Текст книги "Серебряный Вихор"

Кому-то из слушателей, очевидно, когда-то тоже приходилось бороться с подобными искушениями.

– Да, – подтвердил другой, – я знаю, как это бывает. Становится как-то не по себе.

– Вот-вот. Неделю-другую все так и тянулось, пока однажды вечером…

Я так и не узнал, чем закончилась история, хотя нетрудно было догадаться, что благородства рассказчика хватило ненадолго. По другую сторону костра поднялся оглушительный гогот. Его прервал звук рога.

– Что происходит? – властно спросил Робин.

– Маленький Джон! Маленький Джон! – дружно завопили разбойники.

– Дьявольщина! – выругался верзила. – Пусть кто-нибудь другой споет. А я буду пить. Робин засмеялся.

– Заберите у него эль и втолкните в круг, – посоветовал он.

Сделать это оказалось непросто. Шестеро или семеро человек покатились от Джона кубарем, но целая орава разбойников, навалившись, все же одержала над ним верх. Оказавшись в кругу, Джон перестал противиться всеобщей воле. По всему было видно, что ему приятна просьба его собратьев и он готов удовлетворить ее.

– Сейчас, вот только отдышусь немного, – сказал он. – И запомните. Молодчику, который выпьет мой эль, я втолкну в глотку рог вместо закуски.

Сначала я подумал, что над великаном все просто шутят. Но вот он запел – и я понял, что ошибался. Голос Джона звучал грубо, но весьма выразительно:

По слухам, с поличным меня поймали —

Под зеленой листвой, —

Шериф прискакал, вслед гончие мчали —

Под зеленой листвой.

Закон есть закон, сомневаться тут нечего:

Слышал, шериф? – Давай обеспечь его!

Моя жизнь еще может мне пригодиться,

А вам невдомек, как с ней обходиться:

Укрылся я под зеленой листвой.

Собирались вздернуть меня на осине —

Под зеленой листвой, —

Чтобы глотку не мог промочить я отныне —

Под зеленой листвой.

Таков был приказ, сомневаться тут нечего;

Таков был приказ: "Догони, покалечь его! "

Выпускайте кишки, но оставьте мне глотку:

Заливать ее элем я должен в охотку

День и ночь под зеленой листвой.

Подружка моя будет спать в одиночку —

Под зеленой листвой, —

А может, с дружком скоротает ночку —

Под зеленой листвой.

Вот где горе мое, сомневаться тут нечего;

Вот где горе мое – и не сбросить мне с плеч его.

Грабеж и охота веселей, чем работа,

Но вспомнишь подружку – и взгрустнется что-то

Одному под зеленой листвой.

И все же избыток богатой дичи —

Под зеленой листвой —

Фляжка бренди среди добычи —

Под зеленой листвой —

Счастье мое, сомневаться тут нечего;

Счастье мое – и готов я беречь его.

Обобрать толстосума и отдать побирушке —

Дело стоит, ей-богу, знатной пирушки

До утра под зеленой листвой.

Джон спел еще одну-две песни, а потом принялся запевать, а другие подхватывали. Разогретые элем слушатели жаждали стихов и музыки. И в этом не были одиноки. Песни, как мне помнится, – ведь и я хватил достаточно зля, – были не слишком мелодичны, но заставляли почувствовать драматический накал жизни.

– Неужто этот рев сделает тебя нашим?

Очарование улетучилось, едва я взглянул в озорные глаза Робина.

– Жаль, что ты не застал меня, когда я так задушевно им подтягивал.. Я бы сразу подписал контракт, – признался я. – Кстати, как насчет эля?

– Эль весь вышел, и скоро все успокоятся.

Главарь улыбнулся Николену.

– Что, малыш? Еще не раздумал?

Николен не пел, хотя я слышал, как он мурлыкал, вторя мелодии.

– С какой стати? Думаю, будет много занятного.

– Стоишь на своем? Что ж, если не дрогнешь под стрелами шерифа – тогда поговорим.

Робин посмотрел на меня.

– Шендон, ты наш гость на празднике. Помни об этом. Если тебе нужны деньги или помощь – не стесняйся.

Я допускал, что ребята неплохо вели себя под присмотром командира. Но не хотел бы я, даже если бы мне и удалось убедить Робина помочь мне, чтобы эти изголодавшиеся молодцы пустились догонять Розалетту.

– Благодарю, – сказал я, – но пока мне удавалось обходиться без наличности. Но если я все же решусь уйти – ты не подскажешь мне, как добраться до Хеорота?

– Никогда не слыхал такого названия. Попытаюсь разузнать. – Робин поднялся. – Пойдемте, я вам дам несколько шкур для постели, пока никто их не растащил.

Пение стало затихать, и Робин скрылся. Пожелав Николену доброй ночи, я обернулся и всмотрелся в лесную тьму. Вдруг юноша тронул меня за рукав.

– Где вы собираетесь спать? Надо было выбрать место подальше от костра, чтобы никому не попасть под ноги.

– Ты найдешь меня в спальне невесты, – хмыкнул я.

Он попытался засмеяться, но без особого успеха.

– А что, если мы устроимся вместе?

Мне не очень-то улыбалось возиться с юнцом, чей голос еще не перестал ломаться. Нас поймали в один день, но это не значило, что и ночью мы должны держаться бок о бок. Я хотел было уже сказать, чтобы он сам позаботился о себе, но заметил, что он ждет моего ответа, затаив дыхание. Ясно, что он боялся остаться ночью один или – того хуже – с этими молодцами.

– Хорошо, – сказал я, – пойдем. Но не обессудь, если мы приземлимся на муравейник.

Глаза мои уже привыкли к темноте, и я уверенно прокладывал путь среди деревьев. Когда мы отошли достаточно далеко, я бросил шкуры на землю. Велев Николену посторожить их, я стал подыскивать подходящее место. Мне приходилось бывать на охоте, и потому я знал: там, где хорошо в ясную погоду, – хуже всего во время дождя. Вскоре отыскалось сухое, ровное место за стволом большого дерева: головы уж точно не надует.

– Николен! – позвал я. – Иди сюда, да не забудь наши простыни.

Наверное, я отошел слишком далеко: он не откликнулся. Пришлось позвать еще раз.

– Шкуры слишком тяжелые, – задыхаясь, пожаловался он, подтаскивая их ко мне.

– Утром ты будешь этому рад, – заметил я. – Взгляни, я где теперь стою, там и лягу; твоя спальня за следующей дверью. Надеюсь, ты не лунатик и ко мне не забредешь.

– Ни один мужчина пока еще не имел оснований жаловаться, будто я помешал ему спать, – выпалил он. Меня позабавила его мальчишеская заносчивость.

– Тогда порядок. Сегодня у тебя будет возможность подтвердить свои достижения… Aх, как здорово!

Густые ветви над головой сливались в неясные тени. Ветер шуршал в листве, навевая лесные запахи. Я не канул в сон, но плавно опустился на дно.

– Серебряный Вихор! – голос юноши заставил меня вновь всплыть на поверхность, и теперь мне предстояло новое погружение.

– Что? – сонно отозвался я.

– Я не очень мешаю?

– О Господи! Да ничуть.

Моя досада была более чем очевидна, но он отважился заговорить вновь:

– Я предпочитаю быть осмотрительным. Доброй ночи!

8. Две огромные кошки

В лесу крепкий сон – редкость. Я засыпал и просыпался множество раз, прежде чем под лиственным шатром стало светлеть. Николен куда-то исчез, и, задремав еще разок-другой, я начал тревожиться. Опасаясь, что пропущу завтрак, я сел.

Деревья выглядели сонными. Ветра не было, стояла полная тишина. Я повнимательней всмотрелся в постель Николена: не спрятался ли он в шкурах? Порывшись в них, я вытащил длинную прядь волос, оставленную моим соседом. Темные, курчавые – одним концом они обвились вокруг моих пальцев – несомненно, девичьи волосы…

– Черт побери! – вырвалось у меня шепотом. Тут же вспомнились некоторые подробности нашего вчерашнего разговора. – Вот бестия!

Поразмыслив, я окончательно убедился, что Николен – или как там ее на самом деле звали – покинула лагерь на рассвете. Как я должен к этому отнестись? То, что она переодета мужчиной, – не моя забота. Но мне не хотелось, чтобы кто-то догадался о моем открытии. Мы забрели с ней довольно далеко, пока искали место для ночлега. Навряд ли в лагере заметили, что она сбежала. Я перенес шкуры Николена подальше от своей постели, вернулся на ложе и стал дожидаться завтрака.

– А где Николен? – поинтересовался Робин, едва я принялся за завтрак. Он уселся рядом со мной.

Я как раз обгладывал ножку дикого гуся и в ответ только мотнул головой.

– Где-нибудь рядом, – промямлил я с набитым ртом.

– Его нигде не видно, – возразил Робин. – Джон по утрам обходит лагерь, и глаз у него зоркий.

Я повернул косточку: на ней обнаружилось еще немного мяса.

– Николен, наверное, засоня, каких мало, – предположил я.

– Возможно, но сколько тебе твердить, что Джон уже все обыскал. В лесу, где нет кустарника, у нас на виду не поваляешься.

– И дурака не сваляешь, как я вчера! – промычал я, стараясь поддержать его каламбур. Швырнув обглоданную кость в огонь, я вытер руки охапкой листьев и во всеуслышание заявил:

– Странно! Очень странно!

– Вечером вы были вместе, – напомнил мне Робин. Ничего не упустит!

– Да, пока не закупорили бочку. – Видел бы кто-то, как я перетаскивал шкуры, – мне несдобровать. К счастью, свидетелей не оказалось. – Не знаю, где он провел ночь.

Ответ мой, казалось, удовлетворил Робина. Мне стало ясно, что теперь я вне подозрений.

– Радоваться или опасаться – не знаю, – доверительно признался Робин. – Если такой щенок убегает, не дождавшись завтрака, – ясно, тут что-то не так: смело закладывай последнюю тетиву. Либо он решил, что ссориться с законом не его призвание, и смылся домой к мамочке, либо это соглядатай шерифа.

Я задумался. Если Николен и в самом деле шерифский шпион, мне следует рассказать Робину все без утайки, хотя теперь от этого мало проку. А вдруг, узнав, что это женщина, он вышлет за ней своих молодцов? Поколебавшись, я решил молчать. Поневоле я проникался сочувствием к каждой женщине, которая оказывалась в положении Розалетты.

– Ты вышлешь за ним погоню? – спросил я.

– Не стоит, – к моему великому облегчению, ответил Робин. – Скорее всего, он просто набедокуривший юнец. Но на всякий случай нам следует переместить лагерь чуть южнее.

Теперь у меня уже не было выбора, оставаться в шайке или нет. Если бы я захотел уйти, они бы заподозрили и меня. Робин не сказал мне, почему он так опасается шпионов. Это я узнал от Скарлока, с которым мы сделались закадычными друзьями. Однажды на вечернем привале, когда мы изрядно хлебнули эля, он поведал мне, что Робин отбил у стражи одного своего приятеля. В заварушке отдал Богу душу шериф, а заодно с ним отправились на тот свет и несколько полицейских.

Я около недели провел с разбойниками, двигаясь вместе с отрядом к югу. Они нарядили меня в свою зеленую униформу, которая – за исключением кокетливой шапочки с перьями – пришлась мне по вкусу. Одежда, доставшаяся мне стараниями Голиаса, успела здорово истрепаться. Борода моя заметно отросла, и я почти не отличался от остальных, пока не брался стрелять из лука. Но и тут я начал делать успехи, как вдруг однажды утром Робин отозвал меня в сторонку.

– Шендон, – сообщил он, – мы уходим отсюда, но тебя с собой не берем.

Что ж, не берут, так не берут. Я молча смотрел на него.

– Нам грозит опасность, – пояснил он, – сам король преследует нас.

Вот так страсти разыгрались из-за убийства шерифа!

– Я не боюсь, – заявил я.

– Нет, – возразил он, – ты ни в чем не замешан – зачем же зря голову подставлять?

Верно! Я и сам понимал, что из кожи лезть в поисках мученичества нелепо.

– Что ж, удачи тебе, – сказал я на прощание.

Робин невесело усмехнулся.

– Она будет наша, надеюсь, но даром ничего не дается.

Люди, рассыпанные по лесу, собрались на звук рога. Пока разбойники толпились в ожидании, я повесил на куст свою шапчонку, а лук на всякий случай захватил с собой. Встретить Розалетту я уже не надеялся, и потому единственной моей целью стал Хеорот. Солнце скрылось, дороги туда никто не знал, но Скарлок указал мне юго-восточное направление.

Каково же было вновь оказаться одному! Впрочем, в Броселианском лесу я уже достаточно освоился и никакие неожиданности меня не пугали. За восемь-десять дней, которые я провел здесь, я успел более или менее изучить окрестности. Конечно, опыта мне не хватало, но зато я иначе стал воспринимать Романию. Именно это и придавало мне уверенности. Забрел я довольно далеко и не видел причины уклоняться от дальнейшего путешествия.

Через час-другой я вышел к ручью. Ручей, рассуждал я, выведет меня к реке, текущей через населенную долину. Прибыв в какой-нибудь город, я загляну в библиотеку и спрошу атлас, который поможет мне сориентироваться.

К полудню лес стал иным. Если ранее я шел по покатому склону все вниз и вниз, то теперь почва сделалась ровной. Я с трудом продирался через густой кустарник. Деревья были увиты дикой лозой, под ногами пружинил мох. Ручей тоже переменился. Теперь он не бежал по скалистому ложу, но плавно тек меж глинистыми берегами.

Вскоре я неожиданно забрел в болото. Деревья клонились, будто наемные плакальщицы, а корни их были скрючены, словно из страха угодить в трясину. Ближайшую непроницаемо-черную заводь лениво переплывала змея.

Раздумывая, как идти дальше, я услышал звук, похожий на угрожающее мяуканье гигантского кота. Я опустил колчан на землю и натянул тетиву. Едва я отвел стрелу, как услышал шлепанье копыт по болоту. Один ли то был зверь, или двое? А шум постепенно нарастал. Я спрятался за дерево.

И кошачье урчанье, и бег становились все ожесточенней. Вскоре мои догадки подтвердились. Сначала показалась лошадь с седоком. За ними, как ялик за яхтой, неотступно следовала огромная пантера. Вырвавшись из болота, всадник чем-то кольнул бок своей кобылы. Она немедленно рухнула: видимо, игла угодила прямо в позвоночник.

Соскочив с лошади, человек побежал. Лошадью, несомненно, он хотел откупиться, но не за нею гналась пантера. Ткнувшись в тушу носом и перевернув ее, зверь с воем устремился в погоню за человеком. Я опустил тетиву. Стрела вонзилась точно в лошадиный круп. Пантере так и не суждено было узнать, что на нее покушался лучник. Торопясь, я вытащил из колчана новую стрелу. Но не успел я и тетиву натянуть, как пантера совершила прыжок.

Мне показалось, что мужчина нанес ей боксерский удар в челюсть. И тут же грянулся наземь. Зверь, издав жуткий предсмертный вой, рухнул рядом с ним.

Я взглянул на распростертые тела непримиримых врагов. Потом, держа лук наизготове, осторожно приблизился. Никто из них не шевелился. Отбросив оружие, я подбежал к мужчине. Когда я наклонился над ним, он открыл глаза.

– Зверь ушел? – прошептал он.

Повернувшись, он увидел, что пантера никуда не делась. Сев, он ткнул в нее пальцем. Затем с трудом разжал челюсти хищника, мертвой хваткой вцепившиеся в карман его жакета.

– Валериана! – выдохнул он. – Боже милостивый!

Валериана. А ведь мне это даже в голову не пришло.

Улучив подходящий момент, я решил удовлетворить свое любопытство.

– Как это вам удалось уложить эту зверюгу?

Собеседник повернул ко мне задубевшее от ветра скуластое лицо. Его светло-карие глаза искрились веселостью.

– Очень просто. Впихнул в глотку цианистый калий – и все дела.

– О-о, – протянул я, садясь на труп поверженного противника. – Яд оказался у вас под рукой как нельзя более кстати!

– Да, у медиков есть свои преимущества. Например, – губы его растянулись в улыбке, – я всегда ношу при себе успокоительное. С нервами, знаете ли, неполадки.

– У меня тоже, – признался я, как только он извлек из кармана фляжку. – Нет, сначала вы. Вам это несомненно нужней, мистер-мистер…

– М. Тенсас, доктор медицины. – Он протяжно вздохнул, передавая мне фляжку. – В самом деле, неординарный случай, мистер… э-э…

– Шендон. – Коньяк оказался превосходным. – И часто вы охотитесь таким способом? – поинтересовался я.

– Яд я испробовал в первый раз. В виде эксперимента. – Он протянул мне сигару. Последний раз я курил на борту «Нагльфара». Глубоко затянувшись, доктор продолжал: – Думаю, что повторять его не стоит. Не так-то просто выбрать нужный момент.

– Ваша конюшня, видимо, тоже пострадала? – предположил я.

– Еще бы! Но, к счастью, лошадь была чужая.

Доктор, похоже, знал толк и в коньяке, и в сигарах. Я с наслаждением выпустил изо рта синеватое кольцо.

– Удачно получилось. Незачем обращаться к живодерам. Кстати, чем вы ее?

– Скальпелем. – Доктор посмотрел на мертвую кобылу, затем на меня. – Вы прониклись к ней антипатией – или вообще плохо относитесь к лошадям?

Я оглядел стрелу, торчащую из кобыльего брюха.

– Выстрел, по правде говоря, не слишком меткий, но все ж таки она от меня не ушла.

Мы еще немного выпили, и он убрал фляжку в карман.

– Седло не стоит оставлять – воронам будет помеха.

Доктор был высокий, подвижный мужчина. Мне хотелось выяснить, где он раздобыл модный жакет, но от расспросов я воздержался. Ведь о моих коротких зеленых штанах он не сказал ни слова.

– Как это часто бывает, – проговорил доктор, ослабляя подпругу, – бедное животное пострадало из-за чужого тщеславия. В данном случае, моего. И с чего это я взял, что пантера может заинтересоваться моим жилистым мясом?

– Но чего же тогда она домогалась? Кобыла осталась нетронутой.

Усмехнувшись, доктор достал из кармана, прокушенного зубами хищника, горсть высохших кореньев и показал мне.

– В здешней глуши врачу по совместительству приходится быть и фармацевтом. Я всегда ношу при себе травы, но совершенно забыл, что все кошачьи без ума от валерианы.

Он снял седло и забрал поклажу.

– Куда вы направляетесь?

Я перекинул колчан через плечо.

– Трудно сказать. Я не уверен, окажусь ли там, куда хочу попасть. Знакомо ли вам название Хеорот?

Доктор покачал головой.

– Тогда мне надо хотя бы выбраться из леса и заявиться в какой-нибудь город, – продолжал я.

– Я бы проводил вас, если бы не торопился к пациенту. Посмотрите, там – кратчайший путь через болото. – Доктор Тенсас махнул рукой в сторону зарослей, откуда он выехал. – Не советую отправляться по трясине без лошади, но моя – к вашим услугам.

– Нет, без седла не согласен, спасибо. А как насчет обходного пути?

– Пройдите по тому упавшему дереву – оно не такое гнилое, как кажется. – Он указал на ствол, лежавший поперек ручья. – Придерживайтесь края болота. Оно вам порядком надоест, но в конце концов вы увидите хоженую тропу и сверните прямо на нее. Зарядить вас на дорожку?

Я был не прочь. Когда он снова закупорил фляжку, я закинул лук за спину, зажал в зубах сигару и направился прямиком к поваленному стволу. Что ни говори, а хорошие люди живут везде.

Заночевав на тропе, я был уверен, что к полудню доберусь до города, который имел в виду Тенсас. Однако обед оказался под вопросом. Недавний ураган разметал деревья по сторонам – и метки на стволах обнаружить было нельзя. Наконец я бросил поиски и пошел от просеки наугад, ориентируясь по солнцу.

Беда была в том, что я опять не знал, куда иду. Торопиться не имело смысла. Это угнетало меня все больше, и наконец я сел, опустил ноги в ручеек и задумался над тем, как быть дальше. Поначалу я даже не обратил внимания на громкие всплески ниже по течению. Наверное, какое-нибудь животное, подумал я и вдруг услышал, как кто-то чихнул. Натянув тетиву, я стал красться вдоль берега. За излукой поток расширялся в небольшую заводь. У воды на коленях стоял человек, опустив голову в ведро. Не желая помешать ему в этом забавном и невинном занятии, я следил за ним в полном недоумении.

Вскоре мне стало ясно, что незнакомец просто-напросто моет голову. Вот он распрямился, вытаскивая из ведра и выкручивая светлые волосы. Потом извлек их на полфута, на фут, а конца все еще не было. Я обратил внимание на его костюм: где я видел точно такой же? Солнце совсем поднялось, но туман еще не рассеялся.

Именно так одевался Николен, да и судя по фигуре – конечно же, это он, собственной персоной! Но у Николена были черные волосы, а эти, золотистые, вполне могли принадлежать…

– Розалетта! – воскликнул я, вскакивая на ноги. Вскрикнув, Розалетта тоже вскочила, откинув волосы с лица. Она хотела уже бежать, но узнала меня.

– Ах, это ты, Серебряный Вихор! Я позабыла твое второе имя.

– Зато я помню оба твои, – сообщил я ей. Она рассмеялась, протянув ко мне руки.

– Я так переживала, когда убедилась, что ты обо мне тревожишься. Но там, во время ночной пирушки, в компании разбойников, у меня душа в пятки ушла.

Она искренне радовалась нашей встрече. Это было приятно мне более, чем я ожидал.

– Я не виню тебя, – сказал я ей, – холостяцкое сборище – не самое подходящее место для юной девицы, предпочитающей быть осмотрительной. Ты уже встретилась со своим женихом?

– Да. – Розалетта рассмеялась счастливым смехом. – Мы с ним видимся каждый день, и он, как и ты, не узнал меня.

– Это очень смешно?

– Очень! Мы с ним целыми часами толкуем обо мне и о том, как он без памяти в меня влюблен. Это так интересно! Я покрасила лицо и волосы темной краской, и целую неделю потратила на то, чтобы вернуть себе прежний вид. Я не хочу, чтобы он узнал меня, пока снова не стану на себя похожей.

– Смотри не перестарайся, – предупредил я ее, – ты и теперь хороша дальше некуда.

Розалетта в восхищении послала мне воздушный поцелуй.

– Серебряный Вихор! Ты просто прелесть.

Я попытался вспомнить, слышал ли хоть раз в жизни от какой-нибудь девушки подобные слова, и не мог. Впрочем, вряд ли я сам подавал кому-то из них повод для этого.

– Но с сегодняшнего вечера, – прощебетала Розалетта, – Окандо уже не придется обо мне тосковать. Вот только что я прополоскала волосы последний раз.

– И что потом? Свадебные колокола?

– Завтра! – Она снова с восторгом протянула мне руки. – Правда, замечательно?

Мне так не казалось. Но не потому, что я был влюблен в Розалетту или имел на нее виды. Для меня она была словно ветка жимолости, которой я любовался, вовсе не желая сорвать. И все же я бы предпочел неопределенность.

– А чем твой суженый будет заниматься теперь, когда покинул дом?

– Папа говорит, что…

– Твой отец тоже здесь?

– Он в лесу с тех пор, как потерял герцогство. Но вскоре он его вернет, я думаю. – Пожав плечами, Розалетта просияла. – Если же нет, мы просто будем жить здесь, вот и все.

Я не стал с ней спорить.

– А где ты теперь живешь? Снова соорудила себе шалаш из веток и цветов?

– Я купила пастушью хижину.

Она посмотрелась в заводь и улыбнулась сама себе.

– Пойду сейчас туда, пусть волосы подсохнут. Ты не побудешь со мной? Я так люблю с тобой беседовать о том, о сем.

Опорожнив ведро, я взял его за ручку.

– Например, об Окандо?

Розалетта засмеялась.

– Можно и о чем-нибудь другом, хотя навряд ли у нас останется на это время.

Ее новая хижина выглядела довольно привлекательно, но я смотрел мимо. За рядом деревьев расстилался просторный луг.

– Мы и в самом деле на краю Броселианского леса?

– Да, отсюда уже начинаются поля, – подтвердила Розалетта. Она села на траву, спиной к солнцу, и распустила волосы. Я не замедлил растянуться рядом с ней.

– Там живут люди?

– Да, пастухи. И землепашцы, конечно.

– А есть ли города?

– Конечно, есть.

– Какие же именно? И далеко ли до них?

– Никогда не интересовалась, – положила Розалетта конец моим расспросам. – Серебряный Вихор, ведь ты не уйдешь? Мне бы так не хотелось теперь остаться одной.

Итак, наконец-то я выбрался из леса и теперь уже не буду блуждать наобум.

– Я не расстанусь с тобой до прихода Окандо, – заверил я девушку, – но за это рассчитываю получить ужин.

Ах, какое угощение она мне приготовила! Потом я слонялся вокруг домика, ожидая, пока Розалетта вымоется и переоденется. Ночью ее ожидали ласки – пока еще сдержанные… Она и ее ненаглядный будут нежно ворковать, а я буду ворочаться на голой земле, под открытым небом, терзаемый одиночеством.

– Ну, как я выгляжу? – спросила Розалетта, появляясь в дверях. Смотреть на нее было такое удовольствие, что я ненадолго позабыл о собственных огорчениях. Платье сидело как нельзя более удачно, не открывая и не подчеркивая излишне достоинств хозяйки. На нем не было узоров, но все украшения превосходил локон Розалетты, ожерельем обивший открытую шею.

– Душенька, – простонал я, – уберись с моих глаз, или ты разобьешь мне сердце.

– Мне бы хотелось это сделать, чтобы проверить, какое впечатление я произведу на Окандо.

– Что-то он не спешит! – Мне хватило низости подпустить ей эту шпильку.

Скорчив гримасу, Розалетта показала мне язык.

– А он сюда и не явится! Николен пообещал Окандо, что вернет ему Розалетту при помощи колдовства. Но для этого Окандо должен прийти вечером к колодцу желаний. И он поверил, поверил – ведь он влюблен в меня по уши!

Розалетта закружилась, точно балерина, и сделала пируэт.

– Ради меня Окандо готов на все… Ах, как он глуп и восхитителен!

И Розалетта упорхнула на свидание. А я остался наедине с собакой, которая рычала в конуре. Девушка растаяла в сумеречном лесу. Я угрюмо повернулся и зашагал в противоположную сторону.

Наутро мне предстояло пересечь поля, однако заночевать следовало в лесу. Я быстро нашел подходящее место, но укладываться было еще рано. С сожалением вспоминая о сигарах доктора Тенсаса, я сел, прислонившись спиной к стволу, и стал дожидаться, когда меня одолеет дремота.

Взошла луна, и мне стало казаться, будто в чаще кто-то шевелится. Мало-помалу я убедился, что не ошибаюсь. Из зарослей – весь в лунных пятнах и оттого похожий на картинку-загадку – появился лев.

Вовсе не радуясь разрешению загадки, я замер на месте. Ветер дул в мою сторону, и я знал, что если не буду двигаться, лев мною не заинтересуется. Но опасность все же существовала. Лев медленно ступил на поляну. Лунный свет озарил его с головы до пят. Живот льва круглился; зверь неспешно переставлял свои тяжелые лапы. Страх мой уменьшился: это был толстый, ленивый царь зверей, совершавший прогулку после сытного ужина.

Однако зверь не забывал об осторожности. Проходя мимо меня, он замер, подняв переднюю лапу. Это была классическая львиная поза. Но он недолго оставался недвижим: какое-то существо тихонько подкралось к залитому луной сановитому львиному тылу. Существо это принадлежало, скорее всего, человеческой породе. Насмешник так умело подражал львиной царственной походке, что я невольно усмехнулся. Лев мягко вильнул хвостом. Незнакомец, оттянув хвост в сторону правой рукой, левую резко выбросил вперед. Я не видел, что он держал в руке. Впрочем, тот, кто в детстве забавлялся втыканием булавок в известного рода выпуклости, заполняющие ячейки гамака, без труда узнал бы это движение. Но ни один из любителей подремать в гамаке не оправдал бы ожиданий проказника в столь полной мере, как этот лев. Он и завыл, и зафыркал, и зарычал. При этом он прыгал, вертелся волчком и бил лапами по воздуху. Его мучитель оказался достаточно проворен, чтобы успеть при жизни насладиться исходом шутки. Не успел лев обернуться, как он уже растянулся за островком папоротников рядом со мной: я мог бы даже пнуть его ногой, если бы захотел. Но у меня не было ни малейшего намерения рисковать, пока зверь все еще бесновался. Он колотил лапами по воздуху, словно пытаясь достать врага, которому бы мог отомстить сполна. Разок-другой он, подпрыгнув, крутанулся, желая убедиться, что позади него никого нет. Наконец, устав воевать с собственной тенью, он издал оглушительный рев и скрылся в зарослях.

Едва лев исчез, его обидчик предался необузданному веселью. Он катался по земле, взбрыкивая ногами, и едва не задыхался от хохота. И мои плечи тоже тряслись. Все, что случилось, было в самом деле уморительно, к тому же нервы мои щекотала доля примешанного к этой комедии смертельного риска.

Осознав, что лев уже не сможет меня услышать, я без стеснения прыснул со смеху.

– Прекрасное хобби, приятель, – польстил я затейнику, – но на жизнь этим не заработаешь.

Мой сосед так и вздрогнул от неожиданности. Подскочив, он завис над землей, немного отпрянув от меня, – не понимаю, как ему удалось это сделать. Впрочем, он тут же вновь плюхнулся на траву.

– А я его заставил разговориться, верно? – захихикал он. – Хорошо я его пощекотал.

Мы находились в тени, но видел я незнакомца достаточно отчетливо. Это был коротышка с непомерно большой головой и широкими плечами. Судя по очертаниям его башки, волосы у него были густые и спутанные. При этом уши – странные уши, надо сказать, – выступали из шевелюры торчком.

– Чем же ты его кольнул? – полюбопытствовал я.

– Преотличным терновым шипом, длиной в три дюйма. Вогнал его в ножны по самую рукоятку… А горячий у него нрав, верно?

Я вспомнил, с какой яростью крутился и махал лапами лев.

– Да, несколько вспыльчив, – согласился я. – Но не сократят ли тебе жизнь подобные шутки?

Он фыркнул.

– Ты имеешь в виду этот спектакль? Уверяю тебя, меня немногие переживут.

– Значит, люди в этих краях рано умирают.

– Вовсе нет. – Он сел, обхватив колени. – Жизнь моя измеряется не годами, а столетиями. Я здесь главный старожил.

– Горько, наверное, быть сиротой, – посочувствовал я ему. Если длинную небылицу делить пополам, в одной из половинок, возможно, сыщется немного правды. – Если ты и в самом деле древнейший из коренных жителей, – продолжал я, – ты, наверное, подскажешь мне, как добраться туда, куда я направляюсь. Кому я ни называл это место – никто о нем ничего не знает.

– Если и я о нем ничего не знаю, то его просто-напросто не существует, – заявил балагур. – Вся эта страна знакома мне до боли – не хуже, чем львиному заду – терновый шип. Спрашивай о чем угодно. Мне хорошо известен рацион Гери и Френки; известно и то, что делал Джек Уилтон в доме Понтия Пилата. Я знаю, как Дагда нарек свою арфу и на какую ставку играл Сетна. Я знаю, с кем связался Куварбис и почему у Ильмаринена было много хлопот со второй женой. А что тебя интересует?

– У меня назначена встреча с приятелем – если он еще жив, конечно, – в Хеороте. Известно тебе такое название?

– Мне? – фыркнул он. – Ты бы еще спросил, известно ли мне, о чем мечтают незамужние девушки. Нет-нет, вовсе не о том, о чем ты подумал. Что ж, если ты хочешь попасть в Хеорот…

Я ничего не слышал, но он вдруг вскочил на ноги:

– Тсс! Мне подают сигнал. Я должен улепетывать во все лопатки.

– Эй, ты, колдун! Погоди!

Расстаться со знающим проводником, который прервал речь на полуслове, – это уже слишком! Я попытался схватить его, но он был уже далеко.