Текст книги "Серебряный Вихор"

10. В Хеороте

Король восславил виновника торжества. Речь его стоило послушать. Оказалось, что Беовульф – так звали того парня – убил двух чудовищ, искоренив целое гнездо. Причем со вторым ему пришлось сражаться под водой.

Потом заговорил Беовульф. Мне понравилось, как он держался. Он понимал, что совершил великий подвиг. Он не похвалялся и не скромничал, а просто сказал, что рад был случаю оказать посильную помощь. Все от души приветствовали его, да и кто откажется от удовольствия повопить во всю глотку? И все мы охотно выпили в его честь.

Я наслаждался весельем пира и добрым расположением духа. Мое уныние как рукой сняло. Нет лучшего лекарства от гложущей вас тоски, чем буйная холостяцкая пирушка. Тоска измучила меня, но я взял над ней верх. Я окунул ее в мед и затем выудил из кружки, как утонувшую муху. Я искрошил ее кулаком, отбивая такт разгульной песни, слова которой знали все, кроме меня. Я исколол ее остротами и затем выдохнул вместе с хохотом.

После речей прошло примерно с полчаса, и тут началось такое… Мужики за соседним столом стали топать ногами и вопить. К ним присоединились и мои сотрапезники. Орали так громко, что поначалу я даже не мог разобрать, что они выкрикивали.

– Видсида!.. Видсида!.. Видсида!..

Я едва не позабыл, зачем пришел в Хеорот, но теперь взволнованно вскочил. Кто он, Видсид, – житель здешней округи, а может, и нет? Надежда меня не обманула. Взглянув туда, где сильнее всего кричали, я увидел Голиаса, который шел к почетному столу. Вспрыгнув на возвышение, он поклонился королю, а затем повернулся к нам.

Где старый друг, там и дом. Я радостно смотрел на него, предвкушая наше воссоединение. Как и на мне, на нем была теперь новая одежда. Он был разодет как щеголь: в ярком желтом жакете и зеленых штанах в обтяжку. Обут он был в короткие сапожки. Кроме того, он подкоротил волосы. Однако, изменив внешность, все же остался прежним Голиасом. Движения его были по-прежнему оживлены, и на лице написан интерес ко всему, что бы он ни делал.

– Что вам сегодня спеть? – улыбаясь, спросил Голиас. Только сейчас я заметил, что через плечо у него подвешена небольшая арфа. Он рассеянно настраивал ее, пока мы обсуждали этот вопрос.

– Давай-ка «Стоянку Уолтера»!

– «Сигмунда Сиггерсбейна».

– Нет, лучше «Сожженный Финсбург».

– Это мы слышали вчера.

– А как насчет «Хельги, убийцы Хундинга»?

– Что-нибудь новое! Что-нибудь новое! Голиас поднял руку.

– Хотите что-нибудь новое? – спросил он, когда зал успокоился.

– Да! – взревели все, и я вместе с ними, устав сидеть молча.

– Хорошо, наполняйте чаши, чтобы было чем смочить горло, когда пересохнет во рту. – Он улыбался нам, а мы – ему. – И теперь шуметь здесь буду только я. Ясно?

– Ясно! – ответили мы хором.

– Ну хорошо. – Выждав какое-то время, он взял несколько аккордов, чтобы привлечь наше внимание. – То, что я вам сейчас спою, – сообщил он, – называется «Смерть Бауи Глоткореза».

Суров был слух для старого Хьюстона Ворона:

Трусы бежали тайком из твердыни в Бексаре,

Бросив собратьев в беде беззащитными перед бесчинством

Лютых орд, лавиной лихой накативших

В надежде князя низвергнуть. Вникнув в новость,

Правитель, преступно преданный, не устрашился:

Закаленный злобой врагов, он замыслил

Мщенье монарха могущественного обрушить.

Разом он принял решенье разумное – вызвать

Тана того, чья толковость признана всеми.

– Слуги! – скрипнул зубами. – Скачите скорее за Бауи!

– Бауи! – бравому воину буркнул он хмуро.

(Поклоном почтил повелителя, тотчас послушно явившись,

Грозный герой.) – Говорю: гони что есть мочи!

Крепость к рукам прибери – иль круши без пощады.

Делай, что надо, а не под силу – делай, что должен.

Мы приветствовали решение Бауи и, конечно же, выпили за его успех. Голиас, поощряя наше сочувствие, тоже приложился к ковшу и продолжал:

Слава пристрастна к своим сыновьям, прогремевшим

Бесстрашье в бою, – Бауи был тут первым.

Попомнят потомки противоборство в Натчезе!

Натиск недругов – до полусотни – ножом отразил он,

Храбро орудуя им и с хрустом хребты ломая,

Вгрызаясь во внутренности врагов. Во многих войнах

Верх он взял, ведя за собою войско;

Стяжал он себе сокровищ на море и на суше

Груды и груды – горы богатств: говорилось —

Тролли, тревожась, в тайник серебро схоронили.

Без промедленья прибыл Бауи в Бексар.

Грозный приказ гарнизону геройскому отдал:

– Хьюстон Ворон войско вскоре хочет вести:

Времени вдоволь – вот что всего важнее.

Владений врагу не видать вовеки:

Будем в бою бастион отстаивать беззаветно.

Потоком противник прихлынул к Бексару,

Пытаясь плотину прорвать укреплений.

Во власти Вирда – сразить иль возвысить:

Бесстрашный Бауи битву впервые

Проиграл, к постели прикован горячкой,

Мучаясь молча. Но мощью духа

Памятовал порученье он прочно.

Смелее, соколы! – сказал он соратникам. —

Бодритесь, приятели: победа будет за нами!

Жадно жаждали славы жизнелюбивые таны,

Сильные в сече, стойкие в смертных сшибках.

Каждый рвался в резню – колоть и рубить рьяно.

Верны вождям воины – Ворону Хьюстону,

Могучему в брани Медведю Бауи.

Двенадцать дней длился дружный отпор:

Смогут ли сотне столь долго противиться десять?

Вспять волна устремилась. Усталые вой

Дважды дружины дикие прочь прогоняли.

Третий раз, мощным молотом Тора стены

Руша, рати ринулись бурно в Бексар.

Крепость кровью кропилась – круто

Пришлось нападавшим: немалая плата

Ждала желавших ворваться в жилище,

Где герои грозные их поражали

Насмерть, неколебимо на страже стоя.

Всяк десяти дерзостным выи сгибал,

Суставы выдергивал, в сердце вонзал оружье:

Такую вот виру взимали с врагов таны.

Всем это пришлось по душе, в чем Голиас не сомневался. Махнув нам рукой, он взялся за ковш.

Тринадцатый тан тяжелым снопом падал —

Дюжина дальше дралась достойно.

Задыхаясь, загнаны в угол, за каждую пядь

Жертвуя жизнью, жгучим восторгом

Полководцы полнились, погибая вместе.

Прижатый плотно к проходу, огненно-рыжий

Травис, трижды удар топора принявший,

С расколотым черепом, четверых с размаху

Кинул на камни, кишки выпуская наружу.

Настал тут конец ему. Крокетт неукротимый

(Топнет только, забывшись, – земля трясется)

Смерть нашел, на семи остриях наколот.

Кимбалл, конников командир, пал точно так же;

Безбоязненно Бонхэм бросился прямо на пики.

Полубезумные от потерь, победители не желали

Мира и с мертвыми – терзали трупы,

Страшась сохранившейся слабой искры,

Способной смутить их самоуправство.

При подсчете павших послышались крики:

Бауи буйный бунт учинит и бойню!

Пускай поищут проклятого супостата!

Порыщите повсюду – пощады ему не будет.

Нашли его навзничь на ложе простертым:

Лихорадка лишила любимца баталий

Прежней прыти – пламенный взор потухнул.

Накинулись нагло, но тут же назад отступили

В постыдной панике прочь. С одра поднялся

Беспамятства, Бауи, бывший без сил, без дыханья;

Грянул громом на недругов Глоткорез, гибель обрушил

На тьмы и тьмы, тщетно напасти бежавших,

Так кончил дни тан, колец дарителя твердый

Сердцем сторонник, слуга Хьюстона Ворона верный:

Множеством мертвых тел отомщен могучий властитель!

Мне, как и всем, было ясно, что Бауи достиг своей цели и победил в борьбе. Мы радовались, что гибель его не осталась неотомщенной. Мы приветствовали Бауи Глоткореза, Хьюстона Ворона и Голиаса и с воодушевлением выпили за каждого из них.

Я был горд, что у меня такой друг. Я не хвалился, что знаком с ним, но волнение так и распирало меня. Я тронул локоть соседа, с которым уже успел познакомиться.

– Круто же он загнул – верно, Хок?

– Кто, Видсид? – Хоку понадобилось время, чтобы сосредоточить свой взгляд на мне. – Послушай: я тебе кое-что про него совру. Не знаю, как там насчет слов песни – хотя от него я готов выслушать все что угодно, – но голос у него, как колокол к обеду. Впрочем, собаку он заставит бросить кость, чтобы послушать его, а блоху – спрыгнуть с собаки. Его научила петь русалка, с которой он переспал в Скаггераке. Так говорят, не думай, что я это сам сочинил. Что бы там ни было – другие певцы в сравнении с ним каркают, как вороны. Выпьем за него!

Голиас вернулся на свое место, но было бесполезно пробираться к нему в такой давке. Я остался за столом в кругу своих новых знакомых, радостно сознавая, что друг где-то поблизости. Веселье продолжалось, к тому же король, в отличие от Робина, не торопился закупоривать бочку.

Соревнование оказалось для меня нелегким. Парням было не занимать ни усердия, ни опыта. Которые помоложе, уже отключились, но старшие еще держались. Тем не менее я решил, что следует прогуляться, чтобы не испортить следующий день. Ел я не меньше, чем пил, и потому чувствовал себя неплохо. Я даже гордился своей ровной походкой, хотя тень моя двигалась не так уверенно. Но небольшая тренировка исправила этот недостаток. Часа два погуляв по гавани, я вернулся голодный. Не отказался бы я и от кружки меда на ночь.

К тому времени обстановка в Хеороте переменилась. Теперь зал напоминал поле битвы после изнурительного сражения. Люди спали на столах и под столами; сидели на скамьях, уронив голову на стол, и лежали на полу, закинув ноги на скамью. Над недвижными телами, мощный, словно грохот подземки, стоял храп.

Тускло горели факелы, и я подумал, что на сегодня уже все окончено. Вдруг один факел разгорелся, осветив королевский стол. Мед и здесь оказался победителем, но небольшой гарнизон из двух человек все еще держался. Подойдя поближе, я узнал Беовульфа и Голиаса.

Голиас, увидев меня, сразу же вскочил.

– Хо! Шендон, – воскликнул он, поспешив навстречу мне. – Вот молодец! А я-то уже беспокоился о тебе.

В его голосе звучало дружеское тепло, и радость моя увеличилась. Не удовольствовавшись рукопожатием, я хлопнул его по плечу.

– Я уж и не ожидал тебя увидеть, – сказал я. – Думал, что ты попал в волчье брюхо вместе с другими парнями Бродира.

– Ты же как-то выбрался, – ответил он, проницательно взглянув на меня. – И это замечательно.

Я чувствовал, что он думает обо мне лучше, чем я того заслуживаю.

– Видишь ли, я не знал, к какому дьяволу следует направляться, и пару раз вполне мог тебя подвести, если бы угодил в переплет.

– Дело случая. – Он все еще изучал меня. – Трудно тебе пришлось?

Вопрос захватил меня врасплох, и я задумался. Кто готов сознаться в поступках, заставляющих корчиться от стыда?

– Да, в общем-то я доволен, что побывал в рукопашной. А как ты попутешествовал?

– Просто чудесно! Поначалу прикинулся мертвецом, и меня вытащили на поле, в пищу воронам. Я был весь в чужой крови, но они об этом не догадались. Когда я ожил, можно было отступить к западу, и я стал отступать… Давай-ка за стол, выпьешь, с нами меда. Как видишь, – он указал на спящих, – лучшую часть пирушки ты пропустил.

Я объяснил, что здесь уже не первый раз. Мы подошли к столу. Я ожидал, что Голиас представит меня Беовульфу. Голиас нашел для меня кружку, я взял хлеб и большой кусок сыра, и мы сели за стол.

– Ты не против, если мы обменяемся новостями, верно, Вульф?

Голиас наполнил все три кружки вровень с краями, но наружу не перелился ни один пузырек пены.

– Я пришел сюда, чтобы встретиться с этим парнем. Нам с ним предстоят кой-какие дела.

– Валяйте. – Беовульф держался непринужденно, и это мне особенно нравилось в нем. – Целых три дня все только обо мне и толкуют. Я буду рад послушать о чем-нибудь другом.

– Наслушаешься вдоволь, – пообещал Голиас. – Ну-ка, на чем я остановился?

Эта осечка памяти была единственным свидетельством его участия в суровой схватке, из которой они с Беовульфом вышли единственными достойными победителями. Я с почтением склонил перед ними голову.

– Ты направился на запад, – напомнил я ему.

– Да, я пошел на запад – дальше, чем хотелось бы, потому что отряд Брайана заметил меня и преследовал до Босс Арден. Улизнув от врагов, я отдышался и двинулся на юго-восток, впутался в охоту на Калидонского вепря и, сбившись с пути во время погони, завернул пообедать к Бикриу. Он пройдоха, но прочая компания – приличные люди. Затем отправился к Королю-Рыбаку и провел пару ночей с Арджуной, Бхимой и остальными; навестил Пуйла – но его не оказалось дома, меня принял Аран – хороший парень! Вот так.

Мы выпили, и Голиас продолжал:

– От Пуйла я мог бы прямиком направиться сюда, но встретил Роланда. Как он разъярен!.. Черт побери, я знаю Роланда много лет, но нам было не до воспоминаний. Он крушит лес в щепки и разбивает скалы! Пришлось мне взять западнее. Так я и шел, не поворачивая на юг, до самого Терне Вателина. – Он снова осушил кружку.

– Да, Грэлент – я сказал тебе, что встретил Грэлента? – был со своей милашкой, с ней была ее подруга. Бедняжка скучала одна, но мы с ней поладили. Просто чудо! – он поцеловал кончики пальцев. – Но я должен был встретиться с тобой. К тому же она хотела взять меня на прикол. Всю ночь я шел, желая выйти из Броселианского леса, пересек Троянские степи, где чуть не погиб вместе с Игорем. Но Игоря взяли в плен, а я освободился и добрался до Уотлинг-стрит.

Голиас снова наполнил кружки, но я отставил свою в сторону.

– Надо признать, встреча с Роландом меня подстегнула. Я достиг дороги неподалеку от Тильбюритауна, затем взял на восток и поужинал в Вудлэндз, где Джонни Как-Бишь-Его снабдил меня этим барахлишком. Вчера я пришел сюда. А как поживает Робин?

Я не говорил ему о встрече с Робином, но, наверное, зеленый костюм был Голиасу известен. Опуская излишние, на мой взгляд, подробности, я описал ему свои приключения с момента смерти Брайана. Я старался не смотреть Голиасу в глаза, но он был слишком проницателен, чтобы ничего не заметить. Хотя мне казалось, что я выказывал достаточно сдержанности, упоминая Розалетту, он видел меня насквозь.

– Прелесть что за девушка, а?

Я почувствовал, что краснею, но попытался напустить на себя беспечность.

– Хорошенькая, – я зевнул, – но еще ребенок.

– Молода, однако очень мила, – подытожил Голиас. – Сердечко-то она тебе укусила.

Беовульф выглядел так, если бы не слышал ни слова из нашего разговора. Почувствовав смущение, я разозлился на Голиаса. Он это заметил и засмеялся.

– Не огорчайся. Сердце твое исцелится, если уже не исцелилось, и станет от этого только сильней. Чокнемся!

– Что нас ждет дальше? – спросил я, чтобы сменить предмет разговора… – У тебя есть какие-то планы?

Голиас посерьезнел.

– Да, я знаю, какие задачи мне предстоят, и хотел бы, чтобы ты присоединился ко мне. Но предупреждаю: впереди долгий и трудный путь.

– Дело привычное, – ответил я, пожав плечами. Упоминание о Розалетте погрузило меня в меланхолию, и я почувствовал, что вновь теряю душевное равновесие. – Что ты затеваешь?

Голиас разлил мед, и на этот раз я подставил свою кружку.

– Я снова прошу нас извинить, Вульф, – сказал Голиас, – но послушай тоже. Возможно, нам понадобится твой совет.

– Никаких извинений, – заверил его Беовульф, – если затевается стоящее дело, его надо обсудить.

– Видишь ли, – Голиас повернулся ко мне. – За день до того, как я встретился с Джонни, меня угощал на постоялом дворе один юноша. Он же и приютил меня на ночь. Зовут его Луций Дж. Джонс, второе имя произносится как Джил. Какая ему корысть оплачивать мои счета, кроме той, что я не при деньгах, а он хороший парень?

– Не такой неразговорчивый, как ты, – продолжал он, когда я ограничился простым кивком, – но легко откупоривается вслед за третьей или четвертой бутылкой. Так вот, он рассказал мне о том, что не дает ему покоя. Я всегда с охотой слушаю тех, кто меня угощает, но тут и я в самом деле заинтересовался. И потому слушал не с таким безразличным видом, как ты сейчас.

– Я слишком устал, – заметил я в оправдание. Так оно и было. Долгий пеший путь и обильная выпивка в конце концов сломили меня. Оживление испарилось, и голова налилась тяжестью. Каждой клеточкой своего тела я чувствовал, что уже глубокая ночь. Мне хотелось спать, и я бы охотнее всего поискал свободное место на скамье, но не был уверен, что доберусь до нее.

– Мы все скоро отрубимся, – пообещал Голиас. – Так вот, этот Джонс сказал мне, что против него все обстоятельства. Он не может жениться на любимой девушке, ему негде жить, и он не имеет ни определенного занятия, ни постоянного дохода.

Вместо того чтобы посочувствовать Джонсу, я пожалел себя. Ведь не только он не может жениться на любимой девушке. И если я ничего не могу сделать для себя на этот счет, что толку говорить о каком-то незнакомце?

– Он хочет, чтобы ему подарили весь мир, обвязанный розовой ленточкой, а самому чтобы и палец о палец не ударить. Пусть займется чем-нибудь серьезным и не ноет.

Голиас в изумлении приподнял брови.

– Он всерьез намерен заняться делом, но это не так-то просто.

– Но чем мы можем ему помочь? – упорствовал я. – Мы оба сидим без денег, и я вдобавок сам не уверен, найду ли себе здесь работу.

– Вот я тебе и предлагаю дело, – настаивал Голиас. – Наверное, ты не совсем разобрался, Шендон. Это очень серьезно. В сущности, парень нуждается во всем, что необходимо для жизни. Мужчина должен знать, чему посвятить жизнь, кого любить, с кем дружить и как добывать деньги. Это как опоры, без которых невозможно ходить. Что может быть интересней или важней?

– Не для него, полагаю.

– Для нас! – фыркнул он. – Брать города, сражаться с чудовищами, – выбирай что хочешь. Вот дела, достойные того, чтобы, свершая их, умереть. И наша затея стоит того, даже если иные делосские глупцы и заморочили бы тебе голову.

Меня уже мутило от выпивки, но я все же отхлебнул из кружки.

– Что нам предстоит делать? – спросил я.

– Речь идет о жизни и смерти. Предупреждаю, придется несладко, но ведь Джонс обошелся со мной как с братом, хотя сам почти что нищий. Итак, по рукам?

Я уже почти что засыпал, и тем не менее мозг мой работал с трезвостью, которая иногда приходит в последние часы затянувшегося застолья. Какое мне дело, что тот парень – благодетель Голиаса? Это не причина, чтобы подставлять голову под топор. Я чувствовал, что сыт по горло приключениями в чужих странах.

От Голиаса не ускользнули мои колебания.

– Ничего страшного, если ты и откажешься, – проговорил Голиас, но голос его уже не звучал с прежней теплотой. – Я, например, всегда стремлюсь в Романию и не ухожу, пока не наступит развязка, но если ты смотришь на сторону, мы найдем способ доставить тебя домой.

Я тут же представил, как лежу на кровати в уютной чикагской квартирке, задремывая под мурлыканье радиоприемника. Конечно, мне жаль расстаться с Голиасом, но если он собирается шляться по городам и весям, устраивая чью-то жизнь, мне-то что за дело? Но едва я приоткрыл рот, чтобы ответить, как Беовульф внимательно взглянул на меня, ожидая моего решения. Слова застряли у меня в горле. Вспомнив, что сам Беовульф тоже пришел на помощь чужеземцам, я просто не в силах был при нем отказать другу, нуждающемуся в моей помощи. Я пожалел о своей нерешительности и срочно закашлялся.

– Попало не в то горло, першит, – объяснил я. – Конечно, Голиас, конечно. Можешь на меня рассчитывать. О чем разговор?

ПЕРЕХОД ВТОРОЙ
Вдоль по дороге. Город. На реке и за рекой

11. Опасное предприятие

Допив мед, Голиас взглянул на Беовульфа.

– Не пора ли спать?

Беовульф заглянул в пустую кружку и перевернул ее.

– Да, – решил он. – Ты возьмешься за руки или за ноги?

Я поднялся, чтобы сопроводить их, но далеко идти не пришлось. На длинной скамье спали люди – кто сидя, кто лежа. Голиас с Беовульфом снимали одного за другим и перекладывали на пол.

– Места здесь хватит нам всем, – заключил Голиас. – Доброй ночи, Шендон. Доброй ночи, Беовульф. Аха-ха!

Прежде чем улечься на жесткой скамье, я в последний раз с тоской вспомнил о белоснежных простынях. Но спалось мне хорошо. Позавтракали мы уже в полдень. К моему изумлению, Голиас и Беовульф совершенно не страдали от похмелья, хотя все мы притихли. Вечером легли пораньше, и на следующее утро мы с Голиасом отправились в путь.

День был бодрый, солнечный – в самый раз для путешествия. Чувствовал я себя превосходно, особенно в сравнении со вчерашним днем. Но не только бодрое самочувствие способствовало великолепному настроению. Я был доволен собой. Я не подвел Голиаса. Я выбрал действие вместо ничегонеделания. Грудь моего мужества поросла шерстью, а в душе теплился огонек любопытства.

Прощанье было недолгим, и через двадцать пять минут мы уже достигли Уотлинг-стрит. Восточный указатель приглашал нас в Дериабар, на конец полуострова, но мы развернулись и отправились на запад. Перед нами открылись просторы Романии.

Дорога была словно предназначена для пешей ходьбы. Хорошо утоптанная, не пыльная, не грязная и не изъезженная колеями. В ней отсутствовали изъяны, свойственные даже хорошим дорогам. Не прямая и не плоская, она лишь частично открывала обзор; виды, которые нам открывались, постоянно менялись и отличались разнообразием.

Голиас сразу же взял хорошую скорость. К счастью, я уже успел поразмять ноги, блуждая в Броселианском лесу. Передвигаясь быстро, разъяснил Голиас, можно позволить себе в пути некоторые поблажки и вместе с тем не опоздать на рандеву, назначенное на послезавтра. Мы останавливались ненадолго в придорожных харчевнях; в жару освежали себя купанием и задерживались, если попадалось что-либо стоящее внимания.

По дороге случалось всякое, но только одна встреча особенно запомнилась мне. Близ некоего города мы повстречали местного правителя на прогулке с небольшим отрядом телохранителей. Начальник стражи велел очистить путь, ткнув в нашу сторону большим пальцем. Мы посторонились – и тут же отскочили. Наше проворство спасло нам жизнь. Мимо нас промчалась на всем скаку молодая всадница. Пред королем она осадила лошадь, подняв ее на дыбы, и затем отбросила вуаль. Девушка была красива, но навряд ли бы ею залюбовался тот, против кого она пылала гневом.

Мы остановились посмотреть, что последует далее. И его величество остановился – а кто бы поступил иначе?

– Донью Химену мы всегда рады приветствовать, – заявил он. Однако не похоже было, что он и вправду рад этой встрече.

Голос девушки соответствовал ее внешности. Но так как она не питала ко мне вражды, он показался мне приятным.

– Донья Химена надеется, что ваше величество, не изменив своей благосклонности, соизволит выслушать свою подопечную.

Король, откашлявшись, прочистил горло.

– Неужели вы в этом сомневаетесь?

– Сэр, – начала она безо всякой разминки, – известно ли вам, что Рюй Диас де Бивар убил моего отца?

– Да, слухи об этом до меня доходили. – Король был похож на человека, худшие опасения которого сбываются. – Очень сожалею, но подобные инциденты не исключены, если мужчины враждуют.

Король хотел еще что-то сказать, но просительница прервала его:

– Как подданная, которая ищет защиты у суверена, я требую справедливости.

Мне подумалось, что эта девушка никому не даст спуска, требуя око за око и зуб за зуб. Взглянув на короля, я понял, что и он думает то же самое.

– Мне сказали, что ваш отец погиб в честном поединке… Что я могу для вас сделать?

– Отдайте мне его! – воскликнула девушка. – Вернее, отдайте меня ему в жены. Рюй Диас отнял единственного мужчину, который у меня был, – да и кому бы еще я могла принадлежать? Я прошу – и как король вы не можете отказать мне – мужчину взамен мужчины.

Облегчение, изобразившееся на лице короля, можно было сравнить только с моей растерянностью.

– Такого я еще не видывал, – обронил я, когда мы продолжили наш путь.

– Погоди, пройдем немного дальше – то ли еще увидишь! – заверил меня Голиас.

Короля мы повстречали на второй день нашего путешествия. К полудню мы достигли нашей цели. Это была небольшая харчевня под названием «Королева Гусиные Лапы» в городке, именуемом Гипата. Второй и третий этажи выдавались над первым, нависая над узкой улочкой.

Но меня не заботило, как выглядит гостиница. Я был зверски голоден, и в горле у меня пересохло. Когда я услышал звяканье бокалов и тарелок, доносившееся через открытую дверь, мое нетерпение достигло высшей точки. Но мне не так сильно хотелось есть, как пить. Уже с полчаса я предвкушал, как залью свою жажду холодным пивом. Дверь гостиницы была открыта, что сулило скорейшие оправдания моих надежд. Мы уже переходили улицу, как вдруг Голиас толкнул меня локтем. И очень вовремя, так как мужчина, высунувшийся из окна второго этажа, выпалил в меня из пистолета, но промахнулся.

До этого на улице было тихо. Теперь все переменилось. Из-за занавески выглянула женщина и стала призывать караул. Из соседнего окна послышалась ругань. На оскорбления мне было наплевать: больше всего меня занимало оружие, из которого в меня стреляли. Оно напоминало обрез. К счастью, пуля всего лишь оцарапала мне костяшки пальцев, а автоматически пистолет не перезаряжался. В окне показалась вторая женщина и во всеуслышание объявила, какого рода заведение она содержит. В ответ послышался отчаянный визг совсем молоденькой девушки, которая вопила, что пусть этот гуляка-кот и думать забудет впредь о ее постели. Внутри дома также слышались вопли, хлопанье дверей и топот башмаков по лестнице.

Виновник всей этой суматохи, однако, и не пытался оправдываться. Он тяжело приземлился без помощи парашюта, однако не получил ни ушибов, ни царапин. Мгновенно опомнившись от падения, он вскочил на ноги и, даже не отряхнувшись, дал стрекача.

Я все еще обсасывал свои костяшки, когда Голиас схватил меня за руку.

– Бежим! – крикнул он. – Мы не должны его упустить.

С этими словами он понесся вслед за беглецом, а я неохотно поковылял вдогонку. Меня разбирала досада, что приходится оставлять гостиницу, когда я уже вот-вот поднес кружку пива ко рту. Причем надо было бежать – а я так проголодался и устал! Раздражение мое возрастало, и я не слишком-то усердствовал в пробежке, пока не услыхал у себя за спиной крики. Сообразив, что могу быть пойман как соучастник, я наддал ходу.

К счастью, наши преследователи не оказались рекордсменами. Нырнув в боковую улочку и перебежав по ней на соседнюю, мы оторвались от погони. Я сообщил это незнакомцу с Голиасом. Теперь мое раздражение обрушилось на них.

Голиас не разделял моей досады. Напротив, улыбнулся нам с незнакомцем, как если бы между нами уже существовала какая-то связь.

– Шендон, – выпалил он, – позволь тебе представить Луция Дж. Джонса.

Не смущаясь обстоятельствами знакомства, юноша протянул мне руку. Он был миловиден, хорошо сложен, подтянут, с волосами чуть рыжеватого оттенка. Но не красота его подкупила меня. Лицо юноши сияло таким добродушием, что моя злость вмиг испарилась. Несмотря на колотье в боку и исцарапанную руку, я не мог не улыбнуться ему в ответ.

– Вас всюду так встречают? – осведомился я. Он хмыкнул.

– Много шума из ничего.

– Между прочим, через улицу отсюда – трактир «Голова Сарацина», – сообщил Голиас.

– Ты отправился на поиски Шендона, – начал свой рассказ Джонс, когда мы уселись за стол. – А я остался тебя ждать. Заняться мне было нечем… Да, а та девушка – она тоже присоединилась к моим критикам?

– Если вы имеете в виду девицу, которая оповестила весь белый свет, что вы – сукин сын, то да, – уточнил я.

– Это одна из служанок, – разъяснил Джонс. – Забавное недоразумение, не правда ли? Но я тут совершенно не при чем, – заверил он нас.

Принесли пиво. Мы осушили кружки и с облегчением перевели дух.

– Не знаю, какие выводы вы сделали, ознакомившись с ее мнением, – продолжал Луций, – но наши отношения были чисто дружескими. У нее могли быть причины для недовольства, но она никогда не жаловалась. Я, со своей стороны, был верен ей все то время, пока мы находились вместе. Из-за строгостей, предъявляемых к служанкам, встречались мы только по ночам. Но ведь оставались еще и дни… Случилось так, что в соседний с моим номер позавчера въехала женщина. Забота о репутации не позволяла ей принимать посетителей по вечерам, но врач, по ее словам, прописал ей сон после обеда. Попутно красотка намекнула мне, что она – не из тех робких дам, которые склонны запирать дверь. Моя новая знакомая была так разговорчива, что я до сих пор не могу понять, отчего она не сообщила мне, что вечером приезжает ее муж. Скорее всего, она и сама об этом не подозревала. Джонс вытащил из пива муху.

– Так или иначе, супруг заявился как раз перед вашим приходом, и хозяйка гостиницы проводила его в комнату жены. Трое слуг несли его пожитки, а служанка (та самая, что вообразила, будто имеет права на мою персону) держала поднос с ужином. К счастью, я оказался предусмотрительней, нежели дама, которая немедленно принялась вопить: «Насилуют!», едва заслышала голос мужа, и потому загодя запер дверь. Пока они ломились, я успел одеться. Мне стало ясно, что я пришелся обществу не по нраву, и потому постарался избежать непосредственного контакта.

– В другой раз, когда в тебя будут стрелять, лови пули сам, – предложил я рассказчику. Впервые за все время Джонс посерьезнел.

– Очень сочувствую тебе, Шендон. Представляю, как тебе досадно. Если человека убивают, он должен хотя бы сознавать, что заслужил это.

– Возможно, он и заслужил, чтобы его подстрелили, но только где-нибудь в другом месте, – заметил Голиас. – Мало кто из нас, мужчин, не заслужил пули, и уж совсем редко кто приходился мужьям по нраву. Кстати, как насчет твоих пожитков?

Джонс, растерянно помолчав, сказал:

– Знаешь, с отступлением я справился неплохо, но мои пожитки, честное слово, из головы у меня вылетели начисто.

– Кому-нибудь из нас придется их забрать, – предложил Голиас. – А счет за гостиницу ты оплатил?

– До вчерашнего полудня. У меня хватит денег, чтобы рассчитаться с ними полностью, но за ужин заплати ты.

Голиас принял это предложение так же естественно, как оно было сделано. Порывшись в карманах, он достал пару золотых браслетов.

– Мне их подарил король Хротгар. Ты, Шендон, видел его в Хеороте. Камни в восемнадцать каратов. Завтра я их продам, и у нас заведутся денежки.

После ужина мы сняли на ночь комнату. Джонс заказал бутылку вина (портвейн с примесью бренди, как мне показалось), и мы уютно расположились в углу распивочной. Здесь курили, но не сигареты и не сигары, а трубки, набитые табаком. Моих товарищей это не заинтересовало, но я с удовольствием выкурил несколько трубок, пока мы проводили военный совет.

– Изложи Шендону наши задачи, – предложил Голиас. – Я ему только вкратце обрисовал твои сложности. Все сведения лучше получать из первых рук.

До сих пор Джонс сохранял уравновешенность. Теперь же он вспыхнул, обнаружив свою молодость.

– Мужчине не пристало распространяться о подобных вещах, но я нуждаюсь в помощи, а вы великодушно предлагаете мне содействие. Я, впрочем, не уверен, что из этого что-то выйдет.