Текст книги "Серебряный Вихор"

20. Встречи на Майлз Кросс

Джанет была мне очень признательна, и я не переставал печься о ней. Я отправил ее домой, чтобы она отдохнула до наступления ночи. А сам расположился на поляне – набраться сил перед предстоящей бессонной ночью.

Я гордился своим благородством, однако не упускал из вида и практическую сторону дела. У этой девушки или у ее жениха под утро остановится гость. Отдохну как следует, а там они подскажут, куда двигаться дальше. Возможно, они знают дорогу к Оракулу.

Я даже немного задремал, но очнулся совсем в другом настроении. Солнце садилось, и при вечернем освещении окрестности стали выглядеть иначе. Собирая хворост, я не мог избавиться от впечатления, что деревья крадутся за мной. Я вспомнил давнишнюю детскую игру. Когда я оглядывался, деревья замирали и стояли как ни в чем не бывало. Но стоило сделать шаг – и они неслышно сходили с мест. Понаблюдав, я убедился, что ошибаюсь, но это не помогло. Воображение оказывалось сильнее доводов рассудка.

Закат здесь наводил уныние. Деревья, хотя и не двигались, но выглядели зловеще. Узлы на них казались множеством глаз. Сидя у костра за безрадостным ужином, я чувствовал, как они сверлят мне спину. За шорохами скрывался враг, и полная тишина свидетельствовала лишь о том, что он затаил дыхание. Без радости я вспомнил о предстоящей мне прогулке на Майлз Кросс.

В сотне ярдах от меня, в кромешной темноте, пролегала тропа. К ней надо было идти вдоль ручья, возле которого я обосновался. Однако костер я разложил так, чтобы никто с тропы не заметил его. Итак, если я останусь, Джанет сама ни за что не разыщет меня.

Мне не слишком-то хотелось выполнять свое обещание. Жаль было покидать насиженное место у огня. До поляны, где мы условились встретиться с Джанет, нужно было брести целую милю, а потом – уже вместе с девушкой – добираться до Майлз Кросс. Полная луна, которая всходила над лесом, освещала бы нам дорогу. Но я был уже ничему не рад. Мой альтруизм завял от холода еще прежде наступления темноты. Ведь мне до этой девушки не было никакого дела. Правда, я и Розалетте пытался помочь, но там все было иначе. Я действовал исключительно бескорыстно, и все же она мне немного нравилась. Я не надеялся на взаимность, но кто его знает?..

От Джанет мне ничего не было нужно. Разведя пары легкомыслия, я вышел в туманное море житейского идеализма, даже не представляя, к какой гавани плыть и с каким грузом предстоит возвращаться. Я был куда несчастней, чем Джанет.

У костра я чувствовал себя в относительной безопасности. Но кругом был огромный таинственный лес. А теперь я должен был покинуть свое убежище ради встречи с неведомыми враждебными силами, которые страшили меня.

Короче, я пришел к выводу, что помогать девушке было бы крайне неразумно. Джанет, конечно, догадается о моем малодушии, но судьба навряд ли сведет нас вновь, и вскоре я совсем позабуду о нашем знакомстве. Я мог бы себя оправдать также и тем, что принял решение скоропалительно, но по зрелом размышлении отменил его. А скрытое беспокойство я испытываю оттого, что приходится так долго рассусоливать о пустяках. И все же я вновь и вновь доказывал себе одно и то же, приходя к тому же самому заключению. Ненадолго успокаивался и опять начинал сначала.

Взошла луна и прервала мои размышления. Все вокруг преобразилось, как это бывает лунной ночью.

Но не пейзаж волновал меня. Еще через пару часов, когда луна поднимется выше, идти будет уже поздно.

Но я не стал этого дожидаться. Проклиная сэра Гавэйна, я поднялся. Благоразумие мое пошатнулось при воспоминании о человеке, который снял шлем и отбросил щит. А ведь ему наверняка грозила смерть. Я же готов был спасовать при одной только мысли об опасности. Если я не могу подражать Гавэйну в мужестве, я должен хотя бы остаться верен данному слову.

Луна слабо освещала тропу. Ее свет напоминал густой туман, и предметы были словно подвешены в нем. Зато провалы тьмы казались бездонными норами огромных крыс.

Но одному предмету из этого призрачного сонма удалось воплотиться. Пробираясь по болоту, я старался смотреть себе под ноги. Подняв глаза, я увидел идущего по тропе человека. Заслышав мои шаги, он остановился. И я остановился тоже. Не успел он еще обернуться ко мне, как мне захотелось убраться подальше. Но я остался стоять на месте. Он пристально взглянул на меня единственным глазом – на втором была повязка, и я выдержал его взгляд.

Широкополая шляпа бросала тень на его лицо. Длинный плащ окутывал фигуру, но было ясно, что его владелец широкоплеч и высок. Кстати сказать, на каждом его плече сидело по громадному ворону.

– Я не тебя ищу, – сказал мне незнакомец, – но если можешь, окажи мне услугу.

– Рад помочь. – Мне хотелось, чтобы он был настроен ко мне дружественно.

– Мои волосы в темноте и не разглядишь. А вот твой серебряный волосок подойдет в самый раз.

Незнакомец бесцеремонно вырвал волос из моей белой пряди, а из складок плаща извлек длинный меч.

– Я наточил Тирфинг, – сказал он, – и думаю, он готов. Но хочу убедиться.

Незнакомец скользнул взглядом по невидимым мне лезвиям обоюдоострого меча. И я тоже взглянул на меч. Сталь притянула к себе лунный свет. Незнакомец повернул меч, и мне показалось, что в руках он держит луч холодного света.

– Сейчас попробуем, – пробормотал одноглазый. Вытянув руку с серебряным волоском, он опустил его. Волос падал медленно, кружась в воздухе и сверкая, как неоновый. Коснувшись меча, он распался на две половинки. Вороны радостно закаркали.

– Готов, – объявил одноглазый. – Найти бы только для него подходящую руку.

Незнакомец вновь спрятал меч, шагнул в темноту и исчез.

Я же на мгновение застыл как вкопанный. Этот человек явился воплощением всех моих ужасов, и они исчезли вместе с ним.

Вскоре я оказался на нужной мне поляне. Шел я недолго и, однако, весь взмок, пока добрался. Ждать было еще мучительней, чем идти. Но зато я мог отдышаться, пока дожидался Джанет. Хоть мне и не терпелось поскорее избавиться от одиночества, все же я на всякий случай спрятался, не зная, с кем придется повстречаться в этой части Броселианского леса.

Когда Джанет подошла совсем близко, я вышел из своего укрытия.

– Эй, сюда! – позвал я ее. Я был так рад, что она пришла, едва ли не счастлив. Она взвизгнула и схватила меня за руку.

Шла она слишком быстро для женщины в ее положении. Теперь она едва могла отдышаться.

– Я бы… о, я бы… умерла, если бы вы не пришли. Но я была уверена, что вы придете. – А как же иначе! Конечно, человек, который не боится разбить лагерь в лесу, не побоится прийти сюда ночью.

Выходит, она считала меня смельчаком. Но я, наверное, не мог считать себя польщенным. Знала бы она, как я колебался, прежде чем решил прийти сюда!

– Я не из пугливых, – сообщил я ей, – но если та нечисть будет преследовать нас, не вздумай пускаться со мной вперегонки. В какую сторону теперь идти?

Оказывается, неподалеку от поляны была старая заброшенная дорога. Она заросла папоротником, и очертания ее едва угадывались. Я шел впереди, прокладывая путь. Штанины намокли от росы. Промок и подол платья Джанет. Дорога, виляя, взбиралась на холм, и потому подъем был не слишком резкий. Мы прошли около мили, прежде чем одолели его.

На вершине холма была небольшая поляна. На ней стоял монумент, который, как сказала мне Джанет, и назывался Майлз Кросс. Я уж не знаю, кто такой был этот Майлз, но его представление о крестах сильно отличалось от моего. Крест напоминал заглавную «Т», но почему-то с двумя вертикальными опорами. Представьте себе каменную плиту, лежащую на двух грубо обработанных каменных столбах. Поначалу я решил, что это образование естественного происхождения. Но более пристальный взгляд разубедил меня. Произведения природы порой удивительны, но никогда не кажутся заброшенными. А от этого сооружения так и веяло минувшим, как это бывает с полупустыми домами.

Поляна кое-где поросла кустарником, очертания которого смутно вырисовывались над жесткой, серой в лунном свете травой. Черные ели жались друг к другу, как если бы они прибыли попрощаться с мертвым телом. Кругом стояла тишина, и только с глухим, слабеющим смехом сбегал со склона ручей.

– Откуда выпорхнут эти птички? – спросил я у Джанет.

– Не знаю, – прошептала она, – он сказал только, что они будут проезжать мимо Майлз Кросс.

До поры нам следовало оставаться незамеченными. Я выбрал место поукромней под нависшими ветками раскидистого куста в двух шагах от Майлз Кросс. Спрятаться нам удалось, но земля была сырая, сверху с листьев падала роса, и холод пробирал нас до костей.

– Что я должен делать, когда они появятся? Джанет пожала мне руку, желая ободрить и меня, и себя.

– Вам ничего не придется делать. Вызволять мужчину – дело женщины. Я не испугаюсь. А вы оставайтесь и ждите меня.

С превеликим облегчением я вновь оглядел поляну.

– А как же вы? Разве эта нечисть для вас не опасна?

Она затаила дыхание.

– Не знаю, Шендон. Самое страшное для меня – это разлука с Тамланом.

Время шло. Мы еще больше продрогли и приуныли. К полуночи потянуло холодом. Я слышал, как ветер шевелит макушки елей. Смутно донеслись и другие звуки.

Я не понимал, что бы они значили. Но Джанет угадала верно.

– Уздечки позвякивают. Это они едут! Девушка съежилась от страха.

– Тебе лучше спрятаться и выждать, – сказал я ей, – что ты можешь против фей и колдунов?

Но в ней проснулось мужество.

– Я не смогу смотреть в глаза своему ребенку, если сейчас отступлю.

Джанет выбралась из-под куста. Из кармана она достала пузырек.

– Святая вода, – объяснила Джанет. – Они вас не заметят, но не побрызгать ли на всякий случай?

Я преодолел соблазн взять у нее воду.

– Ты будешь одна на линии огня. Истрать ее всю сама.

Бормоча молитвы, она обрызгала водой землю возле себя так, что получился круг. Я тем временем прислушивался к звяканью поводьев и ржанию лошадей. Да, Джанет была права. Не успела она спрятать пузырек, как появились всадники. Они выплыли из леса, как дым. Лошади едва касались копытами верхушек травы. Но не только это удивило меня. Вовсю светила луна, но ни лошади, ни всадники не отбрасывали тени.

Я застыл, боясь пошевельнуться. Лошади подскакали к Джанет.

Казалось, они вот-вот растопчут ее, но девушка не дрогнула. Однако лошади поочередно объехали ее, словно невидимое препятствие мешало им вступить в круг. Всадники, похоже, даже на замечали Джанет. Приободрившись, я ждал, что последует дальше. А из леса выезжали все новые и новые всадники. Один из них был на белой лошади. Едва лошадь приблизилась к Джанет, как девушка вскрикнула. И лошадь въехала в круг. Джанет подскочила к ней и вцепилась в длинное одеяние всадника. Притянув его к себе, она обняла его за шею и повисла на нем. При ее радостном и торжественном возгласе шествие остановилось.

– Тамлана освободили! – сказал кто-то из всадников. И тут я услышал женский визг. Я и не думал, что среди них были женщины. Но теперь уверился, что одна-то уж точно была. Но в крике ее слышалась ревность, а не горечь утраты. Это был воинственный клич: похоже, и Джанет думала то же самое. И тогда она бросила вызов.

– Он мой! – смело заявила она.

Несмотря на мое волнение, я все же заметил, что Тамлан, хоть и не помогает своей подруге, но и не пытается освободиться от нее. Наверняка ему хотелось остаться с Джанет, хотя он еще не освободился окончательно от власти волшебниц. Здесь не помогала даже святая вода.

И волшебницы тут же воспользовались этой властью в борьбе с Джанет. Чары они насылали издалека:

Джанет взвизгнула, и я увидел, что она держит в руках змею. Потом змея превратилась в огромную жабу, которая, пытаясь высвободиться, громко урчала.

Чего только колдуны не вытворяли над беднягой, но Джанет не сдавалась. Она плакала, кричала и умоляла их о пощаде. Но не отступалась. Она сражалась за своего мужа, отца своего будущего ребенка. И волшебницы оказались бессильными перед ней.

В конце концов они устали.

Олень под руками Джанет превратился в обнаженного юношу, и она с победным криком накинула на него свой плащ. Тамлан, перестав быть бесчувственной куклой, крепко обнял свою жену.

Она оказалась бесстрашной, его девочка, и, несомненно, заслужила поцелуй. Однако не все из присутствующих были склонны разделять радость воссоединившейся пары.

– Добро пожаловать, дорогая, – к Джанет подъехала всадница на белом коне. – Так и быть, забирай своего муженька: он мне уже надоел.

Выпад был болезненным, но и Джанет не сплоховала.

– Спасибо. Надеюсь, изучение магии со временем поможет тебе удерживать мужчин.

У Тамлана хватило соображения не вмешиваться в их разговор, но на этот раз всадница обратилась к нему.

– Если бы я знала, что ты не сможешь отличить колючки от цветка, я бы давно выцарапала тебе глаза! А теперь убирайтесь оба!

Супруги без промедления воспользовались ее советом. Я понял, что мои планы рухнули. Конечно, Джанет забыла про меня, а я боялся окликнуть ее, не желая привлечь внимание волшебниц. Молодая пара достигла края поляны и скрылась, унося мои надежды на ужин и ночлег под крышей. Я с сожалением покачал головой, и ветки кустарника шевельнулись.

Всадница, проводив влюбленных взглядом, уже разворачивала лошадь. Но теперь она остановилась.

– Что это там блеснуло под луной? – воскликнула она в изумлении.

Не получив ответа, волшебница соскользнула с седла.

– Кто бы там ни прятался, выходи!

Не ожидая, пока меня принудят, я выбрался из-под куста и распрямился в полный рост. Всадница изучающе смотрела на меня.

– Какой красивый светлячок скрывался в ветвях! – обрадовалась она.

Возвышаясь надо мною, она подошла ко мне, едва касаясь травы, и тронула мою белую прядь.

– Кто ты, обладатель этой серебристой жилки? Мне было неприятно, что меня застали с поличным.

– Всего лишь человек, – пробурчал я. Она изучала меня и находила это забавным.

– Человек? – переспросила она. – А хоронишься под кустом, будто кролик. Впредь буду проверять внимательней, не сидит ли кто в кустах.

Я тоже с интересом глядел на незнакомку. Она была – возможно, благодаря луне – чрезвычайно привлекательна. Она не выказывала ко мне враждебности, и я осмелел:

– Это может оказаться опасным для тебя. Она помолчала, чтобы эффектнее сразить меня ответной репликой:

– Или же для тебя.

Подойдя поближе, я заметил, что она гораздо красивей, чем мне сначала показалось. Приятен был ее голос и аромат ее тела. Но прочие мои чувства не были удовлетворены, хотя испытывали экстаз предвкушения. От моей настороженности не осталось и следа.

– Пусть твои спутники уйдут, тогда увидишь, – настаивал я.

– Я отошлю их, – пообещала она.

Я не ошибся – незнакомка действительно играла здесь первую роль. Ее подопечные ждали ее на поляне, разбившись на группки. По ее указу они заскользили обратно в лес.

– Подожди вон под тем деревом. Я отдам необходимые распоряжения и вернусь к тебе, – шепнула она.

Едва она отвернулась, я подхватил ее на руки и, подняв повыше, поцеловал. Поцелуй взволновал меня еще больше. Отпустив ее, я почувствовал, что у меня кружится голова, и засмеялся.

И она тоже засмеялась.

– Теперь я знаю, ты дождешься меня. Замечание показалось мне странным, но и помимо него случилось немало удивительного. Когда я поторопился, пропуская всадников, мне уже не понадобилось продираться сквозь высокую, мокрую траву. Я легко ступал, едва касаясь ее верхушек.

Не знаю, долго ли я ее ждал. Теперь весь смысл существования сосредоточился в ее возвращении. Прислонясь к дереву, я заметил, что на мне совершенно новая и к тому же сухая одежда. Но это меня скорее обрадовало, чем удивило. Да, я не знаю, долго ли я ждал ее. Наконец я услышал, как незнакомка возвращается, напевая песню. Это был ее голос, и я слушал очарованный.

Лучшей нет игры на свете:

Не наскучит мне

Уловлять влюбленных в сети —

Чтобы, как во сне,

Был покорен и послушен,

Лишь ко мне неравнодушен,

Чтобы мог один мой взгляд

Повергать иль в рай, иль в ад.

Я пока еще не видел ее, но со следующей строфой ее голос зазвучал так весело, что и я улыбнулся.

Ты застыл ошеломленный,

Страстию горя,

Как мураш, навек плененный

Каплей янтаря.

Стану жечь тебя – ни слова,

Прогоню – вернешься снова.

Раб ты прихотям моим —

Ты без них тоской томим.

Спев последнюю строку, незнакомка остановилась напротив меня. Во мне вновь вспыхнуло желание, и я обнял ее, чтобы помочь сойти с седла. Но она засмеялась и покачала головой.

– Садись позади меня, мой дорогой.

Мальчиком мне случалось бродить вокруг конюшен, когда меня привозили в деревню. Этим и ограничивалось мое знакомство с лошадьми. Но если она желала, чтобы я ехал с ней, – как я мог отказаться? Однако сесть в седло оказалось не такой уж трудной задачей. Я обнял ее, чтобы не упасть; груди ее касались моей руки. Она прислонилась ко мне. Душистые волосы ее на виске мягко обжигали мне щеку. Я закрыл глаза.

– Поехали, – предложил я.

До сих пор помню, как я чувствовал Нимью в своих руках и как ее волосы щекотали мне лицо. Это ощущение было основным в течение всего путешествия. Ветер свистел в ушах, но конь скакал так плавно, что я не чувствовал даже толчков, и ни одна ветка не хлестнула нас. Поясню, правда, как мы въехали внутрь холма. Изредка открывая глаза, я видел, что мы скачем в полном мраке. Кругом, я слышал, ревела буря, но ничего не было видно. Что мне было до этой бури, если я чувствовал, как на виске тонкой нитью пульсирует жилка?

Когда мы выехали на свет, оказалось, что уже давно наступил день. Моргая, я с изумлением глядел на залитые солнцем луга. Сочная трава глянцево блестела на полуденных лугах.

Из травы выглядывали цветы самых разных окрасок, и деревья, раскиданные тут и там, звенящие птичьими голосами, были покрыты свежей листвой. Их ветви, покрытые цветами, спускались над двумя потоками и зеркальным прудом, куда они впадали. Позади прудов было еще больше деревьев, травы и цветов. Безлюдная дорога вела к великолепному городу, чьи шпили вздымались в небо вдали.

В мужчине, пылающем желанием, прекрасный пейзаж только еще больше разжигает страсть. Щебет птиц, запах травы, цветов, деревьев, прозрачной воды смешивался в моем сознании с тою, кого я обнимал и желал так сильно.

– Мы ведь уже приехали? – умолял я ее.

Нимью не отвечала, но дышала едва ли не так же часто, как и я. Прижавшись ко мне тесней, она бросила поводья. Лошадь пошла все медленней, пока не забрела под шатер густых ветвей. Через минуту мы с Нимью уже стояли в благоуханной тени.

Впервые я по-настоящему разглядел ее. Беглый эскиз, который рисовала луна, был жалкой пародией на ее красоту, открывшуюся мне при ярком солнечном свете.

Поняв, что я чувствую, Нимью улыбнулась и закрыла глаза. Голова ее откинулась, и руки безвольно повисли вдоль тела.

– Возьми меня, Шендон, – прошептала она.

21. Конь Аварты

В той стране всегда царила весна. Чистенький, веселый город, где мы жили в роскоши, был весь пронизан ее ароматами и настроениями. Но меня не заботила красота окрестностей. Нимью была великолепна. Мы не могли нарадоваться друг на друга, и я не задумывался о том, насколько долговечно мое счастье.

Только когда мы ненадолго разлучались, я был способен думать о чем-то, кроме нее. Тогда я вспоминал Голиаса и Джонса, но мне казалось, что я знавал их в давние времена. Я гадал об их судьбе так же, как гадаешь о судьбе бывших сокурсников, которых никогда уже не увидишь.

Но вскоре Нимью отправилась в путешествие, а я остался. Я чувствовал себя несчастным, однако вполне мне удалось изведать значение этого слова, когда Нимью возвратилась. С ней был парень по имени Том Лермонт, а я перешел на вторые роли. И с той поры у меня словно рассудок помутился. Мне хотелось убить соперника, но рука не поднималась. Я хотел бы возненавидеть Нимью; но только сильнее желал ее. Вдали от нее я бы исцелился, но Нимью была не из тех, кто теряет обожателей. Она виделась со мной и порою позволяла ласкать себя, но лишь затем, чтобы я не отбился от рук.

В моменты просветления я понимал, что мое спасение – в бегстве. Но я не знал, что мне предпринять.

После потери Тамлана Нимью была начеку и зорко за мной приглядывала. Однажды я все же отважился спросить Тома, как можно отсюда выбраться. Он с хитрецой посмотрел на меня и сказал, что Нимью лучше всех знает дорогу.

Был, правда, человек, который мог бы мне помочь. Но его мне не хотелось расспрашивать. Я плохо разбираюсь в политическом устройстве государства, но, помимо королевы, страной управлял ее муж, король Гвинн Уриенс Мак-Лир. Его представления о браке были довольно любопытны. Нимью должна была бы радоваться, но она ненавидела своего мужа за то, что не имела над ним власти. Его, однако, было этим не прошибить. Его вообще мало что волновало, насколько я успел заметить. Короче, он был славный малый и помог бы мне наверняка, но гордыня не давала мне просить у него помощи. И в самом деле, не спрашивать же мне у мужа, которому я наставил рога, как вырваться из коготков его жены.

Однако о побеге я задумывался редко. Мне не хотелось покидать Нимью. Город так и кишел счастливыми любовниками, и поэтому я уходил за его пределы. Благоухающие луга напоминали мне об утраченном счастье, но я мог найти укромный уголок, где моих страданий никто не видел.

Однажды, когда я лежал, растравляя себя в затяжном припадке безумства, мое уединение было нарушено.

– Он где-то здесь, – донесся до меня мужской голос. – Утром я завтракал на балконе и увидел, как он шел сюда.

– А вы уверены, что это именно он? – Я узнал голос Голиаса и еще глубже зарылся лицом в траву.

– Поручиться не могу, но знаю точно, что он – один из опивков Нимью.

Голиаса сопровождал король Гвинн. Они подошли еще ближе, и я затаил дыхание.

– Несладко ему, должно быть, – сказал Голиас.

– Ха! Именно это он и вбил себе в голову. Положим, она сбросила его на всем скаку, как старого Мерлина. И у него теперь повод, чтобы хныкать. А всего-то и случилось, что Нимью повесила еще одни брюки к себе на кровать.

– Что ж, я рад, что она его оставила.

– Вы плохо знаете Нимью, – сказал Гвинн. Они были в нескольких шагах от меня, и я теснее прижался к земле. – Она никогда никого не оставляла. Я имею в виду ее любовников. – Гвинн хохотнул. – И они ее никогда не бросают. Пока Нимью желает их, или…

– Пока не погубит, – подхватил Голиас.

– Верно, – с удовлетворением засмеялся Гвинн, – припомни, как она извела того паренька, как там его звали?..

– Акколон.

– Вот-вот, Акколон. А ты узнал и предупредил Увейна?

– А вам бы следовало позаботиться о себе.

– Возможно. Но Нимью баба что надо! Когда-нибудь мы соберемся и… Гляди-ка! Я так заболтался, что чуть не наступил на него. Кажется, это останки твоего Друга.

Голиас наклонился и потряс меня за плечо.

– Шендон! Шендон!

Я не отвечал. Наконец с раздражением поднял голову.

– Какого дьявола тебе надо? Мое приветствие не смутило его.

– Вставай, нам надо отсюда выбираться.

– Счастливого пути, – отрезал я.

– Ты пойдешь вместе со мной. Луций ждет нас. Рассчитывает на нас.

Я избегал смотреть на Гвинна, но краешком глаза все же видел, что он наблюдает за мной с насмешкой. Это бесило меня еще больше, чем его безразличие.

– Когда увидишь его, передай от меня привет. Я вновь опустил голову на траву и прикрыл ее руками.

Голиас еще и еще раз окликнул меня, но бесполезно.

Он поднялся.

– Если он попытается уйти из города, не будет ли Нимью против?

– Я разрешу, и она ничего не сможет поделать. Ведь законным образом в нашей семье ношу брюки только я. Разумеется, без шума не обойдется.

– Спасибо, Гвинн.

– Буду рад, когда он уберется с глаз долой. Мужчине непозволительно так хандрить.

– Было бы проще, если бы он сам хотел уйти. – По голосу Голиаса я понял, что он встревожен. – Как же быть?

– Сейчас подумаю, Амергин. Нет, это не годится, – король помолчал, раздумывая. – А не знаешь ли ты Аварту?

– В прошлый раз его показали мне издали. Но познакомиться не довелось.

– Я провожу тебя к его дому. Дождись его и скажи, что я прошу для тебя его коня. Пусть даст на время.

Они ушли. Я захотел перебраться в другое место, но вновь стал думать о Нимью и позабыл про них. Наконец возвратился Голиас, но уже не с королем, а с кем-то еще.

От приступа горя я так ослаб, что испытывал к приставалам скорее безразличие, чем вражду.

– Привет, Голиас, – пробормотал я, садясь. Голиас обрадовался.

– Тебе, кажется, уже лучше. Хотя выглядишь ты как с перепоя во время землетрясения.

Спутник Голиаса – домовитый, добродушный верзила – похлопывал по морде своего коня. Ему приходилось тянуться вверх, несмотря на то, что конь стоял опустив голову. Это был огромный, чудовищных размеров, костистый коняга, покрытый, как верблюд, свалявшейся шерстью.

– Со мной все в порядке, – ответил я Голиасу.

– Конечно, – кивнул он, – но когда мы уберемся отсюда восвояси, тебе станет совсем хорошо.

Когда будущее отступало, я и сам понимал, что со мной творится неладное и что Голиас сумеет мне помочь. Он уведет меня от Нимью. И снова я, вспомнив о ней, потерял самообладание.

– Я никуда не поеду.

– Представь, что мы отправляемся на верховую прогулку немного развеяться.

Даже если бы я был завзятым наездником, этот конь навряд ли привлек бы меня. И как было удержаться на этом жестком хребте без седла?

– Возможно, я не вполне здоров. Но я не желаю сломать себе шею, – заявил я им. – Поезжайте на этом одре сами.

– Я-то поеду, – Голиас упрямо выставил подбородок. – Аварта, помоги мне.

Сообразив, в чем дело, я начал заводиться.

– Не будь идиотом, – предупредил я его, вскочив на ноги, – не смей подходить, а не то носом землю пропашешь.

Он бросился на меня, но я успел приподняться и отскочить. Однако, хоть я и держал ухо востро, Аварта подкрался ко мне со спины и схватил за руки. Жаль, мне не удалось лягнуть Голиаса в смеющуюся физиономию. Я был в отчаянии. Они увезут меня, и я никогда не встречу Нимью. Я жил надеждой вернуть ее расположение, и только злейший враг мог принудить меня к разлуке. Я был так разъярен, что справился бы со всяким. Но не с Авартой. Против этого силача я был ничто.

Не помогли ни борьба, ни проклятия, ни угрозы. Он подтащил меня к лошади и приподнял над землей.

– Посадить-то ты меня посадишь, но не надолго, – пообещал я.

– Ничего, как-нибудь справимся. Да, Амергин?

– Бросай его, – предложил Голиас. Аварта понял его совет буквально.

Он швырнул меня прямо коню на спину. Я хотел соскользнуть, накренившись вбок, но продолжал сидеть верхом. Я даже с места не сдвинулся. Сначала я подумал, что застрял. Но потом обнаружил, что я и ладоней не могу оторвать от спины лошади.

Гнев, душивший меня, сменился паническим ужасом перед предстоящей жестокой операцией. Они хотят увезти меня от Нимью, а мне необходимо ее видеть, чтобы жить. Да, она меня разлюбила. Но ведь она любила меня прежде, отчего бы ей не полюбить меня снова?

Я попытался им объяснить это. Но они меня не слушали, и я, потеряв самообладание, сорвался на крик.

Неплохой я им закатил концерт. Они же на прощание обменивались дружескими пожеланиями. Наконец Аварта хлопнул Голиаса по плечу, ухватил его под мышки и подбросил вверх, как баскетбольный мяч.

Я не мог оторвать рук, а не то бы ударил Голиаса, который очутился как раз впереди меня. Моя надежда на то, что конь окажется норовистым, не оправдалась. Фыркнув, конь сделал рывок и поскакал, едва касаясь копытами травы. Я все еще пытался оторваться от него, когда мы подскакали к небольшому, но низкому облаку. Хорошо, что я все же не сполз, потому что конь высоко подпрыгнул. Сначала я подумал, что мы просто перескочили с места на место, но оказалось, что конь взвился в воздух. Он поднимался все выше, пока не пролетел сквозь маленькое облако, которое оказалось водяным.

Полубезумный от горя, уставший, от борьбы, я не успел даже испугаться. Что бы там ни было, я не страдал от недостатка воздуха, пока мы пролетали сквозь водяную толщу. Помимо этого, случилась еще одна чудесная вещь. Когда мы отправлялись в путь, тень была только у Голиаса. Пролетев сквозь озеро, я вновь обрел свою тень. Теперь одна лошадь не отбрасывала тени: я заметил это, когда на берегу она остановилась, чтобы стряхнуть воду.

Конь послушно ожидал приказаний. Голиас медлил, соображая, где мы находимся.

– Кажется, именно здесь отлупили Киднона, – пробормотал он. – Местность соответствует описаниям. Возьми немного на юго-запад, – сказал он коню.

Я тем временем, наблюдая за собой, делал все новые и новые открытия.

Моя старая одежда вновь была на мне. Но главное, во мне вновь проснулась моя воля. Нет, я не забыл Нимью. Вспоминая о ней, я все еще желал ее. Но я мог заставить себя не думать о ней.

Поначалу воля моя была еще слаба, но чем дальше мы уезжали от Нимью, тем лучше я себя чувствовал. Ветер, дувший мне в лицо, прояснил мой ум, и боль стихла. Новое настроение охватило меня всецело, но описывать его легче по частям. Поначалу я опасался, что с утратой Нимью в душе моей воцарится пустота. Потом меня стало удивлять, отчего я позволил кому-то настолько овладеть моим существом. И я почувствовал стыд. Да, мне казалось, что наша с Нимью любовь будет бесконечной. Пусть она прошла – я сохраню о ней воспоминания. Правда, я испытал много горя. Но все это – и дурное, и хорошее – навсегда теперь останется в моей душе, что бы ни случилось со мной в будущем. Освободившись от своих печалей, я какое-то время не смел заговорить с Голиасом. Ведь когда он – еще в стране Нимью – заговорил со мной, я чуть не лягнул его в зубы.

Наконец я все же спросил:

– Где ты оставил Джонса?

Услышав меня, он, к моему великому облегчению, улыбнулся.

– Очухался? Отлично. Я оставил его с Дегаре. С ним он будет в безопасности. Здесь, в Варлоках, далеко не на всякого можно положиться. Сейчас мы едем прямо к нему.

– Ты молодчина, что пришел и забрал меня, – выдавил я из себя.

Я постарался сказать это так, чтобы он почувствовал мое раскаяние. Ведь я вел себя как сомнамбула при встрече с ним.

Голиас понял меня, хотя заговорил о другом.

– Что случилось после того, как ты с плота прыгнул в воду?

Выслушав мои приключения до встречи на Майлз Кросс, он кивнул.

– Берсилак – отличный парень.

– Кто?

– Тот, зеленый. Жаль, я не повидал его на этот раз. Но мы с Луцием выбрались на берег южнее Уединенного Приюта. И плот мы миновали, наверное, он остался выше по реке. Я был уверен, что он разбит, и не стал искать его. Кстати, если ты хочешь проклясть своего врага, пожелай ему оказаться с ослом в реке и потом вытаскивать этого осла на крутой берег ночью.

Голиас покрутил головой.

– Тебя мы потеряли, и я решил, что самое лучшее – отправиться к Оракулу. Джонсу было неплохо в его ослиной шкуре; но я-то был голый, как Конэр в день коронации, и голоден как черт. К счастью, мы встретили Леолайна, который в предгорье охотился на диких кабанов. Он накормил меня и одел вот в это. – Голиас взбрыкнул одной ногой, потом другой, чтобы я мог полюбоваться на его новые желто-синие штаны. – Потом мы взяли на юго-запад. Спустя пару дней добрались до старой дороги. Мне стало ясно, что ты нас не опередил. Но все же я решил потихоньку двигаться вперед, в надежде, что ты добираешься к Оракулу другим путем.