Электронная библиотека » Джина Фазоли » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Короли Италии"


  • Текст добавлен: 31 декабря 2013, 17:10


Автор книги: Джина Фазоли


Жанр: История, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Эта политическая комбинация расстроилась, однако Людовик не отказался от притязаний на Италию и, по всей видимости, открыто заявил итальянцам о своих правах на королевство и на императорскую корону. Если в то время престарелая императрица Ангельберга была еще жива, то в Северной Италии ее племяннику было обеспечено содействие тетки и всех ее родственников. Союзницей Людовика в Центральной Италии была Берта Тосканская, дальняя родственница и подруга молодого короля, которая, возможно, хотела извлечь выгоду из этой дружбы.

 
…вновь ядовитого
Зверя шипенье стало доноситься с Тирренских берегов,
Привлекая народы Роны…
 
(Gesta Berengarii, IV, 2–4)

Еще одной сторонницей юного Людовика III была императрица Агельтруда, которая заключила мирный договор с Беренгарием, поклялась ему в вечной дружбе, но не сдержала обещания. Именно она, вне всякого сомнения, настроила в его пользу прежних приверженцев сполетской династии. Адальберт Иврейский, который унаследовал маркграфство от отца примерно в 896 году, одним из первых примкнул к сторонникам нового короля. Учитывая месторасположение его владений, Адальберт чаще всех выступал в качестве курьера и проводил переговоры.[116]116
  Пупарден (Poupardin), ссылаясь на отношения, которые сложились между Беренгарием и Ангельбергой, делает вывод о том, что императрица не поддерживала своего племянника, см. D. В. I., IV; Покеттино (Pochettino. L'imperatrice Angelberga // Arch. Stor. Lomb., 1921. P. 148) считает, что уже в 890 г. ее не было в живых. Однако, согласно традиционной точке зрения, она умерла только в 915 г.; Р. M. Campi. Historia… di Piacenza, I. P. 350. Адальберт Тосканский одним из первых встал на сторону Людовика III (см. D. Н. III, II). Самой первой итальянской грамотой Людовик III передал Агельтруде двор в Кортемаджоре, по всей видимости, за оказанные услуги. Об Адальберте Иврейском см. Liutpr., II, 35; A. Levi. Contribute alla Storia dei re d'ltalia nel sec. XII Atti R. Асc. di Torino, LXIII, 1928, scienze morali. P. 121–122.


[Закрыть]
Папа Бенедикт IV не только высказал свое высочайшее одобрение, но и, по всей видимости, договорился с королем Прованса, что его новый визит в Италию завершится императорской коронацией.

Людовик III приехал в Италию в конце сентября 900 года, а 5 октября в Павии произошло его официальное избрание королем на ассамблее светских и церковных магнатов. Присутствовали маркграф Иврейский, маркграф Тосканский, Лиутард, епископ Комо, которого немедленно назначили архиканцлером королевства, Сигифред, граф Пьяченцы, сохранивший должность графа дворца и получивший титул маркграфа, а также Петр, епископ Реджо.

Даже не попытавшись воспротивиться этому, Беренгарий укрылся по другую сторону Адды в своих наследных владениях, разграбленных венграми. Новый король отправился в Рим через Болонью и, не встретив серьезного сопротивления, кроме локальных мятежей, вошел в город, где 22 февраля Бенедикт IV короновал его императором.[117]117
  См. краткое описание избрания Людовика королем Италии в D. Lu III, II: «В священном дворце (в Павии) выбраны мы на божественную должность всеми епископами, маркграфами, графами и людьми высшего и низшего сословий…». О поездке в Рим см. D. Lu III, V, 901, 19 января, Болонья: об обсуждении даты двух коронаций см. Schiaparelli, В. I. S. I., 29. Р. 136 и далее. Пупарден считает доказательством согласия, существовавшего между Людовиком III и Папой, чеканку монет с именами Папы и императора; однако в этом нет ничего удивительного, поскольку имя императора, если он был, всегда указывалось на папских монетах, см.: Garpus Numm. Hal. XV P. 83 и далее. О пребывании в Риме см.: D. Lu III, VI–VII.


[Закрыть]

То, с какой легкостью, не встретив никакого противодействия, Людовик III получил императорскую корону, позволяет предположить, что все происходило по давнишней договоренности и что еще до своего отъезда из Прованса Людовик был абсолютно уверен в том, что его поход в Италию завершится триумфальной реставрацией империи.

Очевидно, что Бенедикт IV и его советники надеялись на то, что во главе империи встанет последний потомок Каролингов, которые подчас использовали авторитет Церкви в своих целях и напоминали ее служителям о силе своей власти, но в целом были ее верными и преданными помощниками.

Курия смогла на опыте последних лет убедиться в том, что сильная политическая власть, подкрепленная авторитетом императора, сможет защитить папство от нападок городских аристократов и феодальной знати папского государства.

По традиции, понтифик должен был с самого начала переговоров заявить об условиях, в целом идентичных тем, которые были предъявлены Гвидо Сполетскому во время его императорской коронации и позже подтверждены Ламбертом на ассамблее в Равенне.

Восхождение Людовика III на трон стало бы для Святого Престола компенсацией за разочарование, которое в 896 году было связано с болезнью Арнульфа, а в 898 году – с гибелью Ламберта. Свидетельством тому, какое значение присваивалось этому событию, является ассамблея епископов Итальянского королевства и папского государства, собравшихся в Риме, чтобы присутствовать на коронации, а также обсудить важнейший вопрос «о благополучии Святой Церкви Господней и положении королевства» (de stabilitate Sancte Dei Ecclesie regnique publice statu).

Однако к моменту императорской коронации Людовик уже несколько сдал свои позиции, судя по тому, что на римской ассамблее практически не было крупных итальянских феодалов, представителей мирян.

Пробыв в Риме примерно два месяца, Людовик вернулся в Павию через Сиену и Лукку. По дороге он остановился у Адальберта Тосканского, и после этого краткого визита императора к вассалу отношения между ними значительно ухудшились. Хронисты объясняют это тем, что Людовик позавидовал невиданному богатству Адальберта, однако в реальности неприязнь императора имела гораздо более веские причины.[118]118
  Пупарден (Poupardin, Provence. P. 182–184), вслед за Лиутпрандом (Liutpr., II, 38–39), относит ко второму походу Людовика III в Италию пребывание в Лукке. Скьяпарелли (Schiaparelli, В. I. S. L, 29. Р. 144) предполагает, что Людовик специально ездил в Тоскану в апреле или мае во время своего первого похода. Я склонна связывать поездку в Тоскану с его возвращением из Рима, поскольку второй поход был слишком кратковременным, чтобы Людовик успел посетить Тоскану; также следует учитывать обычай императоров возвращаться из Рима не по той дороге, по которой они туда приезжали, чтобы дважды не отягощать своим визитом одну местность.


[Закрыть]

Судя по грамотам, выпущенным императорской канцелярией, Людовик III правил так же, как и его предшественники: оказывал расположение в равной степени церквам, монастырям и вассалам, подтверждал привилегии, делал щедрые подарки, жаловал государственное имущество, но не пытался продолжить активную деятельность Гвидо и Ламберта.

Все королевство, от Ивреи до Сполето, признало власть нового императора, и лишь маркграфство Фриули оставалось последним оплотом Беренгария. Пока его соперник почивал на лаврах, Беренгарий, оставаясь в Вероне, медленно, но верно вносил разлад в ряды союзников Людовика, и одного за другим, обещаниями или лестью, привлек на свою сторону всех тех представителей мирян и духовенства, которые имели какие-либо причины для недовольства новым правителем.

На настроения итальянских магнатов неблагоприятным для Людовика образом повлияло новое нашествие венгров, которое император не сумел предотвратить, однако самым серьезным ударом по его авторитету стало отступничество Адальберта Иврейского. Беренгарий склонил его на свою сторону, предложив ему в жены свою единственную дочь Гизлу.

Когда недовольные превратились в мятежников, Беренгарий решил открыто выступить против императора. Людовику не удалось собрать столь же многочисленное и сильное войско, как у соперника, поскольку изменников оказалось слишком много, а в оставшихся союзниках он не был полностью уверен. Подкрепления из Прованса ждать не приходилось, так как Адальберт Иврейский перекрыл туда дорогу, и поэтому, проиграв первое же рядовое сражение, император начал переговоры. В итоге он торжественно поклялся оставить Италию и никогда более не возвращаться в ее пределы.[119]119
  Liutpr., II, 35: дата бракосочетания Адальберта и Гизлы неизвестна; маркграф в последний раз упоминается без намека на родство с Беренгарием 14 августа 908 г., а 13 июня 910 г. назван зятем (D. В. I., LXVIII, LXXI). Однако бракосочетание должно было произойти несколько раньше, поскольку в 918 г. Беренгарий (II), их сын, уже был графом и выполнял поручения императорского посланца (D. В. I., 34. Р. 418), и ему должно было исполниться, по крайней мере, пятнадцать лет. С другой стороны, отношение Адальберта к Людовику в 900–902 гг. исключают возможность того, что он уже в то время был женат на Гизле: уже будучи королевским зятем, он не видел бы выгоды в том, чтобы свергать Людовика. Брак с Гизлой был ценой его измены. «Адальберт», которого, «осыпав бесчисленными дарами», Беренгарий перетянул на свою сторону, а Лиутпранд идентифицировал как Адальберта Тосканского, не кто иной, как Адальберт Иврейский. Нужно отметить, что Лиутпранд (Liutpr., II, 35) сближает события во времени и заставляет Беренгария выступить с огромным войском против Людовика, едва тот оказывается в Италии. См.: Cat. Non Reg. Lang, in SS. rer. lang. P. 503. Автор «Деяний» (Gesta) туманно намекает на первый поход: IV, 7 и (IV, 2), вторично упоминает Берту с ее «ядовитым шипением», рассказывая о 905 годе. Беренгарий 17 июля уже был в Павии, D. В. L, XXXV; Людовик же, согласно документам, оказался в Провансе только в ноябре (Rec. actes des rois de Provence, n. 39 / Ed. Poupardin. Paris. 1920).


[Закрыть]

Беренгарий вновь взял власть в свои руки, не стал мстить тем, кто перешел на сторону соперника, оставил Сигифреда на должности графа дворца и принял в свое окружение епископов, которые уже побывали при дворе Людовика, а теперь снова подчинялись Беренгарию, поскольку были вынуждены – если хотели остаться на своей кафедре – сохранять хорошие отношения с правящим королем, какие бы чувства они к нему ни испытывали.


После пребывания в Италии, продлившегося примерно 22 месяца, у Людовика, помимо бесполезного титула императора, остался предлог, под которым он нарушил бы данную им клятву, если бы представился малейший шанс на успех в попытке отвоевать королевство.

На этот раз ему снова помогли венгры, от набега которых летом 904 года понесла серьезный урон Северная Италия.

Помня о поражении при р. Бренте и о его политических последствиях, Беренгарий решил на этот раз не вступать в сражение. Он предпочел начать переговоры и сумел заключить перемирие, обязавшись платить венграм ежегодную дань, которая должна была лечь на плечи не только простых людей, но и знатных светских и церковных лиц. Однако светские магнаты и духовенство не хотели ни сражаться, ни платить, надеясь избежать и того и другого при помощи нового государственного переворота, поэтому они попросили Людовика вернуться. Берта Тосканская и ее муж Адальберт, который, видимо, не сумел вновь войти в доверие к Беренгарию, приняли участие в этих переговорах.[120]120
  Liutpr., II, 36; Gesta, IV, 2–4. О венграх, G. Fasoli. Op. cit. P. 116, n.


[Закрыть]

В конце мая Людовик перешел через Альпы и 4 июня уже завладел Павией. Собрав войско из отрядов, которые ему прислали его сторонники, он выступил против Беренгария. Страдавший от четырехдневной лихорадки Беренгарий отошел к озеру Гарда; за ним последовали канцлер Амвросий и архиканцлер Ардинг, который не перешел на сторону врага, как в 900 году. В руки Людовика тем временем попала Верона, вторая столица королевства, столь дорогая сердцу Беренгария.

Сторонники Людовика, вдохновленные епископом Адалардом, захватили Верону и передали ее императору, пока Беренгарий отступал по горным дорогам Трентино к границе Баварии и распространял о себе противоречивые слухи: в одних говорилось, что он укрылся в Баварии, в других – что он умер.

Неосторожный Людовик посчитал, что опасность миновала. Он распустил войско и «занялся мирными и спокойными вещами», то есть осыпал почетными должностями, знаками отличия, феодами и бенефициями тех, кто помог ему вернуть власть, и предался веселью вместо того, чтобы уделить внимание государственным делам.


Тем временем Беренгарий достал необходимое количество оружия и собрал войско, которое было не слишком многочисленным, зато состояло из доблестных и преданных людей, а также баварских наемников. Двадцать первого июля он подошел к Вероне, и кто-то из верных ему людей, с которыми он поддерживал связь, ночью открыл ему ворота. Воины Беренгария перешли мост над Аддой и на заре поднялись на холм св. Петра.

Разбуженный бряцанием оружия и криками солдат, Людовик бежал из дворца, в котором ночевал, и укрылся в ближайшей церкви, однако его нашли, схватили и ослепили.

Лиутпранд Кремонский рассказывает, что Беренгарий какой-то двусмысленной фразой обманул единственного человека, который знал, где прятался император, чтобы схватить его и ослепить. Напротив, неизвестный поэт возлагает ответственность за содеянное на приспешников Беренгария, которые ослушались своего государя, который, как обычно, хотел проявить милосердие и отправить Людовика живым и здоровым в его земли.

Ослепление соперника было варварским обычаем Каролингов: всем известна печальная судьба Бернарда, короля Италии, который поднял мятеж против своего дяди, Людовика Благочестивого, и был ослеплен так неумело, что спустя три дня скончался. Беренгарий во многих случаях был милосердным, однако не нужно забывать о том, что Людовик вернулся в Италию, нарушив данную им клятву. Беренгарий жестоко расправился с Иоанном Браккакуртой, веронцем и сторонником Людовика, который попытался спрятаться на колокольне, но был схвачен, осужден и казнен на главной городской площади; жестоко наказал он и графа Сигифреда, преследуя его вплоть до самого последнего прибежища. Все это позволяет предположить, что и с Людовиком Беренгарий вполне сознательно обошелся столь сурово. Неизвестный поэт пытался снять со своего господина ответственность за этот жестокий поступок, что вполне понятно. Что же касается Лиутпранда, его рассказ восходит к фольклорному поэтическому сочинению, которое было проникнуто жалостью к молодому императору. По всей видимости, в нем проводилась параллель между участью императора и гибелью самого Беренгария, который был убит на пороге той самой церкви, где схватили и ослепили Людовика.[121]121
  Один из павийских документов от 18 мая датирован еще временем правления Беренгария (Н. Р. M., XIII, col. 595, doc. 413), а первая грамота Людовика в Павии относится к 4 июня (D. Lu III, XX). см: Gesta, IV, 23; D. В. I., LV; LVI. О беспечности Людовика см. Regin, а. 905: о ложном известии о смерти Беренгария говорится в Gesta, IV, 39–40. Регинон рассказывает о его бегстве в Баварию, в Ann. Alamannici и Einsidlenses (M. G. H., SS., I, III) ad annum говорится о баварских наемниках и о их службе. Дата 21 июля указана в Cat. Reg. Lang. // SS. rer. lang. P. 503: см. Schiaparelli, В. I. S. I., 29. P. 148, 150 о критике точки зрения ученых, предложивших другую дату. По всей видимости, 31 июля или 1 августа Беренгарий (D. В. I., LXI) одарил тех самых подданных (cives), которые ему помогли. Иоанн Бракхакурта, упомянутый в Gesta, IV, 66 и D. В. I., LXI и в Cod. necr. Iit. di S. Giulia / Ed. da A. Valentini. Brescia, 1887. P. 68.


[Закрыть]


В первом и, возможно, во втором походе Людовика участвовал Гуго Вьеннский, будущий король Италии. Он родился в Лотарингии, между 880 и 881 годом от второго брака графа Тибо с Бертой, дочерью Лотаря II Лотарингского и Вальдрады. В 885 году вместе с матерью, братом Бозоном и сестрами Тевтбергой и Эрменгардой Гуго последовал за отцом в Прованс и в 899 году унаследовал его титул и полномочия графа Вьеннского.[122]122
  Rec. des actes des Rois de Provence, n. 38. Torino, 9001: «IIIustrissimus comes nobisque viscerabiliter dilectus Hugo». См. Gingins-La Sarraz. P. 100, 107; Poupardin. Provence. P. 204; L. de Manteyer. La Provence . P. 102. Фундаментальный источник о генеалогии Гуго опубликован в Rec. Hist. France, IX, 689 и в Cartulaire de S. Andre-le-Bas/ Ed. С. U. J. Chevalier. Vienne-Lyon, 1869. P. 223, n. 14.


[Закрыть]

Насколько известно, тогда Гуго не был значительной фигурой. Однако его острый ум, позже проявившийся в полную силу, позволил ему сделать правильные выводы из того, что происходило в походах, а также из дальнейших событий, в которых его мать, сочетавшаяся вторым браком с Адальбертом Тосканским, сыграла решающую роль.

Очевидно, первой и самой серьезной ошибкой Людовика было то, что он полностью доверился итальянским сеньорам. Жителей Прованса, которых он повел за собой, было очень мало; из них лишь Адалельм, граф Валансьенский, графы Ротерий, Роббальд и Лиуфред, канцлер Арнульф, епископ Исаак Гренобльский оставили след в истории.

Людовик не сумел поставить преданных ему людей на места тех сановников, чьи полномочия были столь обширными, что приглашенный и избранный ими император тотчас же оказался в их власти. И как только он им надоел, они предали его и вернулись к Беренгарию.[123]123
  Об Адалельме, графе Валенсьенском см. Poupardin. Provence. P. 178, 203; Ротерий был одним из тех, кто подписал грамоту в Варение (Rec. Hist. France, IX, 663). Граф Роббальд, имя которого редко встречалось в итальянских грамотах, – предположительно из Прованса, как и Лиуфред (Rec. des actes des rois de Provence, n. 42). Имя канцлера Арнульфа упоминается в прованских грамотах. Из новых людей, появившихся при дворе Людовика III, известны только Эилульф, получивший должность в Асти (С. Cipolla. DiAudace, vescovo di Asti / Misc. St. It., XXVII, 1890. P. 161, F. Savio. Gliantichi vescovi. Torino, 1899. Voi. I. R 127). Ангильберт получил должность в Верчелли (F. Savio. Op. cit. I. P. 149): в грамотах встречаются имена Альбериха, Эилульфа, Рудольфа (D. Lu. III, XVI–XVII).


[Закрыть]

Кроме того, Людовик переоценил значимость императорского титула и поддержку со стороны духовенства. Безусловно, этот фактор был немаловажным, и именно служители Церкви поспособствовали укреплению власти Гвидо и Ламберта, но оба эти короля черпали средства и набирали людей в их старинном герцогстве, а также доказали, что достаточно сильны и могут выстоять самостоятельно. Людовику всего этого недоставало: людей, денежных средств.

Эти, а также другие выводы должен был сделать граф Гуго, который знал о происходивших тогда событиях и о тех, кто их спровоцировал, гораздо больше, чем мы теперь, и мог бы употребить их себе на пользу, став первым человеком, научившимся на ошибках других.

Гуго был ближайшим родственником Людовика III в Провансе. Благодаря этому обстоятельству, а также своим личным качествам он стал главным человеком в королевстве, когда император вернулся на родину слепым и непопулярным.

Авторитет Гуго рос в ущерб интересам графа Тевберта, который с 890 по 908 год выполнял функции маркграфа Прованского, хотя и не носил такой титул. Титул и полномочия маркграфа король передал своему фавориту: Гуго, граф Вьеннский, стал именоваться также герцогом и маркграфом, сохранив эти титулы до самой смерти; и он неизменно упоминал их во всех документах, закрепив этот обычай как протокольную норму.

Будучи маркграфом Вьеннским и герцогом Прованским, Гуго пользовался своей властью на всей территории королевства: он ходатайствовал перед Людовиком III обо всех делах подвластных ему графств, в которых он правил лично, а также возглавлял оборону от сарацин.[124]124
  Poupardin. Provence. P. 48, Генеалогическое древо Бозонидов, Р. 203–204; Manteyer. Р. 95 и далее. См. Rec. des actes. Op. cit, nn. 37, 38, 40, 42, 47, 50, 51, 53, 55–58, 60, 64, 65 и Cart. S. Andre-le-Bas, nn. 14, 18, Cart. S. Bernard de Romans // P E. Giraud. Essai historique sur l'abbaye de S. Bernard de Romans, accompagne du Cartulaire. Lyon, 1856, nn. 10, 11, 14. О титулах см. Manteyer. Op. at. P. 105.


[Закрыть]

Если за пределами Прованса Гуго называли «графом Арелатским или Прованским» (Arelatensium seu Provincialium comes), то в Провансе о нем говорили, как об «именитом маркграфе, который правил государством при императоре Людовике» (inclitus marchio qui rempublicam sub Ludovico imperatore regebat). Располагая воистину королевской властью, Гуго покровительствовал своим родственникам, которые немало сделали для его возвышения. Так, его брат Бозон стал графом Везона и Авиньона, его племянник Манассия – архиепископом Арля. Неудивительно, что и себе и своему брату он выбрал жен тоже в соответствии с политическими соображениями.

Когда расстроились планы Людовика Прованского взять в жены византийскую принцессу, он сочетался браком (точная дата заключения которого неизвестна) с Аделаидой, дочерью Бургундского короля Рудольфа I, очевидно стремясь к укреплению добрососедских отношений. Бозон женился на сестре новобрачной Вилле, а Гуго поспешил предложить руку и сердце королеве-матери, которую тоже звали Виллой, как только она стала вдовой Рудольфа I (912–913 гг.).

Конечно, союз с династией бургундских королей обещал стать весьма выгодным для прованских молодоженов, и Гуго, взявший в жены овдовевшую королеву, которая была гораздо старше его, по всей видимости, не был самым непритязательным из всех троих. Он явно надеялся на то, что в скором времени станет опекуном наследника Бургундского королевства, Рудольфа II, которому было 8 (или 10) лет. Можно представить себе, какие выгоды могло принести это опекунство маркграфу Вьеннскому, не привыкшему мучиться угрызениями совести. Однако Гуго ждало разочарование, поскольку вскоре королева Вилла умерла на его руках и об опекунстве более никто не заговаривал.[125]125
  Poupardin. Provence. P. 224, n. 5 и Bourgogne. P. 28, n. 2: L. de Manteyer. Maison de Savoia // Mayen Age, S. II, V. P. 302–303.


[Закрыть]

Примерно в это же время Гуго решился на другую авантюру, которая тоже завершилась неудачей и чуть не стоила ему жизни.

Огромной власти в Провансе ему не хватало; было очевидно, что Гуго хотел править от собственного имени. Неудачное завершение первого похода Людовика III в Италию и кошмарный исход второго нисколько не смутили Гуго. Он сам решил стать итальянским королем, опираясь на более или менее тесные связи, которые Людовик сохранил с некоторыми итальянскими сеньорами, и на поддержку своих родственников в Тоскане, невзирая на то, что обстоятельства не были достаточно благоприятными.

В то время когда Гуго стремительно поднимался вверх по иерархической лестнице в Провансе, Беренгарий спокойно правил в Италии.

Среди тех, кто примкнул к числу сторонников Людовика III во время его первого похода, а затем вернулся в окружение Беренгария, Петр, епископ Реджо, оказался в наиболее выгодном положении. С 902 по 913 год этот епископ пользовался особым расположением короля и ходатайствовал перед ним за других. Сигифред, граф Пьяченцы и граф дворца Беренгария, сохранил свои привилегии, перейдя на сторону Людовика III, который дал ему титул маркграфа (неизвестно, какой области). Позже Сигифред примирился с Беренгарием и, хотя и потерял маркграфский титул, продолжал оставаться графом Пьяченцы и графом дворца. Возможно, желание вернуть себе маркграфство заставило его вторично переметнуться к Людовику, и на этот раз Беренгарий его не простил.

Епископ Брешианский, Ардинг, потомок Суппонидов, двоюродный брат Людовика III и шурин Беренгария, в 900 году примкнул к лагерю кузена, но затем примирился с шурином, стал архиканцлером в 903-м и остался верен Беренгарию в кризисном 905 году.

На политической арене, заменяя умерших или смещенных, рядом с уже известными персонажами появлялись новые люди, выказавшие наибольшую преданность правителю.

В Итальянском королевстве царило спокойствие. Как уже говорилось, для того чтобы привлечь на свою сторону Адальберта Иврейского, Беренгарий отдал ему в жены свою дочь Гизлу. У Беренгария не было сыновей, и этот брак сделал из маркграфа возможного наследника престола. Предполагалось, что он сможет достойно защитить западную границу королевства, несмотря на измену, на которую он пошел в 905 году.

Заключенное с венграми перемирие являлось, по крайней мере, временной гарантией спокойствия на восточной границе, и, чтобы обезопасить страну от их новых набегов, король отдал приказ о начале строительства крепостных стен и замков.[126]126
  См. ad nomen, указатели Diplomi di Berengario le di Ludovico III. О венграх см. G. Fasoli. Op. cit. P. 134 и далее.


[Закрыть]

С тех пор как умер Арнульф, ничто не угрожало северным границам королевства. Людовик Дитя и Конрад Франконский[127]127
  Конрад, герцог Франконии, – опекун Людовика Дитяти. После смерти Людовика был избран королем Германии (911–919). (Примеч. ред.)


[Закрыть]
были вынуждены бросить все свои скромные силы на борьбу с венграми, славянами, мятежными феодалами и не отваживались напасть на Италию.

С Адальбертом Тосканским, который после первого отступления Людовика из Италии примирился с Беренгарием, а затем оказался главным виновником вторичного вторжения короля Прованса, Беренгарий был холоден, но вежлив. Маркграф возглавлял судебные собрания от королевского имени, но власть короля на землях, подвластных маркграфу, была чисто номинальной: за все те годы он не выпустил ни единой грамоты, касающейся Тосканы.

И хотя Беренгарий обладал реальной властью на гораздо меньшей территории, чем та, на которой он был признан королем, его могущество все же мало-помалу росло. Канцелярия, где в смутный период 900–901 годов трижды сменился архиканцлер, а в дальнейшем царили хаос и безвластие, в 908 году была реформирована в соответствии с новым распорядком. Королевские посланцы регулярно созывали судебные собрания, и крупные прелаты Северной Италии, уже достаточно влиятельные, получали от короля дары и привилегии, благодаря которым успешно укрепляли свою власть в городах. Они демонстрировали глубокую преданность королю, морально и материально поддерживали его служащих и сами становились королевскими чиновниками.[128]128
  Ant. est., I, 239; Hofmeister. S. 396; Schiaparelli, В. I. S. I., 23, p. 12, 31 H. P. M., XIII, 627; D. В. I., LXXIII, LXXV, LXXXVIII.


[Закрыть]

В 905 (или 906) году Иоанн архиепископ Равеннский также возобновил отношения с королем. Состоялась встреча, на которой они торжественно пообещали друг другу самое широкое содействие.

Не облеченный императорским титулом Беренгарий не мог распространять свои полномочия на равеннский экзархат, подобно Гвидо и Ламберту. Однако теперь власти экзархата стали проводить политику взаимодействия с королевством: у могущественного архиепископа Равеннского, который надеялся стать Папой Римским, появился один весьма серьезный повод для налаживания отношений с королем, стремящимся стать императором.[129]129
  Об Иоанне Равеннском, Сергии III и Альберихе см. Fedele. Ricerche per la Storia di Roma e del Papato // Arch. Soc. Rom. Stor. Pat., XXXIV, 1910, XXXIV, 1911, passim; Т. Venni. Giovanni X // Arch. R. Dep. Romana St. Pat., 1936, passim.


[Закрыть]

Иоанн Равеннский был весьма яркой фигурой, и поскольку его судьба, как и судьбы других не менее выдающихся личностей, является неотъемлемой частью истории описываемого периода, рассказать о ней необходимо.

Еще будучи диаконом, Иоанн часто ездил в Рим в качестве посланника архиепископа Равеннского Кайлона к Папе Иоанну IX.

Процесс Формоза, смешения епископов, а также канонические и политические последствия этого скандала вызвали брожение умов в Риме и за его пределами. И несмотря на то, что и отправивший Иоанна с поручением архиепископ, и принимавший его Папа были сторонниками Формоза, ловкий диакон сумел наладить отношения с его противниками. Самым ярким представителем их группировки был Феофилакт, человек знатного происхождения, которому было суждено добиться оглушительного успеха.

Иоанн IX умер в марте 900 года, после чего один за другим на папском престоле появились два человека из числа сторонников Формоза. Однако в 904 году на сцену вернулся тот самый Сергий, которого в 898 году избрали одновременно с Иоанном IX, после чего ему пришлось уступить место сопернику и отправиться в изгнание.

В молодости Сергий III столь явно демонстрировал свои амбиции, что Формоз направил его епископом в Чере, чтобы удалить его от Рима и обуздать его стремление к папскому престолу. После смерти Формоза Сергий отказался от епископского сана и вновь стал диаконом, чтобы получить посвящение от Стефана VI. Его близкие отношения со Стефаном VI дали почву предположению, что именно он был тем самым диаконом, который во время позорного судилища отвечал от имени мертвого Формоза.

Когда умер Феодор II, противники Формоза избрали Сергия в противовес Иоанну IX, кандидату от формозианцев. Покинув Рим, Сергий нашел пристанище у Адальберта Тосканского и, по всей видимости, повлиял на его решение поднять мятеж в 898 году. Неизвестно, что делал Сергий с 898 по 904 год, однако в Рим он вернулся в сопровождении Альбериха Сполетского, одного из упоминавшихся выше выдающихся персонажей того времени.

У Альбериха Сполетского не было никаких родственников из старинной династии сполетских маркграфов. Он был франкским или бургундским авантюристом и приехал в Италию в 889 году вместе с Гвидо Сполетским. Точных сведений о том, что с ним стало после победы Гвидо, нет; однако, скорей всего, он возглавлял одну из наводнивших страну банд франкских или бургундских наемников и авантюристов, на которых Гвидо обрушивался в своих капитуляриях – правда, безуспешно. В 897 году Альберих убил на дороге – около моста, уточняют хронисты[130]130
  Gesta Berengarii, II, 27–30, glossa.


[Закрыть]
– Гвидо IV Сполетского, своего друга, и захватил власть в маркграфстве.

Альбериху было нужно, чтобы кто-нибудь признал его власть над этими территориями свершившимся фактом и узаконил ее. Помощи не приходилось ждать ни от Ламберта, оскорбленного тем, что убили его родственника Гвидо, ни от Иоанна IX, который поддерживал близкие отношения с Ламбертом. Альберих примкнул к группировке противников Формоза, которые, конечно же, с радостью приняли в свои ряды человека, имевшего в подчинении внушительное количество вооруженных людей. Именно при поддержке отрядов Альбериха Сергию III удалось занять Рим и утвердиться в нем.

По всей видимости, идею этой вылазки в принципе одобрял и Беренгарий, который поддерживал связь с Сергием с 898 года, со времени мятежа Адальберта, а во время поездки в Центральную Италию в 899 году, должно быть, встретился с Альберихом Сполетским и попросил у него содействия в борьбе с венграми. Две столь крупные величины, какими были король Италии и маркграф Сполето, просто не могли не понимать, что им невыгодно игнорировать друг друга. Беренгарий был как раз тем человеком, который мог признать владычество Альбериха в маркграфстве и узаконить его права.

Альберих скрепил свой союз с противниками Формоза, женившись на одной из дочерей Феофилакта – Мароции. Она была отдана ему в жены, поскольку приход к власти Сергия III претворил в жизнь все мечты Феофилакта и его друзей, в кругу которых, наряду с маркграфом Сполетским, не последнюю роль играл Иоанн, архиепископ Равеннский.

Через месяц после церемонии посвящения в сан Сергий III вернул на повестку дня вопрос о распоряжениях Формоза и на Соборе, который, по словам одного из его врагов, «был похож скорее на сходку, нежели на Собор» (magis conventiculum quam synodus appellaripotest), вновь объявил недействительными все посвящения в сан, произведенные Формозом. Таким образом он потешил свою ненависть к усопшему, почтил память Стефана VI и выполнил волю своих единомышленников.

Одержав победу в Риме, противники Формоза позаботились также об укреплении своих позиций в Равенне, и после смерти равеннского архиепископа Кайлона поспособствовали избранию на его место диакона Иоанна.

Став архиепископом Равеннским, Иоанн позаботился об укреплении отношений с Беренгарием, которые, по всей видимости, уже давно поддерживал. Сам же Беренгарий симпатизировал противникам Формоза по причине того, что его враг Ламберт в последние годы жизни сблизился со сторонниками этого Папы.

Архиепископ Иоанн имел совершенно четкое представление об отношениях между церковной и светской властью: и та, и другая имели Божественное происхождение и были посланы на землю, чтобы обращать людей к служению Богу и соблюдению Его заповедей. Обязательным условием для их плодотворного сосуществования Иоанн считал укрепление могущества центра в противовес центробежной силе, которую олицетворяли собой феодалы. Король и архиепископ пообещали друг другу приложить все усилия для достижения этой цели. Кроме того, стремление Беренгария к императорскому титулу нашло у Иоанна искреннее понимание и серьезную поддержку.[131]131
  Venni. Op. cit. P 62.


[Закрыть]

Трудно сказать, действительно ли Папа Сергий III хотел, чтобы Беренгарий стал императором, или же начавшиеся переговоры должны были лишь ввести в заблуждение короля и так бы ничем и не закончились. В 906–907 гг. маркграф Тосканский с супругой, а также маркграф Сполетский решительно воспротивились императорской коронации Беренгария и были готовы применить силу, чтобы не допустить его в Рим. Как и Беренгарий, они поддерживали противников Формоза, поскольку это было для них выгодно с политической точки зрения. Однако в появлении нового императора никакой выгоды для себя они не видели.

В какой-то момент переговоров между Иоанном, архиепископом Равеннским, и Папой Сергием III все препятствия для поездки Беренгария в Рим как будто бы исчезли. Однако почву для новых размышлений подготовили тосканцы и сполетцы, которые перекрыли все пути через Апеннины в районе Пармы и подготовились сделать то же самое в Модене и Болонье на случай, если бы королю пришло в голову попытать счастья там.

Политическая ситуация того времени отличалась поразительной нестабильностью и могла кардинально измениться в мгновение ока. Приверженцы разных партий поддерживали связь друг с другом. Так и архиепископ Равеннский, которого возмутило, что чиновники Беренгария присвоили часть имущества его церкви, наладил отношения с Бертой Тосканской и в письмах к ней обстоятельно описывал политическую обстановку (возможно, более обстоятельно, чем это позволяла его дружба с Беренгарием). Дело было в том, что союз маркграфов Тосканы и Сполето дал трещину из-за претензий обеих сторон на обладание частью равеннского экзархата.

Несколько позже, когда равеннская Церковь переживала трудные времена из-за схизмы, спровоцированной сторонниками Формоза, архиепископ Равеннский вновь сблизился с королем. К тому же казалось, что раздор между правителями Сполето и Тосканы сможет приблизить день императорской коронации Беренгария, и если бы истрийский маркграф Альбоин повременил с захватом располагавшегося на его территории имущества равеннской церкви, то все проблемы были бы решены и Беренгарий достиг бы желанной цели.

Чтобы разрешить конфликт с захватом имущества равеннской церкви, Иоанн прибег к помощи Папы, и тот потребовал немедленно вернуть это имущество и лишить маркграфа титула. «Король Беренгарий не получит от нас корону, пока не пообещает, что не отберет у Альбоина это маркграфство…» – восклицали в один голос Папа и епископ Полы Иоанн, который пекся о благополучии Иоанна Равеннского.

По всей видимости, маркграф Альбоин лишился титула, и вопрос о поездке в Рим был вроде бы решен. Архиепископ Иоанн Равеннский должен был сопровождать Беренгария, чтобы лично засвидетельствовать результат своей посреднической деятельности, однако внезапная смерть Сергия III расстроила их планы, перечеркнув результат столь продолжительных и непростых переговоров. Избиравшиеся сразу вслед за Сергием III Папы правили слишком недолго, чтобы, начав все с нуля, выйти на тот же этап обсуждения императорской коронации Беренгария.[132]132
  Все это стало известно из собрания писем Иоанна Равеннского и Сергия III, которое опубликовал А. Лёвенфельд (A. Loewenfeld) в Neues Archiv, IX, 1885. S. 533 и далее. Множество споров вызывает датировка этого собрания писем весьма обширным периодом от избрания Иоанна архиепископом Равеннским до смерти Папы Сергия III. Венни (Venni. Op. cit. P. 19), последний, кто занимался этим вопросом, относит первые пять писем к 907 г., основываясь на упоминаниях о расколе в равеннской церкви, появившихся как раз в январе 907 г. Венни отделяет планы о поездке в Рим, о которых говорится в четвертом письме, от приготовлений, упомянутых в седьмом и восьмом; он отмечает, что ситуация абсолютной неопределенности, описанная в третьем и четвертом письмах, не соотносится с уверенностью, с которой Иоанн говорит о поездке в Рим в восьмом письме. Он склонен полагать, что намеченные планы рухнули из-за смерти Сергия III, и считает, что два последних письма были написаны незадолго до его кончины. Нам кажется, что сближение между королем и архиепископом произошло сразу же после поражения Людовика Прованского, когда они заключили договор о взаимопомощи: намек на это содержится во втором и шестом письмах. Захват части имущества равеннской церкви в районе Болоньи, произведенный графом Дидоном в 906–907 гг., привело к тому, что архиепископ стал налаживать отношения с противниками Беренгария (письмо четвертое). Затем он вновь обратился к королю с просьбой помочь вверенной ему церкви, которая оказалась под угрозой раскола (письма пятое и шестое). Письма седьмое и восьмое относятся к гораздо более позднему периоду, который совпадает с последними месяцами жизни Сергия III.


[Закрыть]

Именно тогда Гуго Вьеннский предпринял свой первый поход в Италию.


Вместе со своим братом Бозоном, в сопровождении целой вереницы епископов и графов, среди которых выделялся некий Гуго, сын Талиаферна, и достаточно многочисленной армии (чтобы избежать участи, постигшей Людовика), Гуго пересек Альпы.

Очевидно, он надеялся на то, что к его армии присоединятся отряды итальянских сеньоров, пообещавших свою помощь, одним из которых был Адальберт Иерейский. После смерти своей супруги Гизлы Адальберт женился на Эрменгарде, сестре Гуго Вьеннского, которую Берта взяла с собой, когда, вторично выйдя замуж, переехала в Тоскану. Этот брак, знаменовавший собой конец отношений маркграфа Иерейского с бывшим тестем Беренгарием и сближавший его с маркграфами Тосканы, на взгляд хронистов того времени, был предвестником масштабных событий, одним из которых и стал поход Гуго в Италию.

Маркграф Прованский не имел обыкновения решаться на предприятие, подобное завоеванию Италии, предварительно не заручившись поддержкой людей, которые могли распоряжаться судьбой этого королевства. Основываясь на совпадении дат, можно предположить, что обсуждение кандидатуры Гуго проходило в то же время, когда он с помощью матери и сестры наладил отношения с маркграфом Иврейским. Однако отсутствие документальных подтверждений не позволяет оценить масштабы оппозиции Беренгарию, помощью которой Гуго хотел воспользоваться.[133]133
  Лиутпранд (Liutpr, V, 4) говорит об Эрменгарде как о дочери Берты и Адальберта Тосканского. Гуго называет ее родной сестрой, что имеет большое значение, поскольку в те времена немаловажную роль играло различие между родными и единоутробными братьями и сестрами. Эрменгарда была дочерью Бозона, но прожила длительное время в Тоскане, и поэтому ее стали считать дочерью Адальберта. Дату ее бракосочетания с маркграфом Иврейским, чья супруга Гизла в 910 году еще была жива (D. В. I., LXXI), можно предположить, исходя из возраста сына Эрменгарды Анскария, которому в 924 году было, по крайней мере, двенадцать лет, поскольку его имя фигурировало в одной из грамот Рудольфа (D. R., IV). В 936–937 гг. Гуго даровал ему титул маркграфа Сполето, и, поскольку он доверил Анскарию управление столь важной территорией, на тот момент сыну Эрменгарды уже должно было исполниться двадцать четыре года. Поэтому дату бракосочетания следует отнести к 911–912 гг.


[Закрыть]

Существует мнение, что захватчики дошли до самых стен Павии; в таком случае нужно было бы признать, что население большей части Северо-Западной Италии поддерживало завоевателей. Но хронист, сообщивший об этом, не отличался безупречным знанием деталей, а судя по тому, как быстро и легко Беренгарий нанес ответный удар, видно, что он постоянно держал ситуацию под контролем. Кроме того, в последний момент те, кто пообещал Гуго помощь, не сдвинулись с места.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации