень любит готовить. Думаю, у меня это от нее.

– Шеф-повар может зарабатывать кучи денег. Вот, например, Делия Смит и все эти парни в телевизоре.

Дилайла вспомнила, как целыми вечерами просиживала на диване, скучала и смотрела на Ленни, который только и делал, что перескакивал с канала на канал. И в конце концов всегда останавливал выбор на передачах о кулинарии, из которых следовало, что все его излюбленные блюда пришли из индийской кухни, где их подают в придорожных забегаловках на тарелках из фольги.

Сэм пожал плечами, вытирая огромную сковородку.

– Да нет, телевидение меня не привлекает. Я бы ни за что не стал участвовать в дурацкой передаче, выходящей в эфир во время ленча, и объяснять скучающим домохозяйкам, как правильно выпекать бисквит. Я хочу превратить кафе в ресторан и сам там всем заправлять.

– Что ж, это здорово, – поддержала его Дилайла, шаря по дну раковины в поисках затонувших чайных ложек. – Думаешь, у тебя получится?

– Когда-нибудь. Парень, которому принадлежит помещение, говорит, что должен быть заинтересован в продаже кафе, и просит чертову прорву денег, – вздохнул Сэм. – Он настоящий делец, но что я могу поделать? Если я хочу купить кафе, а я очень даже хочу, мне придется выкладывать наличные.

– И что ты будешь делать? – выдернув затычку, Дилайла спустила воду из раковины.

Сэм закатал рукава.

– Собираюсь вкалывать на полную катушку и копить деньги. А может, выиграю в лотерею, кто знает. Я оптимист. Что-то должно измениться, поверь мне.

Он улыбнулся и зачерпнул пригоршню чистящего порошка. Дилайла наблюдала за тем, как он надраивает зубцы вилок. Его серебряный браслет позвякивал, ударяясь о металл. Он мог этого и не говорить – она и так знала, что ему можно верить. Вивьен частенько шутила, что его номер телефона должен быть «999». Но Сэм не просто парень, который всегда помогает в трудную минуту. У него есть мечты и устремления. Он не хочет всю жизнь жарить яичницы и подавать кофе. И не будет. В один прекрасный день кафе превратится в ресторан, и он станет знаменитым шеф-поваром, будет изобретать восхитительные блюда для тех, кто способен их оценить. Он добьется этого так или иначе. В этом Дилайла не сомневалась.

Сэм принялся азартно начищать краны. Футболка вылезла из джинсов, и Дилайла увидела полоску загорелой кожи. У Сэма отличная фигура, он худощав, но вынослив, как бегун на длинные дистанции. Взгляд Дилайлы скользнул ниже – по ягодицам в мешковатых джинсах к длинным, чуть согнутым сейчас ногам. Дилайла посмотрела на его ступни. Опять эти дурацкие сандалии. На них Дилайла задержала взгляд. Странно – сегодня они не казались ей нелепыми. Они ей даже понравились.

Глэдис захрапела так громко, что проснулась.

– Боже правый, я, должно быть, предалась послеобеденной дреме. – Она взбила примятые кудри и с трудом поднялась с кресла. – Ну что, мои дорогие, остаетесь ночевать? Я уже приготовила для вас комнату, – спросила она с надеждой в голосе.

Сэм взглянул на Дилайлу и вдруг смутился.

– Спасибо, мама, но мы просто друзья.

Глэдис захихикала, ее грудь вздымалась и опадала.

– Господи, я же не знала! Ты раньше никогда не приводил ко мне юных особ!

Дилайла попыталась сгладить ситуацию.

– Мы все равно собирались вернуться сегодня же. – Она взглянула на Сэма: – Ведь так?

Сэм кивнул. Он не хотел, чтобы Дилайла подумала, будто он подготовил этот хитроумный план. И дело не в том, что он бы не возражал против такого плана.

– Да, мне необходимо вернуться, чтобы открыть вовремя кафе.

– Но сегодня же праздник! – запротестовала расстроившаяся миссис Годфри.

– Мы работаем и в праздники. – Сэм наклонился и нежно поцеловал мать в лоб. – Постараюсь снова приехать через пару недель.

Глэдис вздохнула так, словно видела сына в последний раз в жизни.

– И тебе не жалко оставлять меня в одиночестве?

– Не-а, – ухмыльнулся Сэм.

Держа Фэтцо за ошейник, он ждал, когда Дилайла попрощается. Он ждал. А Глэдис никуда не спешила. Она щебетала и ворковала, вцепившись в Дилайлу мертвой хваткой и покрывая ее лицо горячими поцелуями, оставляя пятна розовой, как морозный румянец, помады. Через пять минут Сэм решил, что хорошенького понемножку, и спас Дилайлу, решительно вытащив ее на крыльцо. Смеясь в два голоса, они сели в машину. Дилайла повернула ключ зажигания. Ни звука. Она повернула ключ еще раз. Тишина. Дилайла растерялась. Машина у нее была уже давно и никогда еще не подводила Дилайлу.

– Черт! – крикнула она в сердцах и стукнула кулаком по рулю. Взревел клаксон.

– Не волнуйся, я сейчас посмотрю, в чем дело, – сказал Сэм, выбираясь из машины. – Может, мама отключила зажигание, чтобы мы остались?

Он улыбнулся, обогнул машину и поднял крышку капота. Дилайла повернула зеркало заднего вида, чтобы видеть, что делает Сэм. Это было без толку: она не увидела ничего, кроме Глэдис, которая тут же возникла на крыльце и счастливо улыбалась, как удачливый соперник, который не в силах скрыть свою радость от того, как повернулись события.

Решили подождать до утра и позвонить в аварийную службу. Отчасти потому, что Дилайла с ужасом вспомнила, что не уплатила очередной взнос, а еще потому, что Глэдис настаивала на необходимости поставить чайник и устроить «славный перекус». После двух чашек чая, такого крепкого, что с зубов запросто могла сойти эмаль, и половины упаковки бисквитов Сэм спросил Дилайлу, не хочет ли она подышать свежим воздухом, и предложил прогуляться по пляжу. При слове «прогуляться» у Фэтцо приподнялись уши, а хвост радостно завилял. Едва сдерживая восторг, пес умоляюще взирал на Дилайлу. Хозяйка вняла собачьей мольбе и сказала, что это отличная мысль. Она надела куртку, взяла Фэтцо на поводок и вышла вслед за Сэмом в холодный апрельский вечер.

Они спустились по бетонным ступеням на засыпанный галькой пляж. Вечерело, и берег выглядел безлюдным, если не считать двух подростков, которые сидели на какой-то шкуре, курили одну сигарету на двоих и пили сидр из пластиковых бутылок. Дилайла спустила Фэтцо с поводка, и он стрелой помчался к кромке воды. Она смотрела, как ее пес в упоении прыгает в воде, и смеялась. Сэм стоял рядом с ней, улыбался, радуясь ее смеху, и разглядывал ее лицо: когда Дилайла смеется, ее нос чуть подрагивает; нижние зубы не совсем ровные, наверное, в детстве она отказывалась носить пластину; волосы падают на плечи непослушными прядями, и ветер шевелит их. Одна прядь зацепилась за воротник ее куртки, и Сэм хотел было наклониться и высвободить ее. Но сдержал себя.

– Так почему же ты все-таки уехала из дома? – Он присел на корточки, набрал пригоршню мелких камешков и смотрел, как они высыпаются сквозь его пальцы.

Дилайла сунула руки в карманы и продолжала наблюдать за Фэтцо.

– Понимаешь, я всегда жила в Брэдфорде, с самого рождения, я не знала никакой другой жизни, и в один непрекрасный момент мне стало скучно. Захотелось перемен. Чего-нибудь новенького, волнующего… – Она подумала о Чарли. Ей не хотелось рассказывать Сэму о той встрече в больнице: история прозвучала бы неправдоподобно, и Сэм мог подумать, что она вела себя, как глупая девочка-подросток. Или что она совсем спятила.

– А чем ты занималась в Брэдфорде?

Дилайла обернулась, присела на корточки рядом с ним, подняла с земли камень, провела пальцем по его гладкой поверхности и что есть силы швырнула его в море. Камень шумно плюхнулся в воду.

– Жила с парнем по имени Ленни и работала официанткой, – ответила она, глядя на море. – Мы очень долго были вместе, но под конец все разладилось. – Она вспомнила, как голый Ленни лежал под Джун. – Мы стали чужими.

– А что случилось с твоей работой?

– Я ее бросила. Она была противная, как и любая работа официантки.

– Тогда зачем ты там работала?

– А ты как думаешь? – переспросила Дилайла. – За тем же, зачем ты работаешь в кафе, – чтобы получать деньги.

– Да, но я не собираюсь делать это вечно. Это только начало, – сказал Сэм и посмотрел на Дилайлу. Она сжала губы, приготовившись защищаться, и Сэм понял, что задел ее за живое. – Ты неправильно меня поняла, Дилайла. Я вовсе не наезжаю на тебя. Просто мне кажется, что работа официантки не для тебя. Ты достойна большего. Ты такая яркая, веселая и умная. Она годится лишь как временная, чтобы встать на ноги. Но наверняка есть что-то, чем ты хочешь заниматься, о чем мечтаешь.

Он замолчал, вдруг осознав, что почти кричит, заглушая рокот прибоя. Да и вещает он, как бездарный проповедник.

Дилайла сидела молча, сгорбившись и перебирая пальцами гальку. Сэм корил себя за длинный язык. На этот раз он действительно ее обидел и уже готов был начать извиняться, когда она вдруг заговорила, и голос ее был еле слышен за шумом прибоя:

– Была у меня одна мечта. Когда я была еще маленькая, я часами играла с банками краски, пробовала составлять разные цвета и оттенки. Мой дядя работал художником-декоратором, и в школьные каникулы я ходила к нему на работу, наблюдала за ним, поражалась тому, как он может изменить атмосферу помещения, используя разные краски. Наверно, именно тогда я и поняла, что хочу заниматься чем-то подобным, но не знала, чем именно… – Дилайла замолчала и стерла рукавом с носа капельку. – И поняла это, только когда выросла и услышала слова «дизайн интерьера». Это гораздо больше, чем просто краска и обои, больше, чем то, чему можно научиться. Словно комната вдруг становится огромной и более выразительной. Я уже добилась успехов в рисовании и черчении, а учителя помогли мне узнать, где есть такие курсы. Мечтала поступить в колледж и не сомневалась в правильности своего выбора. У меня уже была куча идей, некоторые совершенно бредовые, а некоторые простые… они касались домов, магазинов, ресторанов… – Дилайла подняла глаза на Сэма. – Звучит глупо, правда?..

– Нет, почему же.

Она пожала плечами.

– А почему ты не осуществила свою мечту? Не поступила в колледж?

– Так сложилась жизнь. Ей наплевать на наши мечты.

– Ничего подобного. Еще не поздно. Ты можешь поступить в колледж на заочное или вечернее обучение. Есть масса возможностей. Стоит только захотеть…

Дилайла не ответила. Она уставилась на свои спортивные туфли, мокрые от морских брызг. В голове у нее все смешалось. Сэм заглянул в потаенный уголок ее души и вернул к жизни те чувства и желания, которые почти умерли благодаря Ленни, работе и всему тому, чем она жила последние десять лет. Она не думала, что кто-то может отнестись серьезно к этим стремлениям и не станет, как Ленни, смеяться над ней и называть ее идиоткой. А Сэм не стал. Он вовсе не считает, что это глупости. Он и вправду верит, что Дилайла может поступить в колледж, получить профессию дизайнера, сделать карьеру. Он, как видно, не сомневался, что она может все осилить.

И Дилайла растерялась, смутилась. Она уже похоронила свои мечты, а сейчас Сэм пытается вернуть их к жизни. Уговаривает ее поверить, что мечта, забытая ею десять лет назад, может осуществиться. Так ли это? Может, он и прав. Стоп. Разве сейчас она не мечтает совсем о другом? Разве ее мечта – не Чарли, не волнующая жизнь с ним? Разве не за этим она приехала в Лондон? Разве не этого она хочет больше всего на свете?

– Я замерзла.

Разволновавшись, Дилайла и не заметила, что насквозь продрогла.

Она прижала руки ко рту и попыталась согреть пальцы горячим дыханием.

– Давай я согрею, – предложил Сэм. Он нежно взял ее за руки. Его ладони были теплыми, как хлеб из тостера. – Пойдем домой.

Дилайла кивнула и поднялась. Размяла затекшие ноги, подозвала свистом Фэтцо, который сновал вдалеке на берегу, вынюхивая крабов и выброшенные на берег пучки водорослей. Пес подбежал к ним, подставил шею, чтобы Дилайла пристегнула поводок, и они побрели к дому. Сэм снял старый жакет из овечьей шерсти, набросил на Дилайлу и обнял девушку за плечи. Впервые его забота не вызвала у нее неловкости. В их отношениях произошла неуловимая перемена. То, что он с пониманием отнесся к ее мечтам, словно сблизило их. Сэм тоже это почувствовал и, вдыхая холодный воздух, прижал Дилайлу к себе. Это было так уютно, так естественно. Они так и пошли домой, и оба молчали. Два человека шли против ветра, ступая по каменистому пустынному берегу, а рядом бежал маленький пес.

Стоило Дилайле войти в дом, как ее тут же одолела зевота. От свежего воздуха и вкусной еды она совершенно обессилела. Сэм повел себя, как истый джентльмен: сказал, что ляжет спать в гостиной, и проводил Дилайлу с Фэтцо в свободную спальню. Он встал позади девушки, и она открыла дверь комнаты, предоставив Фэтцо возможность войти первым.

– Ты точно не возражаешь против того, чтобы спать на диване? – спросила Дилайла, поправляя волосы.

Сэм отрицательно замотал головой, глядя на изящную серебряную цепочку на шее Дилайлы, не в силах оторвать взгляд от ее шеи, пульсирующей вены на виске. Конечно, он возражал против ночевки на диване. Ему хотелось спать рядом с ней, целовать ее шею и виски. Чувствовать ее хрупкое тело подле себя. Сонная и взъерошенная, она была так хороша! Сэм улыбнулся. Сейчас или никогда. Он посмотрел в глаза Дилайлы. Она тоже смотрела на него. Ждала, что он скажет.

– Ну, спокойной ночи, – пролепетал он и не поверил своим ушам. Он сказал это так, как сказал бы старенький дедушка.

В воздухе повисло напряженное молчание.

– Спасибо, и тебе тоже, – наконец ответила Дилайла, прислонившись к дверному косяку. За секунду до этого ей показалось, что Сэм скажет и сделает что-то другое. И она ждала продолжения. Но Сэм не сказал. Не смог. Дилайла вдруг почувствовала себя неловко. Там, на берегу, они стали ближе друг другу. Совсем недавно Сэм обнимал ее, а теперь она не готова даже к дружеским объятиям. Как будто обои в цветочек и ситцевые занавески вернули их к действительности, и все стало как прежде, напомнив об определенных границах в их взаимоотношениях.

Дилайла попыталась уловить выражение глаз Сэма, но абажур стоявшей в углу лампы отбрасывал тень на его лицо.

– Ну что ж, до завтра.

Ей ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Нельзя же стоять всю ночь в ожидании неизвестно чего…

– Да, до завтра…

Улыбнувшись напряженно, Сэм сунул руки в карманы, а Дилайла сделала шаг и исчезла в комнате. Дверь закрылась. Сэм стоял и смотрел на нее. О черт!

В спальне Дилайла включила висевший над кроватью голубой ночник в форме подсвечника и осмотрелась. Еще минуту назад ей казалось, что Сэм вот-вот скажет какие-то важные слова. Или сделает что-то неожиданное. Ей в какой-то момент даже показалось, что Сэм готов ее поцеловать. Дилайла положила голову на подушку и усмехнулась: это ж надо такое придумать! Ха-ха! Сэм вовсе не интересуется ею как женщиной, они просто друзья. Добрые друзья, самые лучшие друзья. Разве не так? Она вспомнила свое недавнее состояние. А если бы он и правда попытался ее поцеловать, что бы она сделала? Оттолкнула бы его? Поймав себя на этой мысли, Дилайла хмыкнула. Господи, о каких глупостях она думает! И что это ей пришло в голову?! Морской воздух, что ли, на нее так действует?!

Не раздеваясь, Дилайла взяла Фэтцо к себе на кровать и свернулась под теплым одеялом, вдыхая свежий запах наглаженных простыней. Она прижала к себе Фэтцо, закрыла глаза. В полудреме мелькнули воспоминания о жареной говядине, картофельном пюре, о Глэдис в джемпере, о Сэме и… Дыхание ее сделалось глубоким, она провалилась в сон. Это была первая ночь, когда Дилайла заснула, не думая о Чарли.